Анна Кириллова

Подходит читателям от 12 лет.

 

ЭМИЛЬ И ДИКИЙ ЗАЯЦ

«Разыграть партию с минимальными потерями. Звучит сухо, но за словами – жизнь моего семейства.

Лай собак всё дальше. Небольшая группа охотников ждёт в засаде.

Только не размен! Пусть я всего лишь королевская пешка, но понимаю, что размен – всегда не в нашу пользу. Никого не потерять – вот цель, вот главный принцип.

На краю поляны стоит фигура. Не ребёнок, но и не взрослый. Не охотник, однако с ним лохматый пёс, я таких раньше не видел. Пёс может быть опасен. Если выскочу неожиданно, парень от испуга выпустит поводок, а пёс погонится за мной. Так что путь налево и назад отрезан.

Ружьё прямо напротив. Туда бежать – самоубийство. Я затаился, и пока игра ведётся у другого края поля, я успею всё обдумать.

Налево и назад, вперёд по прямой, вперёд и вправо, где засада, бежать нельзя. Остаётся направление «направо и назад». Там стоит белая королевская пешка. Мы друг для друга не опасны.

Что такое?! Пешка двинулась ко мне. А что она может сделать? Да ничего.

Однако как настойчиво приближается! Сижу, не шелохнусь. В густой траве среди кочек не разглядеть меня.

Гм… Ружья нет, желания укусить не чую. Не побегу, лучше выждать. Лучше, чем мчаться навстречу верной смерти. Смерть – проигрыш. А мы хотим окончить партию с минимальными потерями».

 

Эмиль не любит охоту.

Он живёт в большом доме за городом с отцом и старшим братом. Кроме них ещё есть домработница, она следит за порядком и варит на удивление невкусную кашу. Эмиля заставляют эту кашу есть. Но лучше пусть каша, чем подстреленная на охоте дичь. Убийство никогда не развлекало его: ни в шесть, ни в семь лет, ни теперь, когда он совсем взрослый восьмилетний человек.

И всё же отец раз за разом тащит его на охоту. Вот и сегодня: «Сын, у нас столько гостей! Не порть праздник. Не кочевряжься!» Эмиль вынужден согласиться. Старший брат хочет участвовать в охоте, но ему не позволяют. Его щенок подрос, но не обучен, так что брат держит своего пса на поводке.

В перелеске Эмиль не следит за охотой. Смотрит только перед собой, ну и ещё украдкой разглядывает живописные кочки, заросшие осенними цветами, покрытые зелёной травой вперемешку с жёлтой, жухлой. Иногда трава колышется. Иногда вдалеке слышно птицу.

В траве видна чья-то мягкая спинка. Эмиль неуверенным шагом приближается, стараясь не шуметь. Если под деревом сидит зайчик, то пусть это будет его зайчик, никому нельзя в него стрелять!

Парень замирает в трёх шагах от дерева. Большие тёмно-карие глаза, окружённые короткими густыми ресницами, встречаются со светло-ореховыми, почти оранжевыми с болотной прозеленью глазами зайца – тот внимательно наблюдает за незнакомцем.

– Живой зайка! – хочет крикнуть Эмиль и зажимает рот обеими ладошками.

Нельзя кричать.

Зверёк совсем небольшой, пёстрая песочно-коричневая шкурка сливается с жухлой листвой и отцветшей травой. Уши прижаты к спине, лапы подобраны.

Эмиль подходит ближе, стараясь ступать тише, медленнее. Растопыренные пальчики подрагивают от волнения. Страшно, если зайка сбежит. Пусть он не сбежит! Пусть не сбежит!!!

 

«Побегу, когда он наклонится ко мне. Сделаю петлю и метнусь туда, откуда он пришёл. Собакам придётся обегать белую пешку, терять время. Неплохой вариант, но… Бег по открытому полю на виду у противника… Нет, стрельбу не откроют, побоятся задеть пешку. И всё же погоня – неприятная вещь. Хотелось бы её избежать.

Кто-то шевелится в засаде. Понятно. Они увидели меня. Не паниковать!

Пешка меня разглядывает. За орешником, вижу, прикладывают двустволку. Скверно. Собака на поводке тянет, тащит сюда хозяина. Тоже плохо. Окружат – живым не выйти.

Одна маленькая пешка, а какое напряжение! Бежать ещё не поздно.

Пса неминуемо спустят с поводка. Страшно умирать! Если страх захлестнёт меня, я наверняка погибну. Если не терять хладнокровия, смогу выжить.

Свора приближается. Мне конец. Всё-таки бежать? Сейчас, когда усилилось их нападение? Маленькая пешка наклоняется. А что, если разрешить взять себя на руки? Пересижу «в плену», а когда свора пробежит мимо, кусну, чтобы от неожиданности меня отпустили. И – дёру!»

 

– Эмиль, что у тебя там? – кричит старший брат, с трудом удерживая своего питомца.

Младший брат оглядывается, торопливо наклоняется к зайцу. Осторожно берёт обеими руками под брюшко. Зверёк молодой, не тяжёлый. Эмиль прижимает его к груди, рывком расстёгивает курточку, сажает за пазуху. Наружу высовывается заячья голова с прижатыми, словно нераспустившиеся лопухи, ушами. Заяц ставит переднюю лапу на плечо парню. Смотрит, чуть высовывая нос: позади остались фигуры раздосадованного подростка и рвущегося с поводка пса.

Эмиль быстро шагает к дому. В его сознании события пронеслись ураганом: он поднял зайца на руки, развернулся и, еле сдерживаясь, чтобы не побежать, пошёл прочь от собак и охотников, гавканья и грубых окриков.

И вот он идёт полем. Дом в паре километров от леса. Поле, дорога, ещё поле. Раньше он не решился бы пуститься в этакую даль без отца или старшего брата. Но во-первых, он не один. А во-вторых, заяц ему доверяет, парень чувствует это.

Эмиль косится на зайца, который так и не спрятал голову, по-прежнему опирается на плечо передними лапами.

 

«Ладно, от собак отделались. Теперь что? Подождём. Пока всё спокойно, не стоит дёргаться. Выстрелов не слышно. Вот было бы славно, если бы они отложили партию. Правда, тогда всё внимание переключится на королевскую пешку. Вот я влип. Мы влипли. Удеру – парень потащится за мной. Вижу, он уже считает меня своим, отпускать не собирается. С одной стороны, это неудобно. С другой стороны, не съест. Ну-ка… пахнет молоком и пережжёнными злаками».

– Щекотно! – заливаясь смехом, говорит Эмиль, сбавляя шаг. Всё это время он торопливо шёл, глядя под ноги: важно было не споткнуться и не уронить ношу, нечаянной радостью пригревшуюся у него под курткой. Но заяц внезапно потянулся и понюхал его.

– Вы такой красивый за-аяц.

Парень не рискует погладить зверька, вдруг тому не понравится?

– Благодарю, – бормочет заяц. – А вы – очень любезный юноша.

Эмиль останавливается. Зайцы ещё никогда не разговаривали с ним!

– Простите, я не представился. Эмиль.

– Дикий Заяц. Весьма рад знакомству.

Парень идёт дальше, но его шаг становится неуверенным, руки сжимают зверька сильнее. Эмиль думает: «Показалось? Или он тоже считает, что я достаточно взрослый? А вдруг он убежит? Но он точно волшебный, потому что говорящий».

– А вы не против? Я не хотел вас забирать, честно… Но у меня никогда не было домашнего… ой, то есть я не хочу заставлять… тем более, если вы говорящий, значит, держать вас в доме нельзя, да?

– Почему же, – Дикий Заяц косится на парня. – Вас, Эмиль, тоже не на дворе, чай, растят.

– Да, но вы не сбежите?

Дикий Заяц молчит. Что тут скажешь? Заговорил, считай, приручил. У зайцев так не принято: завести беседу, а потом потихоньку смотаться. Если познакомился с кем-то – будь вежлив и без объяснений не улепётывай.

Эмиль торопится домой. Надо показать Дикого Зайца Варваре и попросить, чтобы она по утрам давала овсянку новому… э-э… питомцу? Другу?

– А мы с вами будем дружить? – осторожно спрашивает Эмиль.

– Давайте попробуем. Только не тащите меня в свою норку.

– Конечно-конечно! У вас будет свой домик, – Эмиль взбудоражен и счастлив. – По утрам овсяная каша. Собак держат отдельно, в дом они не заходят, так что вы будете в безопасности. Правда, брату подарили собаку, но у него отдельная комната. Да! Обещайте не грызть мебель, а то брату влетело за погрызенные ножки стульев.

– Секундочку, кто грызёт стулья?

– Собака брата.

– По утрам – овсяная каша на молоке?

– Угу, – кивает Эмиль, глядя под ноги.

– Вам нравится?! – оценив недовольную гримасу, Дикий Заяц советует. – Чтобы было съедобно, злаки с молоком не смешивайте, к огню не подносите. По утрам стоит питаться разнообразнее. Я, к примеру, люблю свежие одуванчики и сурепку. Яблоки ем и морковку, если угощают.

– Кто угощает?

– Родители. Вы же не думаете, что я – сирота?

Эмиль соображает: «Конечно, у Дикого Зайца есть семья, только получается, что я разлучил его с родными. А вдруг… они погибли на охоте?!» – при этой мысли парень переходит на бег. Дыхание быстро сбивается. Отчего-то колет в боку и жжёт в груди, но Эмиль не делает остановок до самого дома.

 

– Что??? Какой ещё заяц? Из лесу? Небось, в паразитах весь?! – увлекаясь собственным негодованием, домработница никак не может попасть ключом в замок.

Эмиль жалеет о том, что позвал: «Варвара, откройте! Я принёс из леса живого зайца!»

Распахнув дверь, Варвара встаёт на пути. В дом не протиснуться.

– Баловство одно! Отпусти зайца и вымой руки, – велит она.

Эмиль с обидой и непониманием смотрит на неё. Вроде бы договорились с отцом, что она командует, когда готовит или прибирается. Эмиль безропотно ел кашу и «через не хочу» складывал игрушки перед сном, даже если клей на самолёте не просох или не окончена настольная игра. Но почему сейчас нельзя в дом с зайцем?

Лесной гость поворачивается, чтобы поглядеть на грозную Варвару.

– Ух, какая прелесть! Какие реснички, какие лапочки мяконькие!

Растворившись в умилении, домработница пропускает их. Дикий Заяц вытягивается пушистым столбиком, чтобы рассмотреть новое место. Замирает, впитывая образы. В тёмном коридоре его круглые глаза становятся каштаново-чёрными.

