Вероника Севостьянова

Подходит читателям от 10 лет.

Книжка первая. Как под деревом в лесу самый настоящий старинный клад нашли.

Глава первая, в которой Алиса знакомит нас с бабушкой и кошкой.

Когда мне было четыре, мама завела котенка, и с тех пор мы так все вместе и живем. А теперь мне уже десять, и мама сказала, что мы скоро заведем мне младшую сестру. Ага, заведем. Это вовсе не так называется, что я не понимаю что ли. Маленьких детишек не заводят, дети это не котята. Детей мамы с папами рожают. Для этого у мамы сначала девять месяцев растет живот, а потом все вместе едут в больницу и оттуда привозят малыша. У меня уже у многих одноклассников есть младшие братья и сестры, так что котята и младшие сестры это совсем разное дело, это я вам точно говорю. А хотите я вам про свою бабушку расскажу?

Бабушка моя всегда говорит, что она дитя войны, и именно поэтому у нее нет настоящих зубов и вообще здоровье подорвано. У нас дома есть книжки художника Бидструпа, две красивые книжки, первый и второй том, это такой старый художник, которого еще при советской власти печатали. И там есть картинки, когда на землю падает огромная бомба и после нее взрывается вся планета и возрождается что-то новое. Я пока была маленькая, так и представляла, что после взрыва бомбы дети войны рождаются, но когда в школу пошла, поняла, что бабуля совсем о другом говорит.

Вообще бабушка не любит про войну рассказывать. Когда началась Великая Отечественная, бабушке было всего два года, а когда война закончилась, ей было уже шесть. Шесть лет, это как нашей кошке сейчас. Но так говорить нельзя, точнее так говорить можно, но при маме так говорить нельзя, потому что когда мама слышит, что я сравниваю бабушку и кошку, она ругается и даже чуть-чуть шипит. Но я же не со зла так говорю, я и бабушку и кошку люблю, просто так совпало, что им обеим по шесть лет, одной было, а другой — сейчас.

Кошку нашу зовут Чудо. И, кстати, ее бабушка так и назвала. Бабушка говорит, что мама в тот момент была в депрессии и вообще в страшном горе. Мой папа тогда ушел, мама осталась одна, а я и бабушка мы не считались, поэтому все было плохо до тех пор, пока в семье не появилось Чудо. Чудо она хорошая. Чудо она мягкая, но совсем не ручная. И папа, кстати, у меня тоже очень хороший, просто мама говорит, что они разлюбили друг друга, и поэтому он к нам обратно не приходит. А теперь у меня будет и второй папа, отец моей будущей сестренки, мой будущий отчим. Совсем я вас запутала, да? А кому мне еще выговориться? Не в школе же рассказывать про наши сложные отношения. «Женская семья», — говорит бабушка. Ну ничего, ничего, скоро и у нас будет свой новый папа.

 

Глава вторая, в которой Алиса заставляет свою маму покраснеть.

Мы живем в городе Тольятти. Говорят, что раньше это был город очень богатых людей, потому что здесь делали машины и продавали их на всю страну, и каждый тольяттинец получал свою долю от продажи машин. На границе города даже стояли отдельные посты, которые выпускали новые машины в другие города только после того, как заплатят налог. Бабушка говорит, что это был бандитизм и рэкет, а мама считает, что тольяттинцы смогли тогда построить правильное общество и обеспечить всех своих детей нужными товарами. Меня тогда, правда, еще не было, я еще не родилась, и поэтому сама судить о ситуации не могу. Так что мой рассказ не совсем объективен, ведь я не могу оценить его со всех сторон, как учит нас наш новый учитель истории Павел Васильевич. Кстати, это очень хорошо, что теперь каждый предмет ведет свой учитель, когда в младших классах была одна учительница на все предметы, вот это был мрак.

А сегодня Павел Васильевич сказал, что наша школа будет участвовать во всероссийском конкурсе на лучшее знание истории, и все мы сможем участвовать в отборочных сессиях. Сессии сначала проведет сам Павел Васильевич в классе, потом лучшие ученики ответят на вопросы в интернете, а тот, кто и там победит, поедет на главное состязание в Калининград. Классно, да?

Мама вечером сказала, что Калининград очень красивый город, бабушка назвала его старым названием Кенигсберг, а потом еще добавила, что туда надо не ехать, а лететь. Бабушка у меня вообще многое знает, бабушка у меня умная, хотя и очень старенькая.

У меня и мама старенькая, если честно. Когда моя мама приходит в школу, то многие мои одноклассники думают, что это она моя бабушка. И их родители так думают. И начинают с моей мамой разговаривать как с бабушкой, и тогда мама громко возмущается и начинает кричать: «А что я по вашему, в девяностые должна была детей заводить?» Про девяностые я тоже все уже знаю. В девяностые нечего было есть, и в девяностые между всеми разделили богатства страны и каждому дали ваучер. У кого была большая семья, или кто был большим начальником, те смогли ваучеры сложить вместе и выкупить большие компании и заводы, а у кого ваучеров было мало, те и сейчас бедные и им не на что ездить на море. Мы бедная семья. «Женская и бедная», — говорит моя бабушка. И тут уже я про папу добавлять ничего не буду, потому что мне кажется, что наш папа тоже не очень богатый человек.

Кстати, вы не представляете, как мне было сложно в первом классе, когда я училась в другой школе. Не потому, что школа была хуже, а потому, что мама моя там работала учительницей. Нет, в моем классе мама меня не учила, она английский язык у взрослых школьников преподает, но ведь все равно все знали, что я учительская дочка. И вот, представьте, иду я по коридору, мама мне навстречу, и она мне говорит: «Здравствуй, Алиса». Что я должна ей отвечать: «Здравствуй, мама»? или наоборот «Здравствуйте, Татьяна Вячеславовна»? В общем, я в тот момент начинала что-то мямлить, заикаться и коверкать буквы. И мама краснела, а потом дома мне выговаривала и даже иногда ругалась. А бабушка все время заступалась за меня и потом меня в другую школу и перевели. У меня вообще очень добрая бабушка и она очень хорошо понимает детей. А я, между прочим, и сейчас еще ребенок, несмотря на то, что мне уже целых десять лет!

 

Глава третья, в которой воздушный змей улетел навсегда.

Калининград и правда красивый город, это я дома в интернете посмотрела. Интернет у нас есть на мамином компьютере. Компьютер стоит на столе, а под столом системный блок. А та часть, на которой мы работаем, называется монитор и клавиатура. У мамы монитор тонкий, современный, а вот у Сережкиных родителей монитор еще тот! Такой огромный телевизор на полстола! Я такие мониторы  только в кино видела и еще у папы на турбазе, но у папы на турбазу вообще всякую рухлядь свозят, на то она и турбаза. Так что, Сережкины родители еще беднее нас, хотя у них и папа есть. Но зато они все добрые, мама у Сережки печет вкусные пирожки, а Сережкин папа как-то смастерил для нас для всех воздушного змея. Ах, какой это был змей! Вы такого змея в своей жизни точно не видели!  И мы все на нашем пустыре смотрели как он летит, а потом Сережкин папа дал подержать бечевку по очереди Сережке и мне, больше никому не давал.

Знаете, как тот змей тянул меня вверх, он звал меня, он гудел в руке и заставлял верить, что летать можно и нужно. Никогда в жизни я больше так не ощущала свободу и полет. И я отпустила змея. Сережка тогда на меня обиделся. А Сережкин папа меня обнял и сказал, что это не страшно и он нам сделает еще одного змея. Но так и не сделал, потому что потом дядя Костя все время много работал и зарабатывал деньги, и делать змея у него времени уже не было. А потом мы все повзрослел и и пошли в школу, а взрослым воздушные змеи уже совсем и ни к чему.

Мы с Сережкой все время в одном классе учимся. Когда меня из той школы в эту перевели, тогда и Сережку сразу перевели. А что странного, мы же соседи, мы так и должны вместе учиться. В начальных классах мы с Сережкой и за одной партой всегда сидели, а теперь у нас разные учителя и мы можем на разных предметах сидеть с разными мальчишками. На некоторых уроках со мной теперь сидит Гена.

Вчера Генкин папа приходил к нам в класс. Это еще в начале года решили, когда первого сентября у нас в классе проводили день знакомства с родителями. У всех родители, как родители, а у Генки папа настоящий спасатель! В МЧС работает. МЧС это министерство по чрезвычайным ситуациям, когда наводнение где случается и большой пожар. Не тот пожар, который пожарные тушат, когда дом горит, а когда, например, целый лес загорается, или целый район из-за землетрясения рушится.

Наша учительница Елена Александровна тогда на Генкиного папу такими большими глазами смотрела, что я думаю, она по-настоящему влюбилась в него. А что? Папа у Генки красивый, с мускулами и в джинсах с потертостями. И еще у него кроссовки с отражателями. Вообще-то я раньше думала, что такие только на маленьких надевают, чтобы они в темноте не потерялись, но Генкин же папа спасатель! Спасателям, наверняка, всем такие светящиеся кроссовки полагаются. Спасатели они как современные рыцари, ну или как Спайдермен. Вот Елена Александровна и пригласила Генкиного папу к нам в класс, провести день безопасности и рассказать о работе МЧС.

А вообще я еще вначале думала, что Генкин папа должен жениться на моей маме, потому что у Генки мамы нет. Они, как и мы, тоже с бабушкой живут. Только у нас женская семья, я, мама и бабушка, а у них – смешанная. Но потом я подумала, что моя мама скоро все равно будет ребеночка рожать и у меня будет новый отчим, и я решила, что отдам Генкиного папу Елене Александровне. Она хорошая учительница, пусть у нее тоже будет свой муж.

А вы вот знаете, что кроссовки надевают, а не одевают? Это меня мама научила очень легкому правилу русского языка. «Одеть Надежду, надеть одежду», — вот это запомнить и все, больше никогда эти два слова не перепутаешь и не скажешь «я одел пальто, я одел босоножки». Мама у меня умная, она же учительница.

 

Глава четвертая, в которой у Алисы созревает план.

— Скажите, скажите, — тянул руку Сережка, — а в наших лесах есть медведи?

— Вообще-то я хотел рассказать как вести себя при пожаре, но если Елена Александровна не против, то сегодняшнюю лекцию мы можем посвятить и походам в лес. Наше ведомство занимается и спасением тех, кто заблудился, например, грибников или охотников. Но чаще всего, все же грибников, особенно престарелых бабушек и дедушек, кто уже плохо ориентируется на местности.

«Очень интересная тема», — поддакнула Елена Александровна, и я снова подумала, что она все же влюбилась в Генкиного папу.

— Сегодня в лесах Тольятти уже не живут ни медведи, ни волки, ни такие хищные крупные птицы как беркуты и филины. Хотя, конечно, раньше, до строительства города их здесь было много. Хорошо это или плохо? Это нам смогут сказать только ученые и то, думаю, много лет спустя, когда они это проанализируют. А мы с вами просто понимаем, что и звери и птицы, да и растения приспосабливаются, когда рядом с ними поселяется человек.

— Они теперь знают, что у человека есть еда, и сами еду не добывают, а приходят есть в город человеческую пищу, — это Генка сказал.

Генке хорошо, у него папа спасатель, он ему многое рассказывает. Но умничать все равно не надо. И когда я подумала, что зря он сумничал, то нога моя сама как-то незаметно Генку под партой пнула. Вот честное слово, это не я, это моя нога. Генка сморщился, хотел руку поднять жаловаться, но я его еще раз пнула, и он смолчал. Генка плакса, хоть папа у него и спасатель.

— Правильно. Про еду тоже верное замечание. Но дело не только в еде. В городах, благодаря отоплению домов, теплее, чем на открытой местности. И поэтому многие растения начинают свой период цвета и размножения на две – три недели раньше, а уходят в зимний сон позже. И грачи, и другие перелетные виды осенью уже не улетают на юг, а становятся местными оседлыми птицами. Стрижи, ласточки, галки воспринимают высотные дома как скалы и создают свои жилища прямо в городе. Но зато из-за загрязнения воздуха многие деревья и животные страдают.

Дальше Генкин папа еще весь урок рассказывал про цветочки и листочки, но я уже не слушала. У меня созрел план! Я бы, конечно, свой план только вместе с Сережкой осуществила, но нам нужен был и Генка. Все-таки только у Генки папа спасатель. Ладно, детали плана я еще прорабатывать буду. Уже чувствую себя Наполеоном. Это был такой великий французский полководец, которого наш Кутузов победил. Кутузов круче.

 

Глава пятая, в которой Алиса совсем не боится старшеклассниц.

Я вот тут все лето думала, а что у нас с Сережкой, любовь что ли или не любовь? Во-первых, мы еще в детский сад с ним вместе ходили, потом за одной партой вместе сидели, теперь нас вместе в новую школу перевели. А тут еще Даша, старшая сестра вредной Ксеньки недавно сказала, что если у кого из девочек не было дружбы с мальчиком в четырнадцать лет, то замуж такая девочка никогда не выйдет. Ну, я тут логически пораскинула и поняла, что про возраст она просто так сказала, потому что Даше самой в этом году четырнадцать исполнилось. Даша вообще уже очень взрослая, она даже глаза красит. Даже когда в школу идет, все равно глаза красит, а когда не в школу, то и губы и румяна красит.

А Ксенька вредная с мальчиками не тусуется. Вот совсем, совсем. Они с Дашей похожи как две капли воды. Это выражение такое, про капли, но понятно, что они должны быть похожи, они же сестры, но Даша с мальчиками общается, а Ксенька вредная только над учебниками корпит. Даша еще ходит в бассейн и на уроки танцев. Я когда подрасту, я как Даша обязательно буду. Бабушка всегда говорит, что человек должен быть разносторонне развит.

Мы в сентябре с Ксенькой вредной дружили, даже лучшими подругами были, потому что в этом году мы вместе в новую школу пришли и сразу стали общаться. А потом как-то в школьный туалет на переменке зашли, а там старшие девочки стоят.

— Как тебя зовут? — спрашивают.

— Алиса, — я им отвечаю, меня же мама с бабушкой учили никогда не врать.

— Живешь далеко?

А я опять честно:

— Через два дома от школы.

Ну и они мне велели домой за сигаретами сбегать, мол у папы возьми из пачки и принеси.

И тут я им все рассказала. Что папы у меня давно нет, что мама учительница, а бабушка дитя войны, что скоро мне родят сестренку и будет у меня новый отчим. Мне так было страшно, что я даже немного подвывала, мне кажется. Жалостливо так подвывала. А что вы думаете? Я одна, кружком вокруг меня, слабой маленькой одиночки, целая группа старшеклассниц, и сигарет они требуют. «Это рэкет и бандитизм», —  сказала бы моя бабушка. А Ксенька вредная просто сбежала и меня там одну бросила.

Ксеньку бы, кстати, никто бы там даже и не посмел бить, потому что Даша, ее сестра, была в той группе. Но это я уже потом узнала, а в тот момент мне было просто страшно. И я это так все про родственников и свою тяжелую жизнь рассказываю, а сама кулачки в карманах пиджака сжимаю, ногтями сама себе в кожу впиваюсь, чтобы от испуга не дернуться и не сбежать. Бежать нельзя, это я знаю. Побежишь и все, пропал.

Вот после этого случая у меня и появились защитницы из старших классов. Эти старшеклассницы со мной почти как с равной дружат, они же знают, что я не испугалась. А я теперь когда по школе иду, у меня всегда такой важный и независимый вид.

 

Глава шестая, в которой Генка получает подзатыльник.

Сережка мой план одобрил. Я хотела еще и с бабушкой посоветоваться, но Сережка сказал, что это будет только наша тайна, и я спорить не стала. Мы идем в поход! Точнее, это называется экспедиция. Я это сама в интернете читала: «Археологическая экспедиция закончилась успешно», именно так про разные походы говорят, если их цель найти раскопки старых городов. А наш город ого-го какой старый. Это он сейчас называется Тольятти, в честь смелого революционера из Италии, а раньше назывался Ставрополь.

Еще в царское время он был основан как крепость на Волге. Но когда в советское время строили Куйбышевскую электростанцию, то снесли все старые поселения, затопили их водой, а новый город и построили заново и заново назвали. А уже потом тут стали автомобили на заводе создавать.

В общем, наша задача – найти раскопки старого Ставрополя, не весь же его затопили, в лесах наверняка какие-то старые дома и усадьбы сохранились. Найдем, сфотографируем, измерим и получим приз! И тогда не надо нам никакие сессии сдавать, мы и так поедем на конкурс в Калининград, как юные археологи-следопыты и историки.

Генку мы поймали во дворе школы уже после обеда.

