«Восьмерка». Мария Якунина
Подходит читателям 12+ лет.
Якунина Мария,
Восьмерка
Глава 1
Первый раз я не Появилась 11 января.
Когда число выбирали, этот наш дедулечка, Старший по датам, сразу сказал: «Хорошо, как Лермонтов Родишься».
А они одиннадцатого поссорились. Всё с Нового Года что-то выясняли-выясняли, а тут прямо с утра мама возьми и заяви: «Мне нужно подумать». А папа молчит. Я ему кричу через свой экранчик:
— Пап, ну ты что! Ты же постоянно в ноутбук таращишься! В этом твоем Интернете на каждом углу кричат, что нельзя женщине давать думать. Мама собралась и ушла. Чего доброго, к бабушке пойдет. Я бабулю люблю, конечно, но она как губы подожмет — мол, я же тебе говорила…
Вчера эта дура Настя из соседней капсулы появилась. Мы с ней как-то разговорились, я ей и рассказала, что буду новое лекарство изобретать. Так она мне несколько месяцев назад заявляет: «Мои в отпуск на моря поехали. Чувствую, пока ты Родишься, я твое лекарство уже запатентую». И язык показывает. Сейчас уже, наверное, мамин голос слушает.
На лекциях я многое мимо ушей пропускала, но тут прямо в голове начал жужжать голос одной из Старших: «После двух неудачных попыток Появления вы отправляетесь на Распределение».
Мам-пап, не надо, а? Видела я этих распределенцев…
Глава 2
Сегодня пошла выбирать новую дату.
С утра включила экранчик для вдохновения. Вдохновляться, правда, особо нечем. Мама вчера пришла поздно и весь вечер с папой не разговаривала. Ходила по дому и демонстративно напевала что-то. Папа упрямо смотрел в ноутбук. Я тоже заглянула — что там такого интересного? «Футбольное обозрение»… Не понимаю, что можно обозревать. Он и футбол-то никогда не смотрит. Потом мама накрыла на стол, и они так же молча поужинали.
Сегодня ничуть не лучше. Папа за завтраком буркнул:
— Что, так и будем молчать?
А мама ему очень весело из кухни:
— Молчи, скрывайся и таи и чувства, и мечты свои.
Я не поленилась, полезла в наше Хранилище, почитала. Сомнительная жизненная концепция, особенно учитывая биографию этого Тютчева. Попробовала разобраться в его женах и детях — запуталась (ну и имена у них там, кстати, были — Эрнестина, Элеонора, Гортензия — Лизке расскажу, обхохочемся. Нам тут пока хорошо, сами себе имена выбираем, а вот потом родимся, как обзовут нас какими-нибудь Мирабеллами, и красней потом всю жизнь). Пока я про этого поэта с двадцатью женами читала, мои стали в таком же молчании на работу собираться.
Ну и ладно. Без них обойдусь. Вот сейчас пойду и выберу самую правильную дату. И никуда они уже не денутся. По-хорошему, надо бы к Лизке зайти, посоветоваться. Она ж у нас жутко умная. Все лекции по выбору родителей слушала внимательно, все записывала, отмечала. С личными архивами целый месяц сидела. Все что-то сравнивала, высчитывала. А я как своих увидела на экранчике, так сразу и заорала: «Вот эти!». Тётенька с Распределения на меня очень недовольно посмотрела и говорит так строго:
— Попрошу Вас говорить тише и вести себя спокойней.
Я вспомнила, что нам на уроках по этикету общения говорили (ну, точнее, мне Лизка потом пересказывала, на самом уроке я под партой про пингвинов читала — случайно попалась ячейка в Хранилище, не оторвешься. Родителям бы тоже не мешало почитать, как друг к другу надо относиться).
Постаралась сделать такое же лицо, как у ангелочков на рождественских открытках, которые накануне в Хранилище рассматривала. И говорю, как Лизка, тихим, смиренным голосом:
— Прошу прощения. Давайте продолжим.
Но я то имела в виду — продолжим этих родителей смотреть, а она возьми и перелистни на следующее изображение. Я перепугалась, что мы их сейчас потеряем, и опять как заору:
— Нет, нет, не этих! Вон тех верните!
Она тогда вздохнула и что-то у себя на экране посмотрела. Потом так грустно на меня взглянула и говорит:
— Хотите ознакомиться с личным делом? Могу предоставить в распоряжение на сутки.
А я ни с каким личным делом знакомиться не хотела. Что там можно читать? И так ведь понятно, что вот эти — самые лучшие. Я когда увидела, как они идут по улице, обнявшись, сразу поняла, что только меня им и не хватает.
Но тётенька почему-то еще раз очень тяжело вздохнула и поставила галочку в своем журнале.
— Всё, — говорит, — идите.
Я спрашиваю:
— Как это, идите? Я без этих родителей никуда не пойду! Выдайте мне на них разрешение.
Она уже не сердилась совсем, даже улыбнулась.
— Разрешение будет выписано в течение дня. Ожидайте появления специального приложения на Вашем экране. В случае принятия решения об отказе от заявки…
Но я ее не стала дослушивать. Крикнула «спасибо» и со всех ног помчалась в капсулу. Весь день просидела у себя, даже к Лизе не ходила и в Хранилище ничего не смотрела. Все ждала, когда появится приложение, экран из рук не выпускала. Волновалась ужасно — вдруг тетенька что-то перепутала? Вдруг мою заявку потеряли. Или еще хуже — не одобрили.
Но тут экранчик замигал голубоватым светом, и под кнопками «Хранилище» и «Помощь» появилась еще одна, с красивой витой рамочкой. У меня так дрожали руки, что я никак не могла на нее нажать. А когда наконец попала по кнопке «Родители», мне вдруг сразу стало легко и хорошо, потому что мама с папой сидели на диване и смотрели какой-то фильм. В комнате было темно, только маленькая уютная лампа в виде изогнутого фонаря горела на столе. И лица у них в свете этой лампы были такие…
В общем, я наконец поняла, что такое счастье. А то в Хранилище об этом написано как-то непонятно.
Глава 3
По дороге в Центральное Управление все-таки решила зайти к Лизе. Наверное, на самом деле я очень боялась снова идти к доброму дедушке. Один раз уже не получилось, а три шанса дают только в сказках, которые нас заставляли читать на занятиях «для формирования общеантропологического представления». Не знаю, у меня ни обще, ни конкретно, никакого антропологического представления не сложилось. За исключением того, что не стоит разговаривать со старушками, обитающими в избах на курьих ножках. А Лизка говорит, что я просто несознательно подошла к освоению материала.
В общем, к Лизе я шла не в самом лучшем настроении. Чтобы хоть немножко развеяться, решила пойти длинной дорогой — мимо капсул с Появившимися. И хотя нас оттуда гонял Смотритель — дядечка со строгим голосом и очень добрыми глазами, я все-таки часто пробиралась к капсулам и подолгу смотрела на тех, кто скоро должен был Родиться. Они безмятежно болтались в невесомости с закрытыми глазами и почти все время улыбались.
Я переходила от одной капсулы к другой и с завистью разглядывала Появившихся, мягко покачивающихся в воздухе. Многие попали в наше Управление позже меня. И вот, пожалуйста, дату выбрали верно и уже через несколько месяцев Родятся в своих семьях. Конечно, мне не очень нравилось, что как только ты Появляешься, начисто забываешь все, что успел усвоить из Хранилища. Как-то я спросила у преподавательницы по тем самым «Основам антропологии», зачем нам вообще дали доступ к Хранилищу, если от Появления до Рождения мы все-все забудем. Она как всегда ответила загадочно:
— Чем больше успеете усвоить, тем лучше потом будет вспоминаться. Иначе станете теми, про кого говорят: «Не знал, да еще и забыл».
Лизка немедленно это себе куда-то записала, а я только плечами пожала — сплошные тайны.
Девочка Женя — самая тихая и грустная из нашей группы — Появилась совсем недавно. Она была очень красивая и напоминала девушек с картин любимого Лизкиного художника (то ли Моне, то ли Мане — я вообще в них не разбираюсь. Когда пыталась объяснить Лизке, кого имею в виду, вообще сказала «Мунк», и она почему-то долго улыбалась этой своей выводящей из себя всезнающей улыбкой).
В отличие от мальчика из соседней капсулы, который весело подлетал в своем стеклянном домике, Женька и сейчас казалась печальной. Она постоянно поворачивалась с боку на бок, как будто ей было очень неудобно. А потом произошло что-то странное: Женька сильно дернулась, резко села в своей капсуле, открыла глаза и посмотрела прямо на меня. Ее лицо перекосилось от ужаса, и было похоже, что она хочет закричать. Может, она и кричала, но сквозь толстую стенку капсулы ничего не было слышно. Женька все смотрела и смотрела на меня, а потом ее стало подбрасывать вверх, и она несколько раз ударилась о потолок, а потом об стены. Я хотела позвать кого-нибудь на помощь, но тут вся Женькина капсула замигала красным светом. И через несколько секунд к ней уже бежали Смотритель и незнакомая женщина с туго собранными на затылке волосами и маленьким чемоданчиком в руках. Она на ходу выхватила из него молоточек с заостренным концом и с размаху ударила по стенке капсулы. Я хотела помочь ей достать Женьку, которая уже перестала биться об стенки и неподвижно лежала на дне капсулы, но Смотритель схватил меня за руку и потащил из Сада.
Но я стояла на выходе и не могла пошевелиться. Все еще видела перед собой Женькино лицо с широко открытыми глазами и как она судорожно открывает рот.
Смотритель, казалось, забыл про меня. Он повернулся лицом к Саду, где среди деревьев виднелась фигура женщины, присевшей у разбитой Женькиной капсулы, и мрачно пробормотал:
— Отказались, сволочи. Отказались от такой девчонки…
Я совсем ничего не понимала, кроме того, что с Женькой сделали что-то очень плохое, и спросила срывающимся голосом:
— Как отказались? И кто такие сволочи?
Смотритель опомнился и снова посмотрел на меня — уже не сердито, но очень устало.
— Тебе это знать не нужно. И приходить сюда тоже не нужно. Каждому — свое время. Вот как будешь к Рождению готовиться, тогда добро пожаловать. Ступай.
И он нехотя двинулся в глубь Сада. Все это мне совсем не понравилось, и я снова побежала за ним:
— Дядь Смотритель, не уходите, пожалуйста! Я помочь хочу! А что теперь с Женей будет? И почему это все случилось?
У него снова стали добрые-предобрые глаза, он меня даже потрепал по голове:
— Ты славная девочка. Но сейчас ничем не поможешь. Ступай и постарайся никому не рассказывать, что здесь видела.
Глава 4
Конечно, я уже не пошла ни к Лизе, ни в Управление. Мне хотелось хоть что-нибудь сделать, чтобы понять, что случилось с Женькой. На занятиях нам все время твердили, что время от Появления до Рождения для нас самое спокойное: плавай себе в капсуле, спи целыми днями да прислушивайся к маминому голосу, как он звучит — не через экран, а совсем рядом.
Вот тебе и спокойное. Бедная Женька.
Но больше всего меня беспокоило слово «отказались». Кто отказался? Ясно, что не родители. Какие же родители откажутся от своего ребенка. А кто тогда эти загадочные сволочи?
Полезла в Хранилище. Так, смотрим. Ячейка «сволочь»:
- ñîáèð. подлые ëþäè; ñáðîä, ïîäîíêè
- разг.—ñíèæ.ñêâåðíûé, äðÿííîé, ïîäëûé ÷åëîâåê; íåãîäÿé, мерзавец
- собир.ñóùåñòâà(íàñåêîìûå, æèâîòíûå è ò. ï.) èëè ïðåäìåòû
Про негодяев и мерзавцев и так было понятно — разве кто-то хороший стал бы так с Женькой поступать? А зачем это животным и насекомым — совсем неясно.
В общем, без Лизы здесь не разберешься. А разобраться надо! Это что же получается: ты родителей выбрал, они тебя ждут, и тут — раз! — какая-то сволочь по своей прихоти тебя вернет?
Конечно, дядь Смотритель меня просил никому не рассказывать. Но Лизка ведь не никто!
В этот раз я пошла прямой дорогой, очень не хотела встретить Женьку. Как с ней после всего этого разговаривать? Но даже в районе Управления было пусто. Вспомнила, что так и не зашла дату назначить. Ну, теперь уже завтра, сначала надо выяснить, как с этой сволочью бороться.
Глава 5
Лизка как всегда читала.
Когда я зашла, она быстро перевернула экран и накрыла его сверху листами бумаги.
Я остановилась на пороге и сказала торжественным шепотом:
— Лизка, поклянись, что никому не расскажешь.
Она посмотрела на меня подозрительно:
— Что ты опять натворила?
Я возмутилась:
— Что значит опять?
Но всегда спокойная Лиза сегодня явно была не в духе:
— То и значит. Надо выбором родителей заниматься, дату устанавливать, а ты вечно непонятно чем занята. Ты даже имя себе выбрать не можешь.
Это было правдой, но прозвучало все равно обидно. Поначалу я не хотела выбирать себе имя, потому что не собиралась здесь надолго задерживаться (я вообще не понимала Лизку, которая давно выбрала себе родителей, но дату не назначала, все чего-то ждала. «Они еще не готовы», — отвечала она коротко и возвращалась к своим графикам и конспектам). Когда выяснилось, что пока не пройдешь полный курс обучения, выбирать родителей все равно никто не разрешит, я, конечно, пыталась придумать себе имя, но ничего не вышло: перелопатила всю ячейку «Список имен», присмотрела себе несколько, но выбрать межу ними никак не могла. Лизка так устала от бесконечной смены вариантов, что однажды просто посчитала, под каким номером от начала ряда находится моя ячейка, и стала звать меня Восьмеркой. Мне это совсем не нравилось, но правильное имя все не находилось, и я постепенно смирилась с Лизкиным прозвищем, жутко завидуя тем, кто выбрал имя легко и быстро. Но сейчас мне было даже не до постоянных споров об имени.
— Лиза, — снова сказала я очень торжественно, подражая ее манере разговаривать, — хотя мне очень обидно слышать от тебя эти в высшей степени несправедливые слова, я забуду все, что ты мне тут наговорила, потому что пришла к тебе по важному делу. — Чтобы произвести на нее еще большее впечатление, я посмотрела по сторонам и наконец сказала громким шепотом:
— Негодяи и подлые люди вернули нашу Женьку.
И поскольку Лиза продолжала молча смотреть на меня, я решила, что нужно еще чем-то ее впечатлить и добавила:
— Возможно, к этому причастны животные.
Лиза молчала.
— И насекомые, — добавила я уже менее уверенно, потому что увидела, как Лиза побледнела. Она вскочила и дернула рычажок, чтобы створки капсулы плотно закрылись — в отличие от капсул Появившихся стены наших жилищ были непрозрачными, и теперь нас никто не мог увидеть.
— Повтори еще раз, что ты сказала.
И я рассказала Лизке все, что увидела в Саду Появившихся. И про Смотрителя, и про отказавшихся сволочей. Лизка села прямо на пол капсулы и закрыла лицо руками:
— Вернули, — прошептала она. — Отказались. Так я и знала. Бедная Женя, так этого боялась.
— Чего боялась? Кто вернул? Лизка, расскажи толком! Ничего не понимаю!
Она поднялась с пола и посмотрела на меня сурово.
— Я тебе расскажу, но если ты когда-нибудь кому-нибудь что-нибудь…
Я нетерпеливо ее перебила нашей главной клятвой:
— Никогда никому ничего! Рассказывай!
Лизка для верности еще раз дернула рычажок и только убедившись, что створки сомкнуты плотно, достала экран из-под груды листов.
— Помнишь, в нашей группе Слава учился? Очень компьютерами интересовался, все, что можно, в Хранилище об этом перечитал… Ты же знаешь, что у нас не ко всему Хранилищу доступ есть. И что родители говорят — нам не все показывают. А Слава способ нашел, как через экран все запреты обойти. Правда, у него дата Появления была назначена, поэтому мы только ячейки буквы «А» успели открыть и несколько раз на своих родителей в непредусмотренное время посмотреть. Женька тоже один раз с нами была. Она услышала, как мама по телефону с подругой говорила и очень часто одно слово повторяла…
Я не выдержала:
— То есть вы с Женькой и Славой без меня собирались? И ты мне даже ничего не рассказала? Какая же ты подруга после этого?
Но тут Лиза откопала свой экранчик из-под груды листов, полистала там что-то и протянула его мне. Наверху мигала надпись: «Доступ к информации разрешен», а внизу, под надписью…
Я не отрываясь смотрела на картинки, возникающие на экране, пока Лиза не отобрала его у меня.
— Ну все, хватит. — Она сердито тряхнула головой. — Я вообще не хотела, чтобы ты это видела.
И мне вдруг стало ужасно стыдно за то, какой важный вид я напустила на себя. И за то, что пять минут назад злилась, что Лиза Женьку, а не меня посвятила в свою тайну. А еще мне очень захотелось домой, в свою капсулу, включить экранчик и увидеть не беспомощный Женькин взгляд, не кошмарные картинки из Хранилища, а лица моих родителей, которые никогда никому ничего такого не сделают.
— Никогда никому ничего! — строго напомнила мне Лиза, и я только кивнула, выходя из капсулы.
Я издалека увидела, что в Саду Появившихся на месте Женькиной капсулы пусто. Только одинокая фигура Смотрителя маячила неподалеку. Он ходил туда-сюда по дорожке и, наверное, думал о том же, о чем и я: Женька в этот Сад больше никогда не вернется.
Глава 6
Ночью думала обо всем вчерашнем. И к утру приняла решение больше не думать. Потому что если допустить хоть на минуточку, что мои родители тоже… то вообще ни в чем нет никакого смысла.
Но одна мысль все-таки в голову пробралась и думалась там всю дорогу до Управления: а как же со всеми этими теперь разговаривать? Ведь они же, получается, знают, раз от нас в Хранилище все это спрятали? Знают и все равно нас отправляют без предупреждения.
Или я опять что-то важное на лекциях пропустила? Теперь мне уже не казалось, что выбрать дату — такое простое дело. Хотелось найти нужные лекции и почитать, что нам там говорили. Может, мне и не стоит прямо сегодня решать. Но ноги сами вели меня в Управление. Было страшно, но сидеть одной в капсуле казалось еще страшнее.
Перед Кабинетом по выбору дат с утра очереди почти не было. Только какой-то незнакомый мальчик равнодушно водил по своему экрану пальцем. Мне не хотелось ни с кем разговаривать и я уселась на другую скамейку. Щелкнула по экрану. Родители с вечера были какие-то странные — тихие и молчаливые. Только не такие молчаливые, как все последние дни, а чем-то взволнованные. Не знаю, что там у них произошло, пока меня не было, но сегодня утром папа первым делом поцеловал маму, когда вышел на кухню. Давно я такого не видела! Смотрела бы и смотрела, как они мирно завтракают и как улыбаются друг другу, случайно столкнувшись в дверях. Сейчас они мне даже напоминали самих себя в первые дни моего знакомства с ними — мама тогда жутко натерла ногу новыми туфлями, и папа целых четыре этажа тащил ее по лестнице. И они потом весь вечер смеялись, обсуждая это событие, пили свой любимый имбирный чай (мне уже очень хочется попробовать, какой же он на вкус), а я как будто сидела вместе с ними на кухне, пока на экранчике не появилась эта дурацкая надпись: «Сеанс завершен». Ненавижу этот момент — как будто родителей у тебя взяли и забрали просто так.
Вот и сейчас экран замигал и появилась надпись: «Запрос информации отклонен». Надпись была какая-то новая, но с этим можно и потом разобраться. Главное я уже увидела.
Лиза бы сказала, что все это подозрительно, но я думаю, что это в любом случае добрый знак — значит, самое время назначать новую дату. И хотя сегодня я опять не понимала, почему бы не назначить свое Появление на самое ближайшее время, после предыдущей неудачи и вчерашних событий мне было как-то не по себе.
Дверь открылась, и из нее выскочила рыжая веснушчатая девчонка:
— Сегодня! — радостно закричала она и поскакала по лестнице, перепрыгивая через ступени, так, что рыжие косички подлетали вверх.
Мальчик, сидевший напротив двери, кивнул ей и продолжил лениво перелистывать что-то на своем экране. Я не выдержала:
— Там нет никого. Ты идешь?
Он посмотрел на открытую дверь, потом на меня и пожал плечами:
— Хочешь, иди. Мне все равно.
Я не очень хотела, но глупо было сидеть, раз уж пришла.
Добрый дедушка и в этот раз принял меня очень приветливо. Он приложил считывающее устройство к моему экрану и улыбнулся:
— Ну что, второго Лермонтова не получилось? — и добавил уже грустно. — Может, оно и к лучшему.
Потом полистал что-то и нахмурился:
— Так, юная леди, а Вы ко мне по какому вопросу?
Я растерялась:
— Новую дату выбирать.
Он еще раз посмотрел на свой экран.
— Не вижу активной заявки. Прежде чем выбрать дату, нужно выбрать родителей.
— Как это не видите? Я же уже выбрала родителей, просто первая дата оказалась неправильной!
Дедушка повернул ко мне экранчик, на котором горели надписи: «Поданных заявок — 0», «Одобренных заявок — 0», «Реализованных заявок — 0». Потом что-то сообразил и взглянул на меня внимательно:
— А дата-то еще позавчера не сработала! Вчера заявку ходила продлевать?
Я окончательно растерялась:
— Как это — продлевать? Я об этом не знаю ничего.
Он улыбнулся:
— Ворон на лекции по алгоритму подачи заявки считала?
Я уже совсем ничего не понимала:
— Каких ворон? Они у нас не водятся!
Дедушка рассмеялся:
— А раз не водятся, то и считать не надо. Если дата Появления не была реализована, нужно в течение суток подтвердить заявку, а иначе она аннулируется.
Я почувствовала, как в носу у меня подозрительно защипало:
— Значит, моих родителей у меня больше не будет?
Он потрепал меня по голове, совсем как Смотритель вчера:
— Отставить панику! Беги в Управление к Старшей по выбору и попроси возобновить заявку.
Я побежала было к двери, но в последнее время сделала столько ошибок из-за своей торопливости (как говорит Лизка: «Поспешишь — людей насмешишь». И почему она вечно права?!), что остановилась:
— Дедушка Старший по датам! А мне точно-преточно разрешат моих родителей выбрать?
— Точно-преточно! — засмеялся он. — Возобновляй заявку и прибегай. Будем тебе другого поэта выбирать, посчастливей.
Глава 7
А вот в Отделе Выбора народу как назло было много. Как будто всем приспичило именно сегодня родителей выбирать.
Я принялась ходить туда-сюда по небольшой лесенке, ведущей в коридор. Ступенек было всего пять, и на каждой я ругала себя каким-нибудь обидным словом. Как можно быть такой недотепой, кулемой, курицей, растяпой, дурочкой? Выходит, Лизка была сто раз права. Если бы я хоть одну лекцию послушала внимательно… Конечно, Дедушка сказал мне, что все будет хорошо, но за последние два дня уже столько всего произошло… Мало ли, какую важную информацию я еще прошляпила.
Я остановилась в пролете у окошка и достала экранчик, чтобы посмотреть на родителей и немножко успокоиться.
«Запрос информации отклонен».
Дурочка!
Растяпа!
Курица!
Кулема!
Недотепа!
Конечно, отклонен! Раз нет заявки, то и родителей мне никто не покажет. Я почувствовала себя совсем несчастной, и слезы, которые начали подступать к глазам в Кабинете по датам, сейчас настойчиво просились наружу. Ну уж нет. Нечего себя жалеть. Я решительно вытерла глаза и направилась к кабинету. Передо мной оставалось человек пять. И пока они ужасно долго выбирали родителей… Но тут я заставила себя остановиться. Не «ужасно долго», а правильно. Обдуманно. И, как любит говорить Лизка, с чувством, с толком, с расстановкой. А я, кажется, только сейчас поняла, что это значит.
Наконец передо мной не осталось ни одного человека. Лампочка над входом моргнула зеленым, и я вошла. В этот раз строгой женщине не пришлось делать мне замечаний. Я села на стул и произнесла медленно и отчетливо, стараясь как можно точнее донести просьбу, отрепетированную перед дверью:
— Добрый день! Я подала заявку на родителей и выбрала дату Появления. В назначенный день Появления не произошло. К сожалению, я не продлила заявку в течение суток. Прошу возобновить эту же заявку для установления новой даты.
Старшая посмотрела на меня с одобрением и немного удивленно (мне показалось, что она запомнила мое прошлое «выступление», а может, я слишком много о себе думаю).
Второй раз за день пискнуло устройство, считывающее персональную информацию с моего экрана. Раньше я вообще не обращала внимания на этот звук, а теперь он вызывал у меня смутную тревогу. И тревога эта все росла по мере того, как менялся взгляд Старшей. Она удивленно вскинула брови, затем нахмурилась, еще раз приложила прибор к экрану и наконец покачала головой, глядя на свой экран.
— Первый раз такое вижу. Ваша заявка была аннулирована сегодня утром. И в течение часа поступила новая заявка на этих же родителей. И, — она запнулась, — насколько я вижу, даже дата Появления уже назначена на ближайшие сутки.
В любой другой день я бы, наверное, вскочила, начала кричать, размахивать руками, что-то требовать и доказывать, но сегодня все вокруг было совсем по-другому. И внутри меня происходило что-то новое. Что именно — я не могла разобрать хорошенько, но понимала, что воплями здесь не поможешь. Поэтому просто сидела на стуле и смотрела на Старшую. Но, наверное, что-то с моим лицом было не в порядке, потому что она вдруг встревожилась:
— С Вами все хорошо?
Я наконец обрела дар речи и спросила совсем чужим голосом:
— Значит, этих родителей у меня уже не будет?
Старшая продолжала смотреть обеспокоенно:
— Не волнуйтесь, пожалуйста. Сейчас посмотрим, что мы можем для Вас сделать. В некоторых случаях возможна подача заявки на совместное Появление и Рождение.
Она полистала свой экран. И пока она проверяла маму и папу, я почему-то думала не о том, что за штука такая — совместное Появление (хотя, кажется, что-то такое мне приходилось слышать на лекциях), а о том, какая же, оказывается, красивая наша Старшая по выбору. Раньше я и не обращала внимания, что у нее такие яркие синие глаза. А еще мне казалось, что она очень взрослая тетенька. А сейчас я увидела, что лицо у нее совсем юное.
Пока я разглядывала Старшую, она сосредоточенно читала со своего экранчика, шевеля губами. Потом подняла глаза и я сразу поняла, что ничего у меня с этим совместным Появлением не выйдет.
— К сожалению, по данным родителям заявка на совместное Появление и Рождение невозможна.
— Спасибо, — я зачем-то встала, хотя понятия не имела, что делать дальше.
Старшая вскочила со своего места и силой усадила меня обратно.