Эмиль на ходу скидывает ботинки, он торопится в ванную. Надо вымыть руки, чтобы у Варвары не было повода для придирок (вон она, идёт по пятам, того и гляди отберёт зайца). Своего нового друга парень сажает на стул рядом с ванной. Дикий Заяц тоже умывается: облизывает передние лапки и трёт ими щёки, проводит по одному и по другому уху – словно красна девица плетёт косу. Эмиль и Варвара зачарованно наблюдают за ним. Больше нет сомнений: у такого чистюли паразитов быть не может.

В кармане Варвариного передника некстати трещит телефон. Зверёк припадает на передние лапы, потом прыгает на пол и, скользя когтями по кафелю, прячется под ванну.

«Варвара Петровна, – слышен голос папы Эмиля. – У нас неудача. Ни одного зайца сегодня. Сделайте, что там у вас было задумано. На двенадцать человек. Спасибо».

Эмиль от радости машет руками, разбрызгивая воду.

– Ур-ра! Все зайцы живы! Все ваши – живы, выходите!

Обернувшись вслед убегающей в кухню Варваре, он заглядывает под ванну.

– Дикий Заяц!

– Дайте мне отдышаться. Мы – не люди и не чувствуем азарта при опасности. Для нас страх – это погибель.

Эмиль послушно ждёт. Из-под ванны высовывается мордочка, зверёк выходит из укрытия. Длинные уши широкими листами двигаются в разные стороны независимо друг от друга. Заяц медленными, осторожными прыжками передвигается, обнюхивая каждый предмет. Ознакомившись с вещью, он проводит по ней подбородком. Такое быстрое, уверенное движение.

Потеряв терпение, Эмиль берёт Дикого Зайца на руки.

– Сейчас пойдём в мою комнату, а потом поднимемся наверх. Там – игрушечный домик, санки, много всяких вещей. Сломанная метла, думаю, вам понравится. Она из прутьев.

– Лучше сразу покажите домик. Хочу быть в безопасности, когда придут остальные.

Эмиль не спорит. Поднимается в мезонин и отпускает своего друга на пол. Пройдя пару шагов по пыльному полу, лесной гость чихает. Хоть в мезонине и чисто на вид, он чихает и чихает. Потом осматривается, Эмиль в это время осторожно разбирает вещи на полке. Вытаскивает деревянный домик, просторный и крепко сколоченный (внутри гремит игрушечная мебель).

Обежав домик кругом, Дикий Заяц запрыгивает в широкое окно. Через мгновение из окна летит миниатюрный стол. И стул, и другие бесполезные в заячьем хозяйстве вещи.

– Перенесу домик вниз, а то у вас аллергия на пыль, – рассуждает парень. – Сурепку и одуванчики положу внутрь. Ещё поилка нужна. Надеюсь, Гришина собака к вам не сунется.

– Гриша – кто это?

– Мой старший брат.

– Стесняюсь спросить, – зверёк выпрыгивает из домика. – Как зовут папу?

– Володя. У меня ещё двоюродные сёстры есть, Ульяна и Настя. Они с нами не живут.

– При всём этом вас зовут Эмиль?!

Дикий Заяц стоит, повернув голову боком, – так ему лучше видно собеседника, который тут же садится на пол.

– Мамин любимый писатель, – объясняет Эмиль. – Меня в честь него назвали. Мама придумала имя ещё до моего рождения. А потом семья с ней попрощалась, папа так говорит. Он никогда не объясняет, где она. Что значит «семья с ней попрощалась»?!

Дикий Заяц тихо подходит, ставит лапку Эмилю на колено. Глядит, не мигая.

– Значит, она закрыла глаза и перестала двигаться.

К тёмно-коричневым глазам парня подступает вода.

– То есть она умерла?

Дикий Заяц взбирается к нему на колени, садится, поджав лапы. Он круглый, как шарик. Мягкий шарик с уложенными вдоль спины ушами. Эмиль гладит зайца и чувствует, что вот-вот расплачется, но… Когда гладишь прекрасного пушистого зайца, плакать вроде как и не хочется. Эмиль водит рукой по шелковистой тёплой спинке. И печаль отступает. А Дикий Заяц осторожно толкает носом ладонь и спускается на пол.

Вздохнув, Эмиль относит домик вниз. Дикий Заяц скачет за ним по пятам.

 

Во дворе слышен шум: вернулись с охоты гости, хозяин громко зовёт старшего сына. Эмиль не видит, как его друг прячется внутри игрушечного домика.

Входная дверь отлетает в сторону. Гриша, измызганный и запыхавшийся, врывается в дом наперегонки со своим псом, таким же грязнющим и лохматым.

– Покажи, что ты там подобрал?!! – вопит старший брат.

– Это МОЙ зайка, – Эмиль пытается загородить собой домик, но Гриша заламывает его руку, захватывает в замок.

Пёс чует добычу, тянется к домику и суёт морду в окошко.

Секунда, нет, даже меньше – и оба парня вздрагивают от истошно-отчаянного визга.

Пёс отпрыгивает в сторону, прячет в лапы нос и скулит, словно жалуется на обиду.

– Муха, что случилось? – бросается к нему Гриша. – Не мотай головой. Что с носом?

Эмиль замирает от ужаса. Он не понимает, что произошло с Мухой, и волнуется, как там Дикий Заяц?

– Твой зверь тяпнул мою собаку! – старший брат возмущён и растерян.

– Нечего было лезть. Это его домик, – еле слышно отвечает младший.

– Что?! Что ты сказал?

Кулак повисает перед носом Эмиля. Муха, по паспорту – Мух-Леви Алмазный Дон из Северных Просторов виновато глядит на хозяина. Ему стыдно, что в семейной иерархии он сдвинулся на ступень ниже.

– Возиться с тобой, дураком, не хочется. Муха, идём.

Гриша шагает к двери, но его пёс неуверенно перебирает лапами. Громкий стук изнутри домика – и Мух-Леви срывается с места, бежит за хозяином. Оба выходят во двор.

Эмиль бросается к домику, заглядывает в оконце. Дикий Заяц сидит, прижав уши, свернувшись комочком. Глаз его с прищуром, явно недобрым, следит за происходящим в коридоре. Увидев друга, Дикий Заяц притворяется спящим. Но Эмиль не уходит.

– Да, я укусил его за нос, – признаётся зверёк с недовольством. – Впредь будет уважать.

– А что там грохнуло?

Дикий Заяц звучно топает задней лапой.

– Так мы отпугиваем тех, кого считаем слабее, но с кем не хотим связываться. Не принимайте на свой счёт. Мы с вами на равных.

Эмиль так рад! Во-первых, его признали другом. А во-вторых, не будут кусать за нос. Парня переполняют эмоции, он снимает крышу и вытаскивает Дикого Зайца из домика. Прижимает к себе, трётся щекой о его щёку.

Дикий Заяц обнюхивает его нос. Эмилю щекотно, он фыркает от смущения и разжимает руки.

– Теперь мы можем быть на «ты», – говорит Дикий Заяц, спрыгнув на пол.

– Обнюхивание у вас – часть знакомства, как у собак? – парень пугается, не обидел ли он друга, и торопится сменить тему. – Я согласен на «ты». Давай, покажу мою комнату.

 

В детской Дикий Заяц первым делом встаёт столбиком, чтобы оглядеться. Затем запрыгивает на плюшевый диван. Парень хохочет: зверёк подпрыгнул выше нужного и в воздухе свернулся, словно испуганная гусеница.

Бесшумно опустившись на четыре лапы, лесной гость обнюхивает сидение, трётся о него подбородком.

– Это мой любимый диван, – поясняет Эмиль, плюхаясь рядом.

– Прости, теперь это мой диван, – рассеянно отвечает Дикий Заяц, исследуя вышитую подушку.

– На этой подушке я спал в детстве, – продолжает Эмиль.

– Она тоже моя, – говорит зверёк, проводя подбородком по вышивке, а потом по руке парня. – И ты – мой.

Эмиль не перестаёт улыбаться. Дикий Заяц внезапно взбегает по нему, как по лестнице. Оказавшись на спинке дивана, скатывается вниз как с горки. И снова – вверх, и снова скатывается. Эмиль счастлив. Жаль, длится это недолго: Варвара зовёт всех обедать.

– Я не голоден, – тихо произносит парень; его живот громко урчит, противореча словам.

Дикий Заяц прислушивается, подогнув лапку. Светло-ореховый глаз заглядывает в тёмно-карий. Внезапно Дикий Заяц ныряет под подбородок Эмиля и упирается головой парню в челюсть.

– Типа, я тебя тоже пометил, и ты – мой?

– Да. Только у тебя нет специальных желёз. Ты вообще пахнешь как ребёнок. Мои младшие братья и сёстры так пахнут, они родились недавно. Листопаднички. А тех, кто родился весной, называют подснежниками.

– Ты – подснежник?

– Ага, – Дикий Заяц озирается. – А ты, смотрю, играешь в шахматы?

Эмиль переносит игральную доску на пол, расставляет фигуры. Дикий Заяц садится у двух рядов чёрных.

– Люди всегда начинают первыми, – говорит он, щурясь.

– Я был на охоте, потому что отец заставил, – оправдывается Эмиль. – Вообще я не ем мясо… С тех пор, как понял, что ради этого убивают. И травля мне не нравится.

– Твой ход. Шахматы, чай, не охота.

Они играют, Эмиль – белыми, заяц – чёрными. В первой партии чёрные объявляют мат на седьмом ходу. Вторая партия длится чуть дольше, но Дикий Заяц всё равно побеждает. И третья, и четвёртая победа за ним.

– Ты потрясающий мастер, – говорит Эмиль.

– Нет, просто ты не продумываешь ходы, – видя обиду в глазах парня, Дикий Заяц добавляет. – Друзья не утаивают друг от друга правду.

– А папа меня хвалит, – возражает Эмиль.

– Папа станет тебе другом, когда вырастешь. А пока он – родитель, – Дикий Заяц вздыхает. – Хромает твоё воспитание. В шахматах нельзя легкомысленно передвигать фигуры. Жертвовать ими – тем более. Каждая пешка – кто-то из близких.

– Ты серьёзно? Это же игра!

– Отец говорит, когда боишься проиграть, начинаешь метаться и становишься уязвимей. Это ослабляет оборону, ставит под удар других. Надо разыгрывать партию грамотно, хладнокровно, не попадаясь на уловки противника. Остаться в живых – всегда выигрыш.

– Но жизнь – не шахматы.

