Каретникова Екатерина

Подходит читателям от 14 лет.

Нельзя было оставлять всё, как есть. Да, в этом проклятом троллейбусе не срабатывал мобильник, но Лиза могла постучать водителю, чтобы открыл двери и выпустил её, а потом, проглотив бьющийся в горле страх, позвонить по всем известным с детства номерам. А если бы не ответили (вдруг?) — закричать так, чтобы услышали прохожие и жильцы ближайшего дома. И те — у неё никак не поворачивался язык, чтобы их назвать. Они тоже должны были услышать и  пусть не испугаться, но хотя бы понять, что тут не одни.

Но Лиза ничего такого не сделала. Не встала, не постучала водителю и даже не вынула из кармана мобильник. Закусила губу, крепче сжала кулаки и всё.

Её будто парализовало, будто пришило намертво к троллейбусному креслу.

Троллейбус проехал ещё немного вдоль пустыря и повернул. Теперь через окно Лиза видела серые дома в четыре этажа. Они казались неправильными, словно им отрезали верхушки.

Лиза смотрела на дома, на аккуратно подстриженные яблони, на выщербленный асфальт и лужи, а видела его лицо – искажённое, бледное, но всё равно такое, от которого можно сойти с ума.

Наверное, она и сошла с ума, и не сейчас, а когда в первый раз увидела Руслана. А может, когда узнала про Алю, или только что, когда сдала его с потрохами этим, назвать которых не поворачивался язык. Ведь сдала же, сдала. А потом струсила, непростительно и подло.

Лиза встала и пошла к дверям. Она — не предательница. Сейчас она выйдет на остановке, и придумает, как прекратить эту жуткую жуть.

Троллейбус рывком прибавил скорость. Лизу качнуло, она взмахнула руками и в последний момент успела схватиться за поручень. Поручень оказался странный – тоньше обычного и пошатывался, и всё-таки он не позволил ей упасть, а это было главное.

– Девушка, вам удобно?

Голос прозвучал из-за спины. Говоривший сидел так близко, что Лиза почувствовала его дыхание у себя на шее. Она вздрогнула и обернулась.

Этого просто не могло быть!

Конечно, это был не Руслан, а слегка похожий парень года на два старше, но всё равно у Лизы вспотела макушка и по спине побежали мурашки.

– У-добно! – заикаясь, ответила она.

– Тогда ладно, – кивнул парень. – Для красивой девушки чего не сделаешь.

Она непонимающе похлопала глазами, но вдруг ещё раз посмотрела на свой поручень и поняла. Никакой это был не поручень, а вовсе даже странная конструкция из реек, упакованная в картон и полиэтилен. Конструкция стояла около парня, а он придерживал её рукой, не давая упасть, и при этом читал электронную книжку. Книжка была интересная, потому что, даже разговаривая с Лизой, парень косился на экран.

Когда Лиза это рассмотрела, ей захотелось провалиться. Вот прямо тут, сквозь грязный троллейбусный пол. Но пол расступаться не собирался – шатался и подпрыгивал под ногами в такт движению и всё.

– П-ростите! – пробормотала она.

– Никогда не проси прощения у парней, – прошептал он громко. – Мы этого не заслуживаем.

У Лизы закружилась голова. Она подумала, что зря отпустила поручень, пусть и ненастоящий. Он бы ей сейчас пригодился, очень даже.

– Тогда не прощайте! – пробормотала она и отвернулась.

– Вы всегда слушаетесь первых встречных?

Вопрос был брошен ей в спину, вкрадчивый и насмешливый. Хочешь – поворачивайся и отвечай, не хочешь – стой бессловесной дурочкой.

Лиза решила, что ей наплевать: дурочка и дурочка. Не до того!

Троллейбус остановился, как положено, но двери не открылись. Лиза уже спустилась на нижнюю ступеньку и теперь лихорадочно дёргала железную ручку. Ручке было всё равно – её и не такие дёргали. Двери всё равно было тоже.

От злости Лиза стукнула кулаком по створке и взвыла от боли.

– Передние двери не открываются. Выходите через задние, – запоздало объявил водитель.

– Спасибо! – прошипела Лиза. – Спасибо, что предупредили!

И побежала к задним дверям.

Пока она бежала, водитель покашлял в микрофон, а потом включил равнодушно-бодрое: «Осторожно, двери закрываются. Следующая остановка…»

И в самом деле двери закрыл.

– Вы что? – закричала она и стукнула теперь уже заднюю дверь. – Издеваетесь?

Водитель не ответил, задняя дверь – тоже.

Троллейбус дёрнулся и поехал, набирая скорость.

Пока Лиза бегала туда-сюда и билась в двери, парень молчал, будто его и не было.

Когда она поняла, что всё равно пропустила остановку, то повертела головой, выискивая его и, понятное дело, нашла. Он смотрел на неё очень внимательно, как будто ему нужно было разгадать ребус, нарисованный на её платье.

Наткнувшись на его взгляд, Лиза смутилась и обрадовалась одновременно, но через секунду поняла, что радоваться нечему. Толку-то от взглядов, если человек сидит и молчит, а ей выходить на следующей остановке? Разве она успеет хоть что-то объяснить, чтобы он согласился помочь?

Внезапно стало так тоскливо, что захотелось сделать что-нибудь странное. Например, подойти к нему и снова схватиться за импровизированный поручень. Или спросить как его зовут. Или…

Лиза ничего не успела, он встал и подошёл к ней сам. А может, вовсе не к ней, а к задним дверям, около которых она стояла.

– Выходите, девушка?

Вопрос прозвучал насмешливо, и она решила обидеться, правда, опять не успела.

– Хотите, я вас провожу?

И что ей было делать? Помотать головой и гордо отвернуться? Наверное, это было бы правильно, но она не смогла. Слишком дорого пришлось бы заплатить за эту правильность.

– А вы хотите меня проводить? – спросила Лиза.

Он улыбнулся.

– А вы как считаете?

Она подумала, что он слишком умничает, когда так говорит. Лучше бы просто ответил: да, и она бы согласилась. А так он вроде бы и предлагает, но в то же время насмехается. Или она слишком мнительная, и он ничего обидного не делает? Пока Лиза соображала и никак не могла придумать, что ему сказать, он пришёл на помощь.

– У вас ещё есть время подумать. Мы переедем через мост и только потом остановимся.

– Как через мост? – похолодела она. – Через какой мост?

Сказать по правде, Лиза никогда не ездила на этом троллейбусе дальше своей остановки, и поэтому знать не знала, что впереди река. Или нет там никакой реки, а мост – обычная эстакада?

– Самый длинный мост через реку в нашем городе, – ответил он. – Один километр двести метров.

Это был удар в солнечное сплетенье, не лучше. Но Лиза всё-таки ещё держалась.

– А там что – река? – спросила светским тоном.

Он усмехнулся. От этого его лицо стало старше, ей даже показалось, что он наверняка закончил школу.

– А вы этого не знаете?

Лиза разозлилась.

– Я много чего не знаю. И что?

Усмешка превратилась в улыбку.

– Мне нравится, что вы в этом признаётесь. Но я не думал, что можно дожить до пятнадцати лет, и не знать, что в твоём городе есть река.

– До пятнадцати, может, и нельзя, – через силу поморщилась она. – Но мне-то четырнадцать.

– А вот скажите, – его голос стал задумчивым, а взгляд неожиданно изменился. – Неужели за все четырнадцать лет вы ни разу не гуляли по набережной? Не катались на катере?

Кажется, её возраст его не отпугнул. На мгновенье у Лизы появилась уверенность, что ему было бы всё равно, даже если она бы сказала, что ей десять. Но это ей не понравилось, и она решила подумать о другом. Например, почему он спрашивает про набережную и катер? Хочет пригласить на прогулку? Вот пусть прямо сейчас с Лизой и идёт! Только не по набережной и без катера.

– Не с кем было! – сообщила Лиза и покраснела.

Уж больно это прозвучало неловко.

Он понял, но сделал вид, что удивлён и не больше.

– У вас нет подруг?

Лиза посмотрела на него и решила, что больше не хочет играть в этот словесный пинг-понг.

В голове у неё всё равно стучал метроном, выговаривающий вместо ударов одно-единственное слово: «Поздно!» Этот проклятый троллейбус увозил их всё дальше и дальше. Вот как она вернётся к пустырю? Как?

– У меня нет парня.

Он сразу поскучнел и даже чуть-чуть отодвинулся. Честное слово – что она такое сказала? Разве он сам вёл разговор не к этому? Просто она хотела ему помочь, чтобы успеть сказать самое важное до того, как троллейбус остановится. Чтоб он не сбежал. Ну, или не остался внутри.

Сейчас их везли по совсем узкой дороге. Улица заросла жёлтыми акациями, и в некоторых местах ветки с подсохшими цветками прижимались к троллейбусным окнам и даже царапали их, роняя лепестки, будто крошки яичницы-глазуньи.

Она посмотрела в окно и вдруг замерла, охваченная непонятной болью. Боль пульсировала везде – в висках, в горле, в сердце и даже, кажется, под коленками. Это было так неожиданно и так остро, что на глазах выступили слёзы, а слова застряли и превратились в невнятное крошево звуков.

– Что-то случилось? – спросил он и наклонился к ней.

Как доктор над пациенткой, честное слово!

Она качнула головой. То ли да, то ли нет – понимай, как знаешь.

– Я могу помочь?

И вдруг боль отпустила, мгновенно, как и появилась. Она подумала, что такого не бывает и что ей всё померещилось: и боль, и его участие, и внезапное исцеление.

Троллейбус подпрыгнул на колдобине и, утробно зарычав, въехал на мост. Мост и в самом деле был длинный, и в самом деле под ним текла река, широкая, медленная, истыканная воронками водоворотов. А ещё из воды торчали камни. На одном, ослепительно-чёрном и гладком, она увидела птицу. Сначала, ей показалось, что это чайка, но Лиза усомнилась, что бывают абсолютно белые чайки. К тому же ей никогда не встречались чайки с такими хвостами. У этой птицы хвост напоминал сложенный веер. Сейчас расправит его, обмахнётся и превратится – в кого превратится странная птица, Лиза не успела придумать.

– Смотри! – сказал он. – Белая сорока!

Она сразу же поняла, что он прав. Конечно же, на камне сидела сорока-альбинос, а вовсе не чайка.

– Я думала: таких не бывает, – призналась Лиза.

– Бывают, – тихо ответил он. – Ты же есть.

Она не вскрикнула и не упала, просто захлебнулась на вздохе и подумала, что в троллейбусе кончился воздух. Вот так был – и вдруг кончился, будто выкачанный гигантским насосом.

Если бы он её ударил, было бы лучше, но он не ударил. Он напомнил ей о том, о чём вспоминать было не просто больно – невыносимо, особенно сейчас, когда она знала, чем всё закончится. Ну, почти знала.

 

 

Глава первая

«Как в больнице»

 

Город встретил её не дождём – моросью, густой, сизой, мёрзлой. Или это просто Лиза промёрзла до костей, и теперь пограничной со льдом ей показалась бы любая вода. Даже такая – висящая в воздухе мелкими каплями, напоминавшая то ли слёзы, то ли холодный пот.

Пришлось накинуть капюшон и втянуть ладони в рукава куртки. Это получилось легко. Ладони у Лизы были узкие, а рукава – нестандартной и длины, и ширины – со стратегическим запасом.

Но даже спрятав под куртку всё, что получилось, Лиза ёжилась от ветра и нового для неё, пропитанного влагой насквозь воздуха.

До троллейбусной остановки она дошла спокойно. Триста метров от вокзала по прямой – посмотрела бы Лиза на того, кто не дошёл бы. А там её уже ждали – всё по-честному.

Бабушка так и сказала: «Тебя встретит Русланчик. Встретит и довезёт. Я его попрошу, он не откажет». Лиза хотела возмутиться и объяснить, что прекрасно доберётся сама, без всяких там безотказных Русланчиков. Не хватало ей ещё! Но потом вспомнила про чемодан с отвалившимся колесом и про то, что поезд приезжает в девять вечера. А это поздно. Это значит, что через полчаса город зальют чернильные сумерки, и с каждой минутой они будут всё гуще. А у Лизы астигматизм и видит она одним глазом на два метра вдаль, а вторым получше, конечно, но всё равно в темноте в незнакомом месте – ой. Хоть садись, где стоишь, и жди рассвета.

В общем, стало ясно, что без Русланчика не обойтись.

Но это было ужасно. Лиза сразу представила себе, как он выглядит. Представила и затосковала. Конечно, всё бывает, и есть шансы, что Русланчик – неплохой парень, но Лизе точно не понравится. Как может нравиться человек с именем Руслан? Вот как? Это же почти то же самое, что… Ну ладно, не важно. Она же не Людмила. К счастью. А то все бабушкины подружки принялись бы их «женить». Наверное.

Лиза почти угадала. Парень на остановке оказался невысоким, темноволосым и каким-то не то чтобы угловатым, но явно не отличающимся ни гибкостью, ни изяществом. Он стоял, широко расставив ноги, засунув руки в карманы короткой кожаной куртки, и смотрел даже не на Лизу, а на морось над её головой. Это было смешно, потому что такая поза подошла бы капитану корабля, отправляющегося в кругосветку, а не мальчишке – бабушкиному соседу. Да ещё и Русланчику.

– Привет! – сказал не-капитан. – Я – Руслан. А ты – Лиза.