— Подождите! Давайте с Вами подумаем, — она разволновалась и от этого стала совсем похожа на девчонку. — Может, Вы хотите сейчас посмотреть еще какие-то варианты? Конечно, я не должна этого говорить. Вы должны сами почувствовать своих родителей, но…, — она понизила голос, — у нас очень много… срочных вариантов. Тех, кто уже давно и очень сильно ждет Появления своего ребенка.
Тут я наконец снова обрела способность соображать, что происходит, и сказала очень твердо и ясно:
— Нет.
Мы обе помолчали еще немного. Стало так тихо, что я даже услышала, как переговариваются ребята в коридоре. Я посидела еще и спросила:
— Как мне заново выбрать этих родителей?
Старшая зачем-то поправила гладкие волосы, собранные в такой же узел, как и у женщины, стучавшей молоточком по Женькиной капсуле, и заговорила быстро и по-прежнему приглушенно:
— Âèäèòå ëè… Âû ìîæåòå õîòü ñåé÷àñ ïîäàòü çàÿâêó. Íî ðåêîìåíäóåìûé äåíü äàòû Ïîÿâëåíèÿ — íå ðàíüøå, ÷åì ÷åðåç ãîä-ïîëòîðà… È…, — îíà çàãîâîðèëà ñîâñåì òèõî, — ÿ áû íà âàøåì ìåñòå îáðàòèëà âíèìàíèå íà äàííûå ëè÷íîãî àðõèâà ýòèõ ðîäèòåëåé. Ìîæåò, Âû âñå æå ïîñìîòðèòå äðóãèå âàðèàíòû? Âñå-òàêè âòîðàÿ ïîïûòêà…
У меня в голове все перепуталось — таинственный кто-то, опередивший меня с заявкой, совместное Появление, личные архивы, вторая попытка… Я встала, взяла свой почти бесполезный теперь экранчик и папку с листочками, которую Старшая успела незаметно придвинуть ко мне, и медленно пошла к двери. У самого входа я обернулась:
— Большое спасибо. Я подумаю обо всем.
Глава 8
Я пришла в ячейку, легла на кровать и приготовилась умирать. Как это делается, я точно не знала. Герои книг, которые мы с Лизой успели прочитать, обычно умирали сами по себе, когда им было совсем плохо. Ну, или в крайнем случае им кто-нибудь помогал. Как-то раз я очень озаботилась вопросами смерти и бессмертия, впечатлившись историей Кащея, но вездесущая учительница по антропологическому представлению закатила глаза и сказала, что я бы сначала Родилась, а потом уже волновалась, как это — умереть.
Вспомнив занудную тетеньку, я вдруг сообразила, что и умереть-то у меня, еще не Родившейся, получится вряд ли. И тут я первый раз по-настоящему рассердилась на тех, кто нас сюда закинул — все не рассказывают, кучу дурацких правил установили, родителей отбирают какие-то непонятные девочки, даже умереть толком не дают, когда совсем-совсем не знаешь, что делать дальше… Я свернулась клубочком и крепко закрыла глаза. Как в первый день в вводном инструктаже объяснила Старшая по распорядку, сон нам был не нужен, но по желанию мы могли ложиться спать ночью, чтобы жить в одном ритме с выбранными родителями. Тем более ночью опция «Родители» чаще всего была недоступна, а выходить за пределы капсулы (особенно гулять рядом с садом Появившихся) не разрешалось. Конечно, оставалось еще Хранилище. Лизка именно так и поступала — ночи напролет копалась в ячейках, выискивала нужную информацию или читала книги из хранилищной библиотеки. А мне с первого дня здесь так хотелось поскорей попасть к родителям, что я чаще всего укладывалась спать, как только за стенами капсулы начинало темнеть. Так время проходило быстрей. А сейчас совсем не спалось. Да и время подгонять больше было незачем.
И тут какая-то мысль стала очень настойчиво крутиться у меня в голове. Я уже так устала думать за последние два дня, что хотела от нее отмахнуться — мало ли чего еще я надумаю. Поэтому крепко зажмурила глаза и стала считать до ста. Но на «тридцать один» меня вдруг осенило: когда я только что злилась на всех на свете, то подумала о девочке, которая самым бессовестным образом забрала моих родителей. Но ведь Старшая ничего мне о ней не говорила, а я прямо представляла себе, как мама заплетает ей рыжие косички!
Рыжие косички… и веснушки, и вздернутый нос… Ну, конечно! Та самая девчонка, которая была передо мной в Кабинете по датам и поскакала потом по ступенькам, бормоча себе под нос что-то насчет «сегодня», пока я мялась перед дверью.
Я тоже подпрыгнула и свалилась с кровати. Выходит, она опередила меня всего на один шаг! И если бы я сразу сообразила, кто занял мое место, а не лежала здесь и не предавалась трагическим мыслям, то уже бы давно нашла эту девчонку и оттаскала ее за крысиные рыжие косички! Драться, разумеется, нехорошо, и мы «в любой ситуации обязаны вести себя сдержанно и воспитанно» (нет, я, оказывается, все-таки слушала нашу занудную антропологичку, в последние дни только и лезут в голову ее нравоучения), но красть из-под носа чужих родителей тоже не очень-то воспитанно!
А за дверью капсулы уже начало темнеть. Я еще никогда так быстро не бегала (ну, разве что в тот раз, когда стащила у своей противной соседки экран, чтобы перестала хвастаться тем, в каком большом доме живут ее родители). Но добежав до Управления, я увидела, что свет нигде не горит, да и что-то мне подсказывало, что никто не расскажет, как найти эту рыжую вредину. Одна надежда на то, что ей захочется разочек прогуляться перед Появлением. Но ни в Саду, ни около учебных залов почти никого не было. Только грустный мальчик, который утром был в Управлении, сидел на скамейке и чертил что-то палочкой на земле. Я потрясла его за плечо:
— Эй! Привет! Ты не знаешь, где живет рыжая девочка с косичками? Она сегодня была в Управлении по датам!
Он посмотрел так, как будто и меня видел в первый раз. Я не сдавалась:
— Помнишь, ты утром не хотел идти выбирать дату, а она была перед тобой. А потом пришла я и пошла вместо тебя…
Наверное, я не очень понятно объясняла, потому что он снова посмотрел на меня с недоумением и равнодушно пожал плечами. «С тобой каши не сваришь», — решила я мамиными словами (почему-то она так говорила, когда просила папу совсем не о каше, а о каком-нибудь гвозде на кухне или новой ручке для дверцы шкафа).
Я носилась между капсулами, жалея, что в них нет окошек, как в квартире моих родителей (Моих! Моих! Моих! Я выбрала их первой и не собиралась так просто уступать! Я найду эту девчонку и заставлю вернуть их мне!). К десятому ряду я окончательно выдохлась и села на землю. Стало совсем темно, скоро Смотрители начнут свой вечерний обход, и мне придется идти в свою капсулу.
И тут сзади кто-то окликнул меня:
— Ты, наверное, ищешь Риту?
Этот странный мальчик подошел ко мне совсем тихо и теперь стоял сзади.
— Ритина капсула вот там, — он указал на ряд, по которому я пробежала уже раз двадцать.
— Спасибо, — крикнула я уже на полпути к нужной капсуле, когда он добавил:
— Только Риты там нет. Она Появилась, где-то час назад.
Глава 9
Лизка приходила уже раз пять. Но я и не подумала нажимать на дверной рычажок. И даже с кровати не стала вставать. Не хочу никого видеть и уж тем более слышать. Сейчас снова начнутся упреки, нравоучения. Надоело слушать одно и то же. Тем более мне ничем не поможет это ее: «А я говорила…».
Прошло уже два дня с того вечера, как у моих родителей Появилась совсем не я, а какая-то случайная девочка, которая просто бегала и соображала быстрее. Вот ей и повезло. Первым делом я хотела пойти в сад Появившихся и… Но потом вспомнила Женьку и поняла, что ничего я с капсулой этой выскочки делать не буду. И пытаться кого-то вернуть обратно — это значит быть той самой сволочью, на которую ругался Смотритель.
Делать было абсолютно нечего, поэтому я два дня просто лежала и смотрела в потолок. Он был совершенно гладким, без единой царапинки, без всяких рисунков. От того, что я так долго смотрела, начало казаться, что он очень близко. И мне стало настолько противно от этого скучного потолка, что я поскорей отвернулась и уткнулась лицом в кровать. А покрывало на кровати было какое-то ужасно шершавое и неприятное. Тогда я собралась зареветь, но меня всегда жутко раздражали плачущие по любому поводу ребята. Вот моя соседка постоянно хныкала и капризничала каждый раз, когда экран гас и больше нельзя было смотреть на родителей. Или еще лучше — разревелась перед днем Появления, потому что, видите ли, чего-то испугалась.
— Ну и дура ты, Настя! — честно сказала я ей. А она давай реветь еще больше. Как маленькая, честное слово.
Но даже эта рева Настя сейчас болтается себе в капсуле и мирно посапывает, ожидая Рождения. А я?
Но плакать все равно не буду, не дождетесь (не знаю, кого я пугала, но так почему-то было легче). Опять вспомнила Лизку. Она мне всегда говорит: «Восьмерка, рассуждай логически». Я отклеилась от одеяла, потерла щеку и стала рассуждать логически.
Во-первых, эта девчонка уже Появилась у родителей. Это факт. Значит, мне нужно ждать… Что там говорила Старшая? «Рекомендуемое время Появления — через год». Но это ведь только рекомендуемое время? Можно же, наверное, попроситься пораньше.
На этом логические рассуждения у меня закончились, и я стала снова мечтать, как мама принесет меня из роддома, а папа и бабушка будут встречать на пороге с цветами и шариками (нам как-то показывали такие красивые картинки). А потом папа отвезет нас с мамой домой и мы чудесно заживем втроем. Может быть, еще собаку заведем, я читала в Хранилище про домашних животных и уже заранее готовилась убеждать родителей, что лохматая собака с длинными ушами нам просто необходима. Хотя мама однажды принесла домой кролика, а папа сказал, что это глупые животные, от которых только запах по всей квартире. Мама унесла кролика к подруге и не разговаривала с папой три дня. Вообще они частенько дулись друг на друга. Ну, ничего, когда у них буду я, все станет совсем по-другому. И насчет собаки мы вдвоем с мамой уж как-нибудь папу убедим. Что же это за семья — без собаки. Я уже так и представляла себе, как мы идем втроем по парку, где родители иногда кормили уток в небольшом озере, а я веду на поводке лохматого пса с добрыми глазами. Я уже и имя ему придумала — Рич…
Это была моя самая любимая мечта. Я могла ее целыми днями мечтать, но в этот раз что-то не складывалось. И тут я поняла. Эта рыжая не просто меня опередила. Она в самом деле Появилась у моих родителей. И даже если я опять подам заявление и выберу хорошую дату, мы уже никогда не будем гулять втроем по парку, потому что она всегда будет с нами. Она будет их первой дочкой. Это ее папа будет встречать на пороге. Это ей купят собаку. А я, может, уже и не буду им нужна, если даже Появлюсь вовремя…
В этот раз я залезла под одеяло с головой. Нам, конечно, рассказывали про братьев и сестер. И в нашей группе даже был один такой случай — к Маше просто прилипла какая-то девчонка, которая появилась в нашем Управлении, когда мы уже заканчивали учиться. Ходила за ней по пятам, все приставала с расспросами, даже имя себе созвучное выбрала — Даша. Машка поначалу сердилась, а потом как-то так привыкла к этой малявке, что согласилась, чтобы та подала заявку на ее родителей. Теперь уже Маша давно Появилась, а Даша все считала дни, когда ей можно будет назначить дату и отправиться вслед за сестрой.
Но ведь они в самом деле дружили и хотели жить в одной семье, а я на эту девчонку не подписывалась! Это ж мне придется всю жизнь с ней жить, а она еще и напоминать будет все время, что обогнала меня и раньше Родилась. Я так разозлилась, что мне опять захотелось найти тетеньку с чемоданом, стащить оттуда молоточек — и все равно, что там с это Ритой будет. Рита. Даже имя у нее дурацкое, скрипучее какое-то. А у меня — вообще никакого…
В дверь капсулы настойчиво постучали: три длинных, пауза, два коротких. Снова Лизка пришла. Вечно сидеть в капсуле я не могла. Я вылезла из-под одеяла и со вздохом открыла дверь.
Лиза сегодня была какая-то не такая. Может, я ее просто давно не видела, но глаза у нее блестели, и вообще она была очень хорошенькая.
— Привет, — сказала я, — мне сегодня не очень хочется разговаривать. У меня тут кое-что случилось.
— Я знаю, — Лиза как всегда деловито вошла в капсулу и уселась на стул. — Мне все Сережа рассказал.
— Какой еще Сережа? Не знаю я никакого Сережу, — меня все злило.
— Он тебе про Риту рассказал, — продолжала Лиза, — показывал капсулу, где она раньше жила.
— Понятно, — буркнула я, пиная ножку кровати. — Странно, что он так разболтался, я то думала, этот Сережа вообще говорить не умеет.
— Зря ты так, — нахмурилась Лиза. — У него вообще-то сложная ситуация…
«Ситуация у него, — мрачно подумала я. — Что, Появление пришлось на неделю отложить? Или дом родителей не нравится?» На самом деле, сидя перед кабинетом Старшего по датам, я обратила внимание, что Сережа как-то по-особому грустит. Мне даже показалось, что он плакал перед этим. И в другое время я бы обязательно спросила, что случилось. Но сейчас все проблемы, кроме собственной, казались глупыми.
— Ну ладно, сейчас не об этом, — продолжала Лиза. — Сейчас меня интересует другое: что ты собираешься делать?
— А что ты хочешь, чтобы я сделала? Перенеслась во времени и опередила эту отвратительную девчонку?!
Лиза посмотрела на меня с нескрываемым раздражением:
— Во-первых, Рита не отвратительная девчонка. Во-вторых, так и знала, что ты начнешь орать вместо того, чтобы делом заняться.
Меня всегда бесило, что Лизка строит из себя взрослую, но тут она уже просто перешла все границы. Даже если она понимает больше других, вся такая умная (и родителей, конечно, выбрала таких же — мама на скрипке играет, а папа — какой-то известный ученый, только и слышно с Лизкиного экрана — «симпозиум», «консерватория», «конференция». Ну и что, что моя мама детей в школе учит, а папа в компьютерах копается! Это же не значит, что Лизка может нос задирать).
Я помолчала немножко и сказала совсем спокойно:
— Во-первых, Лиза, это не твое дело. А во-вторых, так и знала, что ты придешь сюда умничать. Никакого толку от тебя. А еще подруга называется.
Мы с Лизкой никогда не ссорились, и, кажется, обе немного испугались. Она вскочила со стула и крикнула:
— А ты сама хорошая подруга? Ты вообще давно спрашивала, как у меня дела? Или тебе интересно только что у тебя самой происходит?
И вдруг Лизка заплакала. Я ни разу не видела, чтобы она плакала, а тут она стала шмыгать носом. Мне ужасно захотелось помириться прямо сейчас, но она быстро вытерла слезы и пошла к двери. Значит, она уйдет и бросит меня одну? Я опять разозлилась и крикнула ей вслед:
— Ну и иди! Никто тебя тут не держит! А за меня можешь не беспокоиться. Я вот возьму и разобью капсулу этой Ритки. И буду опять одна у своих мамы с папой.
Лиза резко остановилась прямо перед дверью, потом медленно повернулась ко мне. У нее было такое лицо, что мне стало невыносимо смотреть ей в глаза, и я уставилась в пол.
— Знаешь, Восьмерка, — сказала Лиза очень тихо, почти шепотом. — Это ведь настоящее убийство. Ты, оказывается, совсем не такая, как я думала.
И дверь за Лизой так же тихо закрылась.
Глава 10
Не знаю, сколько прошло дней. Я перестала их считать. Незачем было. Раньше я всегда отсчитывала дни до выходных мамы с папой, потому что по субботам и воскресеньям они много времени проводили вместе, и экранчик позволял подольше на них посмотреть. Мне особенно нравилось выходить с ними на прогулку, бродить по дорожкам. А однажды они даже оказались в парке аттракционов. Мама так хохотала, вращаясь на какой-то сумасшедшей ракете. Честное слово, она стала совсем похожа на девчонку. И папе это очень понравилось.
Из капсулы я старалась не выходить, с Лизкой с того самого дня больше не виделась, да и ни с кем из ребят разговаривать не хотелось. За все это время ко мне пришли только один раз. И вот после этого визита все стало совсем плохо.
Когда в дверь постучали, я подскочила с кровати, втайне надеясь, что это Лиза, но за дверью стояла… Старшая по выбору. Я никогда не видела, чтобы Старшие приходили в капсулы, поэтому здорово перепугалась. А вдруг кто-нибудь узнал, что я говорила про Риткину капсулу и теперь меня вообще выгонят отсюда или сразу отправят на Распределение. Но Старшая не выглядела сердитой, правда, она немножко нервничала и несколько раз оглянулась, прежде чем зайти.
— Давно я не бывала в капсулах, — сказала она, оглядываясь по сторонам и явно не зная, с чего начать. — Ну, как ты тут живешь?
— Нормально, — пробормотала я, все еще ожидая, что сейчас меня накажут как-нибудь очень страшно.
Она еще больше понизила голос (хотя у капсулы такие стены, что нас бы все равно никто не услышал) и заговорила торопливо:
— Видишь ли, в чем дело… Я хотела узнать, посмотрела ли ты личное дело родителей, к которым хотела попасть?
С этим личным делом у меня вышло как-то странно. Раньше мне было ужасно интересно узнавать все, что связано с мамой и папой. И я даже удивлялась, как это я пропустила, что можно все-все про них почитать в специальной папочке. Но после всего, что случилось за последнее время, всякие открытия меня уже не очень радовали. Пока я сидела в капсуле, хотя бы ничего нового не случалось, было только старое плохое, с которым я еще не разобралась, но понемножку начала к нему привыкать.
А папка эта меня пугала. Обычная белая папка с желтой какой-то наклеечкой. Я даже ночью просыпалась и видела, как этот ярлычок мерцает в темноте. Запихнула папку под подушку. Так она все время острым углом впивалась мне в затылок. В конце концов я засунула ее под стол, как можно дальше… И теперь испугалась, что Старшая прямо сейчас попросит меня ее вернуть. Придется при ней лезть под стол, а главное, я так и не узнаю, что там написано.
Я постаралась думать быстрее: если сейчас скажу Старшей, что еще ничего не читала, она решит, что папка мне и не нужна совсем, и заберет ее. А если совру, что прочитала, тем более заберет.
Но я все-таки на всякий случай соврала. А то вдруг она решит, что и родители мне не нужны, раз я про них до сих пор не читала.
— Посмотрела, — сказала я, сама удивляясь, что могу так спокойно говорить неправду.
Она взглянула на меня с тревогой:
— И что Вы решили?
— Я еще ничего не решила. Мне еще нужно подумать.
Старшая встала и зашагала по комнате.
— Я, конечно, не имею никакого права вмешиваться… Но у Вас такой необычный случай…
Она резко остановилась и не глядя на меня продолжила:
— Вы ведь видели архив данных. Почти никаких шансов. Неужели Вас это не заставило передумать?
«Почти никаких шансов…» Что это значит? Я совсем ничего не хотела понимать. Недавно все было так легко. Я себя чувствовала маленькой и счастливой, а теперь вдруг стало сложно. И как-то очень тоскливо.
Я молчала, а Старшая вытащила из-под халата еще одну папочку и положила на стол:
— Просто почитайте. Вдруг Вы передумаете. Я просто хочу Вам помочь.
Дверь захлопнулась, а я уже во второй раз за последнее время осталась в полной растерянности перед этими закрытыми створками.
Глава 11
Решила начать с новой папки. Посидела на полу, крепко зажмурилась и взялась за обложку. А когда открыла глаза, увидела очень красивых улыбающихся людей. У женщины были длинные светлые волосы (никогда не видела таких — даже на фотографии они переливались задорными, живыми огоньками, как у какой-нибудь красавицы из книжки, только она была лучше любых красавиц, потому что настоящая). А у темноволосого мужчины глаза синели так ярко, что мне опять захотелось зажмуриться.
А еще им нужен был ребенок. Не знаю, как я это поняла. У меня иногда бывает такое — только посмотришь на кого-нибудь и сразу все про него понимаешь. Например, я сразу узнала, что наш Смотритель добрый и грустный, а Лизка любит задаваться, но вообще-то справедливая, потому я и стала с ней дружить.
А у вот этих двоих все было хорошо, но все-таки отчего-то ужасно пусто. Архив про них был совсем коротенький, но мне он тоже понравился. Сказочную девушку звали Аленой, и они с Вадимом оба были ветеринарами (трудное слово, в самом начале обучения я как-то назвала Айболита ветераном и в первый раз увидела, как наша антропологичка улыбается). Напротив граф «Первый ребенок», «Второй ребенок», «Совместное Появление» стояла пометка «Высокая вероятность». Значит, у этих родителей мы с Ритой могли бы Появиться вместе. А еще собаку бы мне точно разрешили…
Я еще немного посмотрела фотографии из архива и отложила папку в сторону.
Теперь передо мной оставалась только одна папка с желтыми закладками, кончики которых выглядывали изнутри.
Но вместо того чтобы ее открыть, я стала размышлять.
Когда я только начала учиться в Управлении, все мне казалось очень простым. Ведь это правда здорово — сначала тебя всему научат, потом выбираешь родителей, которые только тебя и ждут, и отправляешься в свою чудесную жизнь, где тоже сплошные радости. В книжках у героев, конечно, случались неприятности, но ведь то в книжках.
Почему же у меня все так сложно? И не только у меня. За последние дни появилось больше вопросов, чем ответов. Что случается с детьми-распределенцами, например? Раньше я о них не думала совсем. Просто боялась, что стану одной из них, поэтому старалась даже не разговаривать с такими ребятами. Тех, кто попадал по Распределению, жили отдельно, но иногда мы издалека видели, как они гуляют в своем Саду. Они были обычные ребята, которые еще вчера жили в соседних капсулах. Но почему-то мне не хотелось с ними даже разговаривать, такие они были кислые и вялые.
Конечно, не все Распределенцы бессмысленно бродили часами по саду. Некоторые бегали себе и бегали, очень даже веселые. Я никогда не думала всерьез, что это значит, когда тебя Распределяют. Потому что для меня это значило одно — я не попаду к своим родителям. И ничего не было страшнее. А как выяснилось, есть кое-что и похуже.
Я опять вспомнила про Женьку. Как бы все-таки разузнать, что с ней. Вдруг можно как-то ей помочь?
Но папка все лежала передо мной, и нужно было наконец с ней разобраться.
Я сразу же увидела, что написано про маму с папой еще меньше, чем про Алену и Вадима. Да и все это я уже знала. Я все позволенное время следила за тем, что они делают, поэтому уже наизусть выучила их привычки, профессии. Всех маминых учеников знала по именам и даже сердилась на некую Лиду, которая была маминой любимицей. Мама однажды сказала кое-что, что мне совсем не понравилось: «Нам бы такую дочь». Как вам это? Послушать маму, так эта Лидочка только и делает, что читает книжки. Нет уж, читать, конечно, интересно, но мне больше по душе Витя, который хоть и нервирует маму (на мой вопрос, что такое «нервировать», Лиза, занятая очередным конспектом, ответила, что я именно это сейчас и делаю), но зато совсем не такой зануда.
Я еще раз перечитала написанное в архиве и перевернула страничку. На ней была только таблица все с теми же графами «Первый ребенок», «Второй ребенок», «Совместное Появление». Про Совместное Появление я уже все знала, а вот напротив графы «Второй ребенок» стояла красная пометка: «Крайне низкая вероятность». Я еще раз перечитала три этих слова, пытаясь разобраться в их смысле, а потом подняла глаза и увидела пометку около «Первого ребенка»: «Низкая вероятность».
Что это могло значить?! Ритка ведь уже Появилась у родителей, обманула эту низкую вероятность. Тогда и я, наверное, смогу справиться с крайне низкой…
Но вот еще что. То, что Рита смогла Появиться, еще не значило, что она останется. Раз вероятность маленькая, родители могут и отказаться от нее. И если еще несколько дней назад я сама хотела разбить капсулу Риты, то сейчас ужасно испугалась, что ее и вправду вернут. На секунду даже увидела, как взметнулись за стеклом рыжие косички, а на меня беспомощно смотрят Риткины глаза…
Через несколько минут я уже была в Саду Появившихся. Неподалеку, между капсулами, мелькала фигура Смотрителя. Но мне было все равно, никакая сила не смогла бы меня сейчас удержать. Я должна была убедиться, что с Ритой все хорошо!
Я не очень хорошо успела рассмотреть Риту, когда мы столкнулись в коридоре, но сейчас она мне показалась даже хорошенькой. Веснушек как будто стало меньше, а волосы сквозь стекло золотились на солнце. Я присела около капсулы и приложила к стеклу ладони. Ритка уже была где-то там, у мамы. И в эту секунду я поняла, что ни за что на свете не сделаю ей ничего плохого, потому что от этого будет плохо и маме. А еще потому, что Рита вдруг показалась мне совсем не чужой, не противной, а кем-то важным и близким.
Я прижалась к капсуле, обняла ее и зашептала:
— Рита, я буду тебя охранять, чтобы все было хорошо. А ты передай, пожалуйста, маме с папой, что я тоже очень жду…
За спиной кто-то несколько раз кашлянул и негромко произнес:
— Ну, здравствуй, Восьмерка.
Глава 12
Первым делом Смотритель протянул мне платок и старательно смотрел в сторону, пока я вытирала слезы (многое гораздо проще понимать, когда с чем-то похожим сталкиваешься. Вот когда нам объясняли про такт и деликатность, ничего не было ясно, а теперь сразу все стало понятно). У меня к нему было сто вопросов, но я старалась не торопиться. Вообще еще неизвестно — может, он сейчас выгонит меня или отведет к кому-то из Старших. Тем более за последнее время я сделала много всякого, что не очень-то понравилось бы в Управлении.
Я вернула основательно промокший платок (не умею слово держать: обещала же не плакать!) и решила начать с простого:
— А откуда Вы знаете, что меня Восьмеркой зовут?
Смотритель присел на камень рядом с капсулой Риты и улыбнулся доброй улыбкой:
— А я все про тебя, Восьмерка, знаю. Видишь, как славно, что ты все-таки решила навестить Риту без молотка.
Я искоса еще раз взглянула на него. Было непохоже, что он собирается куда-то меня тащить, но все-таки следовало быть осторожней — откуда он знает про Риту и молоток?
— Да ты не волнуйся, — Смотритель наклонился и протер рукавом капсулу — там, где я прижималась щекой к стеклу, остались мокрые следы. — С капсулой бы у тебя все равно ничего не вышло, здесь стекло особое, так что зря твоя подруга волновалась. А что от мыслей этих отказалась, молодец.
