Теория невероятностей

Виктория Ледерман

Подходит читателям от 12 лет.

1

День не заладился с самого утра: отключили интернет. Совершенно коварным образом, без всякого предупреждения. Когда сонный Матвей перетек из кровати в компьютерное кресло и практически наощупь прогулялся негнущимися пальцами по клавиатуре, его ждал сюрприз от провайдера – обрыв на линии. Будет ликвидирован в течение суток.

Матвей тупо смотрел на экран монитора, пытаясь осознать размеры катастрофы. Вот это подстава! Целые сутки без интернета? Все, конец. Отрезан от мира. Отключен от цивилизации. Кошмар! Жуть! Самая кошмарная жуть, которая только могла произойти в понедельник в девять утра. До школы еще уйма времени – целых четыре часа. Можно было бы зарубиться в какой—нибудь шутер с френдами по сети или зависнуть на любимом сервере «Майнкрафт». Конечно, есть еще интернет в телефоне, но это совсем не то. Играть нужно с хорошим изображением и качественным звуком, так, чтобы соседи подскакивали в своих креслах.

Матвей в состоянии вселенской скорби притащил себя на кухню, залез на стул у барной стойки, подпер голову руками и горестно вздохнул. Утро было совершенно испорчено. Мама же, наоборот, бодро цокала домашними босоножками — от холодильника к обеденному столу, от стола к плите, от плиты к кофеварке, от кофеварки – снова к столу. У Матвея от этого мельтешения зарябило в глазах.

— Хочу сок и тост! – мрачно потребовал он.

Мама мимоходом поцеловала его в макушку:

— Доброе утро,  злючка—колючка!

Матвей недовольно дернул головой. Ну что она вечно лезет со своими нежностями? Знает ведь, что он ненавидит все эти «муси—пуси». Он же не девчонка, в самом деле.

Мама поставила на стол кофейную чашку с густой молочной пеной.

— Капучино готов, — провозгласила  она.

— Уже на полдороге, — отозвался из зала папа. – Несусь со всех ног.

— Мам, ты слышишь? Сок и тост! – с досадой повторил Матвей.

— Сынок, мне некогда, я папу собираю. Скоро уже выезжать.

— Скоро? У него самолет только через пять часов!

— А пробки? А регистрация? Хватит ворчать, как старый дед. Сделай сок сам, апельсины в холодильнике. А батона вообще нет. Ты же вчера не пошел в магазин, хотя я просила, — мама открыла микроволновку и вытащила тарелку с дымящимися блинчиками. Папа взял пульт и включил телевизор.

— В начале октября каждого года жители Земли могут наблюдать метеорный поток Дракониды, названный так по созвездию Дракона, в котором находится его радиант, — громко заговорил диктор. — И, если позволит погода, в вечерние часы можно заметить падающие звезды…

— Сынок, — сказала мама, убавляя громкость кнопкой на корпусе. – Мы же с тобой вдвоем остаемся. Давай вечером куда—нибудь сходим? В кино, например, или просто погуляем вместе, а?

— Я занят, — поспешно сказал Матвей. – Очень много уроков на завтра. И опрос по истории…

Ну мама как придумает что—нибудь, хоть стой, хоть падай. Идти в кино с мамой! Что может быть глупее?

У мамы сделалось обиженное лицо, как будто она прочитала мысли Матвея. Пришлось согласиться сходить в магазин.

— Как на каторгу, — прокомментировал папа, наблюдая за одевающимся сыном. – Пытка батоном и сосисками.

Матвей подавил тяжелый вздох. И так настроение паршивое, а им все шуточки. Вышла из строя самая главная вещь в доме. Без нее жизнь пуста и бесцветна. Можно сказать, утрачен смысл существования на предстоящие сутки. Только кто это может понять? Уж точно не папа с мамой.

 

По пути из магазина за Матвеем увязался щенок. Смешной такой, мохнатый как шерстяная варежка. Сколько Матвей его ни гнал, он не отставал. Отбежит немного в сторонку, остановится, а потом догоняет – лапы заплетаются друг о дружку, уши шлепают по голове. Матвей не выдержал, присел возле него, погладил, даже одну сосиску скормил. Так и добрались до подъезда вместе. У железной двери щенок сел и выжидающе уставился на Матвея. Как будто говорил – ну хорошо, покормил, поиграл, а дальше?

Матвей потрепал его по ушам.

— Ладно, уговорил. Но спорим, через три минуты ты снова окажешься на улице? Засекай!

Он схватил щенка на руки, открыл дверь магнитным ключом и побежал вверх по лестнице.

Щенок так вертелся в руках, пытаясь облизать своему благодетелю  лицо, что Матвей нечаянно упустил его в коридоре. Находчивое животное рвануло прямиком в кухню. Мамин вопль, донесшийся оттуда через секунду, свидетельствовал об их неожиданной встрече.

— Матвей!!!

Мама в ужасе выскочила в коридор. Матвей и сам уже был не рад своей выходке, но нужно же держать марку. Так, на всякий случай, чтобы знали.

— Ты в своем уме? – гневно вскричала мама. — Ты о папе подумал?

— А обо мне кто—нибудь думает? Я всю жизнь мечтаю о собаке!

— Быстро лови его, пока папа в душе. Сейчас же неси назад.

— Мама! Где справедливость?

— Я сейчас тебе покажу «справедливость»! Бессовестный! Лови!

Матвей поднял подбежавшего к нему щенка и прижал к себе. Глаза мамы метали молнии. Редко удавалось так разозлить ее.

— Почему я должен страдать из—за папы? Я—то ведь здоров!

— Потому что он – твой папа! На то мы и семья, чтобы поддерживать друг друга. Болеет один – страдают все. С аллергией не шутят, дорогой мой. И мне странно, что ты в свои тринадцать лет этого не понимаешь.

Мама вытеснила Матвея со щенком на лестничную площадку и прикрыла за собой дверь.

— Сейчас же отнеси его во двор.

— Он там замерзнет!

— В начале октября? При температуре плюс пятнадцать? Не зли меня, Матвей! Последний раз тебе говорю – мы можем жить либо с собакой, либо с папой. Кого ты выбираешь?

Матвей со щенком под мышкой побрел вниз по лестнице. Пройдя один этаж, он крикнул наверх, просто так, из духа противоречия:

— Все равно нечестно!

— Придешь, вымоешь руки! – донесся до него суровый голос мамы. – С мылом!

Во дворе Матвей отпустил щенка и присел на лавку у подъезда. С другого конца двора донеслись голоса и громкое ржание. В квадратной арке появилась какая—то шпана. Трое подростков неопределенного возраста с банками пива и пачками чипсов в руках миновали арку, огляделись и оккупировали детскую карусель. Бабушка, караулившая внука на детской площадке, мигом выдернула малыша из песочницы и шустро понеслась к своему подъезду.  Это вызвало у гопоты новый приступ веселья.

— Бабуська—спринтер! – восхитился щуплый вертлявый подросток в узких тренировочных штанах и низких кедах на босу ногу. Его соратники оценили шутку громким гоготом. Матвей настороженно следил за происходящим, предусмотрительно спрятав смартфон в потайной карман на рукаве куртки.

По тротуару, усыпанному желтыми листьями, манерно вышагивала гламурная фифа на высоких толстых каблуках. Вертлявый, польщенный одобрением товарищей, гнусаво прокричал:

— Эй, принцесса Фиона, дай—ка телефончик, мамуле в больничку звякнуть.

— Облезешь от счастья, тупой гоблин! – даже не повернувшись в его сторону, отбрила фифа.

— Чё ты сказала, коза? – дернулся тот, порываясь спрыгнуть с карусели. Но другой подросток, постарше, схватил его за рукав.

— Чё слышал, баран!  — Фифа гордо зашагала дальше. Самый старший, высокий и светловолосый, наклонился и что—то тихо сказал двум остальным. Выражение его лица и шныряющий по двору взгляд не понравились Матвею, и он поспешил скрыться в подъезде.

Соседку тетю Валю он услышал еще с первого этажа. Ее визгливый голос разносился по всему подъезду.

— Да это не предрассудки, Полина! – говорила тетя Валя, стоя на их пороге со стаканом муки в руках. – Что ты!  Негативная энергетика! Да еще и Марс в Весах! Надо подождать несколько дней…

— Ладно, ладно, теть Валь, поняла, — нетерпеливо сказала мама, пропуская Матвея в прихожую. – Я пойду, надо собираться, у Саши самолет скоро…

— Самолет?! – истерически взвизгнула соседка, и у Матвея аж скулы свело от ее пронзительного голоса. – Сейчас ни в коем случае нельзя летать! Рождение новой луны – это опасный период, самое большое количество несчастных случаев приходится как раз…

— Теть Валь! – резко оборвала ее мама. – Хватит уже! Что вы, в самом деле?

— Что на этот раз? – спросил Матвей, когда она закрыла дверь.

— Ой, не знаю, то ли новолуние, то ли безлуние… То ли вообще, криволуние. Мне стричься на этой неделе запретила, а папе в командировку лететь. Плохой период, видите ли, негативная энергия, в общем, куча гадостей и неприятностей… Да ну ее, вечно наговорит ерунды!

Мама махнула рукой и поспешила на кухню.

«Ерунда или нет, но одна неприятная гадость уже точно есть», — вздохнул  Матвей и поплелся в свою комнату к бесполезному сейчас компьютеру.

 

2

В школу Матвей отправился к третьему уроку. Он принципиально не посещал школьных мероприятий. А сегодня как раз стартовала заключительная неделя школьной спартакиады среди седьмых классов, которая началась еще в сентябре. Третье и четвертое место уже присудили седьмому «Г» и седьмому «В», и теперь за титул чемпиона боролись седьмые «А» и «Б». Вместо двух первых уроков в спортзале проходил баскетбольный матч между командами девочек. Но Матвей не считал это событие достойным своего внимания, и не собирался тратить на него время. Он искренне не понимал, зачем вообще выяснять, кто кому может забить лишний гол? Что, жить от этого легче, что ли?

К школе Матвей относился как к неизбежному злу. На уроки ходил, задания делал. Почти всегда. Ну, во всяком случае, когда точно знал, что спросят.  Но все, что кроме этого — кружки, концерты, школьные спектакли, походы в кино и все остальное, на что была способна неуемная фантазия их молодого классного руководителя, – все это Матвей стойко игнорировал. Они с Олегом Денисовичем давно не понимали друг друга, еще с пятого класса. Классный злился, что Матвей выбивается из общей массы, а поделать ничего не мог. Внешкольная деятельность – дело добровольное, это Матвей четко знал. И никто не имеет право заставлять. Правда, Олег Денисович почему—то никак не хотел это признать и уже третий год все никак не мог успокоиться. И фамилия у него была подходящая, прямо в точку – Докучаев. Докучал он Матвею чрезвычайно, и тот в минуты сильного раздражения называл его Доставаев, или Досаждаев или вообще Надоедаев. Ну, конечно, только когда учитель не мог этого слышать.

Звонок с урока уже прозвенел, и в школе царила обычная суматоха. В вестибюле гонялись друг за другом вечно веселые первоклашки из продленки, кидались второй обувью и хлестали друг друга куртками ребята постарше.  Охранник, дядька пенсионного возраста, тоскливо зевал за своим столом возле расписания уроков. Непонятно, что входило в его обязанности, потому что его не волновали ни дисциплина в вестибюле, ни кражи в раздевалке, ни пропуска учеников, которые нужно было проверять, ни взрослые посетители, которых следовало бы останавливать и записывать в специальную тетрадь.

Матвей, не отрывая взгляда от смартфона, прошел через турникет и прямо в куртке и уличной обуви направился к лестнице левого крыла, ведущей на второй этаж. Охранник, не удостоив его даже взглядом, сладко потянулся и вновь склонился над кроссвордом.

Неприятности, начавшиеся утром, продолжались с невероятным упорством.  В коридоре, не успел Матвей пройти и пяти метров, на него налетел одноклассник Веня Ватрушкин. Да ладно бы просто налетел, а то ведь вылил на его штанину чай из пластикового стаканчика. И чего, спрашивается, ему не пилось в столовой?

Матвей отскочил от него, дрыгая ногой.

— Ватрушкин! Олень!

— Ой, прости! – пробормотал Веня, уставившись в пустой стаканчик.

Веню Ватрушкина знали все, и не только параллель седьмых классов. Он был местной легендой. Неудачи сыпались на него одна за другой. Невысокий и щуплый, Ватрушкин был совершенно неуклюжим. Он постоянно падал, разбивал локти и колени, ломал пальцы, один раз даже вывихнул челюсть. Вокруг него всегда все рушилось, шлепалось, разбивалось и разливалось. Одноклассники старались обходить его стороной. Он понимал это, и не особенно набивался в друзья. Веня, к тому же, был настолько рассеянным, что постоянно выучивал не то стихотворение, решал не ту задачу, а на контрольной у него обязательно заканчивались чернила в ручке или терялся карандаш. И несчастный Ватрушкин сидел до конца урока, стесняясь попросить запасную ручку.

Сегодня он выглядел особенно колоритно: светлые вихры всколочены, оправа очков перекошена, одно стекло треснуло, бровь скрылась под огромным куском пластыря. В ушах сидели вакуумные наушники. Впрочем, они всегда там сидели. Никто не представлял себе Ватрушкина без наушников.

— Чего «ой»? Глаза дома забыл? Или ты как летучая мышь – уши перекрыл, и в пространстве не ориентируешься? Меломан, тоже мне! – негодовал Матвей, пытаясь стряхнуть чай со штанины. Хорошо еще, не кипяток, а так, едва тепленький.

— Я… я нечаянно, я не хотел, — виновато забубнил Веня, выдергивая один наушник из уха.

— Да мне плевать, хотел ты или не хотел! Как я теперь мокрый буду?

— Извини, пожалуйста…

По коридору с радостными воплями неслись Белкин и Чернышов, два друга, два попугая—неразлучника. Доскакав до Ватрушкина, они бросились его обнимать, хлопать по плечам и трясти руку.

— Ватрушкин, друг! Спасибо тебе! От всей нашей команды! Огромное человеческое спасибо! – восторженно вопили они наперебой.

Веня растерянно моргал и несмело улыбался. Матвей вытирал мокрую штанину бумажной салфеткой, предложенной Ватрушкиным, и скептически наблюдал за бурной сценой.

— Все таки мы их сделали! Этих противных «ашэк»! Молодчага, что не пришел болеть за наших девчонок.

— Двадцать один восемнадцать! В нашу пользу! Ватрушкин, ты лучше всю неделю не приходи. Дай нам финал выиграть. Без тебя мы, точняк, чемпионами станем!

Белкин и Чернышов с искренним восторгом тискали Веню, тот беззлобно отбивался от них. Матвей скомкал в руке мокрую салфетку и, презрительно усмехнувшись, направился к кабинету геометрии.

В классе кипели страсти. Все галдели, носились по классу, смакуя подробности судьбоносного баскетбольного матча. Матвей кинул сумку на свою парту, не снимая куртки сел на стул и вновь углубился в свой смартфон.

В класс влетел Олег Денисович. Он всегда влетал. Он никогда не ходил по школе, он бегал. И вообще на учителя, а тем более на классного руководителя, он никак не походил. Ну, разве что на практиканта четвертого или пятого курса пединститута, которые регулярно появлялись в школе.

Но, тем не менее, Олег Денисович Докучаев работал в школе учителем музыки, играл на аккордеоне, фортепьяно и гитаре, вел вокал и хореографию у младших классов, руководил драматическим кружком у старших, организовывал все мероприятия в школе и еще умудрялся подрабатывать на стороне. Говорили, что он ведет свадьбы, банкеты и корпоративы.  Матвей недоумевал, когда он все успевает и зачем ему это все нужно. Ехал бы себе в Москву и искал бы применение своим талантам там. А не мучил бы здесь своими дурацкими выдумками ни в чем не повинных людей.

Увидев обожаемого учителя, класс ринулся к нему и окружил плотным кольцом.

— Как мы их, а, Олег Денисыч? Вы видели, вы видели? – возбужденно закричали семиклассники. Каждый старался развернуть его к себе. – Олег Денисыч, мы их просто порвали сегодня! Победа! Ура! Это вам подарок, на День учителя!

— Отличный подарок, спасибо! Молодцы, девчонки! Так держать! Павел Анатольевич ставит пятерки по физкультуре всем, кто участвовал в матче, — стараясь их перекричать, провозгласил Олег Денисович. – А я что вам говорил?

Он рывком выбросил правую руку вверх и выкрикнул:

Наш седьмой «Б»…

Двадцать пять рук взметнулись в едином порыве и двадцать пять звонких голосов с готовностью проорали:

Самый активный!

Наш седьмой «Б»…

Самый спортивный!

Наш седьмой «Б»…

Самый реактивный, инициативный и супер креативный!

И мега дефективный, — процедил сквозь зубы Матвей.

Выговорив четко и без запинки свою речевку—скороговорку, семиклассники радостно зааплодировали сами себе. Матвей в изнеможении закатил глаза к потолку – цирк!

Ну что, финальную неделю открыли удачно, — сказал Олег Денисович. – Я надеюсь, что ваш боевой дух не угаснет. В четверг и в субботу мы покажем такие же отличные результаты. Я в вас верю!

Класс снова зааплодировал.

— А теперь объявление. Нам предложили билеты в Театр Юного зрителя, в следующее воскресенье, восемнадцатого октября. Для особо внимательных, Быстров и Мамаева, повторяю – не в это воскресенье, а в следующее! Записываться у меня. Надеюсь, что желающих будет, как всегда, много, и мы с вами интересно и весело проведем выходной.

— А какой спектакль, Олег Денисыч? – выкрикнули из толпы.

— Это современная постановка нашего городского театра, премьера спектакля. А называется он «Тридцать три несчастья».

— А нам такой спектакль не нужен, — выкрикнул Чернышов. – У нас есть Ватрушкин.

Класс покатился со смеху.  Олег Денисович нашел взглядом Веню.

— Да, кстати. Ватрушкин! Почему тебя сегодня не было?

— Олег Денисыч, не ругайте его, — кинулись на его защиту ребята. – Мы только из—за этого и победили.

Олег Денисович за руку вытянул Веню из толпы и наклонился, разглядывая его лицо.

— Ватрушкин! Горе мое! Что с тобой опять приключилось?

Веня, смущенный всеобщим вниманием, еле слышно прошептал:

— Я это… стукнулся. Лоб разбил… Зашивать ездили…

— Обо что ж ты стукнулся? Обо что можно так «стукнуться», чтобы пришлось ехать зашивать? – поинтересовался Олег Денисович.

Класс затих в ожидании ответа. Веня в полной тишине застенчиво проговорил:

— Об автобус…

Класс взорвался дружным хохотом. Олег Денисович смеясь, обнял Веню за плечи:

— Ну, дружище ты мой! Это прогресс! Двери, окна, витрины – пройденный этап. Ты уже на автобусы перешел? Таранишь их головой?

Громко затрещал звонок на урок.

— Ну все, потом поговорим, — спохватился классный руководитель. – Быстро все по местам, и с головой ныряем в геометрию. Попробуйте только троек нахватать за самостоятельную!

Семиклассники нехотя разбрелись по своим местам. Взгляд Олега Денисовича остановился на Матвее.

— Добровольский! – гаркнул учитель.

Матвей вздрогнул и поднял голову.

— Почему в классе в верхней одежде? И почему тебя снова не было на школьном мероприятии? – строго спросил Олег Денисович. Матвей упрямо промолчал, глядя в парту. Почему, почему? Да все по тому же. Не хочет он. Не ходил, и не будет ходить, хоть режьте, хоть к директору вызывайте, хоть двойки ставьте. А заставлять не имеете права.

— Знаешь, что, Добровольский? Зайди ко мне после шестого урока, — сказал Олег Денисович. – Разговор созрел.

Он вышел из класса, столкнувшись в дверях с Алиной Васильевной, учительницей геометрии. Матвей нехотя встал с места и принялся стягивать куртку.

 

3

После уроков Матвей поднялся на третий этаж правого крыла, и осторожно просунул голову в дверь кабинета музыки. Олег Денисович что—то писал в журнал за своим столом.

— Заходи, Добровольский, — позвал он, заметив ученика.

Хмурый Матвей вошел и остановился напротив стола, напряженно обхватив руками сумку.

— Садись, — предложил учитель.

Матвей остался стоять, всем своим видом выражая протест.

— Как зовут твоего лучшего друга? — неожиданно спросил Олег Денисович.

— Чего? Какого друга? – удивился Матвей. Он—то думал, что классный сейчас начнет ругать его за пропущенный баскетбольный матч.

— Ну как какого? Твоего друга, самого близкого.

— У меня их много.

— Лучших друзей не бывает много.

— Бывает. В сети их полным—полно.

— В «сети»? В смысле, виртуальные? Но это же не друзья, это тени, призраки. Друг – это тот, кто рядом, кому ты можешь доверять. Тот, кто тебя понимает и поддерживает, и в опасную минуту бросится спасать тебя, а о себе и не вспомнит. Потому что в тот момент важнее всего будешь ты. Есть у тебя такой друг?

Матвей молчал, глядя в сторону. И чего, спрашивается, привязался? Он что, всерьез думает, что Матвею интересно его мнение?

Не дождавшись ответа, Олег Денисович сказал:

— То—то и оно, что нет. Несладко тебе живется, а, Матвей?

— Да нормально мне живется! Лучше всех! – разозлился Матвей. – У меня есть все что нужно.

— Да? А что тебе нужно? Когда ты себя чувствуешь счастливым?

— Когда я в своей комнате, перед компом, и меня никто не трогает!

Олег Денисович задумчиво потер переносицу. Матвей исподлобья наблюдал за ним. И чего он, интересно, добивается этим разговором? Или он считает, что Матвей тут же проникнется учительскими нравоучениями и впереди всех понесется на очередное мероприятие?

В коридоре нарастал шум голосов. Дверь распахнулась, показалась голова Белкина.

— Олег Денисыч, мой дневник не у вас?

Учитель поискал на столе.

— Вот он, забирай. Как же ты весь день без дневника?

— Да я бы его с удовольствием совсем потерял!

— Стас, что там за шум? Это наши горланят?

— Ну да. У нас тут сборный пункт. Ну вы же в курсе, что Юлия Павловна в больнице? Сейчас пойдем ее навещать, с Днем учителя поздравим.

Белкин схватил дневник со стола и побежал к двери.

— Ну, отлично, молодцы. Подождите немного, я скоро Добровольского отпущу, — сказал Олег Денисович.

— А он нам не нужен, — крикнул на ходу Белкин и выскочил в коридор.

— Слышал? — учитель повернулся к Матвею. – Ты им не нужен.

— И что? – фыркнул Матвей. – Они мне тоже не нужны. Я не баран, чтобы стадом ходить.

— Понятно. Ты презираешь своих товарищей, с которыми учишься бок о бок уже седьмой год.

— Я не презираю. Мне они по барабану. Я в них не нуждаюсь.

— По барабану, значит… А если случится так, что тебе понадобится их помощь?

— Чья помощь? Этих, что ли? – Матвей мотнул головой в сторону двери. – Белкина и Чернышова? Или, может, Ватрушкина?

— Ты зря иронизируешь, — покачал головой Олег Денисович, — Ватрушкин добрый парень, отзывчивый.  Просто немного рассеянный.

— Немного рассеянный?! Он сегодня облил меня чаем, опрокинул ведро уборщицы, уронил на химии пробирку с реактивом и наступил на свои очки. И все это за три часа. Это просто человек—катастрофа!

— Мы говорим о тебе, Матвей, а не о нем.  Проблемы у тебя.

— Нет у меня никаких проблем. Вам просто не нравится, что я не хожу на всякие там мероприятия.

— Дело не в мероприятиях, а в твоей жизни. Оглянись, вокруг тебя пустота. Нет ни интересных занятий, ни надежных друзей. Если убрать компьютер и интернет, у тебя вообще ничего не останется.

— Да хватит вам, Олег Денисович! Вы ничего про меня не знаете!

Олег Денисович пристально посмотрел Матвею в глаза. Тот ответил колючим взглядом исподлобья и хотел бросить еще что—нибудь резкое, но тут зазвонил лежащий на столе телефон. Учитель взял его в руки и встал из—за стола:

— Не уходи. Мы не договорили.

Он отошел в соседнюю комнатку, которая служила подсобкой и кладовкой, где учитель хранил весь свой реквизит. Дверь осталась приоткрытой, и Матвею было слышно все, что говорит Олег Денисович. Его невидимый собеседник с забавным именем Ратибор Гермогенович переносил банкет по случаю своего юбилея с пятницы на субботу и просил вставить в программу экзотический танец с удавом. А учитель отвечал, что именно в эту субботу и танцовщица и удав трудятся совсем в другом месте, и физически не смогут появиться в коттеджном поселке Дубрава, несмотря на предлагаемый им солидный гонорар.

«Ну, вот есть же бизнес у человека, — с досадой подумал Матвей. – Наверно, зарабатывает хорошо. Зачем ему надо с детьми возиться? Оставил бы нас в покое».

Олег Денисович вернулся, положил перед собой ежедневник и набросал несколько слов на чистом листе.

— Мне тебя искренно жаль, — сказал он, аккуратно вырывая листок и складывая его вчетверо.

— Да почему?!

— Потому что ты глубоко несчастный человек, Матвей Добровольский. Несчастный и одинокий. И самое печальное, что ты этого не понимаешь.

Олег Денисович протянул сложенный листок Матвею.

— Отдай это маме. Жду ее завтра. Можешь идти.

Матвей мрачно взял листок и сунул в один из многочисленных карманов куртки и вышел из кабинета, с трудом подавив в себе желание шарахнуть дверью.

 

На улице уже почти стемнело, кое—где зажглись фонари. Матвей брел по улице, прислушиваясь, как трещат сухие листья под его кроссовками. Он даже попрыгал на одной ноге, потом на двух, чтобы из хруста получился ритм. Раз—два, раз—два, раз—два—три… Ритмичный хруст. Или хрустящий ритм?

Стараясь не сбиться с такта, Матвей допрыгал до арки, ведущей во двор, и не успел сделать и шага внутрь, как чья—то сильная рука резко ухватила его за куртку и со всего размаху припечатала к кирпичной стене. Темная фигура нависла над ним, не давая пошевелиться.

— Трубу. Бабло. Быстро! — отрывисто проговорил хриплый голос. В нос ударило перегаром. Матвей вздрогнул от омерзения. Сердце колотилось где—то очень высоко, практически в горле. Из рук вырвали сумку, а его самого еще крепче прижали стене, стиснув грудную клетку так, что трудно стало дышать.

— Чего залип? Не врубаешься, что ли? – угрожающе произнес тот же голос.– Пушкин, переведи ему.

Матвей ощутил сильный толчок в живот.

«Это же они, те самые отморозки, которые были во дворе утром, — пронеслось в его голове. – Вот я попал!»

— Мобилу гони! И бабосы, – «перевел» гнусавый голос, который, видимо, и принадлежал тому, кого назвали Пушкиным. Перевод оказался весьма условным, но Матвей все понял с первого раза. Трудно было не понять, чего требуют грабители в темной подворотне.

Он с трудом глотнул и проблеял срывающимся голосом:

— У меня нет… телефона…

Глаза его немного привыкли к темноте, и теперь он различал три силуэта.

— Не свисти, у всех есть, — отозвался третий, самый крупный, потроша неподалеку его сумку. Содержимое уже валялось на земле, и гопник рылся в куче учебников и тетрадей. Пушкин ощупал карманы куртки и джинсов, вытащил полтинник, посветил на него фонариком, ухмыльнулся. Хриплый проделал неуловимое движение, раздался тихий щелчок, и Матвей с ужасом ощутил у своей щеки острое лезвие. Он зажмурился.

— Ну, колись, малек, куда заныкал трубу? Все равно найдем. Лучше сам отдай. И сразу побежишь домой, к мамочке.

— Нету. Дома оставил. На зарядке.

Крупный отбросил сумку, подошел и тоже прохлопал накладные карманы куртки.

— Грек, по ходу, и впрямь нет. Пустой.

— Вякнешь кому—нибудь, пожалеешь! – поигрывая ножом, предупредил хриплый, он же Грек.  – Усек?

Матвей с готовностью кивнул. Тот оттолкнул его от себя. Матвей едва не упал, споткнувшись о свою сумку. Он опустился на корточки и стал собирать учебники, не сводя настороженного взгляда с троих отморозков. Кровь пульсировала в висках, руки дрожали. Ему не верилось, что все так удачно закончилось. Даже телефон не нашли в потайном кармане. Мозгов не хватило похлопать по внутренней стороне рукава.

— Еще шкет идет! – громким шепотом объявил Пушкин. Двое других моментально прилипли к стенам арки и замерли, поджидая очередную жертву. Крупный обернулся к Матвею:

— Проваливай!

Матвей как попало запихнул вещи в сумку, и помчался через арку во двор. Но, пробежав немного, он притормозил, чтобы посмотреть, кто же попадет в лапы грабителей.

Из—за угла показался второклассник Гошка Тихонов с пятого этажа. И тут же исчез во тьме арки. Наверно, его также пригвоздили к стене и принялись обшаривать карманы. Матвей сделал шаг назад, в арку. Замер в нерешительности. Что делать? Их трое, они старше, и у них нож. Матвей метнулся во двор. Как назло, никого. А может, обойдется? Не убьют же мелкого, в самом деле. Выгребут все, что есть, да и отпустят. Ну, какой телефон может быть у восьмилетнего пацана? Наверняка, дешевый. Небось, ему папа свою старую трубку отдал. Такой и не жалко совсем. Это же не навороченный смартфон Матвея, из—за которого стоило бы рисковать… Нет, пожалуй, не надо вмешиваться.

Но как оставить маленького Гошку в лапах у этих пьяных горилл?

Матвей замер посреди двора, не в силах двинуться ни к дому, ни обратно, к арке. И вдруг его осенило. Он кинулся к стоящему на газоне джипу с аэрографией огнедышащего дракона и заколотил по нему руками. Сработала сигнализация, тишину двора прорезал вой полицейской сирены.

Спрятавшись за углом, Матвей завопил, что было силы:

— Вон они! Скорее, все сюда! Хватайте их!

В арке послышался удаляющийся топот. Матвей выглянул из своего укрытия. Темно, ничего не видно. Если они удрали, где же Гошка? А вдруг удрали не все?

Матвей бросил сумку и, умирая от страха, ступил в темноту. Сирена продолжала выть. Матвей сделал глубокий вдох и побежал через арку.

Гошка стоял там, где его оставили, в каком—то ступоре. Матвей подобрал его рюкзак, схватил второклассника за руку и потащил за собой. Тот бежал, спотыкаясь и неуклюже переставляя ноги. Сигнализация смолкла. В наступившей тишине раздался гнусавый голос Пушкина:

— Пацаны, нас развели! Нет никаких ментов!

— Ну ты, тормоз! – Матвей шлепнул Гошку рюкзаком по спине. – Шевели ластами. Бегом!

Гошка, наконец, очнулся от спячки и припустил к подъезду.  Матвей подхватил свою сумку на выходе из арки и понесся вслед за ним. Сзади послышался тяжелый топот. Матвей обернулся на ходу. Так и есть – догоняют. Все трое.

— Ключ! Дверь! – крикнул Матвей.

— Ага! – отозвался Гошка и легко оторвался метров на десять от Матвея, которому не слишком удобно было бежать со своей ношей. Расстояние между Матвеем и преследователями неуклонно сокращалось, щуплый Пушкин почти настиг его.

Гошка первым добрался до подъезда и открыл дверь магнитным ключом. Матвей сделал последний рывок, и они успели захлопнуть дверь перед самым носом отморозка. Тот с досадой саданул ногой по металлу и выругался. По подъезду пошел гул. Было слышно, как через пару секунд подбежали и остальные.

— Ну гляди, малек! – донесся из—за двери хриплый голос Грека. – Ты пожалеешь. Я тебя запомнил.

— Ты как, цел? — тяжело дыша, спросил Матвей.

— Ага, — Гошка забрал у него рюкзак, и они пошли вверх по лестнице.

— Телефон отняли?

— Не—а. У меня его не было. Он дома, на зарядке.

У Матвея вырвался нервный смешок. Ну вот, строил из себя героя, спасал Гошкин телефон, который спокойно лежал дома. Можно было и не вмешиваться, только шпану зря разозлил. Хорошо, что не догнали. А то мало не показалось бы.

— А куда патруль делся? – спросил Гошка. – Сирена же была.

— Это у парня из третьего подъезда такая сигнализация на джипе. Слушай, а ведь твой отец в полиции работает? Идем, расскажем ему, — возбужденно предложил Матвей. – Пусть их поймают.

— Он на дежурстве. Я завтра расскажу.

— Будут они ждать до завтра! Они, скорее всего, уже удрали.

Матвей остановился возле своей двери, а Гошка, как ни в чем не бывало, поскакал дальше. Даже удивительно, как он так быстро смог оправиться от испуга.  У Матвея до сих пор колени подгибались от мысли, что с ними могло быть, если бы их догнали.

4

Матвей ворвался в квартиру, швырнул сумку в угол и принялся лихорадочно разуваться, крича:

— Мам! Мама! Я сейчас тебе такое расскажу! Мам!

Он вбежал в зал, на ходу расстегивая куртку:

— Мам, прикинь, что сейчас было!

И застыл на пороге.  Мама в темном деловом костюме нервно металась по комнате и бросала свои вещи в дорожную сумку.

— Сынок, ты пришел? А я уже хотела тебе звонить, — она выхватила свой кухонный фартук из сумки и растерянно уставилась на него, не понимая, как он туда попал. У мамы было бледное лицо и воспаленные глаза. Встревоженный Матвей тронул ее за локоть:

— Мам, ты чего? Ты куда собралась?

— Сынок, мне надо срочно уехать… В Волгоград.

— К бабуле Томе? Она заболела?

— Нет, не к бабуле…

Мама села на диван, крепко стиснув ручки своей сумки.

— Матвей, ты помнишь тетю Таню?

— Какую еще тетю Таню?

— Ну, мою подругу детства, из Волгограда. Невысокая такая, светленькая, в очках. Мы еще в Турцию вместе ездили.

— Это у которой противная дочка? Да уж, эту писклю захочешь, не забудешь! Она мне тогда весь мозг вынесла.

Мама с усилием вздохнула и сказала:

— Тетя Таня… умерла.

Матвей молчал, не зная, что сказать. Все это, безусловно, печально. Но не может же он расстраиваться из—за совершенно незнакомого человека. Он эту тетю Таню видел от силы раза три. Конечно, она мамина подруга, они выросли вместе, в одном дворе, ходили в один класс и все такое… Но ведь потом они практически не виделись. Только вот в Турцию съездили вместе два года назад. Так что получается, мама и раньше жила без своей подруги, и сейчас будет жить. Ничего же не изменится. Какой смысл убиваться?

— Соседи нашли мой телефон, позвонили. Завтра похороны. Я забронировала билет на самолет, иначе не успеваю, — продолжила мама, вскакивая. – Сейчас такси придет.

Она схватила свой кошелек и вытащила пятитысячную купюру:

— На, сам разменяешь, я не успела. Будешь покупать в супермаркете что—нибудь готовое. Ну, или полуфабрикаты. Только прошу тебя, осторожней с огнем.

— Я не понял  — ты что, завтра не вернешься? – Матвей машинально сунул деньги в карман куртки, которую так и не снял.

— Нет. Там еще дела есть.

— Так все дела днем! А вечером села на самолет – и дома.

Мама неуверенно взглянула на него. Матвей знал этот взгляд. Так мама смотрела, когда собиралась сообщить ему что—то неприятное, но боялась его реакции. Потому что возмущался Матвей всегда очень бурно.

— Чего? – подозрительно спросил он.

— Понимаешь… — мама замялась. – Мне нужно еще два—три дня, как получится… Я хочу привезти Ксюшу, дочку тети Тани.

— Это еще зачем?

— Она осталась одна, у нее нет родственников. И теперь ее наверняка заберут в детский дом.

— И что?

— Матвей, мы с Таней были как сестры. Даже ближе. Разве я могу допустить, чтобы ее дочь росла в детдоме? Я хочу взять ее к нам.

— Насовсем? Жить?

— Ну да…

Матвей отшатнулся от нее с диким воплем:

— Мама, ты что?! С ума сошла?

— Матвей! Ты как разговариваешь? – нахмурилась мама, но Матвей ее не слышал.

— Зачем нам чужая девчонка, да еще такая плакса! Она мне в Турции за два часа надоела, а ты хочешь, чтобы она жила с нами? – кричал он, возбужденно размахивая руками. – Ты что? Хочешь привести в дом чужую девчонку?

— Это не чужая девчонка, — сухо сказала мама. – Это маленькая несчастная девочка, которая в десять лет осталась без мамы. С кем ей жить?

— Ты уже все решила, да? Одна? А ты нас с папой спросила?

— За папу не беспокойся, он поймет. И поддержит. Я поговорю с ним завтра утром. А вот от тебя я такого не ожидала. Неужели тебе не жалко Ксюшу?

— И куда ты ее поселишь? В свою комнату я ее не пущу!

Зазвонил домашний телефон. Мама взяла трубку, сказала, что уже выходит и умоляюще посмотрела на Матвея:

— Такси ждет. Сынок, давай не будем ссориться. Я просто не могу поступить иначе, понимаешь?

— Это ты не понимаешь! – возмущенно выкрикнул Матвей. — Почему я должен терпеть эту девчонку у себя в квартире?

— Квартира не твоя, а папина, — устало сказала мама, застегивая дорожную сумку. – Вот он и будет решать.

Взяв свои вещи, она пошла в коридор.

— Если ты вернешься с этой Ксюшей, ты меня больше не увидишь, — бросил ей вслед Матвей.

Мама вновь появилась на пороге зала:

— Прекрати так себя вести! Ты невыносим! Я вернусь с Ксюшей, нравится тебе или нет. Все, я ушла. Я тебе позвоню из аэропорта.

— Я не возьму трубку!

— Тетя Валя будет заглядывать к тебе.

— Я ей не открою!

— Как жаль, что у меня сын, а не дочь! – в сердцах воскликнула мама. – Дочь бы меня поняла!

— Вот и рожала бы дочь! Зачем меня родила?

Мама повернулась и ушла, громко хлопнув входной дверью. Матвей в отчаянии застыл посреди зала.

В комнате было практически темно, светился лишь экран монитора, да красные цифры электронных часов. Половина десятого. Матвей сидел на широком пластиковом подоконнике, обхватив колени руками. Мама ушла около трех часов назад, но он до сих пор не мог прийти в себя. Даже переодеться забыл, остался в джинсах и джемпере. Впрочем, так даже теплее. Отопление в их доме еще не дали, и по ночам в комнатах было довольно прохладно.

Как мама могла с ним так поступить? На кого она променяла своего родного сына? Какая—то противная дочь какой—то чужой тетки будет теперь жить в его доме! Есть за кухонным столом, умываться в ванной, сидеть на диване перед телевизором… Жуть!

— Лучше бы собаку завели, — горько сказал Матвей в пустоту. – И то больше пользы.

Он прижался носом к холодному стеклу. Свет фонаря выхватывал из темноты скамейку у подъезда и ряд припаркованных автомобилей. Возле скамейки мелькала какая—то тень. Щенок! Матвей открыл окно и посвистел. Щенок покрутил головой, увидел его и тоненько тявкнул.

— Ну что, бедолага, — сказал Матвей, — никому ты не нужен? Как и я.

В кармане зазвонил телефон. Матвей достал его, взглянул на экран. Мама. Наверно, из аэропорта, хочет сказать, что вылетает. Ну и пусть летит куда хочет. И возвращается, когда хочет и с кем хочет. В их семье каждый поступает по—своему, не считаясь с другими. И он тоже.

Матвей отменил вызов, сунул телефон в карман и, прежде чем закрыть окно, снова посвистел щенку:

— Жди меня, я сейчас.

Он натянул в коридоре куртку и выскочил из квартиры, торопливо заперев входную дверь на один оборот ключа. Конечно, надо бы на два, но ведь он ненадолго. Только щенка поймает и вернется. Ну и что, что мама против? С ним же поступают несправедливо. Почему он не может ответить тем же?

Матвей подскочил к скамейке, подхватил щенка на руки, повернулся к подъезду и застыл на месте. Перед ним стояли ухмыляющиеся гопники. Все трое. Матвей от неожиданности разжал руки, щенок съехал по его куртке и мягко плюхнулся в сухую листву.

— Ну что, малек? Думал, ты самый умный? – нехорошо улыбаясь, проговорил Грек. – Тебя же предупреждали, что ты пожалеешь? Медуза, скажи, его предупреждали? А он не верил.

— Сейчас поверит, — заржал крупный.

Путь к подъезду был закрыт. У Матвея разом вспотела спина, а горло перехватило так, что он не мог даже пикнуть. Он медленно попятился.

— Иди к нам, человеческий детеныш, — кривляясь, позвал Пушкин и протянул к нему руку.

Матвей сорвался с места и побежал назад, через детскую площадку. Гопники, словно только этого и ждали, бросились за ним. Матвей достиг соседнего дома и перемахнул через обнесенный колышками газон. Гопники окружали его с трех сторон. Матвей припустил к автобусной остановке, которая находилась метрах в ста, возле следующего дома. Он слышал позади себя прерывистое дыхание и тяжелый топот, спиной ощущал волны злобы и агрессии, исходящие от преследователей. Страшно даже было представить, что будет, если его догонят.

На остановке не оказалось ни души. От отчаяния Матвей влетел в заднюю дверь отъезжающего автобуса. С разницей в пару секунд в салон заскочили все три гопника. Автобус закрыл двери и тронулся с места.

Матвей взглянул на номер маршрута на стекле и похолодел. Этот автобус шел по Загородному шоссе на окраину, через лес, дачи и пустыри в отдаленный поселок, куда мало кто ездил по вечерам.

Пользуясь тем, что гопники заняты кондуктором, Матвей заглянул в кабину водителя.

— Скажите, вы сегодня обратно поедете? На эту же остановку вернетесь?

— Нет, это последний круг. Потом я в парк.

— Послушайте, выпустите меня незаметно, пока мы из города не выехали, — попросил Матвей, понизив голос.

— Чего? – удивился водитель, притормаживая на остановке. – В каком смысле «незаметно»?

— Вы между остановками откройте переднюю дверь, я и выскочу. За мной хулиганы гонятся…

Матвей вздрогнул, почувствовав на своем плече чужую руку. Грек склонился к нему и дружески похлопал по плечу.

— Васятка, братик, ну чего ты как не родной? Идем уже к нам. А ты, рули, дядя, рули, не отвлекайся.

— Помогите! – на весь салон завопил Матвей, вырываясь. Двое пассажиров подняли головы, но вступаться не спешили.

— Вот что, молодежь, — рассердился водитель. – Идите—ка играйтесь в другом месте. Будете шуметь, высажу всех четверых.

Водитель отвернулся и взялся за руль. Автобус закрыл двери и тронулся с места. Грек широко ухмыльнулся. Матвей растерянно посмотрел на равнодушный затылок водителя, на молодую тоненькую кондукторшу, которая при всем желании не смогла бы ему помочь, и вцепился руками в металлический поручень так, что побелели костяшки пальцев.

— Если не отстанешь, я буду орать, пока не приедет полиция, — сказал он, глядя исподлобья на своего мучителя.

Железные пальцы крепко ухватили его сзади за шею. Грек больно уперся своим лбом в лоб Матвея.

— Да хоть охрипни! Ты еще не понял? Дергайся, не дергайся — тебе хана, малек.  Не надо было лезть, куда не просят.

Это было сказано таким страшным  тоном, что Матвей сразу поверил. По спине поползли мурашки, а кожа на шее запылала огнем от чужого прикосновения. Грек разжал пальцы, выпрямился и вразвалочку вернулся к своим, на заднее сиденье. Матвей прижался щекой к прохладному поручню.

 

5

Автобус резво катил по освещенным улицам города. Гопники больше не подходили – развалившись на заднем сиденье, они увлеченно резались в карты. Казалось, о Матвее совершенно забыли. Но он не сомневался — стоит лишь сделать одно движение к выходу, и снова начнется погоня.

Пейзаж за окном сменился. Исчезли огни, вывески, витрины. Прямоугольники автобусных окон почернели, и в них теперь отражались тусклые лампы полупустого салона и безжизненные фигуры четырех пассажиров.

Автобус проехал очередную пустую остановку и вдруг резко притормозил у торчащего неподалеку ларька со светящейся вывеской. Почему—то у каждого слова в названии погасли первые буквы, и в ночном варианте оно выглядело довольно причудливо: «газинчик — дукты и питки». Водитель открыл переднюю дверь и вышел, на ходу вынимая деньги из нагрудного кармана жилетки. Матвей, не меняя позы, проводил его взглядом. Сердце лихорадочно заколотилось. Вот он, путь к спасению, прямо перед ним. Открыта одна передняя дверь. Только бы успеть выскочить!

Матвей стрельнул взглядом в сторону своих преследователей. Вроде бы заняты своими картами, на него никто не смотрит.

Водитель вернулся к автобусу с бутылкой минералки в руке. Матвей собрался в пружину.  Сейчас или никогда.  Водитель поднялся и прошел в кабину. Матвей приготовился. Остались секунды до того, как закроется дверь… Пора!

Пока водитель устраивался в своем кресле и тянулся к нужной кнопке на приборной панели, Матвей пригнулся и ужом выскользнул наружу. Створки двери захлопнулись прямо за его спиной, слегка задев куртку. Матвей рванул прочь и спрятался за ларьком. Лишь бы уехали! Лишь бы спохватились как можно позже! Сейчас автобус скроется из вида, ему останется только перебежать на другую сторону дороги и сесть на любой транспорт, идущий обратно в город.  И забыть свое опасное приключение как страшный сон.

Но тут к ровному гулу отъезжающего автобуса добавился посторонний беспорядочный шум. Матвей осторожно высунулся из—за угла. Внутри освещенного салона темные фигуры колотили в двери и неистово орали, требуя их выпустить. Матвей похолодел. Нет, только не это! Остаться наедине с этими отморозками в каком—то глухом безлюдном месте, где даже некуда спрятаться!

В животе неприятно заныло, и ноги снова стали ватными, как тогда, в арке, когда к его горлу приставили нож. Будто во сне Матвей наблюдал, как автобус тормознул, и его резко качнуло вперед, как раскрылись двери, и из салона вывалились три переругивающихся с водителем гопника.

Он понял, что это все. Конец. И речь теперь идет не о деньгах и не о дорогом телефоне, а о его здоровье. А может, и жизни. Им никто не помешает растерзать его прямо здесь и закопать в тех развалинах, очертания которых проступают вдалеке.  И он будет числиться пропавшим без вести. Дети ведь иногда пропадают, он сам слышал по телевизору. А может, они пропадают после встречи с такими же головорезами?

Эта мысль настолько оглушила Матвея, что он совершенно потерял способность соображать. Волна безумной паники подхватила его и понесла от дороги прочь. Он и сам не понимал, куда и зачем бежит. Но не бежать не мог. Адреналин, захлестнувший организм, гнал его вперед по пустырю.

Пронзительный свист и возбужденные возгласы сзади говорили о том,  что его заметили. Не надо было даже оглядываться, чтобы понять: погоня совсем близко. Еще несколько минут, и его схватят.

Когда впереди стали хорошо различимы очертания строительной площадки и разрушенного одноэтажного дома перед ней, Матвей пришел в себя и встрепенулся. Вот укрытие. Может, удастся выиграть какое—то время.

Матвей добрался до кирпичной стены, и через разломанный оконный проем впрыгнул в комнату. Вернее, в то, что от нее осталось. Вместо крыши над головой было ясное небо, усеянное яркими звездами, но их свет, так хорошо помогавший ему бежать по пустырю, не достигал дальних уголков старого дома. Плотный мрак обступил его, и Матвей, спотыкаясь о разбросанный мусор,  проскакал по шатким доскам на полу, перебежал в соседнюю комнату и остановился. Спрятаться было негде.

Голоса и топот приближались. Еще немного, и гопники будут в доме. Матвей выскочил через дверной проем наружу, спрыгнул с развороченного порожка и оказался по пояс в густом бурьяне. Запутавшись в мотке ржавой проволоки, он нагнулся, чтобы освободить ногу, и вдруг заметил в нескольких метрах от себя широкую бетонную трубу. Недолго думая, Матвей оттащил обломок стула, заграждающий вход в трубу, и нырнул внутрь. В нос ударил затхлый запах. Глаза словно ослепли, сюда не проникал ни один, даже самый крохотный лучик света. Но Матвей сейчас был даже рад кромешной тьме. Здесь его точно не будет видно, даже если эти уроды догадаются заглянуть внутрь. Но вряд ли. Труба достаточно хорошо замаскирована бурьяном.

Матвей на четвереньках отполз от края и в изнеможении откинулся на круглую стену, прерывисто дыша открытым ртом. Совсем скоро он услышал приближающиеся голоса.

— И где он, пацаны?

— Грек, да здесь он, в окно влез, я видел. Сныкался где—то в доме.

— Ты че, решил с нами в прятки поиграть? Эй ты, смертник! Вылезай! Найдем, хуже будет.

— Куда уж хуже, — одними губами прошептал Матвей. Воздух был пропитан пылью, в горле першило, и никак не получалось глубоко вздохнуть. Согнутые в коленях ноги мелко тряслись, как будто через них пропустили слабый ток.

Хруст травы стал удаляться. Не успел Матвей облегченно выдохнуть, как в кармане у него зазвонил телефон. В тишине этот звон показался просто оглушительным. Матвей лихорадочно выхватил трубку. Ну, конечно! Кто еще будет звонить в двенадцатом часу ночи! Что ж ты, мама, делаешь? Зачем так подставляешь?

Он трясущимися руками нажал: «Отклонить», а потом выключил телефон совсем. Но было поздно.

— Тихо! Заткнулись все! – скомандовал Грек. Матвей уже стал различать их по голосам. – Он здесь. И с мобилой.

— Кажись, зарядил, — загоготал Медуза.

— Оп—па! Тут че—то есть. Ну—ка посвети мне.

У входа в трубу заколыхалась черная тень. Матвей в панике пополз к противоположному краю.

— Пацаны! Глядите! – вдруг истошно завопил Пушкин. – Там, на небе! Чего это? Ух ты, обалдеть!

Послышался нарастающий гул, переходящий в высокий пронзительный свист. Раздались удивленные возгласы, но Матвею некогда было размышлять, что же такое они увидели. Пользуясь их замешательством, он в одно мгновение добрался до конца трубы. Обдирая руки, разгреб колючие кусты, закрывающие вход, и кубарем вывалился наружу.

Матвей вскочил и со всех ног рванул к чернеющему впереди лесу.

 

Матвей несся по лесу так, как никогда в жизни не бегал, не тратя ни одной секунды даже на то, чтобы оглянуться. Он ничего не слышал из—за собственного хриплого дыхания и шороха высокой травы, хлещущей по джинсам и куртке.

Наконец Матвей почувствовал, что больше бежать не может. Он рухнул в траву за толстым поваленным деревом и несколько минут лежал на спине, хватая воздух пересохшим ртом. Немного придя в себя и отдышавшись, он приподнялся на руках и осторожно выглянул из своего укрытия.

Тишина. Только слабый шорох ветра по сухой опавшей листве.

Матвей до боли в глазах всматривался в лесной полумрак, стараясь отыскать среди темных стволов притаившиеся фигуры. Нет, никого. Точно, никого.

Они отстали. Он спасен. Ура!

На всякий случай Матвей выждал еще некоторое время, потом встал и огляделся. Вокруг были только деревья, а вверху, среди ветвей – яркая россыпь звезд и тоненький лунный серп, похожий на букву С. Их свет позволял хоть немного видеть окрестности. Матвей не понимал, куда его занесло и как отсюда выбираться. Но это уже не казалось катастрофой, особенно после того, как ему чудом удалось оторваться от преследователей. Пусть один, пусть посреди леса, зато живой и невредимый. Надо идти в одном направлении и обязательно куда—нибудь выйдешь. Не джунгли, все—таки, а обычная лесопосадка.

Матвей решительно направился вперед, держа ориентир на тонкий светящийся в небе месяц.

Неизвестно, сколько прошло времени, когда вдали между деревьями замаячило что—то оранжевое. Костер! Матвей оживился. Значит, рядом люди, у них, наверняка, есть вода. И они покажут дорогу в город.

Матвей выбрался из кустов на широкую поляну. Человек, сидящий у огня, оглянулся на шум и резко поднялся.

— Кто там?— крикнул он и подобрал с земли внушительную корягу.

— Это я… мальчик, — поспешно ответил Матвей и замер на месте. Мало ли, еще метнет в него свою дубину.

— Мальчик?

Человек с корягой медленно подошел. Матвей настороженно взглянул  на него. Но не смог понять, стоит ли его опасаться.  Длинный козырек бейсболки, усы, борода – вот все, что удалось разглядеть. Даже не получилось определить, молодой он или старый.

— И что ты тут делаешь, мальчик? Один ночью в лесу? – Человек не спускал глаз с кустов, из которых появился Матвей.

— Я заблудился.

— Заблудился?

— Дайте мне попить, а? – взмолился Матвей. – Пожалуйста! Сейчас умру.

Человек еще раз внимательно оглядел кусты, будто искал в них кого—то еще, потом повернулся к нему:

— Ну, пойдем.

Возле костра человек протянул Матвею канистру. Тот жадно припал к горлышку и стал пить, захлебываясь и проливая воду на грудь.

— Тебя как зовут? – спросил человек, наблюдая, как он пьет.

— Матвей.

— А я дядя Егор. Рыбачу я тут.

— Тут? В лесу?

Матвей оторвался от канистры, передохнул секунду и снова принялся глотать воду.

— Почему в лесу? Вон река, внизу, — показал дядя Егор. – Ну что, напился?

Матвей опустил канистру и облегченно вытер рукавом рот.

— Ага. Спасибо. Вы мне покажете, как в город идти?

— Нет, не покажу.

— Почему?

— Потому что хватит одному по лесу плутать. Садись. Ухой тебя накормлю. Есть—то хочешь? – дядя Егор снял с огня закопчённый котелок и поставил на землю возле походного столика.

Матвей кивнул. Уха пришлась очень кстати. Последний раз он ел еще в школе. А потом, из—за скандала с мамой, было не до еды.

— Как же мне домой попасть? – спросил он, усаживаясь на предложенный рыбаком стул.

— Я на рассвете порыбачу еще, а потом подкину тебя до города. А пока можешь позвонить своим, сказать, что все в порядке. Телефон дать? – дядя Егор взял буханку хлеба и отрезал огромный ломоть.

— У меня есть телефон. Только звонить некому. Все уехали, я один, — Матвей пододвинул к себе дымящуюся железную миску и вооружился ложкой.

— Тебе повезло, что они не в курсе, — усмехнулся рыбак, садясь за стол напротив него. – Я бы своей дочери голову открутил за такое. Ладно, ешь. И рассказывай, что с тобой приключилось.

 

6

На следующий день в девять часов утра Матвей уже ехал к своему дому. Дядя Егор довез его до одной из остановок на Загородном шоссе, и Матвей сел в маршрутку. Правда, пришлось потом пересесть в автобус из—за отсутствия денег, но это не испортило настроения. Ночью Матвей прекрасно выспался на заднем сиденьи УАЗа Патриота, а утром позавтракал бутербродами и чаем. И целый час приводил себя в порядок, оттирая щеткой куртку и джинсы, вымазанные в лесу. Стало немного лучше, но все равно одежда просилась в стирку. Да еще нашивку на рукаве потерял, с изображением Трейсер из известной стрелялки «Overwatch». Вместо нее пустое место, только нитки торчат. Жалко. Где теперь такую достать?

Матвей выпрыгнул из автобуса на той же остановке, где вчера удирал от гопников, и весело поскакал в сторону дома. Просто удивительно, насколько все кажется другим, милым и приветливым при свете дня.

Войдя в свой двор, он на всякий случай притормозил и огляделся. Все спокойно, мамы гуляют с колясками, малышня катается на каруселях, дворник сметает пестрые листья с асфальта. Обычная картина. И никаких следов вчерашних отморозков.

Успокоенный Матвей подошел к своему подъезду, вынимая на ходу магнитный ключ, и столкнулся в дверях с девчонкой в яркой цветастой куртке. Ее голову украшал вязаный ободок, а в руке она держала скатанный в трубочку пластиковый пакет.

Пытаясь разминуться, они одновременно метнулись в одну сторону, потом в другую. Девчонка зыркнула на Матвея большими шоколадными глазами, и он отступил на шаг, давая ей дорогу. Потом взбежал на третий этаж. Ну, наконец—то, он дома. Ничего себе, вышел на минутку! Хорошо еще, что дверь запер, а не просто прикрыл, как собирался вначале.

Он вытащил ключ и привычным движением сунул его в замочную скважину. Что такое? Ключ в замочную скважину не входил.

— Что за ерунда? – пробормотал Матвей и прижался ухом к двери. Затем позвонил и снова прислушался. Тишина.

Матвей растерянно посмотрел на ключ. Потом оглянулся на соседние двери, проверил номер своей квартиры. Нет, он не перепутал подъезд, не ошибся этажом. И ключ тот же, его личный ключ, которым он вчера запирал эту самую дверь. Что происходит?

Матвей в полном недоумении зашагал по ступенькам. Внизу он снова столкнулся с девчонкой в яркой куртке. Теперь в ее руке качался развернутый пакет, и в нем угадывались батон и бутылка молока. Девчонка снова стрельнула в Матвея взглядом, но ему было не до нее. Он остановился возле скамейки и достал из кармана телефон. С ума сойти, он ведь совсем забыл, что выключил его ночью! Мама, наверно, обзвонилась. Думает, небось, что он специально выключил, чтобы с ней не разговаривать.  Ну и ладно, так ей и надо. Пусть понервничает. Сама виновата.

Матвей включил телефон и ткнул на иконку «Мама» внизу экрана. Аппарат протестующе пискнул и выдал надпись «Только для экстренных вызовов!»

— Ты что, обалдел? – сказал Матвей телефону и повторил вызов. Тот же результат. Телефон решительно отказывался подчиняться и не собирался звонить маме. Матвей исступленно нажимал на иконку снова и снова, но на экране постоянно появлялась одна и та же безразличная надпись «Только для экстренных вызовов!»