Он не спросил, а произнёс её имя с утвердительной интонацией, как будто ни секунды не сомневался, что она – это она. Произнёс и улыбнулся. У него была очень хорошая улыбка, Лиза даже растерялась. К человеку с такой улыбкой хотелось броситься навстречу и рассказать про всё, что случилось за последние месяцы. Человек с такой улыбкой обязательно поймёт правильно и придумает, как можно исправить то, что Лиза сама ни за что не исправит. И скажет: «Всё будет хорошо». Вот просто скажет, и она сразу же ему поверит.

Да ну, глупости какие лезут в голову! Это просто бабушкин сосед. Руслан, к тому же. А она – это она, несмотря ни на что. Ни к чему ей это всё. Тем более, она приняла решение.

Лиза подняла голову и улыбнулась официальной улыбкой.

Руслан отбросил чёлку.

– Я хотел…

И на этом слове встретил её взгляд. И замолчал.

Лиза сама не смогла бы объяснить, что он там увидел, в её глазах. Вроде бы она старалась никакого особого презрения по поводу и без оного не изображать.

Но Руслан что-то увидел – точно. Или почувствовал, что ли?

– Извините, – совсем другим голосом оборвал он сам себя.

И улыбаться перестал.

Но чемодан взял и легко заправил его в открывшиеся двери троллейбуса.

– Спасибо, – пробормотала Лиза.

Руслан пожал плечом и с тем же новым равнодушным выражением лица откатил чемодан на заднюю площадку.

Лиза как-то сразу поняла, что никакого разговора не получится. Поняла, обиделась и прикусила язык, чтоб зря не начинать.

Но чем больше она его рассматривала, тем сильнее ей хотелось познакомиться. Руслан был не таким, как мальчишки в Лизином классе. Он вообще не был похож ни на кого из её знакомых.

«А он красивый», – ни с того ни с сего подумала Лиза.

То есть, наверное, вряд ли про него так сказал бы кто-то с точки зрения классических понятий о красоте, но для Лизы это ничего не меняло. Зря она так на него посмотрела и подумала зря. Что вот ей теперь делать?

Троллейбус ехал быстро. Лиза схватилась за поручень и боялась отпустить. За окном темнело, в салоне мигали лампочки, и всё вокруг казалось больным и призрачным. Как в больнице, где Лиза провела этой весной две недели. Две бесконечных недели, за которые запросто можно было сойти с ума. Или поседеть. Или просто разучиться жить нормальной жизнью нормального человека.

 

***

Она никогда бы не поверила, что за две недели может измениться. То есть, меняться Лиза, наверное, начала в первую же ночь, но едва ощутимо. А перед выпиской перемены бросились в глаза. В больнице, вообще, выходило на первый план главное, а остальное отваливалась, как высохшая шелуха.

Оказавшись на узкой кровати, странно поставленной не у стены, а на расстоянии сантиметров двадцати от неё, Лиза сначала была уверена, что мгновенно уснёт. Она устала насквозь, до последней капли, тяжко и почти невозможно. Но вместо сна к ней пришло отупение, от которого хотелось подышать ртом и погрызть пальцы, а за ним – тревога, ни о чём конкретном и сразу обо всём.

Это оказалось непривычно и почти больно. Нужно было что-то сделать, а не валяться на казённом бельё и то ли думать, то ли бредить. Она же не в психушке лежала и не в неврологии, чтобы нервы вели себя вот так. Это там, наверное, уместно, а в обычном терапевтическом отделении трястись от непонятных страхов – ни к чему и не с чего.

Лиза попыталась считать баранов, но те не считались. Зато вместо баранов она начала думать о людях, и ладно бы обо всех подряд – нет, только о самых-самых. Тех, из-за которых оказалась в больнице. От этого сон, если и приближался, то теперь улетел совсем далеко, и Лиза вспомнила о последнем средстве – старой-старой игре. Сначала они играли в неё с мамой (тогда мама была ещё прежней и играла с Лизой), а потом Лиза одна, про себя, когда не могла успокоиться или заснуть.

Всё было очень просто – лежишь с закрытыми глазами и вспоминаешь названия фильмов на каждую букву алфавита. Самые редкие, вроде Ы, конечно, пропускались, а остальные – ни-ни, даже если ни одно название не шло на ум.

Лиза закрыла глаза и осторожно поправила одеяло. Одеяло – и то от усталости и бессонницы превратилось в источник тревоги. Лизе казалось, что оно обязательно свалится на пол, и тогда придётся шуршать в темноте, подбирая его, а от шуршания могут проснуться соседки. Плохо же, если так.

Одеяло не свалилось. Соседка слева закашлялась, но легко, и опять наступила тишина, только щёлкало в темноте что-то непонятное, как будто отсчитывал время невидимый метроном. Время, оставшееся до. До рассвета, например, или до первого визита лечащего врача. Лиза почему-то очень боялась его. В смысле и врача, и визита. Ей не сказали даже его фамилию. Когда в приёмном покое заявили со всей уверенностью, что в больницу её положат, и зря доктор из «неотложки» сомневался, Лизу пронзил такой внезапный и такой острый страх, что она даже забыла заплакать, а не то, что спросить фамилию лечащего врача.

Товарищи дорогие! Она за свои четырнадцать лет ни разу не лежала в больнице. И в санатории не была, и даже в загородном лагере, как лучшая подруга Алиса. Только на той несчастной Алисиной даче, на которой начались все неприятности. Если сломанную жизнь кто-нибудь отважился бы назвать неприятностью.

 

 

Глава вторая

«Чего как маленькая?»

 

Мама не хотела её отпускать, насколько она, вообще, была в состоянии хотеть или не хотеть. Мама чувствовала: не нужно. Но Лиза решила твёрдо: она поедет, потому что там будет Антон, и эта поездка – единственная возможность познакомиться с ним по-настоящему.

Антон был самым красивым мальчиком в их параллели. И он играл на синтезаторе. Не на гитаре – тоже фокус – гитара, а на самом настоящем, профессиональном дорогущем синтезаторе, и писал песни. И у него не было девушки. По крайней мере, никто из Лизиных подружек о его девушке не слышал, а значит, у Лизы появлялся реальный шанс.

И Лиза соврала. Она сказала маме, что на даче будут Алисины родители. Мама хотела им позвонить, но Лиза объяснила, что они уже на месте, а там сеть то ловит, то не ловит, и ничего не поделаешь.

Маме всё это не нравилось, но пришла Алиса и так убедительно начала рассказывать про шашлыки, которые папа жарит не на мангале, а на специальной такой решётке и поливает гранатовым соком, и…

Мама знала Алису с первого класса и с самой лучшей стороны. В общем, она поверила и Лизу отпустила. Может, прежняя бы не поверила, но кто теперь скажет?

Лиза всерьёз обдумала, что надевать и что брать с собой. По всему получалось, что надевать нужно джинсы, но в них ходят все, кому не лень, даже Лизина бабушка. В джинсах на неё не то, что Антон не посмотрит, а вообще никто. И Лиза решила уйти из дома в джинсах, а с собой взять платье. Самое красивое, которое ей купили на Новый год. И ничего, что оно с блёстками. На Алисиной даче собирались устроить самый настоящий праздник, пусть и без повода.

Первое, что Лизу удивило, был холод. Какой-то почти нереальный, до звона и хруста. Льдистый, вымораживающий, мёртвый. Она не ждала, что в дачном доме будет так. Она почему-то думала, что кто-то заранее натопит печку.

– Да ерунда это всё! – заявила чуть растерявшимся гостям Алиса. – Сейчас котёл растопим, за полчаса дом нагреется. Ну, или за час. Кто со мной в подвал?

Парни заржали. Девчонки зафыркали. Кони и кошки. Что им вместе делать?

– Ну, я могу! – сказал Антон.

Лиза напряглась. Вот только этого ей не хватало. Но Алиса была нормальной подругой.

– Да нет, – покачала она головой, – вы с Лизой поднимитесь на второй этаж. Включите обогреватели. Пока котёл раскочегарится, они уже чуть-чуть согреют.

А сама взяла за рукав Илью. Вообще-то, с ним у Алисы было «всё сложно», но сегодня, похоже, она решила это немного упростить.

Илья просиял и первым исчез в дверях, не дожидаясь Алису. У Лизы промелькнула мысль, что он прекрасно знает, где лестница в подвал. Значит, он уже ездил на эту дачу? Значит, Лиза ничего не знает про свою дорогую Алису?

Через мгновенье ей стало не до Алисы. Антон подошёл к ней и даже чуть-чуть наклонился.

– Пойдём?

В комнате было так холодно, что изо рта вырвалось облачко пара. Лиза подумала, что Антон первый раз с ней вот так заговорил, и ей стало жарко.

Она кивнула.

– Знаешь – куда? – спросил он.

Лиза снова кивнула.

– Веди!

Кажется, она покраснела. Кажется, на них смотрели, как на ненормальных. Или, наоборот, что ли – с завистью? Лиза не поняла. Она в третий раз кивнула и поплелась к лестнице, которая вела на второй этаж. Поплелась, а не побежала, потому что ей стало страшно, даже непонятно почему.

– А ничего дачка, – заметил Антон, когда они зашли в первую комнату. – Два этажа. Обстановка. Все дела.

– Здесь здорово, да, – подтвердила Лиза. – А летом, когда в саду всё цветёт – совсем красота.

Антон потянулся к обогревателю, закреплённому над диваном.

– Вообще-то, должен быть пульт, – проворчал он. – Ладно, обойдусь.

Лиза подумала, что если бы Антон был чуть ниже ростом, то не достал бы, а так – запросто.

Но оказалось, что не совсем запросто, потому что после того, как обогреватель зашипел и выпустил первую волну ещё прохладного воздуха, Антон неловко повернулся, охнул и свалился на диван.

– Ой! – испугалась Лиза.

– Блин, – поморщился Антон. – Нога. В меня прошлым летом… Короче, старые раны. Поможешь?

Лиза скользнула к дивану.

– Просто дай руку, – попросил он.

Она протянула сначала левую, потом отдёрнула и протянула правую.

– Решения, решения, решения, – почти неслышно пробормотал Антон.

И взял её пальцы. Лиза думала, что он сейчас встанет, и напряглась, чтобы помочь удержаться.

Она совсем не ждала, что вместо всего этого, Антон просто прижмётся губами к её руке.

– Т-ты ч-что? – выдохнула Лиза, заикаясь.

Раньше она никогда не заикалась.

Антон посмотрел на неё совсем по-взрослому и руку отпустил.

– Нормально всё, – сказал он, – спасибо, что помогла.

И легко встал с дивана.

Потом всё было хорошо. Антон, правда, близко к Лизе не подходил, но смотрел часто. От этих взглядов Лиза краснела и чувствовала, что ещё чуть-чуть – и она или начнёт хохотать как сумасшедшая, или расплачется.

Они все вместе жарили охотничьи колбаски. На мангале жарили, а вовсе не на специальной такой решётке, и ели их, и топили камин. Сначала он дымил, но потом всё разгорелось правильно, и это было почти счастьем.

Стало так тепло, что Лиза даже переоделась в своё вечернее платье, и Антон смотрел на неё, совсем не отрываясь.

А потом многие стали расходиться на ночь. То есть, ночь уже близилась ко второй половине, на самом-то деле.

– Где мне лечь? – спросила Лиза у Алисы.

– Давай в моей комнате, – предложила Алиса.

– А ты?

– А я совсем спать не хочу! Ну, приду потом, наверное. Ты не пугайся тогда.

Лиза знала, что Алиса легко может не спать хоть до утра. А она так не могла. Она бы уснула, где сидит, и всё.

 

***

Уснула Лиза сразу. И проснулась сразу, потому что её касались чьи-то руки. Сначала она решила, что это Алиса пришла и пытается её подвинуть, но потом поняла что это совсем не Алиса.

Лиза вскочила.

В неполной темноте человек, наклонившийся над ней, показался нереально худым и длинным, будто его раскатали между гигантскими плоскостями, как малыш раскатывает в тонкую колбаску кусок пластилина. Он выпрямился, на занавешенное окно метнулась тень. От этого стало ещё страшней и ещё от того, что человек не издал ни звука. Ни вздоха, ни крика – ничего. Лиза попыталась крикнуть сама, но почему-то рот не открылся. Губы стянуло странным холодом, и она даже не смогла вдохнуть в полную силу.

Зато смогла сделать два шага к двери. Длинная фигура качнулась к ней и обдала Лизу дикой смесью запахов. Она не поняла, чем именно пахло, но чуть не задохнулась и поскорее вытолкнула из себя весь этот воздух. Чужой.

– Тише-тише, – прошептал человек.

И Лизе стало чуть легче, просто от звука голоса.

– Я же ничего плохого, – шёпот стал уверенней, громче. – Только хорошее. Ты же сама хотела. Вон, платье надела. И раньше. Я же помню, ты мне вконтактике все песни лайкала. Ну? Разве нет? Думала, я не смотрю? Смотрю.

Лизу будто обдало кипятком. Она поняла: кто это. И да – он прав, она действительно хотела. Только совсем не этого. Такого она не могла бы пожелать никогда в жизни. Чтобы он среди ночи ворвался к ней в комнату? Это же кошмар. Безумие. Бред. Неужели, он понял её именно так? Неужели, её можно было так понять?

Она попятилась сначала медленно, потом быстрее. У самого выхода развернулась и изо всех сил толкнула дверь.

– Чего как маленькая? – бросил ей вслед Антон.

А больше она не стала слушать. Ей хватило.