У меня в голове даже что-то щелкнуло, как рычажок на двери, если хлопнуть створками слишком сильно. Лизка! Лизка донесла на меня!
— А Елизавету не осуждай, — продолжал Смотритель, скручивая несколько травинок в затейливо переплетенную косу. — Она тебя уберечь хотела, беспокоилась, как бы ты дров не наломала с горя.
Я села рядом со Смотрителем и закрылась руками. А он продолжал все так же спокойно:
— Зря ты злишься. Лиза только добра тебе хочет. Что ты так тревожишься? Будет у тебя старшая сестричка, будете дружить, в мире жить.
— Я уже ничего не понимаю, — я еще ниже опустила голову и уткнулась в колени. — Почему все так сложно, дядь Смотритель? Почему нельзя просто выбрать родителей и Появиться? Почему у других ребят все так просто?
Он вздохнул.
— У каждого своя история. Просто, да непросто, Восьмерочка. Всем много всякого придется повидать. А душа твоя беспокойная, пытливая. Трудно тебе будет. Зато всегда будешь что-то главное искать, не останавливаться. А так жить сложней, но и легче, девочка.
Он погладил меня по голове. Большая капля снова скатилась с моей щеки и ударилась прямо о землю, собрав в одном месте островок пыли.
Глава 13
Мне еще никогда ни с кем не приходилось мириться. Поискала в Хранилище, даже конспекты по этике общения посмотрела. Выходило, что нужно попросить у Лизки прощения. Но как это сделать, чтобы она точно меня простила? В Хранилище попадались какие-то стишки, которые доверия не внушали. Почему-то я была уверена — от того, что подержу Лизу за мизинец и скажу «Мирись-мирись», она не станет ко мне лучше относиться. Тем более мы не дрались и не кусались (стукнуть Лизку иногда, конечно, хотелось, но кусаться?!).
Нашла какую-то старинную книгу — «памятник, на котором воспитывалось не одно поколение». Называлась «Юности честное зерцало». Половину слов не поняла, смысл разобрала с трудом. Но вот такое Лизе наверняка понравится.
После условного сигнала Лиза открыла сразу. Она настороженно поглядывала на меня, не выпуская из рук экранчик.
— Милостивая государыня, — начала я, стараясь произносить отрепетированный текст «благонравно и учтиво», как требовала от меня странная книга. — Покорнейше прошу принять мои самые искренние извинения…
Лиза фыркнула:
— Опять издеваться пришла?
Я даже поперхнулась от возмущения:
— Ты что, Лиза? Я же прощения у тебя прошу! Я же от всей души! Я же учтиво с тобой разговариваю.
Напряжение на Лизкином лице сменилось улыбкой:
— Ну и чудо в перьях же ты, Восьмерка!
Я придирчиво осмотрела свой постоянный наряд — сине-белое платье в полосочку, как у кота Матроскина (интересная книга, антропологичка почему-то говорила, что мы как дядя Федор — маленькие взрослые или взрослые дети. Только я вот этого дядю Федора никогда не понимала: как же можно от своих, любимых родителей просто так взять и уйти?!). Так вот, никаких перьев на платье не было, но долго раздумывать об этом не пришлось — Лизка соскочила с кровати и крепко меня обняла.
— Ну что, мирись-мирись и больше не дерись?! — засмеялась она.
Вот никогда не узнаешь, чем Лизе угодить.
Мне очень хотелось рассказать ей про все свои беды, но теперь эта дурацкая книжка не давала мне покоя. А если ей верить, ни в коем случае нельзя сразу говорить о себе. Сначала надо сделать вид, что тебе интересно, как дела у собеседника, а потом уже рассказывать свои новости.
И тут Лизка сказала кое-что такое, что я разом забыла и про книжку, и про все остальное.
— А я дату Появления назначила, — Лиза старалась не смотреть на меня, как будто ничего в этом не было особенного. Подумаешь, дата Появления…
— Как? Когда? Что же ты мне раньше не говорила?!
Лиза опустила глаза.
— Я боялась, что ты за меня не порадуешься. Ты же так злилась все это время. Вот, даже Ритку хотела… молотком.
— Это все уже прошло, — я торопливо потянула Лизу и сама уселась на кровать. — И об этом потом. Рассказывай!
Лиза села, скрестив ноги:
— Я все просчитала. У родителей сейчас благоприятный период для моего Появления. Папа только что защитил важную работу, а у мамы скоро будет большой концерт. И потом они наконец-то одновременно уйдут в отпуск. Тогда у них в голове как раз освободится немножко места для мыслей обо мне, — торжественно закончила она.
Если честно, мне это показалось странным — раньше я бы и представить не могла, что у родителей должно быть какое-то особое место в голове для нас. Мы ведь так здесь ждали встречи с ними. Неужели они не ждут нас так же?!
Но теперь я на всякий случай очень внимательно слушала Лизу.
— И когда?
Нет, я радовалась за Лизу, честно. Она так долго готовилась к этому. И ее родители мне очень нравились. Лизка им точно нужна — а то они слишком много работают. Но еще я понимала, что моя подруга скоро меня покинет. И я тут останусь совсем одна очень надолго
Лиза уже не могла усидеть на кровати, так ей не терпелось поделиться радостью:
— Через две недели! — Она спрыгнула с кровати и даже подкинула в воздух экранчик, так что я еле успела подхватить его.
Кажется, Лизе даже стало стыдно, что она распрыгалась, как кузнечик (это нам всегда так Старшая по распорядку говорит — расходитесь по капсулам, хватит скакать, как кузнечики), потому что она быстро пригладила волосы и села, расправив темное платье и одернув белый воротничок.
— Значит так, Восьмерка, — сказала она строго, — ты ничего такого не думай. Я тебя совсем не бросаю. Тебе нужно только выждать разумное время после того, как Рита Родится, а потом сразу же отправляться следом. И тогда мы с тобой обязательно встретимся.
Антропологичка нам говорила, что нужно быть оптимистами. Но у некоторых (по-моему, она обычно смотрела на меня) оптимизм чрезмерный и следует его разбавить здравым смыслом. Так вот, сейчас здравый смысл мне подсказывал, что ничего из этого не выйдет. Все получалось наоборот. И вообще…
— Ты же теперь наверняка с Ритой подружишься… Вы же почти в одно время Родитесь.
Лизка опять вскочила.
— Глупости ты говоришь, Восьмерка. — Она зашагала по комнате. — Глу-по-сти! Я пока тут без тебя сидела, обо всем подумала. Главное, в этот раз правильно выбрать дату.
Ритка Появилась только недавно, значит, мне еще месяцев восемь ждать, когда она Родится, а потом еще какое-то положенное время. И все это без Лизки… Я всхлипнула:
— Я же тут буду совсем одна…
— Ну-ка не реви, Восьмерка! И совсем ты не одна тут будешь. Вот, Смотритель у нас какой. Всегда с ним можно посоветоваться. И, — Лиза запнулась и, кажется, немножко покраснела, — Сережа вот, например, очень хороший. С ним тоже иногда можно разговаривать.
Я вытаращила глаза и фыркнула:
— Сережа?! Чего это я ради буду с ним разговаривать?
— Ну так, просто… Просто иногда с ним можно поговорить. И все. Чего ты ко мне пристала?!
— Да я к тебе и не приставала, — говорю. — Странная ты какая-то, Лиза. А со Смотрителем, да, хорошо бы еще поговорить. Знаешь еще что? Ко мне ведь приходила Старшая по выбору…
И я выложила Лизке всю историю с папками и архивами.
Лиза дослушала все и снова начала бегать по капсуле. Я напряженно ждала, что она скажет. Наконец, не выдержала:
— Это плохо, да? Очень плохо?!
Лиза остановилась и посмотрела на меня пристально:
— Нет, Восьмерка. Просто надо подумать, ладно? Можешь мне показать эти папки?
И пока мы ходили в мою капсулу за архивами и еще немножко посидели у меня, Лизка все рассказывала про своих родителей, про то, как она ходила выбирать дату. И что Родиться она должна прямо в папин день рождения, потому что однажды он сказал маме, что она, Лизка, будет для него лучшим подарком.
Я удивлялась:
— Разве он уже про тебя знает?
— Да нет же, — объясняла Лиза, — конкретно про меня не знает, но вообще ждет.
Вот что с людьми делает выбор даты — никогда еще не видела Лизу такой разговорчивой и такой красивой. Потом она ушла с моими двумя папками, а я осталась ждать. Больше пока делать было нечего.
Глава 14
К вечеру мне стало совсем скучно. Вышла побродить, и ноги сами повели в Сад Появившихся. Сначала я немножко поглазела на болтающихся в капсулах ребят, а потом стала кругами идти к Риткиной капсуле.
Удивительное дело — еще несколько дней назад я готова была отлупить ее и даже что похуже, а теперь так и тянуло смотреть на Ритку часами. Было в этом что-то такое волшебное — вот она, здесь, в капсуле. А вместе с тем она же сейчас уже в мамином животе. Может, поэтому мне так нравилось сидеть рядом с капсулой? Как будто мама где-то рядом.
Ритка повернулась на правый бок, так что ее лицо оказалось прямо передо мной. Она даже как будто стала похожа на маму, только у мамы волосы темные, а у Ритки прямо горят на солнце.
Я так давно не видела маму. Интересно, она уже знает, что Рита у нее Появилась? Оказывается, мамы и папы не сразу узнают, когда мы у них Появились. Вот когда Машка Появилась, Даша думала, что мама прямо сразу начнет прыгать от радости. А она еще целый месяц ходила как ни в чем не бывало, потом стала очень задумчивая и только на следующий день пришла домой счастливая. А папа девочек все суетился, бегал по дому и три раза расплескал чай, который заваривал для мамы.
Жалко, что нельзя как-нибудь рассказать нашей маме, что у нее в животе уже живет маленькая рыжая девочка. Чтобы мама поскорей стала счастливая. А еще, чтобы аккуратней спускалась по лестнице и пока больше не каталась на всяких аттракционах — вдруг Ритка как-нибудь случайно вывалится раньше времени от всех этих вращений.
Глава 15
Интересные пироги!
Иду я, значит, мимо нашего садика с беседками, считаю деревья у обочины, чтобы хоть чем-нибудь себя занять. И вдруг вижу — в одной из беседок сидит Сережа, а рядом с ним — кто бы вы думали?! Лизка! И вот эта самая Лизка, которую не оттащишь от Хранилища и ее собственных конспектов, эта самая Лизка, которая вечно читала мне нотации («Сиди ровно!», «Не маши руками», «Опусти ноги»), вот эта самая Лизка, которая забрала мои папки и не появляется уже второй день, сидит себе на скамейке в беседке, болтает ногами и хохочет во все горло. И почему? Потому что Сережа, из которого слова не вытянешь, рассказывает ей что-то необыкновенно смешное. Настолько смешное, что у Лизки от смеха даже слетела одна туфелька, и теперь ее босая нога так и мелькает в воздухе.
Я ринулась к ним через Садик, чтобы немедленно разобраться, что здесь происходит, но они внезапно стали очень серьезными, и я притормозила. А потом спряталась за ближайшую беседку и стала изо всех сил прислушиваться.
Подслушивать, разумеется, нехорошо. Но я тут кое о чем подумала недавно. Разве мы не подслушиваем и не подсматриваем за родителями через экранчик? Потому что мы им не чужие люди. И Лизка мне тоже не чужая, а я должна быть в курсе, что с ней происходит, потому что последние два дня она явно не в себе. Или вот еще — книжки. Разве это не подслушивание? Живут себе люди преспокойно, а какой-то ужасно умный дядька (почему-то писатели — в основном дядьки) наблюдает, как они страдают, а потом описывает все это, чтобы все желающие могли узнать, кто в кого на самом деле влюблен. И ничего, все читают да еще потом и хвастаются своей начитанностью, как некоторые.
Пока я так рассуждала, Сережа с Лизой от громкого хохота перешли к полушепоту, и мне с трудом удалось разобрать о чем они говорят:
— Ты пойми, — говорила Лиза, — никогда не бывает идеально. Это не я так думаю, это опыт человечества. Я понимаю, что тебе очень трудно, но постарайся на них не злиться.
— Я не злюсь, — грустно сказал Сережа, — просто не понимаю. Они же так друг друга любят. Почему же все время ссорятся? Мне экран их совсем редко показывает. И мама почти все время одна дома.
Лицо у Сережи перекосилось, и Лиза потихоньку взяла его за руку. Я просто своим глазам не поверила. Вот так, среди бела дня взяла и взяла его за руку!
— Мне кажется, папа вообще уже не живет дома, — сказал Сережа совсем тихо.
У меня ужасно затекла нога, я попыталась повернуться поудобней, но в этот момент прямо над моей головой раздался звонкий голос:
— А от кого ты прячешься?
От неожиданности я подскочила, но поспешно вернулась обратно в убежище и дернула за собой Дашку, которая, хлопая глазами и обсасывая синюю ленточку, доставшуюся ей от Маши перед Появлением, стояла на дорожке и смотрела прямо на меня.
Лизка отдернула руку и беспокойно осмотрелась по сторонам.
— Даша, — сказала я шепотом. — Это такая игра. Сейчас мы с тобой поползем между беседками как можно тише. Выиграет тот, кто доползет первым к выходу из сада. Поняла?
Даша послушно кивнула, и я потихоньку поползла по еле заметной тропинке, убедившись, что она ползет за мной.
Нет, не могла я просто так подойти к Лизе и Сереже. Что-то такое странное было с ними обоими. Еще вчера я бы даже внимания не обратила на этого Сережу и просто высказала Лизке все, что о ней думаю. А теперь было нельзя. И еще я вспомнила, как однажды папа заболел и лежал несколько дней в постели. Как мы с мамой тогда волновались за него! Мама поила его разными травяными чаями, а еще читала вслух. Я уверена, что не так уж папе интересно слушать про какую-то девушку, странствующую по замкам и лесам, но смотрел он на маму с такой нежностью.
И причем здесь мои мама с папой? Совсем не к месту вспомнилось.
— Я выиграла! — завопила Дашка, вскочив с земли и улыбась во весь рот. — Но ты не расстраивайся. Ты когда-нибудь тоже выиграешь.
И она участливо погладила меня по голове.
Глава 16
Лизка точно сошла с ума.
Я выждала часик и отправилась к ее капсуле. А она как раз идет по дорожке. Прошла мимо меня, чуть не сбила. Я говорю:
— Лиза! Ау!
А она:
— Ой, прости, я тебя не заметила.
Интересно, как можно на узкой дорожке не заметить целую меня?!
Дальше еще интересней.
Спрашиваю:
— Посмотрела папки?
— Какие папки? — спрашивает она и смотрит куда-то сквозь меня.
Я набрала побольше воздуха, чтобы высказать все, что об этой особе думаю, но пока считала до пяти (это бабушка маму наставляет после ссор с папой: «Не говори сразу все, что пришло в голову, посчитай про себя до пяти»), Лизка вдруг как будто очнулась, потерла лоб и говорит:
— Что ты сейчас спрашивала? Я, кстати, собиралась к тебе зайти и поговорить насчет папок.
Я подумала, что Лизка, наверное, перегрелась в своей беседке. Или книжек перечитала. У нас тут есть одна девочка, ходит, мычит себе что-то под нос. Ни с кем не разговаривает и улыбается все время. Вдруг Лиза тоже такая станет?
Я ей очень медленно и отчетливо говорю:
— Лиза, я тебя об этих папках и спрашиваю.
— Ага, — говорит и продолжает так рассеянно по сторонам поглядывать.
Мы молча зашли в капсулу. Тут она, видимо, опять забыла, о чем мы хотели поговорить, потому что взяла экранчик и стала выжидательно смотреть на меня.
Тут я уже не выдержала.
— Тебя этот Сережа что, заколдовал?
Никогда не думала, что человек может быть такого красного цвета. Будто все Лизкино лицо закрасили ручкой, которой мама исправляет ошибки и двойки ставит.
И забормотала она что-то совершенно невнятное:
— Какой Сережа? Что Сережа? Я тебе папки… хотела… А ты — Сережа. Ты шпионишь, да? Отстань вообще! — совершенно неожиданно закончила она.
Теперь мне было даже весело. Обычно я выглядела глупо в Лизкиных глазах, а тут было что-то новенькое.
— Да я к тебе и не пристаю. Просто зашла узнать, посмотрела ли ты папки.
Цвет на Лизкином лице стал постепенно меняться, но пока она была все равно какая-то розовенькая, как Ниф-Ниф, Наф-Наф и Нуф-Нуф вместе взятые. Лизка молча полезла в стол, достала обе папочки и открыла их.
Со стола на меня снова смотрели Алена с Вадимом. В этот раз они мне показались еще более веселыми и при этом еще более ждущими. А вот мама с папой на их фоне казались совсем не такими жизнерадостными. Но я так скучала по ним! Сколько уже дней я их не видела? Что они сейчас делают?
К Лизке вернулся обычный цвет лица и самоуверенность:
— Вот что, Восьмерка, — начала она строго. — Ты сама все видишь. Конечно, гораздо разумней выбрать тех родителей, у которых высока вероятность Появления второго ребенка. Этих или любых других…
Я хотела возмутиться, но Лиза меня остановила.
— Подожди, я еще не закончила, — Лизка громко вздохнула. — Конечно, так разумней. Знаешь, что я поняла. Вот ты думаешь, что я своих родителей выбирала по всяким расчетам и графикам, и осуждаешь меня за это.
— Да я же…, — попыталась я снова. Но Лизка не дала мне продолжать (надо же, только что не могла двух слов связать, а теперь как будто подготовленную лекцию читает).
— Осуждаешь, я же знаю. И не обижаюсь на тебя за это. Я, конечно, собиралась все изучать, сопоставлять, выбирать самые благополучные варианты. Но как только своих родителей увидела… В общем, мне, конечно, повезло, что мама с папой вот такими оказались, и все у них хорошо. Но я бы их выбрала, даже если бы все было по-другому, и я знала, что есть какая-то опасность. И Сережа так тоже думает, — закончила Лиза, глядя в пол.
Чтобы Лизка вот так просто взяла и призналась в своей непрактичности?! Как любит говорить бабушка, сегодня точно пойдет снег. Хотя у нас тут его и не бывает.
— И все-таки, причем здесь Сережа? — спросила я, когда немножко пришла в себя.
— Он выбрал родителей, дату назначил. А его папа почти не живет дома. Сначала они ссорились все время, а теперь его не бывает, и мама плачет. Я вначале уговаривала Сережу назначить другую дату или вообще… других родителей выбрать. А он сказал, что все равно хочет родиться у мамы и помогать ей. Чтобы она больше никогда не была такая грустная. А я буду помогать ему, — с внезапной решимостью сказала Лиза. — И ты тоже должна бороться за свою семью, Восьмерка.
Глава 17
Вот так думаешь, что всю жизнь знаешь человека, а оказывается — нет.
По дороге к Саду Появившихся все время думала о Лизе. С ней произошло что-то такое важное, что у меня в голове не помещалось. Даже потрескивать начало в середине лба от напряжения. Оказывается, все, кто вокруг живут, такие разные. Раньше мне казалось, что Настя из соседней капсулы — дура и вредина. А сейчас я вспоминала, как она волновалась перед Появлением. И ведь есть из-за чего. Выходит, не такая уж она и дура. Когда я первый раз увидела Сережу, я решила, что он наподобие той девочки, что ходит и песни поет. А послушать Лизу, так он вообще истина в последней инстанции (папа так любит говорить: «А твоя мама у нас что, истина в последней инстанции?»). А сама Лизка? Вся такая правильная, строгая… А на самом деле из-за всего переживает, краснеет по любому поводу. Наверное, это и значит — не судить о человеке по первому впечатлению. Так нам повторяли на лекциях. Хотя, казалось бы, что тут непонятного? Разве неясно с первых же страниц, что Иванушка хороший, а Кащей — плохой?
И я ведь тоже кое-что новое про себя поняла за последние дни. Значит, и о себе нельзя судить по первому впечатлению?
Пока я барахталась во всех этих сложных размышлениях, опять оказалась у капсулы Риты. Здесь у меня уже образовался целый наблюдательный пункт. Я притащила к капсуле два камня, а межу ними положила перекладинку. На этой скамейке было гораздо удобней следить, чтобы с Ритой все было в порядке.
Смотритель как всегда бродил между капсулами и я помахала ему, устраиваясь на скамейке. С того самого разговора, когда я сморкалась в его платочек, Смотритель больше не гонял меня из Сада. И даже обещал особенно тщательно присматривать за Риткиной капсулой.
Когда Смотритель присел на мою скамейку, мы некоторое время молчали, глядя на Риту, которая покачивалась, как на воде, подложив кулачок под голову. Потом я набралась храбрости и осторожно спросила:
— Дядь Смотритель, а ведь бывает так, что человек живет себе, живет, а потом вдруг становится другим?
— Бывает, конечно, — ответил он, не задумываясь. — Мне кажется, Восьмерка, что человек каждую секунду жизни становится другим. Вот ты, например, девочка. Еще несколько дней назад хотела разбить эту капсулу, а теперь часами ее охраняешь.
Я еще ниже опустила голову. Смотритель ни разу даже не отругал меня за это, но явно не хотел, чтобы я легко забыла о том, что чуть не натворила. Он легонько потрепал меня по голове:
— А почему ты об этом подумала, Восьмерка? Тебе кажется, что кто-то изменился?
Я вздохнула:
— Не знаю. Ну, вот, например, ты знаешь человека. Думаешь, что знаешь. А потом он вдруг говорит то, что раньше бы никогда не сказал. И краснеет, и запинается. И ни с того ни с сего собирается поддерживать Сережу после того, как Родится.
Смотритель молчал, и я, исподтишка взглянув на него, увидела, что он улыбается, и от этой улыбки вокруг его светло-голубых глаз появились добрые морщинки.
— Бывает, Восьмерка, — наконец сказал он, глядя куда-то вдаль. — Очень даже бывает. И когда человек внезапно краснеет и на всю жизнь решает кого-то поддерживать — это самое важное, что может быть.
— Даже важнее, чем правильно выбрать родителей? — удвилась я.
— Пожалуй, это одинаково важно, — согласился Смотритель и взглянул на две папочки, валяющиеся на траве под скамейкой. — Ну а ты, Восьмерка, решила что-нибудь?
Я еще раз взглянула на Ритку, на папки и на спокойное лицо Смотрителя.
— Решила, — сказала я, стараясь, чтобы голос звучал храбро. — Я буду бороться за свою семью.
Глава 18
— Лиза! Лизаааа! — я колотила по двери капсулы кулаками и даже пару раз пнула ее ногой. Но Лиза не отвечала. Я опоздала. Она уже Появилась, а я ведь не успела сказать ей самого главного. Тут дверь капсулы открылась, и на пороге возникла недовольная растрепанная Настя.
— Опять ты? Сейчас пожалуюсь Старшей по распорядку, что ты мне спать мешаешь! — и она дернула меня за волосы.
Стоп. Откуда здесь взялась Настя? Она же уже давным-давно Появилась. Но тут из-за ее спины выглянул мрачный тип, который присматривает у нас за распределенцами. Я с ним встречалась всего пару раз, когда он забирал ребят из нашего Управления, а тут он был совсем близко, я отчетливо видела густые нахмуренные брови. А в руках он держал тот самый молоток, которым разбили Женькину капсулу. Он надвигался прямо на меня, покачиваясь на ходу из стороны в сторону…
И тут я проснулась. Никогда не видела таких кошмарных снов. Обычно мне снились мама с папой, в крайнем случае, кто-нибудь из ребят или Старших… Наверное, все дело в том, что вечером я никак не могла уснуть. Легко сказать: «Я буду бороться за свою семью». А если я этой самой семье не нужна? А если я приду завтра возобновлять заявку, а меня опять кто-нибудь опередил? А если я назначу дату, буду ждать целый год, а что-нибудь не получится? И тогда мрачный дядька с Распределения точно придет за мной…
Никогда еще я не выходила из капсулы поздно ночью. Было так темно, что даже соседнюю капсулу я разглядела с трудом. Только вдали в Саду Появившихся горели огоньки. Я начала пробираться на этот свет, то и дело натыкаясь на кусты и скамейки около капсул. Стояла такая тишина, что мне второй раз за ночь стало страшно. В книжках часто можно встретить такие слова: «страшно», «весело», «грустно», «легко», «сложно»… Только, оказывается, пока всего этого не почувствуешь, не поймешь, что они значат. Оказывается, самое плохое в «страшно» — ты начинаешь вспоминать обо всем плохом сразу. Не знаю, чем меня напугала темнота, почти невидимые беседки, только бояться я стала всего. Что дата опять окажется неправильной. Что мама с папой меня вернут. Что мы с Лизой не найдемся после Рождения. Что они поссорятся и не будут больше жить вместе. Что с Ритой что-нибудь случится. Что меня распределят совсем в чужую семью. Что сейчас из темноты появится кто-нибудь…
Но вместо этого передо мной возникли капсулы с Появившимися. Однажды мы читали рассказ про мальчика, который поменял игрушечную машину на банку со светлячком. Наверное, эта банка выглядела как капсулы в Саду. Каждая из них горела теплым, золотистым светом. И каждый из Появившихся казался таким красивым в этом свечении. Я прошла между рядами и увидела Настю, болтавшуюся в капсуле. Никогда бы не подумала, что это скажу, но даже она сейчас казалась хорошенькой… А Ритка с ее рыжими косичками…
Еще мне вспомнилось, как на Новый Год папа принес домой большой стеклянный шарик. Мама встряхивала шар, и в нем начинал идти пушистый блестящий снег. Потом мама поставила шарик рядом с горящей свечой, и шар стал золотого цвета. Я еще немножко посмотрела на капсулы-шары. Страшно больше не было.
Глава 19
— Ты чего, Восьмерка? — испугалась Лиза, когда я тихонько постучала в дверь, чтобы не будить ребят из соседних капсул. — Нам же нельзя выходить по ночам.
На кровати лежал включенный экранчик и, кажется, Лиза смотрела на родителей, потому что оттуда доносились негромкие голоса.
— Мы должны придумать, как нам точнно встретиться после Рождения, — сказала я, даже не переступив порог.
Лизка еще раз взглянула на экран и со вздохом нажала кнопку выключения.
— К маминому концерту готовятся, — пояснила она. — Мама репетирует, а папа ее платье отглаживает.
Я уселась на кровать и натянула одеяло до подбородков.
— Я сама об этом все время думаю. Мы знаем, что родимся в одном городе, раз все в одном Управлении оказались, а вот что дальше делать, чтобы друг друга узнать?
— Вот именно, — сказала я. — Мы же не зря здесь встретились и подружились. А теперь что — Родиться, тебя забыть и с какой-нибудь Настей дружить, потому что она в соседней квартире окажется?!