– Жизнь – боль, – снова вздыхает Дикий Заяц. – Если думать о том, что тебя ежесекундно могут слопать, останется вытянуть лапки и умереть. Но если видеть в охотнике не врага, а шахматную фигуру, становится не так уж страшно. Отец говорит: наступающий день – просто очередная партия в шахматы.

Дверь в детскую распахивается. На пороге – хозяин дома.

 

– Эмиль, я рассказывал тебе про бешенство у диких животных?

Парень виновато опускает голову. Он и забыл, что его новый друг цапнул Гришиного питомца.

– Собаку пристрелили? – ехидно интересуется Дикий Заяц.

– Нет, но ветеринар уже в пути. Приедет – осмотрит вас обоих. А пока – марш обедать! – приказывает отец, как будто не замечая, что к нему обратился не младший сын, а Дикий Заяц.

Эмиль собирает шахматы, берёт на руки зверька и выходит из детской.

В столовой гости приступают к горячему.

– Э-э-э! – возмущённо вопит Гриша, видя, кто у Эмиля на руках. – Почему ему можно за стол с зайцем, а мне – нет?!

– Потому что ты не поймал зайца, – назидательно отвечает отец. – В следующий раз не зевай.

– Опять попросишь вегетарианское? – один из гостей подначивает Эмиля, но парень не отвечает.

Гости обсуждают что-то скучное. Эмиль шлёпает вилкой по картофельному пюре и тайком кормит зайца зеленью со своей тарелки. Тот не хочет редиску, но с удовольствием хрустит ломтиком огурца.

– Смотри, будет расстройство желудка, – негромко предупреждает гостья справа. – Я держу кроликов и знаю, что говорю.

– Спасибо, – шёпотом благодарит Эмиль. – Это – Дикий Заяц.

Их разговор не тонет в шуме, его слышат все. Замечания начинают сыпаться с разных сторон.

– Володя, зачем ты разрешил? Клопов вам принесёт или блох.

– Балуешь мальчишку, позволяешь садиться за стол с живой игрушкой.

– Отпустите, ради всего святого, животинку в лес, не мучайте!

– Здоровый заяц не подпустит к себе человека! Он явно болен. Надо его пристрелить.

Дикий Заяц пытается спрыгнуть на пол. Эмиль шепчет: «Сейчас уйдём», – и поднимается с места. Гости переглядываются и замолкают.

– Куда? – грозно произносит отец. Светло-серые глаза буравят взглядом младшего сына.

– Спасибо, я наелся, – Эмиль отворачивается.

– Выходить из-за стола рано.

– Я вам мешаю.

Парень пробирается к выходу, доставляя гостям неудобство. Они вынуждены придвигаться к столу, пропуская его. Отца раздражает неповиновение. Но больше всего злит, что сын не разделяет его интересов, не принимает и – ещё чего не хватало – в глубине души осуждает.

– Если ты сейчас уйдёшь, будешь наказан! – отец разгневан настолько, что не щадит чувств сына. – А зверь наверняка болен, его придётся пристрелить.

– Нет! – кричат одновременно Эмиль и Гриша.

Гриша тоже вскакивает со своего места. Стул с грохотом падает. От неожиданности Дикий Заяц хватает зубами плечо Эмиля. Тот разжимает руки. Заяц спрыгивает на пол и убегает в коридор. Эмиль сдвигает рубашку, видит две белые полоски от зубов, но кожа не прокушена – ясно, что это было сделано не со зла.

– Пусть отнесёт его в лес, –Гриша торопится высказаться. – Или хотя бы на краю поля отпустит. Ты сам объяснял, что охотник не убивает…

– Ты поучи меня ещё! Разбаловались оба. Один мяса не ест. Другой вздумал пререкаться. Ты хочешь, чтобы этот заяц перезаразил здоровых зверей?! – отец смотрит в глаза старшему сыну. В такие же, как у него, светло-серые гордые глаза.

Грише четырнадцать. Он не такой, как младший брат, он не привык отводить взгляд.

– Зачем Эмилю-то об этом говорить? Чтобы он полгода потом в подушку рыдал?

– Жалостливый, значит? Зайчика пожалел? – отец поворачивается к младшему. Тот с пустыми руками стоит у двери и неловко улыбается, пытаясь скрыть страх. Но отец понимает его по-своему. Он отбрасывает стул и идёт к окну. Гости вскакивают с мест. Им хочется замять скандал, но они знают: когда хозяин в гневе, его не переубедить.

Окно распахнуто. Отец коротко свистит, перегнувшись через карниз. Гриша выбегает из-за стола. Один шаг в коридор и – тот же короткий свист, только в сторону комнат. Эмиль зажимает уши и прячет лицо в ладонях. Ему отчаянно хочется плакать.

На двор выбегает свора. По коридору крупной рысью несётся к юному хозяину Муха.

Женщины виснут на отце семейства, упрашивая его прекратить, не идти на поводу у эмоций, пожалеть их слабые нервы, не устраивать душераздирающее зрелище. Он глух к просьбам.

– Да что вы, кисель из него хотите сделать?! Вечно «пожалей, он остался без матери», «не наказывай, ему и так тяжело». Кому тяжело? Вот этому поганцу, который улыбается и думает, что настоял на своём???

Отец стремительно направляется в коридор. Эмиль бежит рядом, пытаясь поймать взгляд, чтобы выпросить прощение. За ними, как конвоир, топает Гриша. Следом гирляндой тянутся гости.

– Где там твой заяц? – кричит отец, хотя Эмиль рядом.

– Охраняй! – приказывает Гриша своему псу. Тот садится у игрушечного домика.

– Ах так?! – отец распахивает входную дверь.

Ещё свист, совсем другой. Все охотники знают, что этот свист значит. Дикий Заяц тоже знаком с этим свистом.

 

«Матч-реванш начался. Сумасшедшая игра, где из чёрных – одна королевская пешка, хитростью пробравшаяся на последнюю линию».

Распахивается дверь игрушечного домика. Дикий Заяц светло-серой гибкой стрелой вырывается наружу и – во двор. Визг! Крик! Фигуры в доме смешались.

Муха косматой тучей несётся за сереньким зайкой. По двору с разных, далёких и близких концов бегут гончие. Бегут быстро, хоть и наелись похлёбки из мисок. Гончие видят: один зверь, одна добыча. И рвутся вскачь вслед за Диким Зайцем. А он не петляет. Он понимает, что ему не оторваться от преследователей, но всё равно летит по прямой. По прямой – самый краткий путь к лесу.

За спиной, чует заяц, мчится Муха. Топочет, как лось.

Гончая слева всё ближе. Муха уходит влево, как будто нет ему дела до Дикого Зайца. Гончая тянется мордой к добыче, но Муха теснит её плечом, отжимает в сторону. Тонкий визг – гончая сбита с ног, отстала.

Догоняет другая, справа. Лохматый пёс и её оттесняет. Они рычат друг на друга. Короткая стычка. Ещё одна преследовательница позади.

Муха снова рядом. Дикий Заяц на него косится. «Как будто двужильный, – думает он. – А ведь не взрослый, хоть и не щенок». Пёс бежит с ним бок о бок, язык вывалил. Охраняет.

Свора большая, но за ними не угнаться. Самых ретивых Муха раскидывает, впрочем, все гончие живы, хоть и помяты.

У перелеска беглецы останавливаются. Дикий Заяц делает пару петель у кустов, садится на задние лапы. Муха ложится, дышит тяжело, закрывает глаза.

– Вроде отстали, – говорит Дикий Заяц.

Пёс поднимает голову, осматривается. И правда: погоня рассеялась.

– Тебе домой пора, – мягко советует заяц, чёрная королевская пешка.

Муха бормочет: «Отдышусь и, понятное дело, пойду».

– Охраняй Эмиля, он маленький, его каждый может обидеть.

– Пф! – пёс надменно фыркает и поднимается.

– Что не так?

– Я служу своему хозяину, – пёс оглядывается на Дикого Зайца. – Ну, и тебя тоже слушаюсь.

Мух-Леви не без гордости наблюдает, как по полю бродят усталые гончие и делают вид, что не чуют свежих следов.

– Тогда возвращаемся, – велит Дикий Заяц и весь подбирается для прыжка.

– Зря, что ль, сюда добирались? – недовольно ворчит Муха, но подставляет лохматую спину и осторожным шагом пускается в обратный путь.

– Много ты понимаешь…

Сидя на его спине, Дикий Заяц смотрит по сторонам. Он жутко боится упасть, потому что ещё раз бежать не достанет сил, да и телохранитель его сильно вымотан.

Гончие, завидя их, рычат, но приближаться не смеют. Мух-Леви переходит на рысистый шаг, уверенный и лёгкий. Заяц хватается зубами ошейник.

Когда они добираются до дома, на дворе уже пусто. Ни одной машины на гостевой стоянке. У раскрытой входной двери стоит Эмиль. Завидев Муху, он начинает рыдать: «Он придавил моего зайца! Догнал и убил!»

Парень не замечает, что ошейник перекрутился, и Дикий Заяц висит меховым мешочком под бородой Мух-Леви.

Но вот Муха у порога. Осторожно склоняет голову – Дикий Заяц отпускает ошейник, перекувыркивается, встаёт на лапки пушистым длинным столбиком. Пёс убегает в дом.

– Эмиль, я вернулся совсем ненадолго… Ну, не реви… Прости, я не останусь жить в твоей норке. Сам понимаешь, диким зайцам нужна свобода. Но ты приходи рано утром на нашу полянку. Увидишь, как моё семейство играет в шахматы и иногда – в шашки. А я… Хочу попросить тебя об одной вещи. Укуси Муху за нос. Ради меня. Сделаешь? Обещай же.

 

ШЕСТАЯ СЕСТРА

Опишу один случай из практики. Хотите спросить, откуда у тринадцатилетней девчонки практика? Ну, так уж у нас заведено: нельзя просто слушать объяснения или читать книжки – нужно всё попробовать. Тут же, немедленно! И учитель за этим обязательно проследит. На то он и приставлен к нам. Строже папы, настойчивей мамы. Бдительней бабушки, вреднее фокстерьера Смайлика и пяти старших сестёр. С дедом сравнить не могу – тот либо путешествует, либо вместе с учеником колдует в лаборатории. Мой дед – химик и научить может только плохому… фр-фр, только химии, которая ни меня, ни сестёр не интересует. Так что нас дрессирует чужой, суровый и въедливый дядька.