— Блин! – Матвей беспомощно оглянулся. Дверь почему—то не открывается, телефон непонятно с чего заблокировался. Что делать—то? Как попасть домой?

Он подбежал к пожилой женщине, гуляющей с малышом на детской площадке.

— Бабушка, дайте, пожалуйста, телефон. Очень надо позвонить!

— Телефон тебе?! – недобро прищурилась та. – А больше ничего не надо? А ну—ка иди отсюда, пока я полицию не вызвала!

— Зачем полицию? – опешил Матвей.

— Совсем обнаглели! Уже среди бела дня грабят!

— Кто вас грабит? Я просто хочу позвонить.

— Когда уже вас всех пересажают? Спасу от вас нет! Бандиты малолетние! – не унималась женщина.

Гуляющие на площадке мамочки с колясками с подозрением косились на Матвея.

— Что ж вы все сегодня такие неадекватные?  — воскликнул он в сердцах. — Надышались, что ли, чем—то, пока меня не было?

Матвей выбежал со двора и бросился прямиком в аптеку, находящуюся через три дома. Он вспомнил, что у них есть стационарный телефон. Там уж наверняка не подумают, что Матвей хочет его стащить.

В аптеке оказались чуткие люди, и уже через пару минут он набирал мамин номер. Мама не меняла его несколько лет, и Матвей помнил цифры наизусть.

— Алло! – раздался в трубке мамин чуть запыхавшийся голос. На заднем фоне слышалась невнятная речь и звяканье посуды.

— Мам! Слушай, я не могу попасть домой, у меня что—то с ключом. Ты запасной кому оставила? – скороговоркой выпалил Матвей, чтобы она не начала упрекать его за выключенный телефон.

— Кто это? – озадаченно спросила мама.

— Как кто? – возмутился Матвей. – Плохо слышно, что ли? Это я, Матвей. Я с чужого телефона звоню, у меня с симкой что—то. Мам, скажи, где взять запасной ключ. У тети Вали из двенадцатой?

— Мальчик, ты ошибся номером, — сказала мама. – Я не твоя мама.

В трубке раздались короткие гудки. Матвей с досады хлопнул ладонью по прилавку, куда ему поставили телефон. Ну, мама, нашла время дурачиться! Вот ни капельки не смешно. Как—то не до шуток сейчас.

Он снова набрал мамин номер и заорал в трубку:

— Мам, хорош прикалываться! Мне домой надо срочно!

— Мальчик, я же тебе сказала – я не твоя мама.

— Мам, ты издеваешься?! Я что, твой голос не знаю? А—а, это ты из—за вчерашнего? Мстишь?

— Послушай, дружок! – строго сказала трубка до боли знакомым маминым голосом.  – Я тебе русским языком объясняю – ты не туда попал. У меня вообще нет сына, если уж на то пошло.

Короткие гудки издевательски запищали в ухо.

— Обалдеть! – Матвей потрясенно положил трубку на аппарат и вышел из аптеки, забыв поблагодарить добрую аптекаршу. Бестолково потоптался у входа, пытаясь найти хоть какое—то оправдание жестоким маминым словам. Кроме того, что мама очень сильно обиделась, ничего в голову не приходило.

Матвей вернулся к подъезду и поднес ключ к домофону. Дверь раскрылась с привычным звуком. Без сомнения, ключи его. Он не перепутал их с чьими—то другими. Хотя, где и когда он мог бы это сделать? Получается, что—то случилось с замком. Придется вскрывать дверь с экстренной службой.  Интересно, приедет ли МЧС, если вызов поступит от несовершеннолетнего?

Матвей одним махом взбежал на свой этаж и позвонил в дверь напротив. Не дождавшись, пока откроют, он нетерпеливо забарабанил кулаками по железному полотну. Дверь приоткрылась на ширину цепочки, в щели показались очки и нос соседки.

— Теть Валь, вам мама наши ключи не оставляла?

— Почему твоя мама должна оставить ключи мне? – подозрительно поинтересовалась соседка. — И ты кто такой?

— Теть Валь, что с вами? Мы ваши соседи напротив, из девятой квартиры.

Дверь внезапно захлопнулась. Матвей снова заколотил в нее кулаками.

— Тетя Валя! Так ключи у вас или нет?

— Шагай отсюда подобру—поздорову вместе со своей мамой! А то сейчас полицию вызову! – раздалось из—за двери.

— Да почему полицию—то? При чем здесь полиция?

— Потому что я знаю, кто живет в девятой квартире. И это вовсе не ты.

— Вы все сговорились, да? – завопил Матвей на весь подъезд. – Это розыгрыш? Скрытая камера?

— Уходи или я звоню! – пригрозила соседка.

До Матвея, наконец, дошло – да ее же мама подговорила! Попросила «включить дурочку» и сделать вид, что не узнает его. И в замок что—то наверняка она же засунула. Чтобы у него крышу сорвало от этих заморочек. Проучить его захотели! Шутницы! Но он разгадал их коварный замысел. Осталось только очистить замок от посторонних предметов и попасть, наконец, в квартиру.

Матвей достал из кармана ключ, потыкал в замок, потом наклонился, внимательно вглядываясь в отверстие замочной скважины. Дверь вдруг резко распахнулась и с силой ударила Матвея по лбу. Он отлетел и шлепнулся на бетонный пол. Ключ выскочил из руки и загремел где—то в стороне.

Из—за двери высунулась голова в тюрбане из полотенца. Уже знакомые шоколадные глаза настороженно уставились на него. Та самая девчонка, с которой он два раза столкнулся внизу, стояла сейчас на пороге его собственной квартиры в домашнем халате и с маминым полотенцем на голове.

— Что ты здесь делаешь?

— Что я здесь делаю? – ошалело проговорил Матвей.

— Ты, ты. Чего ты крутишься возле нашей двери?

— Возле вашей двери?

— Попугая изображаешь? Каждое слово будешь повторять?

— Ты хочешь сказать, что ты здесь живешь?

— Ты что, тупой? Если квартира наша, значит, мы здесь и живем. Вся наша семья.

— И давно… тут живет вся ваша семья?

— Лет семьдесят уже. Как дом построили, — фыркнула девчонка.

Шокированный Матвей не сводил с нее глаз. Откуда она здесь взялась? Стоит, такая наглая, как у себя дома, и еще насмехается над ним. Мамина шутка приобретает слишком большой масштаб. Что—то подозрительно много народу вовлечено в этот розыгрыш. А может, мама здесь ни при чем? Она еще могла сделать вид, что не узнает сына, могла подговорить соседку. Но найти за такой короткий срок незнакомую девчонку, засунуть ее в квартиру и поменять замки? Нереально. Да и откуда мама могла знать, что Матвея ночью не будет дома? Он и сам этого не знал. Нет, все так четко спланировать невозможно.

И к тому же, утыканная пирсингом продавщица его тоже не узнала. Что же случилось, пока он отсутствовал?

— Вопросов больше нет? Теперь все понятно? — девчонка собралась закрыть дверь.

— Да, все понятно, —  бесцветным голосом сказал Матвей, все еще сидя на полу. – Я такое в кино видел. Я просто провалился во временную дыру.

Почти закрывшаяся дверь снова отворилась.

— Чего?! Куда ты там провалился?

— В дыру. Во времени. Я либо в прошлом, либо в будущем. Поэтому в моей квартире живешь ты. Какой сейчас год?

— Это я тебя так дверью долбанула? Или ты и раньше такой был?

— Если я в будущем, то ты мой потомок. Потомка. Потомица, — Матвей хмыкнул, поднимаясь на ноги, — ну в общем, пра—пра—пра—пра—правнучка. А я твой пра—пра—пра… Предок, короче говоря.

— Жуть! Пора санитаров звать. Пока ты никого не покусал, — сочувственно сказала девчонка. – Сходи голову полечи.

— Схожу. Ну, пока,  — Матвей заторможенно поплелся вниз.

— Эй, пришелец! — крикнула девчонка, когда он добрался до первого этажа. Матвей поднял голову.

— Лови! – Она бросила ключ, забытый Матвеем на площадке третьего этажа. Ключ загремел по ступенькам. Матвей медленно подобрал его и вяло сказал:

— А зачем мне ключ? Открывать все равно нечего.

— Ну, мало ли! – со смехом отозвалась девчонка. – Вдруг тебе повезет, и ты вернешься к себе?

 

7

Если бы Матвея спросили, где он шатался полдня, после того, как покинул свой двор, он мало что смог бы вспомнить. В голове остались лишь какие—то обрывки событий: вот он бредет вдоль озера в парке, вот сидит на скамейке в незнакомом дворе. Потом стоит перед торговым центром и смотрит на электронное табло, на котором температура воздуха сменяется датой. Где—то на задворках сознания мелькает мысль, что ни в какую временную дыру он не проваливался – и месяц, и год на табло правильные.

Казалось, все это время он совершенно ни о чем не думал. Просто не знал, о чем надо думать в такой ситуации. Вместо обычного вихря мыслей в голове плавала странная пустота. Ноги сами несли его куда—то, он шел, поворачивал и снова шел, пока, наконец, не понял, что стоит возле своей школы.

Матвей поднялся по ступенькам на крыльцо и вошел в вестибюль. Там было пусто и тихо, как всегда во время уроков. И безразличный ко всему охранник все так же скучал над кроссвордом. И расписание уроков  висело на своем обычном месте. Это был обыкновенный, рядовой день. Для всех остальных. Но не для Матвея.

Запах печеного хлеба привел его в школьный буфет. Он вдруг почувствовал дикий голод. Как завороженный, Матвей смотрел на поднос с горой аппетитных пирожков, источающих умопомрачительный аромат.

— Что тебе, милый? – приветливо спросила полная круглолицая буфетчица, вытирая со столов. – Попить или покушать?

— Дайте мне стакан воды, теть Саш, — попросил Матвей, сглатывая слюну.

— Воды? – удивилась буфетчица. – Фонтанчики опять не работают?  Давай, я тебе лучше компотику налью. И пирожки есть, только что из печки.

— Да я это…  деньги дома забыл.

— Ну, потом занесешь. Из какого ты класса?

— Из седьмого «Б». Тетя Саша, а вы меня помните? Я Матвей.

— Что ты, милый, разве вас всех упомнишь? Вас тут как муравьев на лесной полянке, все мельтешите, мельтешите, — буфетчица взяла стакан компота со стойки и положила пару пирожков на тарелку. – Садись, покушай. Если денег нет, так что ж, с голоду помирать, что ли? Пятьдесят два рубля с тебя, завтра принесешь.

— Спасибо.

Матвей устроился за крайним столиком и с наслаждением впился зубами в пирожок. Буфетчица скрылась в кухне.

Когда Матвей уже допивал компот, сыто откинувшись на спинку стула, в буфет влетел Веня Ватрушкин. Перед прилавком он наступил на свой развязавшийся шнурок и грохнулся на колени, неловко взмахнув руками. Монетки, зажатые в кулаке, выскочили и весело зазвенели по всему полу.

— Ватрушкин, ты в своем репертуаре, — усмехнулся Матвей, глядя на ползающего по крашеному полу Веню. – Хоть у тебя все стабильно. Это радует.

— А? Ты мне? – тот поднял голову и вытащил из уха один наушник.

— Ну, если ты все еще Ватрушкин, то тебе. Ты почему не на уроке? У нас, то есть у вас, сейчас история, кажется.

— Я это… в медпункт… ходил, — в своей обычной манере, запинаясь и глотая слова, пролепетал Ватрушкин. – А потом… сюда. Народу нет… пока.

— В медпункт? Что на этот раз? На тебя доска упала?

— Палец прищемил шкафом… Карту вытаскивал… когда.

Веня Ватрушкин поднялся с полу, держа в руке собранные рубли.

— А откуда… ты меня знаешь?  – спросил он застенчиво. – Ты кто?

— Я? Я человек—невидимка. Каждый день прихожу в твой класс и учусь. Но меня никто не замечает. Зато я знаю всех, и тебя в том числе.

— Все понятно…

Веня отвернулся и пошел к прилавку с пирожками.

— Ты мне не веришь? – Матвей отставил стакан и встал. – Вот, смотри, у меня даже школьный пропуск есть. Читай, что написано.

Он протянул Ватрушкину пластиковый прямоугольник. Веня взял пропуск и поднес к глазам, поправив перекошенные очки.

— Я могу сказать, как ты вчера разбил очки, — продолжал Матвей. — Ты забодал головой автобус, и тебя возили зашивать бровь. Поэтому ты опоздал на баскетбол, и наша команда выиграла. Если я не человек—невидимка, откуда я это знаю? Можешь объяснить?

Веня пристально посмотрел на него сквозь треснутые стекла. Матвей впервые увидел его глаза так близко. Глаза были золотисто—зеленые, с легкой рыжинкой.

— Могу, — сказал Веня, возвращая Матвею пропуск. — Тебе Милослава рассказала.

— Кто?!

— Твоя сестра, Милослава. Она в нашем классе учится… Вы похожи… И фамилия та же…

— В вашем классе есть ученица по фамилии Добровольская? – горячо воскликнул Матвей. – Покажи мне ее! В смысле… покажи, где она сидит.

— В среднем ряду, на первой парте, — сказал Веня и поспешил к стойке, где, наконец, появилась буфетчица.

Матвей тут же рванул на второй этаж, к кабинету истории. Дверь была открыта. Он медленно прошел мимо кабинета. Весь класс что—то сосредоточенно писал, склонившись над тетрадями. Да, на первой парте среднего ряда сидела какая—то девчонка, но ее почти полностью перекрывал Артемьев, самый крупный ученик в классе. Матвей успел разглядеть только темные волосы до плеч и розовые рукава джемпера.

Он развернулся и пошел в обратную сторону. В этот раз ему повезло. Весь красный, Артемьев в изнеможении стек на парту, а девчонка подняла голову, задумчиво теребя ручкой мочку уха. Матвей споткнулся от неожиданности. Это была она. Та самая девчонка с шоколадными глазами. Которая жила в его квартире и училась в его классе. Милослава Добровольская.

Остаток урока Матвей провел на дальнем подоконнике, откуда хорошо просматривался весь коридор и открытая дверь кабинета истории. Он ждал звонка на перемену. Обязательно надо поговорить с этой Милославой. Вдруг что—то прояснится. Они как—то связаны, это факт.

Со звонком из кабинета по одному потянулись семиклассники. Видимо, многие еще дописывали самостоятельную, поэтому не вылетели в коридор все разом, как обычно. Наконец, в дверях показалась Милослава и сразу направилась к лестнице. Матвей догнал ее уже на нижних ступеньках.

— Ты? – удивилась Милослава. – Ты что, преследуешь меня?

На ее волосах снова красовался ободок, на этот раз пластмассовый. Какая—то любительница чего—нибудь навертеть на голову, отметил Матвей. А волосы у них, и правда, одного цвета, каштанового. И глаза карие, большие. Это от мамы. Стоп! От чьей мамы?

— Нам надо поговорить, — сказал он.

— Будешь рассказывать про временную дыру? – насмешливо прищурилась Милослава.

— Пойдем во внутренний двор, через запасной выход.

— Никуда я с тобой не пойду. Вдруг ты маньяк? А может ты из этих, вчерашних?

— Каких вчерашних?

— Ну, которые второклашку порезали в нашем дворе. В арке.

— Что? – поразился Матвей. – Гошку порезали? Не может быть!

— А, так ты знаешь? – воскликнула Милослава. — Значит, ты точно один из них. Вчера в арке промышляли, а сегодня к моей квартире присматриваетесь?

— И что с ним теперь? – перебил Матвей. – С Гошкой?

— В больнице. Его отец полицейский, между прочим. Этих грабителей уже в розыск объявили.

— Послушай, я никак с ними не связан, честное слово. Ну, пойдем, поговорим. Это важно.

Милослава поколебалась немного, но все же вышла во внутренний дворик. Они остановились возле огромной груды списанных старых парт, которые еще не успели вывезти с территории школы.

— Ну? – девчонка выжидающе уставилась на Матвея. – Только давай покороче, звонок скоро.

— Дело в том, что… — начал тот неуверенно, не совсем понимая, как это все можно сказать «покороче». И как вообще это можно сказать. – Сразу предупреждаю, я не больной и не сумасшедший…

— Хорошенькое начало, — фыркнула Милослава. – Уже страшно.

Матвей резко оглянулся. Ему показалось, что за партами мелькнула какая—то тень.

— Там кто—то есть, – сказал он. – Вон там, возле склада.

— Что? Паранойя? – начала терять терпение Милослава. – Я, наверно, пойду.

— Стой! Слушай меня. Вот информация к размышлению: человек тринадцати лет, день рождения десятого января, проживает по адресу: улица Спортивная, двадцать, квартира девять, — торопливо заговорил Матвей. – Папа – Добровольский Александр Андреевич, сорок один год, по профессии инженер—геодезист. Мама – Добровольская Полина Юрьевна, тридцать семь лет, экономист—бухгалтер. Ее родной город Волгоград. Она познакомилась с папой на теплоходе, в круизе по Волге, а потом переехала сюда. Внимание – вопрос! О ком я рассказываю?

— Обо мне… Вы что,  на меня уже досье собрали?!

— Какое досье? Я говорю о себе! Меня зовут Матвей Добровольский. Это у меня день рожденья десятого января, это я живу по адресу  Спортивная, двадцать и учусь в седьмом «Б»! И это мои родители – Александр Андреевич и Полина Юрьевна. А о тебе я знать ничего не знал… до сегодняшнего дня. Ты откуда—то появилась сегодня утром. И заняла мое место.

— Чушь! Я ниоткуда не появлялась сегодня утром! Я живу в этой квартире с рождения, и уже седьмой год учусь в этом классе. И моя мама – это моя мама, и ничья больше. Понятно?

— А если бы ты вернулась домой из школы, а мама сказала бы тебе, что ты тут никогда не жила, и что у нее вообще нет дочери?

— Ты больной? Моя мама так никогда бы не сказала!

— Ты что, не понимаешь, у нас есть что—то общее! – горячо воскликнул Матвей. – Это касается нас обоих. Ты должна мне помочь!

— Я никому ничего не должна, — отрезала Милослава. – А особенно ворюгам из подворотни. Передай своим, что попытка не удалась.

— Подожди, куда ты?

— Больше не подходи ко мне!

Она развернулась, гневно тряхнув распущенными волосами, и скрылась за дверью школы. Матвей разочарованно плюхнулся на перевернутую парту.

 

 

8

 

— Не поверила? – внезапно раздалось за его спиной. Матвей подскочил от неожиданности и резко обернулся. Вот уж кого совершенно не ожидал увидеть. Ватрушкин! Значит, не показалось, что кто—то прячется за грудой старых парт.

— Шпионил? Чего тебе надо от меня? – Матвей недружелюбно взглянул на вылезающего из своего укрытия Веню. Тот подошел ближе и без приглашения опустился рядом.

— Ты показался мне каким—то странным, — словно извиняясь, проговорил Ватрушкин. – Я проанализировал наш разговор… и нашел нестыковки… Ну, и пошел за вами… И все слышал.

Матвей не мог поверить своим ушам. Он, Матвей, показался странным? И кому? Ватрушкину! У которого ни один день не обходится без происшествий. И который, оказывается, умеет анализировать и находить нестыковки. Потрясающе!

—  И что? Теперь состыковалось? – иронично поинтересовался Матвей.

—  Ну… почти. В общих чертах… — Веня застенчиво теребил в пальцах свои наушники. – Ты не обижайся на Милославу, что она не поверила… В это и правда трудно поверить.

Матвей, не мигая, уставился на него.

— Ты хочешь сказать, что веришь мне?

— Я…  допускаю такую возможность.

— Какую возможность? Что я сошел с ума?

— Что ты каким—то образом… перепрыгнул в другую вероятность.

— Чего?!  Куда я перепрыгнул?

— Ты что—нибудь слышал о квантовой теории параллельных миров?

— Параллельные миры? Но это же фантастика!

— Ну как сказать… Физик Хью Эверетт выдвинул свою теорию о множественности миров как научную гипотезу. Это потом ее подхватили фантасты. Вообще—то, многие предположения сначала объявлялись абсурдными, а потом становились открытиями. Клонирование, например, тоже считалось фантастикой, пока не появилась овечка Долли. Может, скоро будет научно доказано существование параллельных реальностей?

— Ватрушкин! Я и не знал, что ты умеешь нормально разговаривать, — ошеломленно сказал Матвей. – Да еще такими умными словами.

Веня мгновенно сбился и замолчал. Матвей вскочил и в смятении заходил взад—вперед возле опрокинутой парты.

— Нет, ты вот сейчас серьезно? Ты реально веришь, что такое может произойти? – остановился он перед Веней и поглядел на него в упор. – Это же полный бред.

— Но ты ведь здесь, — тихо сказал Ватрушкин, поднимая на него глаза. – И если ты не… не шутишь…

— Мне не до шуток, уж поверь!

— Тогда у меня только одно объяснение – ты в другой вероятности.

— Что ты мне голову морочишь! То реальности, то вероятности! – воскликнул Матвей. – Ты можешь нормально, простыми человеческими словами ответить — почему все вокруг остались, а я исчез?

— Потому что в этой вероятности у твоей мамы родилась дочь. Вместо тебя.

— Что?! — Матвей ошарашенно шлепнулся на парту. – Как это?

Веня сочувственно посмотрел на него, но сказать ничего не успел. Во внутренний дворик выскочила завуч по воспитательной работе Зоя Валентиновна, активный борец со школьными нарушениями.

— Что тут за сбор? – она подозрительно повела носом. – Я все видела из окна. Чего прячетесь? Курите?

— Нет, — пробормотал Веня, – разговариваем.

— Было сказано – кого замечу в этом дворе с сигаретой, сразу веду к директору! – Зоя Валентиновна схватила его за рукав. — Как фамилия? Баранкин, кажется?

— Ватрушкин, — еле слышно поправил тот.

— И где у нас сигареты? – с вызовом поинтересовался Матвей. – Разве вы их видите?

Еще вчера он не посмел бы так разговаривать с завучем. Но сегодня ему нечего было терять.

— Ты у меня еще поговори, умник. Из какого вы класса? – повысила голос Зоя Валентиновна и тряхнула Венин рукав. – Из седьмого «Г»?

— Из седьмого «Б», — пролепетал несчастный Ватрушкин.

— А ты? – она повернулась к Матвею.

— Не из какого, — злорадно сказал тот. – Я из другой школы.

— Из какой другой?

— Из параллельной.

— Вот и шагай обратно в свою школу!

Зоя Валентиновна подтолкнула Ватрушкина к двери. Зазвенел звонок.

— Мне надо на урок, — промямлил Веня.

— Будет тебе урок, в кабинете директора, — грозно пообещала завуч. – Думаете, я с вами шутки шучу?

— Да не курили мы! – крикнул им вслед Матвей. – Чего вы к нему привязались?

— А ты не хами мне! Если сейчас же не покинешь территорию школы, я позову охранника.

Завуч впихнула Веню в дверной проем, и хлопнула за собой дверью.

— Напугала! – хмыкнул Матвей. – Он еще кроссворд не разгадал.

Он несколько раз прошелся по дворику и снова сел на перевернутую парту. Ничего себе, поворот! Он находится в другом мире, в котором у его мамы есть дочь. А сына нет. И никогда не было. Поэтому его никто не узнает. Его в этом мире нет. Как его могут узнать, если его нет? Чушь! Как это его нет? Вот же он, сидит на парте, в пыльных джинсах и испачканной куртке, руки и нос теплые…

Матвей обхватил голову руками. Это безумие! Какой другой мир? Какие параллельные реальности или, как там их называет Ватрушкин, вероятности? Зачем вообще слушать этого неудачника, который притягивает к себе все мыслимые и немыслимые неприятности? Откуда ему знать, что на самом деле произошло с Матвеем?  Как можно попасть из одной реальности в другую, если они параллельные? Всем известно, что параллельные прямые не пересекаются.

Чтобы не светиться в вестибюле, Матвей обогнул здание школы и направился к воротам. Когда он шел через школьный двор, послышался громкий стук в стекло. Матвей машинально обернулся. В окне второго этажа торчала взволнованная физиономия Ватрушкина. Увидев, что Матвей его заметил, Веня замахал руками и стал делать какие—то знаки.

Матвей досадливо поморщился. Опять он! Чего ему надо? И где это он, кстати? Да это же кабинет завуча! Зоя посадила его в свой кабинет за выдуманные ею же сигареты? Только Ватрушкин мог вляпаться в такую глупую историю.

— Что ты руками машешь? – крикнул Матвей. – Ничего не понятно.

Веня в ответ зашевелил губами, но толстый стеклопакет не пропускал звуки. Матвей показал на свои уши и рассерженно помотал головой. Веня исчез, а через мгновение снова появился и продемонстрировал ему толстый маркер и лист бумаги. И прямо здесь, у окна, стал что—то торопливо писать. Потом дотянулся до ручки, приоткрыл оконную раму, вышвырнул наружу смятый листок и моментально скатился с подоконника.

Матвей поднял бумажный комок, не отводя взгляда от окна на втором этаже. Веня больше не появлялся. Наверное, кто—то вошел в кабинет.

Матвей направился к воротам, на ходу разворачивая лист. Расправив бумагу, он замедлил шаг. Потом и вовсе остановился. Стоял и тупо смотрел на кривые крупные буквы, начерканные Вениной рукой. Всего три слова, которые ввели его в ступор. «ИЩИ МОМЕНТ ПЕРЕХОДА». Это вообще что? И кому адресовано? Кто и что должен искать? Ватрушкин окончательно спятил, что ли?

Матвей смял послание, выкинул его в урну и вышел за ворота. Потоптался немного на месте. Идти было некуда. Его нигде не ждали. Никому не было до него дела.

На плечо спланировал яркий кленовый лист. Матвей взял его двумя пальцами и повертел перед глазами. Красивый. Желтый с оранжевыми прожилками. Мягкий и теплый. Пока живой. А через несколько дней засохнет, скрючится и превратится в грязную труху на земле. Потому что оторвался от своего родного клена, где родился и вырос, где ему было хорошо и комфортно. Как и Матвей. Он тоже пропадет здесь, в этой странной, чужой действительности. И откуда только она взялась, на его голову?

Матвей выпустил кленовый лист из рук и побрел по улице. Как получилось, что он остался совсем один? Без дома, без компьютера, без денег… Даже без телефона. Когда это случилось? В какой момент? Стоп! Момент! «ИЩИ МОМЕНТ ПЕРЕХОДА».

Матвей встал как вкопанный. Так вот о чем послание Ватрушкина. Он хочет, чтобы Матвей вспомнил момент перехода из одной реальности в другую. Чтобы он нашел границу, когда для него закончился привычный мир.

— Ищи момент перехода, — вслух пробормотал Матвей, бороздя кроссовками слой сухой листвы на обочине тротуара. Легко сказать! Он себя—то плохо помнит этой ночью, не то, что какой—то там момент. Он постоянно бежал, ничего не замечая вокруг. Если и была некая граница между реальностями, то он ее просто не заметил.

Он бродил по лесу около часа, затем наткнулся на рыбака. В какой реальности это было? В настоящей или уже в параллельной? Где искать этот самый «момент перехода»? До рыбака? Или после?

Матвей почувствовал охотничий азарт. Нужно выяснить, в какой вероятности он встретил рыбака. Надо найти его и посмотреть, узнает ли он Матвея. Только как его найдешь? О нем ничего не известно, кроме имени. Дядя Егор. Сколько таких дядей Егоров в городе? Тысячи! Эх, если бы знать, что понадобится, выведал бы у него и отчество, и фамилию, и адрес проживания.

Ну конечно! Адрес! Дядя Егор высадил его возле коттеджного поселка Озерки. Они как раз догнали маршрутку на остановке, и дядя Егор сказал, что дальше не поедет. Но свернул он в поселок или нет, Матвей не заметил.

Что гадать? Надо ехать в Озерки и искать дядю Егора, обладателя УАЗа Патриот темно—синего цвета. Номер, кстати, тоже запомнился – почти все нули и буквы «О». Если в поселке есть охрана, можно поинтересоваться у них.

 

9

Матвей шел по широкой улице мимо кованных заборов с толстыми прутьями, за которыми возвышались красивые двух и трехэтажные коттеджи. Это была уже пятая и последняя улица в поселке, которую он исследовал, пытаясь высмотреть знакомый УАЗ Патриот. К огорчению Матвея, охраны в Озерках не оказалось, на въезде в поселок поскрипывали от ветра распахнутые настежь ворота. Хотя, это скорее был плюс, а не минус. Охрана, вероятно, просто не пустила бы его на территорию поселка.

Поселок словно вымер. Улицы были пусты. За все время мимо Матвея проехали два подростков на крутых велосипедах, и мягко прошуршал шинами Порш Кайен. У некоторых домов стояли припаркованы машины, в основном, иномарки, и  знакомого внедорожника среди них не было.

Обойдя поселок во второй раз, Матвей приуныл. Бесполезная затея. Машина может быть где угодно: на заднем дворе, в гараже, и с улицы ее не увидишь. Дядя Егор мог на ней куда—то уехать. Если вообще он здесь живет. Мало ли что? Может быть, он просто заезжал сюда по делу.

— Эй, ты! – услышал Матвей звонкий детский голосок и остановился возле очередного забора. По ухоженному газону к нему шла маленькая фигурка, замотанная в широкий балахон. Белые полы волочились по неестественно зеленой траве посреди золотой осени. Когда фигурка приблизилась, стало понятно, что это девочка лет шести—семи. На ее голове красовались несколько хохолков, перетянутых разноцветными резинками.

— Ты чего здесь вынюхиваешь? – воинственно поинтересовалась малышка. У нее не хватало двух передних зубов, и она слегка шепелявила. – Ты похититель детей?

— Чего? – оторопел Матвей. – Какой еще похититель?

— Я тебя давно заметила! Ты здесь ходишь и ходишь. Ты  хочешь меня похитить и потребовать выкуп?

— Что ты плетешь? На кой ты мне сдалась? Я машину ищу.

— Какую машину?

— Большую, темно—синюю. В номере много ноликов. А за рулем – бородатый мужик.  Видела такую?

Девочка отбежала и крикнула уже от крыльца дома:

— А зачем тебе эта машина? Ты хочешь подложить взрывчатку?

Матвей почесал затылок. У него не было опыта общения с маленькими детьми, и он не представлял, как с ними разговаривать.

— Как тебя зовут? – спросил он.

— А тебя?

— Я первый спросил.

— Вот и отвечай тоже первый.

Матвею захотелось дать девочке по лбу. Но ссориться с ней пока не входило в его планы.

— Матвей.

— А я — Лея.

— Врешь. Таких имен не бывает.

— Бывает! Мне лучше знать, как меня зовут!

— Ладно, ладно, не вопи. Скажи мне, где видела эту машину.

— А ты мне что за это?

Матвей растерялся.

— А что тебе надо?

— Ну… — Лея состроила гримасу, — ну, например… Принеси мне мороженое. Большой рожок.

— И где я его возьму?

— Там, в ларьке, возле дороги. Там полно всего продается.

— Ничего себе! Это же далеко. Да у меня и денег нет.

Лея в развевающемся балахоне понеслась к розовому шатру, покопалась там пару минут и вернулась к забору, держа в руке сотенную купюру.

— Вот, возьми. И беги быстрей, чтоб я успела его съесть, пока няня спит. Если увидит, мне попадет. Мне вообще не дают мороженое. У меня хронический… этот, как его… Забыла. Горло всегда красное, в общем.

— А ты точно скажешь, если я принесу мороженое? – недоверчиво спросил Матвей. Как—то не очень хотелось бежать на другой конец поселка впустую.

— Вот если не принесешь, точно не скажу, — заявила Лея.

Матвей больше не колебался. Взял сотню и пошел в ларек. Бывают ситуации, когда все средства хороши. Сейчас именно такой случай. Он что угодно сделает, чтобы получить информацию о дяде Егоре. Ничего, не переломится. Купит этой вредной мелюзге мороженое, пусть она облопается и заболеет. Сама виновата. Надо родителей слушаться. И людям помогать бескорыстно, а не за вознаграждение.

— И что ты мне суешь? – хмыкнул худой высокий парень в ларьке, когда Матвей протянул ему деньги. – Можешь этот фантик приклеить себе на лоб.

Матвей внимательно взглянул на сотню в руке и обомлел. «Билет банка приколов». Действительно, фантик. Как же он не увидел сразу? Да он и не рассматривал эту сотню, сунул в карман и все.

— Вот шмакодявка! – в сердцах воскликнул он.

— Сестра подшутила, что ли? – спросил парень, убирая мороженое обратно в холодильник. – Как я понимаю, других денег нет?

Матвей покачал головой.

— Я ее прибью. Я через три улицы сюда топал.

— Бывает. Моя сестра тоже не подарок.

— Послушайте, а вы здесь всех жителей знаете?

— Вообще никого не знаю. Я только товар вожу. А продает женщина. Она отлучилась ненадолго.

— Понятно, — разочарованно вздохнул Матвей. – А скоро она придет?

— Надеюсь, — развел руками парень. – Сам ее жду.

Матвей припустил обратно, кипя от негодования. Минут через десять показался знакомый коттедж. Светлая голова с хохолками торчала между толстыми прутьями забора.

— Ну? – нетерпеливо закричала Лея, издали заметив Матвея. – Принес?

— Ага, как же! Что ты мне подсунула? Между прочим, это фальшивые сто рублей, и за них можно угодить в тюрьму.

— Это настоящие деньги! Мне папа их дает.

— Ты читать умеешь? Что здесь написано?

Матвей сунул сотенную бумажку Лее под нос.

— Би—лет бан—ка при—ко—лов, — по слогам прочитала та.

— Приколов, понимаешь? Шуток, то есть. Спорим, у тебя все деньги такие. Так что давай, говори мне, где видела эту машину. Я же сходил в ларек! А что вернулся без мороженого, так ты сама в этом виновата.

Лея метнула в него гневный взгляд и понеслась в розовый шатер. Вернулась она с резным деревянным ящиком.

— Вот, все мои сокровища в ларце. И деньги здесь. Смотри.

Лея высыпала содержимое ящика на траву. Матвей присел на корточки, просунул руку между прутьями забора и стал ворошить пеструю кучу. Среди блестящих бусинок, цветных тряпочек и другого девчачьего барахла, удалось обнаружить только одну настоящую банкноту в пятьдесят рублей.

— Ну вот! – обрадовалась Лея. – Этого же хватит на большой рожок?

— Чего? – возмутился Матвей. – А ты не обнаглела? Я больше не пойду.

— Тогда я ничего не скажу.

— Это нечестно. Ты обещала. Говори!

— Не скажу. Все честно. Я ведь не получила мороженое.

— Сейчас ты в лоб получишь!

Матвей хотел схватить Лею за край балахона, но она резво отпрыгнула от забора на безопасное расстояние.

— Я няню позову!

— Зови. Она выйдет, и я спрошу у нее про машину. Если ты знаешь, она тоже знает. Правда?

Лея задумалась.

— Не буду звать, — решила она.

— А я позову, — сказал Матвей и нажал кнопку на калитке. – Буду звонить, пока твоя няня не проснется. Она выйдет, и я расскажу ей, что ты хотела налопаться мороженого.

Лея злорадно захохотала.

— Звони, звони. У нас домофон не работает.

Матвей отпустил кнопку звонка и тяжело взглянул на нее.

— Давай полтинник, — сердито буркнул он. – Но если ты и после этого не скажешь, я перелезу через забор и поколочу тебя. Поняла?

Лея победоносно протянула сквозь решетку пятьдесят рублей. Матвей резко выдернул из ее рук деньги и, не оглядываясь, пошел по улице.

Парня в ларьке уже не было. Его сменила постоянная продавщица, к которой Матвей сразу кинулся с расспросами. К его великому разочарованию, она ничего не могла сообщить о синем российском внедорожнике, и никаких бородатых мужиков не помнила.

Матвей выбрал самое большое мороженое, которое можно было купить на полтинник, и побрел назад, к своей мучительнице. Шел и с удовольствием представлял, как наденет ей этот рожок на голову, прямо между хохолками, как только получит от нее нужную информацию. И пусть она потом вопит и зовет няню.

— Я такое не ем! – заявила Лея, когда он торжественно продемонстрировал ей свой трофей. Матвей остолбенел.

— Чего?

— Не ем! Оно коричневое.

— И что?!

— Я ем только белое.

— А сразу нельзя было сказать? – не выдержав, заорал Матвей.

— Я говорила, — крикнула Лея, предусмотрительно отбежав от забора.

— Ничего ты не говорила. Ты хотела рожок. Вот тебе рожок.

— Я хотела белый рожок. Я коричневый не буду.

— Будешь! Я тебе его сейчас в рот затолкаю!

Матвей бросил рожок в траву, зацепился руками за перекладины и повис на заборе.

— Ма—ма! – взвизгнула Лея и рванула на крыльцо. – Помогите!

Матвей спрыгнул на землю. Конечно, он не собирался лезть в чужой двор, но надо же было припугнуть эту противную девчонку.

— Ничего не скажу! – крикнула Лея, приоткрыв входную дверь. – Дурак!

— Да ты и не знаешь ничего, — свирепо отозвался Матвей. – Забери свое мороженое. Макака ненормальная.

— Мне такое не надо. Можешь выбросить. А про синюю машину я знаю! Только тебе не скажу!

Лея показала ему язык и убежала в дом. Матвей поднял мороженое, разодрал прозрачную упаковку и вонзился зубами в холодную сладкую массу. Если эта капризуха за ним подсматривает, пусть видит, как он безжалостно расправляется с ее вкусняшкой.

 

10

Около часа Матвей потратил на то, чтобы еще раз обойти поселок и попытаться хоть что—то выведать у редких прохожих. Он даже осмелился позвонить в несколько домов, сбивчиво объясняя по домофону, что он ищет человека. В одном из коттеджей его обругали и пообещали надрать уши, в другом равнодушно ответили, что не знают никого в поселке. А в трех остальных бросили трубку, даже не дослушав.

До школы Матвей добрался только в седьмом часу. А куда ему еще было идти? Школа – единственное, что у него осталось в этих паранормальных, вернее, параненормальных условиях. В школе можно было даже переночевать, если хорошенько спрятаться. Матвей слышал, как однажды Белкин хвастался, что выиграл спор у Чернышова, проведя в школе всю ночь. Он вроде бы забрался в раздевалку спортзала, и его не заметили.  Врал, конечно. Но попробовать стоит. Хуже—то все равно не будет.

Уроки второй смены закончились, и школа превратилась в «центр досуга и творчества школьников». С шести до девяти работали кружки и секции, которые вели учителя—предметники. Раньше Матвей ни разу не оставался в школе после шести часов, но сейчас был рад любому, даже самому скучному занятию. Ведь как—то надо убивать время до закрытия школы.

Узнав из расписания про репетицию школьного спектакля, Матвей поднялся на четвертый этаж и осторожно приоткрыл дверь актового зала. Он сразу услышал знакомый звучный голос Олега Денисовича, перекрывающий громкую музыку. Общий свет не горел, два передних прожектора освещали сцену и немного захватывали первый ряд зрительного зала, на котором можно было различить несколько силуэтов. Зато Милославу и Артемьева, стоящих посреди сцены, видно было прекрасно. Как и классного руководителя, мечущегося в кулисах и энергично размахивающего руками в такт фонограмме.

Матвей незаметно скользнул в темноту и бесшумно откинул сиденье на одном из последних рядов.

— Забава, звезда моя! Ты сегодня решительно не попадаешь в ноты! – кричал Олег Денисович. – Царь—батюшка, активнее, активнее! Что ты как тюлень на льду! Да что с вами такое? Комета так на всех повлияла? Ну, с припева, начали!

— А я не хочу, не хочу по расчету! А я по любви, по любви хочу! – высоким голосом запела Милослава, швыряя на пол пластмассовые тарелки. Артемьев неуклюже топтался возле нее.

Матвей замер в своем кресле. Ничего себе, она еще и поет! И довольно неплохо. И играет главную роль в этой пьесе. Выходит, у нее с Денисычем нормальные отношения. Ну да, она же, наверняка, активистка, все мероприятия посещает, вот он ее и не притесняет.

Затем на сцену поднялись три девчонки с метлами. Видимо, бабки—ёжки. Мультфильм Матвей в детстве смотрел и немного представлял, о чем идет речь в одноименной музыкальной пьесе. Странно было видеть, как его одноклассницы скачут на метлах в джинсах и сапогах на каблуке. И к тому же, их было всего трое, а не целый эскадрон, как в мультике. Что, побольше бабок—ёжек в классе не нашлось, что ли?

Вдруг раздался пронзительный девчачий визг, и на сцену с тяжелым грохотом рухнула правая штанга с висящим на ней занавесом. Музыка смолкла. В наступившей тишине послышался взволнованный голос Олега Денисовича:

— Все целы? Никого не задело?

— Нет, — в один голос выдохнули «бабки—ёжки».

— Что ж за день такой? Все из рук вон, — в сердцах воскликнул учитель.

— Да это Ватрушкин на репетицию пришел! Верняк! – звонко завопил кто—то с первого ряда. – Это из—за него все кувырком!

— Эй, Ватрушкин, ты в зале? Включите свет! Ватрушкин, будь другом, свали отсюда! Тебя же просили не приходить, – один за другим раздались негодующие выкрики. От последнего ряда отделилась едва различимая тень и метнулась к выходу. В проеме открывшейся двери Матвей успел заметить знакомую невысокую фигурку. Ватрушкин! Он и в самом деле был на репетиции.

Опасаясь, что свет все же загорится, и вместо Ватрушкина в зале обнаружат его, Матвей вскочил и поспешно выбрался за дверь.

— Как это у тебя получается? – спросил он Веню, догнав его в конце коридора.

— Что… получается? – пробормотал Ватрушкин в своей манере.

Матвей кивнул в сторону зала.

— Вот это… Погром.

— Я же ничего не делал… Я просто смотрел…

— Да тебе и делать ничего не надо. Ты опасный человек, Ватрушкин. С тобой рядом – как на пороховом складе.

Веня виновато улыбнулся. Матвей махнул рукой и пошел к лестнице.

— Ты нашел? Ну, тот момент, когда… Нашел? – спросил Ватрушкин.

Матвей обернулся:

— Ничего я не нашел. И никого. Как можно найти человека, если известно только имя и марка машины?

— По номеру на машине. Если, конечно, знаешь номер.

— Знаю я номер. И что? Где я возьму адрес?

— В полиции. У них есть базы. А зачем тебе этот человек?

Матвей не ответил. Он несколько секунд смотрел на Ватрушкина застывшим взглядом, потом резко повернулся и побежал вниз.

Ну, конечно! Полиция! Отец Гошки Тихонова. И почему бы ему не помочь Матвею по—соседски? Тем более, после того, как он защитил его сына от гопников и сам из—за этого пострадал!

И только перед дверью своего подъезда Матвей сообразил, что в этой, извращенной реальности, капитан Тихонов не является его соседом и не подозревает о существовании человека по имени Матвей Добровольский. К тому же, Гошку никто не спасал, и теперь он в больнице. Так что не остается ни одной причины для того, чтобы помогать Матвею. Но раз уж пришел, стоит попытать счастья.

Не хотелось решать такие вопросы по домофону, поэтому Матвей сразу взбежал на последний этаж и принялся терзать дверной звонок. На нетерпеливые заливистые трели никто не отозвался. Дома у Гошки никого не было. Матвей медленно спустился на третий этаж и остановился возле своей двери. Рука сама собой нырнула в карман и нащупала ключ.

А вдруг все опять изменилось? Вдруг все уже в порядке? Матвей вытащил ключ и попытался вставить его в замочную скважину. Только бы получилось! Только бы…  Нет, не входит. Ничего не поменялось.

Матвей разочарованно выпрямился. Затылком он почувствовал, как открылась дверь напротив, и услышал знакомый голос:

— Да что же это делается? В квартиру лезут, прямо у всех на глазах! Ничего не боятся, бандюки проклятые!

Соседка тетя Валя! Так быстро засекла его! Десяти секунд не прошло, как он подошел к квартире. Живет она у дверного глазка, что ли? С такой охранницей и сигнализацию ставить не нужно.

— Да никакой я не бандит, теть Валь! – с досадой воскликнул Матвей. – Вы же меня помните, я сегодня утром приходил.

— То—то и оно, что помню. Только кто ты такой, мы так и не выяснили. О, вот сейчас полиция нам поможет. Здравствуйте, Иван Николаевич.

По лестнице поднимался Гошкин отец в форме капитана полиции.

— Чего шумишь, Валентина Борисовна? – устало поинтересовался он. – Тебя с первого этажа слышно.

— Вот этот целый день тут крутится, квартиру взламывает! – тетя Валя с готовностью указала на Матвея.

— Ничего я не взламываю! – возмутился тот.

— Утром отмычкой в замке ковырял, а сейчас опять пришел. Пронюхали, что девчонка одна дома осталась, Полина—то уехала вчера. И Саша тоже уехал. А я ведь ее предупреждала, что сейчас не лучшее время, чтобы разъезжать. Сейчас вообще опасный период…

— Ближе к делу, — прервал ее капитан.

— Ну вот, я же и говорю, надо выяснить, кто он, — не сбавляя тона вещала соседка. — Вдруг он знает этих, вчерашних, которые на вашего сына напали. А я между прочим, тоже вчера поздно возвращалась, через арку шла. Так что и меня могли…

— Теть Валь! – воскликнул Матвей. — Ну что вы выдумываете! Я вообще здесь ни при чем.

— Тише, Валентина Борисовна, разберемся. Ты кто такой? – спросил Гошкин отец. – К кому ты пришел?

— Я… к Добровольской пришел. Я ее одноклассник, — сказал Матвей, понимая, что сейчас не самый подходящий момент обращаться к нему с просьбой.      — Ну вот видишь, это всего лишь одноклассник, — сказал капитан Тихонов.

— А зачем он ковырялся в замке? – не успокаивалась бдительная соседка.

— Она дала мне ключ, чтобы я забрал костюм для спектакля. Она сейчас на репетиции, — Матвей повертел ключом перед носом тети Вали. — Только ключ почему—то не подходит. Наверное, перепутала. Придется возвращаться без костюма. Ну, я пошел.

Матвей и сделал шаг к лестнице.

— Иван Николаевич, и вы его просто так отпустите? – заволновалась тетя Валя. – А если он вернется ночью и все же залезет в квартиру?

— Погоди—ка, — Гошкин отец преградил ему путь. – Говоришь, учишься с Милославой?

— Да, — Матвей полез в карман куртки и вытащил школьный пропуск. – Нате, смотрите. Школа та же, класс тот же.

Он специально держал пропуск так, чтобы большой палец перекрывал фамилию. Еще не хватало, чтобы они ее заметили.

— Ну что, убедились? До свидания.

Не успел Матвей пробежать и одного лестничного пролета, как столкнулся с поднимающейся Милославой.

— Опять ты? — вскрикнула она, отпрянув в сторону. – Я же тебе сказала – отстань от меня!

— Это твой одноклассник? – спросил сверху капитан Тихонов.

— Какой одноклассник? Я его вообще не знаю. Утром в первый раз увидела, он около нашей двери отирался!

Матвей сделал гигантский прыжок через пять ступеней сразу и с грохотом помчался вниз. Объяснять что—либо было бессмысленно, его уже и обвинили, и приговорили. Вслед ему несся пронзительный вопль соседки:

— Я же вам говорила—а—а!

Выскочив на улицу, Матвей ринулся к соседнему подъезду, возле которого не горел фонарь. Когда стало понятно, что никто не собирается его преследовать, Матвей побрел на детскую площадку. Свет от фонарей туда не попадал, и можно было не бояться, что его заметят из окон.

Карусель тихо вращалась, и на ней кто—то сидел. Матвей настороженно замер.

— Это я, — сказал знакомый голос.

У Матвея уже не было сил удивляться. Он подошел к карусели и запрыгнул на холодную железную дугу.

— Ватрушкин, тебе заняться больше нечем? – устало проговорил он. – Что ты за мной ходишь?

— Ничего не получается? – спросил Веня.

Матвей подавил тяжелый вздох. Да, у него вообще ничего не получается. Все, что он пытается сделать, заканчивается провалом. Он потерял все, что у него было, и оказался на улице, одинокий и никому не нужный. Это она все у него отняла, чужая девчонка с дурацким именем. Милослава. Она заняла его место.

Матвей поднял голову и с тоской посмотрел на освещенные окна своей квартиры.

— Я не знаю, что делать, — вырвалось у него. – Я домой хочу.

Веня спрыгнул с карусели.

— Пойдем.

— Куда?

— Ко мне. Ты же не можешь ночевать на улице.

— К тебе?! – насмешливо воскликнул Матвей. – А я до утра доживу? Судя по сегодняшней репетиции – шансов немного.

— А у тебя там, ну, в твоем мире, все точно так же? — тихо спросил Веня. Матвей ногой остановил карусель напротив него.

— Ты о чем?

— Весь класс так же от меня шарахается? Там я тоже для всех… недоразумение?

Матвей удивленно посмотрел на Веню, но лица в темноте разглядеть не смог. Надо же! Никогда бы не подумал, что Ватрушкина задевают школьные насмешки. Он же всегда улыбался в ответ на издевки и безропотно удалялся, когда его прогоняли.

— Поверь мне, Ватрушкин, — сказал Матвей, — лучше уж быть недоразумением в двух реальностях, чем совсем исчезнуть из одной.

— Значит, не пойдешь? – полуутвердительно произнес Веня.

Матвей вздохнул.  Вариантов—то на самом деле немного – либо ночь на улице, либо опасное соседство с Ватрушкиным. В школу все равно уже не пустят, слишком поздно.

— Ладно, пошли. Только сразу предупреждаю – тебе придется найти для меня какой—нибудь гигантский бутерброд.  Иначе в твой послужной список добавится еще один несчастный случай.

— Я этого не допущу, — заверил Веня. – У нас в холодильнике целая кастрюля голубцов.

— Какой веский аргумент! — воспрянул духом Матвей.

 

11

Ватрушкин жил через две улицы в высотном доме, на тринадцатом этаже.

— Почему—то я не удивлен, — пробормотал Матвей в лифте, когда Веня нажал на кнопку с цифрой тринадцать.

— Что? – не расслышал тот.

— Нет, ничего… Давай договоримся, что будем врать твоим родителям. Чтоб одинаково было.

— Не надо ничего врать. Лана на работе.

— Кто?

— Лана. Моя тетя.

— А остальные?

— Остальные? — улыбнулся Веня. – Не беспокойся, ни черепаха, ни золотая рыбка тебя даже не заметят.

В квартире пахло чем—то сладким и печеным. У голодного Матвея закружилась голова от упоительного аромата.

— Обалдеть! Как в кондитерской, — восхищенно выдохнул он.

— Это Лана… творожную запеканку сделала, — объяснил Веня. – На завтрак. Она придет только в одиннадцать утра, поэтому заранее…

— Она у тебя в ночную работает?

— Сегодня да.

— Это хорошо.

Пока у  Вени в кухне что—то гремело и опрокидывалось, Матвей прошелся по комнатам. Раз уж попал сюда, надо посмотреть, как живут такие чудаки. Сказал бы кто Матвею раньше, что он придет в гости к Ватрушкину, будет делить с ним ужин и ночлег, он ни за что не поверил бы.. Он дома у Ватрушкина! У того самого, печально известного Ватрушкина из седьмого «Б», которого все старались обходить стороной. Это было что—то из области фантастики. Примерно то же самое, что и параллельные вселенные.

В комнате Ланы не обнаружилось ничего интересного. Обычная картина – чисто, аккуратно, все на своих местах — вазочка на подоконнике, какое—то вязание на столе, рамка с черно—белой фотографией, где две девчонки обнимаются и хохочут в камеру —  в общем, скучно, как у любой другой мамы. Ну, или тети. Из общей картины выбивалась только гитара на стене, к тому же не обычная, желтая, а почти красная. Хотя, почему бы Ватрушкинской тетке не иметь гитару? Может, она в далекой молодости ходила с ней в походы и пела песни у костра? Чем еще было заниматься в те давние времена, когда не было ни компьютеров, ни интернета? Жуть, бедные люди!

В комнате Ватрушкина сразу бросились в глаза двухъярусная кровать, полки с книгами и три больших красочных постера над письменным столом. Матвей подошел ближе. На каждом было одно и то же женское лицо, но в разных ракурсах. Артистка, что ли, какая? Новая хохма — неудачник Ватрушкин влюбился в актрису!

— Это моя мама, — застенчиво сказал Веня, подходя сзади к Матвею. – Она у меня певица. Правда, красивая?

Матвей ошеломленно оглянулся на него.

— Мама? Ты не врешь? А где она сейчас?

— В Москве живет.

— А ты почему здесь? Почему не с ней?

— Ну… у нее концерты, гастроли… А мне учиться надо… Я пока с Ланой. Но она меня обязательно заберет к себе…

— Когда заберет?

— Скоро уже. Может, даже в следующем году. Пойдем, я уже разогрел.

Матвей отправился вслед за ним на кухню.

— Слушай, может, ты расскажешь все по порядку? – спросил Веня, дождавшись, когда Матвей расправится с тремя голубцам. – Что это за человек на машине? И как ты вообще сюда попал?

Веня разлил чай по бокалам, уселся напротив Матвея и приготовился внимательно слушать. Даже снял висящие на шее наушники и убрал их в карман. Матвею понадобилось десять минут и два куска запеканки, чтобы посвятить Ватрушкина во все детали. Одновременно закончив жевать и говорить, он сыто откинулся на мягкую спинку кухонного дивана.

— Все верно, — сказал Веня. – Нам действительно нужен этот рыбак.

— Нам? – переспросил Матвей.

— Ну… то есть… — Веня смутился.

— Слушай, Ватрушкин, мы, конечно, можем вместе подумать, что делать дальше, но выбираться я буду сам, — твердо сказал Матвей. – Без обид. С твоей помощью я тут навечно застряну. Ну, ты понимаешь.

— Ладно, — покорно кивнул Веня. – Но рыбака ты сам не найдешь. Тут надо подключать взрослых.

— Я уже пытался «подключить» нашего соседа. Только из—за этих двух психопаток теперь и на глаза ему попадаться нельзя. Живо арестует.

— Знаешь что? Нужно все рассказать Олегу Денисовичу. Он всегда помогает в трудных ситуациях.

— Ты что, рехнулся? Денисычу? Да ни за что! Он меня терпеть не может!

— Но не в этой вероятности.

— Нет, исключено. Не хочу я его ни о чем просить. Да и не поверит он.

— Ну а вдруг?

— Ватрушкин! Как он поверит в такое? Я и сам до сих пор не верю!

— Но он может найти адрес. У него знакомый в ГИБДД работает.

— Откуда ты знаешь?

— Ну, помнишь, к нам на классный час гаишник приходил, рассказывал про всякие ситуации на дороге?

— Не помню, — буркнул Матвей. Может, и было такое. Откуда ему знать, что творится на классных часах, если он их не посещает?

— Перед уроком они общались в коридоре, — продолжил Веня. – Олег Денисович называл его как—то по—свойски, значит, они давно знакомы. А может, ничего ему не рассказывать, а просто попросить найти машину?

— Слушай! Я не хочу общаться с классным! – рассердился Матвей. – Знаешь, что он  мне сказал? Хотя, неважно. Мы с ним практически враги. Я не буду его ни о чем просить.

— А у тебя есть выбор? – спросил Веня.

Матвей промолчал. Какой уж тут выбор? Ситуация не та, чтобы привередничать. Хотя, папа говорит, что выбор есть всегда. Просто что—то ты выбираешь с удовольствием, а что—то – через силу.

— Может, завтра пойти в полицию? – предложил Веня.

— Ага, и сдаться! Сказать, что это я малышню режу в подворотне, и чужие квартиры вскрываю, – с усмешкой подхватил Матвей. – Вот Гошкин отец обрадуется.

— Да нет, я о другом. Можно сказать, что тебя два дня назад подвозил человек на машине, а ты у него в салоне что—то забыл. Ну, куртку там, или кепку. Может быть, дадут адрес?

— Нас и слушать никто не будет. Скажут, ведите родителей, пусть они заявление пишут.

— А если… Лану попросить, чтобы она сходила с нами?

— Еще и тетку твою втягивать! Она спросит – почему твои родители этим не занимаются? Блин, как все запутано! Заварила кашу эта… Милослава. Все из—за нее! Хожу теперь как бомж, весь грязный, — Матвей потер руками бурые разводья на джинсах.

— При чем тут Милослава? – пожал плечами Веня. — Это же ты влез в ее мир, а не она в твой. А то, что грязный – не проблема. Одежду постирать можно. Хочешь?

Матвей хотел. Поборов колебания, он натянул на себя предложенные Веней вещи – футболку и легкие спортивные штаны, которые, правда, были ему коротковаты.

— Проверь карманы в джинсах, — сказал Веня, пикая кнопками на стиральной машине. – А то я вечно что—нибудь забываю вытащить — деньги, ключи, печенье… Лана ругается и грозится в следующий раз запихнуть в машинку меня.

Матвей быстро ощупал пустые карманы джинсов и засунул их в барабан. Запустив машину, принялся осматривать куртку.

— Ого, сколько карманов! – восхитился Веня. – Десять? Двенадцать?

— Восемнадцать, — гордо сказал Матвей, опустошая один карман за другим. – Мне папа ее из командировки привез, из Канады. Я заказывал такую, чтоб карманов было побольше. Знаешь, как удобно!

На кухонном столе появились школьный пропуск, школьная проездная карта, ключи, десятирублевая монета, оставшаяся от полтинника Леи, аптечная дисконтная карта, которую он забыл вернуть маме в воскресенье, и телефон.

— Классная модель, — Ватрушкин провел пальцем по экрану. – Я тоже такую хотел, только Лана сказала, что терять дешевые телефоны приятнее… Он ведь у тебя 4G поддерживает?

— Да, только он почему—то сегодня не работает. Как будто симка заблокировалась.

— То есть, вчера работал, а сегодня перестал? – уточнил Веня.

Матвей кивнул.

— Хочу позвонить, а он пишет – «только для экстренных вызовов».

— Наверно, в этой вероятности твой номер у кого—то уже есть, — предположил Ватрушкин. — Поэтому второй, точно такой же, здесь не работает. Его как бы нет.