Я возмущенно тряхнула головой, и непослушные пряди волос начали лезть прямо в глаза, но под одеялом было так уютно, что не хотелось высовывать руки. Я начала усиленно дуть на волосы, так что даже щеки заболели.
— Тебя точно не забудешь, Восьмерка, — улыбнулась Лиза, глядя на мои старания. — Помнишь, что нам говорили на антропологии: «Не знал да еще и забыл». Но мы то друг друга знаем! Значит, вспоминать будет легче. Вообще я думаю, что все не зря. И что есть еще много чего-то, чего мы совсем не знаем.
Я думала, Лизка сейчас опять начнет — книжки, учеба, конспекты…
— Мне кажется, Восьмерка, что уже сейчас все совсем не зря. Есть что-то такое большое, общее и очень важное, что каждого из нас приводит к определенным событиям. Ну, то есть, может быть, кто-то уже заранее хотел, чтобы мы встретились и подружились именно с тобой.
— Ты хочешь сказать, что все вот эти из Управления следят за нами и специально все подстраивают? А мы на самом деле ничего не выбираем? — я аж задохнулась от возмущения.
— Нет, не совсем так. Да и Управление здесь ни при чем. То есть при чем, конечно, это все связано. Но есть и еще что-то главнее.
Лизка тоже забралась на кровать и залезла под одеяло.
— Я сама не до конца понимаю. Ну вот подумай. Мы же откуда-то здесь взялись, познакомились, привыкли друг к другу. Теперь мне нужно Появиться у мамы с папой. Но мне грустно расставаться с тобой и с… другими тоже. Но это не значит, что когда я Появлюсь, наступит конец всему, что здесь. Потому что кто-то про нас с тобой знает. И знает, что нам важно встретиться и потом. Понимаешь?
Я понимала с трудом, только чувствовала, что есть что-то ободряющее в Лизкиных словах. Какая-то надежда и уверенность. А Лиза продолжала.
— Я постоянно об этом думаю в последнее время. И знаешь, что еще поняла. Вот мы думаем, что Распределение — это очень плохо. Конечно, мы выбираем родителей и уже любим их. Но вдруг мы этим родителям не нужны, а очень нужны каким-нибудь другим.
Я не выдержала:
— Как это не нужны, если они наши родители?! Как ты можешь быть не нужна маме?
— Я не знаю, — Лиза потерла лоб, от напряжения у нее даже побелели пальцы. — Но мне кажется, что все устроено так, как нужно.
Эта мысль мне совсем не понравилась.
— И что теперь? Совсем ничего не делать? А зачем тогда мы вообще что-то там выбираем, решаем, если кто-то знает, как лучше? А Женька? — у меня сорвался голос. — Женька — это что, тоже лучше?
Лиза долго смотрела куда-то в одну точку, а потом тихо сказала:
— Я спрашивала у Смотрителя. А он сказал, что каждый узнает целиком только свою историю, а все другие нам не дано знать изнутри. И еще добавил, что мы не знаем, что бы ждало Женьку, если бы она Родилась. Я думаю, — Лизка еще сильней натянуло одеяло, укутавшись почти с головой, — что, может быть, ей где-то сейчас хорошо.
Я тоже залезла под одеяло с головой и спросила шепотом:
— Лиза, помнишь вы со Славой залезли в те файлы, которых в обычном Хранилище нету? Может, если мы побольше их почитаем, то лучше поймем, что к чему и что нам делать?
— Нет, — тоже шепотом ответила Лиза. — Я поняла, что лучше, наверное, этого не знать.
И я вспомнила, как на антропологии нам все время говорили: «Вы уже знаете очень много, теперь — думайте». Но думать сейчас совсем не хотелось. Я ужасно устала от этих важных и умных разговоров.
И мы с Лизкой стали просто лежать в темноте под одеялом, и она мне все рассказывала, как папа хотел помочь и чуть не прожег мамино концертное платье, а мама чуть не упала в обморок.
И уже совсем поздно ночью она рассказала мне про Сережу, как он ее всегда слушает, а она его. И как они читают вместе книжки и обсуждают их потом. И еще много чего — про маму Сережи, какая она хорошая, красивая и грустная, про кошку Мари, которая живет у родителей Лизы, и мама все гордилась, что она настоящая аристократка, а Мари взяла и вытащила из мусорного ведра объедки и разбросала по кухне. А я рассказывала, как еще давно, когда я могла смотреть на родителей через экранчик, бабушка пришла к нам домой, чтобы помочь маме с уборкой, и аккуратно разложила все папины провода от компьютеров, так что у него там все перепуталось, а потом чтобы загладить свою вину, приготовила пирог с луком. А папа терпеть не может лук. И еще про Ритку, про нашу будущую собаку и про то, как я буду ее выгуливать. Может быть, даже с Ритой по очереди….
И так мы проговорили до самого утра, пока не заснули на Лизкиной кровати под одним одеялом.
Глава 20
Я привыкла спать всю ночь, поэтому утром проснулась с трудом, но все равно потихоньку встала, накинула на мирно спящую Лизку одеяло и побежала к своей капсуле, на ходу заглянув пожелать Рите доброго утра.
В такую рань в Управлении еще никого не было. Я уселась прямо на ступеньки и стала ждать.
Старшая по выбору удивилась, увидев меня на пороге, но она, кажется, не хотела показывать, что мы с ней как-то особенно знакомы, потому что только суховато сказала:
— Здравствуйте! Подождите немного, я Вас вызову.
Пока я уже в третий раз сидела в этом коридорчике, дверь открылась и в нее робко заглянула незнакомая мне светловолосая девочка. Она уселась на другой край скамейки и стала теребить край своей пышной голубой юбки.
Старшая все не вызывала меня, и мы так и сидели молча, пока девочка вдруг не спросила:
— А как ты поймешь, что это твои родители?
Я даже растерялась.
— Я вообще-то уже поняла, какие родители мои, просто так получилось, что мне нужно выбрать их еще раз.
Девочка вздохнула и оторвала взгляд от пальцев, перебирающих юбку:
— Я послушала все лекции, знаю алгоритм, но так и не поняла, как же все-таки не ошибиться и выбрать правильных родителей.
Девочка была на кого-то очень похожа, только я никак не могла вспомнить, где ее видела. В этот момент открылась дверь и Старшая объявила, что можно проходить в порядке очереди. Уже на пороге я вспомнила вчерашний разговор с Лизой и остановилась:
— Вот увидишь, все будет хорошо. Все равно все получится правильно и как нужно, даже если тебе кажется, что все идет не так!
Старшая по выбору что-то разглядывала на экране, щелкая клавиатурой:
— Слушаю Вас.
Теперь она снова стала похожа на строгую учительницу, подругу мамы Елену Сергеевну, которая учит детей математике и всегда носит строгие прямоугольные очки.
— Я хотела бы сделать повторную заявку на родителей после неудачной попытки Появления, — сказала я, протягивая свой экранчик.
Она на секунду перестала печатать, но так и не посмотрела на меня. Мой экранчик пискнул и мигнул голубым светом, и через минуту Старшая вернула его.
— Ваша заявка принята. Ожидайте подтверждения в течение дня. Также у вас на руках находится личный архив выбранных родителей. Прошу сдать его и… второй тоже, пожалуйста, — добавила она, понизив голос.
Я все время крепко держала папки в руках, а потом, наверное, оставила их на скамейке перед кабинетом.
— Ой, подождите минутку, — я выскочила в коридор. Одна папка лежала на скамейке, а вторую держала девочка в голубой юбке. Вид у нее был странный.
— Это же нельзя! — шикнула я на нее, выхватив папку и бегом возвращаясь в кабинет Старшей. — Возьмите, пожалуйста. И спасибо Вам за все.
Она наконец взглянула на меня:
— Желаю Вам удачи.
Я хотела разобраться с этой девочкой в коридоре и объяснить ей, что нехорошо брать чужие вещи, но не успела я открыть дверь, как она уже влетела в кабинет.
И я медленно пошла, боясь даже смотреть на экранчик, хотя знала, что еще слишком рано… И уже когда спустилась по лестнице, вдруг поняла, на кого так похожа моя новая знакомая…
К Управлению подтягивались другие ребята. А я второй раз за утро села на ступеньки и стала ждать. Очень скоро передо мной мелькнули голубые оборки. Я не успела опомниться, как кто-то уже крепко обнимал меня.
— Спасибо тебе! Спасибо!
Девочка помчалась по дорожке, держа перед собой экран, потом остановилась и крикнула:
— Меня зовут Ангелина. А моих маму с папой — Алена и Вадим!
Я еще немножко посидела, глядя ей вслед, а когда встала, чтобы уходить, увидела в окне Старшую. Она улыбалась и махала мне рукой.
Глава 21
«Ты тоже тень, но глаз не отвести», — вот первое, что я услышала, когда второй раз в жизни экран издал мелодичное «Дзинь» и выдал приложение «Родители». Горели свечи, на столе стояла красивая посуда, которую мама называла «свадебной» и доставала только по очень важным поводам. А еще звучала гитара. Мне сто раз приходилось слушать, как Лизина мама пиликает на своей скрипке (по-моему, это больше похоже на скрип избушки на курьих ножках, когда она поворачивается к лесу задом. Но уж точно не на музыку), а вот гитару я услышала впервые. Она все время висела на стенке над диваном, и я понятия не имела, что папа может вот так здорово на ней играть. Да еще и петь! А мама сидела рядом, завернувшись в красно-зеленый плед, скрестив ноги, и тихонько покачивалась в такт музыке. Самое удивительное — даже папин ноутбук был выключен, а такого я, по-моему, вообще ни разу не видела.
Не знаю, что произошло, пока меня не было. Нет, конечно, у них и раньше бывали такие тихие вечера, когда они что-нибудь смотрели вместе, или просто разговаривали, или гуляли. Иногда к ним приходили друзья, тогда бывало шумно и весело. И я заметила, что при других людях папа чаще обнимает маму и как-то особенно на нее смотрит, а мама больше улыбается. Кстати, она вообще любит посмеяться. А когда мама заболела и ученики пришли ее навестить с яблоками и апельсинами, стала казаться ужасно серьезной. Наверное, и в школе она такая. Сдержанно улыбается и хмурится, если кто-то из ребят расшумится. Правда, в следующую минуту чаще всего и сама начинает смеяться вместе с ними. Вообще мне показалось, что ученики ее очень любят. Я даже сердилась на них немножко за то, что они могут вот так запросто разговаривать с мамой каждый день.
Папа тем временем заиграл что-то очень быстрое, веселое и под эту мелодию они с мамой стали выкрикивать поочередно:
— Агриппина!
— Ипполит!
— Аурелия!
— Иннокентий!
— Васисуалий!
— Господи, он вырастет, засудит нас и будет прав, — мама вытирала слезы, которые выступили у нее от смеха.
— Увидим первый раз и сразу поймем, кто это. Сам нам подскажет, — сказал папа, откладывая в сторону гитару и нежно обнимая маму.
Праздничная посуда, свечи, мамины любимые хризантемы в вазе… «Долго соображаешь», — говорила мне Лиза.
Конечно, они знали!
И были так рады этому, что стали сами на себя непохожи.
Только вот… Неужели они назовут Ритку Васисуалием?!
Глава 22
Все поменялось. Папа теперь вставал рано утром, и маме не приходилось будить его по десять раз до самого ухода на работу. Он шел на кухню и, напевая, готовил завтрак. «Снег не пойдет, ибо у нас его и так полно, а вот пустыня точно образуется», — говорила бабушка, которая теперь заходила очень часто и обязательно приносила бананы, орехи или еще что-нибудь вкусненькое. Но вообще она стала поглядывать на папу гораздо добрее и один раз даже притащила ему вязаную подушку для компьютерного кресла, чтобы «сидел, как король».
Первые дни я вообще забыла обо всем и обо всех. Все время торчала в капсуле и ждала, пока экранчик позволит мне посмотреть, что там происходит у родителей. Было так здорово снова увидеть их квартиру, синие занавесочки на окнах, мамин кораблик на шкафу, маленькую елку, которая стояла на кухне в углу («Что уж теперь убирать, пусть стоит до следующего Нового Года», — ворчала бабушка). И в доме теперь было так уютно, когда родители не ссорились и не молчали.
Было так весело, так радостно, так тепло. И все это не имело ко мне никакого отношения.
А потом они стали обустраивать детскую.
— Конечно, нужно подождать, — говорила мама извиняющимся тоном, — но когда я увидела эту подушечку…
Мама каждый день видела что-то такое. А еще бабушка заваливала дом вязаными вещами, которые она, видимо, давно припасла для такого случая. И даже папа однажды вечером притащил какого-то огромного грустного слоненка и, смущаясь, объявил, что именно такой был у него в детстве.
Поэтому прошло всего несколько дней, а детская была уже завалена самыми разными игрушками, книжками и одеждой.
Это должен был быть мой слоненок, моя книжка со сказками Андерсена (я как раз начала читать грустную и такую красивую историю про Русалочку до того, как не Появилась, да так и не узнала, чем все закончилось, из-за этой кутерьмы). И это для меня бабушка вязала крошечные бежевые кеды с розовыми и голубыми шнурочками («На выбор», — говорила она, вручая их маме, сияя). Я с недоверием смотрела на свои ноги — я же должна стать совсем маленькой, как Алиса в стране чудес, чтобы поместиться в такие!
Они все так любили друг друга, были так счастливы. И во всем этом счастье совсем ни капельки не было меня.
Глава 23
— Давно же тебя не было видно, Восьмерка, — Смотритель как всегда внезапно возник рядом с Риткиной капсулой и устроился рядом со мной. Кроме обычных светлых брюк и рубашки сегодня было и кое-что новенькое — маленький голубой цветок, выглядывающий из кармашка.
— Ребята играли, нарвали целый букет и бросили, а мне жалко, — улыбнулся он, погладив пальцем бледные лепестки.
Смотритель всегда был таким спокойным, таким добрым. И мне хотелось, чтобы он поскорей забыл, какой я была в самую первую нашу встречу на этом месте. Очень хотелось, чтобы и меня он считал хорошей.
— Ты чего опять приуныла?
Нет, похоже, не судьба мне казаться правильной и доброй. Я тяжело вздохнула и, стараясь не смотреть на Ритку в капсуле, призналась:
— Я не могу порадоваться за Риту и маму с папой. У них там теперь такое творится. А ведь это все должно было быть для меня — и подушки, и игрушки…
— Погремушки и ватрушки, — закончил Смотритель, улыбаясь. — Может, ты все-таки будешь поэтом, Восьмерка?
Он молчал так долго, и я уж было подумала — совсем рассердился, сколько можно выслушивать мои вечные обиды и недовольства.
— Сейчас я расскажу тебе одну маленькую историю, которая случилась когда-то давно, — начал Смотритель, разминая ладони и похрустывая пальцами. — В одном небольшом городе жила замечательная семья — мама, папа и мальчик. Мама с папой очень любили мальчика, на ночь читали ему сказки и пели чудесную колыбельную о волшебных мирах, в которых жили феи и эльфы. А по воскресеньям водили его гулять в парк с аттракционами, где больше всего мальчику нравился «Вихрь» — крепко вцепившись в папину руку и визжа от восторга, он взлетал и в этом сумасшедшем полете видел с высоты маму, которая махала им с земли.
Но однажды мама не пошла с ними в парк. Папа водил его по тем же самым аллеям, где они гуляли втроем, и объяснял, что скоро мама вернется, а еще привезет сюрприз — маленькую хорошенькую сестричку, с которой потом можно будет играть. Какая-то маленькая девочка не интересовала мальчика. Он просто хотел, чтобы мама вернулась домой. В этот день они не катались на «Вихре», а вместо этого отправились домой, и папа весь день собирал и ремонтировал старую кроватку мальчика, которая раньше стояла на балконе.
А потом мама вернулась. Она была немножко другая, но совсем как раньше целовала мальчика, щекоча ему щеку своим пушистым шарфиком. В этот вечер мама не пришла петь колыбельную. Папа объяснил, что она должна убаюкать сестричку, а с мальчиком он посидит сам. Через несколько дней колыбельную не пришел петь папа, он остался в спальне с девочкой, зато мама как обычно заглянула с огромной книжкой сказок. Но мальчик хотел, чтобы все было по-старому! Он с нетерпением ждал выходных, надеясь, что прогулка все вернет на свои места. Но они не пошли в парк аттракционов ни в эти, ни в следующие выходные. Вместо этого всей семьей они спускались в скучный садик за домом и папа все следил, чтобы коляска не слишком тряслась…
А еще девчонка постоянно пищала, как маленький котенок, который жил у бабушки. Целыми днями и особенно — ночами. И в одну из таких ночей мальчик понял, что нужно сделать. Нужно унести этот кричащий сверток из дома подальше, и тогда все станет, как было. Тогда мальчик потихоньку встал и прокрался к кроватке. Он уже протянул руки к кряхтящему существу, когда услышал спокойный мамин голос:
— Ты хочешь покачать сестру, сынок? Какой же ты молодец, я знала, что ты будешь во всем мне помогать.
И мама крепко обняла его, а потом они долго сидели втроем — сестра у мамы на руках, а мальчик рядом, прижавшись к теплому маминому боку…
— Я люблю вас больше всего на свете, — шептала мама. — Вы самое дорогое, что у меня есть.
А потом она тихонько запела свою волшебную колыбельную.
Прошло пять лет. Взбираясь на сиденье «Вихря», мальчик покровительственно посмотрел на сидящую рядом сестренку, от страха вцепившуюся в его руку:
— Не трусь, — сказал он строго, — здесь совсем невысоко.
А снизу им махали мама с папой… И мальчик ни капли не жалел, что однажды темной ночью не успел унести сверток из дома.
— А что было потом? — нетерпеливо спросила я, завороженная рассказом.
— А потом они оба выросли, и однажды эта малявка спасла ему жизнь. Но это уже совсем другая история. Понимаешь, Восьмерка, каждый из нас должен пройти через все это — ревность, любовь, предательство, дружба, разочарование. Только так и станешь человеком. В сказках пишут правду. И для каждого свое время. Сейчас тебе трудно, потому что кажется, что весь мир кружится вокруг Риты. А когда ты Родишься, ей придется уступать тебе игрушки и делить маму и папу с какой-то новой, непонятной девочкой.
Об этом я никогда не думала. Но кроме мыслей о Ритке в голове с бешеной скоростью крутилось и еще кое-что.
Смотритель встал, потянулся и неспешно пошел по дорожке.
— Ведь Вы и есть тот мальчик? — набравшись храбрости, спросила я вслед.
Он повернулся и улыбнулся мне своей обычной светлой и печальной улыбкой.
Глава 24
По дороге к Лизке я думала. Разве можно поверить, что наш Смотритель когда-то был маленьким мальчиком и тоже переживал из-за всяких разных вещей? Значит, он так же, как и мы, когда-то выбирал родиелей, жил в капсуле, ждал Появления, а какой-то совсем другой Смотритель прогонял его из Сада Появившихся? Значит, он знает, как это — Родиться, жить в своей семье, вырасти. И это значит, что он уже… умер?
Я остановилась как вкопанная. Что же это выходит? Все наши Старшие и преподаватели уже прожили свою жизнь? Все они умерли и теперь помогают нам Появиться?
Все это не укладывалось у меня в голове. Было бы хорошо обсудить это с Лизой, но тут все было сложно.
До Лизкиного Появления оставалось всего несколько дней. И с приближением этого события она становилась все задумчивей. И все больше времени проводила с Сережей. Я старалась не обижаться на Лизу за это, потому что помнила, что мне сказал Смотритель: «Это самое важное, что может быть». Но виделись мы теперь почти всегда втроем, а мне не хотелось обсуждать при Сереже все подряд.
Вообще-то он оказался совсем не таким занудой, как показался сначала. Они были чем-то похожи с Лизой, но в отличие от нее он совсем не умничал, а всегда высказывал свое мнение очень спокойно. И чем больше я с ним разговаривала, тем чаще на ум приходило любимое бабушкино выражение «врожденная интеллигентность».
И я больше не думала, что Сережина ситуация — это сплошные глупости. Как это — ждать Появления, зная, что твои родители даже не хотят жить вместе? Нет, честно, я не могла этого понять! Как можно встретить друг друга, а потом без конца ссориться? Мои родители, конечно, тоже часто ругались раньше, но я даже не могла представить, что папа просто возьмет и станет жить в другом месте, отдельно от мамы. Какой в этом вообще смысл? А Сережин папа, похоже, решил поступить именно так. Экранчик редко показывал Сереже маму. Она почти все время читала или рисовала, сидя у окна. А еще реже Сережа видел папу — тот всегда был на работе, сидел за компьютером и печатал.
Лиза с Сережей были в своей любимой беседке. Лиза читала вслух. Я немного послушала, не особо вникая, а потом все-таки не выдержала:
— Как вы думаете, что чувствуешь, когда умираешь?
Лизка вздрогнула и посмотрела на меня с возмущением:
— Мне сейчас надо думать, как я буду Появляться, а не умирать! И почему ты вообще спрашиваешь?
— Просто.
Я еще немного посидела в беседке, но снова почувствовала себя лишней и побрела дальше по саду. В эту часть — без беседок и игровых площадок — редко заглядывал кто-то из ребят. Поэтому я уселась прямо на траву, прислонилась к большому, прогретому солнцем дереву и стала рассуждать вслух, чтобы как-то собрать в кучу все, что знала:
— Значит, мы живем здесь, в своем Управлении, где выбираем родителей и дату Появления. Если выбрать получается правильно, то сразу попадаем к маме с папой, если нет, то после второй неудачной попытки, попадаем на Распределение, где нас могут уже к любым людям отправить. Но, как выясняется, даже если ты сам выбрал родителей, еще не факт, что ты у них Родишься. От тебя могут отказаться, или выбираешь ты маму с папой, а пока Появишься, папа девается непонятно куда. И получается, что выбрал ты одну семью, а Рождаешься все равно уже немножко в другой. А когда поживешь, нужно умирать и присматривать за другими, кто только выбирает себе жизнь.
И еще одна мысль не давала мне покоя. Когда Лизка сказала, что все как-то устроено и заранее придумано, я вспомнила свой первый день в Управлении. Нас тогда целой группой водили по всем отделам, учебным кабинетам, показывали капсулы, выдавали экранчики… А вот до этого дня я не помню ничего. Вообще ничего, ни одной минутки… Но ведь где-то я раньше была?!
Наверное, последнюю фразу я опять сказала вслух и громко, потому что неподалеку от меня кто-то рассмеялся.
Темноволосый мальчик с мячом в руках вышел из-за деревьев:
— Ты, наверное, будешь великим философом, — улыбнулся он и стукнул мячом об землю. — А меня зовут Олег.
Если бы я была уверена, кто такой философ, то немедленно поставила бы этого мальчишку на место.
— Меня называют Восьмеркой, — хмуро представилась я, как предписывали правила этикета, который прямо-таки преследовал меня в последнее время. — И я буду ученым-изобретателем.
Он снова рассмеялся:
— Сомневаюсь. А вот имя тебе подходит. Шустрая и любишь порассуждать. А ты знаешь, что «восьмерка» — это то же, что знак бесконечности? Но я буду звать тебя Философом.
Он точно слишком много о себе воображал, но вот что странно — любому другому я бы уже дала отпор, а этот Олег, хоть и был совсем невысоким, казался мне каким-то взрослым и нагрубить ему не получалось.
— А ты откуда тут взялся? — спросила я.
Нет, что за манера улыбаться по любому поводу?! Ужасно раздражает.
— Я же говорю — Философ. И вопросы у тебя соответствующие: «Откуда ты тут взялся?» и «Где мы все были?».
— Ты по-человечески говорить умеешь? — наконец вспылила я.
— Не злись, Философ. Это вредно, — и он внезапно кинул мне мяч, так что я еле успела его поймать. — А пришел я из Управления по Распределению. У нас мячик далеко улетел.
Значит, он один из этих. Тогда еще более непонятно, чего он так веселится. Мне в последние дни все время хотелось наведаться к распределенцам и расспросить их — как это вообще? Но было страшновато, да и не принято как-то с ними дружить и ходить в другие Управления. И если уж расспрашивать, то точно не у этого задаваки.
— Ладно, я пойду, меня ребята ждут. Увидимся, Философ!
И он исчез так же неожиданно, как появился. Но через секунду снова высунулся из-за дерева:
— Не думай слишком много. Тоже вредно.
Ага, увидимся. Как же. Делать мне больше нечего.
Размышлять больше не хотелось.
Глава 25
Лиза сидела на кровати, бледная и непривычно ссутулившаяся. Рядом беспорядочно валялись тетрадки и отдельные скомканные листы бумаги.
— Ты чего? — испугалась я, даже засомневавшись на минутку — точно ли это моя подруга.
Появление Лизы было назначено на завтра, и по мере приближения этого дня я все меньше ее узнавала. Особенно если вспомнить, как совсем недавно она скакала по капсуле от радости.
— Я подумала, может быть, отменить завтрашнее Появление? — с усилием сказала Лиза, не отрывая взгляд от пола.
— Почему? Что случилось? Родители поссорились?
Лиза отрицательно помахала головой и вдруг расплакалась. Я еще никогда не видела, чтобы кто-то так плакал — не канючил и не ныл, как наши ребята, а как-то по-взрослому, как будто случилось что-то очень плохое.
Я обхватила Лизку за плечи и потрясла, перепугавшись уже не на шутку:
— Ну ты что? Ты боишься, что тебя вернут, да? Что откажутся, как от Женьки? Они же тебя любят! Папа же говорит, что ты подарок… Или они сейчас передумали?
— Нет, нет, они меня ждут, — пробормотала Лиза сквозь всхлипывания. — Просто Сережа не может сейчас Появиться, а я его бросаю здесь, и вдруг мы потом не встретимся?
Я отпустила Лизу и села на кровать. Наша антропологичка очень любила говорить, что ее что-нибудь «потрясло до глубины души». Кажется, я впервые почувствовала, где эта глубина души у меня находится.
— То есть ты из-за Сережи готова отказаться от своих родителей?
Лиза впервые подняла на меня глаза и ответила дрожащим голосом:
— Не совсем отказаться, просто подождать еще немного, пока Сережины родители помирятся…
— Но ты же говорила, что именно сейчас самый благоприятный период! Ты же строила всякие графики, все подсчитывала… А теперь из-за своего Сережи…
— Да знаю я все, Восьмерка, — Лиза с досадой отшвырнула лежащую рядом тетрадку. — Но что толку в этих конспектах! У Сережи, как ни считай, сейчас не время для Появления! Даже считать ничего не нужно, если твои родители просто не хотят больше жить вместе.