— С нами пойдешь, — сказал ему Серега безапелляционно.

«Безапелляционно» это такое взрослое слово, когда собеседник ничего тебе возразить уже не может. И потому Серега, на всякий случай, показал Генке и кулак. А что Генка мог возразить? Генка же плакса.

Но зато у Генки у папы были дома важные для нас предметы. Мы даже Генке список составили, — топор, фонарь, нож, фляжку для воды, чтобы на пояс привешивать, суперодеяла, которые весят мало, а греют как на Северном полюсе, спички в непромокаемом мешочке. Я еще думала, что есть какие-то запасы еды как эльфийский хлеб у хоббитов в «Властелине колец», чтобы тоже весили мало, а есть можно было долго. Но Сережка сказал, что такое только космонавтам выдают, а спасатели для такого хлеба не считаются важными людьми.

И Генка все-таки заплакал.

Ревел он долго, минуты три. Я ему успела уже несколько подзатыльников отвесить, а он все ревет и ревет. Но мои подзатыльники его все же в чувство привели.

— Чего драться то сразу? – это он уже шмыгая носом, спросил.

— Пойдешь что ли?

— Пойду. Только, чур, я тогда и в Калининград с вами поеду. Вы сами Павлу Васильевичу скажете, что я важный экспедиционер, что мы все вместе клад нашли.

— Скажем, скажем.

Я уже похлопывала Генку по плечу, а Сережка вчитывался в список:

— Ты знаешь, ты еще у бати посмотри яркие жилеты. Он сам нам тогда на лекции рассказал, что старушки, чтобы не заблудиться, должны в лес яркие светоотражающие жилетки надевать, чтобы спасатели их сразу нашли.

— Мы теряться будем? – снова начал хлюпать носом Генка.

Но Серега успокоил:

— Нет, это для нас самих, когда мы будем раскапывать старые дома, чтобы друг друга лучше видеть. Где в нашем лесу теряться то? У нас леса кот наплакал, у нас потеряться нельзя.

Начало экспедиции мы назначили на субботу. Решили, что я дома скажу, что ночую у Даши и вредной Ксеньки, Сережа как бы ночует у Генки, а Генка как бы у Сережи. Это же и первокласснику ясно, что за один день мы не уложимся, а за два выходных, мы уже все найдем, и в понедельник принесем в школу раскопки. А если не успеем, то в следующие выходные доделаем. Но лучше бы успеть, а то уже начало октября на дворе, скоро холодно будет.

 

Глава седьмая, в которой в поход отправляется даже кошка.

В субботу с самого утра было тепло, настоящее бабье лето! Почему теплая осень называется бабьей, я у бабушки спросить не успела, а у других спрашивать бесполезно, ведь это народные приметы, про них только старые люди знают. Зато мы поняли, что одеяла нам не нужны. Впрочем, все равно Генка смог взять у своего папы из кладовки только одно одеяло, так что на всех нам бы его не хватило, и мы чтобы не ссориться и это одеяло брать не стали.

Зато я взяла с собой нашу кошку Чудо. Положила ее в пластмассовую переноску и понесла с собой. А мальчишки другие важные вещи несли. Бабушка моя еще дала нам с собой пирожки и кошачий корм, мы ей сказали, что Павел Васильевич ведет нас в парк на осеннюю прогулку, и она нам велела не простужаться.

В Тольятти, чтобы в лес зайти надо от дома и школы отойти всего очень ненамного. Это в других городах лес где-то далеко и когда люди собираются в лес, то говорят: «поедем за город». А в Тольятти  все три городских района расположены буквально в лесу. Бабушка говорит, что город разрастается, и лес потихоньку вырубают, но чтобы переехать на автобусе из района в район, в любом случае надо ехать через классный густой остро пахнущий сосновый лес.

Мы зашли в лес напротив остановки, и как нас учил Генкин папа, стали сразу ножиком на деревьях делать маленькие зарубки.

— Надо зарубки в виде стрелок рисовать, — сказал Сережа, — чтобы на обратном пути мы сразу видели откуда мы зашли и куда нам выходить к дому.

— Не получается, — захныкал Генка, — сам давай эти стрелки рисуй.

— Ладно, ладно, вырезай как умеешь, главное, чтобы на каждом дереве они были, чтобы дорога обратно сама нас к дому привела.

А я, вдруг, подумала, что я совсем как Элли и Тотошка в изумрудной стране, только вместо говорящей собачки у меня кошка Чудо. И в этот почти волшебный момент Чудо вытащила свою лапу сквозь сетку переноски и больно оцарапала мою коленку.

— Аааа, — закричала я. А Сережка сказал:

— Кажется, кошка не хочет с нами в лес идти.

Чудо себя и правда вела совершено неправильно. Она шипела, снова и снова пыталась достать меня лапой, вертелась внутри переноски вокруг своей оси, прямо как в детстве, когда она очень любила играть с собственным хвостом. А потом, перестав шипеть, кошка начала так громко мяукать, что я даже испугалась, что моя Чудо охрипнет и потеряет голос.

Я помню, у меня у самой такое было, когда я так накричалась во время игры в школьном дворе, что голос внезапно куда-то ушел, и я целый день была героем класса. Ага, представляете, учительница меня вызывает к доске, а я встаю и головой мотаю, руками отрицательно машу, а разговаривать не могу. И класс хихикает, учительница сердится, хочет мне уже двойку ставить, но потом Сережка со своей парты кричит: «Она без голоса, ей врач запретил разговаривать». А класс уже и не хихикает, а вовсю смеется, и урок почти сорван, и все рады, и главное, что двойку мне, конечно же не ставят.

Правда мама, когда я ей это рассказывала, почему то произнесла: «Ну гордись, ты сегодня школьным клоуном поработала». Но мама же тоже учительница, пусть она сейчас и в другой школе, а значит она всегда на стороне учителей будет и против нас, школьников.

— Наверное, кошку надо домой обратно отнести, а то она нас так и будет весь день отвлекать, — это Генка идею выдвинул. И мы с Сережкой согласились. Генка он хоть и плакса, но мыслить умеет, в папу пошел.

Когда взрослые говорят «в папу пошел», это значит, что ребенок всем-всем, и лицом и характером похож именно на папу. Про меня тоже всегда так мама и бабушка говорят, когда я что-нибудь плохое натворю.

А когда я иногда езжу погостить к другой бабушке, то она наоборот ругается: «Вот сразу видно, что копия мать». И это значит, что в те дни я лицом и характером больше на маму похожа. А я сама пока еще не разобралась, я как-то целый час провела перед компьютером, сравнивая на экране свои фотографии с мамиными и папиными, но ничего общего у нас так и не нашла.

 

Глава восьмая, в которой лес стоит на своем месте.

Кошку прямо в переноске мы понесли домой к вредной Ксеньке.

— Ксеня, ну смотри, у мамы родственница в гости приезжает, у нее аллергия на кошек, она таблетки всегда пьет, но все равно кошек совсем-совсем не любит. Доктор ей сказал к кошкам вообще не подходить! Это очень серьезная болезнь, такая только один раз на много тысяч человек попадается.

— А долго родственница жить у вас будет? Мне мама не разрешит, чтобы долго кошка была.

— Завтра вечером я сама у тебя ее и заберу, не дрейфь, — сказала я уже из-за двери, чтобы вредная Ксенька не успела передумать, а Генка за моей спиной прошептал: «Не дрейфь, прорвемся».

— Куда прорвемся? – удивилась я.

— Я не знаю, — Генка и сам удивленно развел руками, — это папа у меня всегда так говорит «Не дрейфь, прорвемся». Я думал это у них в МЧС такие специальные слова, а ты тоже откуда-то слово знаешь.

«Специальное слово, специальное слово», — ворчала я про себя, пока мы обратно в сторону леса шли, но вспомнить откуда я такое смешное слово знаю, я так и не смогла. Может тоже от своего папы?

Лес по прежнему стоял на месте и ждал нашу экспедицию. Правда деревья, на которых мы раньше вырезали первые стрелки, куда-то пропали. Но зато на краю леса мы увидели большой куст с яркими желтыми листьями, и Сережка сказал:

— Вот это будет наш ориентир, мы должны к этому кусту из леса выйти, чтобы на правильную дорогу к дому попасть.

Ориентир, — повторила я слово, которое на прошлой неделе мы учили на уроке по природоведению, и подумала, что нам еще надо было компас у Генкиного папы взять, но про компас мы совсем забыли.

— Ты смотри, за нами опять какая-то кошка увязалась, — стукнул меня локтем в бок Генка.

— Какая кошка? Ох ты, это же моя кошка, это же Чудо! Как она смогла из квартиры выйти, зачем же ее Ксенька отпустила? – и я попыталась взять Чудо на руки. Но Чудо отбежала.

Я – за ней, она от меня еще дальше, а Сережа с Геной стрелки на деревьях уже вырезают, а Чудо как будто меня отговаривает в лес идти. Колдовство настоящее, а не серая домашняя кошка. Но потом я решила кошку обмануть и сделала вид, что иду в сторону дома, а сама быстро повернулась и в лес побежала. И Чудо побежала за мной. В общем, в лес мы пошли все-таки вчетвером, только теперь мне не надо было тяжелую неудобную переноску в руках нести. И зачем я вообще эту переноску с собой в первый раз брала? Чудо же совсем взрослая кошка, она давно сама ходить умеет.

Кстати, если про возраст говорить, то Чудо вообще старше меня. Бабушка мне объясняла, что раз кошки меньше людей живут, то когда их возраст считаешь, надо каждый их год на семь умножать, и тогда примерно получится сколько кошке бы было лет, если бы она была человеком. Нашей Чудо уже шесть. И умножить на семь, это будет сорок два. Сорок два! Это почти как моя мама! Вот какая Чудо взрослая. Она бы и сама вам это подтвердила, но Чудо хоть и большая, а считать пока не научилась.

 

Глава девятая, в которой странное дупло уводит в сторону.

Значит, сзади у нас остался большой куст с яркими желтыми листьями, к которому мы должны выйти с трофеями завтра вечером. А впереди неизведанный лес. И четверо храбрых членов экспедиции. А может, храбрых нас только трое, Генка пока храбрым не считается. Но зато он сразу вспомнил, что папа его учил всегда дорогу вперед глазами прокладывать. «Зрительно это называется», — по взрослому сказал он.

Точно, точно! И я вспомнила как Генкин папа говорил, что у человека правый шаг всегда длиннее и поэтому, когда нет прямых дорог даже опытный турист будет всегда влево заворачивать. Ну, вы же тоже, наверное, смотрели в интернете сюжеты, как люди в лесу заблуждаются и начинают по кругу ходить. Все время влево и влево заворачивают и в конце концов снова в ту же точку приходят. Совсем как по циркулю в тетради круги рисуют. Это потому что они не знают о разной длине ног.

Но когда человек знает об этом, он ни за что не заблудится и не закружится. — — Значит, еще раз начинаем, — сказал Сережка, — сзади куст, впереди вон то дерево с большим дуплом. Рисуем линию прямую между ними и идем четко к дереву, а от того дерева уже дальше будем себе зрительно дорогу рисовать.

Я Сережке доверяю, я с Сережкой даже в разведку пойду. Когда моя бабушка так про разведку говорит, значит это самый надежный человек для нее. «Ой», — споткнулась я. А все потому, что не под ноги смотрела, а на дерево это с дуплом. Больно так пальцы ушибла. Надо, пожалуй, мне все же под ноги смотреть, я же с ребятами, ребята сильнее девчонок, ребята на дерево пусть смотрят, а я за своими ногами должна следить. Хорошо еще, что я кроссовки надела, а не свои любимые модные итальянские сандалики.

— А там белочка есть? – Генка почти целиком руку в дупло это засунул.

— Может филин?

— Ну, папа же говорил, что филинов в нашем лесу давно нет. Вот и следы ее по коре, смотри, смотри, как дорожка осталась, как будто она тут часто бегает. Может у нее тут склад? А может у нее несколько складов, чтобы на всю зиму хватило, чтобы не голодать?

Интересное это занятие, разные следы читать, это же целая наука, когда по следам можно и вес зверька определить и в какую сторону он побежал, и как давно он тут бегает. А вот тут прямо как полянка для обеда беличьего, смотри как у них тоже все почти по человечьи устроено, тоже любят порядок в своем лесном доме наводить.

— Али-и-и-са, Ге-е-ена! Вы куда?!

Ого! Оказывается мы с Генкой так далеко от дерева с дуплом ушли, один Сережа прямо под дуплом стоит и нам руками машет, обратно зовет. А Чудо рядом с Сережей. Чудо она тоже сразу поняла с кем в разведку по-настоящему надо ходить.

 

Глава десятая, в которой пора устроить привал и перекусить.

Все, решили мы! Больше никуда с пути не сворачиваем и никаких белочек не ищем, а то так и правда заблудиться можно. Мы идем на археологические раскопки, нам нельзя уходить с прямого пути. И мальчишки поправили лямки рюкзаков, а я постучала веточкой по ноге, чтобы позвать к себе поближе Чудо.

— Дорогие Алиса и Гена! От этого большого дерева с дуплом начнется наша самая настоящая экспедиция! И мы победим! – Сережка когда все это говорил был очень похож на памятник, который у нас на большой площади стоит, или еще на директора нашей школы.

Я фыркнула, Чудо фыркнула, а Гена уточнил:

— Мы же от куста начинали экспедицию?

— Мы там забыли речь сказать. А возвращаться плохая примета. А речь обязательно нужна, если мы хотим, чтобы потом в интернете все правильно про нашу экспедицию написали.

А я опять споткнулась, потому что решила, не дожидаясь речи, вперед всех пойти. Все, больше точно первой не пойду, первой очень больно и страшно.

Ну а потом мы нашли полянку с грибами. Но это было когда мы зашли уже далеко-далеко, и солнце было прямо у нас над головой, и светило сквозь листву. И Сережа сказал, что значит сейчас полдень, и мы можем устроить привал.

Грибы мы собирали в кастрюльку. Это моя кастрюлька из дома, в ней мама с бабушкой молочную кашу на утро варят обычно. Кастрюли для супа у нас большие и тяжелые, а утренняя для каши как раз такая, чтобы девочке удобно было ее с собой в лес брать. И ручка у нее одна, как у старинного ковшика.

Еще у нас был в рюкзаке у Гены самый настоящий котелок, но тут мы решили, что в котелке будем чай на костре кипятить и поэтому пачкать землей и грибами его никак нельзя.

Мальчишки грибы ножиками срезали, а я пальцами выковыривала. Но пальцами грибы трудно отрывать, сразу под ногтями все заболело, и я достала из Генкиного рюкзака яркий блестящий жилет и прилегла под деревом.

 

Глава одиннадцатая, в которой Алиса думает, что встречает змею.

Сначала я во сне почувствовала, что мне чуть-чуть холодно и решила подтянуть одеяло до самого подбородка, но одеяла не было. Тогда, не открывая глаза, я столкнула Чудо со своего лица и со своей постели. А потом, вдруг, мне стало страшно, потому что я вспомнила, что я ни в какой не постели, а в лесу. И еще я поняла, что вокруг так тихо-тихо, и никто рядом со мной не разговаривает.

Глаза я не открывала. Тут самое главное, громко не кричать и не шевелиться. Потому что если волк или медведь тебя еще не заметил, то шум он все равно услышит и придет. Буду тихо просыпаться. И, главное, чтобы Чудо тоже не шумела. «Кстати, а где Чудо?» — и я приоткрыла один глаз.

Чудо сидела рядом со мной и настороженно смотрела в кусты за моей спиной. «Змея», — подумала я. Потому что я уже окончательно проснулась и вспомнила, что волки и медведи в нашем лесу не водятся. А змеи могут, но змеи это не страшно, когда у тебя кошка есть. Кошка всегда змею победит, это во всех мультиках так показывают.

Потом я приоткрыла второй глаз, тихонько сползла с жилета на траву, а жилет себе сверху на голову и спину положила. Яркий же жилет, светоотражающий, он сразу должен и змею и всяких хищников отпугивать.

Выглядывая из-под жилета, я начала вокруг осматриваться. Полянку вижу, а тут и кастрюлька, полная грибов недалеко от меня стоит, кажется еще костер сложен, но не подожжен.

В общем, я решила, что уже смело можно сесть и осмотреться полностью. Костер, действительно, был сложен. Вот как прямо Генкин папа нам рассказывал, снизу газета, потом мох, потом мелкие палочки, а крупные пока и не в костре, а рядом просто заготовленные лежат. Мальчишки что ли мои так правильно смогли сложить? Не ожидала от них, думала, они весь урок прослушали тогда. Ну ладно, ладно! Не то, что я в мальчишек не верю, просто во всех книжках пишут, что мальчики взрослеют позже, чем девочки.