— Точно! Мне же мама эту симку покупала, значит, и… этой тоже! – воскликнул Матвей. – Получается, мой номер у нее?

— Может быть.

— Вот я и говорю – всё у меня отняла… Даже телефон!

 

12

Вскоре стиральная машина подала сигнал, что стирка окончена. Матвей вспомнил, что проверил еще не все карманы куртки и вернулся к своему увлекательному занятию. К куче на столе добавились несколько билетов за проезд, магнит на холодильник и…  Вот это сюрприз!

— Вау! – взревел Матвей во всю глотку.

Веня вздрогнул от неожиданности и выпустил из рук пакет со стиральным порошком. Пакет тяжело шлепнулся на пол, и на линолеуме образовалась белая горка с синими крапинами. Сразу запахло ненастоящим, химическим лимоном.

— Смотри, что у меня есть! – Матвей торжественно продемонстрировал Вене пятитысячную купюру. – Вот я тормоз! Целый день голодал, в маршрутку не мог сесть, автобуса ждал, а у меня в кармане было целых пять тысяч! Мне же мама перед отъездом дала, а я забыл. Ну, теперь живу!

Матвей залез в последний карман и извлек сложенный вчетверо листок. Веня горстями собирал с пола порошок, с любопытством следя за гостем.

— А это что?

— Что, что… Донос. Твой распрекрасный Денисыч написал моим родителям, чтобы в школу пришли. Я отдать не успел. Теперь, наверное, и не отдам. Можно порвать.

— Стой! – воскликнул Веня, выхватывая лист из рук Матвея. – Зачем рвать? Это же доказательство. Для Олега Денисовича.

— Я не собираюсь ему ничего доказывать.

— Завтра ты покажешь ему эту записку. Думаешь, он не узнает свой почерк? А подпись? – Веня потряс листком перед лицом Матвея. – Его подпись подделать нереально, все это знают. Как он объяснит, откуда у тебя письмо, которого он никогда не писал? Причем, адресовано оно родителям ученика, который никогда у него не учился? Ему останется только поверить. Понимаешь?

Взгляд Ватрушкина горел вдохновением. Огоньки кухонной люстры отражались в треснутых стеклах очков, и казалось, что лицо Ватрушкина светится изнутри. Матвей никогда его не видел таким оживленным и уверенным. Он говорил четко и правильно, не спотыкаясь, как обычно, на каждом слове. Это был какой—то другой Ватрушкин, не тот, которого Матвей каждый день встречал в школе.

— А в разных вероятностях люди отличаются друг от друга? – спросил Матвей. – Ну, к примеру, Денисыч там и Денисыч здесь – они разные? По характеру.

— Думаю, люди везде одинаковые, во всех вероятностях, — сказал Веня, запуская стиральную машину с загруженной в нее курткой.

— Что значит «во всех»? Их что, много? – удивился Матвей.

— Конечно. Сотни, тысячи. А может, и больше.

— Как это?

— Ну… — Веня сосредоточенно потер лоб, задел заклеенную бровь и поморщился. – Вот, смотри. Я представляю это так.

Он принес из комнаты лист бумаги и карандаш. Сдвинул бокалы в сторону, расположился за столом и нарисовал на листе неровный вертикальный овал.

— Это событие.

— Какое?

— Любое. Ну, например, школьная команда играет в футбол.

Ватрушкин криво вписал в овал слово «футбол».

— Событие? Событие. У него будут последствия, ведь чем—то оно должно закончиться. Какие есть варианты?

— Понятно, какие – либо проиграют, либо выиграют.

Веня провел в сторону от овала длинную горизонтальную черту, затем, чуть ниже, еще две, почти параллельно друг другу. Матвей заинтересованно следил за его художествами.

— Здесь они выиграли, здесь проиграли. Вот это и есть вероятности. То есть возможные продолжения события.

— А третья зачем?

— А если ничья? А если матч сорвется из—за дождя или по другой причине? – Веня дорисовал еще две черты. – Вариантов много. Ситуация может повернуться по—разному. И последствия будут тоже разными. Вот здесь, — он показал на верхнюю прямую, — все радуются и получают подарки. Здесь – огорчаются и завидуют победителям. Ну и так далее. Есть теория, что все вероятности одинаково реальны. Все варианты события существуют одновременно, в разных вероятностях.

— То есть я живу и в других вероятностях тоже? – ошеломленно воскликнул Матвей.

— Почему нет? Я же живу. Я есть и в твоей реальности, и здесь. И еще где—то.

— Обалдеть!

— Есть мелкие события, как футбольный матч, а есть глобальные, которые меняют дальнейшую жизнь. А раз последствия разные, вероятности могут очень сильно отличаться друг от друга. Так и с тобой. В одной вероятности у твоих родителей дочь, а в другой — сын. И изменения касаются только твоей семьи. Ну, еще тех, кто с вами связан. А все остальные живут точно так же. Поэтому и я, и наш класс, и твои соседи – все мы есть в этой вероятности. А о тебе никто ничего не знает, потому что тебя здесь никогда не было. Ясно теперь?

Матвей помолчал, переваривая услышанное. Потом сказал неуверенно:

— Но это все только предположение. Ты сам сказал – теория. Это же не доказано.

— А ты? – Веня посмотрел на него серьезно. – Разве ты не доказательство?

Теперь Матвей молчал дольше. Кусочки непростого пазла пытались выстроиться в его голове в единую картину. Как можно жить одновременно в разных реальностях? Он ведь не сомневается, что живет только в одной. Про другие вероятности он ничего не знает, значит, его там и нет. Но как же Гошкин отец и тетя Валя? Они есть и там, и здесь. Он видел их собственными глазами в обеих вероятностях. Те, которые живут «здесь», ничего не знают о своих двойниках «оттуда». И тоже удивились бы, если бы им об этом сказали. А Ватрушкин? Вернее, Ватрушкины. Их тоже двое, и каждый живет своей жизнью, в своем измерении. И считает, что именно его вероятность самая реальная.

Нет, это за гранью человеческого понимания.

— Так эти твои вероятности все—таки параллельные? – задал Матвей давно мучавший его вопрос. – Тогда как они пересеклись? Как я сюда попал?

— Не знаю. Наверно, произошло что—то такое… В общем, их что—то сильно колыхнуло.

— Как это «колыхнуло»?

Веня порывисто вскочил, чуть не смахнув со стола бокалы и сахарницу.

— Пошли.

— Куда?

— Покажу, как это было.

Матвей как загипнотизированный отправился вслед за ним. Веня привел его в комнату Ланы и показал на гитару.

— Видишь струны? Представь, что это параллельные реальности. Вот эта и эта, — показал он на соседние струны, — наши с тобой вероятности.

— Ну?

— А теперь смотри!

Веня оттянул мизинцем две крайние струны и резко отпустил. Гитара издала пронзительный звук. Вибрирующие струны на глазах превратились в широкие дрожащие полоски, и уже невозможно было различить, где кончается одна и начинается другая. Струны практически слились в одну.

— Вот, примерно так. Что—то их взбудоражило, и они перемешались. Но что вызвало колебания, я не знаю. Наверно, что—то очень мощное.

Матвей зажал ладонью гриф.  Гул оборвался.

— Ватрушкин, откуда ты все это знаешь? Нам в школе такого не рассказывали.

— Мне нравится… Я интересуюсь… давно уже, — вдруг засмущался Веня и снова стал прежним – нерешительным и словно в чем—то виноватым. С таким Ватрушкиным общаться было привычнее, и у Матвея прорвался обычный, насмешливо—снисходительный тон.

— Интересуешься? Ты же только вот этим интересуешься, — он подергал за наушник, свисающий из кармана Вени. – Музыкой своей, из—за которой не видишь и не слышишь ничего!

— Это не музыка, — застенчиво улыбнулся тот.

— Как не музыка? А что же ты постоянно слушаешь? Наушники из ушей не вынимаешь.

— Это книги.

— Какие книги?

— Фантастические. О параллельных реальностях.

 

Матвей едва дождался, когда закончится стирка. Ноги налились тяжестью, голова гудела, и ее все время хотелось куда—то прислонить. Становилось все труднее держать глаза открытыми. Этот бесконечный день совсем вымотал его. Веня, видимо, заметил его осоловевший взгляд, и позвал укладываться.

— Ты где больше любишь спать, наверху или внизу? – спросил он. Матвей выбрал верх. Веня молча забрался по лесенке и начал скатывать в рулон одеяло с подушкой. Матвей тупо следил за его действиями.

— Это моя постель, — пояснил Ватрушкин. – Я уберу ее вниз, а тебе постелю чистую наверху. Правда, одеяла у нас больше нет… Но ничего, я отдам тебе свое, а сам возьму плед. У нас уже три дня тепло, не замерзну.

Матвей промолчал. Удивляться, а тем более, спорить было лень. И спрашивать, зачем одному Ватрушкину двухъярусная кровать, тоже. Общаться вообще не было желания. Матвей забрался на второй этаж и с наслаждением вытянулся во весь рост.

Веня потушил лампу. Матвей натянул до подбородка легкое как пух одеяло. Приятно гладкий пододеяльник пах свежестью и утюгом, совсем как дома. Рассеянный свет от фонарей и уличной рекламы, пробиваясь сквозь неплотно задернутые шторы, чертил на стене замысловатые геометрические фигуры. От знакомого запаха, от этой игры света и тени становилось по—домашнему хорошо и спокойно. Даже можно было помечтать, что лежишь в своей комнате, в уютной постели, защищенный родными стенами. И весь сегодняшний кошмар остался за пределами этой комнаты.

Матвей закрыл глаза и начал стремительно проваливаться в сон. Уже где—то на границе, между сном и явью, он услышал чьи—то осторожные шаги. Матвей мгновенно проснулся. Он приподнялся на локте и прислушался. Тишина. Видимо, показалось. Что ж, неудивительно, после сегодняшнего сумасшедшего дня и не такое померещится.

Матвей упал на подушку. Поерзал немного, устраиваясь, глубоко вздохнул и затих. И в этот момент совершенно отчетливо услышал шаги где—то за пределами спальни. Кто—то явно крался по коридору, замирал на мгновение, и снова начинал двигаться. Матвею внезапно стало жарко. Сердце заскакало в бешеном ритме. Кто это может быть? Тетя вернулась? Чего она тогда крадется, как воровка?

— Ватрушкин! – зашептал Матвей, свесившись через перекладину. _ Ватрушкин, ты спишь?

— М—м—м, нет еще, — сонно промычал Веня.

— Ватрушкин, проснись. У вас там кто—то ходит.

— Чего?

— Кто—то ходит по коридору. Я слышал шаги.

— Какие шаги?

Веня, наконец, проснулся. Сел на постели, потирая руками лицо. Потом нащупал свои очки, лежащие возле подушки.

— Ты слышишь? – громким шепотом спросил Матвей.

— Ничего не слышу, — зевнул Веня.

— Тихо! Молчи!

Наступила тишина. Ничего, ни единого звука, кроме тиканья настенных часов и далекого шума шоссе за окном.

— Он услышал, что мы проснулись и притаился!

— Да кто он?

— Не знаю, кто. Это твой дом. Вот сам и разбирайся.

Веня встал и, шлепая босыми ногами, пошел в коридор. Разбираться. Матвей поежился. Вот безбашенный! А если его там пристукнут? А потом доберутся и до него, Матвея. Вовсе неудивительно, что воры выбрали квартиру Ватрушкина. Но почему именно в ту ночь, когда здесь находится совершенно посторонний человек?

Из коридора раздался смех Вени:

— Ой, да это же Тузик!

От его веселого голоса Матвея немного отпустило. Он понял, что сегодня, скорее всего, останется в живых.

— Какой еще Тузик? – ворчливо спросил он. – Ты не говорил, что у тебя еще и собака.

— Да не собака. Тузик – черепаха, — ответил из коридора Веня.

— Черепаха?! – изумился Матвей. – Твою черепаху зовут Тузик?

— Ну да. А что такого?

Веня вернулся в комнату и запрыгнул в постель.

— Все, я его запер в кухне. Он больше не будет топать.

Матвей опустил голову на подушку. Сна уже не было — весь растворился в адреналине. Он полежал немного и вдруг рассмеялся.

— Ты чего? — спросил снизу Веня. По голосу было слышно, что он тоже улыбается.

— Боюсь спросить, как зовут твою рыбку. Дай—ка угадаю. Мурка?

— Нет, Фишка.

— Почему Фишка?

— От английского «фиш» — рыба.

— Да, Ватрушкин, ты, оказывается, большой оригинал. Король креатива.

— Ну, ты уже решил? — спросил Веня некоторое время спустя, когда у Матвея, наконец, стали слипаться глаза.

— Что решил?

— Пойдем ли мы завтра к Олегу Денисовичу.

— Решил.

— Здорово! – обрадовался Веня.

— Решил, что не пойдем, — категорично заявил Матвей, отворачиваясь к стене.

 

13

— Ребята, это шутка? – торопливо поинтересовался Олег Денисович, спеша по коридору к своему кабинету, нагруженный аккордеоном, классным журналом и стопкой тетрадей.

— Олег Денисович, это не шутка! – горячо воскликнул Веня. – Это все правда. Разве я вас когда—нибудь обманывал?

Матвей молча топал сзади. Он с самого начала был против этой сомнительной затеи. Разве нормальный, адекватный человек может поверить в подобный бред? Тем более, такой вредный, как Денисыч. Но Ватрушки проявил невероятное упорство, и Матвею волей—неволей пришлось тащиться вместе с ним в школу.

— Вениамин, друг мой, мне вполне хватает твоих реальных историй. Если ты еще начнешь сочинять подобные небылицы – это будет перебор, — рассеянно ответил классный руководитель, берясь за дверную ручку. – А почему кабинет открыт? Ах да, я же просил наших девчонок прийти убраться в подсобке. Наверное, забыли запереть.

Матвей и Веня вошли в кабинет вслед за ним. Олег Денисович расположился за своим столом.

— Ну, затейники мои, давайте сначала. Если я правильно вас понял, вот этот молодой человек по имени…

— Матвей Добровольский, — с готовностью подсказал Веня.

— Матвей Добровольский, — повторил учитель, — немного перепутал реальности, и вместо того, чтобы спокойно существовать в своей, попал в нашу, где его место уже занято. А занято оно девочкой Милославой Добровольской, которая по странному стечению обстоятельств учится в его классе и живет в его семье. Вместо него. Так?

— Да, так. Но только никакое это не «стечение обстоятельств». Все закономерно. Просто он попал в такую вероятность, где у его мамы родилась дочь, а не сын, — поправил Веня.

— Ах, вот даже как? – приподнял брови Олег Денисович.

— Ватрушкин, пошли отсюда, — буркнул Матвей. – Ты что не видишь, что над тобой издеваются? Тебе все равно никто не поверит.

Олег Денисович повернулся к нему.

— Так, турист из параллельного мира, ну—ка иди сюда. Чего ты там пыхтишь в углу, как сердитый еж?

Матвей сделал два шага вперед и мрачно сказал:

— Потому что я сразу был против.

— Против меня? – уточнил классный руководитель.

— Да, — с вызовом бросил Матвей.

— Почему, можно поинтересоваться?

— Потому что знаю вас, и уже давно. Вы меня терпеть не можете.

Олег Денисович усмехнулся:

—  Занятно слышать такое от человека, которого видишь в первый раз.

— В первый? – воскликнул Матвей и бросил на стол школьный пропуск. – А на это что скажете? Ватрушкин, дай свой.

Веня послушно вытащил из кармана пропуск и положил рядом.

— Смотрите, смотрите! – напористо проговорил Матвей. — Они совершенно одинаковые. Школа, класс, печати, подписи. Фамилию прочитайте. Ну что? Или будете утверждать, что мой пропуск поддельный?

Олег Денисович внимательно изучил пластиковый прямоугольник и спокойно сказал:

— Это ничего не доказывает. При желании и паспорт можно подделать.   Матвей с ловкостью факира достал следующий козырь.

— А это доказывает?

Олег Денисович взял сложенный вчетверо листок и развернул.

— Что это? – спросил он слегка озадаченно.

— А на что похоже? – ехидно поинтересовался Матвей. Веня бросил на него укоризненный взгляд – мол, нельзя же так, человек нам помогает. А что пока не верит, так это нормально.

— Ничего не понимаю, — пробормотал учитель. – Почерк похож на мой, подпись тоже… Но я такого не писал.

— Писали, Олег Денисович, писали, только в другой вероятности, — горячо заговорил Веня. – Листок—то тоже ваш, из вашего ежедневника. Вы проверьте.

Олег Денисович подвинул к себе ежедневник и стал его листать, отыскивая ту страницу, которая была вырвана.

— Вот она! – одновременно воскликнули Матвей и Веня, когда он долистал до нужной даты. Страница находилась на своем законном месте и была совершенно чистой.

— Эта страница может быть из другого ежедневника, — не совсем уверенно произнес учитель.

— Олег Денисович, да сколько можно! – взбунтовался Матвей. – Допустим, мы все это подстроили, пришли к вам, морочим голову… Но для чего, скажите пожалуйста!

— Вот и я думаю – для чего? – недоумевающе проговорил тот.

— Там, на обратной стороне черточки, — сказал Веня, показывая на листок в его руке.

— Какие черточки?

— Ну, красные такие черточки. Я видел вчера, когда разворачивал.

Олег Денисович перевернул листок. В верхнем углу, действительно, проступали две красные закорючки, как будто кто—то торопливо черканул, расписывая ручку.

— Ну, листайте, — нетерпеливо сказал Матвей, видя, что учитель не спешит перевернуть страницу в своем ежедневнике. Он даже не сомневался, что увидит там точно такие же красные черточки. Судя по всему, Олег Денисович тоже это предполагал, поэтому и медлил.

— Убедились? – подчеркнуто спокойно произнес Матвей, когда страница, наконец, была перевернута, и классный руководитель огорошено уставился на абсолютно одинаковые закорючки. – Или это тоже мы начертили?

— Матвей, перестань, — прошептал Веня. – Человеку надо привыкнуть.

Олег Денисович обхватил голову руками и замер.

— Да, еще кое—что, — вспомнил Матвей. – В понедельник, после шестого урока, вам звонил какой—то человек. Его звали как—то смешно, не помню. Он просил перенести свой праздник с пятницы на субботу. И что—то говорил про удава и танцы.

Олег Денисович поднял глаза.

— Да, звонил. Но откуда ты…  Ведь я был один, я точно помню.

— В моей вероятности вы были со мной. Мы разговаривали. Потом забежал Белкин за дневником, а потом вам позвонили, вы отошли в подсобку, но говорили громко, и я кое—что слышал. Вы называли его… сейчас… я вспомню… Что—то похожее на … «Бутерброд Гематогенович».

— Действительно… Ратибор Гермогенович.

— Вот видите. Откуда я это мог узнать?

— Теперь верите, Олег Денисович? – с надеждой спросил Веня. – Вы нам поможете?

Учитель ошеломленно молчал, уставившись куда—то в пустоту. И вдруг, в полной тишине раздался звенящий от удивления голосок:

— Так это что, правда? Кроме шуток?

Все обернулись как по команде. В дверном проеме подсобки стояла Милослава. С округленными глазами и неизменным ободком на голове.

Первым опомнился Матвей.

— Ну вот, еще одна лазутчица. Что—то много шпионов для одного класса. Чего ты здесь вынюхиваешь?

— Я ничего не вынюхиваю, — вяло огрызнулась та. – Я убиралась. А потом вы пришли, и стали так увлеченно обсуждать…

— Что у тебя сразу выросли уши, чтобы лучше слышать, — подхватил Матвей, — и отнялись ноги, поэтому ты не смогла выйти и показаться.

— А вы сейчас все это говорили… серьезно?

— Нет, спектакль разыгрывали. Специально для любопытных Варвар.

— Ну, хватит! — вскочил Олег Денисович. – Милослава, раз ты все слышала, иди сюда. Тем более, тебя это тоже касается.

Милослава медленно, как во сне, вышла из подсобки.

— Встаньте—ка рядом, — попросил учитель, совсем не по—учительски присаживаясь на край своего стола.

Матвей недовольно дернул плечом и не сдвинулся с места. Вот еще, вставать рядом с ней. После того, как она не стала ему помогать, да еще сдала с потрохами Гошкиному отцу.

Милослава нехотя подошла и остановилась в метре от Матвея. Олег Денисович схватил их обоих за плечи, плотно придвинул друг к другу и принялся внимательно разглядывать. Матвей скосил глаза на Милославу. Она оказалась на полголовы выше, перед самыми его глазами болталась золотая сережка на аккуратной розовой мочке. Матвей наклонил голову и отодвинулся в сторону, насколько позволяли крепкие руки учителя.

— Ну и дела! – растерянно проговорил Олег Денисович, отпуская их. — Вы и правда похожи. Даже выражение лица сейчас одно и то же. Вы меня не дурачите? Вы точно не родственники?

— Нет! — разом выкрикнули оба, не глядя друг на друга.

— Может, поговорим о деле? — подал голос Ватрушкин. – Человеку надо как—то возвращаться к себе.

Все обернулись к нему.

— Ватрушкин, а ты—то как сюда вписался? – спросила Милослава. – Ты ведь тоже не должен знать этого… — она кивнула на Матвея, — пришельца.

— А Ватрушкин у нас научный фантаст, — с некоторой долей иронии сказал Матвей. – Он разработал теорию вероятностей, которые существуют одновременно.

— Это не я разработал, — смущенно пробормотал Веня. — Это…

— Скорее уж, теорию невероятностей! – насмешливо перебила Милослава, но взгляд у нее был вовсе не насмешливый, а какой—то напряженный. Растерянный, и в то же время удивленный. Она явно не понимала, как себя вести в подобной ситуации. Она верила и не верила одновременно. Скорее, даже верила. Но не хотела в этом признаться.

— Ну—ка, Вениамин, объясни нам про эти твои вероятности, — сказал Олег Денисович. – Только четко, доступно и коротко.

Ватрушкин задумчиво почесал нос, подошел к доске и взял мел.

 

— Интересненько получается, – ехидно прищурилась Милослава, когда они втроем вышли из кабинета. Олег Денисович велел им ждать в коридоре, а сам принялся звонить своему другу из ГИБДД.

— Ты о чем? – не понял Матвей.

— Выходит, ты мой брат?

— Почему это брат?

— А кто ж еще? Родители одни и те же. И день рождения у нас один. Значит, не просто брат, а еще и близнец!

За ее показной насмешливостью проскальзывала самая настоящая ревность. Матвей ощущал нечто подобное. Как смириться с таким абсурдным фактом, что ты мог вовсе не появиться на свет? И что твои родители продолжали бы преспокойно и счастливо жить без тебя и любить другого ребенка?

— Да нет, вы не брат с сестрой, — сказал Веня. – Скорее, вы один и тот же человек. Вернее, разные варианты одного человека.

— Еще чего! – возмутилась Милослава. – Я никакой не вариант.

— Не вариант, — подхватил Матвей. – Ты копия. Клон. Женского пола.

— Твоя, что ли, копия? С чего это ты взял, что оригинал — ты?

— Потому что моя реальность — настоящая. А эта твоя вероятность – просто мой бред!

— Как раз моя вероятность – самая реальная. Между прочим, ты сейчас в ней находишься. А вот где твоя – это еще вопрос. И существует ли она вообще? Может, только в твоем воспаленном воображении?

— Существует, не беспокойся! И я туда вернусь, можешь быть уверена!

— Обратно в свою палату ты вернешься, к людям в белых халатах.

Из кабинета вышел Олег Денисович, и все разом смолкли.

— Ну что? – с надеждой спросил Веня. – Получилось?

— Да, Вот адрес твоего рыбака. Только имей в виду, это адрес по прописке, — сказал Олег Денисович. — Он может жить в совершенно другом месте.

Матвей посмотрел на адрес и подпрыгнул:

— Озерки! Я так и знал, что он там живет! Я вчера сто раз этот поселок обошел. Только не нашел никого.

— Теперь есть номер дома, найдем, — уверенно сказал Веня.

Матвей хотел возразить, что теперь, когда есть номер дома, он и сам справится, и такая обуза в виде несчастного лузера ему вовсе не нужна. Но промолчал. Подумал вдруг, что снова останется один. Лучше уж кто—то будет рядом. Пусть даже Ватрушкин.

— А почему его зовут Георгий Иванович Рябинин? – спросил Веня, заглядывая в листок через его плечо. – Ты же говорил – дядя Егор.

— Ну да, Егор… И правда, почему здесь Георгий?

— Это одно и то же имя, — сказала Милослава. – Полностью Георгий, коротко — Егор.

— Вовсе не обязательно, — покачал головой Олег Денисович. – Это могут быть и разные имена.

Матвей махнул рукой:

— Да ладно, на месте разберемся.

— Вы все поедете? – спросил Олег Денисович.

— Я — нет. Мне в музыкалку надо, — сообщила Милослава и, взглянув на часы, заторопилась. Схватила свою сумку из подсобки и гулко застучала каблучками по коридору.

— Ну, прямо звезда эстрады! Она у нас и поет, и играет! – язвительно высказался ей в спину Матвей.

— И танцует! – бросила Милослава через плечо.

— Так, ребята, мне тоже пора, — сказал Олег Денисович. – Езжайте. И чтобы ко второй смене были здесь как штык, понятно? Другая вероятность – это еще не повод уроки прогуливать.

 

14

До Озерков ребята добрались на удивление быстро и без происшествий, и уже через полчаса входили на территорию коттеджного поселка через главные ворота. Настежь распахнутые железные створки покачивались от редких порывов ветра.

— Тут даже спросить не у кого, — сказал Веня, останавливаясь посреди пустой дороги. – Где все?

— Хороший вопрос, — отозвался Матвей. – Я вчера по этому поселку—призраку больше трех часов бродил. Встретил от силы пятерых.

— Какой там адрес? – Веня развернул листок. – Улица Длинная, дом тридцать. Пошли искать.
Улица Длинная обнаружилась в самом конце поселка.

— Вчера, вот на этой самой улице, – сказал Матвей, когда они прошли несколько домов, – одна противная пигалица мне весь мозг выклевала.

— Вон та? – показал Веня на маленькую фигурку в светлом пальтишке, копошащуюся на лужайке соседнего коттеджа.

— Точно, она!  Пошли скорей отсюда, видеть ее не хочу, — прошипел Матвей. – А слышать тем более.

Веня остановился.

— Не получится. Придется и видеть, и слышать. Это и есть дом тридцать.

— Как тридцать?

Матвей уставился на табличку с номером, расположенную на калитке, прямо над кнопкой домофона. И в самом деле, тридцать. Так это что же получается? Дядя Егор проживает в этом самом доме, возле которого он вчера потерял кучу времени и нервов? Получается, что эта пигалица его дочь?

— Вот пиявка болотная! – в полный голос воскликнул Матвей. – Эй, мелкая, а ну—ка иди сюда! Все же надо было тебе вчера в лоб дать!

— Что ты на нее набросился сходу? Она же маленькая. С детьми по—хорошему надо, — сказал Веня. – Как ее зовут?

— А ты спроси.

Веня подошел к ограде и поманил девочку.

— Чего тебе надо? – подозрительно поинтересовалась та, ступая блестящими розовыми сапожками по ярко зеленой траве.

— Как тебя зовут?

— А тебя?

— Меня Веня.

— А меня Лея.

— Принцесса Лея?

Ее лицо посветлело.

— Да. Меня папа так зовет. Принцесса Лея. А ты откуда знаешь?

— Почему принцесса? – спросил Матвей вполголоса.

— Ты что, «Звездные войны» не смотрел? — удивился Ватрушкин.

— Нет. Я вообще далек от фантастики… был всегда.

— Ну вот, это оттуда… Очень красивое имя, — вновь обратился Веня к девочке. – Тебя так папа назвал?

— Да, папа. А вот он, — она ткнула пальцем в Матвея, — говорит, что таких имен не бывает. Раз папа назвал, значит, бывает. Правда ведь?

— Конечно. А ты можешь позвать сюда своего папу?

— А зачем он тебе?

— Я хочу с ним поговорить.

— Про что?

— Про… важные вещи.

— Про какие?

— Про разные.

— Про какие разные?

Веня оглянулся на Матвея. Тот ехидно кивнул. Хотел по—хорошему с этим милым ребенком? Давай, общайся.

Веня потер переносицу под очками и поманил девочку.

— Лея, хочешь, я что—то тебе покажу? Подойди поближе.

— А если ты меня схватишь? – недоверчиво спросила Лея. – И сделаешь мне укол, от которого я парализуюсь и не смогу разговаривать?

— Нет, не схвачу, — терпеливо сказал Веня. –  Иди сюда. Не бойся.

Лея поколебалась несколько секунд, но любопытство пересилило, и она подошла почти к самой решетке. Матвей с интересом наблюдал за неуклюжими попытками Ватрушкина добыть нужную информацию. Понятно же, что у него все равно ничего не выйдет. Контакта с этой чокнутой мартышкой не получится. Нужно принимать более радикальные меры, чтобы добраться до взрослых обитателей дома. Может, схватить ее через прутья забора? Вдруг кто—нибудь выбежит на оглушительные вопли?

— Смотри, что у меня есть, — Веня разжал кулак, и на его ладони сочным медовым цветом заблестел кусочек янтаря. Лея восхищенно ойкнула.

— Что это?

— Это осколок солнца. Он оторвался и упал на землю.

— А папа говорит, что солнце – это огненный шар, а никакой не камень.

— Ну да, так и есть. Раньше это была огненная капелька. Но пока летела сюда из космоса, она остыла и превратилась в камень. Посмотри, что там внутри.

Лея склонилась к его ладони и ахнула.

— Божья коровка! Можно?

— Возьми.

Лея взяла гладкий камушек двумя пальцами и подняла вверх, завороженно разглядывая застывшую в янтаре красную горошину.

— Точно, божья коровка. Вон усики и лапки. Она настоящая?

— Она живая, — сказал Веня.

Лея уставилась на него широко открытыми глазами.

— Живая? А почему не шевелится?

— Не может.

— Почему не может?

— Солнечный камень не отпускает. Видишь, какой он твердый, — Веня взял янтарь и легонько постучал им по кованой решетке. – Из него просто так не выбраться.

— А как ее освободить? — взволнованно прошептала Лея. – Это же страшно, когда живая и не можешь шевелиться.

— Надо эту застывшую каплю снова растопить.

— Как растопить?

— Как сосульку. Ты брала зимой сосульку? Она твердая, но если ее крепко сжать рукой, то она начинает таять, от твоего тепла.

Лея схватила янтарь и сжала в кулаке.

—  Солнечный камень рукой не растопишь, — улыбнулся Веня. – Нужно что—то очень—очень горячее.

— Батарея? – предположила Лея.

— Нет, горячее.

— Огонь?

— Еще горячее.

Лея наморщила лоб, пытаясь придумать, что может быть горячее огня.  Утомленный Матвей бродил в стороне, не в силах слушать всю ту чепуху, которую нес Ватрушкин. Тряхнуть бы за шкирку эту баламутку, а он ей сказки рассказывает. Только время зря теряет.

— Ничего нет горячее огня, — после короткого раздумья заявила Лея, не оставляя попыток согреть янтарь руками.

— Есть, — возразил Веня.

— И что это?

— Сердце.

— Какое сердце?

— Доброе. Человеческая доброта может растопить что угодно.

— И даже камень?

Веня кивнул. Лея испытующе уставилась ему в глаза, но на лице Ватрушкина не дрогнул ни один мускул. Он ответил ей открытым и искренним взглядом. Матвею даже показалось, что он сам верит в то, что говорит.

— Почему же тогда ты не растопил камень? Почему не освободил ее?

— Я хотел. Но пока не получается.

— Почему?

— Надо очень—очень много времени и сил.

Лея какое—то время смотрела на янтарную каплю у себя на ладони, потом подняла глаза и нерешительно спросила:

— А можно… мне попробовать? Вдруг у меня получится?

Веня ответил не сразу. Матвей решил, что он придумывает, как бы похитрее отказаться. Ну не совсем же он дурак – отдавать такую редкую вещицу. И скорее всего, дорогую.

Веня взял янтарь, поднес к глазам, посмотрел сквозь него на солнце, погладил большим пальцем и… протянул его Лее.

— Возьми. У тебя обязательно получится.

— Ватрушкин, ты с ума сошел! – воскликнул Матвей.

Лея схватила янтарь и крепко зажала в кулачке.

— А что надо делать?

— Быть добрым. Постоянно. Всегда и со всеми.

— И всё?

— Всё. Но это очень сложная задача.

— Почему?

— Потому что злым быть легко. А добрым — очень трудно.

— Лея! – раздался вдруг громкий голос. — Лея, сейчас же отойди от калитки! Ребята, что вам тут нужно?

На крыльце показалась пожилая женщина в строгом платье, поверх которого была накинута белая шаль. Няня! Ну, наконец—то!

Матвей схватился руками за решетку и отчаянно завопил:

— Скажите, пожалуйста, Георгий Иванович Рябинин тут живет?

— Ну живет, — сказала няня и спустилась с крыльца. – Лея, пойдем домой, сейчас учительница приедет.

— Не хочу, отстань, — огрызнулась Лея, но тут же осеклась. Взглянула на Веню, на свой кулачок, горько вздохнула и побрела к дому.

— А позовите его, он нам очень нужен, — умоляюще проговорил Матвей. Няня подошла к ним, кутаясь в шаль.

— Да нет его. Он сегодня ночью улетел отдыхать, вместе с женой. На две недели.

Матвей просто онемел от отчаянья. Улетел. На две недели. Сегодня ночью. Значит, вчера днем он был дома. И если бы эта пигалица не водила его за нос так долго, Матвей мог бы с ним встретиться. Как теперь быть? Не может же он быть беспризорником целых две недели!

— А он ездил вчера на рыбалку?– перехватил инициативу Веня, видя, что Матвей в ступоре.

— На рыбалку? – удивилась няня. – Нет, Георгий Иванович охотник. На зайцев, на лис охотится. А рыбу он и не ловил никогда.

— Как это никогда? Постойте, а у него есть синий УАЗ Патриот с номером О—008—ОО?

— Да есть какой—то синий джип. Он на нем на охоту ездит.

— Но прошлой ночью он был на нем на рыбалке!

— Прошлой ночью он был дома.

Матвей и Веня переглянулись.

— Ерунда какая—то, — пробормотал Матвей. – Дядя Егор был на рыбалке с понедельника на вторник, я точно знаю.

— Может быть… — неуверенно начал Веня, но няня перебила его:

— Дядя Егор? Так кто вам нужен, ребята, Егор или Георгий Иванович? Вы уж определитесь, и не морочьте мне голову.

— А это два разных человека?

— Естественно! Георгий Иванович – хозяин этого дома, отец Леи. А Егор – его водитель. Вы что, не знаете, кого ищете?

— А ваш водитель, он такой бородатый и  невысокий?

— Ну да.

— А дочь у него есть?

— Есть, Кристина, я ее знаю! — звонко заявила Лея с крыльца. Она так и не ушла в дом, стояла возле входной двери, жадно прислушиваясь к разговору.

— Вы можете его позвать? – взмолился Матвей. – На одну минуту.

— Не могу, — сказала няня. —  У него тоже отпуск.

— Он вам ничего не рассказывал про свою рыбалку? Может быть, с ним что—то необычное произошло на берегу? Он описывал какое—нибудь происшествие? – спросил Веня. – Вспомните, пожалуйста, это очень важно.

— Я его вчера вообще не видела, — пожала плечами няня и повернулась спиной к забору, давая понять, что разговор окончен.

— Но, может, у вас есть его телефон?

— Нет у меня ничего. Вот Георгий Иванович приедет, с ним и разбирайтесь, — бросила няня через плечо и поспешила к дому, зябко передергивая плечами.

Матвей плюнул с досады и прислонился спиной к решетке.

— Ну что за ерунда? Почему так не везет? Ватрушкин, как ты вообще живешь с такой невезучестью? Рехнуться же можно, когда постоянно ничего не получается.

Веня не ответил. Он смотрел мимо него, вслед убежавшей в дом Лее.

— Мало того, что время потеряли, так ты еще и янтаря своего лишился. Взял и подарил. И кому? Этой дурынде. Неужели не жалко?

Веня не ответил.

— Ладно, идем отсюда, — вздохнул Матвей.

Они медленно пошли вдоль забора.

— Эй, вы! – раздалось за их спинами. Лея с непокрытой головой, в расстегнутом пальтишке бежала к калитке. Правый кулачок был по—прежнему крепко сжат.

— Дядя Егор был на рыбалке, — торопливо проговорила она, оглядываясь на крыльцо дома. – И необычное тоже было. Он встретил мальчика, который заблудился в лесу. А утром отвез его в город.

Лея развернулась и резво понеслась назад, к выглядывающей из двери сердитой няне.

 

15

— Выходит, рыбак был в этой вероятности, — задумчиво проговорил Матвей. — Но что это нам дает?

— Что дает?  – не расслышал Веня. Они стояли на перекрестке возле светофора, и шум проезжающего потока машин заглушал слова.

— Да ничего не дает, — крикнул Матвей. – Все только усложнилось. Мы теперь точно не найдем границу перехода.

— Почему не найдем? Нужно пройти тем же самым маршрутом.

— Нереально. Я не помню, где шел.

— Это ты сейчас так думаешь. А когда окажешься в тех же местах, обязательно вспомнишь.

— Если бы я бегал по городу, я может и вспомнил бы. А лес – он и есть лес, все деревья одинаковые. Да еще в темноте. Слушай, Ватрушкин, что—то мы долго стоим. Когда уже зеленый загорится?

— Да скоро, наверное… Погоди, давай прикинем. Они гнались за тобой от твоего подъезда, так?

— Ну так.

— И пока не отстали, ты находился в своей вероятности, так?

— Да что ты заладил – так, так! – рассердился Матвей. – Понятно же – я перепрыгнул в тот момент, когда был один. То есть после гопников, но до рыбака. А где – понятия не имею.

— Я просто выстраиваю логическую цепочку, — пояснил Веня.

— Тут и без твоих цепочек все ясно, — проворчал Матвей. – Полная засада.  Нет, ты глянь! Уже десять минут красный горит.

На перекрестке началась неразбериха. Одни машины, так и не дождавшись зеленого светофора, стали понемногу продвигаться вперед на красный и метр за метром отвоевывали проблемный участок дороги. Другие, те, что ехали на свой зеленый, резко тормозили, возмущенно сигналили и снова трогались, стремясь пресечь наглые попытки первых. Перекресток наполнился удушливыми клубами выхлопных газов и пронзительным воем автомобильных гудков.

— Ватрушкин! Это же ты сломал светофор! – прокричал Матвей Вене в ухо.

— Почему это я?

— А кто еще? Когда мы подошли, он работал. Стоило тебе немного здесь постоять, как он завис. Блин, Ватрушкин, как так можно?

— Да я же ничего не делал…

— Как дорогу переходить? Того и гляди собьют.

— Пошли на ту остановку, — Веня махнул рукой влево.

— Зачем нам туда? Это дорога за город.

— Мы и поедем за город. Это ведь та самая трасса?

— Ты всерьез собираешься бродить по лесу и искать «то, не знаю что»?

— Ты домой хочешь?

Матвей прикусил губу. Еще бы! Да он никогда еще так сильно не хотел домой, как в последние сутки. Эта экстремальная жизнь уже надоела. Хочется в тепло и уют родного дома. Своего дома, где он единственный и полноценный хозяин своей комнаты. И рядом никаких чужих детей, сестер, а тем более клонов в женском варианте.

— Ладно. Только вряд ли мы вернемся в школу к тринадцати тридцати, — сказал он и первым направился к остановке.

— Ничего, Олег Денисович поймет, — ответил Веня, вставил наушники в уши и зашагал следом.

 

— Где—то здесь, — неуверенно сказал Матвей, напряженно глядя в окно рейсового автобуса, который вез их мимо дач, гаражей и пустырей. – А может, и не здесь. Вообще ничего не помню!

— Ориентир бы какой… Было там что—то приметное? – спросил Веня.

— Киоск! — вспомнил Матвей. – На нем еще буквы горели, вернее, не все буквы. Только «дукты и питки». Водитель там воду покупал.

— Ну вот, — оживился Веня. – А говоришь, что ничего не помнишь. Человеческая память – штука загадочная.

Киоск они заметили одновременно, но тогда, когда автобус уже набрал скорость после очередной остановки. Пришлось ехать до следующей, а потом еще десять минут топать назад.

Теперь, днем, в светящихся буквах не было необходимости, и вывеска на киоске читалась полностью «Магазинчик. Продукты и напитки». Но без всякого сомнения, это было то самое место, где Матвей выпрыгнул из автобуса.

Ребята купили в «Магазинчике» бутылку минеральной воды и, отпивая из нее по очереди, направились по пустырю к виднеющейся вдалеке строительной площадке. Вскоре они добрались до остатков развалившегося кирпичного дома.

— Как я здесь в темноте шею не свернул! – ужаснулся Матвей, оглядывая строительный мусор, обломки кирпича и торчащие повсюду куски арматуры.

— Да, не лучшее место для прогулок по ночам, — согласился Веня, влезая вслед за ним через оконный проем внутрь. – Этот дом недостроенный? Или недоразрушенный?

— Скорее, второе. Вон доски в комнатах сгнили уже. И стекла разбитые валяются, и вещи какие—то. Наверное, стройка скоро сюда приблизится, и его снесут.

— Что—то непохоже, чтобы она приближалась. Середина рабочего дня, а там ни души.

— Может, обед? – предположил Матвей. – Вон, подъемный кран—то стоит. Что ему делать на заброшенной стройке? Или его тоже забросили?

Они с Веней вышли к дверному проему.

— Дальше куда, помнишь?

— А дальше в  трубу.

— В какую трубу?

— А вот в эту.

Матвей оттолкнулся от порога, и сиганул прямо на бетонную трубу, едва заметно выступающую из густого бурьяна.

— Вот здесь я и прятался от них. Внутри. Только больше не полезу. Там давно не убирались.

— Они тебя и в трубе нашли?

— Нашли. Меня мама спалила. Позвонила не вовремя.

Веня потоптался на пороге, но последовать примеру Матвея не решился, слишком уж далеко труба находилась от разрушенного дома. Он спрыгнул в бурьян и побрел вдоль трубы, с трудом продираясь сквозь заросли.

— Там кусты колючие, у того края, — заметил сверху Матвей. – Я все руки ободрал, когда вылезал.

— Ты всю трубу насквозь прополз? И вылез здесь?

— А что мне было делать? Если бы не вылез, навсегда бы в этой трубе и остался. Ну, пошли дальше, к лесу.

— Сейчас.

— Чего ты там ковыряешься?

— Погоди, я зацепился…

Веня сел на корточки возле выхода из трубы и принялся отдирать от штанины длинные колючие стебли.

— Смотри—ка, — сказал он вдруг и потянулся к висящему на кустах яркому лоскутку. – Картинка какая—то.

Веня выпрямился, держа в руке свою находку.

— Это же она, Трейсер! – воскликнул Матвей. — Моя нашивка, с куртки.

Он выдернул ее из рук Ватрушкина и приложил к пустому месту на рукаве.

— Но… этого не может быть, — растерянно сказал он. — Здесь я еще был в своей вероятности.

— Ты уверен?

— Конечно, уверен! Они гнались за мной до леса. И по лесу тоже.

Веня покачал головой:

— Если бы ты оставил ее в своей вероятности, то сейчас не нашел бы. Она была бы в параллельном мире, и мы бы ее не увидели.  Может, твои бандиты потеряли тебя раньше?

— Да говорю тебе, я слышал их! Когда сидел в трубе! – рассердился Матвей. – Все до единого слова. И после трубы они за мной гнались.

— Нет, не гнались, —  уверенно сказал Веня. – Ты просто думал, что они гонятся. А на самом деле, из трубы ты вышел уже в другую вероятность. А они остались там. Поэтому и не догнали.

— Ты хочешь сказать…

— Я хочу сказать, что граница здесь.

— Где? В трубе?!

— Да. Мы нашли ее.

Глаза Ватрушкина счастливо блестели, а губы были готовы разъехаться в ликующей улыбке. Матвей стоял возле него словно оглушенный, и держал в руке оторванную нашивку. И вдруг его будто что—то подтолкнуло. Он спрыгнул вниз и, ломая сухой бурьян, ринулся в черноту трубы. Откуда—то издалека донесся приглушенный крик Ватрушкина. Задыхаясь от пыли и собирая коленями и ладонями  грязь и мусор, Матвей упрямо полз вперед, к спасительному светлому пятну. В голове билась одна единственная мысль: «Домой! Домой! Домой!»

Просвет становился все шире, и через несколько мгновений Матвей отбросил обломок стула, загораживающий выход, и выбрался наружу. Он поднялся на ноги, щурясь от дневного света, обернулся и… встретился взглядом с Ватрушкиным, замершим испуганным сусликом  у противоположного конца трубы.

— Ватрушкин! Откуда ты здесь? – потрясенно закричал Матвей. – Я ведь пересек границу! Я уже должен быть в своей вероятности.

— Ты с ума сошел? Зачем ты туда полез? – дрожащим от волнения голосом проговорил Веня, пробираясь к нему через кусты.

— Что значит «зачем»? Ты же сам сказал – граница здесь.

— Ну нельзя же бросаться с головой в неизвестность. Надо сначала собрать факты, проанализировать…

— Вот тебе факт – ничего не вышло, я остался здесь. Анализируй! В чем дело?

— Значит, чего—то не хватает. Скорее всего, тут играет роль совокупность факторов.

— Ватрушкин, кончай умничать. Тебе не идет, — проворчал Матвей, снова забираясь на трубу. Стоять по пояс в колючках было не слишком приятно. – Какие факторы тебе еще нужны? Место ведь нашли. Вот оно, получите и распишитесь.

— Возможно, эта граница открывается в строго определенный момент.

— В какой именно?

— Если бы знать! Может, важно время суток. Тогда ведь была ночь. А может, нужна определенная дата, день недели. Да что угодно, — сказал Веня, тщетно пытаясь подтянуться на руках и влезть к Матвею. Тот протянул ему руку и помог вскарабкаться на трубу.

— А если эта твоя граница открывается только раз в год? Или вообще раз в столетие? – хмыкнул Матвей, нервно постукивая ногой по бетону.

— Не исключено, — задумчиво согласился Веня, но взглянув на изменившееся лицо Матвея, поспешно добавил, — но, скорее всего, на него повлияло какое—то внешнее условие. Помнишь, я тебе говорил про струны? Их что—то сильно тряхнуло…

— Угу, это был твой мизинец, — угрюмо буркнул Матвей.

Веня мимолетно улыбнулся шутке и снова стал серьезным.

— Чтобы так всколыхнуть несколько миров сразу, нужна очень большая энергия. Мощное энергетическое воздействие, сильный скачок, волна.

— И откуда она взялась, эта волна? Из космоса?

— Может быть.

— Вот так, ни с того ни с сего, из космоса прилетела энергетическая волна и смешала все реальности?

— Почему «ни с того ни с сего»? Конечно, была причина. Что—то вызвало магнитный всплеск такой силы. Только что? Может, вспышка на солнце, может, магнитная буря… А вчера случайно не было полнолуния? Вполне вероятно, что наша граница реальностей открывается при полной луне. Я читал про луну и лунные фазы, так вот они…

— Да не была она полная, — перебил Матвей. – Наоборот, был только месяц, совсем узенький. В эту сторону, как буква «С».

— Уверен?

— Еще бы! Я на него постоянно смотрел, чтоб с пути не сбиться.

— Тогда может быть затмение или какое—то атмосферное явление… Надо в кружке спросить.

— В каком кружке?

— В школьном, астрономическом. Его наш географ ведет.

— Тим Тимыч?

— Ну да. Они по четвергам собираются, на крышу вылезают и в телескоп на звезды смотрят.

— Откуда ты знаешь?

— Да пришел к ним как—то однажды, — замялся Ватрушкин. – Только…

— Выгнали? Побоялись, что из—за тебя все звезды в небе перепутаются? – спросил Матвей.

— Да нет, там принимают с восьмого класса… Но мне сказали и в восьмом не приходить, — закончил Веня.

Матвей рассмеялся:

— Ну, я так и знал. Ты вселенская аномалия, Ватрушкин. Ты даже для галактики угроза. И как я до сих пор жив и здоров? Просто непонятно.

Тут из Вениного кармана раздался телефонный звонок. Звонил Олег Денисович. Матвей посмотрел на время – три часа. А велено прийти к половине второго. Сейчас Ватрушкин получит нагоняй за неявку на уроки.  Как хорошо, что классный не может позвонить ему, Матвею. Интересно, у Денисыча весь класс в телефоне забит? Все двадцать шесть человек?

— Ругался? – спросил он, когда Веня закончил разговаривать.

— Да нет. Сказал, чтобы на химии я был обязательно, сегодня контрольный опрос. А после шестого урока он ждет нас у себя.

— Для чего?

— Для отчета о наших достижениях.

 

16

Несмотря на указания Олега Денисовича, на химию ребята все же опоздали. Когда они подошли к крыльцу, урок уже начался.

— Пойдешь? – спросил Матвей, кивая на школу.

Веня не ответил. Он сосредоточенно ковырял пальцем в ухе.

— Ты чего? – спросил Матвей. – Умную мысль достаешь?

— Да это… резинка… застряла, — пробормотал Веня и принялся прыгать на одной ноге и трясти головой, как будто вытряхивал попавшую в ухо воду.

— Какая еще резинка? – не понял Матвей.

— Ну такая… вот, — Веня показал наушник без силиконовой насадки. – Слетела…  прямо в ухе.

— Ватрушкин! Без проблем совсем не можешь?

Матвей взял двумя руками голову Вени, повернул к себе и заглянул в его ухо. В пределах видимости  ничего постороннего не было.

— Нет там ничего, — сказал он. – Может, ты ее просто потерял?

— Там она, я ее чувствую, — сморщился  Веня. — Ухо заложило, слышу плохо. И голова гудит.

— Надо в поликлинику ехать, к врачу по ушам, — мрачно сказал Матвей. — Как он там называется?

— Тогда уж лучше в третью больницу, в травмпункт, — вздохнул Веня, не прекращая попыток добыть злополучную резинку, от чего ухо уже превратилось в бардовый вареник.

Матвей хлопнул Ватрушкина по руке:

— Перестань, а то еще дальше засунешь, в мозги. Если они вообще там есть. Как туда ехать, знаешь?

— Знаю. На пятом трамвае до конечной, а потом пешком вниз, — не задумываясь, сказал Веня.

— Ну да, конечно, я забыл, ты же это заведение регулярно посещаешь. Тебя там помнят и ждут, — хмыкнул Матвей. – Поехали, порадуем хороших людей. Раскрасим их скучные серые будни.

 

«Хорошие люди» в травмпункте как раз сегодня не скучали. У них был аврал. К ним доставили детскую велосипедную команду, ехавшую на соревнования в междугороднем автобусе. На выезде из города этот автобус вдруг завалился на бок, и участники соревнований набили себе шишек и синяков, даже не успев сесть на велосипеды.

Больничный коридор был заполнен галдящими подростками, которые возбужденно размахивали перебинтованными руками и восторженно вспоминали подробности происшествия. Никто серьезно не пострадал, но, тем не менее, у врачей работы было хоть отбавляй. Они не успевали обрабатывать царапины, бинтовать конечности и накладывать гипс.

Матвей и Веня долго стояли возле распахнутой двери в приемный кабинет. Все места на единственной деревянной лавке были заняты. Веня уже не отнимал руку от уха и постоянно морщился. Говорил, что голову «жмет и давит». У здорового Матвея тоже голова шла кругом от бесконечного гвалта юных велосипедистов.

Через некоторое время Веня стал потихоньку сползать по стене, вцепившись руками в свою светлую шевелюру. И тут, наконец, к ним подошла медсестра в медицинском костюме и шапочке.

— Что у вас? – торопливо спросила она. – Рука, нога, голова?

— У нас инородное тело, — важно изрек Матвей.

— Где инородное тело? – удивилась та.

— В голове, — сказал Матвей и показал на Веню. – У него.

— В голове? – испугалась медсестра.

— В ухе, — уточнил Матвей. – Но уже так глубоко, что практически в голове.

— Вот что, остряк—самоучка, шутить будешь дома, с мамой, — рассердилась медсестра и увела Веню. Матвей вздохнул с облегчением, что сдал его в руки профессионалов, и вышел на крыльцо.

Недалеко от входа стояла машина скорой помощи. Полная женщина в белом халате, разговаривала с водителем через раскрытое окно.

— Два дня подряд – столпотворение, — говорила она. – Мы за вчерашний день столько народу приняли, сколько и за неделю не бывает. А сегодня с утра все по новой: аварии, несчастные случаи, а теперь вот велосипедисты. Говорю тебе – это все комета. И даже не спорь со мной!

— Да я и не спорю, — отвечал водитель. – У меня мать второй день пластом лежит. Она у меня метеочувствительная, на атмосферное давление реагирует, на смену погоды. А тут – целая комета пролетела, да еще так близко от Земли.

Матвей замер, прислушиваясь к разговору. Где—то он уже слышал об этом. Ах, да, это же Денисыч говорил вчера на репетиции: «Комета, что ли, так на вас повлияла?» Матвей еще удивился – о чем он? А оказывается, два дня назад пролетела комета. Два дня. Вторник и среда. Именно столько времени Матвей находится здесь, в этой аномальной реальности. А вдруг это связано? Ватрушкин ведь сказал, что вероятности всколыхнуло что—то очень мощное. А если это была именно она, комета?

— Извините, пожалуйста! – Матвей кинулся к женщине и водителю. – Скажите, а что это за комета?

— Ну ты даешь, земляк! – удивился водитель. – Весь город на ушах, а ты даже не в курсе? По новостям постоянно крутят, все газеты об этом кричат. Про эту комету только глухой не слышал.

— Вот я и есть тот самый глухой, — сказал Матвей.  – Ну, так что там с кометой?

— Да что с ней? – пожала плечами женщина в белом халате. – Пронеслась, чиркнула по небу, а последствия до сих пор расхлебываем.

— Когда пронеслась—то? Какого числа? – нетерпеливо спросил Матвей.

— В понедельник вечером. Где—то после одиннадцати, — ответил водитель. — Вчера весь день по телеку показывали ролик, как она летит. И хвост в темном небе светится. Красиво так.

— Спасибо, — пробормотал Матвей и отошел от них. Значит, в понедельник вечером, после одиннадцати. Ну да, примерно тогда же он лазал по стройке и прятался от гопников. Нет, это было раньше. Или наоборот, позже? Да ведь  можно проверить!

Он достал из кармана куртки телефон и полистал список входящих вызовов. Вот последний звонок от мамы, который он сбросил. Время вызова – двадцать три семнадцать. Как раз после одиннадцати. Все сходится. Комета пролетела, когда он сидел в трубе. Поэтому он ее и не видел. А гопники видели. Матвей вспомнил, как они что—то кричали про небо.  Но в тот момент ему было не до того, он думал лишь о том, как бы унести ноги. Что же получается? Все из—за этой кометы? Это она смешала границы параллельных реальностей? Из—за какой—то далекой вспышки в небе на него обрушилось столько неприятностей?

— Эй, парень! – крикнул с крыльца невысокий седоватый человек в синем медицинском костюме. Матвей оглянулся.

— Вы мне?

— Ты сопровождал такого смешного паренька в разбитых очках? По фамилии, — врач заглянул в листок, — Вертушкин.

— Ватрушкин, — поправил Матвей. – А где он?

— Ты ему кто? Родственник? – снова спросил врач, проигнорировав его вопрос.

— Одноклассник. А что?

— Надо связаться с его родителями. Знаешь как?

Матвей покачал головой. Врач почесал затылок и достал из кармана телефон. С треснутым экраном.

— Это же телефон Ватрушкина, – недоумевающе заметил Матвей. – Почему он у вас?

— Родителям хочу позвонить, — вздохнул врач. — Только я не нашел тут ни отца, ни матери. Где они у него?

— С ним опять что—то случилось? – оторопел Матвей. – Здесь, у вас в больнице?

Врач спустился с крыльца.

— Послушай, тут такое дело… Медсестра, молодая девочка, закрутилась с этой велосипедной командой… Ну, перепутала она, понимаешь?

— Что перепутала?

— Пациентов перепутала. Укол не тому сделала. Твой друг – Вертушкин, а там был Ватрушкин. Твой Ваня, а тот Веня. Перепутала.

— Понятно. Только наоборот – мой Ватрушкин, а не Вертушкин. И Веня, а не Ваня. Ну сделали ему укол, и что? Он заснул от него, что ли?

— Нет, укол был просто обезболивающий. Но у Вани…

— У Вени.

— Да, у Вени оказалась аллергия на этот препарат. Пришлось снимать приступ… И теперь он, действительно, спит, — пояснил врач. – Его уже в другой корпус отвезли, в палату.

— И когда он проснется? – спросил Матвей. Он успокоился, что с Ватрушкиным ничего страшного не случилось. Все в пределах нормы. Нормы его везучести.

— Да проснется он часа через два. Но сразу его не отпустят. Надо понаблюдать до утра. Мало ли что. Вот поэтому мне нужно связаться с его родителями.

— Про родителей ничего не знаю. Он с теткой живет, — сказал Матвей. – Ищите в телефоне имя «Лана». Еще можно «Олег Денисович». Это классный руководитель. Если вдруг понадобится.

— Ну вот, другое дело, — кивнул врач, листая контакты в телефоне Ватрушкина. – Ох, елки—палки… Сейчас еще с теткой объясняться. Распереживается.. Старая она у него, не знаешь?

Матвей пожал плечами.

— Прибавила она нам работы, эта медсестра, — вздохнул врач. — У нас такого никогда не было. Как она могла перепутать, просто удивительно!

— Как раз ничего удивительного, — отозвался Матвей. – И я думаю, что тетка не будет сильно переживать. Она у него привычная.

— Ну, ладно, иди домой. Завтра увидишь своего одноклассника. Совершенно здорового, — заверил врач и пошел к крыльцу.

— Не факт, — пробормотал Матвей. – До утра еще полно времени. Да, кстати, а вы резинку—то вытащили?

Врач обернулся:

— Какую резинку?

— Резинка от наушника, у него в ухе. Мы из—за этого и приехали.

— Сейчас позвоню коллегам, они посмотрят.