 

 

Глава третья

«В кусты – норм»

 

Она выскочила из дома в тапках и в платье, только схватила свою сумку, висевшую на спинке стула.

Сначала ей даже не было холодно. Грязь под ногами чавкала и грозила засосать обувь, но Лиза приноровилась ставить ноги чуть боком, и тапки пока уцелели.

Она прошла вдоль участка, свернула на улицу и побрела к шоссе. Рассвет пролился на дачный посёлок, серый и зыбкий. Наверное, от сырости у Лизы прилипла ко лбу чёлка, но губы всё равно пересохли, и она то и дело их облизывала. Зато язык казался шершавым, как у кошки. Шершавым и горячим.

Лиза шла, не чувствуя ни страха, ни одиночества. Кровь стучала везде – в висках, в запястьях, под коленками. А может, это вовсе была не кровь, а просто стыд. Стыд, что обманула маму, что уехала сюда ради человека, о котором не сможет теперь сказать ни одного хорошего слова.

Лиза подумала, что чем дальше она окажется от той несчастной комнаты, где нашёл её Антон, тем быстрее эта гадкая история станет прошлым. А может, и вообще, забудется и из реальности превратится во что-то размытое и тусклое, как залитая водой недосохшая акварель.

Когда Лиза вышла к станции, совсем уже рассвело. Кассирша в будочке посмотрела на неё странно, но билет продала и даже посоветовала посидеть вон там, в помещении. Там, конечно, тепла нет, но всё не так дует. Почему-то именно после её слов Лиза почувствовала, что ещё чуть-чуть, и она превратится в комок льда.

Почти нестерпимо хотелось горячего чая, но никакого кафе на станции, конечно, не было. В отдалении стоял магазин, безнадёжно закрытый на амбарный замок. Этот замок даже Лиза со своим астигматизмом рассмотрела, до того он был гигантским. Бутафория какая-то, а не замок.

Никогда в Лизиной жизни пятнадцать минут не становились ледяной вечностью. Наверное, время смеялось, превратившись в безразмерную субстанцию, которую хочешь – тяни, хочешь – умоляй проползти быстрее – всё без разницы.

За минуту до электрички Лиза выползла на перрон. Ноги передвигались с трудом. Губы и щёки покалывало иголочками. В глазах стояли слёзы, в голове вместо мыслей качался вязкий кисель. На какой-то миг одна мысль всё же мелькнула, но она была злой и тревожной. А вот не придёт электричка – что тогда?

Но тишину спящего посёлка прорвало гулким шумом, вдалеке мигнули ослепительные огни, и электричка подлетела к перрону.

Когда состав подъезжал к городу, позвонила Алиса.

– Ты где? – прокричала она Лизе в ухо так громко, будто хотела, чтоб та её услышала безо всякого телефона.

– Почти дома, – ответила Лиза и нажала отбой.

Она не могла говорить с Алисой. Потому что не могла и всё. По крайней мере, сейчас.

 

***

В метро на Лизу смотрели, как на сумасшедшую. Мамаша с малышом пересела подальше и всё косилась на Лизино платье, и пыхтела от возмущения. Лизе хотелось то провалиться, то сказать мамаше, чтоб прекратила пялиться. Но Лиза не умела грубить. Вообще, даже, когда хотелось.

Она сидела, забившись в угол, и умирала от смущения.

Только в одном Лизе повезло – когда пришла домой, в квартире никого не было.

Лиза влетела в ванную, открутила краны во всю мощь и, давясь всхлипами, стащила с себя несчастное платье. Теперь она ненавидела его. Не будь этого платья, может, ничего бы с ней и не случилось.

Сначала Лиза подумала вышвырнуть его в окно, но вовремя сообразила, что под окном первыми платье найдут родители, и вот тогда-то начнётся настоящее веселье. Уже дома. Поэтому Лиза просто свернула его в тугой комок и засунула на самое дно корзины для белья. Чтоб пока полежало. А потом Лиза его непременно выбросит. За всё!

В ванне бурлила и пенилась вода, а Лиза беззвучно скулила, прижавшись лбом к двери, на которой висели махровые полотенца. Лизины. Родные, привычные, мягкие, пахнущие лавандой и мятой.

В воде стало легче, как будто вся боль и стыд, прикипевшие (или примёрзшие, что ли?) к коже, начали отваливаться, слой за слоем. Но что-то много их оказалось – этих слоёв.

К вечеру вернулись родители. Лиза уже могла нормально разговаривать, и вроде всё обошлось, без мучительных объяснений и слёз. Они не узнали, что случилось с Лизой. Они думали, что она просто уехала с дачи чуть раньше, чем собиралась, вместе с Алисиной семьёй.

 

***

За вечер и ночь Лиза успела успокоиться и пришла в школу, почти не думая о том, как её встретят. И, в общем, правильно.

Илья бухнул: «Привет!» и, как всегда, на этом перестал обращать на Лизу внимание. Девчонки из компании, которая была на даче, окружили её, как малыши ёлку, и начали причитать. Почему она уехала одна? Почему без куртки? Почему не ответила никому вконтактике? От этих бесчисленных «почему» у Лизы зазвенело в ушах, но она загадочно улыбнулась и ответила, что у неё внезапно появились дела. Девчонки хотели обидеться, но потом не стали. Тайна в сто раз интересней обид.

– Ладно, расскажешь потом! – решила за всех Алиса, и Лиза осторожно кивнула.

Она совсем не знала, о чём ей рассказывать.

– А то куртку не отдам! – шепнула Алиса уже так, чтобы слышала одна Лиза.

Вроде в шутку, но лицо у неё при этом было не слишком весёлым, нервным оно было и злым почему-то.

Лиза подумала, что пока обойдётся без куртки. В конце концов, можно хоть до мая проходить в пальто. Оно теплее, и маме больше нравится. А в мае Алисе наверняка надоест вся эта история, и она вернёт куртку просто так, без рассказов.

Прозвенел звонок. Началась алгебра, и всем стало не до Лизы. Лиза перевела дух.

 

***

После уроков Лиза задержалась, потому что ей нужно было в библиотеку. Раньше Алиса непременно подождала бы её, но, похоже, за выходные что-то изменилось, потому что лучшая подруга просто помахала ей рукой, а сама поскакала по лестнице, сунув рюзак Илье. Раньше их статусы «всё сложно» такого не допускали. Может, на даче сложность разложилась на простые составляющие? Или вообще уступила место чему-нибудь новому, вроде «в отношениях»?

Вот почему нормальные люди после поездки на дачу начинают ходить вместе, а Лиза шарахается от человека, который вроде бы ей нравился? Или это он на расстоянии нравился, когда Лиза слушала записи его песен? А вблизи – она и не знала, какой он – этот Антон? Теперь вот узнала.

Её даже передёрнуло от мерзкого холодка, ворвавшегося внутрь, как ветер врывается под одежду.

Из библиотеки она побежала в гардероб, думала, что ещё догонит кого-нибудь из девчонок. Но вешалка их класса стояла пустая, и только чей-то огромный чёрный пакет одиноко топорщился на крючке. Вот что туда такое положили, что его не просто перекосило, но ещё и прорвало почти посередине? Ну, и встопорщило тоже, да. И он весь такой, несчастный и одинокий прижался к курткам параллельного класса, того самого, в котором учился Антон.

Похоже, что у него сегодня было больше уроков, чем у Лизы, потому что одежда висела разношёрстным, но полным рядом.

Посмотрев на этот ряд и на одинокий пакет, Лиза вдруг испугалась: а её-то пальто где? Она прекрасно помнила, что утром повесила его на четвёртый от стены крючок, а теперь тот крючок сиял, пустой и даже какой-то острый.

Она опять почувствовала давешний мерзкий холодок, только теперь он усилился и пробирал до позвонков.

 

***

Ну вот куда могло исчезнуть её пальто? Украли? Да кому оно нужно – старое и даже не стиранное с осени? Может, кто-то уронил и повесил на соседнюю вешалку? Эта мысль показалась Лизе разумной и немного успокоила.

Мимо первой вешалки Лиза прошла зря – ничего похожего её на пальто там не было. Мимо второй – тоже. А рядом с третьей болтали какие-то парни. Правда, они стояли не с Лизиной стороны, и она их не видела, а только слышала, и то не очень.

Лучше бы не слышала вообще.

Когда голос, от которого совсем недавно ей становилось и легко, и грустно, и жарко, и всё на свете одновременно, произнёс:

– Не, ну я понимаю: белая ворона.

– Сорока, – с хохотком поправил кто-то и объяснил. – Она же – Сорокина.

– Ну, сорока – да, – согласился тот самый голос. – Ну, я много чего могу понять. Но чтоб вот так динамить? Сама же прохода не давала. И сама же – в кусты.

– В кусты – норм, – хохотнул подсказавший Лизину фамилию.

– Это если б реально в кусты, – возразил Антон, – может, и норм. Хотя я так не люблю. Мокро, грязно. Мы что – в прошлом веке живём? Из комнаты свалила! До станции учапала, без куртки даже.

– Ничо ты её напугал!

– Раз пуганая, пусть и сегодня без пальто домой валит! Фиг в пакете найдёт.

У Лизы сердце взлетело и ударилось обо что-то с такой силой, что она ахнула и всерьёз подумала, что вот сейчас упадёт и умрёт, на месте.

 

 

Глава четвёртая

«Никому и никогда!»

 

Но она не умерла, а всхлипнула, жадно подышала холодным воздухом, проникшим в гардероб через уличные двери, и побежала домой. Без пальто. То есть, не совсем без. Оно, стиснутое в бесформенный ком чёрным пакетом, болталось у неё на локте, но вытащить его и надеть, Лиза не смогла. Ей было омерзительно натягивать на себя пальто, к которому прикасались те руки.

До дома Лиза дошла минут за пять вместо обычных десяти и даже успела нервно хихикнуть про себя, что теперь знает, как не опаздывать, если уже почти опоздала.

Но через полчаса началась жесть.

Сперва Лиза даже не поняла, почему у неё застучали зубы. Вот просто сидела за компом и вдруг услышала, что сидит не в тишине, как обычно, а с аккомпанементом. Причём, не тихим таким. Она попыталась закрыть рот, и это получилось, но совсем ненадолго. К тому же руки тоже начали дрожать. И только тогда Лиза сообразила, что замёрзла до ужаса. Вот так вдруг сидела-сидела и замёрзла в тёплой комнате. Она хотела найти кофту, но почувствовала жуткую лень. Лень было не то, что искать в шкафу кофту, но даже вставать с компьютерного кресла.

Она всё-таки встала. В коленки впилась странная боль. И в локти, и в каждый шевельнувшийся сустав. И озноб стал совсем уж нестерпимым, но вместе с тем, щёки и шею обожгло осторожным огнём.

Лиза постояла, держась за дверцу шкафа, и поплелась к кровати, пока ещё были силы откинуть покрывало и лечь.

Она с трудом вспоминала потом, как мама совала ей градусник, как побелело и осунулось за мгновенье мамино лицо (вот мало ей было своей бледности), как приехала неотложка. И ещё раз – неотложка, когда температура снова поднялась, а Лиза не смогла проглотить таблетку.

Озноб не проходил, температура держалась, тошнота плескалась под горлом, а перед закрытыми глазами всё вертелись какие-то чёрные склизкие комки, напоминавшие переваренные грибы, и от них было особенно худо.

Третья неотложка приехала тёмным утром, и вот тогда Лизе с мамой велели собираться.

– Я сейчас вызову машину. Доедете до стационара. Может, вас и не возьмут, но пусть посмотрят, – сказал молодой лысый доктор.

– На что посмотрят? – с трудом ворочая сухим языком, спросила Лиза.

– На тебя, на анализы твои, – объяснил доктор. – В поликлинике ты их будешь сдавать неделю, а в приёмном отделении сделают за два часа.

Страх в первый раз шевельнулся у Лизы где-то под солнечным сплетением.

– Я не хочу в больницу! – сказала она почти нормальным голосом.

– Не хочешь – вернёшься домой, – успокоил доктор.

Он был таким серьёзным, таким внимательным, но в то же время абсолютно домашним, что Лиза поверила.

Зря поверила. В приёмном отделении в неё вцепились мёртвой хваткой и не отпускали три с половиной часа. Она успела решить, что умрёт от озноба, от температуры и от ужаса – по очереди. Ужас был в том, что её осматривали все врачи, включая того самого, про которого она была уверена, что он только для взрослых.

– Да чего боишься-то? – спросила раздражённая докторша. – Взрослая уже. Рожать можешь.

Лиза закусила губу и вцепилась в подлокотники кресла.

Ей хотелось даже не плакать, ей хотелось исчезнуть из этого сияющего стеклом и белизной здания, чтобы больше никогда-никогда не входить в эту дверь и не видеть этих раздражённых тёток.

Хорошо, что от температуры острота восприятия притупилась, иначе Лиза захлебнулась бы от возмущения и стыда.

 

***

Оказавшись в палате, она почувствовала такое облегчение, как будто пришла домой. Но это был вовсе не дом, конечно.

Поэтому и уснуть не получилось. Поэтому и пришлось почти до рассвета играть в старую добрую игру, вспоминая названия фильмов по алфавиту.

А потом Лиза вспомнила фильм на букву «Я», успокоилась и вдруг поняла, кто виноват во всех её мучениях и кого она никогда не простит. Себя. И Антона.