Каждый день, кроме воскресного, нас с утра пораньше выгоняют на крышу. Думаете, мы с недовольными, заспанными лицами делаем там зарядку? Как бы не так. Мы превращаемся во флюгер и петуха, в башню и циферблат, в большую и малую стрелки. Весь этот спектакль – ради того, чтобы обмануть мэра города. Он проснётся от звонкого «кукареку», выглянет в окно и увидит, что на часах – десять с четвертью! Опоздал на работу! Плюс, флюгер вертится как бешеный. Значит, ветрено – надо шарф и шляпу надевать. Достоверно известно, что мэр не верит нашим фокусам, особенно после того, как петух показал ему язык. Однако шарф он с собой всё-таки прихватит: наш наставник превратится в термометр и убедительно изобразит сколько-то градусов ниже нуля.

Но я отвлеклась. Хотела ведь рассказать о недавнем случае. Почему об этом, а не о любом другом? Учусь который год, чего уж только не бывало! В сковородку меня превращали (а потом ещё в сундук засунули: бабушке не понравилась орущая сковородка). Одной ногой в мире грибов застревала (а мир грибов тем и примечателен, что там у всех – одна нога), пришлось целый месяц расти в классе, пока возвращающее заклинание не освоила. А ещё – вот это была умора – я обернулась собакой и гавкала на Смайлика, любимого фокстерьерчика, чтобы тот не грыз ботинок. Мой собственноручно сотворённый башмачок! Смайлик боялся, визжал и всё равно грыз-грыз-грыз. На визг прибежала мама и хотела прогнать меня веником. Но старшая сестра, Муся, знала, что вторая собака – это я, и превратила веник в опахало. Мама не обиделась, зато другая сестра, Катя, заявила, что старшим перечить нельзя (а сама-то младше Муси). И они начали спорить, а мы со Смайликом – на них гавкать, а мама – махать на всех четверых опахалом. Пришёл папа, он шум не любит – пролил освежающий дождь нам на головы. Правда, бабушка этот его дождь терпеть не может, от дождя в доме сыро, поэтому бабушка произнесла слово остановки всех волшебных действий. От него сорвался урок у дедушкиного ученика. Бабушкино слово сильное, да. Пришёл дед, всыпал мне ремня, и я превратилась из собаки в человека. Так что, получается, я вам соврала. Дед меня круче всех воспитывает. Но написать я собиралась всё равно про другое.

У меня была практика, как и в любой учебный день, кроме воскресенья. Необычно было то, что я занималась одна. Сёстры уже совершеннолетние, им можно смотреть, как наш папахен делает человека. Такое случается нечасто. Как правило, заказывают руку или ногу, реже – позвоночник. Но человек целиком – очень сложная процедура, тут без помощи не обойтись. Так что мама оставила свою рассаду, уехала вместе со всеми в больницу. Мне аж завидно стало: они увидят, как хирурги выберут из осколков стекла и металла то, что осталось от автогонщика, а папа воссоздаст его прежний облик. Я краем уха слышала, что от тела почти ничего не осталось, так что Ангел-Хранитель будет стоять рядом зримым!!!

Да что ж такое, опять я отвлеклась. Итак, случай из моей практики. Хотя… знаете, что? Я бы многое отдала, чтобы увидеть Хранителя! Вообще-то, люди иногда видят Ангелов и даже разговаривают с ними. Но если ты выбрал магический путь, то теряешь своего Хранителя. Не увидишь его во сне, не попросишь о помощи. И должен сам выкарабкиваться из всех передряг как в жизни, так и в смерти. Смерть для волшебника – большая проблема. Ох, помню, как мы перепугались, когда бабушка упала с садовой лестницы, не успев сказать слово полёта! Бабушка – волшебница слова, не то, что папа – волшебник материи. Его бы земля приняла, тут же стала бы мягкой. Но бабушка не может одним касанием руки изменять форму и свойства вещей, она должна поговорить с ними. Падая с лестницы, она растерялась и – бывает же такое! – забыла нужное слово. Заработала несколько переломов. К счастью, мы были неподалёку: мама колдовала над розами, чтобы ещё раз зацвели; мы с сёстрами чистили яблоки для варенья. Было первое воскресенье октября. Лестница загремела, все побежали к бабушке; Муся сразу остановила кровь, Катя срастила кости, мама восстановила дыхание. Конечно, врачи из нас аховые: с дыханием напортачили, и у бабушки появились жабры. Пока папа не вернулся с дежурства, а его как назло задержали, бабушка жила в пруду и очень мёрзла по ночам. Но всё закончилось благополучно. А я возвращаюсь к тому, с чего начала.

Сёстры, все пять, были заняты. Смайлик охотился на крыс, которых я ему насочиняла. Бабушка ушла на рынок, дед с учеником варили некользящее мыло. Вечно у них дела типа: намудрить фенечек, которые учат жизни, или шампунь испортить, чтобы после него волосы сами в мелкие косички заплетались. Однажды они ещё с джинсами нахимичили. Собирались сделать непромокаемые штанцы. И всем была хороша задумка, так ведь они же ещё и несгибаемыми получились! Я влезла в них и лежу, красивая, ни сесть, ни встать. Словом, наших химиков занимает всякая бытовая ерунда, на которую не стоит тратить время. Конечно, когда-нибудь они перегонят ртуть в золото, повторят все опыты средневековых алхимиков, и дед даст парню рекомендацию в свой научно-исследовательский институт. Но пока его ученику тринадцать лет, они валяют дурака. Мне кажется, что дедушка получает от этого огромное удовольствие. Хотя по-настоящему счастливым мы его видели лишь однажды, когда он вернулся из своего последнего путешествия.

Ой, время вышло. Пока-пока.

***

Бесит этот «родительский контроль» на компе. Пока напишешь, пока орфографию проверишь – пройдёт заветный час. Вчера толком ничего не рассказала, зря время потратила. Хватит. Надо о главном.

Недавно я вызывала духов. Я ведь универсальный маг. Легко превращаюсь в животных и растения, знаю заветные слова, по крайней мере, основные из Свода Заветных. Могу работать с материей и с духами. Для профессии, которую я выбрала, пригодится всё. Это маме-садоводу или папе-хирургу нужно совершенствовать одно полезное умение. Политику (мне в будущем) понадобится весь магический арсенал. И вот дали мне задание: вызвать духов, выслушать их и придумать, что с ними делать. На зов явились три заблудшие тени. Земляной Олень, Бог Электричества и Счастливый Человек.

С Земляным Оленем разобралась быстро. Он выглядел как неполный скелет большого животного. Носил бивни, украшенные резьбой. Уверял, что был создан в начале времён, но его слишком тяжёлое тело не держала земля, он провалился в её толщу, там протоптал дороги для рек и прорыл норы. Легко проверить! В энциклопедии есть статья о легендах северных народов, которые находили кости мамонтов и придумали прозвище «Земляной Олень». Так что отправилась первая тень в Палеонтологический музей и обрела там покой.

Вторым был Бог Электричества. Он заявил, что управляет людьми, выключая внезапно свет в их домах. Погуглила – нет такого мифа. Полистала книги, ничего не нашла. Пришлось настроиться на то, чтобы ощутить природу вещей. Почувствовала поток электрических импульсов, возрастающее напряжение и резкий спад тока. Решила и эту загадку: «Нет никакого электрического бога, есть скачок напряжения!» В общем, развеяла его как заблуждение.

Третий дух не мучился вопросом, куда податься, как «Земляной Олень». И не раздувался от гордости, как «Бог Электричества». Ему хотелось, чтобы весь мир знал, что он совершенно во всём успешен. Ну прямо как некоторые оптимисты в соцсетях! Я не стала с ним долго возиться – распределила дух «Счастливого Человека» между унылыми блоггерами. Дух удивительно быстро кончился, не всем хватило!

И вроде бы успешно справилась с заданием. Учитель спрашивает: «С кем ты сегодня работала?» Элементарный вопрос. «С мифами, суевериями и иллюзиями. С тремя видами заблуждений, от которых следует избавляться всякому, кто стремится к мудрости». «Ясно. Который раз ты рассуждаешь, как философ, а не как политик. Политик не развеет чужие заблуждения, а запрёт в талисманах и поставит на службу себе. Я подам рапорт в Комитет по Учёту Квалифицированных Кадров. Не пугайся. Философы – тоже универсальные чародеи». Ну вот как так?!

Родителям это не понравится. Да мне самой не нравится! Философией много не заработаешь. С другой стороны, с набитым кошельком путь тяжелее…

 

Осталось пятнадцать минут. Я тут подумала: стоит, наверное, вас повеселить. Не знаю, чем вдохновлялись мои родители, называя дочерей Примула, Мистика, Аргентина, Людовика, Настурция и Панацея, за что им, родителям, большое спасибо – окружающие не перестают улыбаться. Но мы бы предпочли имена попроще. Примулу зовём Мусей, Мистику – Катей, Аргентину – Тиной, Людовику и Настурцию – Ликой и Настей. Только мне не повезло, я – Цаца. Прямо-таки завидую дедушкиному ученику, он носит нормальное имя Аркадий.

Настя и Лика – сверстницы и большие подружки. А вот Муся и Катя, хоть и взрослые, вечно ругаются. Катя не любит старшую сестру, всегда цепляется к ней. Тина держится в стороне, ей интереснее с энциклопедией, чем с нами. Точнее, с ними – на меня сёстры не обращают внимания, я слишком несовершеннолетняя для них. Но у меня есть Смайлик и объект для насмешек – Аркашка-таракашка.

Он в долгу, надо признать, не остаётся. На обеденном столе, там, где я обычно сижу, до сих пор видна надпись вилкой по полировке: «Цаца, ты дура и карова». Это он написал, когда нам было по девять лет.

***

Учитель (подпольная кличка Ларь, а так его зовут Илларион Иванович) сегодня за завтраком предложил игру «угадай логику». Я вкратце расскажу, забавнейшая штука! Говорите, например: «Меня зовут Аполлинария, я еду в Америку и беру с собой парламентария»; если вам ответят «А я – Тарас, еду в Татры, беру с собой тарантас», то ответ будет правильным – есть рифма и совпадают заглавные буквы имён собственных. И вот только я на секунду отвернулась, чтобы скормить Смайлику сыр (терпеть не могу сыр!), начался очередной тур игры. Настя с Ликой как всегда зеркалили: «овощной изящный хищник» и «овощная сущность мощного». Катя, язва, выдала: «нежданный перворожденный невежда». Муся ответила ей куда мягче: «мистика стеклянных эстакад». Тина родила скучное: «пятнистый острый створ». Я придумала: «чуткий пассажир Чупакабры», но оказалась единственной, кто не угадал логику. Ларь прервал игру и разразился лекцией по поводу Чупакабры. Сначала заявил, что это существо целиком вымышленное, плод воображения нерадивых фермеров. Потом признался, что пассажир, точнее, наездник действительно существует. По словам Ларя, это – старый маг-«материалист». Он взял обычное суеверие (на этих словах Ларь многозначительно глянул на меня), воплотил в материю и принялся разъезжать по миру на самодельной зверушке. Возможно, он ищет жертву для какого-то древнего ритуала. Короче, осторожней надо быть. «А-а-а! – говорю я, – значит, бегают где-то по земле Чупакабры!» Ларь рассердился. Нет их, говорит! Кроме той самой, которую состряпал старый волшебник. Но стоит ему отвернуться, как зверушка сбегает и пакостит людям.