И еще по сторонам от костра две крупные палки в землю воткнуты, на них тоже палка поперек, и на ней котелок с водой висит. А где же сами мальчишки?

Я спичкой чиркнула, дождалась, когда мелкие ветки в костре загорятся, сверху крупных несколько штук положила и решила ждать.

Мальчишки все не находились.

«Ау», — шепотом сказал я. Я хотела громко крикнуть, но в тишине леса почему то громко не кричалось, язык как присох и звуки вообще изо рта не шли. Тут мне стало совсем страшно.

«Мяв», — сказала Чудо. Хотя нет, «мяв» это если бы она пискнула. А она буквально прокричала «Мяуууу!», громко и протяжно. И я сразу в ответ прокричала такое же громкое «Аууууу!». С кошкой кричать веселее, намного веселее.

— Чего орешь, — выполз из-под куста заспанный Генка.

— Гена! Так я же думала, вы потерялись, а вы нашлись! А Сережа где?

— И Сережа твой здесь, и нечего орать, — Гена вслед за собой тащил по земле тонкое одеяло, блестящее, как обертка от шоколадки.

— Так мы и одеяло спасательное взяли с собой? А не хотели же, — обрадовалась я.

— Это я взял. А вы кричали: «не надо, не надо». А я все равно взял. Теперь мы из него на ночь палатку сделаем, натянем на ветки и будет защита от холода.

-А что уже ночь скоро?

— Не скоро, — подошел к костру и Сережка. Позевал, потянулся. — Но в лесу раньше темнеет, так что нам надо уже приготовиться, чтобы потом в темноте не идти. Да и итоги дня подвести надо.

И тут Сережка, когда про итоги сказал, стал опять похож на настоящий каменный памятник, ну или на нашего директора школы.

 

Глава двенадцатая, в которой Алиса своим ногам не хозяйка.

Итоги, итоги! За день мы много прошли по лесу, пока ничего не нашли, грибов набрали, чтобы домой принести, и чай уже заварился. Лично мне показалось, что первый день нашего похода прошел хорошо, но Сережа был недоволен. Сережа, он вообще настоящий командир! Такой недовольный в каждом отряде нужен, чтобы остальных поторапливать. Бабушка обычно говорит «начальник должен мотивировать», но я такое слово пока не до конца понимаю, так что лишнего и говорить не буду.

Чай мы выпили. И бабушкины пирожки съели. И на поиски раскопок пошли, пока совсем не стемнело. Гена в ярком жилете остался у костра сидеть.

— Ты каждые три минуты кричи громко «ауууу», — поучал его Сережа, — чтобы мы слышали и могли назад к полянке придти и не заблудиться.

— А как я узнаю, когда три минуты пройдут, у меня же часов нет.

— Ну ты просто кричи громко, пока не устанешь, а потом как устанешь, — отдохни и снова кричи.

И мы с Сережкой в разные стороны от костра пошли. Я с собой топор взяла и Чудо позвала. Но Чудо осталась у костра вместе с Геной. Непослушная кошка.

Руки я прямо до локтей совсем-совсем раскорябала. Ведь Сережка велел идти не по пустым местам, а в заросли:

— Где заросли, там давно никто не ходил, там и раскопки найти можно. А по полянкам только бабушки и дедушки за грибами ходят.

Это он правильно сказал, по протоптанным местам гулять нет смысла, там уже все полезное до нас нашли и в музей сдали. Но зато в непротоптанных ветки от деревьев и кустов сильно хлещут.

«Ауууу!» — где-то громко кричал Гена. Значит, недалеко я еще отошла, не заблужусь. И топор у меня с собой есть, если кто нападет. Хотела я уже топор из плотного кожаного чехла вынуть, чтобы наготове быть, но раз, — и упала! Сильно упала. Нога куда-то вбок дернулась, как будто она не моя. И боль изнутри. Да и головой я еще о какой-то комок стукнулась.

«Ау», — попыталась крикнуть я, но как и там у костра, опять у меня только шепот получился. Ой! И встать на ноги не могу. Правая нога совсем не слушается, как будто я своей ноге и не хозяйка.

Решила я немножко поползти. В каком то кино такое видела, как летчик наш упал во время войны с самолетом в лесу и полз долго. Он еще и по снегу полз, а все равно смог до наших доползти. Несколько дней полз летчик, а мне всего немножко надо до нашего костра проползти.

— Ты чего? — услышала я шепот сверху. Генка испуганно смотрел как я руками и ногами кручу, как будто плавать прямо на траве собралась. А я так ему обрадовалась, что даже ругаться на Генку не стала, он же не виноват, что я упала, правда-правда, совсем не виноват, хотя он и мальчишка.

— Я уже до костра добралась?

— Нет, меня кошка твоя привела. Она как будто что-то услышала и сразу в эту сторону побежала, ну и я за ней.

Ага, точно, правильно говорит, знаю я эту привычку у нашей Чудо. Если ей что понадобится, она тебя за подол платья или за штанину хватать будет, а в другую комнату за игрушкой или за вкусным прямо к холодильнику да приведет. Как же хорошо, что Чудо услышала меня.

— Больно, дурак! – закричала я, когда Генка стал помогать мне вставать. И слезы сами хлынули как два ручья.

И Генка принес мне красивое блестящее одеяло, чтобы я не мерзла на холодной земле и пошел за Серегой.

 

Глава тринадцатая, в которой Сережка командует, а Генка плачет.

Ох, как долго не было мальчишек. Мне показалось, что уже и темнеть начало. И нога болела сильно. На земле и правда было очень холодно лежать, но передвинуться на одеяло я не могла, внизу ноги так сразу резко боль появлялась, что слезы опять сами наружу вырывались. А ведь я не плакса, я даже когда мама меня ругает никогда не плачу.

«В спину стреляет», — иногда бабушка говорит, когда застынет над диваном и шевельнуться не может, чтобы прилечь. Теперь и я знаю, как это «стреляет». У меня теперь нога прострелянная, видимо.

Нет, никаких выстрелов не было, я же не заяц, чтобы в меня стреляли, и сейчас не война, когда по людям как по зайцам стреляют. Да и в джинсах никаких дырочек от пуль тоже нет. Это просто слово такое «стреляет», когда очень больно и очень резко в ногу боль приходит и уходить не собирается.

Я решила опять полежать чуть-чуть, а то и спина уже устала. И снова под головой какая-то кочка оказалась.

— Удобно устроилась, — услышала я опять голос прямо над собой. Все сегодня со мной сверху разговаривают. А я что заснула что ли? И сама не заметила?

— А на чем это ты лежишь? Это же не наш котелок, наш чистый, а это грязный и старый какой-то. А топор где? – Сережка как обычно говорил командным голосом, и нога сразу болеть стала меньше, и плакать почти не хотелось. И, кажется, я опять заснула.

Потом ребята меня долго-долго несли через лес. Топор все же нашелся, и две крупные срубленные ветки стали ручками для носилок. А к ним привязали блестящее как шоколадная обертка одеяло и в этот шоколадный гамак мои два рыцаря потихоньку переложили и меня.

-А вещи вы что же в лесу бросили? – бормотала я укоризненно, когда просыпалась в своей блестящей люльке.

— Тяжело, потом вернемся.

И я слышала, как мальчишки пыхтят от усталости, но даже Генка не плачет. И я опять засыпала, убаюканная лесом, люлькой, покачиванием от ходьбы. А потом просыпалась и что-то рассказывала, рассказывала. Мне казалось важным много говорить, чтобы мальчишки слышали, что я жива и не бросили меня одну в лесу.

— А Чудо где?

— Вон твоя кошка, бежит впереди, дорогу показывает.

Я улыбалась, снова засыпала и во сне бабушка говорила: «Не зря же я кошку Чудом назвала. Сейчас она вас из леса выведет, кошки всегда дорогу к дому знают, кошка заблудиться не может».

А когда мне стало совсем холодно, то я опять проснулась. Рядом со мной был Генка, а я лежала на одеяле на земле. Генка плакал, а надо мной было чистое небо и никаких кустов и деревьев, и вдали гудели машины. И я так обрадовалась, что все по-прежнему, что мы уже в городе, и Генка опять перестал быть героем и рыцарем и снова просто испуганный одноклассник-мальчишка. Он же еще маленький, хотя ему тоже уже десять лет. Мальчишки всегда взрослеют позже.

— Сейчас взрослые придут, — сказал Генка, увидев, что я не сплю. – Ты не бойся, врачей тоже обязательно Сергей приведет. А я тебя сторожу. И кошка твоя здесь. И еще мы важную штуку нашли, большой тяжелый котелок, наверное, с золотыми монетами. Это теперь наш клад. Только мы его вместе с нашими рюкзаками в лесу оставили. И я решил, что я больше никогда не буду плакать, раз ты не плакала, хотя даже идти не могла.

— Так ты и сейчас плачешь, — засмеялась я.

— Это я последний раз. Честно.

И я поверила.

 

Глава четырнадцатая, в которой совсем все хорошо заканчивается.

— А вот и наша главная героиня! – радостно закричал Павел Васильевич, когда спустя неделю с ноги у меня сняли повязку и разрешили пойти на занятия в школу.

«Главное, что не перелом», — радовалась все эти дни, пока я была дома, бабушка. А мама ворчала: «Растяжение и ушиб это тоже очень серьезно. Растяжение это вообще на всю жизнь, так теперь и будет нога у нее постоянно подворачиваться и болеть». А я жалела, что совсем даже не перелом. Был бы перелом, мне бы гипс наложили, я бы в школу долго-долго не ходила, а потом, когда гипс сняли, на нем бы все мои друзья расписались и я гипс этот сохранила бы на память. Это я тоже в кино видела, только не помню в каком.

Но освобождение от физкультуры мне все равно в больнице дали, так что все закончилось хорошо, и я не просто так страдала.

А еще приходила другая бабушка и принесла мне в подарок мобильный телефон. «Могли бы и сами додуматься, что ребенку нужна связь, чтобы ничего не случилось», — это она в коридоре моей маме шепотом говорила. Но я сделала вид, что я ничего не слышу, у взрослых иногда бывают свои секреты и тогда надо не мешать им ругаться.

А мама согласилась оплатить мне не только разговоры на телефоне, а и интернет. И теперь у меня есть ютуб с фильмами как у всех старшеклассниц и у Дашки, и навигатор как у водителей, и я уже никогда не заблужусь.

А что за старинный котелок с золотыми монетами спросите вы?

Ну тот котелок, о который я головой стукнулась когда упала и про который мне Генка рассказывал, когда мы ждали взрослых и врачей.

Это и правда важная штука оказалась, не зря меня Павел Васильевич героиней назвал. На следующий день мальчишки вместе со взрослыми  снова в лес пошли и этот котелок с другими вещами оттуда и принесли.

Теперь этот котелок в нашем школьном музее стоит. И рядом разложены старые-старые ложки, ножи и вилки, которые были в нем. Совсем старые вилки, такие же старые как мои бабушка и мама, или даже еще старше может быть. На некоторых из них написано «Императорские», а на других  маленькие печати-клейма с разными буквами выдавлены.

Павел Васильевич сказал, что это очень ценные вещи, потому что таких мастеров и таких вилок и ножей давно уже не продают, потому что это вилки, ложки и ножи того старого Ставрополя-на-Волге, который был раньше на месте нашего Тольятти. Город затонул, а ложки остались остались.

Может давно богатый купец потерял этот котелок с ложками, или может ученый — историк спасал старинные вещи от потопа и спрятал в лесу, а достать потом уже так и не смог. А может хозяина котелка медведь догонял, и он просто выронил их. Ведь это сейчас у нас медведи не водятся, а раньше их здесь было ого-го как много! И самое главное, что в школьном музее рядом с письмами есть табличка и на ней наши с Сережей и Геной имена.

— Но в Калининград все равно поедут те, кто лучше всех ответит на вопросы по истории, — это Павел Васильевич вредничает и не хочет признавать, что мы своим археологическим открытием такую поездку больше всех заслужили.

Ну ничего, ничего, у нас с Генкой и Сережкой уже есть план! Сережка сказал, что если ехать в Калининград не на поезде, а на электричках, то можно за билеты не платить и по всей стране бесплатно кататься. И главное, что теперь у нас есть навигатор. «Но компас», — сказал Генка, — мы все равно на всякий случай возьмем».

И Чудо с нами обязательно поедет. Чудо она дорогу даже лучше навигатора и компаса знает. Моя кошка вообще, я считаю, во всей этой истории  самая главная. Завтра вечером, когда все занятия уже закончатся, я обязательно залезу в школу через окно и в школьном музее добавлю кошкино имя на табличке под нашей археологической находкой. Пусть будет у нас первая в мире кошка историк, археолог и важный экспедиционер. Экспедиционер по имени Чудо.

 

Приключения Алисы и ее друзей.

Книжка вторая. Про долгий поход в самые страшные и глубокие пещеры.

 

Глава первая, в которой Алиса вспоминает про себя и про английскую королеву.

Между прочим, до начала лета осталось всего пять дней. Всего пять дней, представляете! Так что у нас уже нет занятий. В школу мы пока еще ходим, конечно, но не учимся, а вместе с Еленой Александровной, нашей классной, гуляем на спортплощадке, убираем мусор во дворе и пропалываем грядки школьного садика.

И экзамены мы сдали еще в апреле. Это старшеклассники только-только готовятся к своим ЕГЭ, а мы уже оценки получили, и значит, теперь всем классом мы выпускники начальной школы, и в сентябре пойдем в пятый класс.

Хотя, что сейчас про сентябрь говорить. До сентября еще куча времени, лето впереди. И каникулы!

Тридцать первого мая за мной приедет папа и увезет меня с собой в Самару на турбазу.

Самара это столица нашей области. Мама с бабушкой тоже раньше жили в Самаре, но когда мама с папой поженились, то жить они уехали в Тольятти. «Подальше от родителей» — говорит мне мама, когда я ее спрашиваю, зачем они поменяли город. А бабушка под нос шепчет: «По молодости и глупости».

Но сейчас в нашей семье все совсем наоборот. Папа снова живет в Самаре, и у него есть новая жена и новая дочка. А я с бабушкой и мамой – в Тольятти, городе автомобилей и большого Жигулевского моря. А теперь с нами еще живут новый мамин муж и совсем крохотная их новая дочка. Лизка родилась в январе, а сейчас май, и значит Лизке уже целых пять месяцев.

«Лизка и Алиска», — зовет нас бабушка. Но мне кажется, что это не совсем честно, я же старшая, значит первым надо мое имя произносить. «Алиса», — представляюсь я, когда знакомлюсь с новыми девчонками и мальчишками. И добавляю «Почти как у Льюиса Кэрролла».  Это писатель такой, он жил давно в Англии и написал книгу «Алиса в стране чудес», ее пока мало еще кто читал в четвертом классе, но я прочитала. Алис в мире не так много, я хочу знать все-все про девочек с таким же именем.

Есть легенда, что когда английская королева прочитала книжку про Алису, то она попросила своих министров и фрейлин принести ей для чтения и другие книги этого сказочника, а ей принесли толстые тома математических уравнений. Ведь Льюис Кэрролл был великим математиком, а сказки он писал просто для своей дочки.

Мой папа пока для меня книжку не написал, но скоро он приедет за мной и увезет на турбазу. И там будем только он и я! И я проведу с ним большую беседу. Надо всегда проводить большую беседу, если ты хочешь, чтобы все сделали как тебе надо.

— Алиса, опять замечталась? – это меня наша классная окликает. А пусть окликает, я свои две клумбы уже прополола. В школьном садике у нас много кустов и цветов растет. И около каждого табличка с названием стоит, потому что сад у нас не просто для красоты, а для уроков ботаники. Когда уроков нет, то сад закрывают, чтобы мальчишки цветы не оборвали. Но старшеклассники говорили, что ботанику у них никогда в саду не проводят, а как и другие уроки — только в классе. А у нас ботаники пока не было.

На соседней клумбе пыхтит Генка. Генка толстый, но вообще-то он ничего. Когда с мальчишкой целый год за одной партой сидишь, перестаешь обращать внимание на разные глупости. Главное, что Генка добрый и учебники всегда приносит. Я уже давно лишние учебники в рюкзак не кладу. А зачем, если и одной книжки на двоих нам на уроке хватает? А девочкам тяжести носить вредно.