А ещё Лиза решила, что никогда в жизни не позволит ни одному человеку говорить про неё то, что говорил Антон, и даже думать такое. Она не даст никому и никогда ни малейшего повода – вот что. Пусть они все живут где-то там, сами, пусть поют свои жалкие песни, пусть рисуют карикатуры или героев манги, пусть ведут блоги вконтактике, ей – Лизе больше не будет до этого никакого дела. Она не позволит никому из них проникнуть ей в душу. И прикасаться к ней своими грязными руками не позволит тоже. Никому и никогда! Да, она не такая, как все. Да, она – белая сорока. Была, есть и останется.

Когда она приняла решение, ей сразу же стало легче, и Лиза заснула. По-настоящему, без снов и страхов, что упадёт одеяло.

 

 

Глава пятая

«Сам сейчас останешься!»

 

Троллейбус остановился, открыл двери. Лиза тряхнула головой, прогоняя воспоминания. Неплохо она задумалась, даже перестала следить за дорогой. Нет, ну понятно, что Руслан не заблудится, но всё же Лиза не привыкла до такой степени полагаться на почти незнакомых людей.

Она вытащила смартфон и включила «Яндекс-карты».

Маршрут определился быстро и был не слишком длинным, но время навигатор показал немаленькое: тридцать минут.

– А почему так долго?

Лиза спросила у себя, то есть, у смартфона и даже вздрогнула, когда услышала голос Руслана:

– Потому что скоро пойдём пешком. Если хочешь быстрее, можно через пустырь.

От слова «пустырь» Лизе стало неуютно. От него веяло опасностью и одиночеством.

– Не нужно через пустырь, – попросила она.

Руслан кивнул:

– Как хочешь. И можно тебя попросить?

Лиза посмотрела с надеждой. Неужели, всё-таки получится разговор? Неужели, она ошиблась, а он просто набирался храбрости?

– Убери, пожалуйста, телефон.

Вот так тема!

– Почему?

– Здесь вечером лучше не демонстрировать дорогие вещи.

Он так и сказал: «демонстрировать», он так и сказал: «дорогие».

– Мы же в троллейбусе, – робко заметила Лиза. – На улице – ладно. А здесь-то?

Троллейбус резко затормозил. Видимо, перед остановкой. Лиза обратила внимание, что перед каждой остановкой он тормозил рывком, а потом трогался с места, как раненый гонщик, которому хочется всех обогнать, но сил хватает на несколько секунд.

– Убери быстро!

Руслан сказал это, едва шевельнув губами, в его интонациях прозвучал приказ. Лиза хотела возмутиться, но почему-то послушалась, и смартфон скользнул в карман куртки.

 

***

Троллейбус снова открыл двери, и полупустой салон наполнился, причём не только людьми. В него влились запахи. Острые, неприятные: табачного дыма, пота, нестиранной одежды. А ещё звуки. Гул голосов сначала показался Лизе ровным, но через секунду она уже различала отдельные слова. Такие, что лучше бы навсегда в гуле и утонули.

В троллейбус ввалилась группа парней в спортивных штанах и разношёрстных куртках, но на спортсменов они явно не тянули. Они тянули на местных гопников, вот на кого.

Лиза отвернулась, изо всех сил стараясь на них не смотреть. Она знала, что это опасно.

Но всё-таки совсем не смотреть у Лизы не получилось, как будто что-то внутри неё нарочно дразнило и требовало: «Глянь!» И она осторожно, из-под опущенных ресниц обвела взглядом новых пассажиров.

Лучше бы Лиза этого не делала, потому что её взгляд встретил коротко стриженый парень с дурными, почти чёрными глазами. Эти глаза блестели так, будто их только что промыли искусственной слезой. Может быть, они даже были бы красивыми, если бы от них на километр не тянуло угрозой.

Лиза замешкалась лишь на секунду, а потом взгляд отвела, но, похоже, всё равно опоздала.

Стриженый хмыкнул и, покачиваясь, пошёл через салон. К Лизе.

Она это даже не увидела, а почувствовала спиной. Спина сейчас же похолодела и покрылась мурашками. Захотелось съёжиться, прикрыть лицо руками и сделать вид, что Лизы тут нет. Вот только что была, а потом исчезла. Мало ли, как бывает?

На самом деле, так, конечно, не бывало. Лиза осталась там, где сидела. А вот Руслан вдруг встал и оказался около её сиденья, прикрыв собой от остального салона. У Лизы от изумления пропал страх. Она почему-то совсем забыла про Руслана.

Стриженый, увидев его, замедлился, видимо, решая: меняет это что-нибудь или нет.

Пока он думал, троллейбус подъехал к очередной остановке и дружки стриженого посыпались на улицу.

– Лысан, ты чего? Остаёшься? – хлопнул его по плечу маленький чернявый пацан с родинкой на подбородке.

– Сам сейчас останешься! – огрызнулся Лысан и вывалился из троллейбуса в чернильную темноту.

Напоследок его глаза впились в Лизу, и она почувствовала почти физическую боль, словно её ужалили две большие осы. Нужно бы потом посмотреть – может, следы останутся.

 

***

Лиза выдохнула. Только сейчас она сообразила, что дышала как-то неправильно, и воздуха ей не хватало.

– Ты поэтому велел убрать телефон?

– Соображаешь, – кивнул Руслан и усмехнулся. – А я уже сомневался.

– Я тоже сомневалась, – неожиданно для самой себя выпалила Лиза.

Ей захотелось ответить ему как-нибудь зло и остроумно, но как нарочно ничего такого в голову не приходило.

– Выходим сейчас, – предупредил Руслан совершенно спокойно. – И не вздумай со мной ссориться, пока не дойдём до дома.

– Почему это?

– Потому что одну я тебя всё равно не отпущу. А идти, поссорившись, скучно.

– А как весело? – ехидно поинтересовалась Лиза.

– Сейчас увидишь, – пообещал Руслан и покатил чемодан к дверям.

На самом деле он не обманул. Дорога до бабушкиного дома оказалась не просто весёлой, она оказалась сногсшибательной. В прямом смысле.

Фонари, стоявшие вдоль улицы, терялись в кронах огромных деревьев, и света от них не было вообще. Окна домов слегка подсвечивали пешеходную дорожку, но, во-первых, они горели далеко не везде, а во-вторых, их свет тоже частично терялся в густой растительности.

Асфальт под ногами был старым, покрытым ямами и трещинами. Кое-где через него пробивались кусты, кое-где – камни.

Лиза сделала несколько шагов, споткнулась, схватилась за своего провожатого, извинилась, но больше так его и не отпустила.

Она бы, наверное, даже себе не призналась, а призналась, так не поверила бы до конца, но от того, что он шёл с ней рядом, и что она держалась за его рукав, ей было хорошо. Так хорошо, как никогда в жизни.

 

 

Глава шестая

«Ну, судьба же!»

 

Лиза проснулась в своё первое утро в этом доме и улыбнулась. Вчерашний день в памяти чуть смазался и расплылся, но зато был окрашен только в тёплые тона. «Это потому, – решила Лиза, – потому…» И наконец, сама себе призналась: «что вчера увидела Руслана. И услышала. И даже подержалась за его руку». От этой последней мысли Лизе стало немного стыдно, но зато где-то посерединке её затопило приятное тепло.

Она понимала, что всё это глупости, и помнила о том решении, которое приняла. Просто Руслан оказался чуть-чуть не таким, как она ждала, и это было удивительно и приятно. Лиза даже подумала, что если бы тогда на даче на месте Антона был Руслан, может быть, ничего подобного бы и не случилось, и ей не пришлось бы давать себе никаких обещаний. И оставаться одинокой белой сорокой – тоже не пришлось.

В окно билось солнце – яркое, настойчивое. Лиза решила, что обязательно пойдёт загорать. Она знала – куда. Через два двора от бабушкиного был парк. Не слишком большой, не особенно ухоженный, но зато с прудом и мягкой травой.

Бабушка только плечами пожала:

– Хочешь – сходи. Но может, лучше со мной – в гости? У Натальи Михайловны пироги сегодня. И лото.

Лиза с ужасом представила день в гостях у бабушкиной подруги и помотала головой.

– Я лучше в парк. Почитаю, – и добавила, убедительно. – На свежем воздухе.

 

***

Парк изменился. Лиза помнила его неопрятным и запущенным, а сейчас он вполне мог украсить обложку какого-нибудь журнала, посвящённого ландшафтному дизайну.

Деревья стояли аккуратные, без сухих веток. Траву коротко подстригли, пруд почистили, вокруг насыпали мелкий белый песочек. Загорали мамы с детьми. Загорали девчонки компаниями.

Лиза постелила покрывало и села. Раздеваться до купальника не стала, решила позагорать так – в футболке и шортах.

Из рюкзака Лиза вытащила книжку. Это была хорошая книжка, интересная и толстая. Историческая, про прошлый век. Вернее, про мальчишку, который в прошлом веке жил. Он был абсолютно живым и настоящим, хоть и носил странную одежду, ел непонятную еду и влюбился в ужасную девчонку. Почему-то хорошие мальчишки всегда влюбляются в отвратительных девчонок. Не только в книжках, на самом деле тоже. И все вокруг видят и знают, что она лживая и подлая, а влюблённый товарищ не видит и не знает. Или видит, но думает про это что-то своё. Типа: «Ей просто раньше очень не везло, а теперь всё будет иначе, и она изменится». Изменится она, как же! Жди. И самое обидное – той, в которую такой мальчишка влюблён, его любовь не нужна, вообще. Но зато она может им пользоваться. Ну там, чтобы сумку носил. Или геометрию делал. Или гулял с собакой.

Вот у этого мальчика из книжки так и было. Ужасно обидно, но жизненно.

И весь он был, как из реальной жизни. Лизе иногда даже хотелось его потрогать. Или предупредить, что вот этого делать ни в коем случае нельзя, а вот это нужно обязательно. Но это было невозможно, конечно. И всё равно Лиза думала, что если бы встретила этого мальчишку на самом деле, они бы наверняка подружились. Не влюбились и глупостями бы какими-нибудь занимались, а именно подружились, по-настоящему. Потому что с ним было о чём поговорить. Он книжки читал и фильмы смотрел, и то, что нравилось ему, Лизе тоже нравилось. Правда, музыку он любил какую-то странную, Лиза даже названия этих групп не слышала. Но она нашла их в сети, специально искала. Оказалось – ужас-ужас, а не музыка. Но про это Лиза просто не стала бы с ним разговаривать. Она же не дурочка, чтобы объяснять умному человеку, что хорошо, а что плохо. Каждый сам выбирает то, что ему подходит. Если с кем-то совпадёт – круто, нет – ничего страшного.

Сообразив, что совсем уж размечталась, Лиза фыркнула, открыла книжку и даже прочитала главу. А потом поняла, что что-то ей мешает. Вот не сиделось и не читалось, хоть ты привяжи себя к соседнему дереву.

 

***

Лиза привязываться не стала – нечем да и незачем, а собрала вещи и побрела по парку. Она решила дойти до дальних ворот, а потом вернуться домой на троллейбусе. В бабушкином городе троллейбус, вообще, был любимым видом транспорта. Центровым и основным, как говорили родители.

Она прошла не так уж и мало, когда поняла, что не давало ей спокойно читать. Собственно, то же, что сейчас мешало идти через парк. На Лизу смотрели, пристально и недобро.

Ей стало совсем неуютно, когда она вошла в аллею. Это была очень красивая аллея, берёзовая. Берёзы тянулись вверх, почти сплетаясь ветвями в ажурную арку. Тени на дорожке казались кусочками мозаики, которую сначала собрали, а потом рассыпали, и кусочки упали рядом с прежним местом, но всё же не на него.

Почти в центре этой тенистой мозаики на берёзовой развилке сидел человек. Сидел и смотрел на Лизу.

Лиза посмотрела в ответ и замерла. Она узнала его – стриженого гопника из троллейбуса. Вчера же виделись – разве забудешь?

Лизе захотелось исчезнуть, но исчезать оказалось некуда. Она оглянулась, до входа в аллею было далеко.

Стриженый заметил, что Лиза его обнаружила, и легко спрыгнул на землю. Между ними теперь было шагов двадцать, не больше. И ладно, если бы мимо ходили прохожие. Пенсионерки с палочками, мамы с колясками – хоть кто-нибудь. На аллее не было никого.

Лиза сделала шаг, но поняла, что сама движется стриженому навстречу и остановилась. Наверное, стоять было совсем глупо. Зато недолго.

Стриженый оказался рядом через мгновенье. Лизе показалось, что он прыгнул как кошка, а не подошёл.

– Ну, здравствуй, красотка! – сказал сиплым голосом и растянул рот в ухмылке. – Знакомиться давай!

Лиза не ответила. Она стояла, вцепившись в ремешок сумки, и не могла понять: что делать.

– Ну, судьба же! Не видишь, что ли? – продолжил стриженый, ничуть не огорчившись из-за её молчания. – Против судьбы не попрёшь.

Он шагнул к Лизе и обхватил её руками за талию.

Лиза пискнула и вцепилась в его рукава. Она пыталась отодрать от себя вот это вот всё, чужое, мерзкое, пахнущее какой-то дрянью. Пыталась изо всех сил, но не могла.

– Тихо-тихо, – бормотал стриженый. – Чего задёргалась? Я чего – страшный такой?

– Страшный! – сквозь зубы прошипела Лиза.

– А вот это хорошо! – ответил стриженый новым голосом.

Прежний голос был сиплым и царапал слух, как наждачная бумага. Этот показался Лизе стальным.

Стриженый вдруг убрал руки с Лизиной талии и полез в карман куртки.

– Чего смотришь? Деньги давай. Быстро. А то башку пробью.