Врач скрылся в здании. А Матвей потоптался немного в больничном дворе и пошел к трамвайной остановке.

 

17

На одной из остановок трамвай так удачно остановился возле большого торгового центра, что голодный Матвей выскочил и прямиком отправился на фуд—корт. Надеяться на ужин в доме Ватрушкина теперь не приходилось, поэтому надо было подзаправиться как следует, чтобы надолго хватило. Кто знает, когда и где в следующий раз удастся нормально поесть?

Устроившись за пластиковым круглым столом, Матвей задумчиво жевал гамбургер и совершенно не ощущал вкуса. Из головы не шла хвостатая комета, которая так понравилась водителю «скорой». Неужели причина действительно в ней? И от нее пошла та мощная невидимая волна, которая смешала вероятности? Если это так, то дела плохи. Не просто плохи, а практически безнадежны. Уменьшаюся и без того ничтожные шансы вернуться к себе. Следующую комету можно прождать очень долго, и неделю, и месяц, и даже год. Где он будет жить все это время? Чем питаться? Маминых пяти тысяч явно не хватит. И вообще, где гарантия, что следующая комета окажется достаточно мощной, чтобы все вернуть на свои места?

Эх, как тяжело решать такие сложные вопросы в одиночку! Сейчас бы поговорить с кем—нибудь, посоветоваться… Хотя бы с тем же Ватрушкиным. Не ахти какой компаньон, но все же лучше, чем никого. Полазили бы вместе с ним по интернету, поискали бы информацию о небесных телах и явлениях. Вдруг наткнулись бы на что—нибудь важное?

Так нет же! Угораздило этого недотепу загреметь в больницу! Как раз тогда, когда хоть что—то стало проясняться. Да уж, сегодня Ватрушкин превзошел самого себя. Просто рекорд по невезению! Матвей даже рассердился. Так его подвести! Бросить на произвол судьбы, да еще в самый неподходящий момент. Что теперь делать?

До школы Матвей добрался уже в темноте. К вечеру погода изменилась, поднялся ветер и начал накрапывать унылый дождь. Сразу стало по—осеннему сыро и зябко. Матвей поднял ворот куртки и бегом припустил к освещенному школьному крыльцу, чтобы спрятаться от дождя под козырьком. Вдруг сзади раздался автомобильный сигнал. Матвей обернулся. Стоящая за воротами темная иномарка поморгала фарами. Свет у этих фар был не белый, а с каким—то зеленым оттенком. Матвей замедлил шаг. На водительской двери иномарки опустилось стекло, в окно высунулся темный силуэт и прокричал знакомым голосом:

— Добровольский! Матвей! Иди сюда.

Матвей нехотя зашагал по ступенькам вниз. Денисыч! Что ж он так поздно из школы уходит? Дома его не ждут, что ли? Время уже, наверное, около восьми, еще немного и дверь в школу закроют. Где тогда ночевать? К Ватрушкину в палату проситься?

— Чего? – недовольно спросил он, подойдя к водительскому окну.

— Садись, — сказал Олег Денисович.

— Зачем?

— Нравится под дождем мокнуть?

Матвей обошел машину, которая при ближайшем рассмотрении оказалась Шкодой, и запрыгнул на заднее сиденье. Из чувства противоречия. Чтобы не садиться рядом с учителем. Олег Денисович обернулся и протянул ему небольшое полотенце.

— На, вытри голову.

Матвей провел рукой по волосам. Ну да, уже мокрые. Капюшона—то у куртки нет. Холодные капли побежали за воротник, Матвей передернул плечами и взял полотенце.

— Вы куда пропали? – спросил Олег Денисович. – Где Ватрушкин?

— Спит, — буркнул Матвей, вытирая волосы и шею.

— В каком смысле «спит»?

— В прямом. Лежит на кровати и спит.

— На какой кровати? Где?

— В больнице. В третьей городской.

— Что опять случилось?

Матвей выглянул из—под полотенца и посмотрел на учителя.

— Вам правда интересно?

— Интересно? При чем тут «интересно»? – не понял тот. — Вы пропали еще днем, перестали отвечать на звонки.  Как я должен понять, где вы и что с вами?

— Ну, пропали и пропали, — пробурчал Матвей и положил полотенце на подголовник переднего сиденья. — Разве вам не все равно, где мы и что с нами? Если мы не школе, вы за нас не обязаны отвечать. Я вообще не ваш ученик. А Ватрушкин… Ну, признайтесь, Олег Денисович, какая вам разница, что случилось с этим ходячим недоразумением?

— Я, кажется, начинаю понимать, почему у нас с тобой не складываются  отношения, — помолчав, сказал учитель. — Там, в твоей вероятности.

— Да? И почему же?

— Тяжелый ты человек, Матвей Добровольский. Высокомерный и равнодушный. К тому же, неблагодарный. Хорошо, что вы с Милославой похожи только внешне. Она совсем другая.  И мне жаль самого себя, что в той, другой вероятности, мне приходится общаться с тобой, а не с ней.

Матвей задохнулся от обиды и негодования. Как он смеет так говорить? Тем более, совершенно незнакомому человеку. Они встречаются только во второй раз! А он уже считает, что имеет право судить о том, какой человек Матвей Добровольский?

Матвей стал шарить по обшивке двери, нащупывая ручку. Учитель обернулся:

— Обиделся, значит? Неприятно правду слышать? Только кто тебе еще ее скажет? Родители пожалеют, а друзей у тебя нет.

— Да откуда вы знаете?!

— Нетрудно догадаться. Если бы у тебя были друзья, то именно они помогали бы тебе сейчас. И ты не мыкался бы по улице под дождем, как потерявшийся щенок. Человек в трудной ситуации обращается к надежному другу. А ты к кому обратился? К учителю, которого терпеть не можешь и к однокласснику, которого считаешь «ходячим недоразумением».

— Я к нему не обращался! Он сам ко мне прицепился, — огрызнулся Матвей, безрезультатно дергая ручку.

— Еще интереснее! Сам. Прицепился и навязывает свою помощь. А ты снисходительно разрешаешь ему помочь тебе. И еще смеешься над ним. Так?

— Не так!

— Да нет, все именно так, — сказал Олег Денисович. — Поверь, вселенная не вращается вокруг тебя одного. Рядом с тобой живые люди. Не надо относиться к ним как к мусору.

— Да откройте уже! – зло выкрикнул Матвей. – Чего вы меня здесь держите?

— Я тебя не держу. Просто эта дверь изнутри не открывается, можешь не ломать ручку.

Матвей передвинулся по сиденью на водительскую сторону, выскочил из салона и с силой хлопнул дверью.

Достал этот Денисыч! Чего, спрашивается, привязался? Почему этим учителям постоянно надо кого—то воспитывать и учить жизни, даже в свободное от работы время? Думают, что без их ценных советов и дня не прожить? Матвей вовсе не обязан слушать этот бред. Тем более в нынешней липовой вероятности Денисыч ему никто.

Матвей стремительно вбежал в вестибюль и остановился возле расписания, стряхивая с куртки дождевые капли. Охранника на месте не было. Видимо, его смена уже закончилась. А ночной сторож еще не пришел. Матвей повернул в сторону спортзала, чтобы спрятаться там до закрытия школы, как вдруг услышал оживленные голоса и смех. По лестнице гурьбой спускались его одноклассники. Тут были и Белкин, и Чернышов, и Баранов, и Кузьмин, и Зотикова, и Мамаева, и вся остальная инициативная группа. И, конечно, Милослава, куда же без нее!

Седьмой «Б» обогнул Матвея с двух сторон и весело галдя, двинулся дальше.  Милослава остановилась.

— Ты чего здесь? — спросила она.

— А вы чего здесь? Так поздно и в таком количестве? — спросил Матвей.

— Проект обсуждали.

— Какой проект?

— «Школа будущего». В ноябре будет конкурс. Общегородской. Ты разве не в курсе?

Матвей вяло махнул рукой. Опять отголоски той ненужной и неинтересной внешкольной жизни. И на что только люди свое время тратят?

— Куда ты идешь? — снова спросила Милослава. — Наверху уже никого нет.

— А я и не наверх. Я в спортзал.

— Зачем?

— Ночевать.

— Ночевать? В спортзале? Почему? — Милослава округлила глаза.

— Потому, — буркнул Матвей. — Больше негде. Ватрушкин в больницу загремел. Или ты предлагаешь забронировать лавочку в парке?

Он развернулся и пошел по коридору. Озадаченная Милослава застыла на месте. Когда Матвей почти скрылся за углом, она бросилась следом.

— Подожди!

Матвей остановился.

— Ну? Чего еще?

Милослава подошла к нему.

— Пойдем домой.

— К тебе домой? — не поверил Матвей.

— Ну… это же и твой дом тоже. В какой—то степени, — сказала она и улыбнулась. Впервые без ехидства, хорошо и открыто. И у нее на щеке появилась симпатичная ямочка. Очень знакомая. Эту ямочку Матвей часто видел на своих фотографиях и в зеркале.

18

У Милославы оказался с собой зонт, поэтому до дома им удалось добраться почти сухими. Матвей вошел в темную прихожую со странным чувством. Вроде бы это его дом, и вместе с тем не его. Если его, почему чужая девчонка так по—хозяйски орудует ключом и первая переступает порог? А если не его, что он тут вообще делает?

Когда закрылась дверь, и включился свет, Матвей остолбенел. Вместо привычной обстановки, он увидел совершенно незнакомую квартиру. Другие стены, другой пол, другая мебель, да все другое! Вплоть до домашних тапочек на цветастом половичке возле двери.

— Это что? — вырвалось у Матвея.

— Что? — не поняла Милослава.

— Что с квартирой?

— А что с квартирой?

Матвей сбросил кроссовки и побежал в зал, потом на кухню, потом в комнату родителей. Он метался по квартире и открывал все двери подряд, как будто искал за ними кусочек своего мира, который он потерял.

— Почему все такое? — потрясенно спросил Матвей, оглядывая свою комнату. Нет, не свою, чужую. И в этой чужой комнате не осталось ни единого напоминания о нем и о его жизни.

— Какое «такое»? – поинтересовалась Милослава. — Тут, вообще—то, я живу, если ты заметил. И вещи здесь мои. А ты думал, здесь все будет так же, как у тебя дома?

— Почему они так сильно отличаются друг от друга? Наши реальности? — не слыша ее, проговорил Матвей. — Этого не должно быть.

— Честно говоря, ты сейчас похож на помешанного, — хмыкнула Милослава. — Может, я зря тебя в дом привела? По—моему, ты опасен для окружающих.

— Да как ты не понимаешь? — загорячился Матвей. — Наши вероятности разные только из—за нас. Я — там, ты — здесь. И меняться должно только то, что касается нас самих. Комната твоя, поэтому она другая, девчачья. С этим я согласен. Но почему вся квартира изменилась? Вернее, совсем не изменилась.

— Как это — изменилась, но совсем не изменилась?

— С бабушкиных времен не изменилась. Ремонта нет.

— Как это нет? — возмутилась Милослава. —  Мы только год назад новые обои поклеили. И окна покрасили.

— Вот именно — покрасили! — воскликнул Матвей. — А у нас все окна пластиковые. Балкон застеклен, потолки натяжные. А на кухне — барная стойка и встроенная техника. У вас вообще все старое, как было у нас раньше, до ремонта.

— Ну не знаю. У нас на евроремонт денег нет, — сказала Милослава.

— И с ключом непонятно. Почему он не подошел? Я же вижу — дверь абсолютно та же. Ее давно устанавливали, когда я во второй класс перешел.

— Да, точно, я помню. Летом, между первым и вторым классом.

— Ну вот. Тут все совпадает. Почему я не смог ее открыть?

— Не знаю.

— Ну—ка покажи свой ключ.

— Он там, на полочке.

Милослава и Матвей вернулись в коридор. Милослава протянула ему кольцо с брелоком и двумя ключами — магнитным и обычным, с мелкими зубчиками. Матвей вытащил из кармана свой ключ и принялся сравнивать их.

— Оп—па! — воскликнул Матвей, накладывая ключи один на другой. — Они разные. Почему?

— Может, замки сменили?

— Логично. Но как это связано с нами?

Милослава и Матвей озадаченно поглядели друг на друга.

— Кто—то из нас потерял ключ, — предположила Милослава. — Но я такого не помню. Кажется, я не теряла.

— А я… я вроде бы терял… Точно! Терял! — вспомнил Матвей. — В пятом классе. Я еще тогда целый день во дворе проторчал, пока мама не пришла.

— Ну вот, все и прояснилось, — сказала Милослава. — Вы сменили замки, а у нас остались старые, поэтому твой ключ не подошел. Ты есть хочешь?

— Хочу, — сказал Матвей и пошел вслед за ней на кухню. — Только про ремонт все равно не понятно. И про Гошку тоже.

— А что про Гошку? Какие—то бандиты подкараулили его в арке. Не знаю, что там произошло, только они его ножом зацепили. То ли щеку, то ли шею поранили.

— Сильно?

— Иван Николаевич сказал, что жизни ничего не угрожает. Но Гошка испугался, у него что—то такое нервное случилось. Какой—то срыв. А у вас разве не так было? — Милослава высыпала в раковину картошку и стала ее мыть.

Матвей уселся за старый массивный стол, который они с папой вынесли на помойку три года назад, и сказал небрежно:

— Нет. У нас Гошка живой и здоровый. Я его спас. Я как раз из школы возвращался. Ну и увидел, что на него напали.

— Спас? От вооруженных бандюков?  А ты не выдумываешь?

— Не выдумываю. Я потому сюда и попал.

— Как это? — Милослава застыла с недочищенной картофелиной в руке.

— Так… Они за мной погнались. Все трое. Вот я и убежал от них… сюда.

— Их трое было?

— Трое. А Гошка не сказал?

— Он ничего не говорит. Только трясется и плачет.

— А ты где была? — спросил Матвей. — Получается, ты в это время тоже должна была идти домой.

— Нет, не получается, — сказала Милослава. — В понедельник я была на танцах. Вернулась около девяти. А там уж весь двор гудит, и полиция приехала.

Милослава достала из морозильника рыбные котлеты и положила на сковороду с раскаленным маслом. А на другую сковороду принялась нарезать ломтиками картошку. «Совсем как мама», — подумал вдруг Матвей, следя за ее уверенными движениями. И тут же рассердился на себя — чего это он вздумал сравнивать ее с мамой? И совсем она на нее не похожа, ни внешностью, ни походкой. И вообще, только он, Матвей, имеет право быть похожим на свою маму. Потому что он ее единственный (и настоящий!) сын. А все остальное — мираж.

Тут где—то в глубине квартиры зазвонил телефон. Матвей дернулся было на звук, но вспомнил, что его трубка уже давно молчит. Да и мелодия была другая, не его. Милослава вытерла руки о полотенце и выбежала с кухни.

— Кто звонил, мама? – спросил Матвей, когда она вернулась.

— Нет, Ватрушкин твой.

— Он такой же «мой» как и твой. А что ему надо?

— Беспокоится, где ты будешь ночевать. Хотел даже из больницы сбежать, чтобы тебя найти. Только его поймали и вернули на место. Ну, я ему сказала, чтобы спокойно лечился, что ты у меня. А то еще что—нибудь натворит.

— Да уж, он может, — пробормотал ошеломленный Матвей. Ну, Ватрушкин, ну дает! Просто человек—загадка. На кой ему сдался Матвей со всеми его проблемами? Почему этот чудак так рвется ему помогать?

Милослава поставила на стол две тарелки с золотистыми ломтиками жареной картошки. А котлеты выложила в любимую мамину салатницу и поместила в середину стола. Мама тоже всегда так делала. Чтобы каждый брал столько котлет, сколько ему хочется. И хлеб нарезала как мама, не вдоль, а поперек буханки. Матвей невольно нахмурился.

— Что? — спросила Милослава. — Что—то не так? Котлеты не любишь?

— Люблю, — буркнул Матвей, принимаясь за еду. Не говорить же ей, в самом деле, что его раздражает вся эта нелепая ситуация. А еще его просто бесит, что у нее мамин взгляд и мамины привычки.

Милослава пожала плечами и взяла вилку. Ели молчком, в полной тишине. И это тоже очень напрягало. Телевизор включила бы, что ли, подумал Матвей. Пусть бы хоть он болтал, фон создавал. Матвей покрутил головой. Нет, в кухне никакого телевизора не наблюдалось. Интересно, как папа (ее папа!) с этим мирится? Он ведь не то что пообедать, он даже чашку кофе не может выпить без телевизора.

Милослава убрала тарелки, поставила перед Матвеем бокал, сахарницу и выжидающе посмотрела на него:

— Ну так что?

— Что?

— Может, расскажешь, как вы съездили? Или тебя надо долго упрашивать?

Матвей метнул на нее неприязненный взгляд. Еще издевается, ехидничает. Сразу вся охота отпала рассказывать. Как тяжело с ней общаться, с такой врединой!

— Про комету слышала? — натянуто спросил он.

— Про комету все слышали, — сказала Милослава. — Что дальше?

— А дальше я полезу в интернет.

— Зачем?

— Посмотрю расписание комет. И с ближайшей вернусь домой.

— Очень смешно. Будем считать, что я оценила твой гениальный юмор. А если серьезно?

— Да серьезней некуда! Ватрушкин же сказал — был какой—то мощный магнитный толчок. Мы с ним нашли то самое место на пустыре, где я выскочил в другую вероятность. Это произошло в понедельник вечером, после одиннадцати. И именно тогда пролетела комета. По—твоему, это совпадение?

— Ты думаешь… это все из—за нее? — Милослава широко раскрыла глаза.

— Без вариантов, — подтвердил Матвей. Если сначала он еще сомневался, то сейчас был уверен на сто процентов. Нет, все же на девяносто девять. Оставался еще один, самый микроскопический шанс, что в дело вмешалась какая—то другая сила. Помимо кометы.

— Короче, мне нужен интернет, — повторил он. – Включай комп.

— А его нет, — сказала Милослава.

— Компьютера?

— Интернета.

— До сих пор нет? Обещали через сутки дать.

— Вообще нет. Мы его отключили. Еще летом.

— Отключили? Зачем?

— Мы им почти не пользуемся, только деньги зря платим, — сказала Милослава. — У мамы на работе есть, а мне не надо. Я в компьютерные игры не играю. Да у меня и времени на них нет. Музыкалка, танцы, школа, репетиции…

— И в телефоне тоже нет интернета?

— Нет.

Матвей не мог прийти в себя от изумления.

— А как же ты общаешься с людьми?

— Вживую! — сказала Милослава и засмеялась, глядя на Матвея. Слишком уж ошарашенный был у него вид.

 

19

После ужина Милослава засела за уроки в своей комнате. Матвей бродил по квартире, разглядывая старые вещи, о которых уже успел забыть. Стопка тарелок с голубыми цветочками, старое бабушкино пианино, большой фикус в кадушке, старое кожаное кресло, оставшееся от бабушки… Их уже давно не было в его реальности.

Матвей внимательно исследовал этот чужой для него мир, ее мир, но с его родителями. Он ревниво искал сходства и различия. И убедительные доказательства, что его мир более реальный и правильный. И что только он имеет право на существование.

Матвей ходил по комнатам со смешанным чувством. В нем боролись неприязнь и любопытство. Но что—то еще не давало ему покоя, царапало словно заноза. Что—то было не так, ну просто совсем неправильно. И он не мог понять, что именно.

Нагулявшись по квартире, Матвей устроился на продавленном диване в зале и включил телевизор. Стал щелкать пультом, переключая каналы. Если не по интернету, так хоть по телеку посмотреть про эту комету. Может, удастся наткнуться на какие—нибудь новости, где про нее расскажут еще раз? Хотя, какие же это теперь новости? Двое суток прошло.

Каналов оказалось непривычно мало, десятка полтора. Видимо, телевизор работал от обычной антенны, и ни о каком кабельном телевидении, ни тем более о спутниковой тарелке в этом доме и не слыхивали. Так или иначе, ни на одном из каналов Матвей не нашел упоминаний о комете. Может  быть, просто не попал на нужную передачу.

Где—то через час Милослава заглянула в зал и сообщила, что постелила ему в своей комнате, а сама будет ночевать в маминой спальне.

— Отопления еще нет, поэтому спать лучше в одежде. Но не в этой, конечно, — она показала на джинсы Матвея. — Могу предложить спортивный костюм.

— Твой? — возмутился он.

— Ну не мамин же! До маминого ты еще не дорос.

— Нет, спасибо! Я не собираюсь расхаживать в женских вещах.

— Ну, извини, мужских у нас нет.

Матвею показалось, что его сердце рухнуло в живот. Вот оно! Вот что не давало ему покоя, что сидело где—то глубоко внутри болезненной занозой.

В доме совершенно не было мужских вещей.

Матвей сорвался с места и бросился в коридор.

— Ты чего? — оторопело воскликнула Милослава и побежала следом.

Матвей в немом отчаянии хлопал дверцами шкафов и тумбочек, выдвигал ящики столов и комодов и не обращал внимания на Милославу, пытающуюся ему помешать.

— Что ты творишь? — кричала она. — Что, очередной приступ? «Скорую» вызвать? Прекрати сейчас же!

— Где? — страшным шепотом проговорил Матвей, поднимая на нее глаза.

Милослава испуганно замолчала.

— Где? — хрипло повторил он. — Где его вещи?

— Чьи вещи?

— Папины. Почему нет папиных вещей?

— Что?!

Они в замешательстве уставились друг на друга.

— Что ты молчишь? — наконец выговорил Матвей, чувствуя, как по спине поползли мурашки. — Вы живете вдвоем?

— А вы… разве нет? — Милослава растерянно моргнула.

— Где папа? Он что… он это…  — Матвей нервно сглотнул, — умер?

— Ты что, дурак?! Типун тебе на язык! — гневно вскричала Милослава, и у Матвея отлегло от сердца.

— Тогда где он?

— Он не живет с нами.

— Как не живет?

— Вот так! Уехал от нас.  Поругались они  с мамой. Очень сильно. Вот он и уехал.

— Когда?

Два года назад, я как раз в пятый класс пошла… А у вас не уехал, что ли?

— Нет. Мы все вместе живем, втроем.

— С ума сойти!

Они снова замолчали.

— Почему у вас все по—другому? — спустя некоторое время, спросила Милослава.

— Да потому что у вас дурацкая вероятность, — разозлился Матвей. — Здесь все не как у людей, все наперекосяк. Как мне это надоело! Скорей бы убраться отсюда!

Он с грохотом захлопнул выдвинутый ящик и отправился в комнату.

Милослава пришла позже, когда он уже закутался в одеяло по самый нос и свернулся калачиком на постели.

— Я теплый плед принесла, — сказала она. — Из окна дует. Мы их еще не заклеивали на зиму.

— Все нормально, — пробурчал Матвей из—под одеяла. — Мне не холодно.

— Я тут подумала… если у нас все так отличается… Скажи, где сейчас мама?

— В Волгоград уехала. У нее подруга умерла.

— Ну да, тетя Таня… Все сходится. А она тебе звонила, говорила, когда возвращается?

Матвей сел в постели.

— Ты издеваешься? Как она мне позвонит? Алё—алё, соедините меня с параллельной реальностью, мне надо поговорить с сыном.

— Ой, и правда! — хлопнула себя по лбу Милослава. —  Получается, она не знает, где ты? И целых два дня не может до тебя дозвониться?

— Ну, получается. И что?

— Бедная мамочка…  Как она там?

Милослава вздохнула и вышла из комнаты. Матвей потушил лампу возле кровати и снова улегся. Но спать не мог. Лежал с открытыми глазами и тупо смотрел в потолок. А в сердце холодным ужом заползала тревога.

«Бедная мамочка… Как она там?»

Эти слова падали словно камни, снова и снова… Каждое слово отдавалось тупой болью в голове. Бедная мамочка… От этих слов леденело в груди. Как она там?

Ни разу за все время он не вспомнил о маме. Нет, вспомнил, конечно, и даже позвонил, но только для того, чтобы узнать, где ключ. За эти двое суток он о многом успел подумать. Единственное, что вообще не пришло ему в голову — как там мама? Как она отреагирует на его исчезновение?  Что она почувствует, когда поймет, что он пропал?

Почему об этом подумала именно Милослава, а не он? Зачем ей вообще беспокоиться о его маме? Или она не делит маму на «твою» и «мою»? И для нее мама — одна—единственная, во всех вероятностях?

Матвей встал, завернулся в одеяло и пошлепал на кухню. Открыл холодильник, оглядел скучные полупустые полки и со вздохом хлопнул дверцей. Какая же бедная эта вероятность — ни колбасы, ни сыра, ничего такого, из чего можно было бы сотворить вкусный бутерброд. Даже апельсинов и то нет. А так хотелось попить свежевыжатого соку! Хотя чего там, соковыжималки тоже нет.

Как они здесь живут? Жуть!

Матвей напился воды из остывшего чайника и пустился в обратный путь.

— Ты чего там бродишь? — спросила из темноты Милослава, когда он проходил мимо комнаты родителей. Нет, не родителей, одной только мамы.

— Ничего. Заснуть не могу, — мимоходом бросил Матвей.

— Неудивительно, — отозвалась она.

Матвей вернулся, поправил сползающее одеяло и прислонился к косяку.

— Слушай… — он так и не решился назвать ее по имени. Такое имя и про себя произносить странно. А вслух — так вообще с первого раза не выговоришь. — А тебе мама говорила про эту… ну, дочку подруги?

— Про Ксюшу? Да, она ее привезет к нам. Надеется, что сможет договориться, чтобы Ксюша пожила у нас, пока оформляются документы.

— И ты согласна с этим?

— Конечно. Не в детдом же ей идти.

— Но к вам в дом придет посторонний человек! — воскликнул Матвей. — Чужая девчонка. Она будет с вами жить.

— Ну и хорошо, — немного удивленно отозвалась Милослава, — я всегда хотела кого—нибудь, сестру или брата. А ты разве против?

— А почему я должен быть «за»? — возмутился Матвей. — Зачем мне это надо?

— Ни зачем. Просто это нормально – помочь человеку в такой ситуации. А если бы ты оказался на ее месте? Ты только представь!

— С какой стати я буду это представлять? Я не на ее месте.

— Тебе что, вообще на всех плевать?

— Да всем на всех плевать. Только некоторые это скрывают, правильных из себя корчат. Такие как ты и Денисыч.

— Если бы всем было на всех плевать, — помолчав, сказала Милослава, — люди уже давно вымерли бы. Спокойной ночи.

 

20

Матвей не спал очень долго. Голова гудела и разрывалась от невероятного количества противоречивых мыслей и вопросов, на которые он не находил ответа. Почему эти две вероятности так не похожи одна на другую? Как на наличие ремонта может повлиять тот факт, что у родителей родилась дочь? Почему папа живет отдельно? Почему они с Милославой совершенно разные, хотя, по сути, они — один и тот же человек? Почему, почему, почему?

Совсем некстати вспомнился скандал перед маминым отъездом, ее жестокие слова.  «Если бы у меня была дочь, она бы меня поняла». Как будто напророчила. Вон она, дочь, спит за стеной. И прекрасно ее понимает, во всем поддерживает. Выходит, здесь маме лучше, чем там?

Нет, это уж совсем ни в какие ворота!

Измученный Матвей уснул только под утро. И с трудом смог продрать глаза, когда Милослава стала его будить.

— Зачем так рано? — недовольно бурчал он в подушку. — В школу же нескоро.

— Мне в музыкалку к девяти, — энергично кричала она из кухни, — а потом на Панова, пальто забрать. А после на Молодежную, Еську вывести.

— Какое пальто, какая Еська? Ты бредишь? — Матвей с трудом оторвал голову от подушки. — Чего ты вся такая шумная, с самого утра?

— Мамино пальто в химчистке на улице Панова, — пояснила Милослава, появляясь в дверях. — Сегодня надо забрать. А Еська — это собачка маминой сотрудницы, надо с ней погулять, потому что эта сотрудница отдыхает в санатории, а ее старая мать не выходит из дома. Вставай. Или здесь останешься? Только до часу выйти никуда не сможешь, ключ я тебе не дам.

Матвей сел в постели и потер руками лицо.

— Нет, не останусь. Вдруг мама приедет… А тут я, здасьте—пожалуйста! Картина маслом «Не ждали!».

— Не приедет. У них билеты на субботу, на утро.

— А почему ты мне ключ не дашь? Не доверяешь? — усмехнулся Матвей.

— А что, должна? — ехидно прищурилась Милослава. — Случись все наоборот, и попади я в твою вероятность, ты бы меня и на порог не пустил. И не поверил бы ни одному моему слову, несмотря на все доказательства. Разве не так?

И не дожидаясь ответа, вышла из комнаты.

— Еще бы, — проворчал ей вслед Матвей. — Такую аферистку в квартиру пускать. На площадке бы ночевала, возле двери, — тут он повысил голос, чтобы ей было слышно. — Но я вынес бы тебе коврик!

 

Следующие четыре часа Матвей жил по суматошному расписанию Милославы.

— Что—то я не понял… Ты вроде бы вчера там была? — спросил он ее по дороге в музыкальную школу.

— И вчера, и позавчера, и завтра пойду, — сказала Милослава. — У меня музыкалка четыре раза в неделю.

— А танцы?

— Танцы — два раза.

— А еще всякие школьные мероприятия?

— Ну да.

— Обалдеть! А жить—то когда?

— Как жить? Сидеть у компьютера и мочить всяких зомби? Или кого вы там сейчас мочите? Извини, я не в курсе. А потом хвастать в сети своими игрушечными победами?

— А что, лучше тратить время на дурацкие олимпиады и постоянные репетиции? Для чего? Чтобы один раз выступить перед родителями, которых насильно сгонят в зал? Или эти ваши конкурсы между школами… Сидеть, готовиться, придумывать… Для чего все это?

— А разве тебе не хотелось сделать что—то самому? Не компьютерным супергероем с его волшебной силой, а своими руками или головой?  Попробовать себя в чем—то новом, посмотреть, получится у тебя или нет…

Матвей пожал плечами.

— Зачем?

— Затем, что это здорово и интересно. Потому что это и есть жизнь. И она настоящая, — серьезно сказала Милослава.

Потом Матвей долго скучал в музыкальном классе. Ему разрешили присутствовать на уроке, потому что в коридоре полным ходом шла генеральная уборка. Сначала его раздражали отрывистые однообразные звуки старого фортепиано и непонятные слова и фразы, которыми обменивалась Милослава со своей преподавательницей. Он половину урока нетерпеливо ерзал на скрипучем расшатанном стуле и ловил на себе недовольные взгляды суровой музыкальной дамы. Но в какой—то момент все изменилось, и зазвучала нежная мелодия.

Матвей оторвался от изучения трещин на потертом полу и бросил взгляд в сторону фортепиано. Играла Милослава. Сама, без посторонней помощи. Прямая спина, серьезный взгляд, изящные движения рук… Это была уже какая—то другая Милослава, непривычная и очень взрослая.

Матвей встал со стула и подошел ближе, чтобы видеть в мельчайших подробностях, как она это делает. Милослава перебирала пальцами по клавишам, вроде бы беспорядочно, без всякой системы. Но инструмент слушался ее, каким—то образом угадывая, какой звук она хочет извлечь из его старого обшарпанного корпуса. И в итоге получалась музыка. Совсем настоящая, такая же, как в телевизоре, у солидных людей в концертных костюмах, которых он видел мельком, когда переключал каналы.

Матвей вдруг подумал, что тоже смог бы так играть. Если получилось у нее, значит, и у него есть способности. Просто он не пробовал их развивать. Никогда не возникало такого желания. Может быть, зря?

После урока они поехали за маминым пальто. На это ушел целый час, так как химчистка находилась на другом конце города. Потом по очереди тащили объемный неудобный сверток и строили предположения, почему в вероятности Матвея мама не сдавала пальто в химчистку. Сошлись на том, что это связано не с ними, а с папой, который в этой вероятности не возил маму на машине, и пальто затерлось в автобусах и трамваях.

Пришлось забросить пальто домой, поэтому к маминой сотруднице они попали уже в первом часу. Еська оказалась мелкой собачонкой породы «московский дракончик», как сказала Милослава. Матвей недоверчиво взглянул на нее. Он никогда не слышал о такой породе. Еська больше походила на ободранную помоечную дворняжку.

Они сели на скамейку и пустили собачонку на газон. Еська гуляла без всякого энтузиазма. Она жалась к ногам, дрожала всем телом, и вообще, выглядела очень обиженной и несчастной. Видимо, не разделяла хозяйкиных убеждений и не считала, что ей уж так необходим свежий воздух.

— Уродец какой—то, а не собака, — сказал Матвей, глядя на нее. — Правильно ее «драконом» назвали.

— Да ладно тебе, милая собачка, — отозвалась Милослава и погладила Еську по жиденькой свалянной шерсти. – Мне нравится.

— Вот я недавно щенка видел, клевый такой, мохнатый. Бежал за мной от магазина на проспекте. Я его даже домой принес. Только мама его сразу выгнала, — сказал Матвей.

Милослава выпрямилась на скамейке и уставилась на него.

— Что? — спросил Матвей. — Что ты меня гипнотизируешь?

— Ты же сказал, что папа живет с вами.

— Ну да, живет. И что?

Недоумение на лице Милославы сменилось негодованием.

— Поверить не могу! — воскликнула она.

— Ты о чем?

— Ты притащил домой щенка, хотя знал, что у папы сильнейшая аллергия? Что он даже в гости не ходит к тем, у кого в доме есть собака! Ты что, глупый? Не понимаешь, как это опасно?

— Умная нашлась, — вяло огрызнулся Матвей.

Милослава совсем по—маминому подняла брови.

— Ну как они могли так тебя испортить?

— Кто? И что значит «испортить»?

— Мама с папой. Ты никого кроме себя не понимаешь. И ни о ком не думаешь, никого не жалеешь и никому не сочувствуешь. Ты же законченный эгоист!

— Слушай, выключи «мамочку», а? Надоело.

— Я всегда мечтала о собаке, но мне и в голову не приходило просто взять и принести ее домой. Мне и подумать было бы страшно, что я специально могу навредить папе. Он с нами не живет уже два года, а у меня все равно нет собаки. Знаешь, почему?

— Ну и почему?

— Потому что я жду его. Я надеюсь, что он когда—нибудь вернется. А если собака — значит, я перестала ждать. Значит, собака мне заменила папу.  Это… как будто предательство. Понимаешь?

Она замолчала. Ветер трепал каштановую прядку волос, выбившуюся из—под яркого ободка, бросал ее на лоб и на глаза, но Милослава не замечала этого. Она задумчиво смотрела куда—то вдаль, мимо Матвея. Наверное, вспоминала папу.

Матвей тоже молчал. Он пытался представить их всех вместе, как одну семью – папу, маму и Милославу. Но у него ничего не получалось. Мама и папа прекрасно соединялись друг с другом, а вот Милослава никак не вписывалась в этот семейный треугольник.

Тут подала голос исстрадавшаяся Еська. Она поднялась на задние лапы и звонко истерично заголосила, требуя вернуть ее по месту проживания.

— Ух ты! Она лаять умеет! — восхитился Матвей. — Никогда бы не подумал.

Милослава словно очнулась. Она бросила на него укоризненный взгляд, подхватила собачонку на руки и пошла в подъезд.

— Пока, дракониха… сушеная, — сказал им вслед Матвей. — Это я ей, не тебе, — добавил он на всякий случай. Но Милослава даже не обернулась. То ли не слышала, то ли решила не обращать внимания на своего непутевого двойника.

Матвей встал и заходил возле скамейки, пытаясь поймать ускользающую мысль. Драконы, драконихи… Дракончики… Что—то подобное он уже слышал, причем, совсем недавно. Но где? И при каких обстоятельствах?

Матвей яростно потер лоб. Откуда эти «драконы» в его голове? И почему это кажется важным? Почему так мучительно хочется вспомнить? Ну вот, совсем как мама, которая говорит — теперь буду терзаться, пока не вспомню.

Мама! Точно. Это как—то связано с мамой. Драконы и мама… Чушь какая—то! Что общего может быть между драконами и мамой?

На крыльце появилась Милослава, и размышления пришлось прервать. Причем, именно в то мгновение, когда Матвею показалось, что еще чуть—чуть, и он ухватится за ту самую ниточку, с помощью которой можно будет размотать весь клубок.

— Побежали быстрее, — сказала Милослава. — Надо еще успеть пообедать. До школы меньше часа осталось.

Матвей на автомате двинулся за ней, все еще пытаясь вернуться к своим воспоминаниям. Но момент был упущен. И ушедшая вглубь сознания информация уже не казалось такой значительной, чтобы ломать над ней голову.

 

21

Войдя через арку в свой двор, они увидели Ватрушкина на скамейке перед подъездом. Он заметил их и поднялся с застенчивой улыбкой.

— Оп—па! Какие люди! — воскликнул Матвей. — Тебя уже выпустили? В смысле, отпустили? Как там третья городская, цела еще?

— Давно сидишь? — поинтересовалась Милослава. — Почему не позвонил? Вдруг мы уже в школу ушли?

— Нет, недавно… Отпустили, да… Телефон разрядился, — сбивчиво пробормотал Веня, стараясь ответить обоим сразу. — Да я и сам только что из школы… Справку Олегу Денисовичу относил.

— Какую справку? Что тебя нечаянно усыпили вместо какого—то Вертушкина?

— Да нет, что я на уроки не приду. Мне велели сегодня дома посидеть.

— Ну и сидел бы, — сказала Милослава. – Чего ты здесь?

— Я… — смущенно выговорил Веня. — Я тут узнал кое—что… Скорее всего, это была комета…

— Да знаем уже, — махнула рукой Милослава.

— Знаете? — растерялся тот. – А я только сегодня в больнице услышал. Я давно новости не смотрел, у нас телевизор с воскресенья не работает, я его…

— Ватрушкин, — нетерпеливо перебил Матвей, — у тебя интернет есть?

— Есть. Только мобильный… Скорость так себе, — сказал Ватрушкин.

— Плевать на скорость. У некоторых вообще никого интернета нет, — Матвей покосился на Милославу. — Живут как в каменном веке.

— Да уж куда нам до вас, продвинутых юзеров, которые без компьютера и шагу ступить не могут, — не осталась в долгу Милослава.

— А зачем? — пожал плечами Матвей. — Зачем пользоваться свечкой, если изобрели электричество?

— Ну что, пойдем? — подал голос Веня. — Лана сегодня в дневную смену, ее сейчас нет.

— А как же обед? — спросила Милослава. Матвей заколебался и вопросительно взглянул на Веню.

— У меня поедим, — сказал тот. — Лана рассольник сварила.

— Так вы и на футбол не придете? — Милослава слегка помрачнела.

— Какой футбол? – не понял Матвей.

— Наши мальчишки после второго урока в футбол играют, с седьмым «А», — пояснил Ватрушкин. – Но мне Олег Денисович разрешил не приходить.

— Считай, что мне тоже, — хмыкнул Матвей.

— Как хотите, — буркнула Милослава и пошла домой.

Матвей удивленно посмотрел ей вслед. Обиделась, что ли? Интересно, на что? На то, что он не пошел к ней обедать? Так ей же проще, меньше проблем. И ему хорошо, вместе с ней в школу тащиться не надо.

 

Скорость интернета у Ватрушкина, действительно, была не слишком высокой, видеоролик с летящей кометой посмотреть так и не удалось. Но все же, через полчаса упорных поисков Матвей с Веней знали о нашумевшем событии практически все. Все, что сообщили об этом многочисленные средства массовой информации.

— Негусто, — подытожил Веня, поворачиваясь к Матвею. — Что мы можем выделить из всей этой информационной свалки? Первое — комета, реально, была. Но некоторые источники почему—то называют ее «болидом». Второе — время ее полета совпадает со временем твоего перехода в другую вероятность. И третье — комета была достаточно яркой, и ее можно было увидеть невооруженным глазом в средней полосе России. В том числе, и у нас за городом. Вот и все.

— Скажи мне, Ватрушкин, как астроном астроному, — проговорил Матвей, задумчиво вертя в руках бокал с недопитым соком. — Что такое болид? И чем комета отличается от этого болида?

— Сейчас узнаем, — с готовностью отозвался Веня и застучал по клавиатуре.  — Вот, смотри, — он стал читать с экрана. — Комета — это скопление пыли, льда, газов в замороженном виде. Она крутится по орбите вокруг Солнца и постепенно тает. У нее появляется хвост из газов и твердых частиц. Одна и та же комета может появляться с промежутком в несколько лет. Или даже десятков лет.

— Ну ничего себе! А болид?

— Болид — это метеорное тело, то есть большой камень из космоса. Когда он попадает в атмосферу, он нагревается, и вокруг него образуется светящаяся оболочка из горячих газов. Он похож на огненный шар в небе и может быть виден даже днем.

— Погоди… Проще говоря, комета — это глыба льда, которая постоянно летает вокруг Солнца, пока не испарится. А болид — это большой метеорит. Так?

— Ну, не совсем. Метеоритом он станет, если упадет на Землю.

— А что, может и не упасть?

— Ну да, он может сгореть в атмосфере. Тогда он будет называться метеором.

Матвей почесал в затылке.

— Так мне—то чего дожидаться? Космического булыжника или ледяной глыбы с хвостом?

— Надо сходить в кружок, — сказал Веня. — Они во всем этом разбираются.

— Сходим, сходим… А пока ищи следующую комету. Когда она там ожидается? — Матвей встал и пошел на кухню за новой порцией сока.

— В этом году больше ничего не ожидается, — немного виновато сообщил Веня, когда он вернулся. — Ближайшая — июль следующего года.

— Вот нормально… — растерялся Матвей. — Отличные новости. Это точно?

— Только то, что удалось найти, — стал поспешно оправдываться Веня. — Это таблица известных комет, тех, которые периодически возвращаются. Но наверняка есть и другие, еще невычисленные…

— А как можно угадать, когда она полетит, твоя невычисленная? — загорячился Матвей. — Мне в этой трубе жить, что ли?

Они помолчали. Потом Веня сказал:

— Ой, я таблетки забыл принять. После еды надо было.

Он полез в карман джинсов, вытащил блистерную упаковку и с сомнением уставился на нее.

— Чего завис? Забыл, сколько штук надо проглотить? — спросил Матвей.

— Нет. Просто… Они со снотворным эффектом… Я усну. Утром в больнице выпил и отключился. Проспал часа три.

— Ну и спи. А я в компе пока посижу. Тетка не придет?

— Да нет, она только к семи…

— Ок. В шесть я тебя разбужу.

— В шесть я уже и сам проснусь.

Веня выдавил из блистера две капсулы, кинул их в рот и запил соком.

— Пока ты еще в сознании, давай посмотрим метеоритный прогноз, — предложил Матвей. — Или эти, как их… болиды без расписания летают?

Веня снова сел за компьютер. Едва он успел набрать в поисковике слово «метеор», как появилась подсказка «метеорные потоки или метеорные дожди».

— Смотри, тут и правда расписание, — оживился Ватрушкин, тыкая пальцем в монитор. – Оказывается, в году есть несколько постоянных метеорных потоков, и у каждого своя определенная дата. О, да их полно! Вот, читай.

Матвей отодвинул его и прилип к экрану.

— Список самых красивых метеорных потоков, — прочитал он. — Лириды, Персеиды, Геминиды… Названия—то какие прикольные!

— Ты по дате смотри, — подсказал Веня. — Какой ближайший?

— Так, апрель, август… это не то. Вот, нашел. Леониды — ноябрь, Ориониды… Конец октября! Ура—а! — завопил Матвей и резко взмахнул рукой. Стакан опрокинулся, остатки сока выплеснулись прямо на клавиатуру. Оранжевая жидкость моментально растеклась в разные стороны и заполнила пустоты между клавишами. А то, что не поместилось, тоненьким оранжевым ручейком побежало на стол и закапало на пол. Матвей ахнул.

— Блин! Вот косорукий! – с досадой обругал он себя.

— Да ладно, ничего страшного.

Веня уверенным движением отсоединил клавиатуру, перевернул ее и потряс над столом. Потом сбегал за тряпкой, вытер апельсиновую лужу на столе и полу и стал тщательно протирать клавиши сильно пахнущим одеколоном. Было видно, что он занимается этим не в первый раз.

— Комп завис, — сказал Матвей, щелкая мышкой. — Не реагирует… А ты уверен, что метеорный поток мне поможет вернуться? Вдруг нужна комета? И причем, та же самая.

— Как тут можно быть уверенным? Нет, конечно. Но все равно, нельзя же сидеть сложа руки. Надо пробовать.

Веня зевал все чаще, и вяло тер слипающиеся глаза под очками.

— Началось? — спросил Матвей. — Ложись, чего маешься? Слушай, Ватрушкин, давно хотел тебя спросить. Для чего тебе двухъярусная кровать?

— Для брата, — ответил тот после короткой паузы, снял очки и щурясь посмотрел на него.  — Для моего брата.

— У тебя есть брат? — удивился Матвей. — Старший или младший?

— Такой же, как я. Мы близнецы.

— Что?! У тебя есть брат—близнец? Еще один Ватрушкин…? — Матвей чуть было не сказал «Ватрушкин—неудачник», но вовремя прикусил язык. Как—то не слишком красиво называть так человека, который возится с ним уже второй день подряд и помогает по мере сил и возможности. — А где же он тогда?

Веня посмотрел на Матвея. Глаза у него сделались какие—то больные.

— Не знаю.

— В смысле — не знаешь?

— Он пропал. Давно… Еще совсем маленьким… Прямо из коляски на улице. Его искали, очень долго… Но как найдешь такого малыша? Его переодень, и все… не узнаешь уже… Вот, поэтому я один…  А должно быть двое.

Обескураженный Матвей молчал, не зная, что сказать. Веня сел на нижний ярус и  бессильно откинулся на подушку.

— Ты не думай, он жив, — отчаянно прошептал он, хотя Матвей ничего такого и не думал. — Я это точно знаю, я чувствую. Близнецы всегда чувствуют друг друга… Он обязательно найдется. И кровать поэтому… для него. Это его место.

— Ну… понятно, — запинаясь, выговорил Матвей. — Ладно, спи…

Веня свернулся калачиком на кровати, поверх одеяла, безуспешно пытаясь натянуть на себя его край. Матвей задумчиво уставился в погасший монитор, в котором отражалось светлое окно.

— А знаешь, как мы с ним встретимся? — вдруг снова заговорил Ватрушкин и, не дожидаясь ответа, продолжил заплетающимся языком. – Я видел во сне… Или не во сне? Но я точно знаю, что однажды в воскресенье выйду из дома… Будет светить солнце, ярко, как летом. И небо будет очень синее и высокое… и облака, белые, пушистые. Прямо передо мной затормозит велосипед… Красный. С блестящим рулем. А багажник будет обмотан поролоном, чтобы мягко сидеть… Я подниму голову и увижу… брата. Он скажет: «Давай махнем к дальним озерам. Ты и я. Вдвоем». Я сяду сзади, на багажник, и положу руки ему на плечи… И мы поедем… и будет ветер… теплый и густой… прямо в лицо… Я больше не буду один… Мы будем вместе…

Веня бормотал все тише и невнятней, и уже трудно было разобрать слова. Наконец, таблетки сделали свое дело, и он тихо засопел. Матвей аккуратно, стараясь не шуметь, подошел к кровати. Веня спал, обхватив голову руками, как будто закрывался от удара. Светлые вихры примялись, растянутая футболка сползла с плеча, на шее тонкой ниточкой пульсировала голубая жилка. Ватрушкин выглядел сейчас таким хрупким и беззащитным, что у Матвея внезапно сжалось сердце. Он осторожно вытянул из—под него одеяло и накинул сверху. Потом взял плейер с наушниками и залез на второй ярус. Там он положил под спину подушку, вставил наушники в уши и включил Венину аудиокнигу. И стал слушать то, что раньше никогда не слушал и не читал. Фантастический роман. О параллельных реальностях.

 

22

В школьном вестибюле висело объявление астрономического кружка. Сообщалось, что кружковцы приглашаются на практическое занятие в половине восьмого вечера завтра, в пятницу девятого октября, так как именно в это время возрастает активность метеорного потока Дракониды.

— И тут драконы, — хмыкнул Матвей и тут же звонко хлопнул себя по лбу. — Дракониды! Метеоры! Вот где я это слышал! Дома, по телеку. Его включили, и он заорал про эти самые метеоры. А мама убавила звук, и о чем—то со мной заговорила. Вот у меня и связалось — драконы и мама.

Веня посмотрел на него непонимающими глазами. Матвей возбужденно заходил возле стенда взад и вперед, усиленно пытаясь вспомнить, что именно он слышал в то самое утро.

— По телеку сказали, что эти метеоры мы можем наблюдать каждый год в начале октября… А потом про Дракониды… Ватрушкин! — Матвей остановился. — Получается, что в октябре есть еще один метеорный поток. И его можно будет увидеть завтра. Значит, и в трубу надо лезть завтра.

— Нужно с кем—нибудь поговорить, с тем, кто разбирается в этих потоках, — озабоченно сказал Веня. – Кто сможет все подробно объяснить, и желательно сегодня. Только с кем?

— С Тим Тимычем, с кем же еще?

— Точно! Пойдем посмотрим, вдруг он все еще в школе?

В учительской обнаружился только Олег Денисович. Правда, уже собирался уходить.

— О, как вовремя! — обрадовался он. — А я уже хотел вам звонить. Как здоровье, Ватрушкин?

— Хорошо, спасибо, Олег Денисович.

— А ты как, Добровольский?

— Нормально, — сквозь зубы процедил Матвей.

— Послушай, Матвей… — Олег Денисович застегнул сумку и повернулся к нему. — Наш последний разговор не очень получился. Наверное, я не должен был так резко высказываться. Ведь я тебя действительно не знаю. Я был неправ, извини.

Матвей взглянул на него исподлобья. Он издевается, что ли? Когда такое было, чтоб учителя извинялись перед учениками? Учителя ведь всегда правы, даже когда неправы.

— Ну что, мир? — Олег Денисович протянул ему руку. – Или хотя бы перемирие?

Веня настороженно переводил взгляд с одного на другого. Он явно не понимал, о чем речь. Но не вмешивался, ждал молча. И, когда Матвей нехотя пожал протянутую руку, вздохнул с облегчением. Ведь известно, если разлад в коллективе, страдает дело.

— Олег Денисович, нам срочно нужен Тимофей Тимофеевич, — заговорил он, как только конфликт между двумя сторонами был исчерпан. — Вы знаете, где он сейчас?

— Знаю. Он улетел в Москву. Вернется завтра к вечеру.

— Я так и знал! — Матвей треснул кулаком по столу. — Так и знал! Все пропало!

— Так, спокойно, — сказал учитель. — Ничего еще никуда не пропало. Давайте по порядку и без эмоций. Зачем он вам?

Так как у Матвея без эмоций         не получалось, слово взял Веня. И Матвей в который раз поразился, насколько четко и грамотно, в нескольких фразах, он обрисовал ситуацию. Как будто очистил от ненужного мусора и преподнес на ладошке — нате, смотрите. И при этом ни разу не сбился, не запнулся и не покраснел.

— Понятно, — проговорил Олег Денисович и в раздумье забарабанил пальцами по столу. — Но если все это сотворила комета, стоит ли надеяться на метеориты?

— Метеоры, — поправил Веня. — Вот нам и надо в этом разобраться. Поэтому без Тим Тимыча… ой, то есть, без Тимофея Тимофеевича никак не обойтись. А завтра может быть поздно. Вдруг пятница — единственный день, когда видны эти Дракониды?

— Подождите здесь, — классный руководитель взял в руки свой телефон и вышел из учительской.

Матвей и Веня послушно ждали, прислушиваясь к разговору в коридоре, но толком ничего разобрать не могли. Голос звучал приглушенно, видимо, Олег Денисович разговаривал на лестнице.

— Через час мы сможем с ним пообщаться, — сказал он, вернувшись. – Он вернется в гостиницу, и мы устроим сеанс связи. А теперь надо придумать, где мы возьмем интернет.

— В компьютерном классе есть, — подсказал Веня и смущенно добавил, — и у завуча в кабинете. Я видел… когда сидел там.

— Ну, кабинет завуча мы взламывать не станем, — сказал Олег Денисович. — Да и компьютер у нее, наверняка, запаролен. Так что пошли в компьютерный класс.

Следующий час они провели в компьютерном классе, в довольно непринужденной атмосфере. Они ковырялись в компьютере, запущенном с помощью хитроумно спрятанного пароля, пили чай с сушками и мирно беседовали. Матвей вдруг обнаружил, что его перестало напрягать общество Олега Денисовича. Он даже не заметил, когда именно это произошло. Скорее всего, после дружеского рукопожатия. Матвей будто другими глазами посмотрел на классного. Ведь далеко не каждый может признать свои ошибки и вслух сказать, что был неправ. И извиниться, тем более, перед собственным учеником. И пожать ему руку, как равному.

Вскоре к ним присоединилась вернувшаяся с танцев Милослава. Она позвонила Ватрушкину, чтобы узнать, где они с Матвеем, и успела как раз к началу сеанса связи с Тимофеем Тимофеевичем.

— Звездопады — вообще нередкое явление, — уверенно звучал голос географа из небольших колонок возле монитора. — Это только принято считать, что звезды падают в конце лета. На самом же деле в году бывает несколько таких звездопадов, причем в строго определенное время, на определенной стороне неба. Ведь что такое метеор? Это космический объект, осколок кометы или астероида. Он врывается в атмосферу Земли с огромной скоростью, только представьте себе — от двадцати до восьмидесяти километров в секунду! Он сгорает в небе и оставляет яркий след, который мы можем наблюдать. Это просто фантастическое зрелище!

Увлеченный географ даже не поинтересовался, зачем семиклассникам понадобилось узнать о метеорах, да еще так срочно, что они нашли его и в Москве. Казалось, он радовался очередной возможности поговорить на свою любимую тему. Тим Тимыч объяснил, как возникают метеорные потоки, рассказал, отчего зависит яркость и цвет метеора, и углубился в подробное описание созвездий, которые и дали названия метеорным потокам.

— Нам бы уже свернуть к Драконидам, — прошептал Матвей классному руководителю. — А то ведь он так долго может. Он нам темы по географии вот так же объясняет, не остановишь. Бывает, всю перемену сидим.

— Ага! — воскликнул географ, когда Олег Денисович направил разговор в нужное русло. — Вас интересуют Дракониды. Отлично! Этот метеорный поток назван так в честь созвездия Дракона, в котором находится его радиант. Вы знаете, что такое радиант?

— Это точка на небе, из которой летят метеоры, — сказал Веня.

— Вот именно! — подтвердил Тим Тимыч. — Так вот, комета Джакобини—Циннера оставляет на своей орбите скопление твердых частиц. А вы знаете, кто ее открыл?

— Ну, видимо, Джакобини—Циннер, — недовольно проворчал Матвей и прошептал в сторону: — Сейчас мы прослушаем его полную биографию.

— Нет! — радостно воскликнул географ, не расслышав его последних слов. — Не совсем так. Это два разных человека. Ее сначала открыл французский астроном Мишель Джакобини в тысяча девятисотом году, а потом заново открыл немецкий астроном Эрнест Циннер в тысяча девятьсот тринадцатом году. Только лишь через тринадцать лет!  Хотите узнать, почему так произошло?

— Нет! — в один голос воскликнули Матвей и Милослава, досадуя, что они никак не доберутся до самой сути.

— Тим, Дракониды, — снова напомнил Олег Денисович.

— Дракониды, да! — увлеченно подхватил географ. — Через этот метеорный поток Земля проходит каждый год в начале октября. В этом году основной пик прогнозируется на завтра, пятницу, девятое октября, с восьми до девяти вечера. Поэтому наш кружок собирается в половине восьмого, чтобы подготовиться и послушать лекцию о Драконидах. Приходите тоже, если так интересуетесь. Зрелище невероятное… Ну, если, конечно, дождь не помешает.

— А за городом их будет видно? — спросил Веня.

— Конечно! За городом, в чистом небе, их будет видно намного лучше. Там даже самые тусклые метеоры будут видны. Мы с кружковцами не имеем возможности поехать ночью за город, поэтому будем наблюдать на школьной крыше. Но ничего страшного, сейчас как раз фаза новолуния. А значит, лунный свет не помешает, небо завтра будет практически темным, и мы все прекрасно разглядим.

— Получается, что их будет видно только завтра? — уточнил Матвей.

— Да нет, их видно несколько дней, в этом году с пятого по десятое октября. Они и вчера были, и завтра будут. Просто они разрозненные, их тяжело отследить. А девятого, то есть завтра, они будут самые активные. Ну, во всяком случае, по прогнозам экспертов.

— А как же комета? — поинтересовалась Милослава. — Она точно была из этого потока?

— Болид! — энергично поправил географ. — Не комета, а именно болид. Как я уже сказал, это тоже метеорная частица, только более крупная. Да, вполне вероятно, что болид был из этого потока. Хотя… Ручаться не могу.

— Тим, скажи, а как метеориты могут воздействовать на магнитное поле Земли? Могут они вызвать… ну магнитную бурю, к примеру? — спросил Олег Денисович. — Или как—то всколыхнуть его, это поле?

— А как же! — обрадовался географ. — Это очень даже запросто! Только речь здесь пойдет не о магнитной буре, а скорее об ударной волне. Ведь что такое магнитные, а правильнее сказать — геомагнитные бури? Нам известно, что Земля имеет такой мощный щит как магнитное поле, которое защищает ее от радиации Солнца и дальнего космоса…

— О, нет! — простонал Матвей и взялся за голову. Следующие пятнадцать минут все слушали увлекательную и подробную лекцию о возмущении магнитного поля Земли, о магнитных бурях и солнечной энергии, которая эти бури вызывает.

— Ну что ж, — подвел итог Олег Денисович после окончания сеанса связи, когда наконец удалось вытянуть из географа всю нужную информацию и очистить ее от лишнего мусора. — Единственное, о чем мы можем говорить с восьмидесятипроцентной уверенностью, это то, что метеор, который пролетел в понедельник вечером и метеоры, которые ожидаются завтра — одного и того же происхождения. Из одной, так сказать, серии. Так что есть смысл предполагать, что у них хватит мощности, скорости, энергии и … чего у них там еще есть…  чтобы вернуть Матвея в его реальность.