С Генкой мы сидим на русском, литературе и на природоведении. А на остальных уроках я с Сережкой сижу. Природоведение это то же самое название, что и окружающий мир. Но наша учительница старенькая, она свой предмет называет прежним названием. «Главное, чтобы учила она вас хорошо, — говорит моя мама, — а как называет, совсем неважно». И я с мамой соглашаюсь, мама у меня тоже учительница, она про школу все знает.

 

Глава вторая, в которой рассказывается, что подслушивать не хорошо, но интересно.

Вечером к нам домой Сережкин папа пришел.

— Татьяна Вячеславовна, сын мне сказал, что ваша Алиса на турбазу на все лето поедет? Вы простите, если я не в свое дело лезу, может это секрет, но мы с вами уже так долго знакомы, и дети наши хорошо дружат, вот я и решился спросить.

Мама меня из коридора в комнату вытолкнула, чтобы я взрослые разговоры не слушала, но выталкивай – не выталкивай, а квартира у нас не очень большая, все равно все слышно. А если мне иногда не очень хорошо слышно о чем взрослые говорят, то я к стене пустой стакан приставляю и как доктор в трубку в старых мультиках все в этот стакан слышу.

Это меня вредная Ксенька научила. Стакан должен быть стеклянным и лучше с толстыми гранеными боками. Пустым верхом его к стенке надо приставить плотно-плотно, а к донышку ухо приложить. И все, что за той стенкой говорится, все услышишь. Это в школе на уроке физики такие опыты старшеклассники проводили, а у вредной Ксеньки старшая сестра есть. Только Даша, в отличие от вредной Ксеньки красивая и справедливая. Если бы все в мире были такими старшеклассниками, то нам младшим очень бы хорошо жилось.

— Татьяна Вячеславовна, вы спросите, сколько там надо заплатить за нашего, мы заплатим обязательно, главное, чтобы его тоже согласились на турбазу взять. Летом в городе, сами знаете, очень плохо.

— Я поговорю, поговорю, не волнуйтесь. Если Александр согласится, то обязательно дети вдвоем за Волгу поедут.

Александр – это так моего папу зовут. Раньше мама про него всегда говорила: «мой бывший», но теперь когда у нас есть Лизка и мой отчим, старого папу мама только по имени зовет. Я пока не совсем разобралась почему; это очень сложные взрослые взаимоотношения, но после второй свадьбы часто такая путаница бывает.

И тут стакан как грохнется об пол! Я, конечно, хотела сразу под кровать спрятаться, я так всегда раньше делала. Но это раньше, пока не выросла. Все же я теперь не в младших классах, я уже из начальной в среднюю школу перешла, под кроватью уже не помещаюсь.

— Опять подслушиваешь?! — Кажется, это на меня мама кричит. Вот, очень громкий у мамы голос, и рука тяжелая. Я почесала затылок, нет, шишки пока не было. Надо будет как-нибудь маме рассказать, что детям подзатыльники раздавать нельзя. Дети и родители обоюдно должны влиять друг на друга, — это я по телевизору слышала. Я потом еще у бабушки спросила, что такое обоюдно, и она ответила «двусторонне».

Помогла бабушка, называется, одно непонятное слово на другое заменила. Но смысл я уловила, — дети тоже должны воспитывать родителей. Так что беседу мне придется не только с папой проводить. И вообще у меня по воспитанию родителей впереди еще очень большая работа, успеть бы к окончанию лета.

— Алиса, вы ведь с Сережей хорошо дружите, хотела бы ты вместе с ним на турбазу поехать? – Это мне такой серьезный вопрос задали. Вот это мне и нравится в Сережкином папе, что он с нами как со взрослыми разговаривает. О чем я думаю спрашивает, советуется. Это он всегда так.

Когда мальчишки в начале весны ходили за дом учиться курить, то Сережкин папа потом по запаху все понял и сразу Сережке сказал: «Мы с тобой дома по-взрослому поговорим». Сережка с тех пор больше ни разу курить не пробовал, но дня два или три за партой бочком сидел, говорил, что разговор с отцом был болезненный.

— Тогда давайте и Генку с собой возьмем, — а это я уже предложила. И сама чувствую, что глаза у меня радостно блестят. А все потому, что в голове моей родился новый план.

Вот уж точно, это будут всем каникулам каникулы! Потом вся школа нам обзавидуется! Главное, родителям о плане раньше времени не рассказать. Сначала я, пожалуй, с Сережкой посоветуюсь.

 

Глава третья, в которой бабушка рассказывает про войну и самый вкусный хлеб.

В общем, складывается все почти на отлично. Мой папа согласился, чтобы я приехала на лето с друзьями. Генкин папа на наш телефонный звонок быстро ответил и на поездку быстро согласился. А Сережкин папа уже пообещал нам с собой надувную лодку дать, чтобы по Волге кататься, и нового воздушного змея нам купить.

Как про змея заговорили, я опять подумала, что хорошо бы под кровать юркнуть. Я то помню, что в детстве одного Сережкиного змея я в небо выпустила, и он улетел. Но никто о прежнем не заговорил, и я успокоилась.

— Я думаю, что надо еще пригласить с вами Ксюшу с Дашей поехать. Ксюша девочка дисциплинированная, а Даша и отдохнет, и за вами присмотрит, она взрослая уже, — я даже сначала не поняла этих маминых слов. Про какую Ксюшу она говорит? Неужели про Ксеньку вредную?

Но, впрочем, если Даша согласится, то наше лето будет еще круче. Представляете, будем на одной турбазе со старшеклассницей, да еще на турбазе, где мой папа самый-самый главный. Точно потом в школе меня все уважать и бояться будут.

Спать я ложилась со счастливой улыбкой. А утром сразу стала складывать все свои любимые вещи в новый рюкзак со спайдерменом и в мамину большую дорожную сумку.

— Может лучше чемодан на колесиках возьмешь? В чемодан все поместится, не надо в разных руках вещи тащить.

— Ну бабушка, ну какой чемодан! Мы же на турбазу едем. На турбазу! Там туристы! Туда с чемоданом неприлично приезжать.

А бабушка меня всегда пытается запутать и переучить. Она же не понимает, что сейчас уже не прошлое столетие, когда она была молодой. Сейчас двадцать первый век, сейчас мы правим миром и технологиями, а не вручную белье в речке стираем.

Почему я про белье подумала, даже самой себе объяснить не могу. Наверное, картинку из книжки вспомнила, как стоят женщины в сарафанах и кокошниках на берегу реки и стирают прямо в холодной воде и без мыла. И сразу стало мне так жалко мою бабушку, и стыдно, что я ей нагрубила. Я себе все время пытаюсь в такие моменты напомнить, что бабушка у меня уже старенькая и дитя войны. У нее и так трудное детство было.

— Бабуль, а вы раньше белье в реке стирали? В холодной воде и зимой и летом?

— Почему в реке?

— Ну машинок же у вас не было, вы бедно при царе жили.

— Охохо, при каком таком царе? – И засмеялась она, и захохотала. Как трясется бабушка от хохота я очень люблю смотреть. Бабушка сразу вся круглая и мягкая становится, и к ней сразу хочется прижаться.

И мы сели с бабушкой на диван в обнимку. Все равно дома никого не было. Мама с Лизкой пошла гулять вместе с коляской, а отчим на работе.

— Ну расскажи, расскажи мне про войну. Как вы хлебушек делили, расскажи.

— Хлеба мало тогда было, по карточкам его выдавали. Еды вообще было мало. Но наш папа офицером на фронте воевал, и нам, как семье офицера, раз в месяц еще дополнительный паек выдавали. Большой паек. Там и капуста была, и пшено, и гречка. И в хорошие месяцы даже консервы были, рыбные или тушенка.

— Фи-и-и… Тушенка… — я скривилась.

— Это тебе сейчас «фи», а когда есть хочется, то что угодно покажется вкусным. Да и тушенка тогда была другой, не как сейчас, химия одна. Тогда продукты качественные изготавливали. И хлеб нам еще на всех выдавали. На маму побольше, мама работала на заводе, работающим порция была положена другая. А бабушке и нам, детям, — маленькие порции, иждивенческие. И вот бабушка каждый день шла в очередь в магазин, а как привезут хлеб, то продавщица его по карточкам по граммам, сколько положено на всю семью, взвешивает и отрезает.

— А хлебушек вкусный тогда был?

— Вкусный, деточка, — бабушка уже не улыбалась, а морщила лоб от воспоминаний, еще крепче прижимала меня и почему то вздыхала. –Вкусный хлебушек. Вот мы его у нашей бабушки и воровали потихоньку. Бабушка хлеб домой принесет, нам по маленькому-маленькому кусочку отрежет, мы его с горячим отваром капустным съедим, и она остальное спрячет. И ниточкой отмерит сколько осталось того хлеба. На ниточке узелок завяжет, ниточку в фартук положит, а фартук на гвоздик повесит и по делам уйдет.

— Твоя бабушка бомбы и фугасы ходила тушить?

— Нет, Куйбышев не бомбили тогда. Ты знаешь, что такое Куйбышев?

— Ну, конечно! Ну, бабуля! Так Самара раньше называлась во время Великой Отечественной войны! Мне же уже одиннадцать лет, что ты со мной как с маленькой разговариваешь! Ты про ниточку давай рассказывай. Про ниточку.

— А мы ниточку из кармана вынем, хлеба себе отрежем по кусочку, снова ниточкой измерим остаток и новый узелок завяжем.

— Ну, неужели бабушка не замечала ничего?

— Замечала, думаю я сейчас. Но жалела нас малых и глупых, мы же совсем крохи были, по пять-шесть лет на конец войны нам исполнилось.

В дверях в замке заскрипел ключ. «Тс-с, — приложила палец к губам вошедшая в квартиру мама, — Лизок спит. Помоги мне ее переложить тихонько». И я пошла помогать маме. Лизка же моя младшая сестра, я должна заботиться о ней. А потом она вырастет, а я состарюсь и тогда, наоборот, заботиться обо мне будет Лиза. Так во всех хороших семьях поступать положено.

 

Глава четвертая, в которой наконец-то наступают каникулы.

Вместе с Дашей с нами поедет ее лучшая подруга Света. Света еще красивее Даши, Свету вообще все девчонки считают главной модницей школы. Но Света она не жадная, она свои вещи и подружкам дарит. Вот в том году она Даше на день рождения пояс подарила. В виде цепочки поясок, и вместо застежки огромный цветной камень. Мне кажется, что это настоящий драгоценный камень, малахит, может быть, потому что он зеленый.

Мама, правда, опять со мной спорила, что такие большие драгоценные камни очень дорогие и школьницам их в подарок не дарят. Но что мама понимает? Этот поясок папа привез Свете из Индии, а там эти драгоценности прямо по дорогам валяются, как у нас обыкновенный песок или галька.

В общем, родители нас посчитали, и получилось, что в такси мы не помещаемся. Я и Сережа, Генка и Ксенька вредная, Даша и Света. Шестеро! А еще Генкин папа. Генкин папа спасатель, ему все наши родители полностью доверяют, они бы с Генкиным папой нас даже в поход отпустили, но ему пока некогда, не успевает. А отвезти нас на турбазу в Самару он согласился.

Конечно, в Самару мы и сами можем доехать. Что тут ехать то, если по Волге на ракете всего часа два, а на автобусе и меньше даже. И на электричке еще в Самару ездят, но на электричке это только совсем взрослые, потому что в электричках бывают пьяные и вообще хулиганы. Только сейчас с родителями лучше не спорить. А то и турбазу запретят. Иногда лучше потерпеть и промолчать, это меня бабушка учит. Доедем и с Генкиным папой, не проблема.

А сегодня у нас последний урок в школе. Ну это так просто называется, урок. А на самом деле мы сидели на траве в нашем школьном саду, и Елена Александровна нам рассказывала про школьные традиции разных стран. Так странно, оказывается, не везде школьники начинают учиться первого сентября.

В Финляндии и Швеции учебный год начинается пятнадцатого августа. На пятнадцать дней раньше, чем у нас! Я думаю, это потому, что там холоднее. Эти же страны почти на севере расположены, лето там заканчивается раньше, а если уже холодно и дожди, то можно и в школу пойти. Хотя, все равно, бедные северные школьники, еще летом начинать учиться это жесть. Отдыхать то все равно веселее, чем учиться.

А в Германии вообще в каждой из областей свои правила. Только в Германии области называются землями. И в каждой земле свое начало учебного года. Это весело. Представляете, можно переезжать туда – сюда по Германии и совсем не учиться. Потому что, в одной земле уже, например, закончится учебный год, а в другой еще не начнется.

Но зато в средней школе в Германии учатся целых тринадцать лет! Прямо бедные школьники, бедные школьники. Над нами, школьниками, оказываются, во всех странах мира издеваются.

В Южной Корее вообще все запутано и непонятно. Учебный год начинается третьего марта. Дальше каникулы с середины июля и до конца августа. Ну и вторая половина учебного года с конца августа по февраль. Никакого порядка!

Ну а с Австралией мне все и так понятно. Австралия она по другую сторону земного шара находится, как будто кверх ногами по отношению к нам. И хотя на голове они не ходят, это уже давно ученые доказали, но лето у них наступает тогда, когда у нас зима. И учебный год у них наступает двадцать седьмого января, когда заканчивается жара и с деревьев начинают падать листья.

Ух, все! Последний урок закончен. Пусть он и не очень скучный, но это все равно урок, а мне уже хочется на турбазу, на Волгу, на песок, к папе.

 

Глава пятая, в которой Алиса встречается с папой и видит настоящий самолет.

Настроение у меня испортилось уже с утра. Потому что Даша и Света пришли на сбор к нашему подъезду с красивыми чемоданами на колесиках, а вредная Ксенька с огромным-преогромным рюкзаком и еще с пакетом, из которого сверху торчали, не помещаясь, какие-то противные штаны и разноцветные кеды.

И я сразу поняла, что мы с вредной Ксенькой выглядим как младшая школота, а Даша и Света — самые настоящие барышни. Вот, ведь, говорила мне бабушка про чемодан!

— Чего это у тебя торчит тут такое грязное и нестираное? – спросила я у вредной Ксеньки, дергая за пакет. А сама подошла и встала рядом с Дашей и Светой. Я знаю, я в маминой книжке читала, если ты не можешь победить обстоятельства, заставь их работать на тебя. Если я стою рядом с взрослыми школьницами, то я тоже как будто вхожу в их клуб и выгляжу сразу лучше.

«Иди, иди, мальчишки твои вон пришли, а нам поговорить надо», — кажется это мне. Я оглянулась на Дашу, она двигала кистью руки так, как будто отгоняла меня, и я поняла, что все же придется этим летом быть мелкой школотой. Ну и ладно, я еще тоже вырасту, я еще тоже в Индию поеду и никому тогда пояса с драгоценностями привозить оттуда не буду.

В автобусе я славно поспала. А все потому, что ночью заснуть у меня не получилось. Представляла, как я плаваю, как на лодке буду капитаном, потом мне приснилось, что вредная Ксенька тонет, а я ее спасаю. И никто-никто кроме меня так красиво плавать и спасать больше и не может.

Тут Сережка меня локтем ткнул: «Просыпайся, приехали!». Оказывается, я на его плече спала, привалившись. И еще оказывается, что у меня из носа течет. Сейчас голову подниму, и все увидят, что я как маленькая с мокрым носом. Пришлось рукавом вытереть.

Сделала вид, что глаза тру после сна, а сама и нос подтерла. Фу-у, какая гадость. В детском саду у нас один мальчик, Валерка, всегда языком сопли из-под носа подбирал. Говорил, что они соленые, как томатный сок. Ужас какой-то. Я бы за такого мальчика никогда замуж не вышла.

«Папка!», — закричала я и рванула из автобуса. А папка уже у двери стоит, и я на него запрыгнула, руками шею обхватила, ногами его вокруг тела обвила. Думаю, со стороны красиво смотрится. Я такое в кино видела, там тоже девочка с папой давно не виделась.

— Вещи! Девочка, вещи свои забери! – это водитель мне кричит.

— Ничего, я вынесу, это со мной все ребята. – Генкин папа и правда вынес и мой рюкзак, и вредной Ксеньки, и потом оба чемодана наших старшеклассниц по очереди помог им по ступенькам автобуса спустить. И мы все уже на другом, обычном городском автобусе, поехали  на турбазу.

Поселок называется Управленческий. Только это вовсе никакой и не поселок, это просто часть города. Может когда-то давно там были деревянные дома и коровы на лугах, но сейчас стоят обычные многоэтажки, как во всех наших городских районах, и длинная дорога, ведущая вниз.