— Лиза, — сказала я, — может быть, я чего-то не понимаю, но по-моему, ты сама всегда утверждала, что наша самая главная задача — правильно выбрать родителей, Появиться и Родиться. А потом уже все остальное. А еще ты говорила, что все как-то само устроится или благодаря кому-то, кто за нами следит и все про нас знает. А значит, тебе не о чем беспокоиться, и если вы с Сережей должны встретиться, то обязательно встретитесь.
Но Лизка продолжала упрямо поджимать губы, и мне на секунду показалось, что мы и в самом деле поменялись местами: это Лиза объясняет мне очевидные вещи, а я спорю и горячусь.
Из Лизкиной капсулы я направилась прямиком к Сереже. Может быть, это было жестоко, но я выложила ему все как есть.
— И если потом что-то пойдет не так, она будет очень сильно об этом жалеть. И ты тоже, — закончила я.
— Я этого не допущу, — голос у Сережи был как обычно ровный и спокойный. — Спасибо, Восьмерка. Ты настоящий друг.
Я шла к себе в капсулу уставшая, как будто отсидела пять занятий по антропологии подряд. Я чувствовала уважение и к Лизе, и к Сереже. Чувствовала, что я не умею и не знаю чего-то, чему научились они. А еще в той самой глубине души что-то противно царапалось и немножко побаливало: ведь из-за меня Лизка не готова была отказаться от Появления…
Глава 26
Не знаю, что такого Сережа сказал Лизе, но к вечеру она уже сидела в беседке и, раскрасневшись, фантазировала, как папа будет встречать их с мамой. И что, может быть, мама даже сочинит в ее честь красивую музыку. И будет играть ее очень часто. А Лизка будет слушать — сначала в животе у мамы, а потом перед сном, засыпая в кроватке.
Лиза и нас заразила этим настроением. И мы начали втроем придумывать, как здорово нам заживется, когда мы все Родимся и станем самыми лучшими друзьями. И можно будет в любой момент обнимать и целовать маму сколько хочется, и есть вдоволь мороженого, и всяких других вкусных штук, о которых мы пока только читали или которые иногда видели на экранчиках.
Все вместе мы сходили к Смотрителю. И он тоже поддержал наше веселое настроение. И обещал Лизе тщательно протирать ее капсулу каждое утро, зная, как она любит чистоту и порядок.
Так мы смеялись и гуляли до самой ночи. Стало совсем темно, и нужно было расходиться по капсулам, но мы все сидели в беседке, потому что уже наступал тот самый день, в который Лиза должна была уйти от нас к маме с папой. И мне все время хотелось сказать что-то важное, самое важное, чтобы Лиза все поняла. Но у меня не получалось. И у Лизы, и у Сережи, кажется, тоже, потому что мы все перестали смеяться, а наоборот, притихли. И во всем Управлении вдруг стало очень-очень тихо. В саду кроме нас больше никого не было. Тут Лиза вспомнила, что не взяла с собой экранчик, а ей очень хотелось напоследок еще раз взглянуть на родителей:
— Я знаю, что теперь всегда буду с ними, — виновато пояснила она, — но мне хочется еще посмотреть на них вот так, со стороны.
— Я схожу с тобой, — сказал Сережа, поднимаясь.
— Нет, я быстро, — ответила Лиза. — Давайте посидим еще в беседке. Мне не хочется идти в капсулу.
И она со всех ног умчалась по темной дорожке. А мы с Сережей долго сидели молча и разглядывали еле различимые деревья, наши капсулы и вспыхивающие вдалеке огоньки Сада Появившихся. Пока не сообразили, что Лизы нет слишком долго.
В капсуле было пусто и тихо. Кровать застелена новым красным покрывалом. Ни Лизиных тетрадей, ни маленького цветочного венка, который мы как-то сплели в саду, ни самой Лизы.
Сережа сел на землю около капсулы:
— Я ведь даже с ней не попрощался.
Глава 27
Уверена, что это Смотритель все устроил: Лизина капсула стояла ровно напротив Риткиной. Моя скамейка немножко сдвинулась в сторону и теперь я сидела между двух капсул, чтобы видеть обеих. Иногда они смешно одновременно переворачивались во сне, или вдруг принимали одинаковые позы, или укладывались лицом друг к другу, так что издалека казалось, будто они спят нос к носу.
Но вообще было не очень-то до смеха. Ритку я совсем не знала и то немножко скучала по ней, а Лиза… Вот она была, прямо передо мной, живая и настоящая. А все-таки поговорить с ней было нельзя. И неизвестно, когда еще мне придется снова услышать ее наставления. И будет ли такое вообще?
— Все грустишь, Восьмерка?
Мы еще ни разу не говорили вот так со Смотрителем с тех пор, как он рассказал мне свою историю. Сейчас он сидел совсем близко, и я увидела маленькие морщинки около глаз, которые складывались в сеточку, когда Смотритель улыбался.
— Умирать страшно? — решилась я задать самый главный вопрос из тысячи тех, что крутились у меня в голове в последнее время.
Около глаз снова появилась сеточка:
— Не страшнее, чем рождаться. В общем-то, это одно и то же.
— Как это? — удивилась я.
— Вот ты сидишь здесь и печалишься, девочка. Смотришь на свою подругу, которая скоро Родится, и все думаешь — удастся ли вам когда-нибудь снова увидеться? И еще размышляешь, как это странно — только что она была рядом, а теперь уже нельзя поговорить с ней, посоветоваться. И даже по ее поучениям теперь скучаешь.
Мне иногда кажется, что Смотритель умеет читать мои мысли. Ну, или я все время говорю вслух, как тогда, когда этот Олег меня подслушал.
— А когда у человека умирает кто-то близкий, он точно так же горюет, приходит в памятное место, чтобы подумать о своем друге. И больше всего печалится от мысли, что в каком-то другом мире они могут больше не встретиться.
— А что такое «памятное место»? И как сделать так, чтобы этот человек обязательно еще встретил своего друга? Где он, этот другой мир?
— В том-то и дело, Восьмерка. Видишь, как все похоже. Здесь — там, рождение — смерть. Может быть, главное, что и нет его, никакого другого мира. Все устроено по одним законам.
— Вот и Лиза так говорила, — вздохнула я, глядя на подругу, «плывущую в капсуле», — что все устроено, как надо.
— Лиза — мудрая девочка, — с уважением отозвался Смотритель. — Некоторые не понимают этого, прожив всю жизнь. А она поняла, даже еще не Родившись.
— Я бы тоже хотела быть мудрой, — призналась я. — Чтобы всегда делать все сразу правильно.
— Это не мудрость, — улыбнулся Смотритель. — И кроме того, так жить неинтересно. Мудрость в том, чтобы совершать ошибки и учиться на них. Первому ты уже научилась, осталось освоить второе. А сразу только сказка сказывается.
И Смотритель как всегда молча поднялся и неспеша направился вглубь Сада. Правда, в этот раз он ненадолго вернулся:
— Рождаться и умирать немного страшно, но несложно. Самое трудное — жить. А памятное место — это там, где происходило что-то важное, плохое или хорошее, но заставившее тебя запомнить это мгновение. И в это место хочется приходить, чтобы привести мысли в порядок.
И он скрылся среди капсул.
Глава 28
Мне очень захотелось, чтобы у меня тоже было какое-то памятное место. Только где его взять? В моей капсуле ничего особо интересного не происходило. В Саду Появившихся я и так торчала все время. Беседка была местом Лизы и Сережи. Теперь он там сидел один целыми днями и все время читал. Без Лизки разговор у нас как-то не клеился, и я старалась поменьше показываться в Саду.
Конечно, оставалась еще полянка в лесу. Раньше я часто туда наведывалась, но после появления этого Олега, она перестала быть только моей. Правда, можно было найти другую, но ведь она бы уже не была памятным местом? А мне очень нужно было привести мысли в порядок, как говорил Смотритель.
Я все-таки отправилась в глубь сада — в конце концов, Олег сказал, что прибежал туда за мячом. Не прилетит же его мяч два раз в одно и то же место.
И кто там сидел на бревнышке и с задумчивым видом чертил что-то в тетради?
— Привет, Философ! — обрадовался он. — Чего не приходила?
— А ты зачем пришел? — с досадой спросила я.
— Будешь так злиться, разжалую. Где твое философское отношение к жизни?
Я терпеть не могу, когда надо мной смеются. Когда Настя начинала меня дразнить, я сразу же выходила из себя и была готова кинуться на нее с кулаками. А вот на Олега почему-то так злиться не получалось. Хотя он все время говорил так, как будто хотел меня подразнить.
— Ладно, не дуйся, как хомяк. Ты, кстати, видела в Хранилище хомяков? Знаешь, сколько они всего умеют прятать за щеки? — Олег быстро пощелкал по экранчику пальцем и показал мне забавного зверька с раздутыми щеками. — Видишь, похожа! Давай, садись сюда и рассказывай мне, чего ты такая злющая.
Не знаю, почему, но я послушалась и села рядом с ним. И все ему рассказала. Про маму с папой, Риту, Лизку и Сережу, про то, как Смотритель хотел унести свою сестру из дома. И как он подбирает брошенные сорванные цветы. И про морщинки вокруг глаз. И про маминых учеников и бабушкины вязаные носки. И про папу и Интернет. И про то, как я поняла, что такое счастье, а теперь как будто опять забыла. И еще о смерти, которая, оказывается, такая же, как рождение. И как мама трет имбирь и бросает его в горячий чай. А папе нравится потом подносить мамины руки к лицу и дышать. А я даже не знаю, как он пахнет, этот имбирь. И узнаю еще очень нескоро.
Не знаю, сколько я говорила. Но Олег ни разу меня не перебил. Только все время чертил что-то в своей тетрадке. Но я видела, что он слушает меня внимательно. И не делает вид, как написано в книжке про этикет, а ему взаправду интересно.
Потом я замолчала. И он тоже молчал. Мне стало стыдно, что я так разболталась и я спросила, чтобы хоть что-нибудь спросить:
— А ты что там рисуешь?
— Это мост, — он показал мне красивый рисунок огромного моста с башенками, а под ним — какой-то чертеж со стрелочками и цифрами. — Я хочу построить самый большой мост в мире.
— Ого, — сказала я.
— Я понял, кто ты, — Олег перелистнул страницу блокнота. — Ты не философ. И уж тем более не изобретатель лекарств. Наверное, ты Родишься и станешь писателем. Здорово у тебя получается рассказывать разные истории.
Честно говоря, я и сама давным-давно забыла про свое лекарство. Уже даже не помню, что я там собиралась лечить. Просто на одном из занятий нам сказали, что каждый человек способен сделать что-то великое — сочинить прекрасную музыку, прекратить войну или подарить человечеству лекарство от смертельной болезни. Музыка, которую я в основном слышала, — пиликанье Лизиной мамы. И, честно говоря, никакого желания становиться музыкантом оно у меня не вызывало. Как прекращать войны, я не очень представляла. Я даже не поняла, зачем их вообще начинают. А вот про лекарство мне понравилось. Я даже кое-что почитала об этом. Правда, не про то, как собственно их изобретать. А про то, что все начнут тебя уважать и, может, даже дадут специальную награду.
— А разве это кому-нибудь интересно будет читать? — спрсила я у Олега. — Ведь никто не знает моих родителей и Лизку…
— Я тоже не знаю, — Олег выводил ровные и четкие линии на листе, — но вот сейчас послушал тебя и теперь как будто познакомился. В этом и есть весь смысл. Разве ты знаешь лично героев книжек, которые читаешь? Но ведь тебе интересно.
— А где ты всему этому научился? — я не могла оторваться от рисунка, так ловко у Олега все это выходило.
Он пожал плечами:
— Я еще и не научился толком, так нашел кое-какие книжки в Хранилище. Но я точно знаю, что хочу придумывать и строить мосты.
— А я, наверное, еще не знаю, чего я хочу.
— Ничего, Философ, раз хочешь узнать, обязательно узнаешь, когда Родишься. А кое-что и сейчас знаешь — ты хочешь к своим родителям, которых выбрала, хочешь найти Лизу… И я думаю, раз ты их всех так любишь, то у тебя обязательно получится.
Мне с самого начала ужасно хотелось спросить, но я не решалась. Олег искоса взглянул на меня и улыбнулся:
— Ну, чего ты мнешься? Все равно ведь скажешь, что думаешь. У тебя все на лбу написано.
Я недоверчиво потрогала лоб.
— Что у меня там написано?
— Все твои мысли, — рассмеялся Олег. — Это выражение такое. Так что ты хотела спросить?
— Ну… ты ведь из этих, из.. распределенцев, да? Ты только не обижайся, но как это, вообще?
Олег отложил рисунок и внимательно посмотрел на меня:
— А почему ты думаешь, что распределенцы — какие-то особенные? Да, нам просто помогли выбрать родителей, но в остальном мы такие же, как и вы.
— Разве ты не скучаешь по маме с папой, которых выбрал сам?
— По первым или по вторым? — Олег часто улыбался и этим напоминал мне Смотрителя. — Нет, Философ. У меня не так, как у тебя. Я пришел в Управление, мне стали показывать разных людей. Я не очень понимал, чем они друг от друга отличаются. Показал на тех, которые гуляли по какому-то мосту. Выбрал дату. Не Появился. Снова пришел в Управление, выбрал других… И опять не Появился. Так и попал на Распределение.
— И…? — у меня даже голос стал другим от волнения. Мне всегда казалось, что на Распределении отправляют к каким-то злым и страшным родителям, похожим на мачеху Золушки или Белоснежки.
— И теперь я знаю, что такое — полюбить свою маму по-настоящему. Остается только ждать назначенной даты Появления, чтобы Родиться, вырасти и защищать ее.
— От чего защищать?
— Ото всего, — твердо сказал Олег.
— А папа разве ее не защищает? — удивилась я.
— А папы у меня нет, — Олег снова вернулся к своему мосту.
— Как это — нет? Так не бывает! Вот даже у Сережи папа редко, но все-таки приходит домой… А у меня…
— А у меня — нет, — вот сейчас Олег совсем не улыбался. — Зря ты, Восьмерка, думаешь, что знаешь все на свете.
Я, наверное, что-то совсем не то сказала, потому что он первый раз назвал меня Восьмеркой, а не Философом…
Я встала и отряхнула коленки, стараясь не показывать, что мне ужасно обидно.
— Я пойду.
— Приходи еще. А когда соберешься надуться в следующий раз, сразу вспоминай хомяка. Договорились?
— Ладно, — буркнула я.
Глава 29
Когда я возникла на пороге с тетрадками и экранчиком, брови у нашей антропологички смешно поднялись аж к самому верху лба:
— Если мне не изменяет память…, — начала она.
— Не изменяет, — быстро ответила я, испугавшись, что меня выставят с занятий. — Но ведь не запрещено заново прослушать курс лекций? Можно я останусь?
Кажется, ей это не очень-то понравилось, но она не сказала «нет», и я быстро юркнула за парту на втором ряду, открыла тетрадку и потихоньку осмотрелась по сторонам. Никого из этих ребят я, конечно, не знала. Все они были новенькими, наверное, только вчера или позавчера попали в Управление. Кто-то скучал, глядя в окно, кто-то сидел примерно, приготовившись слушать. Прямо передо мной сидели два абсолютно одинаковых мальчика. Я даже глаза протерла, но так и есть — пухленькие, голубоглазые, они беспрерывно пихали друг друга локтями и хихикали, а их соседка с темной длинной косой и очень прямой спиной (совсем как Лиза…) поглядывала неодобрительно.
Не знаю, как эта идея пришла мне в голову. Только когда я вернулась из леса, как всегда заглянув по дороге к Рите с Лизой, поняла вдруг, что мне нужно чем-то себя занять на несколько долгих-долгих месяцев. И мне впервые стало ужасно одиноко. Захотелось уйти из капсулы, чтобы просто поболтать с кем-нибудь, а еще — очень захотелось учиться. Может быть, этот Олег во всем виноват. Со своими хомяками и мостами. А я почти ничего и не знаю. Конечно, в Хранилище можно найти что угодно, только вот я не уверена, что именно должна искать. Лизка говорила, что нужно самообразовываться, но у меня с этим не очень выходило. Обычно я долго бессмысленно тыкала в разные странички, в основном разглядывая разные милые и забавные картинки. И что-то мне подсказывало, что мудрее я от этого не становилась.
И несмотря на то, что антропологичка казалась мне очень скучной, все-таки я часто вспоминала в последнее время ее фразочки. Она была не очень похожа на всех остальных в Управлении. Старшие гладко зачесывали волосы, ходили в строгой одежде и халатиках, а у нее из прически всегда торчали рыжие завитушки, очки часто сползали на кончик носа, а свободная блузка была такой пестрой, что у меня перед глазами как будто начинали мелкать попугаи, когда я долго на нее смотрела.
Занятие она как всегда начала с того, что прошлась между рядами, строго оглядывая каждого из нас. У нее из папок вечно вываливались какие-то карточки и обрывки листочков, но от нас она требовала порядка на столах.
— Итак, тема сегодняшнего занятия: «Человек и основные виды его деятельности». Скажите мне, какой основной вид деятельности у вас сейчас?
Я снова посмотрела по сторонам. Никто из ребят, кажется, не собирался отвечать на вопрос. Я знала, о чем они думали после вчерашней экскурсии по Управлению. Увидев кабинеты, где можно было выбрать себе родителей и получив личные экранчики, каждый мечтал только о том моменте, когда можно будет отправиться в Отдел по Выбору, а потом увидеть заветное окошко на экранчике…
— Узнавать и думать! — громко сказала я, забыв, что нужно поднять руку.
Несколько ребят посмотрели на меня с удивлением, а антропологичка — как-то очень пристально. И вздохнула.
Глава 30
Не знаю, почему раньше занятия казались мне такими скучными. Сейчас я с радостью бежала на каждую лекцию, удивляясь, сколько же всего, оказывается, пропустила, когда училась первый раз. Я даже на всякий случай сходила на занятия по алгоритму выбора. И как можно было пропустить мимо ушей, что при нереализованной дате Появления нужно подтверждать заявку на родителей еще раз? Ведь все могло быть совсем по-другому… Но Смотритель на это сказал мне, что совершенно бессмысленно просто так жалеть о том, что уже случилось. Надо сделать выводы и стараться не повторять своих ошибок.
Я старалась вовсю. Если раньше я могла целыми днями просто так болтаться по Управлению, заглядывая во все уголки нашего сада, или копаться в Хранилище без определенной цели, теперь мне еле хватало дня, чтобы успеть сделать все, что хотелось. Утром я бежала на занятия, потом к Рите с Лизкой и рассказывала им все, что удалось узнать. Конечно, они меня не слышали, но Смотритель сказал, что, во-первых, не факт, а во-вторых, даже если кто-то не может тебя услышать, это не значит, что ты не имеешь права с ним говорить. Последнее я не очень поняла, но все-таки мне нравилось делиться своими новостями.
Сережа тоже иногда приходил к Лизе. Но я заметила, что он больше любит сидеть в Саду Появившихся один и старалась ему не мешать.
В капсуле я обычно несколько часов делала «домашнее задание». Нам, конечно, никто не говорил, что нужно специально что-то учить или читать дома, но мне нравилось чувствовать себя, как мамины ученики, тетрадки которых она проверяла каждый вечер. Поэтому и я тоже завела себе специальную тетрадочку, в которую записывала самые интересные мысли из книжек. А еще выписывала новые слова. Одним из первых я выписала слово «философ». Оказывается, ничего обидного в нем и не было, хотя мне все-таки казалось, что этот Олег посмеивался надо мной. Да и вообще, по-моему, философы — это в основном бородатые дядечки, разве нет? Еще я почитала кое-что про мосты и лекарства… Но больше всего мне нравилось читать разные книги, а еще — статьи в Хранилище об их авторах.
Ну и жизнь была у некоторых из них. Мне даже иногда казалось, что почти все они сразу неправильно выбрали себе родителей. Разве может быть все настолько сложно, если у тебя правильно выбранные мама с папой? Но что меня удивляло больше всего — как они умудрялись писать такие хорошие книжки, когда у самих в жизни происходили ужасные события?
Я задала этот вопрос антропологичке. На занятиях она с самого начала вздыхала, когда видела мою поднятую руку. И чем больше вопросов возникало, тем громче и чаще она вздыхала. А после одного занятия она попросила меня остаться и предложила задавать все свои вопросы во внеучебное время, потому что, как она пояснила, они «лежат за гранью нашего основного курса». Так что теперь раз в неделю я бегала в учебную часть еще и вечером, чтобы поспрашивать антропологичку обо всем, что было мне непонятно.
В остальные вечера я болтала со Смотрителем, когда у него было время, или смотрела через экранчик на родителей.
Теперь мама приходила с работы гораздо раньше, да и тетрадей у нее, кажется, стало поменьше. Мне очень нравились эти часы, когда папа еще не вернулся с работы и мы с мамой как будто сидели вдвоем. Она научилась вязать, и я тоже вместе с ней осваивала все эти петельки и столбики. Иногда она читала вслух. Я сначала не очень поняла, зачем. А потом только догадалась, что она читает для Ритки. Но мне нравилось думать, что мама читает и для меня тоже.
Так слушать книжки было еще интересней! Даже те сказки, которые я читала миллион раз, мама рассказывала по-особенному. Иногда она включала музыку. Вот это была действительно музыка! Я даже засомневалась — может быть, все-таки я хочу сочинять разные мелодии, раз так красиво получается?
Потом приходил папа. Родители ужинали, рассказывали друг другу новости. И я тоже слушала про папину работу, про рассеянного начальника, который постоянно терял очки и проливал кофе на важные документы. А мама говорила про своих учеников и про какие-то комбинезоны на распродаже, которые «конечно, еще рано, но скидка хорошая и обязательно надо брать».
Так проходили целые дни. Пока однажды экранчик не отказался показывать родителей целых 3 дня подряд.
Глава 31
В этот раз все было по-другому — никаких надписей, никаких ограничений. Просто изо дня в день не было подходящего времени, чтобы мне показали маму с папой. Когда нам объясняли, как пользоваться кнопкой «Родители», говорили, что мы не всегда можем на них посмотреть. Что-то про частную жизнь, про то, что каждый человек имеет право на личное пространство. И что это то же самое, как когда мы уходим в свою капсулу, если хотим побыть одни, отдохнуть от других людей.
Но мне кажется, дело было не только в этом. Например, я заметила, что экранчик часто прерывает сеанс, если родители долго ссорятся или говорят о чем-то грустном. Так было в самом начале, когда я только получила разрешение на родителей — они часто говорили о мамином папе, моем дедушке, разными непонятными словами, и экран отключался. А однажды и вовсе не показывал целый день. И после этого мама была грустная, а бабушка часто приходила к нам — готовила и плакала потихоньку. А дедушку я так ни разу и не увидела.
Честно говоря, я теперь кое о чем начала догадываться… Вспоминала свой разговор со Смотрителем об уходящих людях и памятных местах, и о тех, кто потом тоскует и не знает, удастся ли встретить тех, кто умер…
Тогда экран не показывал всего лишь день. А теперь — уже целых три. Я сходила в Управление, он был совершенно исправен. И в конце концов я поняла, что случилось что-то страшное.
Я забросила свои занятия, целыми днями проверяла экран и нажимала на кнопку «Родители». Ничего.
И постоянно бегала к Ритке. Нет, родители, конечно, очень ждали ее Рождения, но вдруг… Вдруг я опять что-то упустила?
Ритка была на месте, как всегда плавно поднимались и опускались косички в воздухе. Разве что раньше она постоянно вертелась в своей капсуле. Я даже пугалась вначале, вдруг с ней то же самое, что и с Женькой? Пока Смотритель меня не успокоил:
— Ты, Восьмерка, любишь сидеть на одном месте? Вот и Рита не любит, ей интересно все новое, потому и крутится, чтобы разведать, что к чему.
А теперь Рита чаще лежала смирно, не размахивала руками, не крутила головой… Но главное, она была тут.
А вот Смотритель как назло не появлялся уже несколько дней. За последнее время в Саду Появившихся прибавилось столько капсул, что даже конца этим поблескивающим рядам не было видно. Наверное, и работы у него прибавилось, хотя он никогда не рассказывал, что делает, кроме того, что обходит все капсулы по несколько раз в день.
Бабушка часто говорила, что у папы от сидения за компьютером голова треснет. Я первый раз даже испугалась, представив себе эту картинку. А теперь, кажется, поняла, что это такое. Я так долго таращилась на свой экранчик днем и ночью, что перед глазами начали плясать звездочки, а в голове что-то противно загудело… Мне захотелось разбить этот дурацкий экран, который не хотел показывать родителей.
И что-то случилось. Что-то точно случилось.
Глава 32
Уже начало темнеть, но я все-таки проскользнула на свою полянку. Наверное, вот что такое памятное место. Как только я села около своего любимого дерева, прислонившись к нему спиной и закрыв глаза, сразу стало немного легче. В лесу было совсем тихо. И я стала вспоминать все самое хорошее, что со мной происходило, чтобы убедить себя, что все хорошо.
Во-первых, сами мама с папой. Настя как-то сказала, что родители у меня самые обыкновенные. Пришлось дернуть ее за тощую косичку. Сейчас-то я понимаю, что это не очень хорошо, но по-прежнему считаю, что она говорила глупости, и я могла хоть за обе косички ее оттаскать. Потому что нет в них ничего обыкновенного. Они такие, такие… что и не объяснишь. На последнем занятии по антропологии мы опять говорили о предназначении каждого человека. Так вот, может, мои родители и не спасут человечество, зато они очень любят друг друга. А это, по-моему, важнее.
Во-вторых, кроме родителей я уже встретила столько хороших людей. И Лизу, и Смотрителя, и Сережу, и Старшую по выбору, которая хотела мне помочь, и нашу антропологичку, которая оказалась совсем даже не занудной. Она столько интересного рассказала мне за последнее время, что теперь я бы знала, что ответить даже этому Олегу…
И если подумать, он тоже, в общем-то совсем неплохой. Вот я бы не смогла так полюбить свою маму по Распределению. А он любит и тоже хочет поскорей Родиться, чтобы помогать ей во всем.
В голове опять начало путаться. Я пыталась вспомнить один вечер, когда к родителям пришла бабушка, и они все вместе играли в какую-то игру и громко смеялись. Но вместо бабушки там откуда-то взялся Олег. И я тоже оказалась за столом на кухне. Сначала обрадовалась, что я вместе с родителями, но Олег начал трясти меня и все повторял, чтобы я проснулась. А я все смеялась и смеялась над какой-то папиной шуткой, пока не открыла глаза.
— Проснись, Философ. Что с тобой? — передо мной сидел взаправдашний Олег. Ни мамы, ни папы. И я совсем не смеялась. По крайней мере, все щеки были мокрые.
Несколько дней назад мне очень хотелось доказать Олегу, что я совсем не такая глупая и обидчивая, как хомяк. А теперь вот он опять увидел меня не в очень-то хорошем состоянии — сплю посреди леса да еще и реву во сне.