Теперь он сжимал в ладони тёмную бутылку и смотрел на Лизу пластмассовыми немигающими глазами.

Лиза вдруг поняла, что человек с такими глазами не угрожает. Он просто рассказывает ей, как всё оно будет дальше.

Лиза трясущимися руками открыла сумку и вытащила из кошелька сто рублей.

– Это что? – поинтересовался стриженый. – На троллейбус? Я сказал: деньги давай.

Лиза думала, что он вырвет у неё из рук сумку, но он почему-то стоял и ждал.

Лиза открыла кошелёк. Ничего там не было, кроме мелочи. У неё дрогнули руки, и серебристые рубли посыпались под ноги чешуёй чудовища.

– Давай-давай, шевелись!

У Лизы похолодела спина, а шею как будто сжала когтистая лапа. Стриженый помахивал своей бутылкой и ждал, но было ясно, что ждать ему надоело.

Лиза на всякий случай дёрнула замочек молнии, на которую застёгивалось последнее отделение кошелька. Она им почти никогда не пользовалась, потому что отделение было маленьким и неудобным. Каждую купюру приходилось складывать гармошкой. Молния открылась, и Лиза увидела уголок тысячной купюры. Точно! У неё же там были тысяча и пятисотка. На всякий случай. Вот на такой?

Лиза выдернула пятисотку и протянула стриженому.

– Вот, – забормотала она, – смотри. Деньги!

– Чего? – переспросил он презрительно, но сложенную гармошкой купюру взял и даже бросил на неё беглый взгляд.

– Ты что? – возмутилась Лиза. – Нормально смотри, там много.

Стриженый вдруг послушался, уставился на пятисотку и начал её разворачивать.

В тот момент, когда он перестал смотреть на Лизу, её будто отпустила чужая сила. Она прижала к боку сумку и рванула по аллее к выходу.

Стриженый заметил её побег, но несколько лишних секунд из-за того, что он разглядывал деньги, у Лизы появилось.

Она вылетела из аллеи, свернула на центральную дорогу, ведущую к главным воротам, и боковым зрением стриженого не обнаружила. По инерции Лиза сделала ещё несколько шагов и оглянулась уже нормально.

Стриженого не было. Ни поблизости, ни у выхода из аллеи – нигде.

 

 

Глава седьмая

«А зачем тебе свет?»

 

Лиза осторожно застегнула сумку, одёрнула футболку, поправила чёлку. Она сделала всё то же, что делала бы всегда, но сейчас движения ей самой казались неуклюжими и заторможенными. И ещё жутко хотелось реветь. Вот прямо здесь.

Может быть, она бы и заревела, но было страшно, что стриженый снова её найдёт, и всё повторится, только ещё хуже.

Лиза оглянулась и почувствовала, как страх липкой паутинкой затягивает кожу на шее и щеках. По центральной дороге шёл парень. Против солнца она видела только его силуэт, но и так было понятно, что это не взрослый, а ровесник стриженого. «Ещё один», – подумала Лиза.

Ей стало холодно и мерзко, но всё-таки она решила так просто не сдаваться и вытащила телефон. Она сейчас позвонит в полицию, вот что. Должна же в этом городе быть полиция? В конце концов, её только что ограбили. Или… Или это она сама отдала деньги, и никто ни в чём не виноват? Да ладно, не это сейчас главное. Главное, что приедет машина с мигалкой, и Лиза сможет уйти из этого проклятого парка.

Парень вышел из противосолнечной дымки, и Лиза чуть не взвизгнула от радости. Не нужно было никуда звонить. К её скамейке быстро шёл Руслан.

– Ну я же тебя просил! – сказал он вместо того, чтоб поздороваться. – Ну не вытаскивай ты свой смартфон, где попало.

Его голос прозвучал ворчливо и буднично, как будто он отчитывал младшую сестру. От этого Лизе захотелось ответить грубо и всё-таки зареветь. Он стоит тут и ворчит, и не знает, что Лиза чудом осталась цела и не меньшим чудом спокойно смотрит на него, а не орёт, не бьётся и не захлёбывается в рыданиях.

– Привет! – ответила она ему, проглотив слёзы. – Сейчас уберу.

Она стала тихой и покладистой просто потому, что так было легче удерживать в себе всё то, что рвалось наружу.

Руслан, кажется, не ожидал, что она послушается, и даже растерялся слегка. Она заметила по его лицу. У него были очень выразительные глаза. И нос, и рот, и скулы – тоже выразительные. У брюнетов так бывает. У блондинов тоже, но совсем редко.

Лиза вдохнула, выдохнула, открыла рот, чтобы рассказать про стриженого, но вдруг поняла, что ничего рассказывать не будет. Не получится. Она не хочет. И не может. И вообще. Это ж умереть от стыда можно или провалиться. Вот что лучше?

– Пойдёшь? – спросил вдруг Руслан, чуть повысив голос. – Или тут останешься?

Оказывается, он куда-то её позвал, а Лиза так задумалась над своим умиранием от стыда, что не услышала.

– Пойду, – ответила она.

И поднялась со скамейки. В конце концов, ей в любом случае нужно было убраться из этого парка, и не так уж важно – куда.

– Там сейчас свет хороший. Я всегда в это время пишу.

Услышав «пишу», Лиза удивилась. Что он пишет? Песни, как Антон? Но причём тогда свет?

– А зачем тебе свет? – спросила она напрямую.

– Ну ты что? – улыбнулся Руслан. – Думаешь, художник работает на ощупь?

Художник? Ничего себе. Это было любопытно. Почему-то Лизе казалось, что художники выглядят совсем по-другому. Ну и ладно. Мало ли, что она там себе напридумывала? Главное, не ляпнуть сейчас, чтоб нарисовал её портрет.

 

***

Свет на крыше того странного дома и в самом деле оказался стоящим не только, чтоб его написали, но и чтоб запомнили надолго. Солнечные лучи, втыкались в облака, как спицы в хлопок, а потом становились почти невидимыми. Но всё же их можно было узнать по лёгкой золотистой пыли вокруг и осторожному сиянию оконных стёкол, попавшихся на пути.

Руслан оставил Лизу на несколько минут и вернулся со складным мольбертом.

– Здесь в мансарде у отца мастерская, – объяснил он чуть смущённо, как показалось Лизе. – Ну и вот.

Она не очень поняла, зачем Руслан позвал её с собой. Смотреть, как он рисует, в смысле, пишет? А зачем? Зачем ему нужно, чтобы на это смотрела почти незнакомая девчонка?

На самом деле наблюдать за ним было интересно. Лиза сидела в маленьком шезлонге и смотрела то на небо, то на верхние ветки деревьев, почти касающиеся крыши этого дома, то на Руслана. Единственное, на что она не могла посмотреть – это на его рисунок. Или не рисунок вовсе, а картину?

Руслан усадил её так, что мольберт она видела аккуратно сзади. Но Лиза и не возражала. А вдруг то, что он рисует, ей не понравится? Тогда Руслан сразу поймёт это по её лицу, и у них ничего не получится. Стоп! А что должно получиться-то?

Она фыркнула, слишком громко, чтоб Руслан не услышал. И он услышал, конечно, и посмотрел на неё вопросительно.

– Я чихнула, – уверенно объяснила Лиза. – Я всегда так чихаю на солнце.

Она знала, что если говоришь ерунду, нужно это делать уверенно. Тогда, может быть, и поверят.

Руслан, кажется, поверил или сделал вид.

– Вообще-то, холодно, – заметил он. – Гроза, наверное, будет.

И гроза была.

Лиза думала, что это облака потемнели, а на самом деле они превратились в кудлатые тучи.

С крыши тучи казались совсем низкими, и ветер дул всерьёз, если не сбивая с ног, то уж точно не давая свободно вздохнуть.

Первые капли, гулкие и прозрачные, падали каждая сама по себе, но вслед за ними прорвались мощные струи. Они холодом оцарапали кожу, мокрой тяжестью набились в волосы.

– Побежали! – крикнул Руслан и, подхватив мольберт одной рукой, второй коснулся Лизиного запястья.

Как будто её нужно было тянуть силой. Как будто она хотела остаться на крыше одна.

 

***

В мастерской пахло тысячей незнакомых запахов. На стене горели холодные голубоватые лампы. Картины стояли, картины висели, картины лежали. Тёмные неясные очертания напугали Лизу, и она осталась у входа.

– Не бойся, – сказал Руслан и улыбнулся той самой своей улыбкой. – Мы не будем на них смотреть. Они сами по себе, мы – сами.

Лизе вдруг стало тепло. То ли потому, что за утро мастерская нагрелась от солнца, то ли из-за того, что Руслан сказал «мы». Очень простое слово. Простое и короткое. Но согревающее, кажется, не хуже печки.

– Пойдём на кухню, чайник поставим.

– Тут есть кухня? – удивилась Лиза.

– Ну как? За шкафом. Стол, чайник и микроволновка.

Лиза села на стул в углу и смотрела, как Руслан наливает воду в чайник, достаёт чашки и сахарницу, заваривает чай. Он выполнял самые простые действия, но Лизе происходящее казалось нереальным, почти волшебством. Где-то в глубине души у неё билась мысль: он это делает для неё, одной. Мысль была так себе, но она расползалась внутри щекочущей кляксой, и никак не хотела уходить.

На самом деле, себе он тоже налил чай. И даже первым сделал глоток.

Чай был крепким, это Лиза легко сообразила. Сперва по красноватым отблескам внутри чашки и терпкому запаху, потом по вкусу. Обычно она такой не пила, но ей показалось, что это было неправильно, а вот сейчас правильно.

Руслан держал чашку не за ручку, а между ладонями. То ли руки грел, то ли чай.

Лизе захотелось спросить о чём-нибудь умном, чтобы он понял, что с ней интересно разговаривать, но ничего не придумалось. Вообще-то, Руслан мог бы и сам заговорить. Но он почему-то молчал, только смотрел на Лизу и улыбался. Лиза даже слегка покраснела, когда поняла, что он смотрит не куда-нибудь, а на неё.

А потом всё закончилось. Закончилось так быстро, что она даже не успела понять, что уже всё.

 

 

Глава восьмая

«Решайте, кого сначала»

 

Звонок показался Лизе похожим на чириканье воробья. Она услышала и оглянулась. Разве не мог спрятаться в мастерской несчастный воробушек от грозы?

Мог.

Наверное.

Вот она же – Лиза – спряталась.

А всё-таки интересно люди живут, пусть и в небольших городах. Вот, мастерские у них. Можно писать картины, можно поить чаем девушек. Тьфу ты. Завидует она, что ли? А и завидует. Слегка. Потому что, судя по одежде, по причёске и вот по этой вот мастерской, Руслан и его семья живут совсем не так, как Лиза. И, может быть, даже не догадываются, что бывает такая жизнь, когда сначала мама была самой доброй, умной, понимающей мамой в мире, а потом вдруг превратилась в другого человека. Ну, то есть, не вдруг. Сначала она работала с утра до позднего вечера на своей любимой работе. Выходных у нее почти не было, и в отпуск ее отпускали не больше, чем на неделю. Но она и не хотела в отпуск. Она говорила, что в отделе без нее не справятся, а на производстве и вовсе пропадут. А потом она  заболела и долго-долго лежала в больнице. В отделе, как ни странно, справились и на производстве не пропали. А мама, как раз, не справилась и почти пропала. Нет, она вернулась из больницы, но другая. Совсем другая. У Лизы волосы на голове шевелились, и сердце сжималось, как кулак, когда она видела такую маму. Как будто той, прежней, не стало, а в её оболочку зачем-то поселили нового человека. Может, чем-то и похожего на ту маму, но от этого было ещё больнее.

И главное, что даже пожаловаться было некому. Не одноклассникам же? А отец и сам видел. Но он делал вид, что всё нормально, так и должно быть. Мама поправится, мама придёт в себя, и всё станет по-прежнему. Но Лиза-то понимала, что никогда ничего уже не будет по-прежнему. Если у мамы даже взгляд изменился, даже походка.

Мама старалась жить, как раньше. Папа старался не замечать различий. Лизе казалось, что все они играют в очень трудную и бесконечную игру, в которой невозможно выиграть.

Может, если бы мама была прежней, она бы не поверила и не отпустила к Алисе на дачу. Думать дальше в этом направлении Лизе стало совсем уж стыдно и даже больно, и она перестала. Она вообще перестала думать. Просто сидела и смотрела.

 

***

Руслан открыл дверь и через мгновенье (Лизе в самом деле показалось, что прошло одно-единственное мгновенье) за шкафом появилась девчонка. У неё были прямые тёмные волосы, карие глаза и очень узкие запястья. На запястьях болтались блестящие браслеты – по два на каждом.

Она, это было видно, привычно повернула к стулу в углу, но наткнулась взглядом на Лизу.

– О-о, – будто про себя пропела девчонка.

Кажется, так пели герои какого-то мультика, когда чему-то удивлялись.

– Это Лиза, – сказал вдруг Руслан. – А это Аля. Смотрите, не перепутайте.

Шутка получилась так себе, никто даже не улыбнулся. Аля кивнула Лизе и опустилась на круглую табуретку. Вообще-то, сильно опускаться не пришлось, табуретка была высокой и чем-то напоминала те, которые иногда стоят в кафе.

Лиза тоже кивнула и невольно уставилась на браслеты. Тонкие, блестящие, позвякивающие от каждого движения, они жили своей жизнью. Им не было дела до того, что их хозяйка пришла в гости к человеку, у которого и так гости.