— Вот, прямо по ней к Волге и выйдем, — папа махнул рукой вдаль дороги. – А если в город опять захотите, погулять или в магазинах поглазеть, то здесь на любой автобус садитесь и снова до самолета доезжаете. Это папа не мне, это он Даше со Светой рассказывает. Но я и не обижаюсь, я понимаю, что меня одну, да даже и с Сережкой пока еще без взрослых в чужом городе не отпустят.

А самолет, кстати, настоящий. Прямо посреди дороги в Самаре стоит. Не такой большой, какие сейчас в другие страны летают, а темно-зеленый и военный, Ил-2. И под крыльями у него висят почти настоящие бомбы, по четыре с каждой стороны. Мы про этот самолет на уроке истории слушали.

Это был не совсем настоящий урок, это наш Павел Васильевич нам перед Днем Победы рассказывал, как люди в тылу трудились в годы Великой Отечественной, чтобы всеми силами помочь солдатам на фронте. Ил-2 выпускали в Куйбышеве. Много их выпускали, но почти все разбились во время войны, потому что летчики шли в бой за родных и за Родину и не жалели себя.

Но уже потом много лет спустя, один самолет нашли в болоте, он там сбитый фашистами лежал, и установили на постамент. Только, конечно, отремонтировали перед этим. И теперь около этого самолета отмечают праздник 9 Мая, и еще фотографируются женихи и невесты во время свадьбы.

 

Глава шестая, в которой справедливости опять нет.

Что-то опять и в домике нас заселили не по справедливости. Домик то хороший! Прямо все как надо, — две комнаты и прихожая, еще огромная веранда с перилами, на которых можно и купальники развешивать сушить и грибы складывать, чтобы потом домой отвезти маме. И еще даже небольшая кухня с плиткой и электрическим чайником. Но меня поселили с вредной Ксенькой на соседних кроватях!

Хотя, что это я сразу про домик, я про папу не успела рассказать, так что давайте буду по порядку.

«Сдал», «Принял» — это Генкин и мой папа отдали друг другу честь как настоящие командиры, когда мы все вместе пришли на турбазу. Конечно, мы пошли под горку пешком. Лес вокруг, беличий хвост я видела среди веток, зачем в такой красоте вообще автобусы люди придумали? Мне кажется, мы могли и от памятника-самолета пешком дойти. Но папы старенькие, я понимаю, папам автобусы нужны.

Потом мой папа отвел нас в домик, а сам с Генкиным папой пошел шептаться туда, где написано «Администрация». Я пошла следом. Если вы думаете, что пойти было так легко, то ошибаетесь. Мне пришлось сказать нашим старшеклассницам, что сама в туалет, а на самом деле идти наблюдать и слушать. А вдруг папы решат маму обмануть? А у меня с мамой женская солидарность. Это меня бабушка всегда учит, что женщины всех возрастов должны помогать друг другу.

— Мне, конечно, немного неудобно, но Татьяна Вячеславовна сказала, что мы можем за всех наших детей только за обеды заплатить, — я вот прямо чувствовала, стоя под окном, как высокий, красивый и сильный Генкин папа переминается с ноги на ногу, когда эту фразу произносит.

— За обеды, за завтраки и за ужины. Кормить их будут до отвала, не волнуйтесь. А за домик ничего платить не надо. У нас есть резерв такой, для официальных делегаций. И хотя наши дети не делегация, но кто проверит то? – и папа засмеялся.

А потом он, вдруг, подошел к двери, распахнул ее и сказал:

— Алиса, заходи, чего под дверью топтаться. И уже повернувшись к Генкиному папе, продолжил, — у нее в привычке подслушивать, мать ее меня предупреждала. Но я не ругаюсь, может вырастет, Штирлицем будет?

Генкин папа тоже засмеялся. А мне совсем не смешно было. Я, конечно, знаю, что Штирлиц это герой и прославленный разведчик, но то, что меня поймали и рассекретили это совсем не хорошо. А тут и папа посерьезнел лицом:

— На самом деле, Алиса, подслушивать нехорошо. Но раз уж ты здесь, то помоги дяде Вите найти пляж, не зря же он вас так далеко вез, хотя бы искупается. И на обед, Виктор, приходите, я внесу вас в список. А то дорога обратно дальняя, на голодный желудок ехать трудно.

На пляж я, конечно, Генкиного папу отвела. И лодку мы захватили, и он нам ее сразу надул. Ну не сам надул, а с помощью насоса, но лодка все равно получилась классная и большая.

А потом я как раз пришла в домик и поняла, что там все нечестно. Две кровати в уютном углу за шкафом отдали Даше и Свете, а две кровати прямо у входа достались вредной Ксеньке и мне. А мальчишки вообще в отдельной комнате, где совсем мало места и кровати только для двоих. Я и вредная Ксенька! Я думаю, что по-честному надо вредную Ксеньку с ее сестрой Дашей заселить. А меня с красивой и богатой Светой. И тогда Света скоро поймет, что я лучше всех ее подружек и тоже будет мне много драгоценных камней дарить.

«Хотя, жизнь вообще несправедливая штука», — подумала я, вздохнула и пошла раскладывать свои вещи на кровати и в тумбочке и развешивать в шкафу.

 

Глава седьмая, в которой с вредными дружить никто не собирается.

Вечером мы все опять поменялись местами. Сразу как уехал Генкин папа, Генку и Сережку наши старшеклассницы переселили к нам, а сами отгородились в маленькой комнате.

— К нам не соваться!

А мы и не собирались. И даже интернет в их телефонах нам совсем не нужен. Я и так знаю, что они там с женихами из Самары переписываются и договариваются о встрече. Вот еще, как будто нам их женихи интересны. У меня же был план. Согласно плану мы и должны действовать.

Ночью мы с Серегой вышли на веранду и обсудили еще раз наш план по всем малейшим пунктам. Генку мы в плане задействовали, но раньше времени рассказывать ему ничего не будем. Генка, хоть уже и не плакса, как был год назад, но толстый и доверия ему все равно нет. А вредную Ксеньку мы с собой даже и брать не собирались. Дашу и Свету придется в план посвятить, без них план осуществить не удастся.

Весь день плавали. Папка с нами на пляж утром сходил, а потом ушел по своим делам работать. Даша и Света два раза меняли купальники, но на этом пляже под турбазой только старичье старше тридцати отдыхает. Понятно, почему нам домик бесплатно достался, кто со старичьем захочет на одном пляже быть. Вредная Ксенька пытается дружить, даже свои разноцветные кеды предложила мне дать поносить. Но у меня план! И в этом плане вредным места не найдется.

— Даш, а вы в город со Светой собираетесь? – подкатила я с вопросом на третий нашего отдыха.

— Не возьмем мы тебя. Мелкая ты. Да и мальчишек только двое, Стас и Влад, про третьего спрашивать не буду, не надо нам тебя ни с кем знакомить.

— Даша, да не надо меня ни с кем. Я  не то хотела спросить. Нам бы с турбазы выбраться без присмотра взрослых, давайте договоримся. А потом и мы с вами поделимся, что найдем.

И я рассказала Даше о нашем плане. Но пока это большой секрет. Даша обещала с планом помочь, но сначала она должна обсудить это со Светой.

Кстати, кормят на турбазе вкусно. Папа нам выдал такие маленькие бумажки, сказал, что это талоны, и мы их отдаем, когда приходим в столовую. На талонах написано «Завтрак, «Обед», и «Ужин». Но в столовую мало народа приходит. Таких домиков как у нас вообще мало, я уже все рассмотрела и во всем разобралась.

Вдоль берега стоят огромные дома из цельных бревен, как в старые времена строили. Павел Васильевич такие дома на картинках нам показывал и говорил «Без единого гвоздя». Ну, в стенах этих домов я гвозди нашла, так что не по старинке они построены, но выглядят все равно дорого. И в этих домах есть внутри свои большие кухни. А на улице мангал для шашлыка.

«Девочка, заходи, ты же с нашей турбазы, мы видели», — зазывали меня к шашлыку тетеньки и дяденьки из этих домов. Но не надо! Мы в школе все это проходили! К чужим подходить нельзя! Вот если бы папа к ним меня отвел и познакомил, то я бы шашлыка с удовольствием поела. Но папе было некогда, папа все время работал.

Это я без обиды на папу вам рассказываю, я же понимаю. В городе мама все время работает, на турбазе – папа всегда занят. «Ты мне скажи, у тебя все есть к следующему школьному году? — спросил он меня вчера, — Если чего не хватает, напиши мне на бумажке, я все подготовлю и куплю».

Вот тоже, хороший родитель. Почему все родители, и мамы и папы только о школе думают? Нет бы, спросил: «а хватает тебе, доченька, красивых колечек и туфелек?». Или хотя бы змея воздушного подарил, как Сережкин папа. Кстати, о змее! А змея то мы так и не распаковали и не собрали, и не запустили. Надо завтра будет Сережке напомнить. А сейчас – спать, глаза уже сами закрываются, а завтра еще дел полно.

 

Глава восьмая, в которой выясняется, что в пещеры надо влезать на животе.

В общем, с Дашей и Светой мы обо всем договорились. Все вместе выходим с турбазы, — ведь иначе нас одних без взрослых старшеклассниц папа не отпустит, — а потом каждый по своим делам расходится. Нам с Сережкой надо в пещеру братьев Греве. Ну и Генку мы с собой возьмем.

Вообще очень хорошо, что турбаза моего папы в поселке Управленческий. «На Управе», — как говорят местные, которые живут в соседнем с нами домике. Хорошо, потому что пещера братьев Греве прямо недалеко находится. В Википедии к ней как раз и советуют идти от этого поселка.

Павел Васильевич, когда мы на уроке про местные достопримечательности разговаривали, сказал, что в этой пещере находили вещи и кости от стойбища древних людей. Еще из бронзового века. Бронзовый век это очень давно! Это когда даже книг не было. Да и потом в пещере просто интересно, она же старая и глубокая.

Лет сто назад, а может даже больше, в общем, еще при царе это было, два брата студента, сыновья самарского аптекаря, пошли гулять вдоль Волги и случайно нашли эту пещеру. Ну и надпись там оставили «Здесь были братья Греве». Потом уже ученые их именем пещеру и стали называть и даже в Википедии она под их именами записана.

Нам с Сережкой тоже, кстати, надо будет что-нибудь потом открыть и надпись на стене оставить, чтобы в интернете нашим именем назвали. Но это потом, когда мы старше будем, а сейчас мы просто должны первыми из школы обследовать эту старинную пещеру.

С собой мы взяли бутерброды, принесенные с завтрака, бутылку с водой, фонарь, половину свечи и спички. Ну и вредную Ксеньку пришлось захватить. А все потому, что Даша, вдруг, в наши сборы влезла:

— Значит, девочка, послушай. Моя сестра идет с вами. Или вы все не идете никуда, — и еще оказалось, что Даша умеет раздавать подзатыльники не хуже, чем моя мама.

Нет, решено точно, когда повзрослею и поеду в Индию, подарки вообще никому не привезу. Не достойны. И вообще сразу после ворот турбазы наши дороги со старшеклассницами разошлись. Они на автобус пошли, а мы вдоль Волги в сторону пещер.

Ксенька вредная, конечно, уже минут через двадцать начала ныть. «Устала, да устала», — как будто других слов не знает. И Генка сразу, насмотревшись на нее, заныл. Но отпускать обратно уже никого нельзя, а то расскажут папе и сорвут нам весь поход.

— А помните, как моя кошка Чудо с нами в лес тогда ходила, — это я бодренько так разговор затеяла. Я знаю, когда один бодро говорит, то и у других настроение подтягивается.

И правда, сработало. И Сережка стал вспоминать как мы клад старинный тогда нашли, и даже Генка заржал радостно и запрыгал как конь: «Мы школьные герои, мы в музее школьном на видном месте висим!» А вредной Ксеньки тогда с нами не было. Лучше бы ее и сегодня не брать. Но под давлением силы даже лучшие люди иногда совершают такие неверные шаги.

— Пришли, — сказал Серега, — вот напротив этого острова должен быть вход, теперь внимательно смотрите, чтобы не пропустить, в интернете написано, что он прямо за каким-то кустом начинается.

Ну и вредная Ксенька первая лаз и увидела. Как-то прямо не повезло.

Внутри было красиво. Правда в пещеру пришлось влезать на животе, потому что вход низкий и узкий, но зато там был целый каменный дворец. Ну может не дворец, а огромный рыцарский зал, но все равно красивый. И некоторые небольшие камни так составлены, как будто это стулья вокруг большого камня-стола.

— Давайте прямо здесь обед устроим, — я представила, как романтично получится сидеть вокруг этого каменного стола.

— Ну уж нет, сначала мы пойдем через эти коридоры в следующие пещеры, найдем там останки бронзового века, а потом уже будем есть, — Сережка как всегда раскомандовался.

— Ну уж нет, —  а это уже Ксенька вредная шипит в сторонке, — никуда я дальше не полезу. Я наружу выхожу и там и обедать будем, а вы как хотите тут сидите, хоть весь день.

«Ну и ладно», — подумала я. Без вредной Ксеньки то даже лучше. Мы уже давно дружная компания, а она нам совсем чужой человек.

 

Глава девятая, в которой в темноте очень страшно.

Еду вредная Ксенька унесла с собой. Точнее вытолкала впереди себя. Лаз то узкий, на руку пакет не повесишь. А просто ползешь, а сумку впереди себя толкаешь. Я, правда, пыталась Ксеньку вредную убедить, что с пакетом ей будет трудно обратно ползти. Но она как глянет на меня, как опять зашипит: «Я среди вас самая маленькая, мне легче всех выползти, ты, вот дылда, здесь не застрянь».

И чего она весь день шипит сегодня? И вовсе я не дылда, кстати. Мама говорит, что просто у меня модельный рост.

Мальчишки пошли в боковую пещеру, и я побежала за ними. В пещере одной оставаться страшно, да и фонарь у нас на всех один и он у Сережки.

— Смотрите! – закричала я. А потом замолчала. Ведь сначала я подумала, что вещи бронзового века нашла, а оказывается, наткнулась на остатки чужого костра, прикрытого металлическим листом и современную кружку с отломанной ручкой.

— Фу-у-у, — вытер руку об штаны Сережка, — тут какой-то гадостью весь угол измазан. И воняет противно, — давайте в другой боковой зал пойдем, может там будет интереснее. А тут и до нас уже много людей было.

— А надпись на стене?

— Надпись надо сделать, надписи в каждом зале оставим, — и Сережка достал спички и свечу.

Вот для чего нам свеча нужна, чтобы свои имена на стенах копотью вывести. Сережка зажег свечу и стал водить ею около стены, выписывая огнем буквы.

— Что-то не пишет. Огонь все время вверх идет, на стену дым не попадает, — Сережка ойкнул, выронил свечку и начал дуть на пальцы.

— Ладно, в другой зал идем! Потом придумаем чем наши имена написать на стенах.

В другом зале оказалось совсем тесно. Я бочком протиснулась в какой то узкий ход между стенами и, вдруг, очутилась в полной темноте. И еще в ушах стало совсем тихо. Полная тишина. И очень страшно от этой тишины. Я ощутила, как трудно здесь дышать. Воздух был как вата и совсем не проходил в грудь. Кажется, я стала падать на пол. Хотя в темноте очень трудно понять, где здесь пол.

«Ты где?», — услышала я голос Сережки. И сразу задышала. Я снова смогла нормально дышать. Но ответить сил не было. Хотелось так и лежать на полу, молчать и просто дышать. Я подтянула ноги к подбородку и свернулась клубком. «Как кошка», — успела подумать я и дальше уже ничего не помню.

Потом меня сильно трясли за плечи. В глаза светил фонарь. А над головой стоял Сережка.

— Мы в лесу?

— Мы в пещере. Алиска, как ты? Ты встанешь? Нам надо идти, а то Ксюха там испугается и побежит за взрослыми, — Сережка тянул меня за руку, пытался поднять. А я снова и снова валилась на землю.

«Как мешок с картошкой», — подумала я. И мне стало так неприятно от этого сравнения, что я сразу и встала на ноги.

— Ребята, вы где? У меня свечка догорает, — Генкин голос почему то звучал очень далеко. Но потом я сообразила, что между нами толстая стена и звуки идут через узкий проход лаза.

— Еще один храбрец с нами, — пробурчал Сережка и стал меня проталкивать в проход к тому залу.

Было ощущение, что за пять минут я сильно потолстела. Но потом я вспомнила, что читала в интернете, что если застрянешь в пещере, то надо не пытаться силком преодолеть путь, а вертеться всем телом туда-сюда как веретено. И я закрутилась плечами, боками, коленками и выбралась из прохода. Правда очень сильно ободрала кожу, рукава у майки ведь короткие, но это уже ерунда.