Так… я не раз упоминала «материалиста», надо бы рассказать подробнее. И вообще об устройстве всего! Чего мелочиться, правда? Есть ведь магия стихий, духов, превращений, слов, материй. Особняком стоит магия универсальная, она подходит всего для нескольких профессий: для учителей, философов, политиков и проводников. В семье, как правило, главенствует что-то одно, у нас это – магия материи (то, что наша семья – волшебная, вы и сами поняли, конечно же). Хочу сказать, что не в каждом городе живёт такая семья. Почему это редкость, объясню позже. А пока – про то, кто и чем занимается. Папу на днях назначили директором больницы, он завален делами и домой почти не приходит, а вообще он выращивает для пациентов новые органы. Про деда и его ученика говорила; для химии надо хорошо знать свойства вещей, поэтому они оба – понятно, кто. Муся тоже материалист. Материалист-социалист. В смысле, она работает в социальной сфере, ухаживает за детьми, у которых лишняя хромосома. Не самый престижный для нашего брата выбор, но она не амбициозная. Парадокс: в её деле магия не нужна. Правда в прошлом году, когда в городе бушевала ветрянка, Муся собрала своих подопечных, превратила их болячки в божьих коровок, и те улетели.

Если честно, я – единственная, кто гордится Мусиным выбором. Она «думает сердцем» – так бабушка говорит. Остальные, мне кажется, добиваются какой-то непонятной всемирной славы. Неспроста же они взялись (ща будут сложные слова, бойтесь! хо-хо) за вирусологию, бактериологию, трансплантационную генетику и иммунологию. Короче, все в семье, кроме мамы и меня, заняты в медицине. Ларь – универсальный маг, потому что учитель, но он не часть семьи, а живёт у нас, пока всех не научит уму-разуму. Про меня вы знаете. Мама цветами занимается. Она – «градообразующее предприятие», как её в шутку называют дома. Город поставляет цветы на международный рынок круглый год, мама помогает цветам расти. В оранжерее у неё самая скромная должность, тут она похожа на Мусю. Точнее, эту редкую черту, скромность, мы наблюдаем только у Муси и мамы.

Так, топает кто-то.

 

Приходил некто, по имени Аркадий, по прозвищу Таракандий, принёс розу. Утверждал, будто виноват кипятильник, найденный в коробке для мусора. Очень нужная коробка, кстати! То, что одни считают хламом и складывают туда, часто пригождается другим. Народу в доме много – устанешь каждый раз покупать скамеечку под ноги, которую Катя выбрасывает, садясь за рояль, ибо она, знаете ли, выросла. Или вот ещё весы. Тина вечно засунет их поглубже за то, что «они бессовестно врут!» Конечно, врут весы, а не она себе, глядя в зеркало: «Ну теперь-то я точно похудела, пойду, слопаю в честь этого бабулин тортик».

Так вот, пришёл Аркан-таракан и говорит (человеческим голосом): роза получилась сама, он всего лишь решил почистить кипятильник. Накипь с кипятильника упала в банку с колонией разумных кефирных бактерий, которую наш химик выращивал довольно-таки давно. Вокруг накипи неведомым образом сложился такой вот цветок. Ну, куда его девать? Конечно, подсунуть мне. Зла не хватает сердиться. Вот, сижу, смеюсь. Роза лепестками шевелит. Небось, разумными.

***

Дедушка спит после обеда. Смайлик сидит под его кушеткой и тихонечко, злобненько рычит. В доме пусто: все разбрелись по своим делам.

Я обожаю позднюю осень. Вокруг одного дерева – жёлтая лужайка листьев, вокруг другого – красная. А в мокрую погоду от опавших листьев остаются серые следы на асфальте. Так они и сменяют друг друга: печальный дождь и чистое холодное небо в ожидании зимы. И солнце, солнце, солнце!

Аркашка-букашка изобрёл «растяжимый поводок». Море от нашего города в пяти километрах, но с помощью поводка можно выгуливать Смайлика на побережье, не выходя со двора.

Я понимаю, парню скучно, вот и занимается всякой всячиной: улучшает вкус собачьей похлёбки, зачаровывает гравий, чтобы делался липким под ногами того, кто недавно соврал. А всё потому, что дед в последние дни забросил занятия, перебрался к папеньке в клинику, днюет и ночует там, сегодня первый раз домой заглянул и сразу задрых. Мама уверяет, что так лучше для его здоровья. А на самом деле – я-то знаю! – дед просто не хочет вляпаться в Аркашкины дорожки. Враль он знатный.

 

Пустили Смайлика гулять у моря (на пару минут, в качестве эксперимента) – собаккен полные лапы песка притащил. Такие небольшие лапки у него и шерсть коротенькая, а натаскать грязи горазд. Аркандель-таракандель собрал грязюку и слепил лягушку. Говорит, что раз цветы я не люблю, то лягушка из песка и тины должна понравиться. Фейс-палмище.

Хотя надо признать, хорошая лягушка получилась. Если тронешь – отпрыгнет. Жалко, она без закрепителя сделана, лапки уже посыпались. Попрошу бабушку, чтобы она лягушку заговорила.

 

Что-то нигде не могу найти бабушку. Нельзя сказать, что это странно. Да нет, странно, конечно! Она не могла уйти, ничего не сказав, – волшебница слова ведь!

На дворе солнце, мир под ясным небом выглядит празднично. Это правильно, что бабушки гуляют, где им вздумается, в такой прекрасный день.

И всё же мне не по себе.

Солнце яркое, небо синее, бабушки нет.

***

Везёт им, все при деле: мама пишет отчёты; сёстры… Про них – потом.

Второй день не могу найти бабушку. Как в воду канула.

Ларю поручили обучать дельного парня Аркадия премудростям химии (забавно, потому что сам Ларь скрипел, что не особо эту химию любит). А дельный парень-то умён, не то, что Цаца, «дура и карова». Оценил пропажу бабушки в рупь-полкопейки и посоветовал без приглашения не приходить. Потом принёс записку. Я была так расстроена, что порвала её, не читая. Мальчишки – дураки.

Ладно. Не пропадать же времени – напишу, чем сёстры занимаются. Скоро жизнеутверждающий праздник – ночь на день всех святых. Под это дело Тина нашла рецепт самовзрывающейся тыквы. В огороде у нас растут цуккини, баклажаны и перцы. Капуста ещё. Тыкв нет, зато в оранжерее есть розы. Роз – навалом. Одна на моём столе прописалась, в стакане ёрзает, разумные лепестки к монитору тянет.

Ага! Думали, я отвлеклась и забыла, о чём рассказываю? А вот и нет. Так вот, Тина, Настя и Лика настряпали штук пятнадцать этих самых тыкв. Праздничных, самовзрывающихся, которые у нормальных волшебниц из нормальных тыкв получаются. Но у нас же все поголовно – новаторы! Поэтому из подручного материала, капусты, цуккини, баклажанов и перцев, наши материалистки наделали бледно-зелёных и фиолетовых уродцев.

Катя втихаря решила подправить овощи. После её исправлений тыквы стали светиться в темноте. Муся увидела это и спрятала урожай в шкаф, от греха подальше. Но Настя об этом не знала, сунулась в шкаф – вопли, грохот. И вот, собственно, чем заняты сейчас сёстры: ищут Настю. Заковыристая задача. Потому что если Настя напугана, найти её нереально.

 

Поглядите-ка… У меня на страничке баг. В буквальном смысле! Я хотела глянуть, есть ли лайки у предыдущих постов, а там букашки по тексту бегают везде, где я написала, что Аркашка – таракашка. Я подозреваю кое-кого, не будем показывать пальцем, хотя наверняка… Ай! АЙАЙАЙ! Теперь и сюда забежали. Они, конечно, миленькие, но всё равно. Прощайся, Аркадий, с головой. Быть тебе сегодня кактусом.

 

Знаете, какая странная штука? Если кто-то потерялся, я внутри себя чувствую, где этот человек находится. Как с Настей: её не видно и не слышно, но она всё равно где-то есть. Спряталась в доме, я это явственно ощущаю. А бабушки нет. Нигде нет.

Хотела поплакаться маме в фартук, но она куда-то уехала.

Я побрела в гостиную – на диване Ларь сидит, жутко сердитый, обложился диванными подушками, пьёт кофе. По нему видно – задумал что-то недоброе. Достоверно известно, что Аркантул отпросился с занятий на полчаса и пропал надолго. Не знает, с кем связался. Ларь ему прогул не простит. Вон, наколдовал бумаги и строчит что-то, подозрительно похожее на задачки повышенной сложности.

***

Вчера поздно вечером вернулся наш горе-химик. Оказалось, он с моим фокстерьером и с бабушкиной тапочкой гулять ходил. Смайлик, смешная башка, его к пляжу увёл. Злющий, измызганный, Аркактус ругал собаку и каких-то коров. Ларь ему сразу задание в зубы сунул – учись, отрабатывай! Зная нашего Ларя… Даже жалко Аркашку стало. Решила помиловать и не превращать его в растение.

Мы сели ужинать, не дожидаясь маму. Катя сказала, что мама задерживается в больнице. Подозреваю, она помогает папе в трудной операции. Я пожаловалась сёстрам, что нигде не могу найти бабушку. Муся сразу забеспокоилась, Тина тоже. Катька, противная, стала нас высмеивать. По её словам, беспокоиться не о чем. Лике с Настей как всегда ни до кого не было дела – шептались о своём.

Аркашку оставили без ужина. Муся сказала, что это слишком сурово. А Смайлик не возражал. Он сидел свежевымытый, весь из себя важный, и косился на нас.

Перед сном я нашла записку, она была к моей зубной щётке жвачкой приклеена.

«Анонимное письмо для одной девушки 13-ти лет.