Но в этот раз он не стал надо мной смеяться. Вместо этого вытер рукой слезы с моего лица и помог подняться с земли.
Глава 33
Сначала мы шли молча. И я даже не сразу заметила, что идем мы совсем не в сторону Управления и не туда, где живут распределенцы. В этой части леса я никогда не бывала. Здесь совсем не было протоптанных тропинок, деревья росли гораздо гуще, чем в нашем саду и в знакомом мне лесу.
Но мне было так грустно и тоскливо, что даже совсем не страшно. И все равно, куда идти. Лишь бы не возвращаться в капсулу.
Наверное, мы шли очень долго, потому что я опять начала засыпать прямо на ходу. Я привыкла ложиться вместе с родителями. Мама в последнее время стала ложиться рано, когда только начинало темнеть. Иногда она засыпала прямо на диване в кухне с книжкой или тетрадками. Папа укрывал ее красным пледом и ходил по комнате тихо-тихо.
А последние ночи я очень плохо спала. И сейчас хотелось лечь прямо на землю. Но тут Олег остановился и я чуть не врезалась в него (все-таки одна еле заметная тропинка в этом лесу была, но такая узкая, что приходилось идти за Олегом). А потом я подняла голову. И протерла глаза, думая, что все еще сплю. Прямо перед нами было две луны — одна вверху, другая внизу. И деревья наверху росли как обычно, а снизу наоборот, ветвями вниз — ко второму звездному небу.
Раньше я видела столько воды только на картинках в Хранилище. И еще один раз, когда родители были на прогулке в огромном парке. Поэтому не сразу поняла, что перевернутый нижний мир — это всего лишь отражение в огромном озере, на берегу которого мы стояли. Олег бросил на землю свою кофту (я еще в прошлый раз обратила внимание — она была с капюшоном, ни у кого из наших ребят я такой не видела), и я села на краешек, все еще не в силах оторвать взгляд от звезд. Там, внизу, они казались еще больше и ярче, чем настоящие.
— А сюда можно приходить? Да еще и ночью? — я заговорила шепотом, потому что казалось, что если говорить обычным голосом, все это может исчезнуть.
Олег пожал плечами со своей обычной улыбкой:
— Раз никто не говорил, что нельзя, значит, можно.
Наверное, это больше всего в нем злило раньше — мне хотелось обо всем подумать, все понять. А он говорил так легко, как будто вообще никаких проблем не существовало. И тут я вспомнила о собственных бедах. В этот раз я очень старалась не плакать, но чем дольше сдерживала слезы, тем сильнее щипало в глазах, переносице, и в конце концов потекло из носа, так что пришлось потихоньку вытираться рукавом.
Хорошо, что Олег не видел. Он сидел рядом, обхватив колени и смотрел прямо перед собой.
И мне уже второй раз показалось, что если все ему рассказать, жизнь сразу наладится.
Глава 34
Когда я вернулась, над Садом Появившихся уже вставало солнце, но никого в Управлении еще не было. Я медленно шла по дорожке, вспоминая все, что случилось со мной в эту ночь. Даже не знаю, не приснилось ли это? И озеро, и деревья вверх тормашками, и Олег, который рассказывал удивительные вещи. Об этом жутком типе, который отвечал за Распределение и который даже приснился мне в страшном сне. А Олег подружился с ним и тот, между прочим, объяснил ему многое из того, что я не понимала. Например, что Распределение — это не наказание, хотя иногда распределенцам и приходится гораздо сложнее, чем остальным ребятам. А еще помог найти нужные книги в Хранилище.
— Он же противный и какой-то мрачный, — удивлялась я.
— Ты по первому впечатлению тоже не подарок, — смеялся Олег.
И мне больше не хотелось дуться. Я тоже смеялась вместе с ним. И было так хорошо и легко.
Кстати, мы и об этой самой философии поговорили. Олег считает, что философы — это необязательно те, кто написал огромные скучные книжки. Философия у каждого своя. Вот если послушать Олега, например, как-то выходит, что все всегда к лучшему. Он два раза неправильно выбрал родителей? Зато теперь ему «назначили» такую маму, которую он ни на кого не променяет. Попал в распределенцы? Зато точно знает, когда Появится, об этом можно больше не беспокоиться.
И из всех моих переживаний он легко выводил одни хорошие моменты. Получалось, я должна быть за все благодарна: не Появилась первый раз — стала умнее и нашла новых друзей; проворонила повторную заявку — получила старшую сестру; должна ждать еще кучу времени, чтобы Появиться — есть возможность сейчас больше всего понять про себя саму и мир, а значит, потом будет легче.
Когда Олег обо всем этом говорил, мне и самой казалось, что все идет хорошо. Даже пугающе молчаливый экран не казался таким страшным. Но как только Олег довел меня до нашего Управления и отправился к себе, у меня внутри опять что-то неприятно заныло.
Я подходила все ближе к Саду Появившихся и повторяла про себя все Олеговы слова, как заклинания в сказках: «Все к лучшему. Все, что происходит, зачем-то нужно. Меньше думай, Восьмерка…»
Солнце поднималось все выше и светило прямо на меня, заливало все вокруг ярким золотым светом. Я прикрыла глаза ладонями, но все-таки еще издалека увидела второй от входа ряд капсул. И сразу поняла, что произошло. Светило солнце, покачивались деревья, подлетала и опускалась в своей капсуле Лиза…
Ритки не было.
Глава 35
На одном из дополнительных занятий антропологичка объясняла мне, что такое душа. Непонятное слово, так часто встречающееся в книгах. И то самое, что у меня заболело, когда я поняла, на что Лиза готова ради Сережи. И, наверное, то же самое, что так сильно радовалось во мне, когда я в самый первый раз увидела маму с папой.
Так вот, антропологичка говорит, что основной путь душа проходит, когда мы уже Родимся. Но бывает и так, что еще до Рождения ей выпадает много испытаний. Например, кто-то из ребят отправляется в мир к родителям, почти не успев пожить в Управлении и узнав только самое основное, необходимое. А кто-то еще здесь сталкивается с трудностями. Распределенцам часто приходится сложно сразу после Рождения, поэтому им и рассказывают немного больше, чем нам. Да и в обычных Управлениях случаются необычные истории, которые заставляют душу расти быстрее. Значит, зачем-то это нужно.
В общем, выходило, что чем больше мы узнавали и проходили до Рождения, тем быстрей росла душа и мы лучше могли понимать мир, в который должны были отправиться, мир взрослых. И вместе с тем — чем больше понимаешь, тем сложней тебе.
— Разве ты, Восьмерка, не чувствуешь, как сама поменялась за последнее время? — спрашивала антропологичка, поблескивая своими круглыми очками.
Наверное, я и вправду поменялась. Слушала разговоры ребят между занятиями и удивлялась, как они не понимают самых простых вещей.
Но как сложно, когда душа растет, я поняла только в этот момент — перед пустой Риткиной капсулой. Не было смысла кричать, бежать куда-то, звать на помощь. Самое страшное уже произошло, и изменить я это не могла. Экранчик не зря молчал три дня.
Мама, папа…
Глава 36
Когда я узнала, что Рита меня опередила, несколько дней пролежала в капсуле. Сколько времени прошло сейчас, даже не знаю. Может, день. Может, целый месяц. Кажется, кто-то приходил. Даже если бы хотела, не смогла бы встать и открыть дверь.
Капсулы не было, меня не было, никого и ничего не было. Злодеи в книжках хотели убить героев. И этими злодеями оказались…
Экранчик бесполезно валялся под кроватью. Я ненавидела теперь этот мерцающий голубой огонек и блестящие кнопки.
Целыми днями я ходила по капсуле. От двери до стены — тридцать шагов. От кровати до стола — пятнадцать.
Я не хотела больше знать ничего нового. Я не хотела, чтобы моя душа росла. Я не хотела Появляться и Рождаться.
Кажется, это была первая мысль, которая заставила меня остановиться. Раз у нас есть выбор — в какой семье Появиться, значит, мы имеем право и отказаться от этого Появления вообще. Не знаю, откуда мы тут взялись. Но пусть меня вернут обратно.
Я кинулась к своим конспектам, хотя не могла припомнить, чтобы нам что-то об этом говорили на занятиях. Ну и пусть. Мне все равно. Не имеют они права меня заставлять. И я решительно двинулась к двери.
Не успела затормозить, совсем как тогда, у озера, только в этот раз споткнулась, перелетела через Олега и грохнулась прямо у порога своей капсулы.
— Пусти! — я вырывалась, — не нужно меня трогать. Отстань со своей философией. Я не хочу ничего этого. Я не собираюсь Появляться, понятно вам?!
Я брыкалась изо всех сил, но с Олегом мне было не справиться, и в конце концов он все-таки усадил меня на порог капсулы и крепко держал, пока я не перестала вырываться.
Вот что он рассказал.
Мы договорились встретиться вечером после ночной прогулки к озеру. Когда я не пришла ни в этот, ни в следующий вечер, Олег отправился искать меня в Управление. Он не знал, у кого спросить, где моя капсула, а потом вспомнил про Смотрителя. И тот рассказал ему про Риту.
— Самое главное, Восьмерка (это Смотритель знает наверняка), от Риты не отказались. Да, она исчезла из капсулы для Появившихся гораздо раньше времени. Но они не отказались от нее, понимаешь? Смотритель не может точно сказать, что произошло, но он говорит, что такое бывает — иногда дети Рождаются раньше установленной даты. И здесь мы не можем знать, что с ними произошло, но раз от Риты не отказались — шанс есть. Ты слышишь меня, Восьмерка?
Я слышала и не слышала. И не могла поверить. И я была так счастлива, что родители оказались не предателями. И не злодеями. Это было такое облегчение, что я от радости крепко обняла Олега.
— Задушишь, — улыбнулся он. — Вот теперь я тебя узнаю.
Олег немного помолчал и снова заговорил тихо и серьезно.
— Вот еще что, Восьмерка. Обычно узнать, что произошло с теми, кто Родился раньше времени, нельзя. Но мы то кое-что можем сделать…
Экранчик! Я вскочила и ринулась в капсулу. Ну, конечно! Теперь понятно, почему он молчал все это время. Но теперь-то, возможно, я уже могу посмотреть на родителей, а значит, и узнать, что случилось с Ритой!
Олег зашел за мной в капсулу и дотронулся до плеча:
— Подожди, Восьмерка. Ты ведь понимаешь, что могло всякое случиться? Я уверен, что все будет хорошо. Но все-таки… И экран может пока еще ничего не показать.
Я раздраженно отмахнулась — как я могу ждать, когда речь идет о Ритке? Но когда кнопка «Родители» засверкала одобрительным голубым светом, и экранчик на секунду замер, как всегда бывало перед сеансом показа, мне снова стало отчаянно страшно.
Это был не дом родителей и бабушки. В таком здании я маму никогда не видела. Да и саму ее узнала не сразу. Она стала совсем тоненькой, а глаза — большие-пребольшие.
Мама стояла в своем красивом голубом халате около какой-то стеклянной штуки, быстро-быстро перебирала пальцами волосы, заплетенные в косу, и напряженно всматривалась. А там, за стеклянной перегородкой, ворочалось что-то непонятное, опутанное длинными трубочками. Мама долго смотрела через стекло на это крошечное существо, а я через экран — на маму.
Пока не поняла.
Глава 37
Вечером ко мне в капсулу заглянул Смотритель. Как и Старшая по выбору, он с любопытством оглядывался по сторонам.
Оказывается, он не бывал в капсулах с того момента, как сам выбирал родителей. Все капсулы были почти одинаковые, только у него стол и кровать были расположены немного по-другому и покрывало другого цвета. Я удивилась:
— Разве после Появления мы не забываем все, что с нами происходило?
— Когда-то же человек должен вспомнить всю свою историю целиком.
Мне хотелось расспросить о том, как он выбирал родителей, как Появлялся и Рождался, но сейчас самое главное — это Ритка.
Пока единственное, что я знала — что-то пошло не так, и Рита Родилась раньше времени. Она была живая — красненькая, сморщенная, совсем не похожая на ту Ритку, которую я привыкла видеть в капсуле. Но главное — живая. Такая маленькая, что, наверное, даже крошечные бабушкины кеды и варежки падали бы с нее. Но этими маленькими ручками и ножками она барахтала так отчаянно, как будто хотела выбраться из стеклянной комнатки и поскакать по дорожкам, как прежняя Ритка…
Экран несколько раз за день разрешал мне посмотреть на маму, и каждый раз я заставала ее на одном и том же месте — стоящей около перегородки и молча смотрящей в одну точку. Иногда она вздрагивала и оглядывалась по сторонам, как будто забывала, где находится. Однажды появилась женщина в белом халате, что-то долго и настойчиво говорила о необходимости поберечь себя, поесть, восстановиться и силой увела маму. А мама все шла по коридору и оглядывалась на Риту.
Каждый раз я надеялась увидеть папу, чтобы он как-то утешил маму, которую я никогда не видела такой грустной. Но она все время была одна.
Нужно ждать. Так объяснил мне Смотритель. Уже то, что Рита жива, Родившись так рано — чудо. Надо подождать, пока она немножко вырастет и окрепнет. А для этого ей придется пожить какое-то время в стеклянной комнате.
Снова ждать… Мне начинало казаться, что не только здесь мы все ждем и ждем — Появления, Рождения. В мире родителей то же самое.
Наверное, Смотритель хотел меня отвлечь и заговорил об Олеге. Сказал, между прочим, что он очень хороший парень. И, оказывается, целых два дня сидел у моей капсулы, когда я не открывала дверь.
Странно выходит — те, кто вначале меня раздражает, потом оказываются такими близкими. Сначала Рита, а теперь вот Олег. Все мысли были о Рите, но все-таки стало приятно, когда Смотритель похвалил моего нового друга. Как будто обо мне сказали что-то хорошее.
Я хотела рассказать Смотрителю о чудесном озере и спросить, бывал ли он там, но почувствовала, что это только наша с Олегом тайна. Вместо этого я спросила про сестру, которую он когда-то хотел ночью унести из дома. Тогда Смотритель сказал, что она потом спасла ему жизнь. Что значит «спасти жизнь»? И могу ли я как-то спасти жизнь Ритке?
В это раз сеточка вокруг глаз не появилась. Вместо нее одна глубокая полоска пролегла через широкий лоб Смотрителя. Он заговорил медленно, с трудом подбирая слова.
— Знаешь, Восьмерка, иногда человек может погибнуть в прямом смысле. А иногда душа его умирает. И это гораздо страшнее. Если твоя душа мертва, тебя никто не заботит, ты готов причинить страшную боль любому человеку ради своей выгоды. Ничто в жизни больше не радует. Даже от собственного ребенка ты способен отказаться и заботишься только о том…
Он замолчал. И молчал очень долго.
— Это все равно что тонуть. А сестра взяла и вытянула меня на берег за мгновение до того, как я захлебнулся окончательно. Но некоторых ошибок уже было не исправить.
У него был такой расстроенный вид, что я пожалела о своем любопытстве, как в тот раз, когда начала расспрашивать Олега о его папе.
— Наберись терпения, Восьмерка, — Смотритель уже стоял в дверях капсулы. — Я думаю, что с Ритой все будет хорошо. Да, и загляни сегодня к Сереже. Он тоже к тебе приходил.
Я шла к капсуле Сережи, и одни и те же слова крутились у меня в голове: «Даже от собственного ребенка ты способен отказаться…» Вот, значит, какая она — история Смотрителя…
Глава 38
Интересно, могут ли Появившиеся говорить друг с другом? Наверное, нет. Но все-таки мне казалось, что Сережа и Лиза как всегда обсуждают какую-нибудь книжку, лежа в соседних капсулах. Сначала было трудно видеть Сережу на месте Риты… Но теперь я уже не вздрагивала, подходя к Саду Появившихся.
Накануне Появления Сережа был как всегда серьезным и спокойным. Мы немножко посидели в его капсуле, поговорили о Лизе. Потом он рассказал о своих родителях. Они помирились, и сейчас у него есть шанс Появиться. Конечно, он на многое не рассчитывает и ко всему готов…
Несмотря на эти слова, я видела, что ему страшно, просто он не хочет этого показывать. Интересно — с одними людьми нужно разговаривать, чтобы понять, какие они. А с Сережей у нас лучше всего получалось молчать. И мне не было неловко. Потому что молчали мы об одном и том же — о Лизке, о своих родителях, о Рите.
На прощание Сережа сказал, что почитал о таких случаях, и раз Рита сразу выжила, все точно будет хорошо. Но с Появлением мне все же лучше подождать. Еще обещал передать привет Лизе. Мол, пока они там разберутся, что к чему, уже и я их догоню.
Несмотря на то, что после Лизкиного Появления мы почти не виделись, все равно мне было грустно. Один за другим все наши ребята Появлялись, а я…
Вспомнила прощальный совет Сережи — «все-таки подожди с Появлением». Что значит «все-таки»? Мне ведь и так рекомендовали ждать год-полтора, а прошло всего…
Вот оно что! Рита Родилась раньше времени, значит, в теории скоро и мне можно назначить дату Появления. Почему-то эта мысль даже не приходила мне в голову. Только Сережа, наверное, прав. Лучше не торопиться. Разве родителям сейчас до меня, когда еще совсем непонятно, что будет с Ритой?
Наверное, дела там стали идти лучше. Я по-прежнему чаще всего заставала маму на том же месте — через стекло от Риты, но однажды наконец увидела ее с папой. Они сидели в какой-то огромной комнате, где кроме них было еще много разных людей. Но родители ни на кого не обращали внимания, папа склонился к маме и говорил так тихо, что я с трудом могла его расслышать.
Кажется, он повторял то же самое, в чем убеждали меня и Смотритель, и Сережа, и Олег — скоро все будет хорошо, самое страшное позади. Мама молча кивала.
Пока мы были с родителями в этой комнате, случилось еще кое-что. Большая коричневая дверь распахнулась, и из нее вышла показавшаяся мне очень знакомой женщина с розовым свертком в руках, перевязанным большим бантом в сопровождении молодой девушки в белом халате. К ним сразу кинулось несколько человек — с цветами и шариками. Мужчину, который смущенно уставился на женщину, а потом на сверток, я как будто тоже где-то видела… Да и подобные картинки мы очень любили рассматривать в Хранилище.
Я все пыталась вспомнить, где могла видеть этих людей, но тут мама, которая не отрываясь смотрела на счастливые лица, вдруг впервые за много-много дней улыбнулась. А потом стала говорить — сразу обо всем. О том, как смешно малышка морщит носик и жмурится под лампой. О какой-то своей соседке, которая ночью подскакивает в панике — боится пропустить кормление. И еще многое, чего я не понимала. И папа тоже сразу повеселел и полез в сумку за апельсинами, какими-то свертками, а мама смеялась совсем как раньше и говорила, что у нее все есть. И зря папа таскает запасы на целое отделение. Но он не успокоился, пока мама не согласилась что-то съесть.
Тут сеанс связи закончился. Мне стало так хорошо, что я уснула и проспала аж до следующего обеда, пока Олег не пришел позвать меня играть в мяч с распределенцами.
Глава 39
Да, после знакомства с Олегом я перестала их бояться. Хотя многие по-прежнему казались мне слишком угрюмыми и сердитыми, были ребята, занятые, как и Олег, целыми днями.
Например, Олег показал мне красивую фигурку из дерева — его сосед по капсуле Максим подбирал разные дощечки и выпиливал из них забавных человечков, разных зверюшек. А еще предложил Олегу сделать маленький мост по одному из его чертежей и теперь часто заглядывал, чтобы показать детали. По-моему, и так выходило красиво, но Максим подолгу мог просидеть над одной дощечкой, шлифуя ее всякими штучками и приборами, которых я раньше никогда не видела.
Оказывается, местный Смотритель принес их Максиму, увидев, как тот возится со своими палочками и дощечками.
Вот к кому привыкнуть я так и не смогла. Сколько бы Олег ни убеждал меня, что их Смотритель такой же добрый и хороший, как наш, я ужасно его боялась. Да и ему, кажется, не очень-то нравилось, что я так часто заглядываю к распределенцам. По крайней мере, он всегда хмурился, если видел меня с ребятами на площадке для игр. И вообще, по-моему, ему гораздо интересней было разговаривать с мальчиками. Им он советовал разные книжки, приносил инструменты для работы и игры.
Когда я поделилась своими мыслями с Олегом, он только пожал плечами. А я все вспоминала слова нашего Смотрителя — «даже от собственного ребенка ты способен отказаться». Конечно, об этом я с ним больше никогда не заговаривала, но однажды спросила, все ли люди после смерти попадают в Управления, чтобы заботиться о тех, кто только собирается Появиться на свет.
— Нет, — ответил он. И как обычно добавил, что у каждого своя история, своя судьба и свой путь.
Но я смутно догадывалась, что все Смотрители и Старшие как-то связаны с нами. И не зря именно они работают в наших Управлениях.
Кстати, тайна мужчины и женщины, которые заставили маму улыбнуться и показались мне знакомыми, открылась очень быстро. На следующий же день я побежала рассказать Смотрителю, что маме теперь намного лучше, а значит, и Рита идет на поправку.
— Подруга твоя вот тоже на днях Родилась, — улыбаясь, ответил он мне.
Я бросила подозрительный взгляд на капсулу Лизы, которая в этот момент посасывала палец (Лизка до Появления умерла бы от стыда за такое свое поведение!).
— Нет-нет, другая, — улыбка стала еще шире. — Настя.
Я хотела фыркнуть — какая она мне подруга?! Но замерла с открытым ртом: так вот кто скрывался за розовым свертком и бантом! Вот чьих родителей я сразу узнала — Настя очень уж любила хвастаться, какие они у нее красивые. И почему опять эта Настя?! Лучше бы удалось хоть одним глазком взглянуть на Лизку и ее родителей или хотя бы на Машу — конечно, с ней мы не так дружили, но нравилась она мне гораздо больше бывшей соседки-вредины.
— Значит, судьба такая — на роду написано, что пути ваши пересекаются, — спокойно ответил Смотритель на мои возмущения.
И я в очередной раз подумала — что же это за судьба такая?! И кто ее пишет?
Глава 40
— А вообще, Восьмерка, перестала бы ты болтаться без дела и садилась писать! — неожиданно заявил мне Олег, когда мы с ним как обычно сидели в лесу. Он чертил в своем блокноте, а я развлекалась тем, что считала листочки на склонившейся ветке огромного дерева.
— И ничего я не болтаюсь без дела, — возмутилась я.
— Правда? — Олег прищурился, и я поняла, что сейчас начнется одна из его лекций. Нет, ну почему всем вечно хочется меня поучать?! — А чем ты занимаешься все последнее время?
Я не сдавалась:
— Разным занимаюсь. Я, между прочим, единственная в Управлении два раза была на всех лекциях!
— Курс давно закончился, — заметил Олег, подправляя линию в своем чертеже.
Это было правдой. Многие из ребят, с которыми я заново начинала ходить на занятия, уже даже успели Появиться — голубоглазые мальчишки, доводившие антропологичку на каждом занятии, и в капсуле Появившихся продолжали без конца пихать друг друга.
— И что ты хочешь — чтобы я третий раз на занятия пошла, пока жду?
— Хомяк, — коротко напомнил Олег, надув щеки, так что я не сдержалась и прыснула. — Боюсь, твоего третьего нашествия ваша преподавательница не переживет. Пожалей ее. Но ждать без дела — хуже нету. Видела у нас в Управлении ребят, которые просто сидят целыми днями и ничего не делают? Вот и ты скоро такая будешь.
Вообще он, конечно, опять прав. С тех пор, как Ритка Родилась раньше времени, я забросила и книжки, и конспекты. Слонялась без дела и только и ждала, когда у Олега или Смотрителя будет минутка, чтобы поболтать.
— И о чем мне писать? — спросила я.
— О чем угодно. Это же самое интересное. Ты можешь написать все, что захочешь. Описать то, что с тобой происходило. Или с кем-то. Или вообще выдумать что-то совершенно новое. Целый мир, который никто кроме тебя не видел.
Я растерялась:
— Да я же и сама ничего не видела дальше наших Управлений!
— А ты попробуй увидеть, — улыбнулся Олег.
Глава 41
Легко сказать — «попробуй увидеть». А куда смотреть-то?!
В капсуле я села за стол, открыла блокнот, взяла ручку… И так и просидела часа два. Олег говорит, что для любого творческого процесса нужно вдохновение. А для вдохновения нужны специальные условия. Только вот объяснить, какие такие условия мне нужно создать, он не может, потому что это «очень индивидуально» и я должна сама понять, что заставляет меня писать. Может быть, любимая книга или какое-то особое место. Я полистала свои закладки в Хранилище. Много хороших книг. Только как они могут мне помочь? Они ведь уже написаны!
Ладно, главное — начать. «Жила-была красивая и хорошая девушка, которая очень любила своего папу. А мамы у нее не было. И вот однажды в доме появилась злая женщина с двумя своими дочерьми…». Дальше я хотела написать, что женщина и ее дочери стали обижать девушку, но внезапно поняла, что кое-что такое уже сочинили до меня.
Тогда попробовала по-другому: «Жил-был трудолюбивый и добрый юноша со своей ласковой, любимой мамой. Но однажды в доме появился грубый мужчина с двумя своими сыновьями…».
Я перечитала написанное. Оказывается, если вместо девушки героем сделать юношу, по большому счету, ничего не поменяется. Только как-то странно будет, если в конце прискачут стражники и станут примерять всем мужские туфли…
Наверное, я прочитала слишком много сказок про людей. Попробую писать про животных. «В некотором царстве, в некотором государстве жили-были хомяк со своей…». Тут я опять задумалась. Как правильно назвать жену хомяка — хомячка или хомячиха? И разве хомяк пошел бы ловить рыбу? А если не на рыбалку, то куда? В зоомагазин? Мама заходила в такой, когда несла домой кролика. И я видела там золотых рыбок, совсем как на картинках в Хранилище.
Значит, что получается — хомяк пошел в зоомагазин и купил там волшебную золотую рыбку… А почему она была волшебной? Потому что умела говорить. Но если хомяк был обычный, не волшебный и не умел говорить, то как он смог объяснить в магазине, что ему нужно?
Я совсем запуталась, вырвала лист из блокнота и сердито смяла. Если бы Олег только знал, как это сложно — писать! Ему, конечно, легко, сидит там, черкает что-то в своем блокноте.
Я походила по капсуле, глубоко подышала («Дыши носом», — так бабушка всегда говорит маме. Интересно, а как еще можно дышать? Попробовала ртом — неудобно, а ушами вообще не получается) и решила писать о тех, кого я знаю. Буду писать серьезные книги о настоящих, невыдуманных людях.