А Сережка выскочил быстро, как будто умел сквозь стены проходить. А ведь Сережка мальчишка, он шире меня в плечах.

 

Глава десятая, в которой Генка застрял, а Сережка мог навсегда остаться в пещере.

— Ладно, давайте на выход. Надписи на стене в следующий раз оставим. Баллончик с краской принесем, крупно напишем, — Сережа решительно шел в сторону первого зала, — и фонарей возьмем три, чтобы у каждого был свой, чтобы не страшно.

— И воду не надо было Ксюхе отдавать, очень пить хочется, — сказал тихонько Генка, — и в туалет хорошо бы сходить.

— Ну ты выбери, в туалет ты хочешь или пить, — Сережка засмеялся, — а то странные у тебя желания, так не бывает, чтобы и то и это. Ну ладно, мы вперед немножко уйдем, ты потом догонишь.

— Нет, я в темноте не останусь, выходить надо, поздно уже, там Ксюха ждет, — и Генка побежал вперед.

И я поняла, что он меня стесняется, но ничего вслух не сказала. Если бы я захотела при мальчишках в туалет, мне бы тоже было очень-очень стыдно.

Генка полез на выход первым. Я за ним. А сзади полз Сережка с фонариком в руке, и я видела, как луч то появится под моей рукой, то убежит вперед, то мечется по потолку лаза.

Впрочем, какой это потолок? Потолок это когда высоко, так высоко, что чтобы лампочку в люстру ввернуть даже маме приходится на табурет залезать. А здесь об потолок я головой стукаюсь, если чуть на локтях приподнимусь.

«Ой», — вот тут я и правда стукнулась. Только не головой а руками. Тупик что ли?

— Сережа, мы не туда заползли, тут впереди что-то есть и я не могу дальше двигаться.

— Это не что-то, — раздался жалобный голос Генки,  — это ты мои ноги толкаешь.

Ага, я ощупала, это и правда подошвы Генкиных кроссовок.

— Ползи, — толкнула я его, — чего разлегся, воздух сейчас кончится.

— Я застрял.

И тут я вспомнила, что надо мной огромная целая гора. И впереди Генка, а сзади Сережка, и если гора сейчас начнет на меня падать, то я даже не смогу увернуться, меня просто раздавит как червяка. А Сережка тогда останется насовсем внутри пещеры. И я заревела. И Генка впереди заревел. А Сережка не ревел, он толкал мои ноги и громко кричал:

— Ты толкай его, толкай жирного, пусть лезет, иначе нам тут всем конец!

А потом я услышала голос Ксеньки: «Сейчас, ребята, сейчас. Руку, дурак, давай, я тебя вытяну».

Вот так мы и выползли.

А Генка описался.

А я когда выползла на свет, так и осталась лежать около входа в пещеру, сил ползти дальше у меня уже не было. Сзади стучал по моим пяткам Сережка, но мне было уже все равно. Стучит, и пусть стучит. И если бы не помощь Ксеньки, то я бы пролежала около входа еще целую вечность.

Ксенька развела и костер, оказывается она и это умеет. А Генка прямо на четвереньках пополз в сторону Волги.

— Ты куда, дурак? В воду сорвешься!

— Ну что вы все дурак да дурак; я не дурак; я сам знаю куда.

К костру он вернулся мокрый по пояс. Но по-крайней мере у него теперь джинсы были полностью мокрые, а не только с внутренней стороны.

— И не надо на меня кричать «дурак», — купание в Волге Генку успокоило, и он заговорил уже обычным тоном, — вы тоже все как дураки себя вели, но я же вам не говорю.

И мы с ним согласились. Потому что очень хотелось есть и пить и греться у костра. А ругаться совсем не хотелось.

— А знаете что, давайте Ксеньку тогда в наш отряд тоже примем, — это я мальчишкам предложила.

Я умею быть справедливой, когда надо, так мама про меня всегда говорит. А Ксенька нас всех спасла, чего уж возражать. И мы дали Ксеньке тлеющий прутик из костра и велели затянуться, как будто это самая настоящая индейская трубка мира.

 

Глава одиннадцатая, в которой лето, речка и каникулы продолжаются.

На подходе к домику мы встретили моего папу.

— Ой папа, мы так накупались, так напрыгались, Генка вон даже в штанах воду залез, потому что жарко.

— Ну, молодцы, отдыхайте, — папа кивнул и прошел мимо. Потом оглянулся, — а ты почему вся в царапинах?

— А Сережка меня кувыркаться учил, на ветки упала.

— Ну ладно, — опять кивнул папа и пошел по своим делам.

А я вспомнила, что я в первом классе ходила на уроки гимнастики и прекрасно умею кувыркаться сразу несколькими способами.

— Надо, наверное, маме позвонить, сказать, что у нас все в порядке, — достала я из тумбочки телефон.

— Вот ты точно тугодумка, телефон надо было с собой брать. Если не спаслись, то могли бы позвонить, — Сережка больно ткнул меня в бок.

А ткнула больно в бок его и ответила:

— Как бы ты из пещеры дозвонился, там же стены толстые и дно, туда звук не проходит.

А сама подумала, что телефон все равно надо было взять, ведь в телефоне есть еще и фонарик.

Даша со Светой пришли уже после ужина. Они были веселые, и от них пахло алкоголем, как от взрослых. Но мы промолчали и никому ничего не рассказали. Ведь мы тоже когда-нибудь  станем старшеклассниками, и тоже будем нарушать правила.

А потом среди ночи меня разбудила Ксенька. Она сидела на краю моей кровати и тянула меня за нос. А когда увидела, что я проснулась зашептала:

— Скажи, Алис, а мы теперь и правда снова настоящие друзья? Мы же трубку мира курили.

— Правда, правда, спи. Только мы ничего в музей из этого похода не принесли, экспедиция была неудачной. Но ты не думай, ты тоже с нами прославишься. Вот в следующий раз обязательно.

И всю ночь мне снилось, как мы стоим на Красной площади прямо перед Кремлем, а президент вручает нам ордена и медали. И наутро за завтраком я объявила: «Значит, слушайте, карапузики, все лето отдыхаем и копим силы. А осенью у нас будет новое дело. Осенью у нас все обязательно получится. На эту осень у меня есть для нашей компании самый настоящий, самый интересный, самый главный план!».

И мы побежали купаться. Ведь сейчас еще не осень. Сейчас лето. Сейчас каникулы!

 

Приключения Алисы и ее друзей.

Книжка третья. Кто умеет правильно прыгать с крыши, и зачем для этого нужны зонты.

 

Глава первая, в которой Алиса с Сережкой снова идут в школу.

Я так и знала, что пятый класс это уже совсем другая жизнь. Жаль, конечно, что у нас не будет нашей Елены Александровны, надо сказать, что я к ней вполне себе привыкла. Но зато мы наконец уйдем с первого этажа, где учится вся мелкая школота, и теперь разные уроки у нас будут проходить в разных классах.

— Смотри, не заблудись, когда из кабинета в кабинет будешь переходить, держись к друзьям поближе, — смеясь сказала мама, провожая меня первого сентября в школу.

— Ну, мама, ну хватит, — отмахивалась я . А мама смеялась еще громче и напоминала, как мы с Сережей и Геной год назад чуть не заблудились в нашем городском лесу.

Но зачем вспоминать о прошлом? Год назад мы были в начальной школе. А сегодня я на первое сентября надеваю не детские белые гольфы, а настоящие прозрачные обтягивающие колготки. «Жарко же в колготках», — откуда-то из другой комнаты раздается голос бабушки.

Но я уже объяснила всем, что я теперь взрослая, что в школу провожать меня больше не надо, и что одеваться нам разрешили по своему вкусу. Ну, почти по своему. Белые кофточки или рубашки обязательны, и школьная жилетка, какие носят все мальчики и девочки с первого по одиннадцатый класс тоже нужна. Но зато юбки можно носить и разной длины и разного цвета. И даже брюки нам, девчонкам, разрешили.

«Не джинсы», — было написано на бумажке вместе с другими правилами поведения учеников средних и старших классов. Ну, не джинсы, так не джинсы. Джинсы и после уроков хороши, а в школу пока под белую плиссированную юбку я надену тоненькие прозрачные колготки. Как у мамы.

Бабушка будет стоять у окна и смотреть, как я выйду из подъезда дома и зайду в ворота школьного двора. Это я знаю, я вообще понимаю, что отпускать одну они меня согласились потому, что от дома до школы мне надо пройти всего сто метров.

А вредную Ксеньку по прежнему будут отводить в школу родители. Я когда у них в гостях была, слышала как ее мама сказала: «Категорически нет, нет, и нет. Или ты идешь за руку с Дашей, или со мной. Выбирай».

А кто вредной Ксеньке даст выбирать то? Даша, ее старшая сестра тоже сказала: «Категорически нет», — совсем как их мама. Даша уже в выпускном классе учится, у нее уроков много, ей некогда с малышней возиться.

Хотя, вообще, надо признать, что вредная Ксенька вовсе и не малышня, мы в одном классе учимся. Но я за лето ого-го как выросла! «Вытянулась», — прокомментировала бабушка. А вредная Ксенька так и осталась мелюзгой, даже юбку в школу она наденет ту же, что носила в прошлом году.

И да, я согласилась с доводами Сережки и перестаю в этом году называть Ксеньку вредной. Она почти доказала, что может быть надежной подругой. Этим летом доказала, когда мы все вместе в пещеры братьев Греви лазили на крутом обрыве Волги недалеко от Самары.

Мы тогда с Сережкой и Генкой даже проголосовали после похода, согласны ли мы Ксеньку взять в нашу компанию. Нашли на берегу Волги маленькие камешки, темные и светлые и потом посчитали, каких больше в пляжной шляпе оказалось. Все три были светлые. Это называется, проголосовать единогласно.

Вот, кстати, логику взрослых я не очень понимаю. В школу и из школы они нас провожают, а гулять мы ходим одни. «Не одни, а компанией», — ответила мне бабушка, когда я пыталась с ней это вопрос серьезно и не по-детски обсудить. А что значит компанией? Компания это тоже только одни дети. Но Сережка мне тогда сказал: «Не лезь к родителям с ненужными вопросами, а то наслушаются тебя и гулять нас перестанут отпускать». И я больше с ненужными вопросами не лезла.

Звонок в дверь.

— Иди, Сережа твой пришел! – сказала мама, поправила мне на спине школьный рюкзак, и мы с Сережкой пошли.

 

Глава вторая, в которой драка становится неизбежной.

Я теперь на уроках с Ксенькой за одной партой сидеть буду. А лучше вообще просто в школу не пойду. «Тили-тили-тесто, жених и невеста», — закричали нам первого сентября, когда мы с Сережкой зашли во двор школы.

Это же какая-то детская дразнилка, мы такую еще в детском саду друг другу кричали. Да и к тому же мы с Сережкой и Генкой уже столько лет дружим, что в классе нас давно звали «три мушкетера», и все знали, что мы с утра до ночи проводим время вместе, а теперь, вдруг, такое.

А это все новый мальчишка. Вон он в толпе стоит, самый высокий и в джинсах, хотя все знают, что в джинсах в школу ходить нельзя.

— Это кто? – спросила я Сережку. Он пожал плечами в ответ:

— Да, вроде говорили, что из Самары приедет к нам новенький учиться. У него отец — директор фирмы, и они теперь здесь новую у нас в Тольятти открыли, вот его и перевели.

И в этот момент я почувствовала, что мне что-то больно ударило в плечо. А потом под ноги упал еще один камень. А потом уже совсем все стало слишком быстро происходить, когда Сережка скинул мне на руки свой рюкзак с учебниками и побежал прямо на новенького.

«Не надо, не надо», — кричала я. А в руках у меня уже был и второй рюкзак, потому что Генка тоже побежал. Сережка и новенький катались по земле, вцепившись друг в друга руками и пинаясь ногами. Генка попытался пнуть новенького сверху со стороны, но другие мальчишки его оттащили.

— Пусть один на один!

— Так нечестно, не лезь в чужую драку!

— Дай, дай ему хорошенько!

Кричали со всех сторон, а я не понимала, кого наши одноклассники поддерживают и почему они забыли, что мы четыре года учились вместе и принимают новенького как главного. И я схватила с земли камень, который он до этого пульнул в меня, и вместе с этим камнем прыгнула на клубок дерущихся тел сверху.
Если честно, я не помню что было дальше. То есть вроде как помню, я же не старенькая, я память не потеряла, но все что происходило тогда, в голове у меня вертелось как в калейдоскопе. Я била камнем по ногам новенького, при этом мальчишки продолжали драться, как будто меня и не было, и кажется, в какой-то момент меня просто кто-то из них пинул, и я отлетела от них дальше чем на метр.

А вот как прибежали учителя я точно не помню. Но наверняка, прибежали, ведь кто-то же разнял драку. И нас увел к себе в класс Павел Василевич.

— Давайте, вы все четверо расскажете мне по очереди, что произошло, и кто начал драку и по какой причине.

— А чего рассказывать то, — это новенький стал сразу говорить. И громко так все слова говорит, как ругается. – Я отцу все расскажу, как у вас в школе новеньких принимают. Понятно, что это потому что я из Самары приехал, вы в вашем нищем Тольятти вообще не понимаете, что такое большой город и как надо по настоящему жить!

— У меня папа тоже в Самаре живет! – закричала я.

— Что же ты тогда такая страшная, если у тебя папа из Самары? – с каким то неприятным смехом громко спросил новенький, и на него снова набросился с кулаками Сережка.

Павел Василевич растащил их в разные стороны, и удерживая мальчишек на расстоянии друг от друга, каким-то очень сухим и незнакомым мне голосом распорядился:

— Сережа и Гена, вы садитесь за одну парту на первый ряд у окна. Парту выбирайте любую. Ты, Алиса, сядешь на третий ряд за одну парту с Ксеней, тоже можете выбрать любую парту. А Олег, — кстати, познакомьтесь, это Олег, наш новый ученик,- а Олег сядет на первую парту среднего ряда. Прямо перед учителем. Я так понимаю, Олег, что тебе надо привыкнуть к новой школе и новому городу, учителя тебе помогут. И кто поменяет парту, сразу приводит в школу родителей! Всем понятно?

Мы закивали. И в дверях закивала Ксенька, оказывается она уже давно слушала наш разговор сквозь приоткрытую дверь. В руках она держала свой и мой школьные рюкзаки.

— Алиса, а ты, может, хочешь сходить переодеться? – уже вдогонку спросил меня Павел Васильевич. Но я представила, какими круглыми от ужаса будут глаза моей мамы, когда она увидит черные пятна на белой юбке и порванные колготки, и отказалась.

Пусть уж еще хотя бы полдня мама считает, что новый учебный год начался хорошо.

 

Глава третья, в которой время возвращается назад.

Павел Васильевич учитель неплохой. С усами и бородкой, и в очках. Мы в прошлом году с девчонками даже были в него немножко влюблены. Но в том году он у нас вел кружок истории, а в этом уже будет нашим классным руководителем. Да и история теперь будет у нас не по желанию, а учебным предметом. Так что посмотрю, как он мне будет оценки выставлять, тогда и решу окончательно, можно ли в него и в этом году влюбляться.

На уроке истории, как Павел Васильевич и велел, мы сели с Ксенькой, а Сережка с Генкой. А Павел Васильевич, зайдя в класс и поздоровавшись, похлопал в ладоши, снова всех поднял и велел пересаживаться:

— Смотрим на Алису с Ксеней и Сережу с Геной. Они сидят правильно! Быстренько, быстренько, все пересаживаемся, мальчики на первый ряд к окну, девочки на третий, ближе к двери. А кто не успевает добежать, садиться на средний ряд, где уже сидит Олег. Но тоже только по парам за парту, мальчик с мальчиком, девочка с девочкой.

Все радостно загалдели. Конечно, весело, когда можно не учиться а во время уроков бегать по классу, жаль, что мы с Ксенькой уже сидим за партой.

— Павел Васильевич, а учебники с собой брать?

— Все брать! И учебники, и тетради, и портфели и рюкзаки. Теперь вы всегда сидеть будете так. И сегодняшний первый урок нового учебного года мы с вами посвятим рассказу про то, какой была школа в дореволюционной России. – Павел Васильевич дождался когда все рассядутся и только в полной тишине начал рассказ. Все же он нормальный учитель, — решила я; наверное, можно влюбляться в него и в этом году.

А школы до революции во всех городах, оказывается, были раздельными, для мальчиков и для девочек. Тогда еще правили цари и поэтому детей в школах могли наказывать очень сурово, и розгами отхлестать, и в угол на колени на горох поставить.