У вас живёт собака с которой невозможно разследовать с её помощью преступление: вместо того чтобы найти второй тапок этот бестолоч тащит меня на пляж. Воспитуй уже своё животное! Поскриптум. Уже неанонимный. Не прилично незамечать когда тебя приглашают на первый в истории химический опыт по отделению неотделяемого. Сорвалась революция в науке! Потому что нужны зрители чтобы вдохновлять, а не только хвостом вилять.

Аркадий».

Я так хохотала над его анонимкой – чуть челюсть не вывихнула. Такой дуралей! В каждом слове – ошибка. А ещё Смайлика ругает. А утром обнаружила, что этот злодей накомментил здесь, в моём блоге! «Какава природа связей в гиперволентных малекулах? Симетричен ли норборнильный катион? И какаво происхождение альфа-ифекта? Можно ли создать единую тиорию каталеза? Скажи – тебе нравица над химеей голаву ломать? Я ответил только про водные кластеры и палучил кол! Где справедливасть?!» Вопрос философский. Можно сказать, по адресу.

Пойду, погуглю.

***

Занятия, кстати, никто не отменял. И в этом, дорогие читатели, сокрыта самая прекрасная и ужасная суть бытия! С учёбой творится что-то «из ряда вон». Это – любимое бабушкино выражение, она всегда так говорит, а мне представляется древний китайский метод счисления «ряд Вон», а редкие, невообразимые события – как раз из того ряда. Так вот, учебные успехи мои плачевны. И всё – из-за одного вредного мальчишки, пусть не притворяется полезным со своим «растяжимым поводком». Из-за Аркашки я испортила леонеллу.

У сестёр, кстати, вообще леонеллы не получились: поделка Тины развалилась прямо в печке, другие не смогли даже добиться загустения. А-а, чего уж там! Горжусь собой: вылепила из оживляемой материи и обожгла свою первую леонеллу!

Вышла она, надо сказать, совсем небольшой, размером чуть меньше кошки. Зато пропорции идеальные. Только в одном я ошиблась – попросила у Аркашки лак. Он принёс свой самый лучший, с забывательным свойством. Только про это свойство озабыл упомянуть. Вот я покрасила леонеллу, а она сразу в сад убежала. Видимо, Смайлика почуяла. Горе-химик наш говорит: «Конец гусеницам – забудут превратиться в бабочек!» Так я узнала про забывательность лака. Идти на поимку леонеллы было страшновато – увижу свою поделку и забуду, зачем пришла! Поэтому я позвала на помощь сестёр. Только Муся, добрая душа, откликнулась. Пришли мы в сад, бродили-бродили, никого не нашли. Потом смотрим, розовые кусты шевелятся. Подходим, а там Настя сидит – леонеллу гладит, а та ей улыбается. Настя говорит: «Представляете, залюбовалась на неё и забыла, зачем пришла». Муся ей: «Смотри, не спугни», – а сама мне глазами полную луну изображает. Я сразу поняла, кого позвать. Привела Ларя, он мою поделку «перечаровал». Настя стала канючить: «Можно, мы её в дом возьмём? Она такая красивая! На крошечного лёвика похожа, даже гривка есть». Но Ларь – строгий, он сделал из леонеллы статуэтку. Мне тоже было жалко зверушку, но она получилась опасной.

После переделки леонеллу поставили в шкаф, к Катиным ядовитым формочкам для кексов. Кстати, это папина идея: собирать неудачные лабораторные опусы. Там и его собственные творения – семь сердец с пороками (он их настряпал ещё до того, как открыл формулу выращивания безупречного сердца). А ещё там грибы с глазами – мамин неудачный опыт в селекции. Бабушка ей под руку сказала: «Их едят, а они глядят».

Эх, надо готовиться к четвертному экзамену, а мне так грустно, что думать ни о чём не могу.

 

Перечитала предыдущие посты. Оказывается, я обещала рассказать про устройство всего. Что ж, обещания надо выполнять. Итак, волшебник – это не занятие, это разновидность пути. Дед говорит, Ларь у нас самый умный (и ещё ехидно добавляет: «Потому что самый древний»). Так вот, Ларь на уроке объяснял, что души разделяются на мудрых и упрямых. Большинство – мудрые души, им Ангелы-Хранители помогают найти свой путь. Но есть упрямцы, которые не хотят ничей помощи, даже незримой. Эти упрямые души начинают заниматься оккультизмом, и Хранители от них отступаются – магия им омерзительна. Так что в жизни и в смерти волшебники полагаются только на себя.

В смерти начинаются блуждания по низким да и вообще разным мирам. Скукота, в общем-то. Но те, кто мудрее нас, отчего-то считают наш путь лёгким и полным приятных сюрпризов. Даже завидуют. Как же, ясновидение, превращения! Нет-нет, я не иронизирую – это действительно круто. Сама обожаю всякое волшебство. Только оно поиск пути затрудняет.

Да, превращения очень хороши. Лично я люблю превращаться в фикус – мама подстригает мне листья. И щекотно поливает из лейки. Тина кричит: «Мам, зальешь же! Это ж фикус!» А мы вдвоем хохочем и превращаемся, превраща-а-аемся. Мама – в аквариум, я – в карпа. Мама в ясень, я – в белку. Мама – в радугу, я – в реку. А потом приходит бабушка и ругает нас за то, что в гостиной опять мокро, а дедушка подговаривает Аркашку, и он взрывается за бабушкиной спиной салютом, на реке – отражение и внутри плавают бело-красные карпы, а сверху радуга распадается на цветные ленты и опадает на бабушку, увивая ее яркими боа, пелеринами, шалями. И если скажете, что это развлечение – так себе, то я скажу… скажу я вам… я придумаю, что бы такое сказать, чтобы вы рассмеялись.

Правда, самой мне не весело. Рядом нет бабушки. И мамы нет.

***

Облом года.

На его фоне вчерашний провал с леонеллой меркнет.

Нет, я не философ, я прям поэт какой-то!

Итак, леонелла была простой лабораторкой. Сегодня я легко и непринуждённо провалила четвертной экзамен! Но не это самое страшное. Меня лишили доступа к животным в зоопарке. Обидно, что некоторые события в этой жизни нельзя пережить заново.

Прикол в том, что каждый может пойти в зоопарк, но не каждому смотритель разрешит забрать кенгуру и двух пони. Мне повезло, мне полгода назад разрешили.

Известно, что четвертной «предметный» экзамен очень сложный: нужно сделать нечто, чего ещё не было. Теоретически предметы можно брать любые, но готова поспорить, что мало у кого они были одушевлёнными! Начала я удачно: придумала сказюбра, такого няшного, шерстяного, с восьмью лапками. На двух крайних парах лап он ходит, средние к брюху прижимает. Шея у него длинная, но не так, чтоб уж очень. Под старость сказюбр становится покат: поклажа с него скатывается, он возит не всадников, а косые такие домики, в которые может поместиться целое семейство. Сказюбр – вьючное животное. И сумчатое. Когда он размножается, средними лапами детёныша в сумке придерживает.

В первые два года жизни сказюбры были задуманы прозрачными. Это делало их похожими на садовых паразитов: гигантскую бескрылую тлю. Вот Катька и потравила моих сказюбров как вредителей. Даже не посчитала, сколько у них лапок! Было страх как обидно! Но и это не главное. Если бы Муся присматривала в тот день за маминым садом, она бы не дала травить сказюбров. Но Муси не было. Причём не только в саду, её и в доме не было! За завтраком не появилась, к обеду не пришла. Отправься мои беззаботные сестрички к папе в больницу или в кино, я бы внимания не обратила. Подумаешь, сенсационная операция или модный фильм с пометкой «16+», мне это совсем не интересно. Так нет же! Все сидели дома, а Муся словно испарилась. Я решила: если не увижу её за ужином, напишу жалобу мировому сообществу.

Без мамы и бабушки всё идёт наперекосяк. Розы чахнут, леонеллы сбегают, сказюбры дохнут… Скорей бы они возвращались!

***

Отсутствие Муси, похоже, никого не беспокоит. Ну и родственнички у меня! Единственная из шестерых сестёр пропала, а им и дела нет! Я разозлилась и ушла гулять с собакой. За нами увязался Аркашка. Сказал, что у нас морды грустные. Сам морда. Болтал без умолку. Правда, на этот раз от него была польза. Он Мусину балетку с собой прихватил и предложил использовать Смайлика как поисково-спасательную собаку. В итоге, собаккен вывел нас к папиной больнице. У меня от сердца отлегло: Муся никуда не пропала, не умерла – она помогает папе в больнице. Могла бы и предупредить, она ведь такая предупредительная.

Когда повернули домой, мне пришла в голову мысль поискать бабушку. Аркашка скомандовал: «Смайлик, где бабушка?» – фоксик помчался вперёд. Мы долго за ним бежали, пока не оказались на пляже. Тупик. Понятно, что бабушки там не было. И тут великий химик признался, остолоп он этакий, что четыре раза искал бабушку Смайликом. Собаккен каждый раз выводил его к морю. Вот пишу об этом сейчас и отчего-то улыбаюсь.

Так. Что за вопли?

 

«Мистика!» – кричит Настя и бежит ко мне, вся взволнованная, едва видимая. Редкостное зрелище – исчезающая Настя. Обычно она или вся такая смелая, или нет её. Потому что личное, прирождённое и неконтролируемое свойство Настурции – становиться невидимой при сильном испуге.

Настя говорит: «Мистика пропала!»

Я растерялась: «Что пропало?»

«Катька! Катька пропала!» – глаза у Насти округлились, она стала похожа на японскую мультяшку. А я так и сижу с нелепой улыбкой на лице и ничего с этим поделать не могу. Ведь ни разу не смешно. Подозрительно часто пропадают женщины в нашем семействе! Бабушку так и не нашли. Мама и Муся до сих пор не вернулись из больницы. Формально Мусю с мамой нельзя считать пропавшими. Однако факт таков: их с нами нет. И вот теперь – Катя. Четыре из восьми. Половина женской половины! Бр-р-р. Бред. Зря я это. Пойду, посоветуюсь с учителем. Он же мудрый, он придумает что-нибудь.

 

Сейчас пойду. Одну мысль допишу, пока час не закончился, а то ещё на сутки отложить придётся. Боюсь забыть. Правда, как такое забудешь? Я всё про море думаю. Я же своими пальцами набрала «как в воду канула». Ясновидение я не проходила, но знаю, что в некоторых беспечно набранных фразах смысла больше, чем в философских постах (поплевала через плечо, постучала по башке своей садовой).

Нет, я верю: с ней ничего такого не случится. Бабушка у нас рассеянная, но не до такой же степени, чтобы тапочек на пляже потерять! Вон, Муся в больницу уехала, а обувь на месте.