— Ага, хорошо бы, — пробормотал Матвей. — А если не хватит? Тот был один и большой, а этих много, и они маленькие. Вдруг они не всколыхнут это самое магнитное поле так как надо? Что тогда?

— А вдруг вообще завтра дождь пойдет, и мы их не увидим? — спросила Милослава. – Завтра к вечеру обещали осадки. Если небо затянет тучами, мы не будем знать, падают звезды или нет.

— Будем решать проблемы по мере их поступления. Не паникуем заранее, — классный руководитель поднялся из—за стола. — Наша задача на данном этапе — дождаться завтрашнего вечера, приехать на тот самый пустырь с разрушенным домом и следить за небом. Как только появятся метеоры, начинаем действовать. Матвей ныряет в трубу… и если он из нее не вылезает, значит, все получилось. Фу ты! До сих пор не верится, что такое вообще возможно. Фантастика какая—то! Буду сомневаться, пока не увижу это своими глазами.

Матвей невесело усмехнулся. С каким огромным удовольствием он отказался бы от этой фантастики.

— А как мы туда попадем? — спросила Милослава.

— На моей машине. Я вас одних не отпущу. Поедем часов в семь. Даже чуть раньше. Надеюсь, часа нам хватит, чтобы добраться до места и найти эту вашу трубу?

— Надо взять фонарь, — сказал Матвей. — Там, на этой стройке, реально темно.

— Я возьму, — пообещал Веня. — У меня мощный, светит как прожектор.

— Ну все, договорились. Завтра сбор у школы без четверти семь. А теперь по домам, поздно уже, — скомандовал Олег Денисович. – Бегите, я сам все закрою.

 

23

Так как время было уже позднее, готовить ничего не стали, поужинали магазинными пельменями и разбрелись по разным углам. Матвей щелкал телевизионным пультом в зале, а Милослава сначала возилась на кухне, затем долго плескалась в ванной. Где—то через час она вошла в зал и пристроилась на краешке старого кресла напротив дивана, где сидел Матвей.

— Не могу понять — почему же мы такие разные? – задумчиво проговорила Милослава. – Конечно, брат с сестрой могут быть разными. Но раз мы теоретически один и тот же человек, мы должны быть одинаковыми.

— Мы и есть одинаковые, — отозвался Матвей. – Ватрушкин сразу понял, что мы… типа родственники.

— Я не про внешность говорю. Характер, привычки, наклонности… В этом мы разные. Так не должно быть. У нас родители, школа, дом – все условия те же самые.

— А вот и нет! Тебя возили в розовой коляске, а меня в голубой. Тебе мама заплетала косички, а меня коротко стригла. Ты в детстве наверняка играла в куклы? А у меня машинок было два огромных чемодана.

— Но это же мелочи!

— Вот как раз мелочи и важны. И наше с тобой детство было разным именно из—за мелочей. Вот ты, например, терялась в огромном супермаркете в пять лет? А в шесть тонула в аквапарке, прямо в свой день рождения? Или может, во втором классе ты прыгала с крыши гаража с зонтиком вместо парашюта?

— Нет, — покачала головой ошарашенная Милослава. – Я в детстве не была такой экстремалкой.

— Ну вот, — удовлетворенно кивнул Матвей. – Поэтому мы и не похожи.

— А зачем ты прыгал с гаража с зонтиком? – с любопытством спросила Милослава.

— С ребятами поспорили, может зонтик быть парашютом или нет, — помолчав, ответил Матвей.

— Ну и как, выяснили?

— Выяснили. Не может.

— Ты себе шею не свернул?

— Шею нет. Зато обе ноги сломал, и руку изрезал о бутылочное стекло. Швы накладывали. Четыре месяца был в гипсе. Сначала в больнице, потом дома.

— Какой кошмар! – воскликнула Милослава. – В гипсе столько времени! Ужасно наверно?

— Да ничего, нормально, — пожал плечами Матвей. – Неудобно конечно… Зато в школу почти полгода не ходил, училка сама ко мне приходила. И еще мне компьютер купили, и я целыми днями играл. А для папы это вообще был счастливый билет.

— В каком смысле?

— А он из—за моего перелома работу хорошую нашел. В больнице, где я лежал, папа познакомился с одним человеком, а тот ему работу предложил в крупной фирме, как раз по папиной специальности.

— Постой, постой, — Милослава наморщила лоб. – Значит, папа ушел из конторы, когда ты был во втором классе? То есть пять лет назад? И стал хорошо зарабатывать?

— Ну да. И за границу стал ездить, в командировки. Знаешь, сколько он мне всего оттуда привез! Слушай, а ты ведь не прыгала, и ноги не ломала. Значит, здесь, у вас, папа не поменял работу? – сообразил Матвей.

— Да, он так и работал там, на старом месте, пока не уехал от нас, — сказала Милослава. – Теперь понятно, откуда у вас деньги на ремонт и все остальное. И почему ты таким стал, тоже понятно.

— Каким это «таким»? – с вызовом поинтересовался Матвей.

— Таким, как ты сейчас. Да мама наверняка с тебя пылинки сдувала, когда ты поломался! Пока болел, всё только вокруг тебя и вертелось, да? Любое желание, игрушки, сладости – на, сыночек, возьми! Хочешь компьютер – пожалуйста!  И потом еще оберегала тебя, чтобы с тобой снова что—нибудь не случилось. Вот ты и решил, что ты король, и все должны вокруг тебя прыгать.

— С чего ты взяла?

— Я знаю своих родителей. Мама же всего боится, она слишком впечатлительная. Всегда умирала от страха за меня. А если ты в детстве такой активный был, я ей очень сочувствую. И как она не поседела раньше времени с тобой? Или поседела?

— Не знаю, она красит волосы, — огрызнулся Матвей.

— А где она сейчас работает?

— Все там же. В том банке, куда устроилась еще давно, когда я в сад пошел… Да она в нем всю жизнь и работает, теперь уже главным бухгалтером.

Милослава в растерянности уставилась на него.

— С ума сойти!

— Чего?

— Мама давно уже там не работает… Как она заболела, ее сразу уволили. Даже не захотели ждать, когда она выйдет с больничного.

— Как уволили? – удивился Матвей. – Чем она заболела?

— Ну вообще—то инфаркт у нее был. Правда, микро… Но это тоже очень серьезно…

— Какой еще инфаркт? Мама абсолютно здорова.

— Ага, здорова! Мы тоже так думали. Пока это не случилось. Подожди! Давай по порядку. Надо найти момент, где наши реальности разошлись…

— Они разошлись в тот момент, когда мы родились! Я – там, ты – тут.

— Я просто хочу понять, из—за чего вдруг все так изменилось. Неужели из—за того, что ты прыгнул с гаража? Неужели такое малюсенькое незначительное событие могло настолько изменить жизнь всей семьи?

— Ну мне—то оно малюсеньким и незначительным не показалось, — вставил Матвей, разглядывая едва заметные шрамы на ладони.

— До этого все было если не одинаково, то хотя бы похоже, — продолжала Милослава, не слушая его. – Мы ходили в одну и ту же школу, в один и тот же класс, мама работала в своем банке, папа – в конторе. Когда мы закончили первый класс, родители поменяли входную дверь на железную, в обеих наших вероятностях. Пока все совпадает. Во втором классе ты попал в больницу с переломами, папе подвернулась новая работа. А у нас все осталось по—прежнему.

— Летом, между третьим и четвертым классом родители сделали евроремонт, — подхватил Матвей. – И наша квартира стала совершенно другой. В пятом классе я потерял ключ от входной двери, мы поменяли замок, поэтому у нас разные ключи. Что еще?

— А еще папа ушел, — сказала Милослава, — как раз, когда я была в пятом классе. А у вас не ушел. Почему?

Она посмотрела ему в глаза, пристально и сурово, как будто обвиняла в этом его, Матвея. Он даже съежился под ее осуждающим взглядом, словно и вправду был виноват в папином уходе.

— А что произошло?

— Два года назад, в сентябре, мы все вместе поехали в Волгоград…

— К бабуле Томе?

— Ну, у школы, где мама училась, был юбилей, шестьдесят лет, и там собирались все выпускники. И мамин класс тоже. А мы с папой поехали с ней, ну и как бы заодно к бабуле Томе. Вот там что—то случилось, они очень сильно поссорились, я не знаю из—за чего, она не говорит… Папа даже улетел домой без нас. Он никогда так раньше не делал. А потом, когда мы вернулись, он сказал, что уезжает в Заполярье и будет работать на научно—исследовательской станции.  Собрал вещи и уехал.

— Стой, я что—то такое слышал про Заполярье и эту станцию… Точно, там папин друг работает, и он несколько раз звал его к себе.

— Ну вот, он к этому другу и подался. И до сих пор там работает. А у вас как было? Они быстро помирились?

— Да они и не ссорились. Мы вообще не ездили в тот год в Волгоград. Мы в это время в Турции были, как раз с этой самой маминой подругой детства и ее писклявой дочкой. А папа вообще в командировку уехал, куда—то за границу.

— Вы не поехали в Волгоград, и папа с мамой не поссорились, — задумчиво произнесла Милослава. – Получается, этой ссоре помешала папина командировка. А в командировку папа уехал по работе, которую случайно нашел из—за твоего героического прыжка без парашюта… Отлично! Просто супер!

Она вскочила и стремительно вылетела из зал. Обескураженный Матвей посмотрел ей вслед. Что это с ней? Вот психованная!

Он посидел еще немного, прислушиваясь к тому, что делается в комнатах, потом отправился на поиски. Он нашел Милославу в детской. Она стояла возле стола, обхватив руками свою школьную сумку и смотрела куда—то в стену. А может, и сквозь нее.

— Ты чего? – настороженно спросил Матвей, не входя в комнату.

— Ничего, — глухо отозвалась Милослава.

— Что ты вдруг вскочила как ужаленная?

— А как бы ты себя чувствовал, если бы узнал такое?

— Какое такое?

— Что все ужасное, что произошло с твоей семьей – именно из—за тебя?

— Что за ерунда? При чем здесь ты?

Милослава рывком раскрыла сумку и принялась сердито выкидывать учебники на стол.

— Да? А ты считаешь, что ни при чем? На тебя сваливается одно, другое, третье… Уходит папа, заболевает мама, потом она теряет хорошую работу и устраивается не по своему профилю, на низкую зарплату, потому что ей противопоказаны всякие волнения и нагрузки… А потом оказывается, что где—то есть другая реальность, где я не родилась. И там, в той реальности все просто замечательно. Мама и папа вместе, хорошая работа, в доме счастье и… ремонт! И кто причина всех проблем? Угадай за три секунды! Раз, два… бинго!

Учебник истории с грохотом полетел на пол. Ручки и карандаши рассыпались по столу. Милослава отшвырнула пустую сумку, упала на стул и замерла, опустив голову. Длинные каштановые волосы полностью скрыли лицо. Матвей молчал, не зная, что сказать.

— Уходи, — бросила она отрывисто. — Я уроки буду делать.

Матвей потоптался в дверях и вышел.

 

24

Было уже далеко за полночь. Весь вечер Матвей провел в одиночестве, перед телевизором. Милослава долго не выходила из своей комнаты, общаться не желала и вообще не подавала признаков жизни. Впрочем, уроки она тоже не делала. Матвей пару раз подкрадывался на цыпочках и заглядывал в щелку неплотно прикрытой двери. Милослава неподвижно сидела на подоконнике и смотрела в темноту. «Совсем как я!» — почему—то с удовлетворением отметил Матвей. Он точно так же замирал перед окном в тяжелые моменты. И мог просидеть так очень долго, почему—то именно перед окном. И что там было такого притягательного, особенно когда на улице ночь? Все же у них с этой девчонкой из другой реальности было больше общего, чем казалось на первый взгляд. И это почему—то уже не сердило и не задевало. Наоборот, даже нравилось обнаруживать какие—то общие черты, одинаковые привычки, похожие жесты и фразы.

С ней не удалось заговорить и перед сном. Милослава молча проследовала в комнату мамы и плотно закрыла за собой дверь. Матвей тоже лег, но ему не спалось. Провертевшись в постели несколько минут, он встал, завернулся в цветастый плед и направился в кухню.

Перед маминой комнатой он остановился и приоткрыл дверь. В комнате было очень тихо. Так тихо не бывает, когда кто—то спит. Так бывает, только когда кто—то старательно притворяется, что спит.

Матвей вошел и с ногами забрался в старое массивное кресло у противоположной от кровати стены.

Прошло несколько минут. Милослава упорствовала и никак не реагировала на его присутствие в комнате. Это еще больше убедило Матвея в том, что она не спит. Если бы спала, давно проснулась бы от его возни в кресле.

— Зря ты так… Ты не можешь отвечать за то, что случилось, — негромко проговорил он в темноту.

Ответа не последовало.

— Если Ватрушкин прав и существуют сразу все варианты развития событий, какие только могут произойти, значит, среди них есть всякие. Так уж вышло, что тебе попалась эта вероятность, а мне та. Не ты сделала свою реальность такой, она просто тебе досталась. Твоя вероятность вовсе не плохая, она… другая, вот и все. И маме в ней очень хорошо, потому что здесь у нее есть ты. Знаешь… мне кажется, она больше хотела тебя, чем меня. Наверно, все мамы хотят дочек, чтобы быть с ними подружками.

С кровати донесся шорох. Матвей не знал наверняка, слышит ли она его, но продолжал говорить.

— Мы ведь с ней поссорились перед ее отъездом… Знаешь, что она мне заявила? Лучше бы у меня была дочь! Она бы так не сказала, если бы не думала об этом, хоть иногда, правда?

Шорох стал отчетливей. Колыхнулось белое пятно одеяла, в кровати зашевелилась тень. Милослава села в постели, и Матвей мог видеть ее силуэт в темноте.

— А я ведь не хотел с гаража прыгать. Просто с пацанами вместе залез. До последнего стоял на крыше с этим зонтиком и смотрел вниз… Там было очень высоко, я бы не прыгнул. Но меня кто—то толкнул в спину, исподтишка. Просто так, для прикола. Я не ожидал… Может, поэтому и приземлился неудачно. Помню, как я орал от боли внизу, а они ржали на гараже, и какие—то шуточки отпускали насчет нераскрывшегося парашюта… А когда поняли, что дело серьезно, просто удрали. Все до одного.

— Ну… вы же были детьми, — неожиданно подала голос Милослава. – Сколько вам было лет – восемь, девять? Они просто не понимали, что делают. Наверняка, потом жалели об этом.

— Жалели? Они так и не признались, кто меня толкнул, покрывали друг друга. Говорили моим родителям, что мне всё показалось, что я прыгнул сам. И ни один не пришел меня навестить. Ни один из пяти человек!

— А кто это был?

— Те, кого я называл друзьями…

— Из нашего класса?

Матвей подавил тяжелый вздох.

— Я всю зиму просидел дома. Один. В обнимку с компьютером, — с обидой проговорил он. — Никто даже не позвонил ни разу. Всем было на меня плевать. А когда я вернулся, весь класс еще долго тыкал в меня пальцем и называл «парашютистом» и «сбитым летчиком».

— И ты перестал с ними общаться, — сказала Милослава. — Решил, что тебе тоже на всех плевать и снова закрылся дома со своим компьютером. И нашел новых друзей, виртуальных.

— Да! – воскликнул Матвей. – Потому что они меня не столкнут с гаража. И не бросят одного с переломанными ногами. И не будут дразнить «парашютистом»! Там, в сети, я могу быть, кем захочу, меня никто не знает. И это классно!

— Матвей, они, конечно, поступили ужасно, но… это было детство, а в детстве случается много ошибок… Наверное, у каждого есть поступки, которыми нельзя гордиться.

— То есть, ты не считаешь это предательством?

— Я считаю, что об этом надо забыть.

— Но я не хочу забывать!

— А для чего помнить?

— Потому что это предательство. А предательство прощать нельзя.

— А если не прощать, как тогда вообще жить?

Матвей не ответил.

— Знаешь, — спустя какое—то время заговорила Милослава, — я не в курсе, что там произошло у мамы с папой, кто на кого обиделся… Но эта обида воткнулась в нашу семью и расколола ее на кусочки. И от этого плохо всем, и тому, кто виноват, и тому, кто не хочет прощать. Разве это правильно? Мне кажется, в любой обиде есть какая—то черта, предел… Точка прощения. Доходишь до нее и понимаешь – всё, дальше так нельзя, невозможно. С ума сойдешь, если не простишь…

— Только неизвестно, где она, эта твоя точка прощения. И сколько до нее идти, — усмехнулся Матвей и, помолчав, спросил. — А папа звонит вам? Как вы общаетесь?

— Звонит редко, там со связью не очень хорошо. Но он мне письма пишет! Представляешь? Настоящие, на бумаге! – оживилась Милослава. – Сейчас покажу!

Вспыхнул торшер в углу, и яркий свет ударил Матвея по глазам. Он невольно зажмурился. Милослава, завернутая в мамин банный халат, спрыгнула с кровати и метнулась за дверь. Вскоре она вернулась и принесла несколько белых конвертов, усыпанных пестрыми марками и черно—фиолетовыми штампами.

— Вот! Я бумажные письма вообще в первый раз увидела!

Матвей взял в руки один конверт, немного вытянул уголок вложенного в него тетрадного листа в клеточку. В глаза сразу бросилась первая строчка, написанная знакомым размашистым почерком:

«Милая Славка, привет!»

Чей он, сомневаться не приходилось. Именно этим почерком были написаны коротенькие папины записки, прикрепленные к холодильнику магнитиками. Матвей ощутил укол ревности. Вот, значит, как он ее называет. Милославка – Милая Славка! А его только строго по имени – Матвей. Ну еще иногда, в приливе хорошего настроения — Матюха.

Матвей засунул письмо обратно и отдал Милославе.

— А маме он пишет?

Та покачала головой:

— Только мне. Но я всегда ему про маму рассказываю. Мне кажется, он хочет, чтобы я о ней рассказывала… Сто лет его не видела. Какой он, интересно?

Матвей вдруг хлопнул себя по лбу, выбрался из кресла и побежал в коридор, на ходу поправляя сползающий плед. Он выудил из кармана куртки свой телефон и вернулся в комнату.

— Связи у меня здесь нет, и интернета нет, но фотки—то остались! Вот тут, смотри. Это с последнего дня рождения. А вот и папа.

— У него усы! Вот это да! – ахнула Милослава, листая фотографии на экране.

— Давно уже, — сказал Матвей. – Сказал, так солидней. А то лицо слишком молодое для представителя такой серьезной фирмы.

Она долго разглядывала снимок селфи, на котором все трое – мама, папа и Матвей — дурачились и строили рожицы в камеру. Потом со вздохом вернула телефон.

— Он вернется, как ты думаешь?

— Вернется, — убежденно сказал Матвей. – Обязательно.

Сказал, только чтоб успокоить Милославу. Откуда ему знать, вернется к ним папа или нет? Матвей и из своей—то вероятности папу не очень хорошо знал. Ну папа и папа, уходит, приходит, уезжает, приезжает… Ну да, привозит подарки. А что у него на уме и на сердце, кто его знает?

— А ты говорила, мама заболела, — вспомнил он. – Из—за всего этого? Из—за папы?

— Скорее всего, — Милослава забралась в постель и закутала ноги одеялом. Матвей осторожно опустился на край кровати, поджав под себя застывшие ноги.

— Доктор сказал, так бывает. Сначала человек никак не реагирует на стресс, все это копится, копится у него внутри, а потом бац – инфаркт! Или инсульт. У нее же давление высокое бывает, очень часто, а она таблетку выпьет и на работу бежит, а не к врачу. Да и не проверялась толком никогда. Вот все это и вылилось в инфаркт. Хорошо еще, что микро.

— Значит, она может заболеть даже без стресса? То есть, я хочу сказать… — Матвей запнулся.

— Может ли заболеть мама в твоей вероятности? – поняла его Милослава. – Даже если у нее не будет таких переживаний из—за папы?

Матвей кивнул.

— Мама всегда и за все переживает, она такой человек, — сказала она. — Ей вообще противопоказаны стрессы. Лучше бы ей поменьше волноваться.

— Ты поэтому не стала с ней спорить из—за Ксюши? Чтобы она не переживала?

— Да я не собиралась спорить с ней из—за Ксюши! Мы поговорили и вместе решили… Если все получится, если удастся все оформить, будем жить втроем. И у меня появится сестра. Разве не здорово?

— А папе вы что скажете, если… то есть, когда он вернется? Думаешь, он будет рад еще одной дочери?

— Папе мы напишем письмо, вместе с мамой. Или она сама напишет, от себя. Может, он вообще приедет после этого письма? Может, это их шанс помириться?

— А разве у них не было шанса помириться, когда мама серьезно заболела? Что же он тогда не вернулся?

— Он не знает об этом.

— Ты ему не написала? – изумился Матвей.

— Нет.

— Почему?!

— Мне мама запретила, — сказала Милослава. – Она сказала, что он должен вернуться, когда сам это решит. Когда поймет, что он без нас не может.  А вовсе не из жалости и не из чувства вины. Она так не хочет.

— И ты послушалась ее?

— Представь себе, послушалась!

— Тоже мне, послушная нашлась! – возмутился Матвей. – Надо было все равно написать! Я бы обязательно так и сделал.

— Даже не сомневаюсь! – повысила голос Милослава. – Потому что ты никого кроме себя не слышишь! И не понимаешь! Мама приняла решение. И я, в отличие от тебя, ее решение уважаю. Она так захотела, это ее право. И я ничего не буду делать за ее спиной.

Матвей хотел возразить, что это неправильно, что у нее довольно странная логика, и у папы тоже есть право — знать, что происходит с его родными. Но не стал. Как не крути, это семья не его, а девчонки из параллельной реальности, с которой он больше никогда не встретится. Никогда не увидится.

Никогда.

Эта мысль почему—то вызвала неприятный холодок в животе.

 

25

Они проговорили почти до трех часов ночи. Спать не хотелось, хотелось сидеть рядом, на большой родительской кровати, и делиться воспоминаниями. Они рассматривали альбом с фотографиями маленькой Милославы, сравнивали свое детство, радовались, когда события совпадали, говорили о папе и маме, о бабуле Томе из Волгограда, спорили, смеялись…

Зато утро было молчаливым. Милослава пила кофе с молоком, задумчиво глядя в кухонное окно. А Матвей время от времени бросал на нее взгляд украдкой, и у него становилось тепло в груди.  Оттого, что она пьет из старой папиной чашки с отколотым краешком. Оттого, что она так похожа на маму. И просто оттого, что она есть. Пусть в другой вероятности, но она есть.

На одной кухне в одной необъятной вселенной находились одновременно два человека из параллельных, никогда не пересекающихся реальностей. Они молчали, они пили кофе, они смотрели в окно. Почти брат и сестра, которых друг у друга никогда не было.

Но парадокс заключался не в этом.

А в том, что это было здорово!

 

К школе Матвей подошел намного раньше назначенного времени – надоело шататься целый день по улице и торговым центрам. Шестой урок закончился, и седьмые классы уже успели разбежаться по домам. Ни Милославы, ни Ватрушкина Матвей не встретил, зато Олег Денисович был, как всегда, на месте, в своем кабинете.

— А, ты уже здесь? – спросил он, увидев Матвея. — Собрался?

— Да чего мне собираться? – пожал тот плечами. – У меня чемодана нет. Всё со мной.

— Тогда пошли чай пить, пока остальных ждем. В учительской пара кусков «Наполеона» осталось. У завуча день рождения сегодня, она угощала.

Чаепитие устроили в кабинете Олега Денисовича, там было спокойнее, чем в учительской, где постоянно взад—вперед сновали учителя. Среди них Матвей чувствовал себя слишком неуютно, хоть они его и не знали.

— Как у вас это получается, Олег Денисович? – спросил Матвей, приноравливаясь к неудобно высокому куску торта и прикидывая, как бы его поаккуратней откусить, чтобы не слишком испачкаться. Чайные ложки забыли в учительской, а идти за ними на другой этаж не хотелось.

— Что получается? – Олег Денисович не боялся испачкаться, он ел торт очень креативно и своеобразно – просто разобрал его на слои. А они уже спокойно умещались во рту.

— Ну, столько народу, целых два класса, а вы с ними так ловко управляетесь. Игры им устраиваете вместо обычного урока.

— А у вас не так? Там, в твоем мире?

— Ну… Так, наверно…

— Ты что, на мои уроки вообще не ходишь?

Чтобы ничего не отвечать, Матвей откусил побольше и принялся медленно жевать.

— Ты пойми, Матвей, все эти мероприятия, праздники, вся ваша внешкольная жизнь – это же все не для меня. Для вас. Чтобы вы знали, что школа – это не только скучные уроки, строгие учителя, ответы у доски… Школа – это здорово, это ваше детство, ваша жизнь, здесь и сейчас. Ты именно это будешь вспоминать, когда вырастешь — как ходил с классом в поход, как вы участвовали в праздниках, как готовились к выступлению, все вместе… И поверь, это буду самые ценные воспоминания. Не лишай себя этой радости.

Матвей долго молчал и жевал. Наконец проглотил последний кусок и проговорил:

— Олег Денисович… Давно хотел спросить. Зачем вы это делаете?

— Что делаю?

— Ну вот все это, — Матвей развел руками, обхватывая пространство кабинета. —  Вы же можете зарабатывать по—другому. И наверняка больше, чем в школе.    Мы—то вам зачем? Только честно.

— Ну, если честно… Я делаю это для себя, — серьезно ответил Олег Денисович.

— Для себя? – удивился Матвей. Хоть он и просил честно, но все равно ждал, что Олег Денисович скажет что—то типа: «Чтобы вырастить из вас достойных членов общества» или «Вы моя непосильная ноша». А как же иначе? Ведь он учитель. А учителя всегда говорят то, что должны слышать ученики.

— А что тебя удивляет? – поинтересовался классный руководитель.

— Я думал, вы скажете, что это ваша миссия, — признался Матвей. – Что вы жертвуете собой ради великой цели.

Олег Денисович рассмеялся.

— Нет, я не жертвую собой. Если бы мне это не нравилось, вряд ли  я бы здесь остался! И никакая великая цель меня не удержала бы, — весело сказал он. – Все гораздо проще – я получаю удовольствие. Я без школы просто не смогу. И вы мне очень нужны. Вы – мой кислород.

Тут в его кармане зазвонил телефон. Звонила Милослава. Матвей это сразу понял, как только Олег Денисович сказал в трубку:

— Да нет, никуда он не пропал. Вот, сидит передо мной. Все в порядке. Да, к без десяти семь подходите к школе. Мы здесь будем.

Они выпили еще по одной чашке чая. Торт Матвей больше есть не стал, слишком большим и сытным оказался тот, первый кусок. Теперь можно было не есть вплоть до самого возвращения домой. Если оно состоится.

— Странно все это, — сказал вдруг Олег Денисович и яростно потер рукой лоб, взъерошив волосы.

— Что странно? –  Матвей поднял голову от своей чашки.

— Да всё! Меня не покидает ощущение, что все это розыгрыш, что я участвую в фарсе. Что ты на самом деле родной брат Милославы, и вы вместе просто решили надо мной подшутить. Мне кажется, что мы сейчас приедем на стройку, из кустов выпрыгнет съемочная команда и закричит: «Улыбочку! Работала скрытая камера!»

— Хорошо бы! – вздохнул Матвей. – Вообще, я вас понимаю. Я первые сутки тоже ждал скрытую камеру. А когда Ватрушкин рассказал свою теорию про эти невероятные вероятности, я никак не мог поверить.

— Как можно поверить, что где—то, в каком—то далеком, а может и не очень далеком измерении живет точно такой же человек, как я? То есть, именно я, только в какой—то момент своей жизни поступивший иначе, выбравший другую дорогу или что—то сделавший не так. И он реально существует, точно также встает по утрам, работает, общается с другими людьми. И вообще делает все то же, что и я. Но это не я, это просто двойник. Как это могу быть я, если я осознаю себя только здесь, в этой реальности? Как?

— Олег Денисович, бросьте вы ломать голову. Лучше вообще не думать об этом. Мозги закипают… Я знаю одно, если мне сегодня не удастся вернуться, маму удар хватит. Она ведь завтра утром вылетает, значит, к обеду уже дома будет.

— Ты вообще—то уже четыре дня как пропал, — напомнил Олег Денисович. – Разве твоего отсутствия до сих пор никто не заметил?

— Если только вы, — хмыкнул Матвей. — А правда, Олег Денисович, как с вами—то быть? Как я перед вами, то есть, перед тем, другим Олегом Денисовичем оправдываться буду? Он же мне не поверит!

— Не поверит! – подтвердил учитель. – Это факт.

— Олег Денисович, а давайте ему, то есть вам, записку напишем!

— Какую записку? От кого?

— Да от вас же!

— В смысле?

— Ну, вы напишете записку самому себе – так мол и так, мой ученик Добровольский пропустил занятия по очень уважительной причине, а именно – перепутал вероятности. И ждал метеорного потока, чтобы вернуться к себе.

— Ты шутишь, надеюсь? – Олег Денисович взглянул на него подозрительно.

— Вовсе нет! – горячо воскликнул Матвей, все больше увлекаясь. – Просто возьмем и напишем правду. Разве вы не поверите своему почерку и самому себе?

— Это плохая идея.

— Но почему? Хотя да, это может не сработать, вы же такой недоверчивый! А знаете, что? Можно записать видео!

— Матвей!

— Да, точно, видео, где вы обращаетесь к самому себе.

— Матвей! – повысил голос Олег Денисович, но воодушевленный Матвей его не слышал.

— Вы все подробно расскажете, как вы были удивлены, когда я здесь появился, как вы сначала не верили мне, и как потом вы мне помогали переместиться обратно, в мою реальность…

— Добровольский! – учителю пришлось взять его за плечо и немного встряхнуть. – Угомонись, остынь. Мы не будем этого делать.

— Ах да, у меня же не заряжен телефон, я не смогу снять видео, — сник Матвей. – Он еще вчера погас.

— Мы не стали бы снимать это видео, даже если бы у тебя было два заряженных телефона, — сказал Олег Денисович.

— Почему?

— Давай не будем подвергать его рассудок такому испытанию, хорошо? Все—таки это и мой рассудок тоже. Я не перестаю об этом думать, у меня от всего этого разум за разум заходит, а ведь у меня во много раз больше доказательств, чем одно только видео. Я вообще непосредственный участник всех этих невероятных событий, и то не могу этого понять. И, тем более, принять. Представляешь, каково будет ему? Пусть он ничего не знает. Не стоит подрывать      его уже устоявшееся мировоззрение. Согласен?

Матвей подумал и кивнул. Не такая уж большая беда – двойка и запись в дневнике о пропуске занятий. Не смертельно, можно пережить. И в самом деле, зачем кому—то из его реальности знать, что с ним произошло? Пусть живут себе спокойно и ни о чем не подозревают. А уж он, Матвей, со своим рассудком как—нибудь справится.

 

26

Милослава подошла к школе без пятнадцати семь. Без пяти семь все уже сидели в машине и ждали Ватрушкина. В семь ноль пять снова пытались ему звонить и ругали его несобранность, а в семь пятнадцать Олег Денисович подъехал к Вениной многоэтажке. Матвей проскользнул в дверь, так удачно открытую женщиной с мелкой собачкой под мышкой, поднялся на тринадцатый этаж и забарабанил кулаками в нужную дверь.

— Кто там? – раздался из—за двери голос Вени.

— Ватрушкин! – вскричал Матвей. – Ты почему еще дома? Ты время видел? Открывай давай! Погнали!

— Я не могу, — жалобно прозвучало в ответ. — Замок заело.

— Как?!

— Не знаю как. Я уже хотел выходить, торопился и крутанул как—то неловко… А теперь он никуда не поворачивается.

— Блин, Ватрушкин! Ну почему у тебя все так?! – Матвей заходил по лестничной площадке взад—вперед. – Что теперь делать?

— Лану ждать, — потерянно сказал Ватрушкин. – Она только через час придет.

— Позвони ей, пусть поторопится.

— Я телефон утопил. В аквариуме. Хотел Фишку покормить… Торопился очень…

— Еще и телефон! – застонал Матвей.

— Матвей, ты это… Не надо меня ждать. Вы езжайте. А то все метеоры пропустите.

Матвей замер перед дверью.

— Ватрушкин, — растерянно сказал он. – Как без тебя? А если что—то пойдет не так?

— Все будет в порядке, — ответил тот. – Когда увидишь в небе звездопад, лезь в трубу и не оглядывайся. Главное, все сделать быстро, пока падают метеоры.

— А если не сработает, и я не перемещусь?

— Снова жди метеоры и снова лезь. Географ же сказал, будет несколько вспышек. Ну а если… Нет, так не должно быть, но… если вдруг совсем не получится… Возвращайся, будем дальше думать, что делать.

— Ладно… Ну, я пошел? – помолчав, проговорил Матвей.

— Да… Иди, — раздалось из—за двери. – Пока…

— Пока.

Матвей с тяжелым сердцем подошел к лифту и нажал кнопку. Она загорелась красным светом, откуда—то снизу раздался гул заработавшего механизма. Через несколько секунд двери раскрылись, Матвей сделал шаг в кабину… И вдруг метнулся обратно, к квартире Вени и негромко позвал:

— Ватрушкин!

Тот отозвался сразу, будто продолжал стоять возле двери:

— А?

— Я это… — Матвей запнулся. – Я сказать хотел… Если бы не ты… я бы навсегда здесь застрял. В общем… Спасибо тебе!

И не слушая ответа, вбежал в лифт, двери которого уже начал закрыватся.

— Ты куда пропал? – возмущенно завопила Милослава, когда Матвей запрыгнул на переднее сиденье машины и коротко скомандовал «Поехали!» — Времени совсем не остается. Туда добираться почти час!

— Успеем, — сказал Олег Денисович и вырулил со двора. – В ту сторону сейчас пробок нет.

— Где Ватрушкин? Где фонарь? – допытывалась Милослава.

— Ватрушкин дома. Фонарь там же, — ответил Матвей, откидываясь на спинку.

— Что с ним?

— С фонарем?

— С Ватрушкиным!

— С ними обоими все в порядке. А вот с дверью проблема, она не открывается. Ватрушкин сломал замок, и не может выйти.

— Как же мы без фонаря?

— В машине есть, — подал голос Олег Денисович. – Вон, возьми в бардачке.

Матвей достал фонарик и включил его. Конечно, он оказался не таким мощным, как обещал Ватрушкин, но это было лучше, чем ничего. Уже достаточно света, чтобы не переломать ноги на стройке.

Минут сорок спустя машина пролетела мимо киоска со знакомым светящимся названием «газинчик – дукты и питки».

— Вон туда, туда, — закричал Матвей, размахивая руками. – Разворачивайтесь, проехали уже.

— А, так нам нужен тридцать пятый километр? Что ж ты сразу не сказал? – Олег Денисович затормозил на обочине и сдал назад.

— Да откуда же я знаю, какой это километр! Я только так, по приметам ориентируюсь, — объяснил Матвей. – Нам вон тот киоск нужен. Машину надо здесь оставлять, до стройки дороги нет.

— Для кого киоск—то? Для заблудившихся странников? – спросила Милослава, выходя из машины и оглядываясь по сторонам. – И остановка непонятно зачем, как теремок в чистом поле. Кто здесь выходит?

— Дачники. На той стороне дачный массив, его днем видно, — показал Олег Денисович. —  Левее – дорога в коттеджный поселок Дубрава, до него минут семь—десять езды. А вот светофор и переход на ту сторону шоссе. Так что все нормально, жизнь здесь есть.

— А вы знаете эти места? – спросила Милослава. – Вы здесь бывали?

— Я часто здесь бываю, работаю в Дубраве.

— С удавом? – подколол его Матвей, сообразив, о какой именно работе говорит учитель.

— И с удавом, и с обезьянами, и с экзотическими бабочками, — усмехнулся тот. – И даже с большим духовым оркестром. Вы не представляете, что заказывают люди на свои торжества, чтобы удивить гостей! Кстати, я завтра именно здесь и работаю, на банкете.

— А, юбилей у Гематогеновича, — понимающе кивнул Матвей.

— У него, — усмехнулся учитель.

— Время уже восемь, — напомнила Милослава. – Надо идти.

Олег Денисович включил фонарик и пошел вперед.

— Сомневаюсь, что мы вообще что—то увидим сквозь эти тучи, — проговорил Матвей, поднимая глаза к небу. – Смотрите! Ни одной звезды. Если сейчас для полного счастья еще и дождь пойдет, тогда я точно никуда не попаду. Стану бездомным, буду питаться на помойках.

— Мы этого не допустим — с улыбкой успокоила его Милослава. – С нами будешь жить.

— А маме ты что скажешь? – ехидно поинтересовался Матвей. – Что я ее сын, которого она случайно забыла в роддоме?

— Вот, кажется, пришли, — объявил Олег Денисович несколько минут спустя, шаря лучом света по развалинам. – Этот дом? Хотя его и домом—то назвать сложно. Две с половиной стены.

— Его, наверное, скоро совсем снесут, — Милослава показала на чернеющий вдалеке силуэт подъемного крана. – Как только стройка сюда доберется.

— Может, и не доберется, — сказал Матвей. – Мы тут с Ватрушкиным днем были, ни одного рабочего не видели. Это какая—то замороженная стройка.

— Про эту стройку, на тридцать пятом километре Загородного шоссе, в новостях уже полгода говорят. Обещают к весне возобновить. Так что у тебя еще полно времени, чтобы сюда вернуться, пока труба на месте, — пошутил Олег Денисович. – Если вдруг ты по нам соскучишься.

Матвей хотел возмутиться и заявить, что он вовсе не собирается возвращаться и вообще постарается все забыть, как страшный сон, но осекся. Он вдруг со всей ясностью и обреченностью осознал, что больше не увидит Милославу. Олег Денисович, Ватрушкин, одноклассники —  все они есть в его вероятности. Хочет или нет, но он с ними завтра встретится. А Милославы больше не будет. Никогда и нигде. Она продолжит жить в своей вероятности, параллельно с ним, но он не сможет посидеть с ней рядом, поговорить, посмеяться. Ей нельзя будет ни позвонить, ни отправить эсэмэску. Она останется только в его памяти, а со временем ее образ сотрется и оттуда… Эх, почему он не догадался стащить из альбома ее фотографию?

Тем временем Олег Денисович и Милослава обнаружили возле дома трубу и, стоя на разрушенном крыльце, с помощью фонарика разглядывали заросший бурьяном вход.

— Матвей, — позвал учитель. – Думаю, тебе лучше находиться прямо здесь, рядом. А мы будем следить за небом.

Матвей, осторожно ступая по обломкам кирпича и битому стеклу, подошел к ним.

— Вон! – воскликнул вдруг Олег Денисович. – Звезда упала!

— Где? – Матвей и Милослава разом задрали головы.

— Вон там была вспышка, — показал учитель в просвет между облаками, где на темном небе светились несколько ярких точек.

— Вон—вон—вон! – завопила Милослава. – Еще две!

— Круто, — сказал Матвей. – И быстро. Я даже желание не успел загадать.

— Как увидишь еще, сразу кричи – хочу домой! – засмеялась Милослава. – Потому что проползти за это время ты точно не успеешь. А так хоть желание сбудется.

— Смешно — обхохочешься, — огрызнулся Матвей.

— Матвей, и в самом деле, будь—ка поближе к этой своей… точке перемещения, — сказал Олег Денисович. – Давай сейчас попрощаемся.

— Зачем прощаться, если я, может, еще здесь останусь? – проворчал Матвей.

— Поздороваться снова можно, — ответила Милослава. – А вот попрощаться второй возможности не будет.

— Ладно, тогда всем пока, — буркнул Матвей. – Я пошел.

— И все? – возмутилась Милослава. – Кто ж так прощается?

— А что еще? Целоваться с вами, что ли? – Он старался говорить равнодушно и даже насмешливо, но на душе у него скребли кошки. Что с ним такое? Он ведь возвращается домой. Его ждет его мир, привычный и понятный, и именно там его место. И эти люди, которые стоят сейчас перед ним – кто они ему? Практически никто. Он ничего о них не знал, и прекрасно жил без них. Он мог совсем их не встретить. Почему же так тяжело, что надо сейчас их покинуть?

— Ну, в принципе, целоваться не обязательно, — сказал Олег Денисович и протянул Матвею руку, которую тот с готовностью пожал, отметив про себя, что они обмениваются рукопожатиями уже дважды за неделю. А с учителем из прежней вероятности такого не произошло ни разу за целых два года.

— Жаль, Олег Денисович, что вас нельзя взять с собой, — с усмешкой проговорил Матвей, стараясь не выдать своих чувств. – А того, другого, сюда отправить.

— Для чего такая рокировка?

— Ну… Только—только отношения наладились у нас… А там, в той вероятности,  мы с вами… мягко говоря, не лучшие друзья.

— Вероятность ни при чем. Все просто – если тебя что—то не устраивает, ты берешь и меняешь это. Когда есть желание, никакие трудности не остановят. Так что все в твоих руках, — серьезно сказал учитель и протянул Матвею фонарик. – Возьмешь с собой, тебе пригодится, когда будешь в темноте обратно к остановке топать.

— А как же вы? Без фонаря?

— Ничего. Доберемся как—нибудь. Все—таки у нас четыре глаза на двоих.

— Ух ты! Классно! —  сказала Милослава, не отрывая взгляда от неба. – Кажется, начинается.

В черном пространстве между темно—серыми облаками вспыхивали и тут же гасли короткие линии, похожие на стрелы, будто кто—то чиркал по небу тонким светящимся маркером.

— Круто! – выдохнул Матвей. – Никогда такого не видел.

— Как красиво! — завороженно проговорила Милослава и вдруг, опомнившись, воскликнула: —  Иди! Чего ты стоишь?

Матвей медлил, словно его держала какая—то посторонняя сила.  Он никак не мог сделать шаг вниз, в бурьян, и исчезнуть из этого мира. Навсегда.

— Мы больше не увидимся? – вырвалось у него.

«Не хочу уходить! – пульсировало в висках. – Не хочу, не хочу, не хочу!»

Милослава подошла почти вплотную, и Матвей видел ее глаза в темноте.

— Ну мы же будем помнить друг о друге? – торопливо заговорила она. – Мы с тобой связаны, очень крепко, правда? У нас общая мама, у нас будет общая сестра, Ксюша… и папа. Мы всегда будем знать, что есть ты, и есть я. Что мы вместе.

«Не вместе, не вместе, — ныло в груди. – И больше никогда не будем…»

— Матвей! – предостерегающе произнес Олег Денисович. Край неба каждые несколько секунд озарялся яркими вспышками. Милослава быстро обняла Матвея и легонько оттолкнула от себя:

— Все, иди! Да скорее же!

Матвей, подчиняясь неожиданному порыву, выхватил из кармана свой телефон и сунул ей в руку.

— Возьми!

И спрыгнул с разрушенного крыльца вниз.

— Ты что? – закричала она вслед. – Зачем? Он же очень дорогой!

— Это от папы, — бросил Матвей через плечо, поспешно продираясь сквозь бурьян к краю трубы. – Подарок… тебе.

Пусть хоть у нее останется что—то на память. О нем. И о папе.

— А что я маме скажу? – ее растерянный голос настиг его уже в трубе.

— Придумаешь что—нибудь! — крикнул он в ответ, не сбавляя темпа и шустро работая коленями и локтями.

— Спасибо, Матвей! Пока…

— Матвей, удачи…

Голоса вдруг резко и одновременно стихли, как будто их выключили. А может быть, сюда, в середину трубы просто плохо долетал звук снаружи.

 

27

Матвей выполз из трубы, встал на ноги, отряхнулся. Постоял немного, снова принялся очищать колени. Он тянул время и никак не мог заставить себя оглянуться, точно зная, что увидит там, на другом конце трубы. Ничего. Только темные очертания развалин в сером сумраке ночи. И рядом ни души. Никаких следов Милославы или Олега Денисовича. Как будто они только что не стояли на пороге разрушенного дома и не прощались с ним… Как будто их тут никогда не было. Это могло означать только одно – все получилось, их план сработал.

— Я вернулся, — вслух сказал Матвей. – Ура.

И сам себе не поверил. Это «ура» вышло какое—то жалкое и совсем не радостное. Он вдруг понял, что совсем ничего не чувствует. Словно все чувства отсеклись вместе с разом умолкнувшими голосами. Матвей стал пробираться вдоль трубы обратно к развалинам дома, раздвигая локтями бурьян. Он забрался по остаткам крыльца на порог и огляделся. Даже фонарь включил и пошарил лучом света по углам, будто хотел убедиться, что вокруг действительно никого нет.

Но они ведь здесь! Он точно знает. И Милослава, и Олег Денисович стоят сейчас именно на этом пороге, на том же самом месте, где и он, только за невидимой границей. Может быть, он даже задевает их рукой, но они этого не чувствуют. Стоят себе и удивленно хлопают глазами. Не могут поверить, что это действительно произошло, что он исчез буквально на их глазах. Наверное, говорят о нем. А он их не слышит. Потому что эта невидимая и неосязаемая граница – прочнее алмаза и шире Вселенной.

Матвей направил луч фонарика в землю и поднял глаза. Небо почти затянулось тучами, но кое—где сквозь их рваные края все еще были видны яркие вспышки метеоров. Теперь он мог смотреть на них сколько угодно, но одному наблюдать за падающими звездами было неинтересно. Матвей постоял немного и побрел по пустырю, освещая себе дорогу.

По мере того, как он приближался к шоссе, становилось светлее от придорожных фонарей вдалеке, и постепенно нарастал шум транспорта. Успеть бы на последний автобус!

Матвей перебежал на другую сторону дороги и оказался на той самой остановке, откуда они уезжали с Ватрушкиным в среду. Он не знал, сколько сейчас времени, ведь телефона теперь у него не было. Матвей провел рукой по внутреннему карману на рукаве. Непривычно пусто. И легко. Но не жалко. Удивительно, но совершенно не жалко! Наоборот, даже приятно, что хоть какое—то напоминание о нем будет в другой вероятности. Матвей почти физически ощущал, что там остался не только телефон. Какая—то часть его самого осталась за невидимой границей, в другом мире. В мире, куда ему больше нет пути. В мире, где живет его сестра.

К остановке подошла пожилая пара с тяжело нагруженной сумкой—тележкой. Видимо, с дачи, собирали остатки урожая. От них Матвей узнал, что еще нет девяти и удивился – неужели не прошло и часа, как они приехали сюда с Олегом Денисовичем?

Они вместе дождались автобуса, поднялись в полупустой салон. Матвей протянул сонному кондуктору проездной, занял высокое сиденье на задней площадке и откинулся на спинку. Ну все, он почти дома. Путешествие подходит к концу, и он успевает вернуться до мамы. А это самое главное.

Автобус резво летел по ровной дороге, пропуская остановки, на которых никто не выходил. Скоро плотная чернота за окном сменилась блеском городских витрин и бегущими огнями световых реклам. По мере приближения к дому начали пробуждаться угасшие чувства Матвея. Он как будто встряхнулся, воспрянул, отогнал от себя сожаления и ненужные воспоминания. Возрастало радостное волнение в груди, сладко сжималось сердце в предвкушении ни с чем не сравнимого удовольствия, которое он испытает, когда переступит порог своей квартиры, войдет в свою комнату и, наконец, почувствует себя дома. Какое наслаждение вернуться к себе! Как он мог не хотеть этого там, на пустыре?!

Последнюю остановку он ехал стоя возле двери, нетерпеливо постукивая кулаком по железному поручню. Еле дождавшись, когда автобус остановится и выпустит его, Матвей выскочил на асфальтированную дорожку. В павильоне возле остановки он купил сок, нарезной батон и кусок сыра. Сейчас он сделает бутерброды, сядет за свой стол, включит компьютер, возьмет в руку компьютерную мышь…

Как же он соскучился по своей нормальной жизни!

Добравшись до детской площадки, Матвей невольно замедлил шаг. Конечно, глупо было опасаться, что гопники до сих пор поджидают его во дворе, возле дома… Но мало ли что!

Прежде чем идти через двор, Матвей с опаской огляделся. Кажется, все спокойно. Он короткими перебежками пересек двор и вбежал в подъезд.

Поднявшись на третий этаж, Матвей оглянулся на дверь тети Вали. Выскочит или нет? Хотелось бы избежать ее бурной реакции на его появление после недельного отсутствия. Он и без того слишком устал.

Убедившись, что выброса вражеского десанта не предвидится, Матвей вытащил из кармана ключ. Хоть он и понимал, что теперь уже все в порядке, что ключ обязательно подойдет к этому замку, потому что это его дверь, и его замок, но все же волновался. Даже руки немного подрагивали. А если совсем честно, то вовсе не немного. Руки тряслись так, что он не сразу попал в замочную скважину.

Ключ вошел как по маслу. Есть! Матвей даже вскрикнул от радости. Еще бы, после стольких неудачных попыток… Ура!

Он по привычке повернул ключ в замке дважды и вдруг вспомнил, что в последний раз в этой реальности закрыл дверь на один оборот. Почему же теперь дверь закрыта на два оборота, как и положено? Получается, без него кто—то заходил в квартиру? Может, это тетя Валя? Звонила—звонила, а потом решила открыть вторым ключом.

Матвей приоткрыл дверь и осторожно заглянул в квартиру. Тишина. Света нет. Кажется, никого. Все в порядке, он успел до возвращения мамы. Какое облегчение!

Матвей вошел в прихожую и включил свет. Наконец—то его глазам предстала привычная картина. Все было на своих местах – и встроенная гардеробная, и фигурное зеркало в изящной тонкой раме, и точечная подсветка на подвесном потолке.

Ну вот, совсем другое дело! Как же все—таки хорошо дома!

Матвей бросил ключ на тумбочку, не разуваясь, прошел на кухню, положил на стол пакет с покупками. Он сел на высокий барный стул и открыл пачку с соком. Некоторое время он ничего не делал и ни о чем не думал. Просто наслаждался этими счастливыми мгновениями – он сидит у себя дома, на кухне и пьет сок. Какая красота!

Вдруг взгляд зацепился за стоящую на плите сковороду с крышкой. Разве она здесь стояла? Матвей наморщил лоб, вспоминая прошлый понедельник. Кажется, ее не было… Или это только кажется? Да нет, точно не было, мама в тот день ничего не успела приготовить. Откуда же тогда взялась сковорода на плите?

Матвей поставил сок на стол, подошел к плите и поднял крышку. Пусто. Но на сковороде явно что—то готовили. Причем, не так давно, потому что ощущался запах чего—то жареного. То ли яичницы, то ли картошки.

Что за ерунда?

Матвей обернулся к раковине и замер. В ней лежали две тарелки. И две вилки. А рядом с раковиной стояли две чашки. Матвей смотрел на грязную посуду и ничего не понимал. Он снова и снова перебирал в памяти всех, у кого есть ключи от квартиры. Таких оказалось немного, всего четверо – папа, мама, тетя Валя и сам Матвей. Папа и мама отпадают, они слишком далеко, сам он только что вернулся…  Напрашивался единственно логичный и разумный вывод – это соседка. Кроме нее некому. Что же получается? Тетя Валя вошла в квартиру, пожарила на сковороде картошку, съела ее из двух тарелок двумя вилками. А потом испачкала две чашки, сложила грязную посуду в раковину и ушла, заперев дверь, как и положено, на два оборота…

Бред!

Озадаченный Матвей прошелся по коридору, заглянул в ванную, в зал. На первый взгляд квартира выглядела такой же, какой он оставил ее в понедельник. И вместе с тем, что—то было не так, что—то изменилось. Брошенная на тумбочке расческа, незнакомое полотенце в ванной, мохнатый кактус не на том месте… Какие—то неуловимые мелочи, новые узоры вплетались в привычную картину перед его глазами. В чем дело? Это ведь совершенно точно та самая квартира, тут нет никакого сомнения. Откуда же ощущение, что он не совсем у себя дома?

Матвей остановился на пороге своей комнаты. Свет из коридора сюда не проникал, и Матвей был этому рад. В темноте комната оставалась прежней, которую он знал наизусть и по которой мог передвигаться с закрытыми глазами. Не поворачивая выключателя, Матвей уверенным шагом прошел к окну и выглянул на улицу. До боли знакомый пейзаж – фонарь, скамейка, газон, детская площадка. А здесь, в комнате — любимый широкий подоконник, на котором нет ни одного цветочного горшка, светящиеся цифры часов, очертания монитора на столе…  Все такое привычное и родное. Конечно, он дома! Как можно сомневаться?

Матвей уже повернул было обратно, намереваясь включить свет, как вдруг услышал посторонний звук, который заставил его замереть на месте. Из прихожей доносился скрежет ключа в замочной скважине. Кто—то открывал входную дверь. Тетя Валя? А может, мама? Матвей решил пока не выходить из своей комнаты, на всякий случай. Он даже сам себе не мог объяснить, что его остановило. Ведь, если разобраться, никто, кроме соседки и мамы сейчас прийти не мог. А ни от той, ни от другой прятаться не было смысла. Но он все равно стоял в темноте, стараясь не двигаться, и напряженно прислушивался к звукам в прихожей.

Дверь открылась, потом с шумом захлопнулась. Но времени прошло чуть больше, чем было нужно, чтобы впустить одного человека. И по шагам, и по возне в прихожей стало понятно, что вошли, по крайней мере, двое. Мама и Ксюша? Или все же тетя Валя и ее неизвестный спутник, с которым она ела жареную картошку из двух тарелок?

И вдруг…

— Кто опять свет оставил? Снова скажешь – не ты? – донесся до него звонкий девчачий голос. Голос, который Матвей теперь узнал бы из тысячи. Голос Милославы.

Матвей остолбенел. Он ничего не мог понять. За сотую долю секунды в голове пронесся миллион мыслей. Почему Милослава? Откуда? Как он мог снова оказаться в ее вероятности? Это невозможно. А как же ремонт в квартире? А ключ, который подошел к замку? И вообще, с кем она сейчас в прихожей?

— Ага, конечно, у тебя всегда я виноват! – ответил ей мальчишеский голос с легкой хрипотцой. – Одна ты ничего не забываешь!

И этот голос тоже показался смутно знакомым. Матвей точно его уже где—то слышал. Пока он усиленно пытался вспомнить где именно, голоса переместились в кухню, и перепалка продолжилась уже там:

— Ну вот, и здесь тоже свет горит! И на столе все продукты бросил!

— Какие еще продукты? Ничего я не бросал.

— А это что такое? Батон, сыр, и сок открытый…

— Да говорю тебе, это не я.

— А кто еще? Апельсиновый сок только ты пьешь.

И тут у Матвея буквально остановилось дыхание. Догадка пронзила его раскаленной молнией с ног до головы. Стало одновременно горячо в затылке и холодно в животе. Кусочки пазла сложились. Он вспомнил, где слышал этот мальчишеский голос. На видеокамере и на дисках с домашним видео, которые мама так любила пересматривать.

Это был его собственный голос.

Не помня себя и почти не соображая, что делает, Матвей добрался до прихожей, дрожащими руками нащупал дверную ручку и выскочил на лестничную площадку. Осторожно прикрыв дверь, он стремглав понесся вниз по лестнице.

Случилось самое ужасное, что только могло случиться. Он оказался не у себя дома, и даже не дома у Милославы, а в совершенно другой, чужой вероятности.

В вероятности, где у его счастливой мамы родилась сразу двойня: и дочь, и сын.

 

 

 

28

Прошло полчаса, а может и больше, прежде чем Матвей смог прийти в себя. Сначала он неподвижно сидел на карусели во дворе, не в силах даже пошевелиться от навалившегося на него отчаяния и разочарования. Потом пошел дождь, и он перебрался в детскую беседку, под крышу. Скамейка в беседке была низкая и влажная от дождевых брызг, но он уселся на нее, не обращая внимания на сырость. Какая разница? Всё вокруг вообще не имело смысла. Он снова был бездомным и одиноким.

Матвей с тоской и завистью смотрел на освещенные окна своей квартиры. Они там вдвоем – та Милослава и тот Матвей, его двойник. Они вместе. А он опять один. Никто из тех, кто помогал ему вчера и с кем уже завязались дружеские отношения, теперь даже не подозревает о его существовании. Почему—то сейчас это удручало даже больше, чем в первый раз. Почему—то больше не хотелось быть одному.

А может, он зря так поспешно удрал из дома? Может, стоило просто выйти к ним и одним своим появлением отправить обоих в глубокий нокаут? Вот классно было бы взглянуть на их лица! Интересно, упала бы другая Милослава в обморок от того, что ее брат—близнец вдруг расслоился и стоит перед ней в двух экземпляров? А другой Матвей? Как бы он себя чувствовал, узнав, что где—то в других измерениях Вселенной есть Матвей номер два, Матвей номер три, а может быть, и Матвей номер двадцать пять? Как бы он воспринял эту новость?

Нет, вряд ли это хорошая идея. Во—первых, довольно странно общаться с самим собой и оценивать себя со стороны. Есть опасность, что ты себе не слишком понравишься, а возможно, и вообще разочаруешься в себе. Ну а во—вторых, сколько пройдет времени, пока они ему поверят?

Нет, вариант с близнецами отпадает. Совершенно ясно, что этих двоих придется очень долго убеждать. И еще не известно, будет ли от этого толк. У Матвея нет столько времени и столько сил. У него остается один единственный шанс отправиться домой завтра, десятого октября, и его никак нельзя упустить. Надо обратиться к тому, кто поверит быстро и сразу. К тому, кто сможет объяснить, что пошло не так и почему перепутались вероятности. Кто постоянно читает фантастику, и имеет представление о параллельных реальностях.

Только один человек подходит под все эти условия. И он живет через две улицы, в высотном доме, на тринадцатом этаже.

Матвей выбрался из беседки и, не обращая внимания на холодные дождевые капли, бьющие по плечам и по макушке, помчался через двор к арке.

Проникнув в подъезд вместе с семейной парой, которую пришлось поджидать на крыльце минут десять, Матвей поднялся на лифте и вновь оказался перед квартирой Ватрушкина. Как несколько часов назад. Но тогда все было проще, тогда Ватрушкин его знал. А теперь они снова чужие, и надо начинать сначала. Что ему говорить, как убеждать? И где ночевать сегодня? Венина тетка уже наверняка дома.

Матвей потоптался немного перед дверью и постучал.  Деваться—то все равно некуда. Вся надежда теперь только на отзывчивый характер Ватрушкина.