«Однажды в Управлении жила девочка Рита. Она была рыжая и с косичками. А потом она Появилась и Родилась раньше времени. И стала совсем маленькой. Еще у нее была красная юбка и веснушки». Ой, только красная юбка была у Риты до того, как она Родилась. А остались ли у нее веснушки, я даже не могла сейчас разглядеть — Ритку было плохо видно через стекло за всеми этими трубками.
Тут мне очень захотелось посмотреть, как дела у Риты и родителей, и я полезла за экранчиком. Сеанс связи был недоступен, но я решила подождать. А пока ждала, залезла в Хранилище, чтобы посмотреть, что такое вдохновение. В этой статье было много красивых картинок — стройные девушки в красивых пышных юбочках стояли на одних пальцах (попробовала — не получилось), Пушкин сидел за столом, подперев щеку рукой и мечтательно глядя куда-то вдаль (посидела за столом в такой же позе, но вдохновение так и не появилось), какой-то неизвестный мне мужчина, прищурившись, смотрел на картину (наверное, это была картина, по крайней мере, на таких штуках всегда рисовала Сережина мама. Только у нее получались красивые цветы, кошки, дети, а этот художник изобразил непонятные загогулины, похожие на те, что Даша любит чертить на песке в саду).
Я все листала и листала эти картинки. А когда вышла из капсулы, оказалось, что уже наступил вечер.
А я так и не придумала, о чем писать.
Глава 42
— Мда, — сказал Олег, после того, как вдоволь насмеялся, посмотрев мой блокнот. Я даже смятый листок достала из-под кровати, чтобы хоть что-то показать.
— Думаешь, это очень легко? — я яростно пинала землю носком своих туфель.
— Нет, не думаю, — серьезно ответил Олег. — Было бы легко, все кому не лень стали бы писателями. Просто мне кажется, писать нужно о том, что кроме тебя никто не знает. Разве интересно будет читать о том, что уже написали до тебя? Даже если вместо хрустальной туфельки будут примерять охотничьи сапоги, история от этого не поменяется. А тебе нужно придумать что-то совсем новое, свою историю.
Настроение у меня с каждой минутой становилось все хуже, хотя Олег и пытался меня утешить:
— Не переживай, Восьмерка, это муки творчества. Каждый через это проходит. Думаешь, я всегда сразу могу придумать, как должен выглядеть новый мост? Иногда целый день сижу и совсем ничего в голову не приходит.
— По тебе и не скажешь, чертишь что-то постоянно, — я забрала у Олега блокнот и направилась подальше в лес, чтобы побыть одной.
— Эй, Философ! Хомяк в зоомагазине, покупающий рыбку, — это здорово! Такого точно ни у кого не написано!
По-моему, он продолжал надо мной смеяться, даже когда я ушла. Ну и ладно. Я все равно уже не хочу быть писателем. Не нужна мне известность и всякие дурацкие награды. Лучше уж вернусь к своему первому плану и буду лекарство изобретать. Правда, там тоже непонятно, с чего начинать…
И вообще, я не обязана ничего делать. Что Олег ко мне пристал? Некоторые ребята даже не задумываются до Рождения, что у них должно быть какое-то особое призвание! А я чем лучше?
Ноги сами вели к озеру. С первого ночного посещения мы нечасто здесь бывали, Олег говорил, что это особое место для особых моментов. Но сейчас мне очень хотелось посмотреть на воду, отражение неба и деревьев… Почему-то от всего этого на душе становилось хорошо.
В этот раз я села совсем близко к воде, так что могла разглядеть себя в отражении. Настя вечно хвасталась, что мама у нее красавица, а она на нее очень похожа. У меня мама была в сто раз лучше, только вот я, по-моему, на нее совсем не похожа. У мамы длинные волосы, которые красиво блестят, когда она расчесывает их утром и вечером. Такой маленький аккуратный носик, а глаза — совсем синие.
А у меня глаза были непонятные, то ли серые, то ли зеленые, нос совсем не такой, как у мамы и Ритки, а волосы — светлые и тонкие, постоянно выбивающиеся из хвостика…
Я повернулась и начала придирчиво рассматривать свои уши, пытаясь вспомнить, какие они у мамы, но тут услышала чей-то тоненький плач.
Глава 43
Я даже не сразу ее нашла, так глубоко она зарылась в заросли на берегу. Ни разу не встречала никого из ребят в этой части леса, но она, похоже, приходила сюда не в первый раз — к озеру вела хорошо утоптанная дорожка, а примятые кусты и трава напоминали обустроенное гнездо или норку.
Сама же девочка… Ни у нас, ни у распределенцев я ее не видела. Да и вообще она была не похожа ни на кого из наших ребят — очень худенькая, с торчащими во все стороны хвостиками, одетая в смешные брюки, которые явно были ей большими, и разноцветный полосатый свитер. Наверное, она вытирала слезы грязными руками, потому что все щеки у нее были в темно-коричневых разводах.
Увидев меня, она вскочила, но я успела схватить ее за руку:
— Подожди, не убегай! Меня зовут Восьмерка. А тебя как?
Она даже до плеча мне не доставала и смотрела снизу вверх испуганно и недоверчиво. От этого мне стало ее совсем жалко:
— Прости, что напугала. Я даже не знала, что на это озеро еще кто-то ходит.
Она несколько раз шмыгнула носом, оттерла слезы, добавив новые полоски на щеки, и сказала:
— Здесь красиво поет птица.
— Правда? — удивилась я. — Никогда не видела и не слышала здесь никаких птиц.
— Большая красивая птица, — упрямо повторила она своим тонким голоском, — прилетает к Эле и поет для нее.
— Так значит, тебя зовут Эля? Какое необычное имя.
Она опять заплакала, на этот раз беззвучно, только лицо сморщилось и слезы закапали.
Олег говорит, когда человек хочет поплакать, ему не надо мешать. Поэтому я села около Элиной «норки» и стала ждать. Сначала она плакала стоя, но потом затихла и наконец уселась рядом со мной.
— Я тоже однажды плакала на этом озере, — сказала я. — Жалко, тогда я не знала, что ты тоже сюда ходишь — поплакали бы вместе.
— Эля любит плакать одна, — она нахмурила свои черные брови так, что они сошлись прямо на переносице.
— Вообще-то, я тоже, — призналась я, — но иногда, наверное, хорошо с кем-нибудь поделиться.
Она снова взглянула недоверчиво, хотела что-то сказать, но потом передумала, свернулась клубочком и уткнулась лицом в траву.
— А ты почему плакала? — теперь ее голос звучал совсем глухо.
Я задумалась. Как коротко рассказать обо всем, что со мной произошло в последнее время?
— Потому что я очень хочу к своим родителям. Но пока не получается. И сейчас у них Родилась моя сестра, но только Родилась она раньше времени и неизвестно, что с ней будет.
— Она болеет, да?
— Можно и так сказать.
Эля села и обхватила колени руками:
— Я знаю, как люди болеют. Моя мама живет на улице. Она часто болеет.
Глава 44
А я то думала, вдохновение — это что-то приятное. И приходит оно, когда тебе хорошо и радостно.
В капсуле я больше ни о чем другом думать не могла. Села за стол и стала писать. И писала, пока не закончила.
Но мне было совсем не хорошо, нет. Правду говорят — чем больше узнаешь, тем трудней становится.
Руки у этой женщины были в ужасных красных разводах и царапинах, сине-черные ногти. Спутанные волосы какого-то серого цвета. Некрасивая одежда — грязная, старая, болтающаяся на ее худом теле. Старушка-нищенка из сказок.
Разве мамы бывают такими?
Дрожащими руками она подносила ко рту обгрызанный бутерброд, не глядя на него, и крошки сыпались прямо на одежду.
Эля крепко зажмурилась и открыла глаза только когда экран с тихим жужжанием погас.
Что там говорил Олег: «Распределение — это не наказание»?
А что бы он сказал этой пугливой девочке, которая мечтает Родиться и стать знаменитой певицей, чтобы заработать много денег и купить для своей мамы большой дом, красивую одежду и много вкусной еды, чтобы та больше никогда не подбирала объедки за другими людьми…
Она боялась жить на улице, но больше всего боялась за маму. В последнее время та совсем похудела, сидит и смотрит в одну точку. И экран теперь показывает ее совсем редко.
Эля плачет от жалости к маме и боится, что она не дождется того момента, когда Эля немножко подрастет и станет заботиться о ней.
Увидев маму в первый раз, Эля почти перестала выходить из капсулы и разговаривать с ребятами, только иногда потихоньку пробирается к озеру. Большая голубая птица садится на ветку, склонившуюся над водой, и поет для нее свои песни, пока та не засыпает. Эле снится большой дворец. Все комнаты в нем нежно-голубые. Мама спит на большой кровати с кружевным одеялом, кудри разметались по подушке. Мама проснется, и они с Элей будут пить чай из маленьких белых чашек и есть пирожные с вишней — однажды мама вытащила такое из мусорки. Тогда Эля впервые увидела, как она улыбается.
Глава 45
«Жила-была маленькая, очень красивая девочка. Так уж случилось, что ей пришлось жить на улице — в укромном уголочке, под мостом. Зато они с мамой очень любили друг друга, и это грело их даже в самые холодные зимние ночи. Днем мама уходила в город, чтобы достать какой-нибудь еды. А девочка оставалась ждать ее под мостом в компании большого пса, который выбрал малышку своей хозяйкой и всегда громко рычал, стоило кому-нибудь приблизиться к их убежищу.
Однажды мама не приходила очень долго. Девочка была голодна, напугана. Она горько заплакала, уткнувшись в лохматую спину своего единственного друга. И вдруг услышала непривычные звуки — нежный, звонкий щебет, окликнувший ее и перешедший в длинную пронзительную трель. Девочка подняла голову и увидела ярко-синюю птицу, усевшуюся на перила моста. Птица пела одну песнь за другой, девочка все слушала ее, свернувшись клубочком рядом с псом, который прикрыл глаза и тоже, казалось, слушал, положив голову на лапы. Девочка перенеслась в волшебную страну своих самых любимых снов, а псу виделось детство — уютный двор, мама с добрыми глазами, братья и сестры. Много вкусной еды и веселые игры на лужайке перед домом…
Ни один из них не заметил, как улетела птица. Вернулась мама. Сегодня ей удалось принести немного хлеба, так что ужин, разделенный на троих, получился необыкновенно сытным.
С тех пор птица прилетала каждый раз, когда девочке становилось грустно, одиноко и холодно. И нужно сказать, что прилетала она частенько. Но однажды птица не появилась. Прошел день, сменил его другой, третий… Девочка грустила без чудесных песен и, стараясь вспомнить их, стала напевать сама. Так она пела целый день, а пес стучал в такт хвостом. Вечером девочка спела все свои песни маме, и та с изумлением слушала дочь, украдкой вытирая слезы и улыбаясь одновременно.
На следующий день девочка впервые отправилась с мамой в город. Она робко и неуверенно взобралась на каменное крыльцо, указанное мамой и начала петь. Сначала прохожие сновали мимо, в городской суете никто не слышал тоненький чистый голос. Но вот какой-то пожилой мужчина в шляпе остановился и стал напряженно вслушиваться в пение. Он снял шляпу и потер лоб. Ему вдруг представилось единственное в жизни путешествие, совершенное еще в молодости — большая площадь с журчащими фонтанами и он за столиком кафе, погруженный в тишину незнакомого ночного города…
Следующей остановилась женщина сурового вида, с плотно сжатыми губами. Но скоро лицо стало совсем другим — губы растянулись в непривычную мечтательную улыбку: ей снова было семнадцать, в руках ароматные розы, легкое платье струится на ветру, она смеется шутке своего спутника и поправляет волосы.
Вскоре девочка потеряла счет остановившимся и просто продолжила петь, закрыв глаза. А когда закончила, обнаружила себя в центре безмолвной, пораженной толпы, через секунду разразившейся аплодисментами. Верный пес обошел собравшихся со старенькой маминой шляпкой, и в нее посыпалось множество монет.
В эту ночь они впервые ночевали не под мостом, а старом домике за мостом, который им сдали за несколько монет. Это была убогая лачуга, но как же они втроем были счастливы, растянувшись на теплом шерстяном одеяле.
С тех пор она стала петь каждый день, и всюду находились желающие услышать «девочку, которая поет о счастье». Так ее прозвали в городе. Вскоре лачуга превратилась в уютный теплый домик с красивой посудой. Пес теперь гордо сопровождал повсюду свою маленькую хозяйку, щеголяя новеньким красным ошейником.
А тот мужчина в шляпе — помните, который остановился первым? — однажды отвел девочку в большой красивый дом, где было «фор-те-пи-а-но» (как же девочке понравилось это слово!) и много других разных музыкальных инструментов. Там с девочкой стала заниматься добрая женщина, и вскоре она пела уже не на порожках, а на большой сцене. Мама сидела в зале, непривычная, в длинном платье, с высокой прической, и щеки ее горели от волнения. А каждый зритель слушал и уносился в свои самые лучшие воспоминания…».
— Откуда ты все это взяла? — Олег смотрел на меня недоверчиво.
— Не знаю, — я и сама удивлялась ничуть не меньше. — Не знаю, я просто села и стала писать. И оно как-то само.
И добавила шепотом (потому что, если честно, ото всего этого мне было немножко не по себе):
— Я даже не все слова знала, которые написала. Но чувствовала, что вот именно это слово нужно здесь написать, чтобы получилось хорошо.
— Ну ты даешь, Восьмерка, — он как-то по-новому на меня смотрел. — Пожалуй, теперь я не буду тебя называть Хомяком.
И Олег все с тем же задумчивым видом протянул мне листок бумаги. Точно такой же листок с аккуратно переписанным текстом я оставила вчера под дверью капсулы Эли. Мы совсем недолго дружили с этой странной, маленькой девочкой — вчера ее вызвали в Управление и объявили о Появлении на следующий день.
Мне очень хотелось сделать для моей новой подруги что-нибудь хорошее и я вспомнила про историю, которую написала после первой нашей встречи.
Я не успела попрощаться с Элей — как и Лиза, она Появилась, едва стемнело, но когда я на следующее утро нашла ее капсулу в Саду Появившихся, увидела, что она улыбается во сне, а из кармашка смешных брюк торчит уголок моего листочка.
И я была рада, что моя история отправилась вместе с Элей.
Глава 46
Экран снова молчал два дня. А потом внезапно все стало хорошо. Все это было так, как я себе и представляла: много цветов, сияющая мама, взволнованный папа, бабушка, украдкой вытирающая слезы.
А вечером все они собрались около Риткиной кроватки, над которой кружились разноцветные собачки, котята и звездочки. Свет был приглушен, и все говорили только шепотом, а Ритка важно лежала в своей кроватке. Теперь она была беленькая и уже совсем не такая сморщенная. Кажется, она даже стала похожа на прежнюю Ритку.
Сначала я расстроилась, услышав, как папа обращается к ней: «Маргарита». Мне ужасно хотелось, чтобы Ритка и оставалась Риткой. Ей очень подходило это задорное имя.
Пока не поняла, что Маргарита — это и есть Рита. Мама почему-то звала ее Маргошей, а бабушка — котеночком, солнышком и Дюймовочкой.
А я только удивлялась: было сложно представить, что вот это крошечное, пищащее существо сидело на лекциях, скакало по дорожкам, читало книги в Хранилище… Неужели и мы тоже станем такими и все позабудем?
Показала Ритку Олегу. Он долго задумчиво тер щеку, потом как всегда улыбнулся:
— Да, конечно, это странно. Одно дело, когда читаешь об этом, другое — самому видеть. Но все зачем-то нужно.
Я не очень была с этим согласна:
— Зачем? Не понимаю! Мы ведь уже столько всего выучили, зачем все забывать? И почему нельзя сразу сказать маме, как я ее люблю?! Сколько времени еще пройдет, пока мы говорить научимся?
— Хомяк опять разбушевался, — смеялся Олег.
— Ты же обещал меня больше так не называть!
— Передумал. Слишком ты смешная, когда злишься.
И хотя мы частенько ссорились, все-таки я к нему очень привыкла. Странно, но даже больше, чем к Лизе или Смотрителю. Когда я с ними разговаривала, всегда боялась, что скажу что-то не то. А Олегу можно было говорить все что угодно. Хоть он и высмеивал мои рассуждения, но на него не получалось долго обижаться.
Мы с ним виделись каждый день — сидели на опушке, каждый занятый своим делом, или болтали у озера, или играли во что-нибудь вместе с другими ребятами.
Только вот после внезапного Появления Эли я поняла, что и Олег может исчезнуть в любой момент… Распределенцам часто сообщали о Появлении прямо накануне. Вдруг я однажды приду на нашу полянку, а там — никого?
Конечно, я не могла признаться Олегу, что так переживаю из-за него. Снова примется меня дразнить. Но теперь на всякий случай потихоньку прибегала к его капсуле каждый вечер, чтобы убедиться, что он на месте.
Олег не любил сидеть в капсуле и даже перед сном всегда выходил на крыльцо со своим вечным блокнотом.
В один из вечеров около капсулы никого не оказалось, и я в панике кинулась к двери и принялась колотить по ней изо всех сил.
— Кто это ломает мой дом? — раздался насмешливый голос за спиной. И я так обрадовалась, что кинулась ему на шею. Олег, кажется, смутился. А потом и мне стало неловко.
— Это что за перепады настроения? — спросил он.
И все-таки пришлось признаться в своих страхах.
— Послушай, Восьмерка, — Олег взял меня за руку и заговорил очень серьезно, даже без своей обычной улыбки, — мы далеко не все знаем, но в одном я уверен точно: что бы ни происходило, мы с тобой обязательно встретимся после Рождения. По-другому и быть не может. Ты мне веришь?
Я ему верила.
Глава 47
Дел у меня теперь было невпроворот.
Началось все с Эли. Потом Максим. Он почти всегда молчал, все возился со своими деревянными фигурками. А однажды подошел и, не поднимая глаз, попросил:
— Можешь написать про меня историю, как ты сочинила для Эли?
Я возмущенно посмотрела на Олега — кто-то говорил, что я слишком много болтаю. А сам?! Но он только улыбался себе под нос, уткнувшись в блокнот и делая вид, что не замечает моего взгляда.
Максим мне в общем-то нравился. И я совсем не хотела его обижать.
— А что, ты тоже боишься Появляться?
Он пожал плечами:
— Да нет. Просто подумал, что было бы интересно прочитать какую-нибудь историю о себе.
Тогда я пошла к озеру и написала небольшую сказку об отважном человеке, который больше всего мечтал о путешествиях. И однажды море так поманило его, что он принялся строить корабль. Каждую его деталь, каждую мачту он с любовью выпилил из дерева сам и в одиночку отправился в путешествие по морям и океанам. В одной из дальних стран он встретил прекрасную девушку, которая стала путешествовать вместе с ним. А вскоре по палубе стали носиться малыши, для которых отважный моряк мастерил чудесные деревянные игрушки…
Кажется, Максиму история понравилась. Хотя он и покраснел, когда, читая вслух, я дошла до появления красавицы.
Через два дня в капсулу постучали. Этого мальчика я видела впервые. Он был чумазый, взлохмаченный и очень шумный. И тоже хотел историю:
— Только без всяких глупостей про какую-то девушку, — он громко шмыгнул носом, — что-нибудь про настоящие приключения.
А я и не собиралась ничего такого про него писать. Какой-то он был нескладный, вертлявый, зато животные его слушались с первого слова. Не знаю, как я это поняла. Но сказка вышла о человеке, который мог укротить любую лошадь, приручить самую злую собаку и даже подружиться со львом бы не побоялся…
Потом была тихая Соня, которая в моей истории превратилась в известную балерину, и задавака Оля, которая вообще редко с нами разговаривала (я честно написала первое, что пришло в голову — про девушку, которая ходила по улице, так высоко задрав нос, что однажды врезалась в столб. Но зато после этого что-то у нее в голове перевернулось и она стала помогать всем. Оля, конечно, обиделась и сначала назвала меня «дурой» и «врединой», но листочек все-таки забрала).
И еще многие ребята просили написать что-нибудь о них. Я еле успевала сочинять истории и переписывать их в свой блокнот, чтобы не потерялись. Иногда мы читали их вслух по вечерам, собравшись на площадке или в одной из беседок.
До своего экранчика я добиралась теперь в основном ночью. Хорошо, что родители часто не спали в это время — то укачивали Ритку, то кормили ее из маленькой бутылочки, пока она не засыпала у мамы на руках…
Однажды ночью, включив экранчик и посмотрев на подросшую Риту, я вдруг поняла, что так увлеклась ребятами и их историями, что перестала считать дни. А ведь прошло уже довольно много времени с Риткиного Рождения.
И это значило, что я могу отправиться к дедушке Старшему по датам и наконец назначить день Появления.
Глава 48
Олег ждал меня в коридоре. Я села рядом. Прошла целая вечность, прежде чем он произнес:
— И?
Накануне мы первый раз серьезно повздорили. С одной стороны, я хотела немедленно бежать в Управление и назначать дату чуть ли не на завтра. С другой — теперь понимала Лизу. Получается, я же бросаю Олега тут одного…
А в итоге мне еще и досталось от него. Говорит, я так ничему и не научилась: хоть Рита и Родилась, для времени моего Появления еще слишком рано, особенно учитывая, что все прошло не совсем гладко. А уж принимать решения, думая о нем, совсем глупо: распределенцам могут объявить о Появлении в любую минуту, так что это никак не должно на меня влиять.
В итоге я надулась и ушла, а Олег даже не остановил меня как обычно. Зато когда утром я пришла в Управление, он был уже тут как тут, хоть и сидел с таким видом, как будто зашел случайно, а не пришел из другого Управления специально, чтобы поддержать меня.
Ночь опять прошла беспокойно, зато в кабинете Старшего по Датам я в этот раз пробыла не больше пяти минут: чего тянуть кота за хвост, как говорит бабушка, если все уже решено.
— Ну? — повторил Олег.
— Месяц, — ответила я. Ровно через месяц.
Глава 49
Когда назначала дату, казалось, что месяц — это очень долго, а теперь он побежал так быстро, что я только успевала удивляться тому, что опять стемнело, а значит — очередной день прошел.
За это время Появились и Ангелина, которая нашла своих родителей, заглянув в папку, принесенную Старшей мне в капсулу, и маленькая Даша, скучавшая по сестре Маше, а из Управления по Распределению переселились в Сад Появившихся Максим, воображала Оля, и вихрастый укротитель животных Игорь, и много других ребят. В моем блокноте почти не осталось места для новых историй.
Каждый день я с замиранием сердца ждала, что и Олега вызовут в Управление. Конечно, было бы здорово Появиться практически в одно и то же время, но, честно говоря, я отчаянно трусила и боялась оставаться одна до Появления.
Старалась не разрешать себе думать — правильно ли выбрала дату. Но все время только об этом и размышляла. Рассказала Смотрителю — мне показалось, что он расстроился из-за моего выбора, но старается не подавать виду. И я снова запаниковала.
В другие дни наблюдала за родителями и мне казалось, что они очень обрадуются Появлению еще одного ребенка: с такой радостью возились с Риткой, без конца то купали, то переодевали, то кормили ее, каждый день брали с собой на прогулку. Тогда настроение у меня сразу улучшалось, и я начинала мечтать, что уже совсем скоро окажусь рядом со своей семьей.
Один раз испугалась не на шутку. Смотритель распределенцев поймал меня около Элиной капсулы (среди Появившихся в двух Управлениях было уже столько моих друзей, что обход капсул теперь занимал довольно много времени. Наш Смотритель даже называл меня в шутку Старшим помощником). Что бы там ни говорил Олег, вид у него жутковатый: темные волосы, вечно нахмуренные брови, мрачный взгляд. Он уставился на меня и тихо произнес:
— Мне кажется, девочка, ты забыла, в каком Управлении живешь. Рвешься к распределенцам? Так давай мы тебе это устроим.
Я сбежала от него, а Олег в ответ на мои жалобы сказал только:
— Просто Старшие не любят, когда мы нарушаем порядок. У нас тут по сути и так очень мало правил, а ты и их постоянно нарушаешь.
А по-моему, сплошные правила. Хотя я даже как-то привыкла к жизни в Управлении и чувствовала себя здесь настоящим старожилом (смешное слово от антропологички. И кем я только уже ни была: Восьмерка, Хомяк, Философ, старожил, Старший помощник… А ребята между собой называли меня Сказочницей. Такое прозвище мне нравилось, а вот имя я себе так и не выбрала. Да и вообще — я уже привыкла быть Восьмеркой. Но Олег прав — вряд ли родители меня так назовут…). Все ребята, с которыми я в одно время оказалась в Управлении, давно уже не только Появились, но и Родились. Зато я очень много всего успела узнать, пока жила здесь, а если верить нашим преподавателям — значит, мне должно быть легче учиться всему после Рождения.
Во всех этих размышлениях незаметно наступил день накануне Появления.
Глава 50
Хотя я никак не могла Появиться раньше ночи, решила на всякий случай приступить к делам еще с утра. Аккуратно заправила кровать, сложила в стопочку уже ненужные записи и конспекты, с собой взяла только заветный блокнот и экранчик.
Я уже несколько раз включала сеанс из дома — родители были такие же, как обычно, ничего особенного я не заметила. Но главное, они теперь не ссорились.
Нужно было со всеми попрощаться, и я начала со Старшей по выбору — все-таки она так хотела мне помочь, что даже специально пришла ради этого в капсулу. Она ужасно удивилась, но ей было приятно, что я заглянула. Старшая пожелала мне удачи и еще долго смотрела в окно, когда я уходила по дорожке.
Потом я заглянула на площадку в наше Управление — здесь уже почти не было знакомых ребят, но с несколькими из тех, кому писала истории, я тоже попрощалась.
Дедушка Старший по датам как всегда принял меня тепло и добродушно пожелал не торопиться в жизни с решениями. У антропологички я задержалась надолго. Она растрогалась, называла меня «деточкой», бесконечно поправляла очки и напутствовала, чтобы я не забывала «искать в человеке человека» (кажется, я правильно запомнила).
Обошла все капсулы с Появившимися друзьями. Особенно долго стояла около Элиной, надеясь, что после Рождения я не забуду — нужно помогать тем, у кого нет дома. Посидела на своей скамеечке около Лизы и Сережи, вспоминая, сколько всего произошло со мной в этом Саду, начиная с Женьки (я ни разу больше не видела, чтобы с кем-то еще такое случалось — может быть, что-то в мире поменялось и родители перестали от нас отказываться?). А сколько часов здесь прошло в разговорах со Смотрителем.
Смотритель… С ним, конечно, нельзя было попрощаться просто так, как с остальными. И я забегала к нему каждый раз, когда оказывалась где-то неподалеку. С утра он показался мне непривычно взволнованным, но к моему пятому приходу был уже как обычно спокоен и только смеялся, когда я в очередной раз прощалась «насовсем».
Ребята-распределенцы окружили меня на площадке для игр и наперебой благодарили за истории и желали удачи. Я даже растерялась, не думала, что у меня здесь столько друзей.