Коленями на горох, я думаю, это очень больно. Я как-то коленями о камушки в старом дворе поцарапалась, когда мы с Сережкой и его папой строили из этих самых камушков и из кусочков битого кирпича кукольный замок. Так потом у меня целую неделю коленки в болячках и царапинах были.

А горох это тоже маленькие камушки. Когда мама моет горошины, перед тем как кашу варить, наша кошка Чудо иногда успевает несколько горошин украсть и потом их по всей квартире катает. И я точно знаю, что они жесткие, а не такие как потом разваренные в тарелке.

— Павел Васильевич, а для чего отдельно учились?

— Считалось, что таким образом в школах улучшается дисциплина. Вот, чтобы мальчишечьих драк из-за девчонок не было, как устроили сегодня вы во дворе. И чтобы мальчишки не дергали девчонок за косички, желая показать, что девочка нравится, и привлечь таким образом ее внимание. Ну и потом, как известно, девочки взрослеют быстрее.

— А когда стали вместе учиться, веселее же стало?

— На мой взгляд, стало, действительно намного лучше. В 1917 году произошла в России Октябрьская революция, и уже в 1918-м новым правительством было принято решение о совместном обучении.

Правда, во время Великой Отечественной войны, в 1943 году, в больших городах снова ввели раздельное обучение. Конечно, в маленьких поселках и деревнях не строили дополнительных зданий, если школ было всего одна или две на округу, продолжали обучение по старому. А вот в областных и окружных центрах военное лето шла подготовка к новому учебному году с учетом обучения мальчиков и девочек в разных школах.

Если вы спросите у своих бабушек и дедушек, то наверняка многие из них расскажут, что они учились именно в раздельных школах. Ну, хотя бы в начальных классах, насколько по возрасту успели захватить тот период. Потому что в 1954 году ученые подвели итоги этого эксперимента и признали, что раздельное обучение ухудшает получение знаний и социализацию учеников в обществе.

Социализация это для многих из вас, наверное, новое слово, но давайте привыкать к новым словам. Ведь теперь вы ученики не начальной, а средней школы. И вы должны понимать, что человек существо социальное, и для того, чтобы развиваться гармонично, каждый из нас должен общаться с самым разным кругом людей. И, конечно же, девочки и мальчики должны и учиться и дружить вместе, чтобы перенимать друг у друга лучшие черты.

 

Глава четвертая, в которой Алиса учит Ксеньку кидаться помидорами.

Вот так мы на всю первую четверть вернулись в дореволюционное время. Ну, или в военное, — как хотите, так и считайте.

Мальчики на первом ряду, девочки – на третьем и несколько парт заполнено в середине. Павел Васильевич сфотографировал наш класс на телефон и всем учителям разослал фотки, чтобы мы и на других уроках сидели в том же порядке.

Говорят, что папа Олега приходил к директору школы ругаться, но наша директриса уже давно на пенсию собирается, и следующим директором будет наш Павел Васильевич. «Это правильно, если его сделают директором, — сказала моя мама, когда я ей об этом рассказала, — мужчин в школах мало и их стараются повышать в должности побыстрее, чтобы они не уходили». Так что никто нашего руководителя наказывать за эксперимент не будет, иначе же он может рассердиться и из нашей школы уйти.

А кстати, разные учителя в школе это такая же социализация. Потому что, когда в школе учителя только женщины, то воспитание получается неправильным. Теперь я это тоже знаю, ну а мама моя это всегда знала, ведь мама моя учительница, она про школу все-все давно знает.

— Алиск, а ты чего теперь только в брюках в школу ходишь? – спросила меня Ксенька, когда мы возвращались после уроков домой.

— А чтобы драться удобнее было, — я поправила за плечами рюкзак, в котором у меня, кстати, еще рогатка лежит, маленькая отвертка и фонарь.

— А ты чего, всегда теперь драться будешь?

— Может и не всегда, но сдачи давать точно буду. Пусть не думает, что если пацан, то ему все можно. И я достала рогатку и потрясла ею перед Ксенькиным носом. — А пошли с балкона помидорами кидаться? Сейчас как раз из школы старшеклассники пойдут, вот ловко получится.

И мы поднялись в нашу квартиру, стащили у бабушки чашку с переспелыми помидорами и оттащили ее на балкон. Потом решили, что переспелых помидор маловато и потихоньку набрали из холодильника и хороших. Кидаться, так уж кидаться, чего останавливаться на малом.

Раньше мы кидались пакетами с водой, но полный пакет далеко не докинешь, он только прямо под балконом падает, а если в пакете мало воды, то он вовсе громко хлопать и брызгаться не будет. А помидорами кидаться намного ловчее. Да и смешнее, когда в кого-нибудь попадешь, брызги во все стороны и много крика.

Честно говоря, и в меня как-то помидором попали, пятно на блузке после этого так и не отстиралось. И я тогда тоже кричала, рассматривала все балконы, пыталась вычислить откуда в меня палили. Но потом успокоилась и подумала: «На войне как на войне».

Ведь я уже тоже почти взрослая, и значит для следующих мелких я почти старшеклассница. А как же можно повзрослеть, если не обстреливать старшеклассников с балкона. Моя бабушка говорит, что в каждом возрасте должны быть свои развлечения и немножко хулиганства. Только мамам не всегда можно говорить о таких секретах. Лучше с папой это обсуждать, а еще лучше с бабушкой. Бабушка всегда позволит больше, на  то она и бабушка.

А в тот день мы так и не успели все помидоры на старшеклассников с балкона скинуть. Нас увидела с улицы тетя-соседка и прибежала на нас жаловаться. Вот бабушка все помидоры и отняла. Всего в двух симпатичных мальчишек мы в тот день с Ксенькой попали, но зато ловко и прямо в цель, одному в голову, а другому в плечо. Ох и орали они! Смешно было.

 

Глава пятая, в которой у бабушки есть своя любимая фраза, а у Алисы с Сережкой свой маленький секрет.

— Уроки сделала? Тогда иди с Лизкой погуляй, — это мама с кухни кричит. А с кухни уже так вкусно пахнет, кажется пироги мама печь решила. И почему меня всегда выгоняют, когда что-то вкусненькое намечается?

— Я только Сережку позову, и сразу пойдем, — я про пироги только про себя ворчу, а вслух с мамой соглашаюсь. Я же понимаю, что Лизка еще маленькая, ей лишь зимой первый годик исполнится, сама она еще не скоро гулять научится, а я старшая сестра и должна маме помогать.

Мы с Сережкой смс друг другу всегда посылаем. Раньше надо было по домашнему телефону звонить, а теперь домашним телефоном только бабушка пользуется. Когда мама решила второй раз замуж выйти и Лизку родила, то новый мамин муж сразу предложил: «Давайте домашний телефон отключим, столько денег за него платим, у всех уже давно сотовые есть».

Но бабушка тогда сказала: «Вот как я умру, так и отключайте. А все мои ровесники пользуются стационарными телефонами. И номера у нас у всех записаны, а вашей новой техникой мы учиться пользоваться не собираемся».

Это у бабушки такая любимая фраза на все сложные споры «как я умру, так и будете делать». И фраза всегда срабатывает, я заметила. Мама сразу краснеет, спорить перестает. А мамин новый муж даже поперхнулся, когда бабушка эту фразу произнесла, и сразу стал извиняться: «Это вы меня не так поняли, я не то имел в виду». Да даже мой папа никогда не спорил, когда бабушка эту фразу произносила. Волшебная фраза! Мне тоже надо такой обзавестись.

Во дворе кроме нас с Сережкой никого не было. Не, ну сидела у подъезда соседка с собачкой, но соседка не считается, я же про детей говорю. С соседкой же мы играть не будем.

Впрочем, нам сегодня никто и не нужен. У нас с Сережкой каждый год в начале сентября своя традиция, мы мыльные пузыри пускаем. Еще в детский сад мы ходили, когда нас Сережкин папа такому простому волшебству научил.

Было это в тот год, когда мы пускали воздушного змея на пустыре, и я его упустила. Вот, чтобы мы не расстраивались, Сережкин папа нам развел мыльной воды и через соломинку для коктейлей надувал большие переливающиеся воздушные пузыри.

А потом мама купила мне маленькую баночку с настоящим, а не самодельным  мыльным раствором и с колечком на ручке. Из такого колечка пузыри получались намного больше по размеру, и надувать их можно было долго-долго. А потом пузырь отрывается и улетает вверх.

Раствор, конечно, в баночке закончился еще в ту осень. За неделю он сразу закончился, если точнее говорить. Но мама новую баночку покупать отказалась и просто налила в старую разбавленный водой шампунь.

Это же совсем детское развлечение, — закричите вы, — мыльные пузыри надувать! А я и не спорю. Я просто рассказываю, что у нас с Сережкой есть своя традиция. Я выдуваю большие через колечко, а Сережка как и раньше через трубочку для коктейлей. И у него пузыри мельче, но зато он может, если посильнее дунуть, сразу много-много мелких пузырей в небо запустить.

И когда мы наши пузыри выпускаем вместе, то мой большой и его много маленьких в воздухе кружат общий хоровод и это получается особенно красиво.

Ух ты, как Лизка в своей коляске ручками машет, пытается пузыри поймать. Даже не капризничает, не плачет, и качать ее в коляске не надо. Вот маме расскажу, какое мы средство для развлечения мелкой сестренки нашли.

— А помнишь, мы еще с тобой раньше секретики делали и в землю их под стеклышко закапывали? – это Сережка меня спрашивает.

— Помню. Но это же было совсем давно, когда мы были маленькими, в пятом классе такими глупостями заниматься уже нельзя.

— Конечно нельзя, — соглашается Сережка, — я просто вспоминаю, как это было весело, когда мы с тобой могли сколько хочешь дружить и никто нас не рассаживал за разные парты.

И я тоже киваю, соглашаясь, и думаю, что взрослыми быть не так-то уж и хорошо.

 

Глава шестая, в которой объясняется, почему зонт так похож на парашют.

— А давайте парашют сошьем и будем прыгать, — Генка сегодня сыплет одну идею за другой.

— Это ерунда, — морщится Ксенька, — парашют сшить нельзя, там ткань специальная нужна, такую на обычной машинке даже не прошьешь. И много ткани! Парашют же он большой.

— Почему большой? – удивляется Генка, — я в телевизоре видел, он в рюкзак помещается и на спину вешается, а когда прыгаешь, дергаешь за кольцо, и парашют раскрывается.

— Большой он,- краснеет Ксенька,- я видела, я знаю.

— Где это ты видела? – спрашивает Сережка. И я тоже смотрю на Ксеньку с интересом, потому что если Ксенька краснеет, значит история точно какая-нибудь смешная.

— Я когда маленькая была, я дома в парашютиста играла. Прыгала со шкафа вниз на подушки, а вместо парашюта наволочка у меня была.  – И Ксенька снова покраснела, а мы громко засмеялись.

Я так и представила, как Ксенька прыгает со шкафа, в руках раздувается наволочка, а в комнату в этот момент, наверняка, мама зашла. Мамы они всегда не вовремя заходят.

Потом мы друг на друга зашикали и стали толкаться локтями. Смеяться же нельзя, тихо надо себя вести, потому что мы под классными окнами во дворе школы сидели. А там еще уроки, между прочим, идут. А мы просто сбежали с последнего, так что видеть в школьном саду нас точно никто не должен.

— А парашют ты где видела?

— А меня потом мама водила в парашютный клуб, чтобы я посмотрела на настоящих спортсменов и настоящие парашюты. Они ни как наволочка, они большие. Ну, парашюты, в смысле, большие. Да и спортсмены тоже большие, — и Ксенька снова покраснела.

А мы снова засмеялись, но тихо-тихо. Я бы даже сказала шепотом засмеялись, если так вообще смеяться можно. Ну а потом проголосовали за идею прыгать с парашютом. Идею одобрили все. Мы будем проводить конкурс на лучшего парашютиста. И посмотрим, струсит или не струсит участвовать в конкурсе новенький Олег, или он только деньгами папы может хвастаться и камнями в девчонок кидать.

Впрочем, к затее мы решили подойти не как первоклашки. Понятно, что настоящие парашюты мы достать не сможем, но и просто наволочку использовать тоже смешно, не маленькие же.

Конкурс наш мы будем проводить на математической основе. Найдем самый высокий гараж во дворах, лучше двухэтажный конечно, и каждому участнику дадим три попытки. Один раз надо прыгать безо всего, второй прыжок — с наволочкой, а третий с зонтом.

И каждый прыжок по времени засекать, чтобы высчитать какое замедление дает наволочка и какое зонт. А потом мы еще и математичке нашей все подсчеты сдадим, может какое важное открытие сделаем, нас тогда и по интернету могут показать. Ну, или хотя бы по телику. И надеюсь, что пятерку в четверти нам тоже обязательно поставят.

Про зонт это опять Ксенька придумала, видимо все мультики вспомнила, какие в детстве посмотрела.

Завтра начнем записывать одноклассников на конкурс. Вот тут и проверим, кто из нас мушкетер, а кто просто трус.

Кстати, вы знаете, происхождение слова зонт? Мне мама недавно рассказала. Она урок для старшеклассников проводила в той школе, где она работает, и на уроке приводила примеры попадания в русский язык слов из других языков. Это называется заимствование.

Слово зонт к нам пришло из голландского. Когда царь Пётр Первый строил флот для страны, он почти всему учился у голландцев, ведь у них мореплавание было сильно развито, не как у нас в те времена. И все специальные морские термины тоже были голландскими.

И слово зонтик сложилось из двух иностранных слов «зон» и «дек», и когда их вместе произносили, то это означало «покрывало от солнца». Так голландцы называли большую парусину, которую натягивали над палубой для защиты от солнца и дождя.

Русские моряки, не зная голландского, на слух стали произносить слово как «зонтик». А потом и вовсе «зонт», потому что в русском языке суффикс –ик всегда уменьшительный. А какое же уменьшение, когда зонт над всей палубой натянут, значит зонт, значит большой.

И спустя время зонтами стали называть и ручное приспособление для защиты от солнца и дождя. А до этого в России зонты вообще использовали только для защиты от солнца и называли солнечниками.

И зонт, и зонтик, — говорят сейчас, как кому удобнее. И зонтик это обычно у маленьких детей. А мы будем прыгать с большими широкими взрослыми зонтами.

 

Глава седьмая, в которой надо решить свадьба это хорошо или плохо.

Моя мама окончательно выходит замуж. Ну, как окончательно. Окончательно это значит навсегда. Значит, они теперь с моим отчимом сыграют настоящую свадьбу, поставят штампы в паспорта и возьмут бумагу, что они семья.

Я про отчима ничего плохого говорить не буду. Бабушка моя еще года назад меня начала убеждать: «Смотри, какая мама счастливая с ним, а то лица же на ней не было».

Насчет лица бабушка преувеличила, лицо у мамы было, и красивое лицо между прочим, но то, что мама была почти всегда грустная это правда.

А потом Лизка родилась, и даже я понимаю, что маленький ребенок должен расти в семье. У меня то вон папка есть, пусть он и живет в Самаре, а мы в Тольятти, но наши города близко друг от друга, да и вообще это одна большая Самарская область, так что мы почти рядом.

И этим летом меня одну мама отпускала к папке погостить на турбазу, и деньги папка на меня маме пересылает, это называется алименты. А потом еще и подарки мне всегда шлет на праздники и на день рождения. Да и бабушки у меня две. Та, что живет с нами это мамина мама, а другая тоже живет в Тольятти, но я к ней только изредка на выходные в гости езжу.

И потом, я же уже скоро вырасту! В институт поступлю, из дома уеду, сама замуж соберусь и отдельно жить буду. Не могу же я маму одну оставить, пусть у нее хотя бы новый муж будет и Лизка растет. А я как выучусь и на работу устроюсь, буду им помогать, чтобы у них все было, потому что я не эгоистка, — так бабушка про меня говорит.

Но это меня бабушка убеждает так хорошо про мамину свадьбу думать. А я пока точно не определилась ни про свадьбу, ни про то как мне к отчиму относиться. Папой я его точно называть не буду. Это он еще прошедшей зимой, как Лизка родилась, сразу к нам переселился, мне куклу большую привез и сам сказал: «А ты называй меня папой, мы же теперь все вместе жить будем».

Во-первых, лучше бы он мне не куклу, а планшет подарил! Что я ему маленькая что ли, у меня этих кукол еще с детского сада полно, а планшета у меня нет, и в интернете приходится за маминым компьютером сидеть, да только она меня туда не часто пускает.