За дверью что—то упало и загремело, раздались шаги, затем все стихло. Видимо, смотрели в глазок. Матвей отступил на шаг, чтобы его было лучше видно.

Дверь открылась, и высунулся удивленный Веня. С вечно взлохмаченной головой, в разбитых очках, в своей растянутой домашней футболке и с висящими на шее наушниками. Так вдруг захотелось дружески хлопнуть его по плечу и заговорить с ним как со старым знакомым. Спросить, как дела с дверью, пошутить про телефон в аквариуме у Фишки…

Но в этой вероятности все было не так. Замок не ломался, потому что Ватрушкин не крутил его в спешке, а телефон не падал в аквариум. И сам Ватрушкин был другой, чужой и незнакомый. Он не знал и не помнил всего того, что знал и помнил Матвей. И это было странно. И обидно.

— А… Добровольский? Откуда… ты знаешь… где я живу? – пробормотал Веня, настороженно глядя на него. – Что тебе?

— Выйди, разговор есть, — сказал Матвей. – Очень важный! Помощь твоя нужна.

Веня высунулся из двери побольше и окинул взглядом лестничную площадку.

— Опять… ваши шутки? Где… остальные? Спрятались?

— Какие остальные? – не понял Матвей. – Я один. И мне не до шуток. Я попал в серьезную переделку, и без тебя не справлюсь.

Веня взглянул на него недоверчиво и даже как—то укоризненно и молча закрыл дверь.

— Ватрушкин! Ты чего? – крикнул Матвей. – Я ведь еще ничего не сказал.

— Иди лучше домой, Добровольский, — ответил Веня из—за двери. – Не надо больше… розыгрышей. Хватит уже.

— Каких еще розыгрышей? Я тебя о помощи прошу! Это на самом деле важно.

— Нет… Сегодня без меня…

Матвей оторопело уставился на закрытую дверь. Да, все оказалось намного сложнее, чем он предполагал. Этот, третий Ватрушкин совершенно не хотел идти на контакт. Ситуация складывалась совсем не в пользу Матвея.

— Открой на одну минуту! —  взмолился он, снова постучав в дверь. – На два слова! Ну пожалуйста! Веня!

Он никогда не называл Ватрушкина по имени, ни во второй вероятности, ни, тем более, в своей, первой. А тут вдруг вырвалось, наверное, от отчаяния и беспомощности. Но это вдруг сработало, Ватрушкин снова приоткрыл дверь и ошеломленно уставился на Матвея. Видимо, и здесь его никто никогда не звал по имени. Ну, разумеется, кроме Олега Денисовича и собственной тетки.

— Послушай, принеси телефон, — заторопился Матвей. – Я кое—что тебе покажу.

— Телефон? Для чего?

— По—другому ты мне просто не поверишь. Я тебя очень прошу, принеси!

Веня внимательно посмотрел на него и прикрыл дверь. Матвей глубоко вздохнул и возбужденно зашагал по лестничной площадке взад—вперед, вытирая лоб и щеки от стекающих с волос дождевых капель. Удастся или нет? Сработает ли то, что внезапно пришло ему в голову?

Ватрушкин принес телефон и вопросительно посмотрел на Матвея. Тот взял уже знакомую трубку с треснутым экраном и набрал свой домашний номер.

— Ты мой голос хорошо знаешь? – спросил он.

Веня подумал немного и кивнул. Матвей нажал кнопку вызова.

— Если возьмет сестра, попроси позвать меня, — он отдал телефон Вене. – И спроси у меня что—нибудь неожиданное. Первое, что придет в голову.

— Зачем?

— Чтобы ты не подумал, что это запись.

Веня вышел на площадку, глядя на Матвея непонимающими глазами, и прижал телефон к уху. В тишине подъезда отчетливо были слышны длинные гудки. Потом раздался щелчок и трубка голосом Матвея произнесла:

— Алло?

Ватрушкин резко отнял трубку от уха и растерянно посмотрел на нее. Потом перевел взгляд на стоящего с ним рядом Матвея.

— Алло, кто это? – повторила трубка. – Ничего не слышно. Алло!

— Говори, — одними губами прошептал Матвей. – Говори что—нибудь.

— Добровольский, это ты? — выдавил из себя Веня, не сводя с него такого ошарашенного взгляда, что Матвею, несмотря на серьезность ситуации, стало смешно. Бедный Ватрушкин! Без привычки тяжело сталкиваться с параллельными реальностями. Это уж Матвей знал по себе.

— Ну я это, я! Кто звонит—то? – ответил Матвей номер два из телефона.

— А.. это я… Ватрушкин…

— Ватрушкин? Чего тебе?

— Я… я хотел спросить…

— Задание, что ли? По географии?

— Не… не задание. Во сколько у нас завтра… уроки начинаются?

Матвей беззвучно хмыкнул. До такого «неожиданного» вопроса мог додуматься только Ватрушкин. Хотя, надо признаться, как раз в этом и была оригинальность. Если бы кто—то действительно делал запись подготовленных ответов для розыгрыша, такой вопрос он точно не смог бы предвидеть.

— Ватрушкин, ты что, заболел? – раздалось в трубке. – Ты не знаешь, когда у нас начинаются уроки? Как всегда по субботам, в одиннадцать десять.

— Просто… у нас же завтра… спартакиада. Вдруг что—то перенесли.

Спартакиада в три. Только тебе—то это зачем? Тебя же просили не приходить.

Но я…

Дай нам выиграть, Ватрушкин! Будь человеком, посиди дома! Перед Денисычем мы тебя отмажем. У тебя всё?

Ну… да… вроде бы.

Тогда гуд бай.

В трубке послышались короткие гудки. Веня помолчал немного, потом спросил:

— Это какой—то фокус?

— Фокус в том, что я не тот Добровольский, которого ты знаешь, — сказал Матвей.  – Тот у себя дома, со своей сестрой, ты в этом сейчас убедился. А я из другой вероятности, параллельной.

— Из другой… вероятности?

— Ну да, это ты их так называешь – вероятности.

— Я?

— Ты. Это же твоя теория.

— Моя?

Ватрушкин взглянул на Матвея безумным взглядом и сделал шаг к двери.

— Не веришь? – загорячился тот, чувствуя, что упускает инициативу. —Думаешь, я прикалываюсь? Скажи, я хоть раз был у тебя дома?

Веня помотал головой.

— Тогда откуда я знаю, что у тебя в комнате двухъярусная кровать, и ты спишь наверху, на втором этаже? А над столом у тебя три огромных плаката, и на них – твоя мама. У тети в комнате на стене висит гитара, и она не желтая, а красная. А еще у тебя живет золотая рыбка, которую зовут Фишка, и черепаха по имени Тузик. Все правильно?

— Да. Но… ты не можешь этого знать.

— Не могу. Но знаю. Потому что я был у тебя, даже ночевал. У другого тебя, в другой вероятности. Ты меня кормил голубцами и теткиной запеканкой. И рассказывал про эти самые вероятности. Мы с тобой вот эту куртку стирали в твоей машинке… Что еще тебе рассказать, чтобы ты поверил? Ну хочешь, пойдем прямо туда, к тем Добровольским. Ты убедишься, что они сейчас дома, вдвоем. Хочешь?

— Не надо, — сказал Веня и распахнул дверь. – Заходи.

 

29

Матвей уже успел высохнуть и согреться за тот час, который они с Ватрушкиным провели на кухне за разговорами.

Общались вполголоса, хотя Веня и утверждал, что Лана уже спит и очень крепко.

— У нее хроническая болезнь, название какое—то сложное, — объяснил Веня. – Вдруг начинаются жуткие головные боли, как будто голова лопается. Тогда она глотает кучу таблеток и засыпает на несколько часов. Ее теперь пушкой не разбудишь. Может до утра проспать.

— Да ладно, проехали, — отмахнулся Матвей. Какое ему дело до этого? Лишь бы тетка не проснулась и не выгнала его в дождь и темень.

Целый час он рассказывал Ватрушкину свою историю со всеми подробностями, стараясь не пропустить ни одной детали. Веня слушал с интересом, задавал вопросы, даже перестать мямлить и запинаться. И, похоже, верил неожиданному гостю и больше не сомневался, что ему говорят правду. У Матвея отлегло от сердца. Впервые за весь долгий вечер он мог расслабиться и свободно вздохнуть. У него снова есть союзник. Он больше не один.

— Ты мне говорил, что параллельные реальности похожи на гитарные струны, — рассказывал Матвей. – А мне кажется, они больше похожи на паутину с пауком в середине или на клубок, из которого торчат нитки. То есть точка – событие, а от нее во все стороны расходятся вероятности – лучи. Конечно, тогда они не совсем параллельные, но это же не задача по геометрии. «Параллельные» — условное обозначение, чтобы показать, что  реальности не пересекаются.

— Не должны пересекаться, — поправил Веня. – Теоретически. Но как мы видим…

— Да, как мы видим, теория и практика расходятся, — подхватил Матвей. – Но я не об этом. Я все думаю, как бы развивались события, если бы Гошка в понедельник взял с собой телефон в школу. Попал бы он в больницу или нет?

— И попал, и не попал. Ты же сам сказал – от одной точки много лучей, то есть вероятностей. Гошка берет с собой телефон – это событие, то есть, по—твоему точка. У него отбирают телефон, точно так же ранят его, и он оказывается в больнице – это одна вероятность. Вторая – у него отбирают телефон, и сразу отпускают. Он не успевает испугаться, или они не успевают разозлиться, и он не попадает в больницу.

— А третья вероятность есть?

— Есть. Он вообще не входит в арку и не попадается грабителям.

— Да? И как это связано с телефоном?

— Очень даже связано. Например, ему могли позвонить по этому телефону и куда—то позвать. Он пошел бы в другое место, ну или просто задержался бы. Это третья вероятность.

— Ну тогда можно придумать и четвертую – он забыл телефон в школе и вернулся за ним. И бандиты успели бы к этому времени уйти из арки.

— Вот именно! – горячо заговорил Веня, похоже уже забыв, что это Матвей посвящает его в подробности собственной «теории невероятностей». Эта тема была ему несомненно знакома. —  А есть и пятая, и шестая, и двадцатая. Все эти вероятности уже есть, их не надо придумывать. В одной у Гошки отбирают телефон и отпускают, в другой он забывает телефон в школе и возвращается за ним. И так далее. Они все настоящие, эти вероятности. Такие же настоящие, как наша. Ну то есть, наши. Они существуют одновременно, в разных реальностях. Нам это сложно представить, потому что наше сознание всегда только в одной реальности.

— Да я понимаю, — сказал Матвей. – Вроде бы… Только привыкнуть не могу. Я как увидел его, ну, этого двойника… Сам не помню, как на улице оказался. Я же был в полной уверенности, что пришел домой. А тут вдруг такой облом! Ватрушкин, почему я здесь? Как могло получиться, что я попал не в свою вероятность?

Веня подумал немного, потом проговорил:

— А может быть, там, в твоей трубе, не граница двух вероятностей, а целый узел? Много реальностей, касающихся тебя, пересекаются именно в этой точке – в одной у твоей мамы сын, в другой дочь, в третьей близнецы, в четвертой никого нет. А в пятой она, может, вообще твоего папу не встретила… Вот ты и промахнулся, попал на другую линию.

Матвей ошалело взглянул на него:

— Ничего себе! И как я должен узнать свою, если я просто ползу по одной и той же трубе? Мне что, вернуться, вообще не грозит? Завтра последний день для этих Драконид, чтобы они провалились! И мой последний шанс.

Веня сдвинул очки на лоб и потер переносицу. Потом принялся задумчиво вертеть в пальцах белый наушник. Матвей смотрел на прозрачную силиконовую насадку, которая была сейчас на своем законном месте, и думал о ее копии из другой вероятности, застрявшей в ухе Ватрушкина. Получается, что даже у вещей есть двойники в параллельных реальностях. И у этих двойников разные судьбы. Как и у людей.

— Может, с географом поговорить? – спросил Ватрушкин после долгого раздумья. – Он же ведет астрономический кружок…

— О, нет! – вскричал Матвей и с опаской оглянулся на прикрытую кухонную дверь – не проснулась ли тетка от его крика. – Хватит уже! Я больше не выдержу!

— Почему? – удивился Веня.

— Как—то не улыбается снова слушать про Тунгусский метеорит и двух чуваков, которые по очереди открыли одну и ту же комету. Я уже и сам все знаю про эти метеоры.

— Матвей, а вдруг узел вероятностей открывается в строго определенный момент?

— Да, раз в сто лет! Мы это уже обсуждали.

— Нет, я хочу сказать… Может быть, ему не нужен никакой магнитный всплеск, никакая энергетическая волна… Он просто открывается такого—то числа или такого—то месяца…

— Или при затмении, или при полнолунии, которых и в помине не было! Ватрушкин! Ты повторяешься. Мы с тобой уже все выяснили, и поняли, что виноват метеорный поток Дракониды. Ты сам меня в этом убеждал. Тем более, я же здесь! Если бы дело было не в метеорах, я бы не смог сюда попасть. Разве не так?

— Может и так, — согласился Веня. – Но все равно надо побольше узнать про метеорные потоки. Я про них ничего не слышал… в отличие от своего двойника, с которым ты общался.

— Так узнавай, кто тебе мешает, — сказал Матвей. – Включай комп. Надеюсь, в этой вероятности никто не проливал сок на клавиатуру?

 

30

Спать стали укладываться в первом часу ночи, тщательно разработав стратегию на завтрашний день. Договорились выехать пораньше, как только стемнеет, чтобы, если все пойдет как положено, Ватрушкин успел на обратный автобус. Действовать решили только вдвоем – посвящать в свой план кого—то еще на такой короткий срок не имело смысла. Да и появляться завтра в школе Матвею было нежелательно, чтобы ненароком не нарваться на Милославу, и тем более, на самого себя. Значит, ему снова предстояло полдня болтаться по городу и ждать, когда Ватрушкин освободится.

Отопление в доме почему—то снова отключили, поэтому ложиться пришлось в одежде. Матвей выбрал из вещей Ватрушкина ту же самую футболку со штанами, что и в прошлый раз, в предыдущей вероятности. И первым забрал себе плед, буквально выдернул из Вениных рук, несмотря на его протесты и заверения, что он очень любит спать под тонким пледом, особенно в холодные ночи без отопления. Уже просто не по себе становилось от такой сверхзаботы одноклассника, с которым проучился рядом шесть полных лет, и за все это время ни разу не то что не поговорил с ним по—человечески, но даже не взглянул ему в лицо.

Веня затих на своем втором ярусе очень быстро, а Матвей все никак не мог заснуть, лежал и ворочался с боку на бок. К холоду он уже притерпелся, даже немного удалось согреться, но теперь ужасно хотелось есть. Пару часов назад, когда Ватрушкин пытался накормить его ужином, Матвею кусок в горло не лез. А теперь не мешало бы подкрепиться.

Матвей встал, накинул на плечи брошенную Веней домашнюю кофту и, стараясь ступать как можно тише, двинулся по коридору. Мимо теткиной комнаты вообще крался на цыпочках и даже, кажется, дыхание задержал. Добрался до кухни, щелкнул выключателем и прикрыл за собой дверь, чтобы свет не был виден из коридора.

Матвей устроился за столом и принялся жадно уплетать холодные котлеты с батоном и запивать их кефиром прямо из коробки. Не успел он откусить котлетный бутерброд в третий раз, дверь внезапно распахнулась. В кухню вошла заспанная женщина в теплой пижаме, накинутом на плечи махровом халате и мохнатых розовых тапочках. Вошла и застыла на пороге, загораживаясь рукой от яркого света. Матвей поперхнулся от неожиданности и, выронив бутерброд из рук, сильно закашлялся. Оторопевшая женщина постояла несколько мгновений, потом, видя, что кашель не прекращается, подошла к Матвею и пару раз стукнула его ладошкой между лопаток. Потом подала ему воды. Матвей, с трудом отдышавшись, взял стакан и наконец взглянул на нее внимательно. Женщина была примерно маминого возраста, высокая и худая; длинные растрепанные волосы падали на лицо, почти полностью закрывая его. Несомненно, это и была тетка Ватрушкина, Лана. А кто еще мог оказаться на его кухне во втором часу ночи?

— Ты кто? – спросила она, когда Матвей сделал несколько глотков из стакана.

— Я… это… одноклассник, — сипло пробормотал тот, сдерживая кашель, по—прежнему рвущийся из горла.

— Одноклассник?! В самом деле?

— Ну да…

— Одноклассник, это хорошо, — задумчиво сказала Лана, убирая волосы с лица и медленными движениями собирая их в хвост. Но хвост зацепить оказалось нечем, и волосы снова рассыпались по плечам.

– У меня родители… уехали, — принялся сбивчиво объяснять Матвей, понимая, как странно выглядит сейчас — на чужой кухне и с чужой котлетой в зубах. —  И ключ… я потерял… Домой попасть не могу. А Ватрушкин… Он сам меня позвал, честное слово!

— Ну, что Ватрушкин сам тебя позвал, это вовсе не удивительно, — усмехнулась Лана. — Странно, что ты согласился пойти… к Ватрушкину.

Она подошла к холодильнику, взяла с полки бутылку минеральной воды и принялась пить прямо из горлышка. Потом завернула крышку и с протяжным вздохом приложила пластиковый бок бутылки ко лбу.

— А имя у тебя есть, одноклассник?

— Есть… Матвей.

— А я Светлана Вениаминовна. Хотя, можно и просто Лана. Извини, что вот так пришлось знакомиться, — она показала рукой на свой халат и пижаму. – Я не знала, что у нас гости. И вообще, я немного не того… не в форме сегодня.

Матвей смущенно кашлянул, не зная, что сказать. Лана запахнула халат и подвязала его поясом. Потом потерла виски и тяжело опустилась на стул напротив Матвея.

— Да ты ешь, чего замер? Не бойся, не выгоню… раз тебя Венька позвал. Может, погреть котлеты? Что ты их холодными жуешь?

— Нет, спасибо. Я так.

— Чаю налить?

— Не, я с кефиром…

— Ну как знаешь. А я, пожалуй, кофе попью.

Пока Лана варила кофе на плите, повернувшись к нему спиной, Матвей старался побыстрее прожевать и проглотить злополучный ночной ужин. Было не слишком удобно есть в ее присутствии. Тем более, Лана была совсем не такой, как он нарисовал ее в своем воображении. Почему—то она представлялась ему старой сгорбленной теткой, грозной и крикливой, а оказалась достаточно молодой, симпатичной и неожиданно дружелюбной женщиной, только сонной и какой—то слишком уставшей.

— Твои родители когда возвращаются? – спросила Лана, когда кофе был готов. Она налила его из медной турки в большую чашку и снова села за стол.

— Завтра должны, — неуверенно сказал Матвей. — Наверно.

— Ты приходи к нам снова, если хочешь. Я не против. И Венька будет рад. К нему в первый раз кто—то из класса в гости пришел. Ты же знаешь, как к нему в школе относятся? Ну да, если одноклассник, то прекрасно знаешь.

— Да как? Нормально к нему относятся! Его никто не обижает, не бьет.

— Не обижает, не бьет, — повторила Лана, убирая волосы, постоянно падающие на лицо. – Можно и не дотрагиваясь до человека, постепенно убивать его словами и поступками. А еще безразличием, пренебрежением, насмешками…

— Да нет же, Лана… Вениаминовна! – запинаясь, проговорил Матвей, так и не придумав, как удобнее ее называть. – С ним правда нормально общаются, как со всеми… почти. Ну, может, и подшучивают иногда, но так, по—доброму, ничего особенного.

— Ничего особенного?

Странная у нее была привычка — повторять последние слова. Или это из—за головной боли она никак не могла сосредоточиться?

— Значит, вера чтоже была добрая шутка? – Лана прижала ладонь ко лбу и внимательно посмотрела на Матвея. — Безобидный розыгрыш?

— Вчера?

— Вчера, вчера. На футболе.

— На футболе? Какая шутка?

— А ты разве не в курсе? – Лана взглянула на него недоверчиво.

— А я… Меня не было вчера, — сказал Матвей чистую правду. Вчера, в четверг, они с Ватрушкиным из второй вероятности вместо футбола изучали метеорные потоки  и сушили клавиатуру на батарее.

— Да? И тебе до сих пор никто не рассказал? Не похвастался, как ловко удалили с матча этого лузера Ватрушкина? Так, кажется, вы его называете?

Матвей смутился:

— Ну почему? Мы… не называем…

— Не называете? Вероятно, мне послышалось, — усмехнулась Лана.

— Так что там было, вчера?

— Если без подробностей, то какой—то умник позвонил в учительскую и сказал, чтобы ученик седьмого «Б» Ватрушкин срочно ехал в областную больницу. Когда Веньке передали это, он решил, что со мной что—то случилось. Больше не на кого подумать, у него только я. Он звонил мне, конечно, а я на работе была, не слышала. Вот он и поехал, куда сказали. Все потом выяснилось, конечно. Но игру он пропустил, как и было задумано. Вот такой розыгрыш, добрый и безобидный. Вполне в духе вашего класса.

— А кто? Кто звонил?

— Да откуда я знаю? Это тебе должно быть известно, раз ты одноклассник! А мне Венька запретил идти в школу разбираться. Он вас прощает. Он всегда всех прощает.

У Матвея по спине поползли ледяные мурашки. А вдруг это был он сам? То есть, не он, конечно, а двойник? Вдруг именно он, другой Матвей, придумал и устроил этот розыгрыш? Ведь не зря Ватрушкин даже общаться сегодня не хотел, когда думал, что перед ним настоящий Добровольский, из его вероятности. Но ведь Матвей и Матвей—два – это, по сути, один и тот же человек. Значит и Матвей мог бы сделать то же самое? Учитывая свое прежнее отношение к Ватрушкину, можно ответить точно – да, мог бы. Он поступил бы так без всякий колебаний, как ни противно было в этом признаться самому себе.

— Я… не знаю, кто звонил, — сконфуженно пробормотал Матвей. – Но не я, правда!

Он почти не врал, ведь «мог сделать» и «сделал» — немного разные вещи, разве нет?

— Да я и не говорю, что ты… Я не вмешиваюсь в ваши дела. Вы уже достаточно взрослые, чтобы не понимать — вы играете с чувствами человека. Это плохие игры… У вас отличный класс, прекрасный руководитель… Как же так получается, что в вашем тесном дружном кругу никак не найдется место еще для одного человека? Почему он всегда где—то там, снаружи, за чертой?

Самое неприятное, что Лана не кричала, не ругалась, не возмущалась. Не обвиняла Матвея и в его лице — весь класс. Она просто говорила, устало и без эмоций. Даже как—то обыденно, как говорят, например, о том, что на улице снова дождь и что он порядком поднадоел.

— Да вам ведь ваша хитроумная шутка и не помогла вовсе… Вы же вроде бы не выиграли? – спросила Лана. Матвей неопределенно пожал плечами. Он понятия не имел, как закончился футбольный матч.

— Очень удобно сваливать на кого—то все свои неудачи. А тут такой хороший объект под рукой – Венька. Ну да, у него все из рук валится, он невнимательный, рассеянный. Но это же все от неуверенности, от волнения, что он не сможет справиться, и над ним снова посмеются. Он постоянно боится, что сделает что—то не так, и именно поэтому ошибается… Его бы, наоборот, поддержать, а не тыкать носом в его промахи. У вас столько разных уроков в школе,  жаль, что нет такого, на котором учили бы вставать на место другого человека и чувствовать чужую боль. Хотя… разве этому научишь?

Лана вздохнула, сделала глоток из чашки и словно спохватилась:

— Ты, одноклассник, не слушай меня… Что я на тебя накинулась, в самом деле? Ты ни в чем не виноват, пришел вот к нему, один из всех. Значит, он тебе доверяет… Ты меня извини. Просто я сейчас не в лучшем своем состоянии… И сердце у меня болит за него, понимаешь? А что делать, ума не приложу…

Матвей нерешительно сказал:

— Может, ему будет лучше там, где его никто не знает? Он переедет в Москву и там…

— Что? – перебила Лана. — Куда он переедет?

— В Москву, — повторил Матвей. – К своей маме.

— К маме?! — Лана застыла с чашкой на весу.

— Ну да.

— Кто тебе это сказал?

— Он сам.

Лана поставила чашку, убрала с лица волосы и отчетливо проговорила:

— Венькина мама бросила его много лет назад.

— Что значит бросила? – не понял Матвей.

— То и значит. Бросила. Уехала, и с концами.

— А… он говорил, что она певица. Там, у него, ее портреты.

— Певица, — горько усмехнулась Лана. – У нее и голоса—то никогда не было. Две песни записала, три плаката выпустила – вот и вся карьера. Выскочила замуж за иностранца, подкинула Веньку мне и усвистала за границу. Сначала еще звонила, один раз даже приехала, в тайне от мужа. А потом и звонить перестала.

— А он не знает? – в замешательстве спросил Матвей.

— Венька—то? Знает, конечно.

— А зачем он мне сказал, что уедет к ней?

— Ну, наверное, ему так легче. Не может примириться с мыслью, что никому не нужен. Даже родной матери. Он хочет ее ждать, хочет надеяться.

— А другой ее сын как же? Она уехала и даже не стала его искать?

— Какой другой сын?

— Ну, близнец… Для которого двухъярусная кровать. Брат.

— Ах, брат…

Она помолчала немного, глядя в свою опустевшую чашку, потом подняла голову и сказала:

— Правда в том, что у Веньки нет никакого брата.

— Как нет?! – почти вскрикнул Матвей.

— Нет, и никогда не было. Он мой единственный племянник.

— Но… как же? Он же говорил… брат пропал, когда был совсем маленьким.

— Никто никуда не пропадал, как бы Веньке ни хотелось в это верить. Моя непутевая младшая сестрица родила его в выпускном классе. Его одного. Через полгода сорвалась в Москву за славой и деньгами. Мы с Венькой остались вдвоем. Не было никакого близнеца, можешь мне поверить.

Матвей взялся руками за голову, как недавно Лана. Он ничего не понимал. Сначала мама—певица оказалась ложью, теперь брат. Как же так?

— Получается, он… обманывает? – спросил ошарашенный Матвей.

— Если и обманывает, то самого себя, — сказала Лана. –  Он хочет быть кому—то нужным. Он же как щенок бездомный, тычется—тычется ко всем, а его брезгливо ногой отпихивают. Такая жизнь его не устраивает, вот он и отгородился от нее книгами и наушниками. Венька давно уже живет в своем мире, в параллельном.

Матвей вздрогнул:

— В параллельном?

— Да. В том, другом мире, мама любит его и скоро заберет к себе. Там у него есть брат—близнец, который обязательно найдется, и больше не придется страдать от одиночества. Параллельный мир лучше и добрее. И жить там намного легче и приятней.

— Но… это же… неправильно.

— Конечно, неправильно. Разве правильно, что человек за свои неполных четырнадцать лет ни разу не сходил в кино с приятелями? Правильно, что ему приходится выдумывать себе брата, который потерялся в глубоком детстве? А о матери, которая должна быть рядом, ему напоминают только плакаты на стене да камень с жуком?

У Матвея перехватило дыхание:

— Камень?

— Камень, — кивнула Лана, — кусок янтаря, который она ему подарила в первом классе. Сама нашла где—то на побережье. Там еще жук внутри застыл.

— Божья коровка, — поправил Матвей и сам не узнал своего голоса.

— Да какая разница, — отмахнулась Лана, не заметив, как он переменился в лице. – Галка что—то наплела ему, что камень волшебный, что это талисман, который поможет им встретиться… Она всегда была мастерица на такие сказки. Венька, конечно, вырос и уже не верит… Но для него главное то, что это ее подарок. Единственный, между прочим. Он с этим камнем вообще не расстается, на ночь под подушку кладет. Я однажды случайно его пылесосом засосала, так Венька по пылиночке весь мусорный пакет перебрал. Отыскал. А то с ума бы сошел бы, наверное… Ладно, всё, пойду, лягу. Спокойной ночи, одноклассник.

Она тяжело поднялась и поставила пустую кофейную чашку возле раковины. Уже у самой двери обернулась:

— Ты не обижайся на него. Он не со зла выдумывает, он сам верит в то, что говорит. Он вообще—то безобидный, недолюбленный только, оттого и все беды. Так уж получилось, некому его любить.

— А вы? – через силу выдавил Матвей. Грудь сдавила непонятная ноющая боль, а в горле плотно засел горький ком. – У него же есть вы. Вы его любите.

— Ну, значит, ему этого мало, — сказала Лана и вышла из кухни.

 

Матвей неподвижно лежал на спине и старался дышать как можно тише. Он смотрел на решетку верхнего яруса, где едва слышно сопел Ватрушкин, но ничего не видел. Перед глазами все дрожало и двоилось. Слезы стекали по вискам, закатывались в уши и холодили волосы на затылке.

Впервые ему было так больно не за себя, а за кого—то другого. И  эта  незнакомая, чужая боль терзала почему—то сильнее, чем своя.

 

31

Утром Ватрушкин поднялся первым. Матвей слышал сквозь дрему, как он вертится на компьютерном стуле и стучит пальцами по клавиатуре, но полностью проснуться никак не мог. Слишком долго лежал ночью без сна, а потом, перед самым рассветом, будто в яму провалился. Разлепить опухшие веки получилось, только когда Веня потряс его за плечо и сказал:

— Лана завтракать зовет. Там омлет уже готов… и блинчики.

Матвей вышел к столу хмурый и долго размешивал ложкой пустой чай, тупо уставившись в одну точку, пока Веня не догадался кинуть ему в чашку пару кусков сахара. Только тогда Матвей очнулся и удивленно взглянул на него.

— Там не было сахара, — пояснил Веня. – Теперь мешай.

Матвей снова принялся крутить ложкой.

— Слушай, — заговорил он наконец. – Тот камень сейчас у тебя? Янтарь с божьей коровкой внутри.

— А откуда ты… — Веня запнулся. – А, ну да, другая вероятность…

Он вытащил из кармана медово—желтый, похожий на леденец камешек и протянул Матвею. Тот положил на его ладонь и поднес к глазам. В прошлый раз Лея так шустро перехватила диковинку, что даже разглядеть толком не удалось. И правда, божья коровка внутри была самая настоящая, с лапками, усиками, с чуть подвернутым крылышком, и от этого казалась живой.

— А ты смог бы кому—нибудь его отдать? – спросил Матвей. – Не мне, а вообще.

— Нет, конечно, — ответил Веня, забирая у него янтарь. – Как я могу? Это же… подарок…

Он умолк, не зная, насколько Матвей посвящен в подробности.

— А если бы очень—очень было нужно?

— Нет, точно нет. У меня и продать просили, я отказался.

Матвей прикусил губу и склонился над тарелкой.

— Знаешь, я все утро искал свежую информацию о вчерашних метеорах, — сказал Веня. – Все говорят, что их было меньше, чем ожидалось, и что в этом году они не слишком интенсивные. И еще…

Он замялся. Матвей поднял глаза:

— Что?

— Ну… может это и неправда…

— Что?

— Предполагают… что сегодня их вообще может не быть.

Ложка выпрыгнула из рук Матвея и зазвенела на полу.

— Но этого никто не знает наверняка, — заторопился Ватрушкин. – Мы же вчера читали с тобой о том, что Дракониды – совершенно непредсказуемый поток.

— Я пойду на пустырь в любом случае, — твердо сказал Матвей, поднимая ложку. – И буду сидеть там всю ночь напролет. Мне терять нечего.

— Вень, примерь—ка быстренько, — в кухню вошла Лана с вязанием в руках. – Мне кажется, рукав коротковат.

Сегодня она была в другом настроении, в домашних брюках и с заколотыми сзади волосами.

— Лана, знакомься, это Матвей, мой… одноклассник, — сказал Ватрушкин. –Матвей, это моя тетя, Лана.

Они встретились взглядами. В глазах Ланы мелькнуло что—то похожее на смущение.

— Здрасьте, — пробормотал Матвей и посмотрел на нее вопросительно. Признаваться, что они уже виделись?

— Привет, — преувеличенно бодро отозвалась Лана и принужденно улыбнулась. – Рада познакомиться. Как спалось?

— Отлично! – так же бодро соврал Матвей. – Спал как убитый.

Почему—то она не захотела раскрывать их маленький секрет. Похоже, что ей было неловко за вчерашнюю слишком откровенную беседу. Впрочем, и Матвей вовсе не горел желанием посвящать Ватрушкина в подробности ночного знакомства с его тетей.

Лана протянула Вене недовязанный шерстяной рукав на круговых спицах:

— Давай посмотрим. Надевай.

Тот положил вилку и схватился за рукав.

— Вень! Ну ты куда руку суешь? Вход не там! – воскликнула Лана. — Вот с этой стороны надо, где спицы. Как в первый раз!

Веня вдруг застыл неподвижным истуканом, и на всю примерку выпал из реальности. Машинально кивал, поворачивался и даже отвечал Лане, но мысли его были далеко. А когда она вышла, схватил Матвея за плечо и возбужденно проговорил:

— Я понял!

— Что понял?

— Я кажется знаю, как это получилось!

— Что получилось? Ватрушкин, говори толком!

— Сейчас!

Веня вскочил, чудом не опрокинув стул, и пулей вылетел из кухни. Вернулся так же стремительно и положил перед собой чистый лист.

— Вот твоя труба, — он принялся чертить на бумаге фломастером. – Где находится разрушенный дом?

— Ну, здесь, предположим, – ткнул пальцем Матвей. – И что?

Веня нарисовал кривой квадрат справа от так называемой трубы. Потом показал на левую часть листа:

— А здесь что?

— Да ничего. Кусты и трава, высокая, по самые плечи.

Веня стал рисовать вертикальные черточки слева от трубы. Матвей скептически следил за ним. Художник из Ватрушкина был не ахти какой, и опознать в его каракулях дом и траву мог только человек с невероятно богатым воображением.

— Скажи, с какого края ты залезал в трубу в самый первый раз? Со стороны дома? Или со стороны кустов?

— Со стороны дома, вот отсюда.

— А вылез, соответственно, с другого края, в кусты. Так?

— Ну естественно! Не мог же я там внутри развернуться.

Веня удовлетворенно кивнул и написал у правого края трубы букву «А», а у  левого – букву «Б».

— Для удобства назовем их «конец А» и «конец Б». А теперь вспоминай, как ты лез сквозь трубу вчера. Откуда и куда?

— Да чего вспоминать? Так же и лез, – сказал Матвей и осекся. – Ты… хочешь сказать, что надо было лезть…

— Вот именно! – воскликнул Веня. – Наоборот! Если ты переходишь дорогу по подземному переходу, то оказываешься на другой стороне улицы. А чтобы вернуться, надо идти в обратную сторону.

Матвей ошарашенно смотрел на него. Ему даже в голову это не приходило. Да вчера и раздумывать было некогда. Как стоял на пороге дома, так и нырнул в трубу с этого края, по привычке. Вот лопухнулся!

— Твоя реальность – вероятность номер один, — воодушевленно продолжал Ватрушкин. – Та, в которой ты был вчера – вероятность номер два, ну а моя – номер три. Получается, что в трубе вовсе не перекресток, где все вероятности сходятся в одной точке, как мы предполагали…

— Ты предполагал, — поправил Матвей.

— …а место, где эти реальности соединены последовательно. То есть из вероятности один можно попасть в вероятность два, а оттуда – в вероятность три. А сразу из первой попасть в третью нельзя. Выходит, там не узел вероятностей, а коридоры вероятностей.

— И как теперь выбираться? Из этих коридоров.

— Точно так же, только в обратную сторону. Вот, смотри – ты два раза лез из конца А в конец Б. Если ты снова так полезешь, то окажешься в следующей вероятности под номером четыре. А там вообще неизвестно что тебя ждет.

— Лучше даже не представлять, — буркнул Матвей. – И что, мне теперь еще два раза эту трубу пузом вытирать?

— Да, теперь ты полезешь из конца Б в конец А и окажешься во второй вероятности. Оббежишь трубу и снова проползешь из конца Б в конец А, — сказал Веня. — Только тогда ты попадешь в свою, первую вероятность.

— Да я не успею! Я один—то раз еле успел, чудом просто. А метеоры вчера сыпались получше, чем обещают сегодня.

Веня не успел ответить, из комнаты донесся голос Ланы:

— Вы не опоздаете? До звонка двадцать минут!

— Да, сейчас идем, — отозвался Ватрушкин и взялся за остывший омлет.

Матвей засунул в рот свернутый трубочкой блин и принялся шустро жевать.

— Можешь не торопиться, тебе же не надо в школу, — проговорил Веня, закидывая в рот большие куски омлета. – Хочешь, оставайся здесь. Я сейчас у Ланы спрошу.

— Нет, — отказался Матвей. – Я лучше погуляю. К пяти вернусь.

— Почему к пяти? Я приду из школы около трех.

— А спартакиада?

— Да ну… Я не пойду…

Глупо было спрашивать почему. Матвей прекрасно это знал. Особенно после разговора с Ланой. И после того, как сам же, в облике своего двойника,     запретил ему появляться на финальных играх.

 

Ребята расстались на шумном перекрестке. Веня направился к подземному переходу, а Матвей бесцельно побрел по тротуару вдоль шоссе, прокручивая в голове картины своего вчерашнего возвращения домой. И вдруг остановился, будто громом пораженный. Ключ! Он совершенно отчетливо вспомнил, что кинул его вчера на тумбочку в прихожей. А когда убегал, даже и не вспомнил он нем. Ему в тот момент было совсем не до ключа.

Матвей с досады пнул попавшую под ноги сухую ветку. Ну вот, просто отлично! Мало было проблем, получите еще одну. И что делать, скажите на милость? Как попасть домой?

Но, поразмыслив, он немного успокоился. Повезло, что пропажа обнаружилась сейчас, а не перед собственной дверью в своей вероятности. Еще есть время исправить положение. Надо просто пойти и забрать ключ, если, конечно, его не схватил по ошибке кто—то из близнецов. И если удастся раздобыть еще один ключ, чтобы открыть квартиру.

Матвей решил снова попытать счастья все у тети Вали. К его великому разочарованию, дома соседки не оказалось. Напрасно Матвей сначала звонил в домофон, а потом, проникнув в подъезд со случайными прохожими, терзал ее дверной звонок. Никакого ответа. Он даже в свою дверь постучал от отчаяния. К счастью, ему никто не открыл.

Матвей вышел из подъезда и сел на скамейку. У бордюра парковалась Лада Веста капитана Тихонова. Первым из нее выскочил Гошка, за ним, отдуваясь, выбралась полная женщина с пакетами – Гошкина мама. Иван Николаевич открыл багажник и склонился над ним. Второклассник весело прыгал возле машины, держа в правой руке мороженое. А левая рука у него была в гипсе.

«Выписали, значит», — машинально подумал Матвей, и тут же сам себя одернул. При чем здесь выписка? Это же Гошка из третьей вероятности. Возможно, он и не попадал в больницу.

Гошка заметил Матвея, подбежал к нему и поставил правую ладонь вертикально:

— Привет!

Обескураженный Матвей молча смотрел на него.

— Ну ты чего? Давай руку! – потребовал Гошка, сам схватил руку Матвея и звонко хлопнул о нее своей ладошкой. – Привет! А я в цирк ездил! Там были львы и медведи—грызли.

— Медведи? Кого они грызли? – не понял тот.

— Никого не грызли, — весело крикнул второклассник. – Зовут их так – медведи—грызли.

— А, гризли? – догадался Матвей. – Ну, молодец, здорово. Что с рукой?

— Ха—ха! Очень смешно!

Гошка поскакал в подъезд вслед за своей мамой. Матвей проводил его взглядом. Они здесь что, друзья с этим мальцом? По всей видимости да, у них даже приветствие свое – ладонь о ладонь. Ну двойник дает! Сам Матвей никогда не обращал внимания на маленького соседа с пятого этажа, не говоря уж о том, чтобы дружить. В чем между ними, двумя одинаковыми Матвеями, разница? Только в том, что у одного из них есть сестра—близнец. Ее влияние, не иначе.

Капитан Тихонов захлопнул багажник и потащил к подъезду многочисленные пакеты и свертки. Подмышкой он держал арбуз. Матвей поздоровался. Иван Николаевич ответил и сгрузил на лавку свою ношу, чтобы поудобнее перехватить арбуз.

— Гуляешь? – спросил он. – Да, сегодня хорошо, солнышко вылезло. До понедельника тепло обещали.

— Ага, гуляю, — кивнул Матвей. – Ключ дома забыл. Хотел у тети Вали из двенадцатой взять запасной. А ее нет. Вот, сижу, жду.

— Долго ждать придется. Ее дочь говорила, она еще неделю проваляется.

— Где проваляется?

— В больнице, где же еще!

— Тетя Валя в больнице?!

— А ты как будто впервые слышишь.

— Ну да… А что с ней?

— Весь двор знает, а ты не знаешь? Напали на нее в понедельник, вон там, в арке. Ограбили, по голове стукнули.

Матвей открыл рот от изумления.

— А Гошка? – вырвалось у него.

— Что Гошка?

— На Гошку не напали?

Иван Николаевич собрал все свои пакеты и удивленно посмотрел на него:

— Почему на него должны были напасть?

— Ну… я подумал… Ведь он возвращается как раз в это время из продленки. На него могли тоже напасть, — принялся выкручиваться Матвей, ругая себя за несдержанность.

— Какая продленка в одиннадцать вечера?

— Почему в одиннадцать?

— Потому что на Валентину Борисовну совершено нападение около одиннадцати вечера, когда она возвращалась от дочери. Вошла в арку, а там ее уже поджидали. Стали угрожать, отнимать сумку. А она не захотела отдать, да еще драться с ними стала, ты же ее знаешь! Ну вот и получила по голове.

— А—а… понятно. Я просто подумал, что в семь уже тоже темно… Могли и на Гошку напасть, когда он возвращался, — пробормотал Матвей.

— Да ниоткуда он не возвращался. Он в понедельник вообще в школе не был, благодаря вам, между прочим, — сказал капитан.

— Мне?! – изумился Матвей.

— И тебе, и твоей сестре. С чьего велосипеда он грохнулся в воскресенье? Да так, что пришлось в травмпункт ехать и еще два дня дома сидеть.

— Вот, значит, откуда гипс, — пробормотал Матвей.

— Что? – не расслышал капитан.

— Не, ничего, это я так.

Матвей помог Ивану Николаевичу войти в подъезд, снова сел на скамейку и попытался упорядочить в голове полученную информацию. На тетю Валю напали. Причем, только в третьей вероятности. И в первой, и во второй она цела и невредима. Как это связано с ним, Матвеем? Соседка возвращалась домой поздно, около одиннадцати вечера, во всех трех вероятностях. Но в первой нападать на нее было некому, потому что в это время грабители находились далеко, а именно  — гнались за ним по пустырю. Это ее и спасло. Во второй вероятности гопники уже успели напасть на Гошку и сбежать. Вернуться они не рискнули из—за полиции во дворе, так что тетя Валя и там избежала ограбления. А вот здесь, в третьей вероятности, ей не повезло. Наверняка, грабители караулили в арке и в семь, но маленький Гошка в это время сидел дома, а близнецы Добровольские где—нибудь задержались. Или просто с двоими сразу не стали связываться. А вот на пожилую женщину, идущую через двор поздним вечером, напали. Конечно, можно было намекнуть капитану, кто напал, тетя Валя наверняка их не разглядела в темноте. Но ведь капитан начнет потом уточнять детали у другого Матвея, а тот вообще не в курсе. Так что придется держать язык за зубами.

Так, с этим все ясно. Неясно одно, как теперь попасть в квартиру Добровольских? Единственный выход – идти в школу и позаимствовать ключ у близнецов. Разумеется, без их ведома и согласия. А что, так даже интереснее. Никогда не приходилось красть ключ у самого себя.

 

32

Матвей поднялся на второй этаж и спрятался в мужском туалете, откуда хорошо просматривался кабинет географии. Он наблюдал в щелку приоткрытой двери, как одноклассники заскакивали в кабинет, бросали сумки на парты и, обгоняя друг друга, неслись к лестничному пролету. На большой перемене седьмой «Б» обедал в столовой, на первом этаже. Это было очень кстати. Матвей терпеливо дожидался, пока кабинет полностью освободится. Вдруг он увидел себя. В другой одежде, с другой сумкой, с волосами, зачесанными по—другому. Но все же это был он.  Его лицо,  фигура, походка. Его голос. Очень странно было видеть себя не в зеркале, не на видео, а так, вживую, со стороны. Двойник весело хохотал и скакал по коридору с ребятами из класса, перебрасывался с ними бумажным комком вместо мяча, а потом вместе с Белкиным и Чернышовым помчался к лестнице.

Матвея что—то царапнуло по сердцу.

Он другой. Он почему—то совсем другой.

Матвей сосредоточил все внимание на сумке двойника и постарался ее запомнить. Неприметная, темно—синяя, с коричневыми вставками. Интересно, этому Матвею доверяют ключ от дома? Ведь, судя по всему, он тоже потерял его однажды, раз в их вероятностях одинаковые замки.

Наконец, кабинет опустел, и Матвей покинул свой наблюдательный пункт. Он проскользнул в класс и с опаской оглянулся на дверь. Не хотелось ни с кем сталкиваться. Ему пришло в голову, что в своей яркой куртке он слишком заметный, тем более, если у двойника ее нет. Матвей сорвал с себя куртку, свернул в рулон и пристроил в коридоре на подоконнике. Вернувшись в класс, он пошел вдоль рядов, вертя головой в поисках знакомой сумки. Она обнаружилась на задней парте среднего ряда. Матвей раскрыл молнию и вытащил дневник, чтобы убедиться, что не ошибся. Да, это был дневник Матвея Добровольского, о чем свидетельствовала надпись на обложке.

— С ума сойти, даже почерк мой! – пробормотал себе под нос Матвей. Логично, конечно, но все равно каждый подобный эпизод вызывал удивление. Матвей обшарил всю сумку, чуть наизнанку ее не вывернул, но ключа так и не нашел. Либо его у двойника не было вовсе, либо он носил его при себе, в карманах джинсов.

— Ладно, тогда посмотрим у твоей сестрицы, — решил Матвей и запустил руку в соседнюю сумку. В этот момент в кабинет вошел географ.

— Добровольский, почему ты в классе? – спросил он.

— Я? – растерялся Матвей.

— Я же сказал, класс проветривается, положили сумки и вышли. И до звонка не заходим.

— Я… на минуточку. Мне только ключ взять. От дома.

— Ключ Зотиковой? – уточнил Дим Димыч.

— Нет, мой.

— А почему ты ищешь свой ключ в сумке Зотиковой?

— Почему… Зотиковой?

— Ну с тобой же Зотикова сидит.

— Да?! – опешил Матвей. Он почему—то был уверен, что близнецы сидят вместе.

— Ах, да! – спохватился он. – А где сидит моя сестра?

Географ уставился на него с недоумением.

— Где и всегда, — сказал он, показывая на первую парту. – Добровольский, ты заболел?

— Да нет, шучу просто, Тимофей Тимофеевич. Сейчас я ключ возьму у сестры, — заторопился Матвей, – и меня уже нет.

Он бросился к первой парте, залез в передний кармашек светлой сумки и … о, чудо! Сразу наткнулся на ключ. И быстро спрятал его себе в карман.

— Зачем тебе сейчас ключ? – не отставал Тим Тимыч. – Ты бы лучше повторял домашнее задание, ты мне в прошлый раз о климатических поясах на тройку с минусом ответил. У тебя оценки – одна хуже другой. География – увлекательная наука, как можно ей не интересоваться?

— Ну астрономия—то поинтересней будет, — сказал Матвей. – Земля что, она уже вся изучена. А вот небо, тайны и загадки Вселенной – вот это правда здорово. Тимофей Тимофеевич, как вам вчерашние Дракониды? Ведь вы наблюдали их?

— Дракониды? – оживился географ. – Ты интересуешься метеорными потоками?

— Еще как! Я просто жить без них не могу.

Нехитрая уловка сработала, географ сразу забыл про ключ и про оценки и с воодушевлением заговорил о падающих звездах. Он явно обрадовался, что может пообщаться с человеком, разделяющим его интересы. Но у Матвея не было времени снова выслушивать пространные речи, его интересовало лишь одно — конкретное время сегодняшнего звездопада. Пришлось три раза невежливо перебить Тим Тимыча, задав один и тот же вопрос. Только после этого прозвучал исчерпывающий ответ:

— Как только стемнеет, можно начинать наблюдать. Часов с семи. Сегодня их ожидается так мало, что даже не знаю, можно ли их вообще отследить. Они будут слишком разрозненные, и где—то после одиннадцати все прекратится. А возможно и после десяти.

Матвей торопливо поблагодарил и двинулся было к выходу, но возле двери остановился:

— Тимофей Тимофеевич, а на этой неделе никакого затмения случайно не было?

Спросил так, на всякий случай, и больше для Ватрушкина, чтобы тот, наконец, выбросил из головы свою навязчивую идею.

— Нет, — охотно ответил географ. – Солнечного не было, а лунного и быть не могло. Оно бывает только при полной луне. А сейчас заканчивается фаза новолуния, а в это время лунное затмение невозможно.

— Все еще новолуние? Что, сегодня опять луны в небе не будет?

— Да нет, чисто безлунная ночь обычно бывает только одна, это строгое, официальное новолуние. И оно уже было, со среды на четверг, с седьмого на восьмое октября. Но обычно, в простонародье, новолунием считается отрезок в несколько дней, то есть ночей – примерно три дня до безлунной ночи, три дня после. Поэтому сейчас в небе уже можно видеть новый тонкий месяц, при хорошей погоде, конечно…

— Спасибо большое, очень интересно! – горячо воскликнул Матвей, выяснив все, ему было нужно. – Побегу повторять географию. Вы только обязательно меня сегодня спросите, я весь вечер готовился. Я даже старую тему вам с удовольствием еще раз отвечу, про климатические пояса.

Он не смог отказать себе в удовольствии насолить двойнику. Слишком веселая жизнь у него здесь. Пусть немного попотеет у доски.

Матвей выскочил за дверь. В коридоре к нему бросилась та самая Зотикова, которая в этой вероятности была его соседкой по парте, и в сумке которой он пытался найти свой ключ.

— Добровольский, у нас катастрофа! Баранов заболел, — затараторила она. – Отравился чем—то! Сегодня его мать в школу звонила. Представляешь? У нас теперь турник выпадает. Кого в пару к Долгих ставить? Давай, выручай! Смотри — если мы например, поменяем местами…

— Стой! – перебил Матвей, поднося указательный палец к ее носу. – Не теряй мысль. После урока повтори мне все это, слово в слово, поняла?

Он забрал свою куртку с подоконника и пошел прочь.  По огорошенному взгляду Зотиковой, который он ощущал даже спиной, было ясно, что она не поняла.

 

С помощью ключа Милославы Матвей беспрепятственно проник в дом своих двойников и с любопытством огляделся. Теперь, при дневном свете стало очевидно, что их квартиры все же отличаются одна от другой. Особенно были похожи коридор, кухня и ванная. Не один в один, конечно, но все же в темноте ничего не стоило ошибиться. Это и понятно, подбором материалов для ремонта руководила одна и та же мама. Но вот комнаты были совсем другими, ведь в квартире жили уже не три, а четыре человека.

Матвей забрал свой ключ с тумбочки и собирался уже уходить, но вдруг  вспомнил то, что давно хотел сделать. Он перерыл все шкафы и ящики и, наконец, на антресолях он обнаружил то, что искал — стопку старых семейных альбомов. Матвей полистал тот, на котором маминым почерком была сделана красивая разноцветная надпись – «Милослава – 7—11 лет». Несмотря на такое название на обложке, Милослава редко встречалась на фотографии одна. Она обязательно снималась с братом, или с родителями, или с братом и родителями. Реже – только с мамой или только с папой. В конце концов, ему повезло, он наткнулся на фотографию, где Милослава сосредоточенно и серьезно смотрела прямо в камеру. На обратной стороне было написано: «Добровольская М., 6—«Б». Не иначе, фотка была сделана в прошлом году, для Доски почета.

К счастью, снимок был не очень большим по размеру и прекрасно разместился во внутреннем кармане куртки, на груди. Это было единственное место, куда можно было пристроить фотку, не боясь, что она помнется во время блуждания по коридорам вероятностей.

Обрадованный Матвей направился к выходу. Ну вот, хоть какая—то память! Хоть одно доказательство, что это невероятное путешествие не приснилось ему однажды поздним осенним вечером. Чтобы он не сомневался, что это действительно было, что вероятности существуют. И что где—то, в необозримом пространстве невидимых миров живет девчонка с его глазами и невероятным именем. Милослава. Милая Славка. Сестра.

Тут взгляд Матвея упал на телефонный аппарат. Рука вдруг сама потянулась к трубке. Голова еще не успела ничего сообразить, а рука уже вовсю набирала мамин номер. Сама, без Матвея, по своему собственному желанию.

Опомнился он, только когда услышал в трубке мамин голос:

— Алло?

Матвей даже дышать перестал от неожиданности. Как давно он не слышал этот голос! Как, оказывается, ему не хватало его!

— Алло? – повторила мама. – Кто это? Слав, ты?

— Это я, мам, — еле выговорил Матвей.

— Матвей? Что у тебя с голосом? Горло болит? – встревожилась мама. – Ты заболел?

— Нет, — Матвей откашлялся, – не заболел, все нормально.

— А почему ты не в школе?

— Я… прибежал просто… за тетрадкой.

— Ну как всегда! Сколько раз говорить – проверь сумку с вечера. Мечешься утром как угорелый. Когда же ты самостоятельным станешь? Как маленький, в самом деле!

Матвей слушал ее ворчание, как самую приятную музыку. И пусть это была не совсем его мама, но сердилась и ругалась она как родная.

— А что случилось? Почему ты мне звонишь? – опомнилась мама.

— Просто так. Соскучился, — честно сказал Матвей.

— Мы же только утром с Милославой разговаривали.

— Так это с ней, не со мной.

— Матвей, беги скорее в школу! Хватит прогуливать.

— Сейчас пойду. Мам, а вы где сейчас? В аэропорту?

— Ты что, в каком аэропорту? Мы уже давно в поезде.

— В каком поезде?

— Что значит —  в каком поезде? Я же Славке все объяснила, еще утром.

— Что объяснила?

— Что здесь туман со вчерашнего дня, и самолеты не летают. Все рейсы отложены на неопределенное время. Поэтому мы сдали билеты и поехали на поезде. Она тебе не сказала? – удивилась мама.

— Ну… еще нет, — у Матвея радостно заколотилось сердце. Ура, туман! Туман не зависит от Матвея, он есть сразу во всех вероятностях. Значит, его мама с Ксюшей не прилетят сегодня днем. У него появилось дополнительное время.

– Мам, а когда поезд приходит?

— Сегодня, в половине первого ночи. Папа такси закажет, поэтому быстро доберемся, к часу, наверное.

— Папа?! А он что, с тобой?

— Ну, разумеется! А где же ему быть?

— В командировке, за границей.

— Матвей, хватит мне голову морочить своими шуточками. Все, пока! Беги в школу. Привет тебе от папы.

— Ага, и ему привет, — пробормотал Матвей и положил трубку.

Значит, в этой вероятности мама поехала за Ксюшей вместе с папой. Но почему? Разве папа не ездит по командировкам? Выходит, что нет, здесь у него совсем другая работа, и судя по ремонту в квартире, хорошая. Значит, папа не встретился в больнице с тем человеком, который предложил ему перейти в ту солидную компанию. И, скорее всего, встреча не произошла по вине Матвея, который в этой вероятности не прыгал с крыши гаража. А отличие первой и третьей вероятности только одно – Милослава. Значит, она и была той причиной, по которой несчастный случай не произошел. Может быть, она не пустила брата на крышу, может, позвала родителей или просто предложила другую игру, и они не полезли на гаражи… А может, близнецы болели и не пошли в тот день на улицу. Теперь уже не узнаешь, да и неважно. Главное – результат. В семье родились сразу два ребенка, и благодаря этому семья удачно проскочила между двумя главными проблемами – болезнью Матвея в одной вероятности и уходом папы в другой. Но кто знает, вдруг именно то, что их здесь двое, приведет к другим, не менее серьезным последствиям?

Как все—таки странно и запутанно – одно маленькое условие, одно незначительное событие, и полностью меняется дальнейшая жизнь. Так тонкий ручеек, на пути которого положили камень, огибает его и пробивает себе новое русло…

Матвей запер дверь ключом Милославы, и пошел вниз, размышляя, как теперь незаметно подкинуть его обратно. География наверняка уже закончилась, осталось всего два урока, английский и литература. Перемены сегодня сокращенные, за пять минут едва успеешь перебежать из одного кабинета в другой. Поэтому вряд ли сумка Милославы останется без присмотра даже на минуту. И притвориться ее братом не получится, они по—разному одеты. Да и куда деть настоящего брата на это время?

И вдруг он вспомнил – Ватрушкин! Ну конечно! И как он сразу не сообразил? У него же в класс внедрен тайный агент, который и провернет эту операцию.

Осталось только придумать, как с ним связаться, не вызывая подозрения остальных.

 

33

Матвей сидел в укромном закутке на подоконнике третьего этажа, грыз кисло—сладкое яблоко, позаимствованное из холодильника близнецов, и обдумывал свои дальнейшие действия. Ватрушкин в данный момент находился на уроке английского, и надо было как—то ухитриться его оттуда вытащить. Без телефона сделать это оказалось довольно проблематично. Матвей уже начал прикидывать, не воспользоваться ли школьным радио, как вдруг услышал гневный возглас завуча:

— Что тут за уютные посиделки?

— Я… — Матвей выронил огрызок и мигом скатился с подоконника, — я… просто…

И надо же ей было на него наткнуться! Что она вообще здесь забыла? Ее кабинет на втором этаже. Как же хорошо было в той вероятности, где Зоя Валентиновна его не знала. И никто не знал. А теперь он стал уязвимым и беззащитным, как черепаха без панциря.

— Седьмой «А»? Добролюбов, кажется? – наморщила лоб завуч.

— Добровольский. Седьмой «Б».

— Почему ты не на уроке?

— Вот как раз иду…

— Идешь? Сидя на подоконнике? Очень оригинальный способ! Какой у вас урок?

— Английский.

— Пойдем—ка, я тебя провожу.