И только Олега среди них не было. Я думала, он захочет целый день провести со мной, но утром он не пришел, и в Управлении по распределению его тоже не было видно.
В конце концов я не выдержала и отправилась на поиски.
Олег преспокойно сидел на нашей полянке, прислонившись к дереву и рисовал.
Пусть я сто раз буду хомяком, но мне было очень — очень! — обидно. В носу защипало. Я молча села неподалеку, скрестив ноги, и стала разглядывать свой блокнот, как будто могла увидеть там что-то новое.
Мы долго так сидели, и я снова не выдержала первой:
— Вообще-то, если ты забыл, сегодня мой последний день и я уже через несколько часов могу Появиться.
Голос у меня дрожал.
— Не обижайся, Восьмерка. Я не Смотритель. Я не выдержу, если придется прощаться с тобой двадцать пять раз.
— Ты что, следил за мной? — обида сменилась возмущением.
— Причем с того дня, как увидел на этом самом месте.
Никогда не поймешь, серьезно он говорит или шутит.
— Ты уже со всеми попрощалась?
Если честно, я хотела еще раз заглянуть к Смотрителю. Мне казалось, что он еще не сказал мне что-то важное или, наоборот, я что-то упустила. Но после слов Олега говорить об этом было неудобно.
— Тогда пойдем.
Как и в первый раз, мы шли молча. В это время дня я была на озере впервые. Красное солнце плавно катилось к линии воды, а его отражение пылало еще более яркими огнями. Стояла такая тишина, как будто я заткнула уши (как делала всякий раз, когда Лиза доставала меня своими нравоучениями).
Мне очень хотелось сделать Олегу какой-нибудь прощальный подарок, но я так и не смогла придумать историю. Про всех других ребятах я сразу все понимала — какие они, что любят, о чем мечтают. А об Олеге хоть и знала в сто раз больше, сочинить ничего не могла, как ни старалась.
Поэтому я решила подарить ему свой блокнот — ничего дороже у меня не было.
— Значит, я теперь Хранитель твоих историй? — Олег задумчиво полистал истрепанные страницы.
— Ты же заставил меня этим заниматься, — я старалась на Олега не смотреть. Что же я реву-то при нем постоянно?
— Тогда точно придется отыскать тебя после Рождения и напомнить, чтобы не бездельничала. А это чтобы ты не сомневалась, что мы встретимся.
Пожалуй, это был самый красивый из тех мостов, которые я любила разглядывать в блокноте Олега. Здесь не было чертежей, бесконечных цифр — только рисунок. Высокие тонкие колонны, напоминающие мачты корабля, а сам мост — прозрачный, так что казалось, будто мальчик и девочка, идущие навстречу друг другу, шагают прямо по воздуху.
Я долго разглядывала картинку.
— Неужели я такая красивая?
— Только когда не дуешься.
Совсем стемнело, и тут я впервые услышала Элину птицу — она напевала тихо, где-то в глубине леса. Ее пение было прекрасным, грустным и нежным.
Глава 51
Когда я впервые ее увидела, она стояла, привалившись спиной к кирпичной красной стене. Наушники, надвинутый капюшон и какая-то тонкая штуковина в пальцах, которую она время от времени подносила ко рту, а потом выпускала струйку дыма.
Потом я узнала, что вот это и есть «курение». Слово где-то мне уже попадалось, но я всегда думала, что это как-то связано с курочками из Хранилища, гордо водящими за собой симпатичных желтых цыплят.
Но главным было другое. Она скорее походила на наших ребят, чем на взрослых, которых я привыкла видеть на экранах.
Сначала я даже подумала, что это ошибка. Нет, конечно, все это в любом случае было чьей-то глупой ошибкой… Но все-таки.
Потом она медленно побрела по улице, продолжая беспрерывно дымить и иногда останавливаясь, чтобы поправить капюшон, под которым мелькали пряди непривычного фиолетового цвета. Таких волос мне тоже видеть не приходилось.
Мы зашли в здание, где за столиком сидело несколько человек, которые с ней поздоровались. Было шумно, играла музыка, все говорили одновременно. А она сидела в углу дивана, уткнувшись в свой телефон и только иногда коротко отвечала, когда кто-то пытался вовлечь ее в разговор.
Остальные смеялись, спорили о чем-то, а она все сидела молча и даже ни разу не улыбнулась.
Я выключила экран и твердо решила больше никогда его не включать.
Лиза, Олег, Смотритель, антропологичка — все они говорили о судьбе, о какой-то мудрости, о том, что все происходящее — к лучшему.
Что бы они сказали сейчас? Значит, вот это — моя мама?..
Глава 52
На этот раз я хорошо помнила все, что происходило. Каждую минуту дня, в который снова не Появилась.
Прошла ночь на озере. Рано утром я была уже в Управлении, где меня успокоили — Появление может произойти в любую минуту дня, посоветовали отправляться в капсулу и ждать там. И я ждала. Каждую минуту этого длинного дня. Никто из ребят, уже отправившихся к своим родителям, не мог рассказать, как это — Появиться. А на лекциях нам говорили, что это мгновенный переход в другое состояние и ничего особенного о моменте Появления знать не нужно.
Но я все искала в себе какие-то новые ощущения, хоть что-нибудь, что предвещало бы его приближение. Заглядывал Смотритель, Олег сидел со мной все время. Сначала они пробовали говорить, а потом уже больше молчали, пока кто-то из ребят ни прибежал за Олегом. Он ушел, обещая скоро вернуться.
Я включила экран — дома все было как обычно. Мама возилась с горой Риткиной одежды, пока папа покачивал кроватку, напевая что-то. И я вдруг отчетливо поняла: сегодня уже ничего не изменится.
Конечно, меня искали. Я слышала, как Олег несколько раз приходил звать меня на озеро.
В Элином убежище было холодно и неудобно. Но я так и пролежала там всю ночь. Слез не было, ничего не было, кроме того, что я не Появилась. И никогда больше не Появлюсь у своих родителей.
Вместо правила «все к лучшему» за время жизни в Управлении я усвоила другое, по-моему, гораздо более справедливое: если тебе кажется, что хуже уже быть не может, обязательно произойдет что-то еще.
Под утро я все же уснула в своем тайнике. Разбудили меня настойчивые трели. В этот раз голубая птица подобралась поближе, но еще пряталась между ветвями, так что мне с трудом удалось различить красивый переливающийся хвост и мелькнувшие несколько раз беспокойные, внимательные большие глаза.
Наверное, она специально будила меня, потому что как только я поднялась с земли, птица улетела.
Я побрела по лесу в сторону Управления. Мне было все равно, что будет дальше. Но вечно сидеть в лесу я не могла.
И кроме того, где-то там был Олег. Конечно, он ничем не поможет. Но все-таки я хотела его увидеть. Если и было в мире что-то, чего я хотела — это увидеть Олега.
Как и в прошлый раз, он сидел под дверью капсулы и быстро поднялся мне навстречу. Я уткнулась в него сразу и была рада, что не нужно ничего говорить. Мы очень долго стояли так, обнявшись, пока я не почувствовала, как он осторожно отстраняет меня за плечи. Голос у него был непривычный, какой-то охрипший, как бывает, когда слишком громко кричишь на площадке, играя в мяч.
— Прости, Восьмерка. Я ничего не могу поделать.
Я ничего не понимала. Причем тут он? Конечно, он не виноват, что все так вышло… Но Олег продолжал упрямо повторять:
— Прости, правда, мне очень жаль…
И поскольку я смотрела на него в недоумении, наконец добавил:
— Я искал тебя и не нашел. И все это так некстати. Но меня вызвали вечером. Я должен Появиться. Сегодня.
Глава 53
Самое неприятное было — включить экран и увидеть ту же кнопку. Но если нажать ее…
Я безропотно отправилась за Смотрителем распределенцев в свое новое жилище, когда он пришел за мной со своим обычным мрачным выражением лица. Я не сказала ни слова, когда меня вызвали в Управление, чтобы показать моих новых… родителей, а точнее — эту странную девушку. Я не возражала, когда вечером Смотритель заставил меня включить экран, объяснив, что мы обязаны познакомиться с теми, кто нам назначен.
Я посмотрела этот сеанс до конца, но больше видеть ее я не хотела. Экран пылился в углу моей новой капсулы, ничем не отличавшейся от предыдущей. А я сидела у озера. Сначала кое-кто из ребят пытался разговаривать со мной, но и их видеть после Появления Олега мне не хотелось. Элино убежище теперь и меня спасало ото всех. Жаль только, птица больше не прилетала. Если ее песни и вправду помогают увидеть свои лучшие сны, я бы хотела, чтобы она спела, и я снова увидела родителей и Риту.
Целыми днями я думала о них. И теперь жалела, что не насмотрелась как следует в тот последний вечер, когда экранчик еще мог показать мне мою семью.
Я смотрела на отражение неба и перебирала в уме каждую деталь — от Риткиной красной юбочки (как же я радовалась, когда увидела, что мама выбрала для нее именно такую!) до маленьких ямочек на маминых щеках, когда она улыбалась; от синего коврика при входе, о который бабушка старательно вытирала свои смешные желтые ботиночки, до наклейки на папином компьютере с надписью: «Живи сегодня!». Все это — и папину гитару на стене, и кувыркающихся панд на стене в детской, и стопки тетрадей на мамином столе, и кружки с красивыми золотистыми ручками, и книжную полку в виде двух ладоней — я больше никогда не увижу.
Я их всех больше никогда не увижу.
Глава 54
Всех, кто Появлялся раньше, я с радостью навещала. А вот Олега — с той самой секунды, как он исчез прямо около моей капсулы, стоило мне лишь на секунду отвернуться, — нет.
Не хотела я видеть его болтающимся в воздухе. Не хотела молчать около этой капсулы.
Я хотела поговорить с ним и рассказать, как тяжело мне теперь здесь, совсем одной. Мама иногда приходила после занятий в школе и говорила, что чувствует себя уставшей и старой. В книгах встречалось описание старушек, шаркающих ногами и часами сидящих в кресле-качалке. Теперь я знала, что это такое — каждое движение давалось с трудом, ничего не хотелось.
И теперь я понимала тех распределенцев, которые могли несколько часов просидеть на одном месте, совершенно ничего не делая. Что каждому из них показал экран? И на кого они больше не хотели смотреть?
Девушка с фиолетовыми волосами была мне совершенно чужой, и я даже не старалась заставить себя ее полюбить. Наверное, и так бывает: некоторые дети не любят своих родителей. А если честно, я сразу поняла, что и я ей не нужна. Мои мама с папой ждали, Алена и Вадим ждали, Настины родители ждали свою вредину, мама ждала Олега, Лизку очень ждали… Эта девушка, которую я даже не запомнила, как зовут, не ждала. По-моему, она вообще ничего не ждала.
Она мне напоминала тех самых распределенцев, которые сидели, уставившись в одну точку. Тех распределенцев, одним из которых теперь была я.
Если бы было можно, я бы поселилась на озере и никогда больше не возвращалась в Управление. Только вот знала, что рано или поздно меня примутся искать, а совсем не хотелось, чтобы кто-нибудь открыл мое убежище.
Я так глубоко погрузилась в свои бесконечно повторяющиеся мысли, что даже не сразу заметила, как дрогнула картинка на воде и среди деревьев возник чей-то силуэт.
— Вот, значит, где ты прячешься, — Смотритель распределенцев присел рядом со мной на берег.
Я на всякий случай отодвинулась подальше.
Он подобрал лежащий на земле плоский камешек и запустил в озеро. Ставшая уже привычной картинка зарябила и рассыпалась. «Все, — подумала я, — конец покою».
— Жалеешь себя, да? — он неприятно усмехнулся. — Сидишь тут целыми днями и думаешь, какая ты несчастная?
Я молчала, а он продолжал:
— В этом вся твоя беда. Любишь себя пожалеть, всегда думаешь, что тебе хуже всех.
Это было несправедливо, но я молчала. Не хочу больше ни с кем вести бессмысленные споры. И вообще, у меня что — на лбу написано, что мне нужно читать лекции? Я демонстративно отвернулась в другую сторону: может, оставит меня в покое. Но он не уходил:
— Можешь отворачиваться сколько угодно, а я тебе все-таки скажу: вот ты даже смотреть не хочешь на свою маму. А думаешь, ей легче, чем тебе? Ты думала когда-нибудь о тех родителях, к которым дети идут не по своей воле? Неужели ты считаешь, что у них все хорошо в жизни? Вот ты придумала себе семью, а теперь злишься, что все пошло не так. Но, конечно, любить тех, кого сам выбрал, легко. А ты попробуй ее полюбить — неприкаянную, чужую, но все-таки нуждающуюся в любви, раз тебя к ней отправляют.
Я на многих таких, как ты насмотрелся. Хотите, чтобы все у вас легко и гладко было. Только так никогда не будет.
И девочку эту ты зря осуждаешь, у нее, может быть, тоже никто не спрашивал, очень ли ты ей нужна.
А ты даже не попробовала понять — что она за человек и какие у нее беды.
Судить других — это каждый умеет. А вот понять, как это — не хотеть пришедшего к тебе ребенка, может, даже отказаться от него, а потом всю жизнь провести с этим грузом на душе… И не просто всю жизнь, а и потом за это расплачиваться, сотни раз переживая свою историю — только и видя, что осуждение и нелюбовь, раз за разом.
У меня все смешалось в голове. Чего он хочет? Чего они все от меня хотят?! Зачем было запихивать нас в это дурацкое Управление, притворяться милыми и добрыми, улыбаться нам на занятиях и делать вид, что все просто: вот вам, детки, экранчики, полюбуйтесь на своих идеальных родителей. А потом самим же рушить эту картинку. Почему нельзя было просто дать нам Появиться на свет, Родиться, увидеть своих родителей?! «Душа должна расти…». А зачем ей расти, если от этого роста все только делается запутанней, а я — несчастней?
Глава 55
«Дорогая мама! Вот и последний лист моего блокнота, который когда-то я отдала на хранение Олегу, думая, что мне предстоит счастливое и такое долгожданное Появление в нашей семье. А оказывается, на последней странице — моя собственная история.
Через несколько часов мне предстоит Появиться. Так получилось, что я третий раз жду этого события, только вот впервые точно знаю, что все случится, и там, в новом мире меня ждете не вы с папой, Ритой, бабушкой и всей той жизнью, которую я намечтала себе, а совершенно другой человек.
Мамочка, не обижайся, но за время, проведенное в Управлении по распределению, я даже чуть-чуть к ней привязаалсь. Нет, конечно, не полюбила так, как тебя. Но Смотритель в чем-то был прав — если рассмотреть каждое горе поближе, уже не сможешь оставаться равнодушным. Не знаю, нужна ли я ей, как дети бывают нужны своим родителям, но мне очень жаль ее. Так странно, что она тоже — мама. Смотрю на нее через экран, и мне кажется, ей самой нужны родители. Чтобы хоть кто-нибудь ее полюбил…
Ритка теперь уже, наверное, большая. А я все думаю — узнаю ли я вас, если когда-нибудь встречу? Если справедливость все же есть на свете, как утверждают многие хорошие люди, которых мне пришлось повстречать, я обязательно найду Лизу и Олега, а может быть, и с вами когда-то повстречаюсь. Присмотрись повнимательней к своим ученикам — вдруг я буду среди них?
Я так и не поняла до конца, зачем все это было нужно и почему не может человек просто Появиться, Родиться и счастливо прожить свою жизнь. Может быть, пойму после.
Мамочка! Мне пора заканчивать. И хотя скоро начнется моя новая жизнь — без тебя, без всех вас — я бы очень хотела, чтобы ты как-нибудь узнала обо мне, о том, как сильно я вас люблю. Узнай меня как-нибудь, пожалуйста, потому что больше всего я хочу обнять тебя, хотя бы один раз в жизни…
Эпилог
«СВИДЕТЕЛЬСТВО
ОБ УСЫНОВЛЕНИИ (УДОЧЕРЕНИИ)
Ивлева Александра
усыновлен (удочерена) Крайновым Алексеем Сергеевичем
гражданином России
и
Крайновой Инной Викторовной
с присвоением ребенку фамилии Крайнова
имени Александра отчества Алексеевна…»
Инна аккуратно убрала новенький документ в шкаф и вернулась к кроватке, около которой стоял Леша:
— Мы ведь все правильно сделали, правда? — спросила она, прижимаясь лбом к плечу мужа и глядя на сопящую девочку. — Она совсем наша, с первой минуты, как мы ее увидели.
— Конечно, — улыбнулся он, переводя взгляд на соседнюю кроватку. — Посмотри, они с Ритой даже чем-то похожи.
Все финалисты: Короткий список
Мне очень понравилась эта книга. Сюжет
отлично продуман до мельчайших подробностей. Есть пару вопросов:Откуда появляются дети в Управлении?
Что случилось с Женькой?
Что случается с капсулой в саду появившихся после того как ребёнок рождается?
Спасибо за этот шедевр! Было очень интересно!
Добрый день! И большое спасибо за теплый отклик!
Что же касается вопросов — начну с самого простого, последнего) Когда ребенок Рождается, освободившуюся капсулу занимает следующий постоялец (то же самое и с временным жилищем ожидающих своего Появления).
А вот насчет Женьки и того, откуда мы все беремся… Похоже, чтобы честно ответить даже самой себе на эти вопросы, нужно написать как минимум еще одну книгу. Скажу только одно: мне очень хочется верить, что дальше Женьку ждет свой путь — наверное, несколько иной, чем ребят, которым не пришлось проходить через отказ родителей, но все же светлый и интересный.
Мне тоже понравилось произведение. Интересная задумка. Философы рассуждают о жизни после смерти, а тут автор приводит свои идеи по поводу жизни до рождения.
Отправлю рецензию, а пока хочу сказать, что «Восьмерка» достойна стать финалистом.
Действительно, хотелось бы узнать о том, что произошло с Женькой. Также хочу спросить: «Что происходит с людьми в капсулах после рождения?» Вроде бы они должны, верно ли это, исчезнуть. Главная героиня сидела около капсулы Лизки, когда та родилась, но девочка была внутри. А Ритки в капсуле после рождения не было. Или я что-то перепутала?
В любом случае, большое спасибо за приятное времяпровождение за чтением
Добрый вечер! Спасибо за комментарий, надеюсь потом прочитать и развернутые наблюдения в рецензии)
По поводу капсул: в жизни всех детей из Управления есть два важных момента: Появление (то есть ребенок уже практически переселился к маме, но всё ещё связан с этим миром и находится в специальной капсуле) и Рождение, когда происходит появление на свет малыша, а из Управления он, соответственно, исчезает. Восьмерка могла наблюдать за всеми своими друзьями в капсулах от их Появления до Рождения. А вот Женька смогла Появиться, но не Родилась, потому что родители отказались от нее и не позволили появиться на свет.
Спасибо за объяснение! Теперь понимаю, что не очень внимательно читала произведение, надо бы исправиться)
Здравствуйте, ваше произведение мне очень понравилось. В книге очень хорошо продуман сюжет ,но у вас есть не большие проблемы с тавтологией.
Так же к вам у меня есть парочка вопросов :
1 . Почему Восьмёрку отправили на распределение ? Родители от неё отказались ?
2.Кого удочерили?
( На моём устройстве могли не отображаться некоторые части текста заранее простите)
Здравствуйте и спасибо за комментарий!
1. На Распределение отправляют детей, которые с первых двух попыток не Появились у выбранных ими родителей.
2. А вот на этот вопрос, пожалуй не отвечу!) Вдруг когда-то ещё захочется почитать, а тут спойлеры)
Книга ОЧЕНЬ необычная! Сюжет ОЧЕНЬ загадочный! Мир, где вместе живут еще не родившиеся и уже умершие…
Когда читаешь появляется очень много вопросов, ответов на которые в книге нет (или я не нашла).
-Откуда появляются в том мире все, кто должен потом родиться?
-Почему они именно такого возраста?
-Зачем учиться, если потом все забудешь?
-Почему у кого-то получается легко, удачно и с первого раза, а у других- сложно и плохо?
-Зачем дают выбирать тех родителей, которые потом отказываются?
-Зачем вообще выбирать родителей и дату, если все-равно все неизвестно чем закончится?
-Умершие, кто туда попал, там одни и те же и навсегда? или они меняются, когда, почему?
Очень много вопросов…
Но читать интересно, потому что все необычно и хочется наконец узнать, чем же это все закончится?)
И еще сказка про «Элю и голубую птицу» мне почему-то напомнила сказки Андерсена… Не знаю почему…
Вообщем, я думаю, что такие книги должны быть!
Здравствуйте, Варвара! Во-первых, спасибо за отзыв (и отдельное — за Элю и Андерсена, мне очень хотелось, чтобы эта девочка попала в настоящую сказку, хотя бы в фантазиях Восьмерки). Во-вторых — даже не представляете, как меня радуют Ваши вопросы! Мне кажется, книги нужны как раз для этого — чтобы после прочтения хотелось узнать еще больше о героях. И чтобы зарядиться информацией к размышлению. Как в жизни: мы видим какой-то кусочек, определенную ситуацию, и если она нас заинтересовала, зацепила чем-то, пытаемся понять, что же ей предшествовало, что будет дальше. Раньше я думала, что такой процесс происходит только с читателями, а теперь, когда сама пишу тексты, знаю, что и авторов книги не отпускают, задают все новые и новые вопросы и заставляют переживать за героев даже когда точка в эпилоге давно поставлена.
Добрый день, Мария! После «Восьмерки» мне захотелось прочитать другие ваши книги, но я не нашла. Скажите, пожалуйста, «Восьмерка»- это ваша первая книга?
Добрый день! Да, «Восьмерка» — первый большой текст. В Контакте есть моя группа «Мария Якунина. Черновики», там выкладываю другие тексты для детей и взрослых. Сейчас как раз там публикую по главам продолжение «Восьмёрки». Многие спрашивали, что же будет со всеми дальше, когда они встретятся уже в другом мире. И мне самой стали очень интересно)
Мне очень понравилось, а особенно то, что в конце Восьмерка все равно попала в ту семью, которую успела полюбить. Получается, что ты иногда бьешься лбом о стену, стучишь в заколоченную дверь и не видишь, что есть открытый вход с другой стороны. Но, наверное, неудачные попытки тоже нужны для того, чтобы чему-то научиться.
Спасибо за отклик и такую точную формулировку одной из основных мыслей книги!
История очень захватывающая! Очень понравилась! Были некоторые проблемы с чтением рассказа. На некоторых устройствах были целые параграфы с неизвестными знаками. Также, были вопросы по поводу сюжета. Каким образом после Появления и Рождения дети помнили, то чему они учились в Управление? Возможно ли вспомнить прошлых друзей когда ты Появился? В целом было очень захватывающе, интересно и беспокойно за Восьмерку. Очень понравились рассказы которые Восьмерка писала про других.
Спасибо за отзыв и искреннее беспокойство за Восьмерку! Жаль, что возникали технические проблемы, надеюсь, важные моменты сюжета не потерялись из-за этого)
Бывает у вас такое: знакомишься с новым человеком, а кажется, будто всю жизнь его знал? Или куда-то приезжаешь, а место кажется таким родным и близким? Может быть, как раз в такие моменты мы и вспоминаем что-то, происходившее с нами раньше и, к счастью, не до конца забытое.
В книге «Восьмёрка»,интересный и захватывающий сюжет. Всё проработано до мелких деталей. Сама задумка о мире, где живут ещё не родившиеся и уже мёртвые — прекрасна. Перечитывая книгу ,задаюсь вопросом:»Долго ли думали над сюжетом,либо же это было создано «по щелку пальца»?» Честно, я бы никогда не дошла до такой идеи. Она вдохновила меня и даже подняла настроение на целый день. Пока читала ,переживала за Восьмёрку, но её история закончилась хорошо, что меня очень порадовало. Интересно описаны действия героев,да и читается легко.
Спасибо за такую хорошую книгу.
Екатерина, здравствуйте! Спасибо, ваш отзыв тоже меня порадовал и вдохновил) Поделюсь немного своей «творческой кухней». Сама идея пришла легко, и писать эту книгу я начинала тоже очень просто. Сложности начались потом — когда я по-настоящему привязалась к своим героям. Вот тут всегда возникает соблазн сделать так, чтобы у всех все сразу было хорошо. Но книга уже сама диктует, что должно происходить дальше. Поэтому я, как и вы, очень переживала за Восьмёрку и ее друзей. И тоже очень рада благополучному финалу)
Произведение «Восьмерка » Марии Якуниной мне понравилось. Очень хорошо подобранный и разработанный сюжет.Само же описание прописано до мелочей,что помогает нам окунуться в сюжет произведения и вместе с героями пройти через все события,описанные в книги.Тем не менее,несмотря на интересную сюжетную линию, во время прочтения появляются вопросы, ответы на которые мы не находим в тексте.Возможно какой-то читатель сказал бы,что это плохо и книга не доработана,но я считаю,что этот некий «приём» даже уместен.Читатель сам может придумать разворот и детали сюжета,так как именно он хотел бы,а после сравнить с тем,что случится в книге.Именно этим зацепило меня произведение.
Книга неплохая, довольно интересно написана,с хорошей сюжетной линией.Я могу посоветовать ее к прочтению. Равнодушным к главным героям она точно не оставит.Спасибо автору и творческих успехов)
Алиса, добрый день! Спасибо за подробный отзыв, всегда интересно узнать, как проходит взаимодействие читателя с книгой. И я с вами полностью согласна: автор не может и не ставит своей целью дать ответы на все вопросы, потому что книга — это совместный труд писателя и читателя. Здорово, когда у читающих возникает своя интерпретация событий, свои отношения с героями. Вам тоже успехов и хороших книг!
Книга «Восьмёрка»мне очень понравилась. На данный момент,это самая лучшая книга, которую я читала на этом сайте.В ней очень хорошо продуманный и интересный сюжет, поэтому читается всё легко и быстро.Также у меня после прочтения не осталось практически никаких вопросов кроме:»Откуда берутся дети в Управлении?»,»Правда ли полученная там информация,их уровень знаний,преобретённый там, облегчит им настоящую жизнь?» и многое другое. Отвечать на эти вопросы не нужно, так как они не очень важны и будет ,наверное, лучше, если для всех они останутся загадкой.
Конец очень неожиданный и ,даже во время прочтения, у меня не получалось предугадать,чем всё закончится.И это плюс.
Большое спасибо автору за такую замечательную книгу).Таких книг сейчас не очень много.
Здравствуйте, Виолетта! Спасибо за теплые слова. Совершенно с Вами согласна — книга не должна и не может ответить на все вопросы, потому что каждый человек читает текст по-своему, цепляется в нем за что-то личное. Поэтому у каждого читателя даже одна и та же книга — абсолютно своя. И в этом, как мне кажется, главная магия чтения.