Небо за окном вспыхивало от молний, браслеты вспыхивали тоже. Молнии гасли, сияние браслетов осторожно тлело на коже, не причиняя боли, но оставляя след.

Руслан, не спрашивая, налил чая в высокую синюю чашку, положил две ложки сахара и пододвинул к Але.

Она осторожно отхлебнула, поморщилась.

– Ты же знаешь, как я ненавижу эту воду. Почему у тебя никогда нет кофе?

«Ничего так начало», – подумала Лиза, но промолчала. Не её это дело, вот что. Сами разберутся.

– Мы не любим кофе, – пожал плечами Руслан. – Ни отец, ни брат, ни я. Зачем бы ему тут быть?

Лизе вдруг показалось, что да – он по-прежнему спокоен, но всё же – говорить начал быстрее, с чуть смазанными интонациями.

– Причем тут твой брат? Он же – лодочник. Что лодочнику делать в мастерской художника?  А кофе – для меня, – ответила Аля и вызывающе улыбнулась. – Я – разве не повод?

– Что-то мне кажется, что ты хочешь стать поводком, – пробормотал Руслан. – Или ошейником, что ли? Шаг влево, шаг вправо – укол шипом плюс электрический разряд.

Впрочем, прозвучало это вполне разборчиво.

– У тебя всегда была фантазия – ой-ой, – расхохоталась Аля. – Одно слово – художник. Угораздило же меня!

Наверное, она думала, что Руслан начнёт уточнять: что именно угораздило, но он промолчал. Тогда Аля объяснила сама, не дожидаясь вопросов.

– Угораздило меня оказаться в грозу рядом с вашей мастерской. И я же не знала, что ты сюда водишь моделей.

Лиза видела, что он злится, всё сильнее злится, и в то же время – ему нравится Аля. Всерьёз нравится.

– Я – не модель, – бросила Лиза. – И я уже ухожу.

– Нет, – покачал головой Руслан. – Пока гроза не кончится, никто никуда не уйдёт. А потом я тебя провожу.

 

***

Алины браслеты возмущённо звякнули.

– Тебя я тоже провожу, – продолжил Руслан. – Решайте, кого сначала.

Лиза подумала, что он это зря предложил. В конце концов, Руслан – Лизин сосед, значит, по логике вещей, сначала нужно провожать Алю, а потом идти домой. Вместе с Лизой, конечно. Но раз он спрашивает, то ему хочется сделать всё наоборот. И не просто сделать, а чтобы Лиза так решила. Или Аля. А он был бы в любом случае – герой и молодец.

Все они – герои и молодцы. Все они не стоят, чтобы из-за них реветь. Кто-то ведёт себя чуть лучше, кто-то и не пытается изображать благородство. Но каждый в любой момент может предать. Вернее, даже не предать, а просто показать, что до тебя ему нет дела. И если ты рядом и от тебя никаких проблем – то хорошо. Можешь оставаться. Но как только на горизонте мелькнёт хоть какая-то тень проблемы, связанной с тобой, или нужно будет сделать выбор: ты или… Да не важно, что! Спокойствие, одобрение друзей, другая девчонка, с которой проще – всё. Ты в ту же минуту можешь убираться, откуда появилась. А раз так, то пусть получают в ответ то, что заслужили. Жаль, что Лиза пока не умеет правильно отвечать. Жаль, что у неё на лице написано, что она сейчас заревёт. Но она научится. Ничего.

Но, боже мой, как же хочется, чтобы всё было не так! Чтобы был человек, который умнее, сильнее, который может тебе всё объяснить, когда ты чего-то не понимаешь, и простить, если ты – дура насочиняла какой-то своей чепухи про него или вокруг него. И для которого ты значишь не меньше, чем он для тебя. И который не уйдёт просто потому, что ты что-то ему не так сказала или не то позволила. Ну или, наоборот, не позволила. И который не променяет тебя на другую, более красивую, умную или талантливую. Которому нужна именно ты.

Может, если бы дома у Лизы всё было в порядке, она бы так не бросалась на первого встречного, надеясь, что он – именно тот, кто поймёт? Неужели, ей так не хватает чего-то самого необходимого? Без чего просто никак?

Лиза чувствовала, что мысли становятся всё тревожней и назойливее, но даже не пыталась от них избавиться. Руслан о чём-то говорил с Алей, Лиза не вслушивалась. Ей было всё равно. Они встречались раньше. Они решат мелкие недоразумения, которые их слегка поссорили, и будут встречаться потом. А Лиза – Лиза случайно вписалась в чужую жизнь. Малозначимым эпизодом или проблесковым маячком – какая, в сущности, разница?

– Я помню дорогу, спасибо, – сказала Лиза. – И не нужно ничего решать. Тоже мне, задачку нашёл.

Голос звучал чуть-чуть со стороны. У неё так бывало, если она очень волновалась.

Руслан начал что-то говорить, но она уже не слушала. Встала и спокойно подошла к двери. Странное дело, у неё даже получилось правильно повернуть колёсико замка и толкнуть дверь в нужную сторону. У неё сейчас всё получалось.

 

***

Лиза сделала шаг, другой, и её обдало водой и ветром вперемешку. Ветер был тёплым, вода – ледяной. Как будто в огромном душе сломался смеситель, и не смешивал горячее с холодным, а гнал, как придётся.

Лиза прикрыла лицо рукой и врезалась в толщу воды и ветра. Через несколько шагов она уперлась в стену и только сейчас сообразила, что выскочила из мастерской не туда, куда нужно. Нужно было в подъезд, чтобы спуститься на первый этаж, а она оказалась на крыше.

Это было обидно и глупо. Зря она решила, что у неё сегодня всё получается. У неё не получилось совсем ничего.

Ни сегодня, никогда.

Это было больно. Почти физически. Вернее, теперь уже на самом деле – физически, а вовсе не почти.

Лиза стояла у невысокой стены, ограждавшей крышу по периметру, и по лицу у неё ползли слёзы. Не дождь – нет. Стена немного защищала от него, а от слёз кто бы её защитил? Мама? Антон? Руслан?

Никому до неё не было дела. И до её слёз тоже. Маме – из-за болезни. Антону – потому что оказался обыкновенной дрянью. Руслану… Ну, Руслану и без неё было, кому вытирать слёзы. А ещё этот гопник в парке. Это уж совсем, чтобы добить?

Почему всё так сошлось? За что оно Лизе? Как ей теперь жить?

Когда Лиза поняла, что происходит, ей стало почти смешно. Вот, обиженная на весь мир, она стоит под дождём на крыше. Что нужно сделать по законам жанра? Подойти к краю и посмотреть вниз? Чтобы вся жизнь пролетела перед глазами? Да сейчас вам! Она не сумасшедшая. А даже, если сумасшедшая, то не настолько. Ей не хочется играть в дурацкие игры. Это её жизнь и она одна. Это же не компьютерная игра и не фантастический фильм, чтобы были варианты. Эта судьба не подходит, пробуем следующую.

Лиза злобно фыркнула и отряхнулась от капель, которые всё-таки не давали спокойно стоять. Ей её судьба вполне подходит. Просто придётся учиться жить по-другому. Она же один раз уже собиралась. Не разрешать плевать себе в душу. Не давать даже повода подумать, что вешается парню на шею. А теперь можно добавить ещё кое-что: не влюбляться в первого встречного, даже если у него хорошая улыбка и он в состоянии донести до дверей чемодан со сломанным колёсиком. Лизин чемодан.

 

***

Лиза слишком задумалась о том, чего ещё не будет делать никогда-никогда, и поэтому очень удивилась резкой вспышке. Удивилась, возмутилась, почти крикнула на того, кто решил её здесь фотографировать, и в следующий миг пошатнулась, придавленная волной небесного грохота. Это было так оглушительно, так внезапно и насквозь, что Лиза чуть не упала. От макушки до пяток её как будто пронзило светом, а следом за ним, прошило тем громом. Словно за острой иглой втянулась в тело кручёная нить и поползла, не вмещаясь в крохотную дыру, царапая и разрывая.

А потом всё закончилось, и Лиза стояла пришибленная и оглушённая, опираясь ладонью на стенку. В небе клубились сизые клочья, струи дождя бились вокруг, рождая лужи и фонтанчики. Лиза постояла немного, глядя на буйные брызги под ногами, и поплелась обратно, ко входу в мастерскую. Если бы она знала, как выйти в подъезд по-другому, ни за что бы туда не сунулась, но она не знала, а стоять и ждать второго такого же удара, было слишком даже для неё.

Дверь не заперли. Лиза скользнула внутрь и почти сразу обнаружила вторую дверь – нужную. Она, стараясь двигаться неслышно, прошла к ней и только, осторожно поворачивая ключ, оглянулась вглубь мастерской.

Проклятье. Ожог. Миг слепоты. И новая вспышка боли.

Она видела их в профиль. Они не видели её. Руслан и Аля. Как единое существо. У них даже тень была одна. Может быть, он обнимал её. Может, они просто стояли близко-близко, у Лизы не было сил смотреть.

Она закусила губу, повернула ключ, толкнула дверь и теперь уже оказалась там, куда рвалась – во влажном от дождя подъезде, с распахнутыми окнами и серыми следами краски на ступенях.

 

 

Глава девятая

«Или там, или нигде»

 

Голос звучал глуховато, но так близко, что у Лизы по спине поползли мурашки. Она понимала, что стоит на крыльце бабушкиного дома, что бабушка рядом и соседи тоже где-то поблизости, но сердце всё равно билось неровно и тяжело, а перед глазами дёргалась мутная плёнка. Слёзы, что ли?

– Думаешь, у нас тут одни лошары, вроде твоего, или гопота? У нас нормальные парни тоже есть. Чего, не веришь? Зря! Приходи сегодня к четырёшкам, убедись.

Видимо, у Лизы на лице проступило такое изумление, что новоявленный кавалер, объяснил:

– К четырёшкам – это вон, через двор, на пустырь. Где четырёхэтажки стоят, ещё с того века.

Он говорил почти нормально, без ругательств и сленга, и смотрел почти нормально тоже. Чёрные, широко раскрытые глаза блестели. Коротко стриженые волосы торчали аккуратным ёжиком. Как будто не он караулил Лизу в парке. Как будто не он угрожал бутылкой и отбирал деньги.

– Ты же мне сразу, в троллейбусе ещё понравилась. Я разозлился просто, что ты с этим лошарой была. Но лошару мы твоего жизни научим. Как встретим, так и научим. Я его запомнил. А с тобой в парке – прикольно просто вышло. Я ж пошутил – а ты вся серьёзная. Короче, приходи. Часов в семь. Я и бабки твои отдам и всё. Сейчас просто нет с собой. Я же не знал, что так выйдет. А тут иду – и ты на крыльце. Судьба! Я ж сразу тебе сказал!

Он отсалютовал ей двумя скрещенными пальцами и враскачку пошёл прочь. Не к пустырю, в другую сторону. Видимо, пустырь оживал только к ночи ближе.

Лиза поёжилась. Хорошо, что ушёл. Жесть, а не кавалер, конечно. И ведь что – верит, что она появится у четырёшек? Деньги забрать, с нормальным парнем встретиться? Не встреча – мечта. Какая же откажется?

Истерический смех заставил Лизу согнуться и повиснуть на перилах. Она старалась смеяться беззвучно, но получалось плохо. Всхлипы прорывались сквозь сжатые губы и казались даже громче, чем если б она их не пыталась сдержать.

– Лиза! Лиза!

Бабушка звала настойчиво. Лиза вытерла слёзы и вошла в дом.

– Трубку возьми, – сказала бабушка. – Тебе Русланчик звонит.

Сначала Лиза не поняла: как он звонит, если вот же её смартфон, в кармане? И номер – она же ему не давала свой номер? И почему об этом знает бабушка?

Но бабушка кивнула на старенький аппарат городского телефона, и всё сразу встало на свои места.

Лиза облокотилась на тумбочку и взяла трубку.

– Алло.

Может, она что-то забыла в мастерской? Но тогда проще было бы зайти и отдать. Наверное.

– Привет!

Его голос звучал чуть хрипло, как от волнения. Хотя, о чём ему волноваться? Лиза всё поняла и не будет никому мешать.

– Я, конечно, понял, – начал он.

Прямо её словами.

– Я понял, что тебе всё это не очень интересно. Но тут такое дело… Ты можешь со мной встретиться?

Лиза дёрнула плечом. Что он там понял? Что ей не очень интересно смотреть на них с Алей? Сообразительный, вообще. Мог бы и раньше… Ну, допустим, Алю он не звал. Но всё равно получилось некрасиво и нечестно. И что ему теперь нужно? Извиниться, что ли? Ну, пусть.

– Да, могу, – ровным тоном ответила Лиза. – Заходи.

Кто бы знал, чего ей это стоило.

– Нет, – смутился Руслан, – дома не получится. Мы можем встретиться где-то ещё?

Ничего себе! Дома, значит, не получится. А что не получится-то? Объяснить, чтоб молчала про них с Алей? Она и так будет. Не бабушке же рассказывать? Ещё не хватало. Бабушке, бабушкиным подругам, подругам бабушкиных подруг. Ага-ага.

Или… Или Руслан хочет поговорить с ней про другое? Ведь смотрел же он на неё, пока не пришла Аля. Хорошо смотрел. И позвал с собой на крышу. Сам позвал, Лиза не напрашивалась. А что у них там с Алей – неизвестно. Ну, стояли рядом – и что?