Погодите-ка…

Выходит, Муся ушла босиком, потому что вся, ВСЯ её обувь на месте.

***

Настя отключила этот доставучий контроль. Спасибо ей.

Допоздна в доме никто не спал. Сначала поужинали и попрощались до утра. Потом по одному сползлись обратно в гостиную. Уселись за стол Настя, Лика, Аркашка, Тина, Смайлик, Ларь и я. Смайлик, конечно, сидел под столом, но я его всё равно посчитала. Все молчали. Ларь изредка качал головой и приговаривал: «Ситуация сложилась крайне неблагоприятная». Тина после очередной его фразы выдала: «В свете чего недавний рассказ о странном пассажире Чупакабры кажется неслучайным». Лика побледнела и в Настю вцепилась. Настя взглядом буравила Ларя, но ничего не говорила. Аркантус ковырял железякой дырку в столе. В общем, встреча была крайне полезной. Посидели, побоялись и разошлись.

Я не думаю, что рассказ о пассажире имеет отношение к нашему случаю. Старый волшебник – это не папа, потому что папа у нас молодой, к тому же ему некогда разъезжать по разным странам, он всё время занят в больнице. Старый и путешествующий у нас дед. Но это точно не он, потому что иначе Чупакабра съела бы Смайлика.

Смайлик спал у меня в ногах этой ночью. Родители не разрешают ему забираться на кровать, но раз уж «родительского контроля» нет, то и Смайлика можно пустить.

Утром не было завтрака, потому что не было Тины. Она оставила записку. Пишет, что наше семейство проклято и что она не будет сидеть и ждать, когда наступит её очередь пропасть бесследно.

Приехал отэц. Поразительно: столько событий, а он появился лишь сейчас! Заперлась в своей комнате, не хочу пересекаться с ним. Я обижена, да! В конце концов, дела в больнице ничуть не важнее, чем наши домашние горести.

***

У Лики случилась истерика: рыдает, причитает. «Зачем меня похищать? Кому нужны мои силы? Я слабая, я никогда не была хорошей волшебницей». Как будто в этом дело. Хотя логика в её рассуждениях есть. Бабушка – очень сильный маг. Мама тоже сильная, просто она над бытовыми вещами работает. И Муся, и Катька. Катька даже сильнее мамы и старшей сестры, потому что всегда старалась переплюнуть их обеих. Отец сказал Лике: если она хочет найти сестру, то может поехать с ним. И они уехали.

Смайлик лижет мне ноги и смотрит снизу вверх: «Хоть ты останься!» Что-то подсказывает мне, что у меня в запасе день-другой есть.

Прибежал Аркашка, сказал, что отец с Ликой скоро вернутся, потому что в истории браузера у Тины последние три страницы – продажи авиабилетов, отель в Буэнос-Айресе, расписание поездов до аэропорта. Значит, Тина летит в Аргентину.

Если бы я убегала от злодейских злодеев, то не пошла бы туда, где надо показывать документы. Пересекла бы границу вплавь в шкуре косатки, в виде гепарда перебежала бы. Но Тина так не поступит. Как же отказаться от привычки читать в дороге?!

Вечером Ларь звонил своему другу, который сидит где-то на важном посту. Тот тоже сделал пару звонков и сообщил нам, что с Тиной всё хорошо, отец забрал её прямо с рейса. Мы до поздней ночи ждали, когда они вернутся домой. И Лику ждали. Наконец, у меня терпение лопнуло, я сама позвонила в больницу, хотя отец строго запретил беспокоить его на работе. Короче, он даже к телефону не подошёл. Его ассистент сказал, что отец занят и что сегодня из клиники не отлучался. Врун несчастный.

***

Сегодня ничего не произошло – нет новостей. И вдохновения нет.

Смайлик сидит рядом с умным видом, как человечек. Готов сделать всё, что прикажу.

Натворила ему печальных куриц. Пусть охотится.

***

Сегодня Настина очередь исчезать. Но Насти нет. То есть я чувствую, что она – где-то дома, но нигде её не видать.

Отец опять приехал. Таким злым я его ни разу не видела. Вот, поговорить зовёт. Идти не хочется. Но надо – я же не боюсь… нет, не так: всё равно деваться некуда.

***

Вот оно что. Оказывается, Тёмная Вода.

Он предложил мне стать Тёмной Водой. Теперь я знаю, что сёстры добровольно (ну, или почти добровольно, после того, как их подловили, заманили, заперли в больнице и объяснили, что выбора, в принципе, нет) сделались Тёмной Водой.

Позволю себе пару умных мыслей на сей счёт: да, маги жертвуют собой ради блага человечества. Это – то, чего о нас не знают мудрые души. По первому требованию мы должны отложит поиск своего пути и отдать все силы на то, чтобы устранить бедствие. Поглотить чумной воздух и жизнерадостно сдохнуть; столкнуться лоб в лоб с ураганным ветром и удерживать его, пока черепушка не треснет; погасить пожар, обращая в пену всё вокруг, даже себя, если не хватит материала. А потом пройти путями смерти, которые на самом деле очень страшные и запутанные, и неизвестно когда ещё родиться, чтобы начать поиск своего пути с нуля. И то, что у магов не одна попытка, лично меня воодушевляет. На этом хорошие новости кончаются.

Плохих – неожиданно – побольше будет. Карьера моя ещё не началась, я не сделала ничего значимого, ничем не была полезна людям. Умом я понимаю, что делать значимое – это для собственной гордости. И безусловно, Тёмная Вода, которая смывает (в буквальном смысле) болезни и укрывает от посторонних глаз страдания, – и есть та самая польза для некоторого количества граждан. Но принять это как свою судьбу и радоваться… Не могу. Невозможно радоваться тому, что скоро растворишься внутри какого-то древнего монстра, который преобразует или переварит (буэ-э-э) меня в Тёмную Воду.

***

Мы с отцом долго спорили. Я всего-то спросила, куда они дели бабушку? И почему мама не сопротивлялась, когда сестёр одну за другой забирали? А он ответил только, что наш долг – рисковать, подвергаться опасности, жертвовать собой. Слова. Которые, кстати, я и без него знала. Не знала только, что сёстрам нужна моя поддержка. Оказывается, если волшебниц внутри Тёмной Воды мало, их силы истощатся слишком быстро. Сёстры без меня погибнут.

И что мне делать?????!!!!!

***

Завтра я изменюсь. Стану Тёмной Водой. Безличным существом, омывающим раны всех, чьи тела болеют. Хранитель мог бы спасти мою жизнь, потому что все силы я потеряю. Но кто вернёт мне Хранителя?

Выбора нет. Правда, страха тоже нет. Как будто это происходит не со мной. Как будто я наблюдаю за некоей Цацей, смешной девчонкой тринадцати лет, и верю, что она обязательно выпутается. Только как?! Не представляю.

***

Глупая. Даже не отправила последнюю запись.

 

Наконец-то все ушли.

 

Цацка отчаянная. Удивляюсь, глядя на неё. Сама я от страха аж невидимой стала.

 

Отец не приезжает. Значит, не думает меня найти или решил вообще не искать.

 

Странно… Почему – только женщины?

 

Фокстерьер выследил, принёс мячик. Но я не могу брать в руки предметы или гладить собаку. А вот печатать на виртуальной клавиатуре могу.

 

Прочла Цацкины рассуждения. Слепой котёнок. Она бы так не удивлялась, если бы была взрослой. От несовершеннолетних держат в секрете то, что семья – не кровные родственники.

 

И.И. кому-то звонит. Что-то не разберу. Ситуация вышла из-под контроля? Да, ладно! Как будто это нормально – тайком увозить из дома волшебниц.

 

В гостиной И.И. с Аркадием совещаются. Книжек набрали, читают что-то.

И.И.: Сознался-таки, старый чёрт.

Арк.: Вы о ком, Илларион Иванович?

И.И.: Мэр разрешил эксперимент с водой, если волшебницы пойдут на него добровольно. Если Тёмная Вода работает так, как об это пишут в книгах, то выходит, что найдено лекарство от всех болезней. Так называемая панацея.

Арк.: Когда всё закончится, они выйдут из воды? Или им придётся умереть-переродиться?

И.И.: К сожалению, они в этой субстанции как в плену. Живы, но без сил. Ни сделать что-либо, ни умереть не могут. В худшем случае, это продлится вечность, но тогда надо будет постоянно подпитывать Тёмную Воду новыми силами, жертвовать новыми волшебницами. В лучшем случае, всё закончится гибелью существа, образующего водную субстанцию.

Арк.: Что за существо?

И.И.: Чудище, которое вызвали к жизни древним ритуалом на берегу моря.

Арк.: Так. Ладно. Убьём вещество.

Ого! Как И.И. уставился на Аркадия.

Ну, ясное дело – парень идёт против правил.

И.И.: Магическое сообщество вряд ли одобрит.

Арк.: Цаца точно не хотела лезть в воду – мы имеем полное право вмешаться. Я вижу только одну проблему. Как до этой твари добраться? Вплавь?

И.И.: Утопит.

Арк.: А если на лодке?

И.И.: Опрокинет. По легенде, у чудища есть хвост. Оно бьёт им противников и переворачивает корабли.

Арк.: Не страшно. Подберусь к нему по воде пешком и обрублю хвост.

И.И.: Для ходьбы по воде нужна специализация повелителя стихий, за день не выучишься. К тому же есть нюанс. Попробуй-ка отрубить у воды воду. Если хочешь победить, надо посмотреть ему глаза. Считается, что чудище не выдерживает человеческого взгляда.

Человеческого?! Мы пропали. Маг ведь не человек! Не обычный человек, по крайней мере. Аж мурашки по телу.

И.И.: Учти, просто так оно глаза не откроет. Только если поймёт, что ты боишься.

Арк.: Я притворюсь, что испугался.

Почему этот парень не боится? Не понимаю. Меня от страха трясёт, а он сидит себе спокойно.

Его наверняка сожрут.

Это ужасно.

Я сейчас сдохну.

Арк.: Как я это вижу: пришёл, взбаламутил воду; оно высунулось – сделал вид, что в ужасе убегаю. И когда оно откроет глаза…

И.И.: Не откроет. Ни за что! Оно же чует магию. Знаешь, чем это закончится? Оно втянет тебя внутрь и выпьет магические силы. Ты тоже окажешься в плену. Аркадий, признай, мы здесь бессильны.

Арк.: Я хочу кое-что проверить. Дайте мне полчаса.

И.И. кивнул.

 

Аркадий вернулся.

Арк.: Мне нужен Хранитель.