А потом отчим очень скоро от нас уехал обратно на свою квартиру. Это правильно, потому что у нас маленькая двухкомнатная, и в ней сразу тесно стало, когда появился и отчим, и маленькая Лизка.

«Вы не волнуйтесь, скоро мы поженимся и все вместе ко мне переедем», — сказал он тогда нам. А я потом услышала, как мама с бабушкой шепталась, что к отчиму после свадьбы переедут только мама с Лизкой. А я останусь с бабушкой, то есть фактически я стану сиротой что ли? Папа в Самаре, мама у своего нового мужа. Для чего же мне тогда расти и учиться, и кому помогать в старости, если все родители уже сейчас меня бросили? Что-то в бабушкиных рассуждениях неправильно и логически не сходится.

Я еще хотела с папкой об этом поговорить, спросить как мне жить дальше, но по телефону трудно о таких серьезных вещах разговаривать. Может, вот, на зимние каникулы поеду к нему в Самару, там и спрошу совета.

А у Генки только папа есть. Их мама умерла. Умерла это совсем плохо, и Генке даже на зимние и летние каникулы ездить не к кому. Но его папа и не ищет Генке новую маму, говорит «нам в нашей мужской берлоге и вдвоем хорошо». А нам было очень всем хорошо в нашей женской берлоге, так зачем маме новый муж?

Да, да, я помню, что когда я вырасту, то мама останется одна и ей будет скучно, но это только бабушкины слова. И я к этим словам пока не привыкла.

 

Глава восьмая, в которой решается, что прыгать будут все.

Запись на прыжки с гаражей мы решили проводить и среди мальчишек и среди девчонок. Мы даже специально узнали, что в нашем городском парашютном клубе всех берут прыгать, и мальчишек и днвчонок. А то Сережка с Генкой сначала хотели нас с Ксенькой просто судьями сделать, мол не девчачье это дело быть парашютистами. Еще как девчачье!

Потом я хотела, чтобы Павел Васильевич нам на своем уроке про парашюты все подробно рассказал, а он меня выслушал и наоборот мне задание дал: «Вот и сделай об этом доклад к следующей неделе, Алиса. Хорошая тема, спортивная. Расскажешь всему классу, когда в нашей стране появился парашютный спорт и кто самые заслуженные спортсмены». Хитрый Павел Васильевич, он так велел, чтобы самому ничего не делать, это я понимаю.

Доклад я, конечно, сделаю. А про сами соревнования пока никому из взрослых говорить нельзя, ни учителям, ни дома. Взрослые прыгать не разрешат, это к гадалке не ходи, это все знают.

Кстати, с настоящими парашютами нам пока тоже не разрешили бы прыгать. Это я поняла, когда доклад готовила. Даже, когда нам исполнится по четырнадцать лет, и то надо разрешение от родителей с собой в клуб приносить. А до четырнадцати можно туда и не соваться.

И весить парашютист должен больше пятидесяти килограммов. Хотя, если с инструктором прыгать, то можно и меньше весить. Но с инструктором это же не интересно, это тебя с ним вместе свяжут, и парашют у вас будет один на двоих. Я уж лучше подрасту и самостоятельно прыгать буду, чтобы самой за кольцо дергать.

— Генка, а ты что тоже прыгать будешь? – сильно удивилась я, когда Генка самым первым себя в списке поставил. – Ты же в пещерах помнишь как боялся, когда мы летом там путешествовали. И потом ты толстый, тебя ни наволочка, ни зонт не удержат.

— Зато толстому падать не так больно, у него жир удар смягчает, — стала спорить со мной Ксенька.

Я что не понимаю, что ли почему Ксенька со мной всегда спорит. Все я понимаю. Ксенька к нам в мушкетерскую компанию последняя пришла, и теперь хочет казаться самой добренькой. Но меня так просто не переспорить.

— Сама тогда свой зонт и дашь Генке. Если сломает, то ты будешь виновата, — вот так я ответила и сразу отвернулась, чтобы она со мной дальше не могла спорить.

Зонт Ксенька принесла. Зонт оказался замечательный. Большой. И не складной, как у моей мамы, а в виде трости и с очень крепкими спицами. «Это папин, он его из-за границы давно привез», — сказала Ксенька. Мы зонт одобрили. А наволочку я из дома притащила. Наволочка и зонт, решили мы, должны быть одни на всех. Это называется для чистоты эксперимента.  

А секундомер Генка у своего папы возьмет. В моем телефоне тоже есть секундомер, но Генкин папа спасатель, у него секундомер прямо настоящий, как у нашего учителя физкультуры.

Соревнования по прыжкам с гаражей мы назначили на понедельник сразу после школы. В понедельник меньше всего уроков, не надо будет потом родителям объяснять почему мы все поздно домой пришли.

На прыжки записался почти весь класс. И новенький записался тоже.

А в выходные перед прыжками у моей мамы свадьба. Это такое очень неприятное событие для меня. Но приятное для мамы. Поэтому я промолчу, как попросила меня бабушка, и просто подам  маме букет невесты, когда мы все придем в торжественный зал. А фотографировать свадьбу будет мамина подруга тетя Галя, которая вместе с ней работает в другой школе.

 

Глава девятая, в которой тетя Галя и Алиса из-за букета чуть-чуть не подрались.

Вот так всегда! Не успела я еще и с гаражей прыгнуть, а уже все коленки у меня разбиты. А все тетя Галя виновата.

Мы когда на свадьбу пришли, я букет маме подала, как бабушка мне сказала. Мама красивая была, в белом пиджаке и белых узких брючках. И золотая брошка бабушкина. «Это твое наследство», — всегда говорит мне про эту брошку мама.

И отчим тоже в белой рубашке. И с ним его мама пришла, моя новая третья бабушка. Хотя третья бабушка ребенку совсем не нужна, это каждый знает.

Мама с отчимом поставили подписи в большой книге и им дали документ, что они теперь муж и жена. А потом тетенька сказала: «Теперь традиционный танец жениха и невесты». Вот, скажите, где логика, если они уже муж и жена, то почему танец жениха и невесты? Никогда я взрослых не пойму.

А когда мы вышли на улицу, то мама велела тете Гале спуститься со ступенек и засмеялась:

— Поймаешь букет то? Конкурентов у тебя нет, ты одна у меня на свадьбе подруга.

И повернувшись спиной, мама кинула букет в воздух. Тут я и прыгнула. И  букет поймала я! Потому что это тоже мое наследство, почему это я должна позволять маме букеты раздаривать.

И чувствую, что лечу на асфальт со всей дури, и коленкам сразу больно. А сверху на меня еще тетя Галя падает. И она как закричит визгливым голосом, а что она закричала, я рассказывать не буду, потому что это плохое слово и родители мне его повторять не разрешают.

— Алисонька, ты жива? – это бабушка.

— Отдай букет тете Гале, зачем он тебе ты еще маленькая, — это мама.

— Да поднимайте вы их обеих, чего они на дороге разлеглись, — это отчим над нами смеется.

— Ну отдай букет, будь умницей, — отряхивает меня мама и гладит по затылку, — тете Гале букет нужен, она еще не замужем.

— Я тоже не замужем, — упрямлюсь я. Я вообще маму не узнаю. То отчима мне вместо отца приводит, то тетя Галя ей важнее, чем собственная дочь.

Но потом смотрю, а у тети Гали тоже коленки содраны и юбка в грязи. И мне ее так жалко стало. Взрослые разве падают и коленки разбивают? Никогда такого не видела.

«На, тетя Галя, — разодрала я букет пополам и протянула ей одну часть, — давайте пополам, чтобы мы обе замуж вышли».

И все почему то засмеялись. А потом когда мы были в ресторане, тетя Галя сказала «У меня за Алису тост. Хорошая девочка выросла, не жадная, не эгоистка». И я подумала, что раз так про меня не только бабушка, а и чужая тетя говорит, значит я и правда совсем не эгоистка. И я съела одна весь торт. Но не потому, что жадная обжора, а просто взрослые пили вино и ели мясо, а мне было очень-очень скучно. Свадьба это вообще не интересное дело, это только для взрослых.

 

Глава десятая, в которой новенький предлагает новые условия для прыжков.

К гаражам мы пошли всем классом. Ксенька важно несла большой зонт, я наволочку, Генка список и секундомер, а новенький принес металлический метр.

«Будем еще мерить на сколько метров кто прыгнет в сторону от гаража, — сказал он, — это тоже важно».

Да пусть меряет, мне что жалко что ли. Он вообще после того как его отец к директрисе приходил, стал вести себя тихо. И в джинсах больше не ходит, и про нищий город не говорит.

— Пусть Серега первый прыгает, — Генка как-то сразу стал командовать. Но никто и не спорил, список то у Генки в руках, ему виднее как наши результаты записывать.

— Одна секунда! – Закричал Генка, когда Сережка прыгнул просто так.

— Одна секунда! – Снова закричал Генка, когда Сережка прыгнул с зонтом.

— Одна секунда! – Это когда Сережка с наволочкой прыгнул.

Я толкнула Генку в бок:

— Как это одна секунда? А сила трения от зонта и наволочки? Ты правильно смотри, не может быть, чтобы все время одинаково было.

— Может, — сказал новенький, — потому что высота не большая. Нам надо или с другой высоты прыгать, или мерить в длину, кто прыгнет дальше.

Ну, с другой высоты прыгать никто не согласился. Что мы ноги что ли хотим поломать? Не хотим. Ноги ломать это больно. И мы решились прыгать в длину. Только не как на физкультуре, а с гаражей. В длину и в высоту! О как! Думаю, так еще никто в мире не прыгал.

— Ты давай, давай, быстрей залезай, не задерживай очередь, — теперь руководство на себя взяла я. Мне надо командный голос развивать, — папа так всегда говорит. Да я и сама так думаю. Я же теперь старшая сестра, я должна уметь командовать.

— А сколько человек может одновременно на гараж залезть? – это наш отличник спрашивает, — Вдруг, крыша провалится, если мы всем классом туда заберемся?

Отличники они всегда такие, они любят лишние вопросы задавать. Хорошо, что в нашем классе всего два отличника, а то бы мы с ними измучились. Но два отличника это нормально, ведь есть зато у кого списывать.

— Давай, давай, теперь с зонтом все прыгаем! – это я опять командую. А Генка цифры записывает. Без зонта дальше всех Сережка прыгнул. А что, я всегда знала, что Сережка у меня спортивный, помните, как они меня на руках на самодельных носилках из леса тащили, когда я ногу подвернула.

А с зонтом дальше всех получилось прыгнуть у новенького.

 

Глава одиннадцатая, в которой Сережка становится победителем, а Ксенька ломает ногу.

— Ты не трусь, я тебе побольше цифру напишу, когда ты с наволочкой прыгнешь, — это Генка шепчет Сережке. И я согласно киваю: «Да, да».

— Не надо, — отказывается Сережка, — я хочу по честному.

Вот, ведь, странный человек, когда надо чтобы наши победили, можно и военную хитрость применить, не всегда нужно честность соблюдать.

— А ты помнишь, как он камнями в нас кидался? – это я Сережке решила напомнить, что с нами прыгает наш враг и мы должны его победить.

— Ну и пусть. Он может и не честный. А я буду по другому. У меня принципы, меня родители учили принципы не нарушать. Я хочу быть настоящим человеком, как летчик Маресьев.

Кто такой летчик Маресьев я знаю. Я еще год назад про него книгу прочитала. Мне мама тогда сказала, что рано еще, что это книга для старших классов, а я все равно прочитала. «Повесть о настоящем человеке» называется. Только в книге у летчика фамилия немного изменена, на одну букву, в книге он Мересьев.

Я сначала кино смотрела про его подвиг. Как он во время Великой Отечественной с фашистами воевал, как его сбили, как он по зимнему лесу долго полз к нашим, а ноги у него были сломаны и ползти он мог только медленно-медленно. А потом ему сделали протезы, и он снова стал летать и сбивать фашистов, хотя врачи ему разрешили отдыхать и не идти на фронт.

А Генкин папа нам рассказывал, что когда он был маленьким, то они со школой ездили в Москву в самый главный дворец пионеров и сам летчик Мересьев к ним приходил и рассказывал, как он воевал и как надо быть храбрым.

— Ааааа! – это Ксенька так громко закричала. Я даже вздрогнула от испуга, хотела на нее ругаться, что никто не кричит, чтобы взрослые нас не пронали, а она тут раскричалась.

А потом смотрю, а она как упала после прыжка, так и лежит на земле. И одна нога у нее странно в сторону повернута. Тут все вокруг столпились «ты чего, Ксеня, тебе больно, Ксеня, ты встать можешь, Ксеня?».

Вот ведь умеет Ксенька привлечь к себе внимание. Такая мелкая, а такая вредная.

— Давайте, давайте, надо допрыгать! – это я решила, что нельзя же соревнования срывать, — На олимпиадах вон тоже иногда кто-то падает, а все продолжают сражаться. Оттащите раненую в сторону!

И все меня послушались, видно голос командный я уже почти выработала. Это я молодец.

Ксеньку посадили на травке неподалеку, обложили со спины и с боков рюкзаками и портфелями, чтобы она как в кресле могла спиной и руками опираться на мягкой и стали прыгать дальше. И, кстати, в прыжке с наволочкой Сережка все же победил!

А новенький сказал: «Подумаешь, победил, призов то все равно у вас никаких нет. Вот если бы мой папа спонсором соревнований был, он бы всем призы раздал, а не только победителю». И он развернулся и пошел. А мы его обратно звать не стали. Подумаешь, папа спонсор, а мой Сережка зато победитель.

 

Глава двенадцатая, в которой всем становится понятно, что приключения только начинаются.

Ксеньку решили отнести домой на руках. Никаких носилок делать не стали, мы же не в лесу, откуда в гаражах деревья для носилок. Мальчишки просто соединили руки крест на крест и усадили на них Ксеньку, И сзади еще за спину ее поддерживали, чтобы она не шлепнулась. Ну и рюкзак ее понесли. А навстречу нам Генкин папа идет.

— Что случилось? – спрашивает.

— Сережка соревнования по прыжкам выиграл! – кричу я. А он поморщился.

— А с Ксеней что случилось?

«Нога у нее, нога!» — закричали все. Генкиного папу все в нашем классе знают, он же спасатель, он к нам уже несколько раз в класс приходил рассказывать как себя правильно вести в лесу, на дорогах, на воде, и вообще при опасностях.

— Дай-ка, я посмотрю, — сказал он и стал ощупывать ногу.

А Ксенька «ой», да «ой». И громко так кричит! Вот притвора.

— У тебя перелом может быть, но лучше это врач определит. Сейчас я тебя в больницу отвезу, — и к мальчишкам повернулся, — на месте стойте, не надо никуда Ксению нести, я сейчас машину подгоню.

И Ксеньку повезли в больницу. Ну и я с ней поехала, я же настоящая подруга. И Сережка с нами, потому что он мушкетер. И Генка, конечно. Ведь это Генкин папа нас всех повез, как же мы без Генки поехали бы.

И потом Ксеньке наложили самый настоящий гипс. Не как мне, когда я ногу подвернула, и мне повязали просто много бинтов, а белый и тяжелый гипс. И по нему можно стучать, и там получается такой глухой звук «тук-тук», как будто по пустому кувшину стучишь, только по очень большому кувшину.

Только в понедельник Ксенька в школу пришла уже с другим гипсом, ей родители купили в аптеке легкий и пластиковый. И к тому же его снимать можно, когда там купаться в ванну идти или ногу почесать захочется, например.

Только на этом пластиковом гипсе расписываться нельзя, по нему ручка и даже фломастер скользят и не пишут. А ведь, в гипсе это самое интересное, чтобы тебе все одноклассники расписались и потом у тебя на память эти росписи остались. Я бы не разрешила мне менять настоящий гипс на покупной.

А еще Ксенька в школу пришла сразу и с мамой и со старшей Дашей. Вообще то она на костылях сама пришла, могла и без поддержки дойти, но тут я ничего говорить не стала. Пусть мама с сестрой ей помогают, это правильно. Я же всегда говорю, что в семье самое важное это поддержка. Ну и чтобы твои пирожные и шоколадки никто другой не ел.

А вообще классно, что новый учебный год начался с таких приключений! Сейчас вот с Ксеньки гипс снимут, и я еще какие-нибудь соревнования придумаю.

— Алиса, ну о чем ты опять на уроке размечталась? – прямо у меня над ухом громко закричал Павел Васильевич.

А я что? Я ничего. Я учусь. Я может тоже скоро отличницей стану, и тогда мою фотографию на сайте школы вывесят, где все отличники уже висят, и я буду гордостью школы и целого района. А еще надо маму попросить, чтобы она мне купила новую красивую юбку.