— Зачем?! – перепугался Матвей. — Я сам дойду.

— Чтобы ты не заблудился ненароком.

—  Я не заблужусь.

Вот номер будет, если она приведет в класс второго Добровольского!

— Без разговоров! – нахмурилась завуч. — Какой кабинет?

Матвей лихорадочно соображал, какие цифры назвать. Ошибиться было никак нельзя. Две английские группы занимались в разных кабинетах, на разных этажах и, соответственно, с разными учителями. В его вероятности они с Ватрушкиным были в разных группах, Веня во второй, а Матвей в первой. Но кто знает, как обстоят дела здесь?

— Четыреста первый, — решился он наконец, надеясь, что она не пойдет с ним. Все—таки кабинет далеко, в противоположном крыле, на последнем этаже, а она уже немолодая, в солидном возрасте. Для чего ей так себя утруждать? Пожилые люди должны беречь ноги. Зачем такие жертвы из—за какого—то прогульщика?

Но Зоя Валентиновна и не думала отступать. И совершенно не собиралась беречь свои пожилые ноги. Она энергично шагала рядом с Матвеем, еще и его подгоняла. Завуч явно обрадовалась возможности поймать беглого преступника и доставить его к месту назначения, обратно на каторгу.

На четвертом этаже, метров за десять до кабинета, она остановилась.

— Ну, иди.

Матвей пошел вперед, затылком ощущая ее взгляд. У двери он остановился и оглянулся.

— Давай, давай, входи, — сказала завуч.

— Иду, иду, — пробурчал он, отчаянно желая, чтобы она ушла до того, как он откроет дверь.

— Ну? Чего ждем?

— Ничего.

— Тогда иди.

— Да иду я…

— Не вижу!

Понимая, что тянуть дальше некуда и войти все же придется, Матвей молил лишь об одном – чтобы в этой группе не оказалось другого Добровольского. А еще лучше, и Добровольской. Остальные – не страшно, он как—нибудь выкрутится.

Уже не раздумывая, Матвей ужом проскользнул в кабинет, плотно затворил за собой дверь и прижался к ней спиной. В него впились полтора десятка недоуменных взглядов. У Матвея в висках пульсировала кровь, и перед глазами стояла какая—то пелена. Из—за нее он никак не мог определить, есть ли среди лиц в классе лицо двойника. После короткой паузы голос Белкина насмешливо произнес:

— Матвеич, ты, часом, этажом не ошибся?

Забытое детское имя ударило прямо в сердце. Матвеич… Так звали его друзья. Очень давно. Когда они у него еще были.

Тут же группа завозилась, послышались смешки и выкрики:

— Добровольский, у тебя навигатор сломался? Ты заблудился? Или тебя к нам в группу за подвиги перевели?

— Да нет, это его Ватрушкин проклял, за розыгрыш. Матвеич вирус невезения подцепил, теперь все будет забывать и путать.

— Ватрушкин, друг, расколдуй его! Он нам сегодня на финале нужен!

Группа  весело загоготала.

Матвей с облегчением перевел дух. Он попал туда, куда надо – во вторую группу. Добровольских здесь не было. Зато был Ватрушкин. Двойная удача!

— Тебя Ольга Павловна прислала? – спросила англичанка. – Журнал нужен? Он в учительской, я его не брала.

— Нет, — замотал он головой, — не журнал. Ватрушкина к завучу вызывают. Меня попросили передать.

— К завучу? Что опять такое?

— Не знаю. Сказали, срочно.

— Ни дня без приключений, — вздохнула англичанка. – Иди, Ватрушкин.

Веня смотрел на Матвея исподлобья и не двигался с места. Не узнаёт, внезапно понял Матвей. Думает, что это Добровольский номер два и что он снова его разыгрывает. Но он же должен был запомнить, в чем сидел перед ним Матвей сегодня утром. Хотя, если разобраться, не так уж и отличается их с двойником одежда. На обоих почти одинаковые джинсы и кроссовки. А то, что джемпер не серый, а темно—синий, не так заметно. Особенно для рассеянного Ватрушкина. Куртку же Матвей оставил в раздевалке, чтобы не привлекать к себе внимание. Учителя не любили, когда ученики ходили по школьным этажам в верхней одежде.

— Чего сидишь? Пошли, — позвал его Матвей. – Зоя Валентиновна ждет.

И заговорщицки подмигнул ему. Веня захлопал глазами. Матвей подмигнул еще раз и показал взглядом на дверь. Лицо Ватрушкина просветлело. Вроде бы узнал.

— Идите уже скорее, не задерживайте нас, — нетерпеливо сказала англичанка. – Лиза, продолжай.

Мамаева, запинаясь, забубнила английский текст, а Веня поднялся из—за парты и вместе с Матвеем вышел в коридор.

— Слышь, Ватрушкин, тут такое дело, — вполголоса сказал Матвей, увлекая его подальше от кабинета. – Возьми этот ключ и подбрось в сумку моей сестры. Ну, то есть, его сестры. Только незаметно. Как—нибудь выбери момент, на перемене или на литре. Сделаешь?

— Ладно… А это правда ты? – Веня взял ключ и положил себе в карман.

— Да я, я, кто же еще? Тузик, Фишка, Лана, метеоры – какие еще пароли тебе назвать?

— Да всё, сам вижу… Фу ты, просто невероятно! Вы… как один человек!

— И ты мне говоришь о невероятном? Это вообще—то твоя теория. А мы с ним и в самом деле один человек. Давай выйдем на лестницу, там безопаснее разговаривать.

Не успели они спуститься на несколько ступенек, как увидели стоящую внизу, на лестничной клетке Зою Валентиновну с телефоном в руках.

Они, не сговариваясь, резко развернулись на сто восемьдесят градусов, но тотчас же их настиг гневный окрик:

— Стоять!

Матвей и Веня застыли на месте.

— Я перезвоню, — сказала Зоя Валентиновна в трубку и нажала отбой. – Так, я не поняла! Что такое происходит? Не успела я одного вернуть на урок, как он тут же с него сбегает, да еще второго с собой прихватывает!

— Ничего мы не сбегаем. Мы… мы в туалет идем, — брякнул Матвей первое, что пришло в голову.

— Да? А что, по одному в туалет ходить скучно? Или страшно? – завуч приняла свою любимую устрашающую позу – руки скрещены на груди, брови грозно нахмурены, в глазах молнии.

— Нет… Вы не поняли, — принялся выкручиваться Матвей. – Мы не в туалет… Ну, то есть, в туалет, конечно, но… Вот ему плохо.

Он пихнул Ватрушкина локтем в бок. К его облегчению, тот не стал удивляться, непонимающе хлопать глазами, а сразу подхватил идею, будто бы они давно работали в паре и отлично понимали друг друга. Прижав руки к животу в районе солнечного сплетения, Ватрушкин согнулся и легонько застонал.

— Вон, видите, как живот болит, — прокомментировал Матвей. – Что, сильно? Тошнит?

Веня прижал руки ко рту и закивал. На лице завуча не дрогнул ни один мускул. Она скептически взирала на мучения покрасневшего от усердия Ватрушкина, и кажется, не слишком верила разыгрывающейся перед ее глазами душераздирающей сцене.

— Ему в туалет надо поскорее, а то… неприятность случится, — нетерпеливо сказал Матвей. — Можно, мы пойдем? Ну вы же видите, его тошнит!

— Ладно, ты беги, страдалец, — разрешила Зоя Валентиновна, — а то вдруг и правда не добежишь. А ты, дружок, останься.

Она поймала рванувшегося было Матвея за рукав.

— Почему? – взвился тот. – Меня отпустили! Его надо проводить!

— Я провожу, — успокоила его завуч, — до медкабинета. Иди, Баранкин, чего ждешь? Сейчас я за тобой спущусь. К врачу пойдем, к Эмме Александровне.

Веня беспомощно взглянул на Матвея и, не отнимая рук ото рта, побежал вниз, на третий этаж.

— Зачем к врачу? – насторожился Матвей. – Ему сейчас станет лучше. После туалета.

— А если не станет? Может, это вообще массовое отравление? Второй случай за сегодня, и именно в седьмом классе.

— Второй? А кто еще?

— Ваш одноклассник, те же симптомы — боль в животе, тошнота, рвота… Козлов, кажется.

— А, Баранов, — сообразил Матвей, вспомнив утренний разговор с Зотиковой. – Зоя Валентиновна, сегодня же суббота, врача нет.

— Сегодня все есть, и врач, и медсестра. У вас спортивное мероприятие, они обязаны быть. Так что, Добронравов, ты иди обратно на урок, а я тут сама разберусь, — сказала Зоя Валентиновна.

— Добровольский, — поправил Матвей. Он хотел поспорить еще, но передумал. В принципе, дело сделано, ключ он передал. Ничего страшного с Ватрушкиным не произойдет, полежит немного на кушетке у врача. В худшем случае ему дадут таблетку, которую у него хватит ума не проглатывать. Хотя, ни в чем нельзя быть уверенным на сто процентов, когда речь идет о Ватрушкине.

— А куда это ты? – удивилась завуч, когда Матвей направился вниз. – Я же тебе велела идти на урок.

— Так я туда и иду.

— Четыреста первый кабинет наверху.

— А мне… в двести шестой. Я, оказывается, в другой группе, у Ольги Павловны. Я перепутал.

— Как это перепутал? Как можно перепутать кабинеты? Что ты мне голову морочишь?

— Я не морочу, Зоя Валентиновна. Меня недавно перевели в другую группу, а я еще не привык. И по привычке пошел в старую, на четвертый этаж.

— Ладно, иди. Будем считать, что я тебе поверила. Но я через пять минут загляну в двести шестой, — пригрозила завуч. – И если тебя там не окажется, ты очень пожалеешь!

— Окажусь! – искренне заверил Матвей. – Вот увидите!  Считайте, что я уже там.

И поскакал вниз, перепрыгивая через две ступеньки. А что? Он и не соврал вовсе. Добровольский действительно там. Пусть завуч заглядывает сколько хочет, хоть через пять минут, хоть прямо сейчас. Она его точно увидит. Лишь бы только не вздумала его о чем—нибудь спросить.

Матвей досадливо поморщился. Да уж, честно говоря, конспиратор из него никакой. Наследил сегодня, будь здоров! Столько народу его видели — Зотикова, географ, завуч… и вся вторая английская группа. Не только видели, но и общались с ним. Двойнику еще долго придется удивляться.

Матвей спустился в подвал и провел остаток урока в спорах с гардеробщицей, которая никак не хотела отдавать ему куртку до звонка. Он уже успел десять раз пожалеть, что связался с раздевалкой и с ее несговорчивой охранницей.

— Привет! – раздалось за его спиной, когда он, наконец, пробился внутрь и сдернул куртку с вешалки. Матвей обернулся. Перед ним стояла невысокая худенькая девчонка, вроде бы из параллельного класса. Из «А»? Или из «В»? Светлые волосы с рыжинкой, нос в веснушках. Как же ее фамилия? То ли Кузина, то ли Кузькина… Или даже Кузякина. А имя вообще нереально вспомнить. Он и со своими одноклассниками практически не общался, что уж говорить про другие классы!

Матвей, еще не остывший от перепалки с гардеробщицей, молча натягивал куртку и пытался изобразить приветливый взгляд. А этой еще чего надо от него? Что это она вся такая счастливая и сияет будто солнечный зайчик?

— Ты что, домой? Урок отменили? Везет, перекусишь перед спартакиадой. А я вот не смогу, у нас английский еще, – радостно заговорила Кузина или Кузякина. – Я за шоколадкой прибежала. Утром не успела позавтракать, а сейчас есть так захотелось, просто ужас!

Ага, все понятно, это подружка Милославы. Кто еще может так по—свойски общаться?

— Мы с мамой торт пекли допоздна, а утром проспали, я еле на первый урок успела, представляешь? У родителей выходной, одна я сегодня – рабочий человек, — снова весело заговорила Кузина—Кузякина, выуживая из кармана красной куртки большой шоколадный батончик. – Вот, захватила с собой из дома, чтобы с голоду не умереть.

— Круто, — отозвался Матвей, совершенно не представляя, что ему делать с этой невероятно ценной информацией.

— Но зато торт получился – просто глаз не оторвать! Я сама украшала, — похвасталась Кузина.

— Супер! – сказал Матвей, надеясь, что отреагировал правильно. Как еще можно реагировать, когда совсем незнакомая девчонка зачем—то рассказывает тебе про свои кулинарные свершения?

— Вечером узнаем, супер или нет, — засмеялась та, и от этого у нее забавно сморщился нос. – Может, он и не съедобный? Может, на него лучше издалека смотреть?

— Ну… — Матвей запнулся, соображая, что можно на это ответить. – Расскажешь потом…

— В смысле? – Она наморщила лоб. — Что значит – расскажешь?

— Ну… в смысле… вкусный или нет.

— А ты что, сам не попробуешь?

— Я?! – изумился Матвей.

С ее лица мгновенно слетела улыбка, губы обиженно сжались, светлые брови скорбно сошлись на переносице. Даже яркие веснушки, и те поблекли.

— Ты что, не придешь на мой день рождения? – дрожащим голосом выговорила она. – Почему? Что случилось?

— Да нет… Почему не приду? Приду, — спохватился Матвей. Оказывается, близнецы собрались на день рождения. А он чуть все не испортил. Ну и разговорчик – будто по минному полю идешь. Шагнешь чуть в сторону – считай, подорвался. От напряжения у него даже виски заломило.

— Придешь? – взгляд Кузиной вновь посветлел и на носу опять проступили смешные веснушки. – Точно?

— Конечно. Мы обязательно придем.

— Кто мы?

— Мы. С сестрой.

— С сестрой?

— Ну да… С моей сестрой. С Милославой, — на всякий случай уточнил Матвей. Кузина—Кузякина ошеломленно посмотрела на него:

— При чем тут твоя сестра? Я тебя приглашала, а не ее. Ты еще скажи, что она завтра с нами в кино пойдет.

— А… — только и смог выговорить Матвей. Он решительно ничего не понимал.

— Как—то ты сегодня туго соображаешь. Тоже не выспался? Ладно, я побежала. До вечера! В семь часов, не забудь! Хотя еще на стадионе увидимся. На, подкрепись.

Кузина разломила батончик и сунула Матвею в руку. Потом выбежала из раздевалки и исчезла на лестнице. А он остался стоять возле вешалок с открытым ртом и зажатым в кулаке обломком шоколадки.

 

34

Каштан был тот же самый, что и в детстве, только стал выше и ветви разрослись гуще. Макушка вытянулась чуть ли не до школьной крыши. А раньше и до второго этажа с трудом доставала. Во всяком случае, с самой высокой ветви кабинет английского языка на втором этаже не просматривался. Теперь же можно было вскарабкаться на уровень актового зала на четвертом этаже без риска, что ветка сломается под тобой.

Матвей не стал забираться слишком высоко. Он облюбовал широкую мощную ветку, которая даже не гнулась под его весом. Густая желто—оранжевая листва гармонировала с пестрой курткой почти таких же цветов, и хотелось надеяться, что его не будет видно ни из школьных окон, ни со стороны стадиона, где классы уже собирались на спартакиаду. Какое счастье, что листва еще не успела облететь, и позволяла укрыться от чужих глаз.

Матвей провел рукой по шершавой коре, дотронулся до большого желтого листа, похожего на ладошку с шестью толстыми пальцами. Сколько же он не залезал сюда? Лет пять, наверное. Ну да, со второго класса. По периметру школы росло много деревьев, но этот большой мощный каштан, за забором, ближе к школьному стадиону был особенным. Раньше они постоянно здесь торчали после уроков, это был их секретный штаб. Штаб «Каштан» для самых верных друзей. Были мелкими, роста не хватало… Подставляли кирпичи, какие—то ящики, подсаживали друг друга, толкались, смеялись. Потом сидели в ветвях, как воробьи, бросались зелеными игольчатыми шариками, в которых скрывался коричневый орех, и обсуждали свои важные мальчишечьи дела.

А в конце второго класса, когда срослись все переломы после прыжка с зонтиком, по деревьям стало лазать нельзя. Да и не с кем.

Матвей сел, свесив ноги с ветки, и оперся спиной о толстый ствол. Поерзал немного, отодвинулся от острого сучка, упиравшегося в ногу, и раздвинул листву, чтобы лучше видеть школьный стадион.

Солнце сегодня, действительно, светило совсем по—летнему, от вчерашних туч не осталось и следа, даже ветер был довольно теплым. Примерзнуть к дереву Матвею не грозило, и это радовало. Неизвестно, как долго придется здесь куковать. Он и понятия не имел, сколько времени длятся подобные мероприятия.

Участники соревнований толпились у края стадиона. Их можно было отличить от болельщиков по спортивным костюмам с эмблемой школы и класса на спине. На месте им никак не стоялось, они горланили и толкались. И двойник тоже толкался. И хохотал. Это была его стая. Он был там своим.

Матвею казалось, что он смотрит видеозапись с собственным участием, фильм о самом себе. Но фильм этот был слишком невероятным, даже для Ватрушкинской теории невероятностей. Мало того, что двойник, оказывается, очень популярен в классе, и у него полно друзей, так он еще и активный, инициативный, и супер—спортивный. Прямо как в речевке седьмого «Б».

Но самое поразительное – он встречается с девчонкой. По—настоящему встречается, ходит с ней в кино и на день рождения. Наверное, домой провожает… В такое вообще невозможно поверить. Чтобы он, Матвей, связался с какой—то конопатой из параллельного класса! Что у них может быть общего?

Матвей вдруг отчетливо вспомнил ее фамилию – не Кузина, и не Кузякина. Кузяева. Так ее объявили на школьной линейке Первого сентября. «Оля Кузяева из седьмого «А» исполнит нам песню!» И звонкий девчачий голосок, задорно летящий над школьным двором: «Не повторя—я—яется, не повторяется такое никогда!» Матвей даже высунулся из—за Артемьева посмотреть, кто это поет. А там, на сцене, худышка с конопушками, два хвостика с белыми бантами, как у первоклашки. И выводит заливисто: «В лужах голубы—ы—ых стекля—яшки льда—а—а…» Он еще подумал тогда – маленькая, а голосистая до звона в ушах. Как в ней такой голос помещается? Наверное, поэтому и запомнил. Потом, конечно, забыл, а вот теперь это неожиданно всплыло в памяти.

Тем временем на стадионе установили аппаратуру и объявили в микрофон о начале заключительного этапа школьной спартакиады среди седьмых классов. Команды седьмого «А» и седьмого «Б» под предводительством двух физруков Павла Анатольевича и Егора Борисовича построились, обменялись приветствиями, прокричали свои девизы и сгрудились у волейбольной площадки. На самом деле Егор Борисович был не физруком, а пока еще практикантом, студентом пятого курса, и работал в школе всего второй месяц, но гонял семиклассников на физкультуре даже хлеще, чем Павел Анатольевич.

Начался матч по пионерболу между смешанными командами мальчиков и девочек. С каждой стороны волейбольной сетки скакали по шесть игроков, среди которых Матвей узнал близнецов Добровольских. Он даже не удивился. Ну естественно, куда же без них? Кто же еще может защитить честь класса, если не эти звезды спорта?

Сверху очень удобно было наблюдать за матчем, все игроки были как на ладони, и Матвей незаметно для себя увлекся этим зрелищем. По очкам вела команда седьмого «А». Одноклассники Матвея отчаянно сражались, не жалея ни локтей, ни коленей. Но у противников было явное преимущество в лице долговязого второгодника Макса Петрухина. Его длинные руки взлетали над волейбольной сеткой и швыряли мяч о землю с такой силой, что поймать его редко кому удавалось. Болельщики вопили и скандировали так, что их было слышно без всякого микрофона. В какой—то момент Матвей поймал себя на том, что в азарте стучит кулаком по жесткой каштановой коре и бормочет вслух:

— Ну! Ну, давай, давай! Белкин, да глуши же! Мамаева, тебя к земле, что ли, приклеили? Выше прыгай, выше!  Что вы все как дохлые?

Когда седьмой «Б» проиграл первую партию, он так дернулся с досады, что чуть не съехал со своей ветки и едва успел ухватиться рукой за соседнюю. Потом рассеянно посмотрел на покрасневшую ладонь, уселся поудобнее и снова впился глазами в играющих.

Тем временем команды поменялись площадками, и игра возобновилась. Толпа болельщиков как—то вдруг заволновалась, забурлила изнутри, от нее отделилась знакомая фигурка и одиноко побрела в сторону школы.

— О, вот и Ватрушкин нашелся, можно уходить, — сказал себе Матвей и внезапно понял, что уходить нет никакого желания. Ему было интересно, чем все закончится, нравилось следить за ходом матча, за игроками. Тем более, что на площадке играл практически он сам.

Ватрушкин постоял немного у школьных ворот, повертел головой по сторонам и уныло поплелся вдоль школьного забора.

— Выгнали? – громко спросил Матвей, когда Ватрушкин поравнялся с каштаном. Тот поднял голову.

— А, вот ты где! Не выгнали… попросили просто… уйти. Проигрывают же…

— Они проигрывают, потому что у них руки дырявые и соперники сильные, а вовсе не из—за тебя. Если играть не умеешь, нечего на других сваливать! — возмутился Матвей. Веня посмотрел на него удивленно. Видимо, никогда не слышал таких слов от одноклассников. Тем более, от Добровольского.

В этот момент над стадионом вдруг пронесся дружный протяжный вой. По ушам ударил оглушительный звук упавшего микрофона. Болельщики, сметая ограждение, ринулись на волейбольную площадку. С нижних ветвей ничего разглядеть не удавалось, и Матвей стал карабкаться вверх.

— Я пойду посмотрю, что там, — крикнул Веня и поспешил к стадиону, придерживая сползающие с переносицы очки.

— Зачем идти, если сверху виднее? — бормотал Матвей, забираясь все выше. Он видел, как рассеялась куча—мала и волна болельщиков, подгоняемая классными руководителями седьмого «А» и седьмого «Г», снова переместилась за ограждения. На площадке остались оба физрука, школьная медсестра и скорчившийся на земле игрок с эмблемой седьмого «Б» на спине. Когда он, наконец, поднялся с помощью Павла Анатольевича и медсестры, Матвей даже присвистнул от удивления — Добровольский! Это было неожиданно и почему—то неприятно, даже в какой—то мере обидно. Будто оплошность другого Добровольского имела отношение и к нему тоже.

Практикант Егор Борисович, огромный как медведь, легко подхватил пострадавшего на руки и бегом потащил к школьному крыльцу. Пожилая медсестра едва поспевала за ними. Павел Анатольевич остался на поле. Когда вся троица скрылась в школе, и на площадке возобновилась прерванная игра, к каштану вернулся Ватрушкин.

— Сильно он там кувыркнулся? – крикнул Матвей, осторожно спускаясь вниз.

— Не знаю, — ответил Веня, стоя под деревом. — Говорят, мяч в голову ударил, а потом он еще упал неудачно.

— Если мяч прилетел от Петрухина, то хана башке, сотрясение обеспечено. Слушай, а где Денисыч? Почему он даже не подошел к Добровольскому? Не похоже на него.

— А его и нет пока, по делам уехал. Он позже будет. Нашим классом на играх Егор Борисович командует.

— Наши теперь впятером будут играть?

— Нет, Быстров вышел на замену.

— Быстров? Этот тормоз? Ну, теперь точно продуют.

— Еще многоборье впереди, так что шанс есть.

— Что еще за многоборье? – поинтересовался Матвей.

— Ну, разные соревнования, — стал объяснять Ватрушкин. — Бег на сто метров и на один километр, прыжки в длину с места и так далее. На каждую дисциплину отобрали команду из нескольких человек, от двух до четырех – кто—то бежит, кто—то прыгает, кто—то подтягивается… Баранов вот должен был как раз подтягиваться на турнике, а сам не пришел, отравился. Добровольский согласился его подменить на эстафете, в паре с Долгих. А теперь и его нет.

— Ну замените кем—нибудь другим, — сказал он. – Что, пацанов мало, что ли?

— Больше никто не подтянется двенадцать раз, — покачал головой Ватрушкин. – Только эти трое.

— Да ладно! – поразился Матвей. – Добровольский может подтянуться двенадцать раз?

Матвей хотел поинтересоваться, видел ли Ватрушкин это чудо своими глазами, но тут к школе подъехала машина скорой помощи.

— Наверно, к Добровольскому! – озабоченно сказал Веня. – Его что, в больницу повезут?

— Слышь, Ватрушкин, иди, покрутись там рядом, — попросил Матвей. – Разузнай, что и как.

— Ладно, — с готовностью отозвался тот и побежал к школьному крыльцу.

 

35

Ватрушкина не было довольно долго, за это время успел закончиться матч по пионерболу. Седьмой «Б» проиграл со счетом пятнадцать—семнадцать.

— Вот  лузеры! Какие—то несчастные два мяча не смогли отыграть! – с досадой воскликнул Матвей и отвернулся от стадиона, чтобы не видеть понурых игроков, гуськом плетущихся с волейбольной площадки. Седьмой «А», напротив, скакал по полю с дикими воплями, приплясывал и обнимался. Матвей вдруг подумал, что сейчас, здесь же, за невидимой стеной, закончился еще один матч по пионерболу. В его настоящей реальности. Интересно, с каким счетом? Ведь в той вероятности нет Милославы, да и сам Матвей не стал бы играть, даже если бы находился там. Повлияло ли их отсутствие в команде на результат игры?

Наконец, на школьном крыльце показались два медика с большой квадратной сумкой. Добровольского с ними не было. Врачи шустро запрыгнули в машину, и она почти бесшумно укатила со двора.

Вернулся Ватрушкин и доложил, что никаких переломов нет, только растяжение и ушибы. Ногу крепко забинтовали, уложили пострадавшего в кабинете врача на кушетку и категорически запретили вставать. Через два часа можно вызывать родителей и транспортировать его домой.

— А если родителей нет в городе? Кто будет транспортировать? – поинтересовался Матвей.

— Сказали, что после спартакиады решат этот вопрос. Если Олег Денисович не появится, то Павел Анатольевич отвезет.

— Голова—то как, цела?

— Подозрение на сотрясение. Ему какое—то лекарство вкололи, наверное, спать будет. За ним там Эмма Александровна наблюдает. Ну что наши? Выиграли?

— Ага, как же! Продули! Разнесли их «ашки» в пух и прах. А я что говорил? С тобой или без тебя – без разницы, все равно игру слили.

— Значит, теперь все зависит только от многоборья.

— Почему?

— Ну смотри – было три игры. В баскетбол мы выиграли, в футболе ничья, в пионербол проиграли. Теперь у нас снова равные баллы, и все решит многоборье, — пояснил Веня. – Ну что, уходим?

— А куда торопиться? Времени у нас полно. Давай уж досмотрим, чем дело закончится. Лезь ко мне, отсюда хорошо видно.

— А как?  Тут высоко, я не достану.

— Ладно, сейчас слезу, помогу.

Матвей по—обезьяньи ловко спустился по веткам и спрыгнул на землю. Когда он стоял возле ствола с Ватрушкиным на плечах и пытался его подсадить на нижнюю ветку, за спиной вдруг раздался удивленный голос Олега Денисовича:

— Вот это да! Ну просто акробаты!

Матвей пошатнулся от неожиданности, и чуть не сбросил с себя Ватрушкина.

— Добровольский, дружище! Ну и напугал ты меня! – воскликнул классный руководитель, снимая Веню с его плеч. – Мне сказали, ты разбился в лепешку и еле дышишь. Я на всех парах лечу в школу проведать больного, а он, оказывается, живой и здоровый, цирковыми трюками занимается.

— Олег Денисович, я… — замялся Матвей и взглянул на Ватрушкина. Тот растерянно хлопал глазами.

— Вижу, слухи о твоей травме сильно преувеличены, руки и ноги у тебя двигаются, голова работает, — сказал Олег Денисович. – Значит, бегом переодеваться, и на стадион. Мне уже доложили, что ты Баранова заменяешь на турнике. Молодец, горжусь тобой!

— Я? – в замешательстве пробормотал  Матвей. – Как? Я не… не могу…

Но Олег Денисович его не слушал.

— Давай скорее, у тебя пятнадцать минут, пока девчонки на скакалках соревнуются, – торопливо бросил он уже на бегу. – Мы все на тебя рассчитываем!

— Олег Денисович! – крикнул ему вслед ошарашенный Матвей. – Погодите!

— Всё потом! – отозвался тот не оборачиваясь. – Мы ждем тебя у турника! Поторопись.

Матвей растерянно повернулся к Ватрушкину.

— Ну и что делать? Просто взять и смыться? Прямо сейчас?

Тот помедлил, потом нерешительно произнес:

— Да смыться—то легче всего… Только… Скажи, а тебе самому не хочется остаться? Заменить его.

— Заменить?!

— Ну да… Разве тебе не интересно попробовать? – спросил Веня, глядя ему в глаза сквозь треснутые стекла. – Тебе не хочется узнать, как это – быть Матвеем Добровольским из другой вероятности? Такая уникальная возможность – побыть собой в других обстоятельствах, сделать то, что никогда бы не сделал там, в своем мире… Я бы ни за что не упустил такой шанс…

Матвей уже было открыл рот, чтобы высмеять Венино предложение, но вдруг понял, что ему на самом деле этого хочется. Ему этого хотелось еще там, на дереве, когда он смотрел игру. И когда наблюдал за двойником в школе. Он действительно был не прочь оказаться на его месте. Хотя бы на время.

— Но… я же не подтянуть двенадцать раз, без тренировки. И формы у меня нет. Кто мне ее одолжит?

— Я, кажется, знаю, кто, — сказал Веня, увлекая Матвея к школе.

 

Врача в кабинете, к счастью, не оказалось, и операция по изъятию спортивной формы прошла успешно. Уже через минуту Ватрушкин появился за углом, где его ожидал Матвей, со штанами и олимпийкой двойника.

— И он не возражал? – удивился Матвей. – Как ты его уговорил?

— Никак, — мотнул головой Ватрушкин. – Он даже не заметил.

— Он, что, без сознания? Ты стащил форму с бесчувственного тела?

— Не с тела, со стула. Она на спинке висела. А он там, на кушетке, под простыней, лицом к стене. Я одежду на стул положил, форму схватил и бежать!

Матвей переоделся в туалете, и уже через пять минут в форме двойника стоял на стадионе в окружении одноклассников. Ватрушкин маячил поодаль с пестрым свертком под мышкой. За неимением пакета джинсы пришлось завернуть в куртку, и Веня вынужден был носить их в руках. Оставлять одежду в кабинете врача или еще где—то было бы крайне неразумно. Неизвестно, как потом сложатся обстоятельства, появится ли возможность ее оттуда вовремя добыть.

— Матвеич, ну ты прям терминатор! Кинг—Конг! Тебя вырубили, таким мощным ударом, а ты встал и пошел! – восторженно скакал рядом неутомимый Белкин. — Теперь ашкам вообще капец! Тоха, скажи?

Чернышов согласно кивал, с размаху хлопал Матвея по плечу и пророчил соперникам неминуемое поражение. Команда седьмого «Б» шумно и очень искренне радовалась самоотверженности раненого, но не сломленного духом товарища. Немного оглушенный и смущенный всеобщим вниманием, Матвей переводил взгляд с одного на другого, смотрел на оживленные и дружелюбные лица одноклассников. Тут были все – и Долгих, и Артемьев, и Кузьмин, и Белкин с Чернышовым. Все, кого он так тщательно и упорно сторонился много лет. Все, кого он когда—то вычеркнул из своей жизни. Но здесь, в этой реальности все было иначе, здесь они остались друзьями. Они шутили и дурачились, они его принимали  за своего. Это было непривычно и странно… И очень здорово.

Подошла Милослава, стала расспрашивать про самочувствие. Матвей отделался дежурными фразами и поскорей отошел от нее. Боялся, что она что—то заподозрит, по глазам поймет, что перед ней не ее брат, и в лицо ей старался не смотреть, хотя ему очень хотелось. С ней у них не было ничего общего. Она была чужой сестрой. А свою он больше никогда не увидит.

В микрофон объявили о начале третьего этапа многоборья – подтягивания на перекладине. Команда седьмого «А» первой атаковала турник. Участники подтягивались по одному, а болельщики обеих команд хором считали:

— Один, два, три…

Матвей переминался с ноги на ногу и мечтал исчезнуть. Вся его решимость вдруг испарилась. Он видел, с каким трудом поднимает свой вес крепкий на вид семиклассник из другой команды.

— Иди третьим, передо мной, — сказал вдруг Долгих. — Наши очки вместе будут считать. В сумме должно получиться не меньше, чем у них. Вон, видишь, Старцев рано сдох, всего восемь. Значит, Хлебников будет стараться довести счет до двенадцати. Чтобы в сумме получилось хотя бы двадцать.

Второй участник от «ашек», Хлебников, пошел на рекорд и подтянулся тринадцать раз. Таким образом, команда седьмого «А» набрала двадцать один  балл. На негнущихся ногах Матвей доковылял до места своего неминуемого позора, с трудом подпрыгнул и ухватился за железную перекладину. Она оказалась на удивление теплой после ладоней предыдущего участника. Руки дрожали, а в животе противно ныло. За спиной росла оглушительная волна поддержки:

— До—бро—воль—ский! Мат—вей!

Матвей глубоко вздохнул и сделал первый рывок. Подтянулся, достал подбородком до перекладины. Один. Ничего, довольно легко. Во всяком случае, не сложнее, чем забраться на дерево. Два. Нормально. Даже руки перестали дрожать. И еще есть немного сил, на пару раз точно хватит. Надо постараться, чтобы напарнику меньше осталось.

— Три, четыре, пять… — дружно считал седьмой «Б». Их дружный рев мощным потоком подкидывал Матвея вверх, и он на каждой цифре, будто на гребне волны, взмывал к перекладине.

— Ше—есть, се—е—емь…

После семи подъемов легкость и эйфория исчезла. Перед восьмым пришлось немного перевести дух, а девятый дался уже с огромным трудом. Ладони горели огнем, а пальцы потеряли чувствительность. В локти будто вставили железные прутья, и они больше не сгибались. Это был предел его возможностей.

И вдруг сквозь общий гул прорвался крик Белкина:

— Матвеич, давай! Ну еще раз! Ты сможешь! Давай десять!

— Де—сять! Де—сять! – с готовностью взревели множество голосов.

Матвей едва удерживался на перекладине. Руки дрожали и не слушались. Тело стало каменным и весило не сорок три килограмма, а все сто или даже двести. Перед глазами плыл туман, а в уши бился крик одноклассников:

— Мат—вей! Мат—вей! Мат—вей!

Матвей из последних сил рванулся вверх, из плотно сжатых губ невольно вылетел протяжный стон. Превозмогая себя, трясущимися руками он едва дотянулся до перекладины, неловко задев ее носом, и в изнеможении свалился вниз под бурные аплодисменты болельщиков.

Команда с радостными воплями кинулась к своему герою. Матвея тискали, тормошили, хлопали по спине. А он в ответ только кивал и улыбался, не в силах пошевелиться. Руки стали словно чужие и совершенно не слушались. Болел нос, который он чуть не разбил о турник, и ломило мышцы спины. Но это были такие пустяки по сравнению с тем чувством радости и гордости, которое он сейчас испытывал. Он смог! Он выдержал! Он не подвел!

Он подтянулся почти десять раз!

И пусть его принимали за другого и видели в нем своего Добровольского, из своей вероятности… Уже не имело значения. Ведь именно он, Матвей, подтягивался на турнике, именно он внес свой небольшой вклад в общее дело. Все, что они сейчас говорили, относилось только к нему. К нему, а не к двойнику.

Десятый балл команде после небольших переговоров все же засчитали, несмотря на не совсем полный подъем. Противники пытались возмущаться, но после того, как Долгих подтянулся четырнадцать раз, в спорах уже не было смысла. Долгих тоже удостоился своей порции дружеских объятий и поздравлений, и Матвей поймал себя на том, что с восторгом принимает в этом участие, и ему на самом деле радостно от небольшой, промежуточной победы. Матвей смотрел на лица одноклассников, на Чернышова и Белкина… Нет, на Тоху и Стасяна. Именно так они называли друг друга раньше — Тоха, Стасян и Матвеич. Дружеские детские имена были закопаны где—то очень глубоко, внутри. Он и не думал, что когда—то сможет произнести их снова. И сможет снова общаться с этими людьми. После всего, что было.

Но сейчас ему почему—то снова было легко. Как раньше. И больше не хотелось помнить обиду, хотелось снова быть с ними. Одним из них.

Или он, наконец, дошел до своей точки прощения?

 

36

До самого конца многоборья оставалось непонятно, кто выйдет победителем. Силы команд седьмого «А» и седьмого «Б»  были практически равны. Удача металась от одного класса к другому, как перепуганная синица, случайно залетевшая в комнату. Если одна команда побеждала на турнике, то другая брала верх в прыжках в длину. Если «ашки» дальше метали мяч, то «бэшки» быстрее пробегали стометровку. И вот, наконец, последний этап спартакиады, бег на один километр, определил сильнейшего.  После долгой и упорной борьбы чемпионом все же стал седьмой «Б». Одноклассник Губанов пришел первым, всего на полкорпуса опередив свою соперницу из седьмого «А».

Матвей так и не смог уйти со стадиона до самого конца. Он азартно болел за своих и кричал вместе со всеми, срывая голос. Когда Губанов коснулся финишной ленты, неиспытанное до сих пор чувство победы накрыло Матвея  с головой. Оно не умещалось в груди и рвалось наружу. Взрывная смесь радости, гордости, удовлетворения и еще чего—то, чего не описать словами, бурлила внутри и не давала спокойно стоять на месте. Хотелось смеяться, скакать и кувыркаться через голову вместе со всеми. Они сделали это! Все вместе, общими усилиями, одной командой! И в общем деле есть его пусть небольшая, но очень важная доля.

Торжествующая команда окружила классного руководителя.

— Мы выиграли! Мы победили! – захлебывались от восторга семиклассники. – Олег Денисович, мы чемпионы! Ура!

— Молодцы! Поздравляю всех с победой! – весело закричал тот и выбросил вперед правую руку. – Наш седьмой «Б»…

Самый активный! —  с готовностью подхватили все любимую речевку—скороговорку.

Наш седьмой «Б»…

Самый спортивный!

Наш седьмой «Б»…

Самый реактивный, инициативный и супер креативный!

Матвей с удивлением обнаружил, что кричит вместе со всеми. И делает это с удовольствием.

 

Ватрушкин буквально силой вытащил Матвея из толпы:

— Скорее! Пока все на награждение строятся, надо успеть переодеться и исчезнуть!

— Еще и награждение? – удивился Матвей. – Ладно, погнали.

Не привлекая к себе внимания, они отделились от класса и направились к школе. Ребята поднялись по ступенькам крыльца и уже подошли к входной двери, как вдруг Ватрушкина окликнули. Они разом оглянулись: возле школьной калитки стояла Лана и махала им рукой.

— Лана? Зачем она здесь? – растерянно пробормотал Ватрушкин и сунул Матвею в руки сверток с его одеждой. – Я сейчас… Я тебя догоню. Встретимся там, на третьем этаже, возле туалета. Ты переоденься пока.

Но до туалета Матвею добраться не удалось. И переодеться, соответственно, тоже. На третьем этаже он нос к носу столкнулся с Егором Борисовичем, внезапно вылетевшим из—за угла.

— Эй, студент! Ты Эмму Санну не видел? – торопливо спросил тот. «Студентами» он звал всех учеников, с первого по одиннадцатый классы. Его практика заканчивалась через месяц, и запоминать фамилии учащихся он не особо стремился.

Оторопевший Матвей помотал головой.

— А где же она?  В кабинет заглянул – ее нет, на звонки не отвечает… Так, а ты почему здесь?  — спохватился физрук. – А это ведь ты с травмой? Ты же лежать должен.

— Я… лежу, — пробормотал Матвей, пряча сверток с одеждой за спину. — Я просто…

— Врачи что сказали? Два часа не вставать. А ты по коридорам бегаешь.

— Я не бегаю…

— Ну—ка, давай—ка обратно, в кабинет! Сейчас награждение закончится, Пал Толич отвезет тебя домой. Лежи и жди его. А если Эмма Санна появится, скажешь ей, чтобы вниз шла. Она там нужна.

— Ладно.

— Чего ладно? Двигай в лазарет, говорю! Или тебя снова туда отнести?

Егор Борисович обхватил Матвея за плечи и повел к кабинету. Вырваться из его медвежьих лап было просто нереально – силы, да и массы тела были слишком неравны. Матвей понял, что сейчас тот просто—напросто заведет его внутрь. А если начать возмущаться и сопротивляться, то и занесет, это ему раз плюнуть. Медики из скорой дали четкие указания – с кушетки не вставать, лежать два часа, потом ехать домой на машине. А Егор Борисович всегда неукоснительно выполнял все инструкции. Хорошо еще, он не отследил Матвея на стадионе и был не в курсе, что травмированный «студент» участвовал в соревнованиях, несмотря на категорический запрет врачей.

Ситуация совершенно выходила из—под контроля, физрук настойчиво тащил его к кабинету. Единственным плюсом было то, что врач куда—то вышла. Можно тихонько постоять за дверью пару минут, чтобы успокоить бдительность физрука, и улизнуть до ее возвращения. Тем более, что с порога кушетка не видна, она у правой стены за шкафом—пеналом, и при самом благополучном раскладе есть вероятность остаться никем не замеченным.

Но нет, куда там! Именно в эту минуту за их спинами раздался возмущенный голос Эммы Александровны:

— Это как понимать? Егор Борисович, что происходит? Что вы делаете? Какое безобразие! Зачем вы подняли больного?

— Я поднял?! – даже немного растерялся от такого напора физрук. – Да он у вас по всей школе шатается, ваш больной! А я как раз его на место возвращаю. Марш на койку, студент!

Егор Борисович толкнул дверь кабинета. Раздумывать было некогда. Матвей юркнул внутрь, молниеносно огляделся, оценивая обстановку, и метнулся направо за шкаф. Упав на пол, он за десятую долю секунды закатился под кушетку и потянул вниз край свисавшей простыни. Через пару мгновений в кабинет заглянула Эмма Александровна:

—  А, лег уже? Шустрый какой! Прямо как электровеник.

— Что? – раздался знакомый сонный голос с кушетки. Голос двойника. Нет, его собственный голос.

— Лежи, говорю, и не вставай больше!

— Я?

— Нет, это я с сотрясением по коридорам брожу! Слышал, что врачи из скорой сказали? Два часа в горизонтальном положении. А ты что делаешь?

— Я сплю, вообще—то, — проговорил голос заторможено. – Я не вставал.

— У меня с глазами пока еще все в порядке! – воскликнула врач. — Так вот знай, умник, я сейчас спущусь вниз с Егором Борисовичем, но очень быстро вернусь. И я хочу застать тебя на кушетке, а не отлавливать по школьным коридорам. Понятно тебе?

— Да не ходил я никуда, — голос звучал уже слегка рассерженно. – Мне ногой пошевелить больно. И после укола этого вашего глаза не открываются, и все вокруг как во сне.

— Ну—ну… Я тебя предупредила!

Эмма Александровна вышла и прикрыла за собой дверь. Голос наверху что—то невнятно пробормотал, кушетка слегка зашуршала, свисающая простыня задергалась и полезла вверх. Видимо, двойник повернулся на бок. Матвей лежал на полу под ним и понимал, что этой встречи не избежать и вылезти все равно придется. И времени у него до возвращения врача не так уж много, чтобы его расходовать впустую, предаваясь долгим размышлениям. А ведь еще и переодеться надо успеть. Конечно, встречу с самим собой нельзя назвать долгожданной и приятной, но во всяком случае, это довольно любопытно. Эх, была не была!

Матвей нащупал на полу сверток с одеждой и, прижимая его к себе, на животе выехал из—под кушетки.

— Ой! Кто здесь? – испуганно вскрикнули сверху.

Матвей поднял голову и оказался лицом к лицу со своим отражением. 3D—отражением, потому что оно было не плоским как в зеркале, а очень даже объемным. И очень живым. Отражение хлопало глазами и шумно дышало открытым ртом. У него был такой оторопелый вид, что Матвею неудержимо захотелось над ним подшутить. Совсем немного, самую малость, так сказать, разрядить обстановку. Тем более, папа всегда говорил, что ему не мешало бы научиться смеяться над собой.

— Лежишь, значит? Отдыхаешь? – проговорил Матвей, выползая из—под кушетки. Двойник не ответил, лишь судорожно сглотнул, не сводя с него глаз.

— А я, между прочим, за тебя тружусь. На турнике подтягиваюсь, тебя выручаю, пока ты здесь прохлаждаешься, — продолжил Матвей, в ускоренном темпе снимая олимпийку. – Спасибо за форму, возвращаю. Спартакиада закончилась, мы теперь чемпионы.

Двойник как завороженный следил за тем, как Матвей переодевается, бросает форму на стул, натягивает джинсы, застегивает ремень. Было видно, что он не вполне адекватно воспринимает реальность, то ли лекарства так на него подействовали , то ли встреча с самим собой.

— Чего молчишь? Ты же ногу вывихнул, а не челюсть. Хоть поздоровайся! Когда еще выпадет шанс с самим собой пообщаться? — хмыкнул Матвей, представив, какой туман сейчас в голове двойника. Такой же, как был у него самого, когда Ватрушкин посвятил его в свою «теорию невероятностей».

— Ты кто?! – выдавил наконец Матвей номер два.

— Я? Твой глюк. Галлюцинация. После встряски башки.

— Чего?!

— Чего—чего! Тебе так крепко по репе врезали, что мы с тобой раздвоились. Один пошел соревноваться, а второй тут остался. Ясно?

— Н—нет.

— Ты здесь лежал, а я в спартакиаде участвовал. Я подтянулся десять раз, спроси у пацанов. Меня все видели на стадионе. А может, не меня? Может, это был ты?

— Я?

— Ну да, ты. Я ведь твой глюк, и меня никто кроме тебя не замечает. А на самом деле на стадионе все видели тебя.

— Меня? – тупо повторил двойник.

— Ну да. Ты сходил на турник, подтянулся, вернулся и лег. А теперь ничего не помнишь. Так бывает в твоем состоянии – сотрясение плюс сильное лекарство…

Он завязал шнурки на кроссовках и поднялся. Потом торопливо накинул куртку и двинулся к выходу.  Двойник молчал, не сводя с него безумного взгляда.

— Ладно, не парься, — обернулся к нему Матвей. – Это просто сон. Обыкновенный кошмар. Что только не приснится после этих дурацких уколов, правда?

Матвей выбежал из кабинета, оставив своего собеседника в полном недоумении. Ну и ладно, решил он, не страшно. Ничего с ним не случится, с ума не сойдет. Матвей же не сошел до сих пор, значит, психика крепкая. Пусть встряхнется немного, а то слишком хорошо ему здесь. Полный комплект – и родители, и сестра, и друзья. Еще вопрос, кто кого должен жалеть и оберегать от негативных эмоций!

В глубине души Матвей понимал, что им движет банальная зависть. Двойник из этой вероятности был именно таким, каким мог быть сам Матвей – веселым, общительным, дружелюбным, не испытавшим предательства друзей и не озлобленный на весь мир. И почему именно его вероятность оказалась самая удачная и самая счастливая?

В коридоре к Матвею кинулся Ватрушкин.

— Ты здесь? А я тебя потерял! Зачем ты ходил в кабинет?

— С собой знакомился.

— Ну и как ты себе?

— Я оставил себя в шоке. Быстро линяем отсюда, сейчас врачиха вернется, — сообщил Матвей.

— Пошли тогда через другое крыло, чтобы с ней не столкнуться, — предложил Веня.

Они побежали к дальней лестнице левого крыла, по которой вряд ли стала бы подниматься врач, так как кабинет находился в правой стороне.

— Зачем твоя тетя приходила? – спросил Матвей. – К Денисычу, что ли?

— Да нет, она мне ключи принесла от дома, я их забыл утром. А она как раз на работу ехала, вот и занесла. Сказала, что разрешает тебе снова у нас ночевать…

— Надеюсь, это не понадобится.

Выйти из школы через главное крыльцо уже не представлялось возможным, в вестибюль начали возвращаться семиклассники. Выскользнув через запасной выход, ребята пересекли внутренний дворик и через отогнутые прутья в заборе вылезли за территорию школы.

Когда они вошли в квартиру Вени, тот повернулся, чтобы захлопнуть дверь, но Матвей резко схватил его за руку.

— Не надо, не запирай! Просто прикрой, и все. А замок вообще не трогай, его может заесть. И еще, знаешь, что? Держи свой телефон подальше от аквариума. А лучше, дай—ка его мне. У меня целее будет. Я—то уж точно не пойду кормить твою рыбу.

 

 

37

Напрасно Матвей радовался, что в этой вероятности неудачи практически не преследовали Ватрушкина, и за целые сутки не произошло ничего, что можно было бы расценивать как серьезный промах или невезение. (Парочка опрокинутых стульев, разлитый по столу чай и удар ухом о косяк были не в счет).

Видимо, все глобальные неприятности брали небольшую передышку, чтобы теперь наброситься на бедного Ватрушкина с новой силой. Казалось, что они долго копились и высыпались на его несчастную голову (а заодно и на голову его напарника) в самый неподходящий момент.

С замком и телефоном Матвею удалось подстраховаться, но остальное он, конечно, предусмотреть не мог.  Как можно было предвидеть, что перед выходом во всем доме неожиданно отключат электричество, и им придется спускаться с тринадцатого этажа по лестнице? И именно на лестнице у Ватрушкина из сломанной оправы выскочит стекло и попадет ему прямо под ноги? Посветив фонарем, они поймут, что после встречи с подошвой Вениных кроссовок очки уже не восстановить, и вернутся домой за резервной парой контактных линз, оставленных на самый крайний случай. И Веня будет целых двадцать минут мучить свои глаза, неумело пытаясь вставить линзы, потому что делал это всего два раза в жизни, а Матвей станет светить ему фонарем. Потом понадобится еще раз вернуться за этим самым фонарем, оставленным дома впопыхах. Затем сломается автобус, везущий их за город, и придется ждать следующего. Ну и под самый конец, они проедут свою остановку, и будут возвращаться пешком по обочине почти километр.

Было уже около десяти часов, когда они, наконец, добрались до пункта назначения.

— Вот теперь я уверен на сто процентов, что сегодня попаду домой, — сказал Матвей, устало опускаясь на порог разрушенного крыльца. Веня подошел и встал рядом с ним:

— Почему?

— Потому что все плохое уже произошло. Лимит неудач исчерпан. После черной полосы всегда наступает белая.

Матвей поднял глаза к небу. Сегодня оно было очень ясное и звездное, как и в ту ночь, когда он впервые оказался на этом пустыре. Справа точно так же желтел тонкий серпик молодого месяца, только сегодня края его были повернуты в обратную сторону.

Ватрушкин постоял немного, потом опустился рядом с Матвеем, едва втиснувшись на ровную часть порожка. Тот подвинулся, освобождая ему место.

— Знаешь, — вновь заговорил Матвей после долгого молчания. – Мне очень надо попасть домой, любым способом. Раньше мамы. Оказывается, ей совсем нельзя волноваться, она может серьезно заболеть… Я не знал. И никогда не думал, что может быть как—то по—другому. Мама – она же вот, всегда рядом, что с ней может произойти? А теперь мне кажется, я сейчас сделал бы что угодно, лишь бы… как—то прорваться через эту границу и оказаться в той вероятности, где она…

— Я бы тоже, — прошептал Веня и задрал голову.

Помолчали еще немного, завороженно вглядываясь в яркую звездную россыпь в черном высоком небе. Потом Веня вдруг резко повернулся к Матвею:

– Скажи, если есть абсолютно все вероятности, которые только могут быть… Значит, есть и такая, где у меня… все по—другому? Ведь правда?

Его голос звучал почти умоляюще. Матвей едва различал в темноте его лицо, и оно казалось ему незнакомым без привычной покосившейся оправы на носу.

— Конечно, есть, — убежденно сказал он. – И там у тебя все хорошо. Я уверен.

— Вот бы туда попасть…

В этот момент из Вениного кармана раздалась бодрая мелодия.

— Лана! – Ватрушкин порывисто вскочил и вытащил телефон. – Это она с работы… Алло! Лана, я  ничего не слышу. Сейчас перезвоню.

— Что, связи нет?

— Есть, только плохая, булькает через слово. Отойду в другое место.

Хрустя битым стеклом и скрипя рассохшимися досками, Веня медленно пошел по периметру дома в поисках сети.

— Фонарь свой включи, — бросил ему вслед Матвей. Вспыхнул яркий луч света, пометался немного по захламленному полу, потом выбрался наружу, за пределы дома и замер, упершись в  живописную кучу строительного мусора.

— Вот, вроде бы нашел, — раздался Венин голос. – Лана, привет! Да, у меня все в порядке. Не знаю, почему—то связи не было. Дома, где же еще? Да, мы вдвоем. Поели. Ладно, хорошо…

Ватрушкин продолжал заботливо заговаривать Лане зубы. «Ну, хоть чья—та мама, то есть тетя, спокойно проведет эту ночь», — невесело усмехнулся Матвей. Он перестал прислушиваться к разговору, отвернулся и поднял голову к небу.

И вдруг…

Он даже не поверил своим глазам. Короткая вспышка. Через несколько секунд еще одна, и еще. Матвей вскочил и замер, не в силах отвести взгляд от тонких ярких лучиков на звездном небесном небосклоне.

— Ватрушкин! – негромко позвал он. – Смотри!

Он даже кричать не решался, будто боялся спугнуть зарождающийся звездопад. Но Веня и сам уже увидел. Быстро свернул разговор, отключил телефон и воскликнул:

— Начинается?

— Ага, начинается, — завороженно проговорил Матвей.

— Так чего ты стоишь? Беги скорее!

Матвей включил свой фонарик и прыгнул в бурьян. В третий раз откинул от трубы все тот же сломанный стул, чтобы не мешался на выходе, и полез через кусты к другому концу. Внутри все дрожало  от волнения. Неужели освобождение близко? Неужели в этот раз все получится?

Сзади его настиг взволнованный голос Ватрушкина:

— Не забудь: конец Б – конец А, и снова Б — А!

— Да ладно, ладно, не забуду, — пробормотал сквозь зубы Матвей, пробираясь сквозь сухие высокие стебли. Не успел он сделать и нескольких шагов, как вдруг до него донесся глухой треск, стук и громкий Венин вскрик.

— Ватрушкин! – крикнул Матвей, останавливаясь. – Что там у тебя?

Он посветил фонариком в сторону дома, но свет был слишком тусклым и освещал только ближайшие кусты.

— Ватрушкин! — снова позвал Матвей. – Ты там жив, вообще?

— Жив, — после небольшой паузы ответил тот. – Провалился немного, пол гнилой. Все нормально, я… уже выбрался, иди.

Матвей поднял голову. Вспышек с каждой секундой становилось все больше. Медлить было нельзя. Неизвестно, хватит ли времени, чтобы проползти по трубе два раза. Надо срочно уходить.

Матвей сделал еще несколько шагов вдоль трубы и снова остановился в сомнении.

— Ватрушкин, а ты не врешь? – спросил он, обернувшись. – Точно выбрался?

— Да… Не теряй время.

Голос Вени звучал слабо и как—то сдавленно. Казалось, что слова с трудом пробиваются сквозь плотно сцепленные зубы. Матвей нервно сглотнул. Сердце встревоженно заколотилось.

— Зажги фонарь, посвети на себя! – крикнул он. – Чтоб я тебя видел.

— Не могу… Фонарь… упал.

— Так подбери!

Ватрушкин не ответил. И фонарь не зажег. Матвей в смятении взглянул на противоположный конец трубы, до которого оставалось не больше трех метров, и бросился назад, к крыльцу, уже не сомневаясь, что случилась беда. Он ломился как медведь через бурелом, не обращая внимания на отчаянный вопль Ватрушкина из глубины дома:

— Не надо! Не возвращайся! Я позвоню… меня найдут. Все будет хорошо! Уходи!

Целый рой ярких тонких стрел пронизывал темное небо. Они были похожи на светящийся дождь. Звездный дождь, льющийся сверху из прохудившегося небесного ведра. Но Матвей не замечал этой красоты. Он не видел ничего, кроме Вениной ступни, крепко застрявшей между двумя обломками балки в прогнившем полу. Он не слышал Вениных криков с просьбой опомниться и бежать к трубе, не ощущал боли в ладонях от грубого железного прута, которым пытался разжать балку. Не чувствовал пота, выступившего на лбу и висках от напряжения и неистовой ярости, с которой всем телом наваливался на рычаг…

Неизвестно, сколько прошло времени, когда, наконец, один из обломков пошатнулся, и Веня смог вытащить ступню в образовавшуюся щель. Он тут же со стоном повалился на пол, не удержавшись на ногах. Матвей отбросил прут и кинулся к нему.

— Держись за меня, вставай, — он подал ему руку.

Веня не ответил. Он сидел и смотрел вверх, где догорали последние редкие вспышки падающих метеоров. Матвей поднял голову. На его глазах погасли еще две падающие звезды, и небо снова стало просто небом, с обычной россыпью звезд и тонким серпом луны в высоком черном пространстве. Все кончено. Матвей обессиленно опустился на пол рядом с Веней, даже не посмотрев, куда садится. Ему было все равно.

Они сидели рядом и молчали, потому что все слова были бессмысленны. Все было ясно и без слов. Они не успели. Упустили самый последний шанс.

 

38

Прошло довольно много времени, прежде чем Веня заговорил:

— Надо как—то выбираться отсюда.

— Сколько времени? — вяло отозвался Матвей.

— Не знаю.

— Посмотри в телефоне.

— У меня его нет.

— Как это – нет?

— Он упал куда—то… Вместе с фонарем, когда я провалился.

— Что же ты молчал?

— Да как—то не до него было.

— Надо поискать. В какую сторону он… — Матвей замер на полуслове и резко повернулся к Вене. – То есть, когда ты мне кричал, что позвонишь кому—нибудь и тебя найдут… телефона у тебя уже не было?

Тот не ответил, только пожал плечами. У Матвея так перехватило горло, что он едва смог прошептать:

— Зачем?!

— Чтобы ты ушел, — признался Веня.

— А ты? Как бы ты… — у Матвея даже не хватило воздуха, чтобы закончить фразу.