И ничего! Опять поверить, опять показать себя дурой со всех сторон. Как с Антоном. И как в мастерской. Хватит!

– Ты чего молчишь-то? – спросил Руслан осторожно. – Хочешь, пойдём…

Лиза почувствовала, что от его интонаций у неё внутри что-то сжимается, и от этого становится тепло и больно. Вот сейчас она влюбится в него, даже не глядя. В один только голос. А через пару часов он даст ей понять, что она – дура обыкновенная, а у него своя жизнь. Счастливая, сытая, благополучная жизнь. Папа – художник с мастерской в центре города. Любимая и любящая девушка – умница и красавица. И всё остальное.

Или пусть даже он даст ей это понять не через пару часов, а в конце лета. Тогда будет ещё больнее. Тогда она совсем к нему привяжется. А она привяжется, если даже сейчас её так ведёт от одного его голоса. И от улыбки.

Нет, нет и нет!

– А давай, – ответила она вдруг, – встретимся на пустыре. В семь! Или там, или нигде.

И бросила трубку.

– Аккуратнее с телефоном-то, – проворчала бабушка. – Пробросаешься. Чего Русланчик хотел?

– Да так, ничего особенного, – пожала плечами Лиза.

– Ну ничего, так ничего, – легко согласилась бабушка. – А ты сегодня устала или не успела ещё?

– Не успела, – кивнула Лиза.

На самом деле больше всего ей сейчас хотелось закрыться в комнате, лечь и, хорошо бы, превратить постель в нору. Чтобы только плед, книжка и телефон. И ничего больше. Но попробуй у бабушки улечься в постель среди дня! Тем более, когда ты и так под подозрением и особо тщательным наблюдением после «тяжёлой болезни». То есть, болезнь и в самом деле была не очень лёгкой. Да, если честно, то никогда раньше Лиза так не болела. Но всё же прошло, и вспоминать об этом то и дело казалось Лизе глупым и унизительным. Она же – не мама. Она-то после больницы не изменилась, похудела только.

Бабушка смотрела недоверчиво. Лиза смотрела прямо перед собой. Старенький телефонный аппарат постоял-постоял и разразился дребезжащим звоном.

 

***

Лиза дёрнулась, но вовремя сообразила, что звонят наверняка бабушке.

Бабушка говорила недолго. Лиза успела только зайти в ванную и включить воду. Вода лилась толстой зеленоватой струёй, пенилась и разлеталась мелкими брызгами.

– Лиз, ты надолго? – постучала в дверь бабушка.

– Умыться.

– Нужна твоя помощь.

Лиза набрала в пригоршни воды, облила лицо, мазнула махровым полотенцем и выглянула из-за двери.

– Что случилось-то?

– У Натальи Михайловны закончилось лекарство. В аптеках его трудно найти, а у меня – запас. Нужно отвезти.

– Сейчас?

– Лучше бы сейчас. Пообедаем – и съездишь. Я тебе нарисую, как ехать, и адрес напишу.

Лиза улыбнулась:

– Можно просто адрес, мне Яндекс нарисует.

– А, эти ваши интернеты, – махнула рукой бабушка, – заведут в глушь, и спросить будет не с кого.

Бабушка нарисовала, и Яндекс нарисовал почти одно и то же. Противоположный конец города, но ехать на троллейбусе без пересадок, и от остановки близко совсем.

Лиза доехала быстро и квартиру нашла быстро.

Наталья Михайловна – худая, с крашеными в чёрный цвет кудряшками на лбу и висках – уговаривала выпить чая или хоть редиски с огорода попробовать. Но Лиза отдала коробку с лекарством, от чая с редиской отказалась и побрела обратно на остановку.

 

***

Она очень устала. До последней минуты ей казалось, что всё идёт своим чередом, так, как должно быть. Но стоило Наталье Михайловне закрыть дверь, как Лиза почувствовала странную тоску. Вот сейчас она говорила с человеком, а значит, была нужна и в чём-то интересна. А через минуту – перед ней только закрытая дверь и пустой подъезд. И никому до Лизы никакого дела.

А до неё, вообще, никому никакого дела. Родители отправили к бабушке, бабушка отправила к Наталье Михайловне, и никто за весь день даже по телефону не спросил: как у неё дела. Никто не узнал, что утром она чуть не умерла от ужаса, когда её ограбили, а днём чуть не умерла от стыда, когда увидела в мастерской Руслана с Алей. Никто ничего не заметил. Ни того, как у неё тряслись руки, ни того, что она ревела. И вообще – ничего необычного. Наверное, это для нормальных людей – быть такими, как она сегодня, необычно. Но Лиза-то – белая ворона. То есть, даже – белая сорока, как сказал тогда парень из параллельного класса. Для неё и рёв, и трясущиеся руки – норма.

Лиза тихо всхлипнула и вытерла ладонью бесполезные слезы. Всё, хватит. Она просто устала. А от усталости в голову лезет вся эта дрянь. Родители её любят. И бабушка. А остальные ей не интересны. Почти совсем. Хоть зря она, наверное, так пошутила с Русланом. Ну, ничего. Вернётся домой, позвонит и скажет, чтоб не вздумал ходить ни на какой пустырь.

 

***

Троллейбус пришлось ждать сорок минут. За это время Лиза успела успокоиться, разозлиться и придумать, что Руслан вовсе не обязательно дружит с Алей всерьёз. То есть, вот как раз, может быть, именно дружит, а не встречается. Потому что зачем-то он же позвал Лизу? Почему-то же он хочет с ней встретиться? Тем более, не дома. А она, кажется, чуть не упустила единственный шанс.

В конце концов, кто сказал, что все мальчишки одинаковые? И если Антон оказался тем, кем оказался, то почему и Руслан должен быть таким же? И в любом случае, можно же не придумывать, а убедиться самой. Куда она торопится?

Внутренний голос чётко и внятно объяснил: куда. Она боится, что Руслан ей понравится так, что потом будет поздно. Всё поздно. И понимать, и осознавать, и говорить: «а нам всё равно». Ей уже не всё равно, вот в чём беда. А ведь прошло всего каких-то два дня.

То есть, если совсем честно – не каких-то. Дни бывают разные. За это время, Лизе показалось, что она узнала про Руслана больше, чем про некоторых за полгода. Узнала, почувствовала, а теперь – что? Забывать?

Получается – да. Она же сама его послала. Нет, ну а как это назвать? Человек предложил ей встретиться, а она отправила его на пустырь, где должен крутиться стриженый гопник. Вместо Лизы, ага.

Ей даже реветь расхотелось. Ей захотелось как можно скорее оказаться дома, попросить у бабушки номер телефона Руслана, позвонить и договориться, чтобы встретиться на самом деле.

Троллейбус остановился. Лиза посмотрела в окно. Странная остановка. Ни павильона, ни скамейки. Ни входящих-выходящих пассажиров. Хотя, как бы они могли войти или выйти, если закрыты двери?

– Вот всегда на этом переезде так! – проворчала женщина на переднем сидении. – Ждёшь-ждёшь. То скорый, то электричка, то товарняк. Пока все не пропустят, не откроют. По полтора часа стоим иногда. А если на работу кому?

Лиза посмотрела на часы. Полтора часа? С ума сойти! Она может не успеть предупредить Руслана, даже если они простоят здесь всего двадцать минут.

– Да у нас не город, а сказка. По всем статьям! – поддержала первую женщину соседка в цветастом сарафане. – Транспорт – как из прошлого века, зарплата – как из позапрошлого. Молодёжь – сплошь хулиганьё и бандиты. Вон, слышали? На пустыре у четырёшек – логовище у них. Заманивают приезжих, грабят. Да если б только грабили. К начальнице моей внук приехал. На скорой оттуда увезли. С двумя переломами.

На пустыре – вспыхнуло у Лизы в голове. И дальше помчалось огненными точками и тире телеграфной строки. У четырёшек. Грабят. И если бы только. На «Скорой». С переломами.

Лиза леденеющими пальцами набрала бабушкин номер. Пусть бабушка скажет ей телефон Руслана. Придётся ему объяснять – ерунда! Придётся – извиняться – ладно! Она будет дура дурой – пожалуйста! Только бы с ним ничего не случилось. Только бы с ним ничего не случилось из-за неё. И вообще.

– В настоящий момент сеть недоступна, – ответил телефон и отвечал так бесконечно.

На переезде они простояли сорок пять минут.

Лиза твердила себе, что ничего страшного не случится. Пустырь большой. Руслан придёт сам по себе, стриженый гопник – сам. Каждый отдельно.

Ага, говорил внутренний голос. В семь часов, в одно и то же место, каждый сам по себе. Туда, где «логовище» у местных бандитов и гопников.

Троллейбус подошёл к пустырю, и Лиза увидела их и его, Руслана.

Увидела и не смогла ни вскрикнуть, ни ахнуть, ни пошевелиться. Её как будто придавила многотонная плита, или накрыло глубинной волной.

 

 

Глава десятая

«Ты же есть»

 

Нельзя было оставлять всё, как есть. Да, в этом проклятом троллейбусе не срабатывал мобильник, но Лиза могла постучать водителю, чтобы открыл двери и выпустил её, а потом, проглотив бьющийся в горле страх, позвонить по всем известным с детства номерам. А если бы не ответили (вдруг?) – закричать так, чтобы услышали прохожие и жильцы ближайшего дома. И те – у неё никак не поворачивался язык, чтобы их назвать. Они тоже должны были услышать и  пусть не испугаться, но хотя бы понять, что тут не одни.

Но Лиза ничего такого не сделала. Не встала, не постучала водителю и даже не вынула из кармана мобильник. Закусила губу, крепче сжала кулаки и всё.

Её будто парализовало, будто пришило намертво к троллейбусному креслу.

Троллейбус проехал ещё немного вдоль пустыря и повернул. Теперь через окно Лиза видела серые дома в четыре этажа. Они казались неправильными, словно им отрезали верхушки.

Лиза смотрела на дома, на аккуратно подстриженные яблони, на выщербленный асфальт и лужи, а видела его лицо – искажённое, бледное, но всё равно такое, от которого можно сойти с ума.

Наверное, она и сошла с ума, и не сейчас, а когда в первый раз увидела Руслана. А может, когда узнала про Алю, или только что, когда сдала его с потрохами этим, назвать которых не поворачивался язык. Ведь сдала же, сдала. А потом струсила, непростительно и подло.

Лиза встала и пошла к дверям. Она – не предательница. Сейчас она выйдет на остановке, и придумает, как прекратить эту жуткую жуть.

Троллейбус рывком прибавил скорость. Лизу качнуло, она взмахнула руками и в последний момент успела схватиться за поручень. Поручень оказался странный – тоньше обычного и пошатывался, и всё-таки он не позволил ей упасть, а это было главное.

– Девушка, вам удобно?

Голос прозвучал из-за спины. Говоривший сидел так близко, что Лиза почувствовала его дыхание у себя на шее. Она вздрогнула и обернулась.

Этого просто не могло быть!

Конечно, это был не Руслан, а слегка похожий парень года на два старше, но всё равно у Лизы вспотела макушка и по спине побежали мурашки.

– У-добно! – заикаясь, ответила она.

– Тогда ладно, – кивнул парень. – Для красивой девушки чего не сделаешь.

Она непонимающе похлопала глазами, но вдруг ещё раз посмотрела на свой поручень и поняла. Никакой это был не поручень, а вовсе даже странная конструкция из реек, упакованная в картон и полиэтилен. Конструкция стояла около парня, а он придерживал её рукой, не давая упасть, и при этом читал электронную книжку. Книжка была интересная, потому что, даже разговаривая с Лизой, парень косился на экран.

Когда Лиза это рассмотрела, ей захотелось провалиться. Вот прямо тут, сквозь грязный троллейбусный пол. Но пол расступаться не собирался – шатался и подпрыгивал под ногами в такт движению и всё.

– П-ростите! – пробормотала она.

– Никогда не проси прощения у парней, – прошептал он громко. – Мы этого не заслуживаем.

У Лизы закружилась голова. Она подумала, что зря отпустила поручень, пусть и ненастоящий. Он бы ей сейчас пригодился, очень даже.

– Тогда не прощайте! – пробормотала она и отвернулась.

– Вы всегда слушаетесь первых встречных?

Вопрос был брошен ей в спину, вкрадчивый и насмешливый. Хочешь – поворачивайся и отвечай, не хочешь – стой бессловесной дурочкой.

Лиза решила, что ей наплевать: дурочка и дурочка. Не до того!

Троллейбус остановился, как положено, но двери не открылись. Лиза уже спустилась на нижнюю ступеньку и теперь лихорадочно дёргала железную ручку. Ручке было всё равно – её и не такие дёргали. Двери всё равно было тоже.

От злости Лиза стукнула кулаком по створке и взвыла от боли.

– Передние двери не открываются. Выходите через задние, – запоздало объявил водитель.

– Спасибо! – прошипела Лиза. – Спасибо, что предупредили!

И побежала к задним дверям.

Пока она бежала, водитель покашлял в микрофон, а потом включил равнодушно-бодрое: «Осторожно, двери закрываются. Следующая остановка…»

И в самом деле двери закрыл.

– Вы что? – закричала она и стукнула теперь уже заднюю дверь. – Издеваетесь?

Водитель не ответил, задняя дверь – тоже.

Троллейбус дёрнулся и поехал, набирая скорость.

Пока Лиза бегала туда-сюда и билась в двери, парень молчал, будто его и не было.

Когда она поняла, что всё равно пропустила остановку, то повертела головой, выискивая его и, понятное дело, нашла. Он смотрел на неё очень внимательно, как будто ему нужно было разгадать ребус, нарисованный на её платье.

Наткнувшись на его взгляд, Лиза смутилась и обрадовалась одновременно, но через секунду поняла, что радоваться нечему. Толку-то от взглядов, если человек сидит и молчит, а ей выходить на следующей остановке? Разве она успеет хоть что-то объяснить, чтобы он согласился помочь?

Внезапно стало так тоскливо, что захотелось сделать что-нибудь странное. Например, подойти к нему и снова схватиться за импровизированный поручень. Или спросить как его зовут. Или…

Лиза ничего не успела, он встал и подошёл к ней сам. А может, вовсе не к ней, а к задним дверям, около которых она стояла.

– Выходите, девушка?

Вопрос прозвучал насмешливо, и она решила обидеться, правда, опять не успела.

– Хотите, я вас провожу?

И что ей было делать? Помотать головой и гордо отвернуться? Наверное, это было бы правильно, но она не смогла. Слишком дорого пришлось бы заплатить за эту правильность.

– А вы хотите меня проводить? – спросила Лиза.

Он улыбнулся.

– А вы как считаете?

Она подумала, что он слишком умничает, когда так говорит. Лучше бы просто ответил: да, и она бы согласилась. А так он вроде бы и предлагает, но в то же время насмехается. Или она слишком мнительная, и он ничего обидного не делает? Пока Лиза соображала и никак не могла придумать, что ему сказать, он пришёл на помощь.

– У вас ещё есть время подумать. Мы переедем через мост и только потом остановимся.

– Как через мост? – похолодела она. – Через какой мост?

Сказать по правде, Лиза никогда не ездила на этом троллейбусе дальше своей остановки, и поэтому знать не знала, что впереди река. Или нет там никакой реки, а мост – обычная эстакада?

– Самый длинный мост через реку в нашем городе, – ответил он. – Один километр двести метров.

Это был удар в солнечное сплетенье, не лучше. Но Лиза всё-таки ещё держалась.

– А там что – река? – спросила светским тоном.

Он усмехнулся. От этого его лицо стало старше, ей даже показалось, что он наверняка закончил школу.

– А вы этого не знаете?

Лиза разозлилась.

– Я много чего не знаю. И что?

Усмешка превратилась в улыбку.

– Мне нравится, что вы в этом признаётесь. Но я не думал, что можно дожить до пятнадцати лет, и не знать, что в твоём городе есть река.

– До пятнадцати, может, и нельзя, – через силу поморщилась она. – Но мне-то четырнадцать.

– А вот скажите, – его голос стал задумчивым, а взгляд неожиданно изменился. – Неужели за все четырнадцать лет вы ни разу не гуляли по набережной? Не катались на катере?

Кажется, её возраст его не отпугнул. На мгновенье у Лизы появилась уверенность, что ему было бы всё равно, даже если она бы сказала, что ей десять. Но это ей не понравилось, и она решила подумать о другом. Например, почему он спрашивает про набережную и катер? Хочет пригласить на прогулку? Вот пусть прямо сейчас с Лизой и идёт! Только не по набережной и без катера.

– Не с кем было! – сообщила Лиза и покраснела.

Уж больно это прозвучало неловко.

Он понял, но сделал вид, что удивлён и не больше.

– У вас нет подруг?

Лиза посмотрела на него и решила, что больше не хочет играть в этот словесный пинг-понг.

В голове у неё всё равно стучал метроном, выговаривающий вместо ударов одно-единственное слово: «Поздно!» Этот проклятый троллейбус увозил их всё дальше и дальше. Вот как она вернётся к пустырю? Как?

– У меня нет парня.

Он сразу поскучнел и даже чуть-чуть отодвинулся. Честное слово – что она такое сказала? Разве он сам вёл разговор не к этому? Просто она хотела ему помочь, чтобы успеть сказать самое важное до того, как троллейбус остановится. Чтоб он не сбежал. Ну, или не остался внутри.

Сейчас их везли по совсем узкой дороге. Улица заросла жёлтыми акациями, и в некоторых местах ветки с подсохшими цветками прижимались к троллейбусным окнам и даже царапали их, роняя лепестки, будто крошки яичницы-глазуньи.

Она посмотрела в окно и вдруг замерла, охваченная непонятной болью. Боль пульсировала везде – в висках, в горле, в сердце и даже, кажется, под коленками. Это было так неожиданно и так остро, что на глазах выступили слёзы, а слова застряли и превратились в невнятное крошево звуков.

– Что-то случилось? – спросил он и наклонился к ней.

Как доктор над пациенткой, честное слово!

Она качнула головой. То ли да, то ли нет – понимай, как знаешь.

– Я могу помочь?

И вдруг боль отпустила, мгновенно, как и появилась. Она подумала, что такого не бывает и что ей всё померещилось: и боль, и его участие, и внезапное исцеление.

Троллейбус подпрыгнул на колдобине и, утробно зарычав, въехал на мост. Мост и в самом деле был длинный, и в самом деле под ним текла река, широкая, медленная, истыканная воронками водоворотов. А ещё из воды торчали камни. На одном, ослепительно-чёрном и гладком, она увидела птицу. Сначала, ей показалось, что это чайка, но Лиза усомнилась, что бывают абсолютно белые чайки. К тому же ей никогда не встречались чайки с такими хвостами. У этой птицы хвост напоминал сложенный веер. Сейчас расправит его, обмахнётся и превратится – в кого превратится странная птица, Лиза не успела придумать.

– Смотри! – сказал он. – Белая сорока!

Она сразу же поняла, что он прав. Конечно же, на камне сидела сорока-альбинос, а вовсе не чайка.

– Я думала: таких не бывает, – призналась Лиза.

– Бывают, – тихо ответил он. – Ты же есть.

Она не вскрикнула и не упала, просто захлебнулась на вздохе и подумала, что в троллейбусе кончился воздух. Вот так был – и вдруг кончился, будто выкачанный гигантским насосом.

Если бы он её ударил, было бы лучше, но он не ударил. Он напомнил ей о том, о чём вспоминать было не просто больно – невыносимо, особенно сейчас, когда она знала, чем всё закончится. Ну, почти знала.

 

 

Глава одиннадцатая

«Это всё я!»

 

– Эта же есть, – повторил парень и улыбнулся.

Совершенно знакомой улыбкой. Как будто не своей.

У Лизы зазвенело в ушах. Не «Ты же есть» он сказал. Это она всё придумала. Она уже слышит то, чего нет, как ненормальная. Или на самом деле сошла с ума. Вот и улыбка человека, которого она видит в первый раз, кажется знакомой, и эта штука у него в руках больше всего для неё похожа на мольберт. Такой же, как у Руслана.

– У меня брат часто их тут рисует. Представляешь, он – художник. Я вот его мольберт везу, для образца. Мы себе в мастерской тоже таких наделаем и портреты катеров повесим. Красиво будет. А то пока у нас в конторе с красотой не очень. Вот на воде и в катерах – там да. Там без дураков красота. Вот. А у меня, кстати, и отец – художник. А я краски-холсты не люблю. Я катера люблю и лодки. Я, как школу закончил, в мастерскую к Вадянычу сразу.

Лиза даже не заметила, что он опять перешёл на ты.

– Ты бы видела, какие мы делаем катера! К нам из соседних областей очередь на полгода.

Он мечтательно прикрыл глаза. Лиза подумала, что ему уже не до неё. Он едет к своим катерам, зачем ему Лиза?

Ну и ладно! Лизе тоже не до него. Но до брата ему же должно быть дело?

– Твоего брата зовут Руслан? – спросила она бесцветным голосом и вдруг будто огнём обдала. – Его на пустыре. Бьют.

Кажется, на этом у Лизы совсем закончились силы, но она ещё держалась на ногах, вцепившись в поручни.

Лицо у парня вытянулось и побледнело.

– Я сейчас видела, в окно, – уточнила Лиза. – Если бы ты не читал, тоже бы увидел.

Троллейбус остановился, двери открылись, и Лиза вывалилась на улицу.

 

***

– Иди домой! – велел он ей сразу же, как только троллейбус оставил их на остановке. – Не мешай мне! Я с тобой в три раза дольше…

Что в три раза дольше, Лиза не услышала, потому что мимо проехало такси, а он успел махнуть рукой и остановить машину прямо посреди улицы. В Лизином городе такси не сажали пассажиров в левой полосе, а здесь, похоже, это было обычным делом.

Лиза метнулась за ним, но не успела.

– Я должна! – закричала она. – Я должна с тобой. Туда. Это всё я! Из-за меня.

Она кричала, задыхаясь на каждом слове, как будто ныряя в безвоздушную муть и выныривая. Но он не слушал и не слышал. Он рухнул на сиденье рядом с водителем и захлопнул дверь.

Лиза замолчала, вытерла слепящие слёзы и побежала через дорогу. К остановке напротив уже подъезжал троллейбус.

На мосту она опять увидела сороку-альбиноса. Наверное, их там было несколько. Наверное, где-то поблизости у них был дом, и они жили в нём – белые и счастливые. И никого не боялись. И ни о чём не жалели. Летом прилетали на реку, сидели на камнях, ловили плотву – или что там ловят сороки в воде? И думать не думали, что они – белые сороки, что не такие, как все. Какое им дело было до всех? Они жили своей жизнью. Счастливой, сорочьей жизнью. Каждый может быть счастливым. Каждый. Главное – не уничтожить своё возможное счастье самому. От страха, по глупости, из-за дурного характера или неудач. Не уничтожить и не предать.

Лизу волна за волной обдавало болью и стыдом, и снова болью. Путь от моста до пустыря показался ей бесконечным. Она подумала, что, наверное, так тянется время в аду.

 

***

Лиза шла по пустырю. Было ясно, что там никого нет, но она всё равно не могла остановиться. Ей казалось, что если она перестанет искать, то предаст его во второй раз. Не похожего ни на кого из её знакомых мальчишку, который был ни в чём перед ней не виноват, и которого она отправила вот сюда.

У края пустыря рос куст. С веток свисало что-то нелепо-яркое, бившееся на ветру. Бирюзово-синее и алое. И ещё какое-то, знакомое. Лиза боялась смотреть. Но всё-таки, обмирая и чуть не выворачиваясь наизнанку, подошла. И увидела. Кусок холста со своим портретом. Со своим портретом и подсыхающим алым пятном.

Нет, Лиза не потеряла сознание и даже не упала. Она сняла холст с веток и сунула под футболку. Ну и что, что он не поместился и торчал сверху, напоминая средневековый пыточный воротник?

А потом она пошла дальше по искорёженным как будто землетрясением кускам асфальта, спотыкаясь о торчащие штыри арматуры и еле-еле удерживая равновесие.

Вдалеке цвели акации, жёлтые лепестки осыпались, и их несло ветром – прочь.

Лиза подумала, что ей тоже пора отсюда убираться, но её завораживали льющиеся черничным киселём сумерки и тишина. А потом в одном из домов скрипнула створка окна, и тишины не стало. Печальный, но решительный женский голос из старого фильма располосовал её на до и после.

И ещё долго звенели и отдавались у Лизы в ушах Цветаевские строчки:

Мне тебя уже не надо,

Милый — и не оттого что

С первой почтой — не писал.

Слушать было тепло и горько, и как будто внутри таяла боль, а потом опять появлялась, льдистая и неживая, и нарастала бугристыми сосульками, в кровь царапающими и душу, и всё.

Но Лизе было надо. Она это знала. И теперь она знала, что сделает. С первой почтой.

 

***

Лизу никто не тянул ни за руку, ни за язык, но она решила, что если не расскажет правду, не будет у неё в жизни ничего хорошего. Потому что она не умеет врать и скрывать не умеет. И тем более, не сможет жить и ждать, что в любую минуту кто-нибудь расскажет о том, что это из-за неё случилась та встреча на пустыре. Вернее, драка. А ещё вернее…

Лиза всхлипнула и открыла свой несчастный вконтактик, который не открывала уже недели две. Она не сомневалась, что найдёт там Руслана. И нашла. Ей повезло, отправить ему сообщение мог любой и каждый, а не только друг.

Лиза промучилась с полчаса. Но написала. А потом ещё полчаса – и отправила.

И потом каждые пять минут пыталась проверить: прочитал он или не прочитал, иди хоть был в сети или нет. И ничего у неё не получалось. То ли вконтактик в телефоне глючил, то ли Лиза совсем отупела.

До двенадцати ночи глючил и до часа.

А после часа бабушка загнала её в кровать, как загоняют кота в переноску, когда он пытается спрятаться в самом дальнем углу комнаты и всё равно понимает, что ехать на прививку придётся. Лизе, правда, предстояла не прививка, а самый обычный сон, но она пряталась не хуже того кота.

Ей даже не помогла привычная игра в фильмы. И тайком от бабушки накапанная валерьянка не успокоила. А, может быть, как раз она и успокоила, просто очень не сразу.

Под утро Лиза уснула, а когда проснулась, на часах горело: пять тридцать. Дрожащей рукой она вытащила из-под подушки телефон. Вот чего она ждала в это время?

Но она всё-таки включила его и открыла несчастный вконтактик. Сеть подвисла, сердце у Лизы тоже как будто подвисло и замерло в воздушной пробке. Кровь прилила к щекам, в голове стало мутно и тяжело. Лиза облизала пересохшие губы, потёрла глаза. Телефон пискнул, дрогнул виброзвонком, и страница открылась.

Не просто, а её страница с одной-единственной заявкой в друзья.