— Я не думал об этом. Я просто хотел, чтобы ты успел, — проговорил Ватрушкин. Даже в темноте была видна его виноватая улыбка.

Матвей резко поднялся и отошел в сторону. И стал искать телефон. Потому что говорить совершенно не мог. Да и дышалось с трудом. Не поднимая глаз, он старательно шарил фонарем по захламленному полу, а в голове билась фраза Олега Денисовича.

В опасную минуту он бросится спасать тебя, а о себе и не вспомнит. Потому что в тот момент важнее всего будешь ты. Есть у тебя такой друг?

Нет, Олег Денисович, его нет. И никогда не было. А что делать, если вдруг так поступает совершенно чужой, случайный человек? Не друг, не брат, не приятель, даже не одноклассник. Просто посторонний. Никто. Почему этот «никто» целую неделю возится с тобой, помогает и поддерживает, живет твоими проблемами? И отдает ради тебя последнюю память о своей матери… Где же она, та точка, та граница, за которой «никто» превращается в самого близкого человека, без которого уже не можешь обойтись? Когда он становится другом?

К счастью, и телефон, и фонарь удалось найти довольно быстро. Времени оказалось еще достаточно, чтобы успеть на остановку. Но тут выяснилось, что Веня не может наступать на ногу. Он сделал несколько шагов, вскрикивая от боли, и отказался от этих попыток. Теперь нужно было решить сложную задачу – как добраться до города с тремя ногами на двоих. Перебирая возможные варианты, Матвей вдруг вспомнил, что Олег Денисович находится сейчас совсем рядом с ними, в поселке Дубрава, на юбилее Бутерброда Гематогеновича. Вене не сразу, но все же удалось дозвониться, и шокированный Олег Денисович обещал заехать за ними минут через двадцать и задать им по первое число.

Ребята решили перебраться на крыльцо, чтобы дожидаться учителя сидя. Матвей подставил плечо, Веня ухватился за него, с трудом доковылял до дверного проема и сел на порожек, вытянув ногу. Матвей порыскал фонарем по сторонам, приволок обломок толстой доски и пристроился на нем.

— Что будем ему говорить? Правду? – спросил Веня.

— Говори, что хочешь, — устало отозвался Матвей. – Мне все равно, что подумает Денисыч. У меня там мама подъезжает… Скоро дома будет. А я здесь… сижу!

Ватрушкин резко повернулся к нему.

— Это все из—за меня! — в его голосе звучало отчаяние. – Почему ты не послушался? Ты должен был уйти!

Матвей посмотрел ему в глаза и спросил вполголоса:

— А ты бы ушел?

Веня запнулся на полуслове, подумал секунду и отвел взгляд.

— Вот и молчи тогда, — сказал Матвей.

 

Часы на телефоне Ватрушкина показывали двадцать три часа восемнадцать минут. Вот—вот должен был подъехать Олег Денисович. Матвей уже перестал смотреть в небо, от которого не отрывал глаз все это время в призрачной надежде увидеть  запоздалые метеоры, и теперь безучастно разглядывал ссадины на своих ладонях с помощью тусклого фонарика.

— Кровь запеклась, вместе с грязью, — сказал он, поплевал на руки и осторожно, чтобы не задевать раны, вытер о джинсы. Веня задрал штанину и спустил носок.

— Распухла как сильно… Наверно, перелом.

Матвей посветил на его лодыжку и присвистнул:

— Ничего себе! Мы тебя до машины не доведем, если только на руках нести? Вот был бы Егор Борисыч, он бы тебя под мышкой, как пушинку перетащил. Вон как он легко Добровольского таскал сегодня, да и меня хотел.

— Да, сегодня какой—то день сломанных ног, – со вздохом сказал Веня, ослабляя шнуровку на кроссовке.

— И рук, — добавил Матвей, вспомнив Гошку. – Сегодня встретил во дворе соседского пацана со сломанной рукой. А еще мы с тобой в среду были в травмпункте.

— Мы с тобой?

— Ага, в другой вероятности. Так там привезли целую велосипедную команду после аварии в автобусе. Они там все переломались. Так что это не день такой, это неделя такая. Не зря наша соседка еще в понедельник маму предупреждала, что вся неделя будет неблагоприятная.

— Вся неделя? – переспросил Веня. – А почему?

— Ну, что—то там по гороскопу… Рождение луны, негативная энергетика, несчастные случаи. Тетя Валя вообще на гороскопе повернутая.

— Рождение луны? То есть новолуние?

— Ну вроде новолуние, — пожал плечами Матвей. – Да, точно, мне же и географ говорил сегодня, что фаза новолуния как раз заканчивается.

— Заканчивается? А началась когда?

— Ну, кажется, за три дня до безлунной ночи…

— А когда была безлунная ночь? – не отставал Ватрушкин.

Матвей потер лоб, вспоминая:

— Он  сказал… официальное новолуние, то есть безлунная ночь была со среды на четверг. А что?

Веня не отвечал, только шевелил губами, что—то высчитывая. Потом  взглянул на Матвея безумными глазами и схватил его за рукав.

— Лезь в трубу! Прямо сейчас!

— Чего? – Матвей вырвал руку. – С какого перепугу?

— А если мы все неправильно поняли? Если с самого начала пошли по ложному пути и метеоры ни при чем?

— Ты опять за свое? Ну сколько можно? Тебе доказали, что не было затмения, так ты теперь за луну взялся?

— Да! – горячо вскричал тот.  – Лунные фазы! Это наиболее логичная версия. Я уже думал об этом, но метеоры сбили меня с толку. И я не успел додуматься, что кроме затмения и полнолуния, есть еще одна важная составляющая лунного цикла. Новолуние! Я читал про это. Это же стык двух лунных месяцев, очень сильная энергия, причем отрицательная. Ты же попал во вторую вероятность в понедельник, ну то есть ночью, с понедельника на вторник?

— Да! Именно в то время, когда пролетала комета!

— Это совпадение, — отмахнулся Веня, — Она только сбила нас! Если бы она не пролетала, ты бы все равно переместился, потому что уже началась фаза новолуния.

— Но я же вчера тоже переместился.

— Правильно! Потому что фаза новолуния длится примерно семь суток. Тебе же Тим Тимыч сказал, что официальное новолуние было со среды на четверг. Прибавим три дня до него, и три дня после. Получается – с ночи на прошлый понедельник до сегодняшней ночи, на воскресенье. Поэтому ты и в понедельник переместился, и вчера.

— А в среду днем не получилось, — упорствовал Матвей.

— Потому что днем нет луны, значит, нет и лунного влияния, лунной энергии. Лунатики в полнолуние тоже бродят именно по ночам, а не днем, при солнышке… Матвей, а если я прав? Если именно Луна именно в этой фазе  влияет на узел вероятностей? Если он открылся в прошлое воскресенье и закроется сегодня? Сегодня же последний день фазы новолуния. Завтра у тебя такой возможности уже не будет.

Матвей недоверчиво покачал головой.

— Да нет, ерунда какая—то. Как Луна может влиять на все эти вероятности?

— Луна океанами управляет, приливами и отливами, даже на вращение Земли влияет. Что ей какие—то вероятности! – воскликнул Ватрушкин.

В это мгновение зазвонил телефон. Веня поднес трубку к уху, сказал «да, хорошо, понял» и, отключившись, выдохнул:

— Все, он идет. Не теряй времени. Он не должен тебя видеть. А я скажу, что был здесь один с самого начала. А про тебя придумал.

Со стороны пустыря раздался далекий свист. Веня поднялся с места и включил фонарь.

— Он сейчас будет здесь. Матвей! Ну хорошо, тогда просто докажи мне, что я ошибаюсь.

И видя, что тот уже колеблется, добавил:

— Ты стоишь сейчас в третьей по счету вероятности, ты видел трех Ватрушкиных, трех Олегов Денисовичей, ты говорил со своим двойником, и до сих пор не веришь, что любой бред может оказаться реальностью? Ты ведь сам недавно сказал, что сделал бы что угодно… чтобы вернуться. Ради своей мамы.

— Ладно, — нехотя согласился Матвей. – Но только имей в виду, что сегодня у твоей стиральной машины снова будет большая стирка.

Он спрыгнул в бурьян и побрел вдоль трубы, недовольно бурча под нос, что во второй вероятности Ватрушкин был более адекватным, у него не возникало таких нелепых идей, и он не заставлял людей ползать по грязным трубам просто так, ради собственного развлечения.

Подойдя к концу Б, как напутствовал Веня, Матвей оглянулся и сказал вполголоса, чтобы не расслышал приближающийся учитель:

— На, любуйся. Только Денисычу сам будешь объяснять, что я делал в этой трубе. Можешь готовить версию поубедительнее.

И, не слушая ответа, отодвинул колючие кусты и нырнул внутрь.  Ползти было неудобно, содранная кожа на ладонях не давала возможности опираться на руки, да еще на колено стало больно наступать. Матвей вылез из конца А в кромешную тьму еще более разозленным и закричал:

— Ватрушкин, включи фонарь, чего ты его потушил? Не видно же ничего! Я на порог не заберусь.

Ему никто не ответил. И свет тоже не вспыхнул.

— Ха—ха, очень смешно! Я оценил шутку, и даже на секунду поверил, что тебя здесь нет! – снова крикнул Матвей, но уже не так уверенно. – Ватрушкин, хватит прикалываться. Олег Денисович, вы здесь?

Он достал из кармана фонарик и посветил на пустой порог, возле которого только что стоял Веня, а теперь должен был бы стоять еще и учитель. Но их не было. Как не было и обломанной старой доски, которую Матвей собственноручно притащил сюда, чтобы сидеть.

У Матвея бешено заколотилось сердце. Не может быть! Неужели он все же переместился? Но как? И куда? Где он сейчас находится?

Матвей глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. Паниковать можно будет потом, когда ничего не получится. Сейчас самое главное сосредоточиться и понять, как действовать дальше. Если верить Ватрушкину, он из третьей вероятности вылез во вторую, в ту самую, где был вчера вместе с Милославой и Олегом Денисовичем. Значит, сейчас, опять же по версии Ватрушкина, нужно обойти трубу и снова пролезть сквозь нее из конца Б в конец А. И тогда из второй вероятности он попадет в свою, первую. А если не попадет? Вдруг вылезет вообще неизвестно где, в какой—нибудь четвертой вероятности, и все еще больше запутается?

Матвей мотнул головой, отгоняя сомнения, и повернул назад, к другому концу трубы. Полз внутри нее, морщась от боли в колене и ладонях и задыхаясь от волнения. Во время вчерашнего путешествия он ничего подобного не испытывал. Он был почти спокоен.

Матвей вылез из трубы возле разрушенного крыльца и тревожно огляделся по сторонам. Включил фонарик и еще раз огляделся, сам не зная, что именно хочет увидеть и какие подсказки ищет. Окружающая его картина нисколько не изменилась – все то же небо, усеянное звездами, те же разрушенные стены, тот же бурьян. И никаких намеков на то, что он сменил две вероятности.

Матвей забрался на крыльцо и пошел по дому, подсвечивая дорогу фонариком, потом через оконный прем выбрался наружу и пошел прочь. Через некоторое время он оглянулся на темные очертания разрушенных стен, оставшиеся позади. Они казались мрачными и безлюдными, но Матвей знал, что где—то там, в другом измерении, возле них стоят еще два человека, один из которых сердится и ругает второго. А второй молчит и смотрит на небо, на тонкий светящийся серп. И тихо улыбается.

— Да, Ватрушкин, это все—таки Луна, — сказал Матвей в темноту. – Ты был прав, а я… даже не попрощался с тобой.

Он почувствовал, что если сейчас не заорет во все горло, то просто взорвется.

И закричал во всю силу своих легких, как будто хотел, чтобы его крик преодолел невидимую границу между реальностями:

— Ватру—у—ушкин! Ватру—у—ушки—и—и—ин!

Матвей повторил это несколько раз, пока не почувствовал, что ему стало легче. Он глубоко вздохнул и уже тише добавил:

— Спасибо тебе… Веня.

 

39

Выбежав к шоссе, Матвей перешел на другую сторону и встал возле остановки под фонарь, чтобы его было видно издалека. Ведь в этой реальности Олег Денисович тоже находился в Дубраве, и наверняка еще не проехал по шоссе. Ведь здесь ему никто не звонил, и не торопил его. Так что еще есть возможность перехватить его.

Транспорта почти не было, редкие машины проносились мимо на огромной скорости. Матвей очень боялся, что не разглядит машину Олега Денисовича, либо не узнает ее, либо не успеет среагировать, и учитель проскочит мимо.

Зеленый свет фар он заметил еще издалека. Этот свет сразу бросался в глаза, ярко выделяясь среди белых и желтый огней, летящих по шоссе. Матвей ни секунды не сомневался, что приближается та самая Шкода, которую он ждет. Он сомневался лишь в одном – узнает ли его учитель? Вдруг в этой неизвестной вероятности они незнакомы?

Матвей резво запрыгал на месте, стараясь не выскочить из круга света, и бешено замахал руками, чтобы наверняка привлечь внимание водителя. Не увидеть его было просто невозможно. Уже поравнявшись с Матвеем, Шкода вдруг заморгала поворотником и резко затормозила за остановкой. Матвей кинулся к передней двери, схватился за ручку и стал лихорадочно дергать ее. Стекло плавно поехало вниз, и в окне появилась удивленное лицо Олега Денисовича.

— Добровольский?! Вот это номер! Ты откуда здесь?

У Матвея радостно екнуло сердце. Они знакомы! Уже неплохо.

— Я… мне надо домой, — проговорил он пересохшим от волнения голосом. – Олег Денисович, вы меня подбросите? Пожалуйста!

— Конечно, садись, что за вопрос!

Пронзительно пискнул блокиратор, отпирая двери, и Матвей живо запрыгнул в машину и устроился впереди, рядом с учителем. Заднее сиденье было полностью забито какими—то огромными сумками, коробками и пакетами.

У тебя кровь на щеке. Ты ранен? – спросил Олег Денисович.

— А? Да нет, это от рук. Я ободрал, — Матвей показал ему свои ладони.

— Возьми в бардачке влажные салфетки, протри.

Матвей наощупь открыл бардачок и принялся рыться в поисках упаковки с влажными салфетками. Рука наткнулась на очень знакомый предмет. Фонарик! Тот же самый фонарик, который сейчас лежал у него в кармане куртки и который дал ему Олег Денисович во второй вероятности.

— Вот и еще один двойник, — прошептал Матвей. – Последний.

— Слушай, Добровольский, ты мне ничего не хочешь сказать?

— А должен?

— Еще как должен, мой изобретательный друг! У меня накопилось очень много вопросов к тебе. Например, почему твоя мама так и не пришла, хотя я ее ждал три дня? Ты не передал ей записку? И вообще, куда ты пропал? Почему не появлялся в школе целую неделю?

Матвей почувствовал, что пол уходит у него из—под ног и он сам куда—то летит. Но не падает, а взмывает высоко вверх, подброшенный волной радости, и парит там, легкий и воздушный, как шарик, наполненный гелием.

Он вернулся! У него получилось! Он дома!

— Ну? Ответить нечего? – поинтересовался Олег Денисович, сурово поглядывая на него.

Матвей молчал. Он смотрел сквозь темное стекло на бегущие навстречу огни и улыбался. Это было какое—то бесконечное блаженство – своя вероятность, своя настоящая реальность со строгим придирчивым учителем, с мамой, сходящей с ума от беспокойства, с чужой девчонкой—плаксой, которая будет делить с ним его комнату… Какое счастье!

— Что ты делал ночью так далеко от города? – спустя какое—то время вновь спросил учитель. – Тем более один!

— Не спрашивайте, Олег Денисович, — выговорил наконец Матвей. – Все равно не поверите.

— Ничего, разберемся, — сказал учитель, останавливаясь на светофоре. – Почему в школу не ходил? Болел?

— Ну… можно и так сказать.

— Справка есть?

— Нет.

— Чтобы в понедельник мама была у меня! Без всяких отговорок. Будем думать все вместе, как нам жить дальше.

— А… без мамы нельзя?

— Без мамы не получается.

— Олег Денисович… — начал Матвей и запнулся.

— Ну? – тот повернулся к нему.

— Теперь получится. Я обещаю.

Классный руководитель пристально посмотрел ему в глаза, и Матвей стойко выдержал его взгляд. Светофор переключился на зеленый, машина тронулась с места. Учитель немного помолчал, глядя на дорогу, потом сказал:

— Ну, если обещаешь… Что ж, давай попробуем. Посмотрим, изменится ли что—нибудь.

— Изменится, — серьезно сказал Матвей. – Я хочу этого. Правда.

Олег Денисович снова внимательно посмотрел на него, но ничего не сказал.

Часы в салоне показывали двадцать пять минут первого, когда Шкода пересекла арку и остановилась на свободном пятачке двора. Доехать до первого подъезда не представлялось возможным из—за припаркованных как попало машин. Матвей с тревогой взглянул через стекло на свои темные окна и с облегчением вздохнул. Мамы еще нет. Он успел.

— Спасибо, Олег Денисович, вы меня очень выручили, — горячо поблагодарил Матвей. – Просто не представляете как!

Он вышел из машины, захлопнул дверь, но не успела Шкода сдать назад, как он вновь бросился к ней и застучал в окно:

— Олег Денисович! Забыл спросить, а кто победил в спартакиаде?

— Ну, Добровольский, тебе удалось меня сегодня удивить! – развел руками учитель, опустив стекло. – Ты ли это вообще? А может, тебя инопланетяне подменили?

— Подменили, только очень давно, — усмехнулся Матвей. – А сегодня как раз вернули.

— Ну что ж, это все объясняет, — поддержал шутку Олег Денисович. – Надеюсь, знакомство с новым тобой будет более удачным.

— Не сомневайтесь! Ну так кто выиграл? Мы или ашки?

— Мы. В трудной и жесткой борьбе. Если бы ты был вместе с классом, кто знает, может, победа далась бы нам легче?

Учитель махнул на прощанье рукой. Шкода с трудом развернулась на свободном пространстве, стараясь не задеть соседние автомобили, и уехала. Матвей смотрел ей вслед, пока она не исчезла в арке, и направился было к своему подъезду, как вдруг краем глаза заметил какую—то тень впереди, с левой стороны, возле мусорных баков. Он замер на месте. Кто там? Неужели они, его преследователи? Они до сих пор его ждут?

Что же это, опять все сначала?!

Сердце пропустило пару ударов и внутри все сжалось от напряжения. Но страха, как ни странно, не было. Не было того прежнего дикого ужаса, который слепо гнал его неизвестно куда. Откуда—то из глубины живота поднялась глухая ярость, нервы собрались в тугой комок, ободранные ладони сжались в кулаки. Нет, хватит! Он больше не побежит. Это они должны убегать и прятаться по щелям. А он возле своего дома, в своем дворе, в своей реальности. И у него теперь есть за что бороться. И есть чем дорожить.

Путь к первому подъезду проходил именно мимо мусорных баков, за которыми мелькнула непонятная тень.  Матвей посмотрел по сторонам, подобрал с земли палку, (не слишком большую, но все же лучше чем ничего), и настороженно двинулся вперед, держа ее в одной руке, а фонарик Олега Денисовича в другой. Фонарик, конечно, тоже несерьезное оружие, но если неожиданно и с размаху засветить им в глаз, мало не покажется. Матвей был максимально собран, сосредоточен и готов к опасной встрече.

Он продолжал медленно идти к мусорным бакам, каждую секунду ожидая появления кого—то из лихой троицы. За баками явно кто—то был, оттуда доносились какая—то возня и сдавленный смех. Не успел Матвей поравняться с ними, как на дорогу выскользнули два темных силуэта, потянуло сигаретным дымом.  Матвей приготовился и уже вскинул палку для удара, как вдруг зацокали каблуки,  по асфальту что—то загремело, и женский голос капризно произнес:

— Вот зараза! Телефон грохнулся! Крышка  отлетела… Кать, посвети!

— Ну что ты какая безрукая, Ир!

Вспыхнул свет и стали видны две согнувшиеся женские фигуры на дороге возле бордюра.

Матвей выдохнул и с трудом разжал пальцы. Палка выскользнула из руки и глухо стукнулась об асфальт. Это не гопники! Это какие—то девахи курили за мусорными баками. Значит, опасности нет. Во всяком случае, пока гопники его не нашли или не встретили где—нибудь случайно. Но он больше не будет играть по их правилам. Завтра же он пойдет к капитану Тихонову и даст против них показания. Он может описать нападавших, и знает их клички. Так что в самое ближайшее время им станет не до грабежей. И не до него.

Ну, теперь можно и домой. Скоро приедет мама. Надо же перед ней хоть в квартире оглядеться, все же целых пять суток там никого не было. Ну, возможно, кроме соседки тети Вали, которая наверняка заходила в его отсутствие.

«Будем надеяться, что хотя бы картошку она не жарила», — хмыкнул Матвей и побежал к подъезду.

 

40

У самой двери его настиг шум мотора. Матвей машинально оглянулся, да так и остался на крыльце, освещенном уличным фонарем. По двору, вдоль домов, со стороны соседней улицы подъехала машина с горящими наверху шашечками. Такси. Убегать уже не было смысла, его наверняка заметили. Такси остановилось недалеко от подъезда, между двумя домами. Из него выбралась мама с дорожной сумкой в руках, а за ней выскочила маленькая девочка с рюкзачком.

— Матвей! – пронзительно, на весь двор, вскрикнула мама и, выпустив из рук сумку, кинулась к нему через бордюр и газон. – Слава богу!

Она обнимала его, целовала в макушку, а он впервые за много лет не отстранялся и не уворачивался от ее объятий. Наконец—то это была именно его мама, родная и настоящая, а не какая—то очередная мамина версия.

— Матвей! Ну как же так можно! Я чуть с ума не сошла! – причитала мама. – Хотела уже все бросить и лететь, думала, что—то случилось. Ты почему отключил телефон? И тете Вале ни разу не открыл. Ты бессовестный и бессердечный, вот что я тебе скажу! Нельзя же так пугать!

— Мам, да я не хотел тебя пугать, правда! — оправдывался Матвей. – Я просто… телефон потерял. А тете Вале не открывал, потому что меня и дома—то почти не было. Я постоянно в школе пропадал. У нас там и спартакиада, и репетиции, и мероприятия разные… Неделя такая была, просто не продохнуть!

— Мероприятия? А разве ты их посещаешь? – мама наконец оторвала его от себя, но не отпустила совсем, будто боялась, что он снова исчезнет.

— Конечно. Я вот только домой иду с репетиции, задержались сегодня допоздна, — заверил ее Матвей и поспешно добавил: – Не беспокойся, я не один, меня учитель привез на машине.

— Ох, Матвей… Так разрыв сердца недолго получить! Ну, ладно, потом поговорим, — мама, наконец, выпустила его и поманила стоящую поодаль угрюмую девочку. – Ксюша, иди сюда.

Девочка сделала несколько шагов вперед.

— Знакомьтесь, это у нас Ксюша, — мама обняла ее за плечи.

Девочка настороженно взглянула на Матвея.

— Привет, — дружелюбно сказал он. – Я Матвей.

— Я помню тебя, — Ксюша по—прежнему смотрела исподлобья. – Ты обзывал меня шмакодявкой и щелкал по голове. А еще сыпал мне песок за шиворот и не давал свой планшет.

— Больше не буду так делать. И если хочешь, можешь играть на моем компьютере.

— Правда?

— Правда.

Он заметил мамин мимолетный взгляд, полный изумления. Она не ожидала от Матвея столь радушного приема, особенно после такого грандиозного скандала перед отъездом. И наверняка подумала, что он притворяется, чтобы не нагнетать сейчас и без того непростую обстановку. Но все равно была ему благодарна, это ясно читалось на ее посветлевшем лице.

Матвей и не притворялся вовсе. Он понимал маленькую хмурую девочку. Матвей сам недавно был на ее месте и представлял, как тяжело и одиноко, когда рядом нет никого, кому ты нужен. И еще он совершенно точно знал, что сейчас, где—то в другом измерении, его сестра Милослава тоже стоит перед Ксюшей, и говорит ей примерно те же самые слова. Ксюша связывает их, это благодаря ей они узнали друг о друге, и она же не даст им друг о друге забыть. Она – мостик между двумя реальностями, которые больше никогда не пересекутся. Да и вообще… Вдруг окажется, что с сестрой жить не так уж плохо? Надо попробовать.

— Пойдемте уже домой, — устало вздохнул он, подхватывая мамину дорожную сумку. – Я так долго там не был!

— С самого утра? – предположила мама, беря Ксюшу за руку.

— Мне показалось – дольше, — сказал Матвей.

 

Было уже почти два часа ночи, когда все наконец успокоились, разместились и устроились на ночлег. Матвей нежился в своей родной постели, и она казалась ему самой уютной в мире. Нет, во всех версиях параллельных миров. Даже не верилось, что его скитания все же закончились, и он, наконец, вернулся в реальность, принадлежащую только ему. И пусть его вероятность не самая совершенная из всех возможных, но зато это единственное место, где он нужен и важен, где он свой.

Матвей лежал и прокручивал в памяти последние часы, проведенные в другой реальности, вспоминал, как Ватрушкин в последний момент запихнул его в трубу, против его воли… И неожиданно все получилось. А он, Матвей, еще сопротивлялся, не верил. Потому что уже упал духом и отчаялся. Смирился с неудачей. А Ватрушкин не сдался и до последнего продолжал искать выход. И нашел.

Но если все дело было в этих самых лунных фазах, то получается, что Матвей мог вернуться когда угодно! И совсем не нужно было ждать и ловить эти метеорные потоки. Можно было ехать на пустырь в любой день и спокойно перемещаться… Даже если так, этого ведь никто не знал. И никто об этом не догадался, только Ватрушкин, и то под самый конец новолуния. И тем самым спас его. И его семью.

Матвей был необыкновенно счастлив, что вернулся. Но вместе с тем он совершенно не жалел о своем путешествии. Даже радовался, что увидел, какой может быть его жизнь и он сам.

Дверь бесшумно отворилась, и в комнату заглянула мама.

— Не спишь?

— Нет еще, — со счастливым вздохом ответил Матвей и сладко потянулся.

— Ксюша, наконец, заснула, — сказала мама, прошла и села на краешек его кровати. – Я пока положила ее с собой, в спальню. Папа вернется, будем решать, как нам лучше разместиться. Кстати, он не против, чтобы Ксюша жила с нами.

— Я тоже не против, — сказал Матвей. – Пусть у меня будет сестра. А что, это даже прикольно.

— Я знала, что ты поймешь, — улыбнулась мама и шутливо взъерошила его волосы.

— Мам, смотри! – решился вдруг Матвей и вытащил из—под подушки слегка помятую фотографию Милославы.

— Кто это? – удивилась мама, разглядывая фото.  – Что за девочка? Вроде на тебя немного похожа.

— Это твоя дочь.

— Что?! Какая еще дочь?

— Ну, то есть, если бы у тебя была дочь, она была бы именно такой, — пояснил Матвей.

— Вот как? И откуда же у тебя фотография моей несуществующей дочери? – весело поинтересовалась мама.

— Да это я на компьютере сделал, — выдал заготовленное объяснение Матвей. — Программа есть такая, загружаешь свое изображение, а она выдает тебе картинку другого пола. То есть каким бы я был, если бы родился девочкой.

— Ну надо же! Чего только не придумают, — покачала головой мама, возвращая ему фотографию. Матвей взял ее и поднес к глазам.

— Она классная, правда?

— Да, ты был бы симпатичной девочкой, — согласилась мама. – Но ты мне и мальчиком нравишься.

— Мне тоже, — хмыкнул Матвей.

— А зачем ты вообще сделал эту фотографию? Для чего?

— Просто… Ты же сказала, что лучше бы вместо меня родилась дочь… Вот, мне стало интересно, какой бы она была.

— Матвей! – взгляд у мамы стал виноватый.  – Я тогда очень рассердилась. Вот и сказала в сердцах. На самом деле я так не думаю, я очень рада, что у меня есть ты. Я не хотела так говорить.

— Я тоже не хотел. Правда.

— Ну вот и хорошо. А теперь спи.

Мама встала, потушила лампу и направилась к выходу.

— Мам, — позвал Матвей, — а как бы ты ее назвала?

— Кого?

— Свою дочь. Если бы она у тебя была.

— Откуда же я знаю?

— Ну, вы же с папой наверняка обсуждали это, когда еще не знали, кто родится. У вас же были какие—то любимые имена?

Мама помолчала, потом сказала смущенно:

— В детстве у меня была кукла, мне привез ее дядя из Болгарии. На этикетке было написано ее имя – Милослава. И я ее так любила, что всегда говорила маме, что свою дочь обязательно назову Милославой.

— Здорово, — сказал Матвей. – Красиво звучит — Милослава Добровольская.

Он специально произнес это имя вслух, чтобы еще раз почувствовать его на языке.

— Да, красиво. Но вряд ли у меня хватило бы на это смелости, — сказала мама.

Матвей улыбнулся в темноте. Он точно знал, что хватило бы.

— Мам, — снова окликнул он, когда мама уже вышла за порог.

— Что? – обернулась она.

— А можно, я перекрашу свой велосипед?

— Велосипед? Но мы же его уже убрали в гараж, на зиму.

— А я достану… и перекрашу. Прямо завтра, утром. Куплю краску и пойду в гараж. Можно?

— Даже не знаю…

— Ну мам! Правда, надо! Очень!

— Если тебе так необходимо… Ладно, перекрашивай. И какой же он у тебя теперь будет?

— Красный, — сказал Матвей.

 

______________________________________________________________________________________________________________________________________Воскресенье выдалось солнечным и по—летнему теплым. В синем высоком небе плыли белые пушистые облака. Из подъезда высотного дома вышел невысокий вихрастый паренек в наушниках и в очках с треснутыми стеклами. Тут же от угла дома отделился красный велосипед с блестящим рулем и затормозил прямо перед ним. Его багажник был обмотан поролоном. Паренек замер на крыльце, не сводя изумленных глаз с велосипедиста в пестрой куртке со множеством карманов.

— Давай с тобой махнем к дальним озерам, — сказал велосипедист. – Вдвоем. Садись на багажник.

Потрясенный паренек не тронулся с места.

— Послушай, я, конечно, не твой брат, и вряд ли когда-нибудь им стану… Но, знаешь, где—то, в одной из параллельных реальностей мы с тобой дружим, по-настоящему. Я это знаю, я там был. И ты очень классный друг, о таком можно только мечтать. Давай попробуем и здесь, вдруг у нас получится? Как ты на это смотришь?

Вихрастый паренек помедлил немного, потом несмело улыбнулся и сделал шаг к велосипеду.

 

 

 

Голосования и комментарии

Все финалисты: Короткий список

Комментарии

  1. Georgiy:

    Книгу, а точнее книги (так как две части) «Теория невероятностей» я прочитал ещё летом. И теперь всем своим друзьям её советую!!!  friends Потому что она КЛАССНАЯ!!! Я прочитал её за три дня, гулять не ходил, про телефон и телевизор забыл. Очень хотелось узнать что же будет дальше и чем всё закончится. Главный герой — Матвей, попадает в другой мир, в другую реальность  и получится ли у него вернуться в свою реальность до самого конца не понятно. Кажется всё, вернулся, но нет, это опять другая реальность, другой мир где тебя никто не знает.

    Виктория Ледерман в своей книге очень точно описывает современных детей, их интересы и поступки, поэтому можно  легко узнать в героях книги себя и своих друзей  и одноклассников. Прочитав книгу, я стал больше задумываться о последствиях своих поступков. Стал более внимательно относиться к друзьям и близким. А ещё я стал лучше понимать, кто действительно мои настоящие друзья. Жаль, что я не прочитал эту книгу раньше.

    В заключении хочу написать: ЭТУ КНИГУ НАДО ЧИТАТЬ ВСЕМ ОБЯЗАТЕЛЬНО!!!!!!!!!!!

  2. Anytk@:

    Я читала много ваших книг , календарь ма(й)я моя любимая     kiss

    Книга теория невероятностей   немного похожа на календарь ма(й)я тем что там тоже они попали в неразбериху и в последний момент выбрались оттуда.

    У меня есть  вопрос:Почему Матвей вернулся в то же время в какое и был в другой реальности?

    Эта книга получилась  отличная и поразительная ВСЕМ СОВЕТУЮ

    • Viktoria Lederman:

      Anytk@!Мне очень приятно, что вы читаете мои книги. Да, вы правы, «Теория невероятностей» в какой-то степени похожа на «Календарь ма(й)я». Это потому, что я сама люблю такие сюжеты, когда герои попадают в какие-то нереальные условия. Мне самой нравится следить, как они оттуда выбираются, попутно решая свои личные проблемы.
      Отвечаю на ваш вопрос: время в параллельных реальностей не останавливается. Герой не перемещается во времени, он прыгает по параллельным реальностям, в которых время продолжает идти, как ему и положено. И если в одной реальности прошло несколько дней, то в другой реальности эти дни тоже прошли, и нет никакой возможности их вернуть. Поэтому герой возвращается к себе домой спустя то время, которое прошло.
      Спасибо вам за отзыв!

  3. Danya07:

    Это вторая прочитанная мною книга Виктории Ледерман. Первой была повесть «Календарь ма(й)я», от которой я до сих пор нахожусь в огромном восторге. «Теория невероятностей» произвела на меня не меньшее впечатление.

    На первый взгляд, эти произведения кажутся схожими по сюжету. Но это не так. Главное отличие этих книг в том, что в «Календаре ма(й)я» время пошло вспять, а здесь главный герой попадает в параллельные реальности без искажения времени. И, не смотря на то, что в обоих повестях главными героями являются подростки, у Виктории они все самостоятельные личности, со своими уникальными чертами характера.

    Все персонажи этой повести кажутся «непридуманными». Словно автор рассказывает про своего соседа, знакомую девочку, мальчика из соседнего подъезда. И все эти образы настолько жизненные, что можно запросто увидеть себя в «колючем» Матвее, узнать своего одноклассника в простодушном и «ловком» мальчике — Вене Ватрушкине. Я даже Олега Денисовича «нашел» у себя в школе!

    Полную версию рецензии я на конкурс.

    Могу с уверенностью, что это второе, но не последнее прочитанное мною произведении Виктории Ледерман. Я обязательно прочитаю и другие, написанные ею, книги. А так же буду следить за выходом новых.

    • Danya07, большое спасибо за отзыв! Очень приятно, что тебе понравилась «Теория». Тебе и твоим школьным друзьям повезло, что у вас в школе есть такой «Олег Денисович». Пусть вам и дальше везет на хороших учителей)

  4. Sashka_Star:

    Получается, что герой прошел через параллельные реальности и вернулся для того, чтобы изменить свое отношение к школе, полюбить школьные мероприятия. Не слишком убедительно.

  5. Larisa28:

    не люблю фэнтези — параллельные миры! можно и не переноситься в другие миры, но изменить свое отношение к школе.

  6. Valentinka:

    Книга мне очень понравилась. Интересные приключения семиклассника Матвея по параллельным реальностям, где он встречает своих двойников и двойников своих однокласников. Очень хорошо и быстро читается. Понравился неудачник Веня Ватрушкин, было его даже иногда жалко. Но всё закончилось хорошо. Люблю когда у книги счастливый конец.

  7. Brozniakova Olga:

    Не моя тема,может поэтому не увлекла книга.извините

  8. Botsman:

    Отличная фантастическая и приключенческая повесть. Фантастики там не слишком много (только попадание в параллельный мир), а вот приключений – хоть отбавляй. И вместе с тем очень реальная и жизненная. Все герои – совсем не герои, а обычные школьники, которым приходится выбираться из непростой ситуации. Меня эта повесть очень увлекла, и я прочитал ее за один вечер (переходящий в ночь). Любители приключенческой фантастики, связанной с перемещениями, эта книга точно для вас.

    • Botsman, спасибо за отзыв! Рада, что книга вас увлекла настолько, что вы даже пожертвовали своим ночным отдыхом. Надеюсь, что утром вы не проспали и у вас не было проблем с преподавателями?  smile

  9. Olga Malikowa:

    Книга «Теория невероятностей», написанная Викторией ЛедерманКнига «Теория невероятностей» очень интересная, читается на одном дыхании  good
    Я очень люблю фантастику и приключения… Со всем этим и приходится столкнуться главному герою произведения Матвею, самому обычному ученику 7 класса самой обычной школы. Но вот незадача — мальчик ни с кем не общается в классе, ему вообще не интересна школьная бурная жизнь. А когда Матвей сталкивается со своей проблемой, то выходит, что помочь-то ему некому….кроме….Ватрушкина… одноклассник-неудачник, у которого что ни день, то катастрофа

  10. Awramenkonastya:

    Здравствуйте Виктория! Хочу сказать огромное Вам спасибо за такую чудесную книгу!Мне очень понравилось.Честно признаюсь,что название не привлекло,но я всё равно решила почитать(и не зря!).Знаете почему не привлекло название?Только обещайте не смеяться!Мне слово»теория» напоминает  laugh геометриюlaugh Просто я в 7 классе,и мы постоянно сдаём теорию!smileНо когда я начала читать книгу,то я поняла ,что это МОЁ)Как я уже писала в отзывах к многим другим книгам — я большой любитель фантастики.Матвей-обычный мальчик,который попадает в другой, параллельный мир.Но удастся ли ему вернуться обратно?Этот вопрос меня постоянно преследовал.Из этого можно сделать вывод,что читать было захватывающе.Прочитала на одном дыхании!А книга учит тому,что надо любить своих друзей,внимательно к ним относиться.А если их нет-то всё равно ,когда-нибудь да найдутся!Сами.Как и Ватрушкин smile Очень классная книга , обязательно всем посоветую!Спасибо автору!!!

     

    С уважением,Настя.  bye

     

    • Здравствуй,Настя!
      Большое тебе спасибо за такой подробный и развёрнутый отзыв! Я очень рада, что книга тебе понравилась. Я читала твои комментарии, ты очень позитивный читатель, просто мечта любого автора! good
      Ты очень высоко оцениваешь все произведения, и мне просто не терпится узнать свою оценку! (Ты ее пока не выставила)
      Очень хорошо понимаю тебя, я тоже в школе не любила геометрию)) Что касается названия, то сначала книга называлась «Теория невероятностей Вени Ватрушкина». Наверное, это привлекло бы тебя больше?) Но когда книга выходила в издательстве, решено было «Веню Ватрушкина» убрать, и осталась просто «Теория невероятностей». Согласна, что такое словосочетание не сразу понятно.

      С уважением, Виктория smile

      • Awramenkonastya:

        Да,точно!Я забыла поставить оценку.10/10) Вы тоже мечта любого читателя (ну по крайней мере для меня!)!А на счёт названия,я всё таки думаю,что должна в нём быть загадка.И название:»Теория невероятностей» очень даже подходит!Спасибо Вам за всё.

        С уважением,Анастасия !
        smile

  11. Здравствуй,Настя!
    Большое тебе спасибо за такой подробный и развёрнутый отзыв! Я очень рада, что книга тебе понравилась. Я читала твои комментарии, ты очень позитивный читатель, просто мечта любого автора!  good
    Ты очень высоко оцениваешь все произведения, и мне просто не терпится узнать свою оценку! (Ты ее пока не выставила)
    Очень хорошо понимаю тебя, я тоже в школе не любила геометрию)) Что касается названия, то сначала книга называлась «Теория невероятностей Вени Ватрушкина». Наверное, это привлекло бы тебя больше?) Но когда книга выходила в издательстве, решено было «Веню Ватрушкина» убрать, и осталась просто «Теория невероятностей». Согласна, что такое словосочетание не сразу понятно.

    С уважением, Виктория  smile

  12. Juliaflo:

    На моменте  ультимативного выпроваживания ребёнка со щенком из дома читать расхотелось. Не обижайтесь ((

    • Juliaflo, как интересно вы выражаетесь: «На моменте ультимативного выпроваживания ребёнка со щенком» laugh  Закрадывается подозрение (даже не подозрение, а стойкая уверенность), что вы не подросток, а вполне себе мама подростка!
      Мне кажется, не совсем честно оценивать книгу, прочитав первые две страницы из трехсот. Вы так не считаете?
      Если бы вы прочитали еще несколько строчек, то поняли бы, что у мамы была уважительная причина так поступить. Если бы у вашего папы была аллергия на собачью шерсть, разве ваша мама не поступила бы так же?

  13. Pasha183492761:

    Легко и быстро читается. Но! Обещали приключения, а выдали нравоучения, что очень обидно! Я очень хорошо понимаю героя в начале: «К школе Матвей относился как к неизбежному злу». Я тоже и никакая комета не в силах этого изменить.

    • Паша, вы меня просто расстроили! sad  Мне очень жаль, что в этом году, сложилась такая тенденция — писать отзывы, не прочитав полностью весь текст, а просто выдернуть несколько фраз из повести, а еще лучше — из вышеизложенных комментариев. Если бы у вас было время прочитать полностью, вы бы знали, что комета вообще ни при чем. А нравоучения, если постараться, можно найти в любой книге, даже в кулинарной! laugh

      • Pasha183492761:

        Я как раз прочел весь текст и почувствовал, что меня обманули. Нас учат спрашивать: «зачем написан этот текст?». Как я понял, ваши цели скорее воспитательные. Кстати, совсем не понял, зачем вам как автору понадобилось отправить Матвея через трубу в третью вероятность. И так было понятно, что вы считаете, что труба меняет человека. Извините, если обидел. Но я, видимо, не Ваша читательская аудитория.

        • Awramenkonastya:

          Извините,не совсем поняла.А зачем искать в книге смысл?Если он есть,ты его сразу поймёшь,а если нет ,то и искать не надо.Главное чтобы книга нравилась и читать было приятно и интересно!

          ~Моё мнение~

    • Awramenkonastya:

      Извините!Я с Вами категорически не согласна.Если Вам не понравились нравоучения,то зачем Вы читали книгу?Что бы обидеть автора?(Ну зачем вы это делаете,читать некоторые комментарии не возможно.Относитесь с уважением к авторам,ведь они стараются для НАС!Если Вам не понравилось,то пишите недочёты,обосновывая их.Ведь автор не будет переделывать что-то в книге из-за какого то не обоснованного комментария.А если Вы вежливо расскажите все недочёты,то автор возможно и прислушается к Вам!Как считаете?Попробуйте!И не расстраивайте авторов книг, которые возможно потом станут Вашими любимыми!)

      С уважением, Анастасия.

  14. Kristina14:

    Книга «Теория невероятностей » очень интересная и читается на одном дыхание. На сколько я поняла, главной задумкой было изменить отношения Матвей к школьной жизни с помощью прохождения через столь тяжелый путь. Ведь он увидел свои семью, если бы вместо него родилась девочка, после попал в другой параллельный мир, который меня не очень впечатлил, потому что эти миры между собой чем-то похожи. На протяжение всей книги меня мучал вопрос: Вернется ли Матвей домой? В свой мир? Из-за этих вопрос я не могла оставить книгу, мне необходимо было узнать. И вот наступает момент, когда он вроде бы уже дома, а нет! Матвей оказался в другой параллельной реальности. И на какой-то момент я уже теряю надежду, что он сможет снова увидеть своих родителей. Как раз в момент моего отчаяния Матвей вернулся домой!

    Сюжет этой книгой захватывает тебя, в каких-то моментах было до мурашек. Я вместе с главным героям проходила его трудности, переживала и радовалась. В книги не было ни одного момента, где я могла бы пожалеть, что выбрала именно её.

    Изначально, когда выбирала, что почитать, меня привлекло название книги. По-моему оно не однозначно. Мне стало очень интересно о чем же может идти там речь. Оказывается о параллельных мирах. Я бы сама хотела побывать в таких приключениях, потому что это выглядит как квест. Ты отгадаешь одну загадку, а следом тебе надо додуматься чем она тебе поможет, чтобы найти выход из этого мира. Если бы не Ватрушки, то Матвей бы не вернулся домой. Кстати, из всех героев этого приключения мне больше всего понравился Ватрушкин. Почему-то именно его  внешность и все действия представлялись мне лучше всего. Я очень люблю фантастику, юмор, книги с хорошим и добрым концом- всё это есть в этой книги, поэтому безусловна она мне очень понравилась.

    Если вам надоела учеба, не хотите учиться и посещать школьные мероприятия, то Вам следует прочитать эту книгу. Лично у меня после прочтения появилось желание ходить абсолютно на все школьные мероприятия. Советую её прочитать всем!

    • Кристина, большое спасибо за отзыв! Очень рада, что вам моя книга заинтересовала, и вы не могли от нее оторваться. Она и на самом деле задумывалась как квест для подростков, любящих фантастику и приключения. Приятно, что вас привлекло название, я как раз опасалась, что по такому не очень понятному названию, мало кто выберет мою повесть для чтения.
      Я с вами согласна, мне тоже из всех персонажей больше нравится Ватрушкин. Я рада, что вам захотелось ходить на школьные мероприятия, но на самом деле, это не главное. Главное, чтобы вы нашли верных и надежных друзей и пронесли школьную дружбу через долгие годы. Удачи вам!

    • Awramenkonastya:

      Это точно!Книга читается на одном дыхании!Очень интересно,согласна!)

  15. SemyonK:

    Это очень классная книга,я рад что стал ее читать. Мне понравилась теория про вероятности, про которые Матвею сказал Ватрушкин. А что если и правда все эти вероятности есть на самом деле, просто ученые их еще не открыли! Было бы здорово посмотреть, как там поживает мой двойник, в другой реальносте. В книге много приключений, читать быдо интересно, даже очень.

  16. kas_enka:

    Веня — хороший, Матвей был эгоистом, а стал хорошим, его сестра Милослава из нового мира — хорошая. Переход через трубу — интересно, но это просто такой прием. Я прочла до конца, но была разочарована, как-то я думала, что что-то произойдет. Как, может, в мифах Древней Греции — что переход через трубу это как войти в воды Стикса. Но я ошиблась.

     

    • Уважаемая kas_enka, извините, но я вас не поняла. Вы слишком запутано выразили свои мысли. Чем вы были разочарованы и что ещё должно было произойти с Матвеем, кроме того, что уже произошло? Вы считаете, что на долю героя выпало слишком мало испытаний? При чём здесь мифы Древней Греции и воды Стикса? Моя книга совсем не об этом.

      • kas_enka:

        Ой, простите, спасибо за Ваш ответ. Понимаете, мне казалось, что вот эта труба — такое попадание в новое состояние, что Матвей должен был стать кем-то совсем другим. А он просто был эгоистом, а потом подумал, посмотрел, как могло бы быть по-другому, и стал хорошим. Извините, конечно мифы тут ни при чем. У меня просто сложился такой образ в голове, что переход через трубу – это важно, что это не просто прием такой, чтоб перейти туда-сюда.

  17. irina_katova:

    Спасибо большое! Мне очень понравилась книга, как хорошо что со мной ничего такого не случалось. Очень понравились герои и Матвей и Мирослава и Веня, читать было захватывающе и неожиданно.

    • Ирина, я очень рада, что вам понравилась моя повесть и герои книги. Спасибо за отзыв. Но я не поняла, почему вы поставили такую низкую оценку тексту (3/10), который вам «очень понравился», как вы сами признались. Извините, но если бы вам в школе поставили тройку за отличное сочинение, думаю, вам было бы обидно)

  18. Valeri Kostryba:

    Книга мне понравилась, прочитала на одном дыхании! good Сюжет захватил с самого начала и не отпускал на протяжении всей книги. История очень увлекательная, динамичная и одновременно поучительная.

    Всем советую прочитать, поэтому не буду спойлерить сюжет.

    Одно скажу — я очень рада, что у меня есть брат!

    Оценка 9/10

  19. Andrew_Kholianov:

    Книгу прочитал очень быстро, ведь такие книги невозможно читать за несколько дней. Все маленькие моменты играют играют в ней какую-то роль, любая вещь может указать путь домой, любая — сбить с него; мальчишка, всегда притягивающий неудачи — единственный союзник. Очень интересно, как бы развивалась моя жизнь в другой вероятности. крепчайшая девятка.

  20. Olya12:

    Мне почему-то не очень понравилось. Матвей не вызвал интереса, а может длинно для меня. Не знаю. Веня и Матвей — противоположности, но было понятно, что Матвей тоже хорошим будет. Как во многих книгах

    • Ольга, очень жаль, что книга о семиклассниках не вызвала у вас интереса. Вам, наверное, по душе, другие истории, для ребят помладше, об озорных приключениях четвероклашек из Тольятти smile

  21. Zvetochek-06:

    В этой книге есть все что я люблю в книгах, и приключения, и фантастика с перемещением по другим реальностям и так же есть отношения людей между собой. Очень интересно было читать про приключения Матвея и как Веня становился постепенно его другом. Понравился момент когда Матвей не бросил Ватрушкина одного и не ушел в свою реальность, хотя звездопад уже заканчивался и это был его последний шанс. Книга очень интересная и прочитывается быстро, хоть и длинная.

  22. Varvara - 14:

    Паралельные миры. Фентези. Я не люблю данный жанр.

    • Варвара! Даже не знаю, что и сказать! unknw
      Во-первых:  В книге нет параллельных миров, мир там один — наш. Там есть параллели и вероятности. И это не фэнтези, а фантастика.
      Во-вторых: Зачем вообще оценивать книгу нелюбимого жанра? Тем более, не читая ее.

      В-третьих:  Как вы можете не любить данный жанр, если пишете, что ваша любимая книга — «Часодеи». Разве это не фэнтези?

      И в-четвёртых:
      Очень печально, уважаемые администраторы и члены жюри, когда хочется пообщаться с реальными подростками и обсудить с ними плюсы и минусы произведения, а вместо этого приходится постоянно отбиваться от «троллей», которые используют любые средства для устранения конкурентов своего фаворита. Даже такие нечестные. sad

  23. Lada Butterfly:

    Эту книгу я прочитала самой первой из списка. Очень впечатлила идея автора — неужели небольшое происшествие способно изменить всю жизнь не только одного человека, но и его окружения!? Думаю, многие читатели сумели представить своего двойника из другого мира. Мне после прочтения захотелось стать лучше, меняться и менять своё окружение, ценить родных и друзей, пробовать себя в разных видах деятельности. Ещё расстрогало описание жизни Ватрушкина — никто и не догадывается, как ему тяжело быть неудачником. Я невольно представила себя на его месте и поняла, что чувствуют ребята, над которыми издеваются. Здорово, что в жизни главного героя произошло такое сказочное событие. Оно помогло ему избавиться от детских обид и свежим взглядом посмотреть на мир. Конечно, мы не надеемся попасть в другую реальность, чтобы измениться. Но поводом к этому может послужить книга «Теория невероятностей».

  24. Vladochka:

    Здесь интересные приключения. Матвей попадает из одной реальности в другую и видит свою несостоявшуюся жизнь, в которой он – девочка. А потом видит третью реальность, в которой вместо него родились двойняшки – мальчик и девочка. Девочка живет с мамой, а папа семью бросил. Двойняшки все время ссорятся. Когда Матвей с большим трудом возвращается к своей обычной жизни, он начинает ценить то, что раньше вызывало у него раздражение, и начинает вести себя так, как надо, с точки зрения взрослых. Наверное, такие книжки тоже должны существовать, но я люблю такие произведения, не знаю, как это сформулировать, наверное, когда автор пускает в свою душу.

  25. Semyon:

    Мне эта книга очень понравилась, но не потому, что, как это часто бывает:«Добро побеждает и главный герой выходит победителем после всех напастей и разочарований», а так как «Теория» затрагивает многие риторические вопросы, которые периодически задаёт себе каждый человек. Например:«А как бы поступил на моём месте другой (какой-то) человек?» или «А что если бы вместо меня родилась бы девочка?» и т. д.

    Ещё сопоставление себя с другим человеком может помочь „найти бревно в глазу“ и попытаться стать в каком-то отношении лучше. Я считаю (хотя могу и ошибаться), что именно этот смыысл и был вложен в произведение изначально.

    Но помимо линии Матвея, есть и другие, в которых тоже есть своя проблема и своё решение. Возьмём, к примеру, линию Ватрушкина. Из-за досадной неудачливостию которая у него, вероятно, с рождения, его посчитали нехорошим человеком и перестали с ним общаться. Возможно, поэтому он стал таким нелюдимым, скромным и стыдливым пареньком. Но стоило найтись человеку, который его выслушал и понял, Веня стал меняться, и уже через несколько дней совершенно перестал заикаться и угнетаться. Воти второй смысл:«Не судите человека только по его дарованиям, а судите ещё и по стремлению, иначе, он и последнее загубит».

    Дальше пойдём на линию Милославы. Казалось бы, какая у неё-то проблема? Хорошая девочка, трудолюбивая, отзывчивая, добрая. Но она слишком самокритична. Она все свои проблемы и неудачи связывает с собой. А между тем, некоторые из них просто выпали на её долю жребием. Когда она узнаёт, что папа ушёл от них только потому, что Матвей не прыгнул с крыши и не сломал обе ноги, то она начинает винить в этом именно себя. Лишь когда Матвей, наконец, доносит до неё, что некоторые беды случаются лишь потому, что так должно быть, а не потому, что мы в чём то провинились, она успокаивается. Вот и третья мораль.

    Есть ещё линия Олега Денисовича, но он, скорее, не проблемный герой, а человек, который всё произведение пытается донести Матвею одну мысль:«Во всём, что случается в жизни, есть свои радости, вопрос, сумеешь ли ты до них „докопаться“. А „докапываться“ надо, ведь в противном случае твоя дальнейшая жизнь будет менее радостной, так как будет лишена этих счастливых воспоминаний».Это, конечно, не все судьбы, но остальные менее глобальны и не содержат особенно важных мыслей.

    Кроме всего этого я хотел бы добавить кое-что и от себя. «Теория невероятностей» затронула во мне такое чувство как сожаление того, что у меня в семье нет ровесника, с которым можно бы было просто посидеть, к примеру, за чашкой чая, поговорить и который бы тебя понял. Я знаю, конечно, что все люди разные, но люди разных возрастов тоже понимают друг друга по другому. Поэтому хочется иногда иметь родственную душу, вот здесь, рядом с собой.

    Надеюсь, все поймут то, что я написал, но, на всякий случай, очень рекомендую эту книгу людям любого возраста

     

  26. But Liza:

    Это второе фантастическое произведение, которое я прочитала на «Книгуру» (первое было «Голубой трамвай»), и я скажу, что оно не менее увлекательно! Очень понравилось как Матвей путешествовал по чужим реальностям. Теперь я все время думаю, а чтобы я делала, если бы тоже оказалась в таком «запределье». Но был и момент, который немного помешал, это слишком уж приторная мораль в конце, как по мне. Люби школу, хорошо учись, будь хорошим мальчиком и все будем пучком! smile))) Девочкам больше нравятся другие мальчики ;))))

  27. Andrey Kostryba:

    Очень интересная книга. Люблю такую фантастику и динамику событий. Переживал вместе с Матвеем все его приключения. Почему то сразу было понятно, что Ватрушкин станет лучшим другом главного героя smile. Очень понравился учитель, классный руководитель Олег Денисович. Побольше бы таких учителей, и тогда бы в школе было бы интереснее учиться. У нас тоже есть такой учитель в школе, он преподает историю и на его занятиях скучно никогда не бывает. Получил большое удовольствие от прочтения этой истории. А ещё книга заставляла задуматься о важных вещах в жизни, о важных людях. Учит ценить то, что имеешь, тех, кто рядом. Ставлю оценку 9.

  28. Dimon03:

    «Теория невероятностей» очень классная книга, интересная и увлекательная. Мне очень понравилась идея с разными вероятностями одного и того же события. Ведь какое то событие и правда может повернуться по разному. Я тоже иногда думаю, а что было бы, если я сделал что-то не так, а по другому? Если бы я куда то не пошел? Может, у меня в жизни что то изменилось бы и стало лучше, или наоборот хуже. Книга не отпускает до конца, я ее очень быстро прочитал, а потом еще вспоминал несколько дней. 10/10

  29. veronique.g:

    Я прочла эту книгу довольно быстро. Мне понравилась идея разных вариантов одной и той же жизни. Я обычно люблю истории об альтернативных реальностях, только в  этой книжке, мне кажется, эта идея осталась лишь приемом, так как не была использована до конца. Мне показалось странным, что ничего кроме семьи Матвея практически не менялось в течение многих лет, вплоть до дня его путешествия между реальностями.  Только  разными оказываются дети в семье Матвея — есть вариант, что вместо него девочка Милослава, а есть вариант — близнецы. Казалось бы раз это произошло много лет назад, уже столько всего должно было разойтись в этих параллельных мирах. Но нет — во всех трех реальностях все происходит ровно одинаково. Только вечером того же дня хулиганы бьют (или не бьют) разных людей. Ну да — еще разница в том, что происходит с отцом, бросает он маму или находит удачную работу.
    Я понимаю, что это фантастика, но даже в фантастике должна быть какая-то внутренняя логика.  А так — все дети те же, все учителя те же, все, что эти учителя делают каждый день одинаково во всех реальностях. Даже самое маленькое изменение должно как-то воздействовать на всю реальность.

  30. clarinet:

    Здравствуйте! Ваша история мне очень напомнила мою жизнь.Я много играл в смартфон , а недавно родители его насовсем забрали. Сначала было очень скучно, я не знал чем мне заниматься.А потом я начал от скуки читать  разные книги. Прочитал за последний месяц больше десяти книг. У меня в жизни тоже был случай, когда я говорил маме, что хотел  родиться у других родителей. После Вашей книги понял, что я ее  обидел.Очень рад , что у  главного героя Матвея получилось исправиться.

  31. Dasha belka:

    «Теория невероятностей» мне напомнила книжку Жвалевского и Пастернак «Время всегда хорошее». Но тут не понятно, зачем происходит перемещение в другую реальность. Герой проходит через все злоключения и кардинально меняется. Мальчик – эгоист превращается в доброго и хорошего. Он начинает хорошо относиться к маме и интересоваться школьными делами. Мне кажется, что такие перемены не могут произойти за три дня. То есть это немножко искусственная история. Мне еще кажется, что не стоит давать фамилии типа Ватрушкин. Явно делается для того, чтобы было смешно. А как-то не смешно. Может быть, маленьким читателям и подойдет. Но тем, кто постарше – не очень.

//

Комментарии

Нужно войти, чтобы комментировать.