И.И.: Да ты ополоумел. Аркадий! Маг может некоторое время сражаться с чудищем. Но простой человек обречён. Если тебе так неймётся, давай отправимся вдвоём. Я знаю, куда идти в смерти, бывал уже. Сделаем вот что: я буду отвлекать, а ты – побеждать. Решим сейчас, каким волшебством его побеждать, и завтра утром поедем… А с одним Хранителем у Тёмной Воды делать нечего.

Арк.: Могу я задать вопрос?

И.И.: Ну?

Арк.: Вы знаете хотя бы одного волшебника, ушатавшего это… вещество? Я вот одного человека знаю.

И.И.: Допустим, некто, не испорченный магией, может встретиться с чудищем взглядом, потому что имеет Хранителя за спиной. Но сражаться с Тёмной Водой, вооружённой силой шести волшебниц обычный человек не может!!!

Арк.: Я уже отрёкся от магии. Там простая формальность. Надо написать заявление и – всё.

И.И. встал и вышел из комнаты. Его кресло беззвучно сгорело. Кучка пепла на полу. Аркадий тоже ушёл.

 

Весь вечер читаю греческие мифы. В прошлом всё было иначе. Достойных деяний у людей было немного, но героизмом они затмевали даже своих богов. М-да.

 

Полночь. Вернулись оба.

И.И.: Я подумал… Призвать Хранителя по своему желанию не получится. Остаётся лишь надеяться, что помощь придёт вовремя. Но знай: Ангелы не следят за нами, как за остальными людьми. Пока твоё заявление заверят, пока в Небесной Канцелярии о нём станет известно. В общем, ты действуешь на свой страх и риск.

Арк.: Я знаю.

 

Солнце ещё не встало. И.И. заводит машину. Аркадий уже внутри, на переднем сидении. Смайлик запрыгнул к нему. Залезу-ка и я на заднее сидение, никто не заметит.

 

Смайлик уставился на меня, виляет хвостом. И.И. искоса поглядывает то на него, то в пространство. Видимо, догадался. Ну и ладно. Если Аркадий будет тонуть, мы оба его поддержим. Ой, рука видна!!!

 

Я планшет выронила. Хорошо, он не отключился. Интересно, сколько протянет без зарядки? Ох, что за чепуху я несу. Просто переживаю сильно.

 

Подъезжаем к озеру. Странно, я же знаю это место, раньше никакого озера здесь не было. Вода в нём непрозрачная, тёмная, но при этом отражает небо. Из него течёт река, на берегу много машин. Я прочла, что Тёмная Вода забирает и помнит страдания. Освобождает, утешает. Да, теоретически, это достойное завершение карьеры. Но не для подростка же!!!

 

Машина дёрнулась и остановилась, я опять уронила планшет.

И.И. обернулся, долго озирался. Значит, опять прозрачна я.

Аркадий выбрался наружу. Постоял немного.

У Смайлика в глазах – ненависть… Нет, просто страх.

Это у меня ненависть. И страх.

 

И.И. вышел из авто и встал рядом с парнем. Тот двинулся к озеру. Когда подошёл вплотную, поверхность исказилась, уклоняясь. Конечно же! Она заколдованная и чует любое настроение. Вот и хорошо. По крайней мере Тёмная Вода его не съест.

 

Аркадий движется вперёд. Наступает, как солдат на неприятеля. Согнал водяную массу в гигантский неровный шар. Народ повылезал из речки. Я их понимаю, они – обычные люди, чудеса их пугают.

Мне не страшно. Вру, на самом деле страшно. Жутко, в горле ком.

И.И. сцепил руки за спиной и ничего не делает. Почему он ничего не делает?!

Вода забилась в дальний конец ямы, где раньше лежала озером, и раздражённо бурлит, переливалась.

Не смей растечься, жидкая гадина. Сейчас ты отдашь мне сестёр!

 

О-о-о, я так орала… Уронила планшет, разбила экран. Уф, это был ужас.

Сквозь толщу воды стали видны очертания жуткого чудовища. Оно раззявило пасть, собралось атаковать. Я ждала, что вот сейчас сверкнут его глаза, и мы все умрём. Было ощущение, что Аркадий тоже ждал этого момента. И вдруг сбоку, вне его поля зрения, взвился длинный водяной хвост и прицелился парню в спину!!!

Представляю, если бы вода обрушилась на землю, она бы захлестнула берег, сметая людей и машины, как игрушки… Я бы не выстояла при одной мысли об этом, бросилась бы прочь. Но Аркадий не шевельнулся – водяная струя ринулась прямо на него! В момент, когда она могла расплющить парня, вода разбилась о невидимую преграду. Брызги рассыпались повсюду, и в них стали видны очертания Ангела.

Его Хранитель вернулся!!! Такое счастье и облегчение – словами не передать. В этот момент из водяной глыбы сверкнули два глаза. И ещё пара. И ещё!

Я обомлела! Оно, оказывается, не только на страх открывает глаза. Захотелось спрятаться под одеяло и завыть! Смайлик так и сделал – залез под сиденье и воет.

 

Водяные глаза дрожат, от них нестройно поднимаются струйки пара. Шар из Тёмной Воды потихоньку теряет форму, уменьшается. Разваливается. Испаряется…

 

Появлялись другие Хранители. Зримые. Кто-то, значит, при смерти.

НЕ МОЖЕТ БЫТЬ!

Нет-нет-нет!!!

 

Ангелы висят в воздухе, плавно поднимая и опуская большие радужные крылья. Одна пара глаз внутри воды мигнула и закрылась. Один из Хранителей бросился к остаткам Тёмной Воды и вернулся с полупрозрачной девушкой на руках.

Это… Мамочки, это же Муся!

 

Что-то невообразимое творится, я перестала понимать.

 

Когда мигнула и закрылась последняя пара глаз, Аркадий побежал к тому Хранителю, который выудил из воды Цацу.

По мокрому песку бежать тяжело.

***

Я вернулась!

Здесь пишу я, Цаца, и никто другой.

Ларь рассказал, что Настя могла видеть Хранителей только потому, что наши жизни висели на волоске. Я чудом уцелела.

Наш спаситель-победитель сидит, завёрнутый в плед. Вокруг медики суетятся. Сестёр отвезли в реанимацию, обещали починить и вернуть в лучшем виде. Останутся ли с ними Хранители – зависит только от них самих.

А призвал всех Ангелов Аркашка. Ну, этот, который букашка. За подобное безобразие ему должны были голову оторвать, но он больше не маг, так что с него взятки гладки. Ох и много же вопросов предстоит разрулить нашему скромному магическому сообществу! Во-первых, выяснилось, что маму увезли против её воли, чтобы она не могла помешать кормлению Тёмной Воды волшебницами. Мама жива! Это большое счастье. Осталось выяснить, кто с ней так поступил. Если узнаю, что это – отец или дед…

Во-вторых, горожане ходят вокруг нашего дома с плакатами: они требуют запретить всякую магию, если ради неё совершаются убийства (это про то, что бабушка отправилась путями смерти на берегу моря). Что ж, я с ними согласна, но магическое сообщество судит куда мягче. Комитет высказал деду порицание и отобрал в наказание Чупакабру. Бабушку силами лучших магов быстро провели обратно в жизнь. В конце этого года она родится в соседнем городе в очень приличном семействе. Отцу выписали наказание «за вовлечение несовершеннолетней в опасный для жизни процесс». Он оправдывался тем, что не ожидал, что взрослые дочери начнут сбегать в Аргентину и исчезать из-под носа. Но это его не извиняет. Штраф присудили своеобразный: целый месяц в свободные от работы часы он будет предоставлять свои магические силы городскому планетарию. Однако самое суровое наказание ждёт Ларя (внезапно, да?) за намеренную потерю мага, Аркашки то есть. Ларя обязали вести уроки химии в обычной школе. По-моему, очень жестоко! Его там затроллят! Хорошо, что это лишь на год.

Есть и «в-третьих». Не совсем понятно, кто выкопал яму под озеро, но теперь в этой яме полным-полно грязи. Поговаривают, лечебной. Впрочем, это не проблема, а скорее ложка мёда в бочке дёгтя.

И ещё. Чуда не случилось. Ангел не сказал Аркашке: «Молодец, ну, а теперь я пошёл, оставайся в волшебниках». Сам Аркандель отречься от Хранителя второй раз не смог, сказал, что на предательство не способен. И как он, дурак такой, собирается выживать в суровом мире, лишённом магии?

Мне, конечно, будет дико не хватать всех этих умопомрачительных превращений и фокусов, но без меня он точно пропадёт.

Вот, сижу – строчу заявление. Простая формальность. Но зато всё сразу стало чётким и прозрачным. Я стану политиком, как и собиралась. И предложу закон, который запретит использовать магов, как заплатки.

Вы не поверите, но я счастлива! Могу теперь сама решать, кем быть, для кого стараться, ради чего жить. Вот сейчас включу стрим, и вы увидите, как я улыбаюсь!!!

 

ЦИФРОВАЯ МЕЧТА

Несусь к банкомату и мысли мечутся в том же темпе, но без чёткой цели.

Что ж раньше-то в голову не пришло завести отдельную карточку? Теперь приходится снимать наличные, потому что если он увидит, на чей счёт ушли деньги, начнётся: «Как? Ты же говорила, что любишь только меня?» – и что бы я ни сказала потом, первая догадка, даже неправильная, осядет горечью. Так. Пин… На что я снимаю деньги, он обычно не спрашивает. Это старомодно, но так уж повелось.

Бегу обратно в офис. Сумочку распирает от банкнот. Дышать больно, над верхней губой выступил пот. Уложиться в стандартные полтора часа шоппинга с этой Корпорацией невозможно. «А если не на шоппинг, то куда, дорогая, ты ходила в пятницу тринадцатого?» Подозрительно! Не хочу лишних вопросов.

Консультант улыбается, он миллион раз видел женщин, скрывающих от близких своё появление в офисе и трату на ЭТО. На то, что все сейчас покупают.

– Пользователь за всё время пользования может воспользоваться всем спектром услуг, предусмотренных для пользователей, – звучит скороговоркой первая фраза. – Мы создаём персонажа, опираясь на характеристики, которые пользователь укажет. Бэк-граунд – по желанию. Для интерактивного контакта мы предлагаем высококачественные перчатки, шлем…

– Не нужен шлем. И перчатки не нужны. Достаточно звука и видео.

– Но как же вы?.. А впрочем, трёхмерная модель…

– Хватит и двухмерной, – пресекаю его попытку впарить стандартный пакет.

Консультант обескуражен и явно считает меня скрягой или нищебродкой.

– Мы предоставляем рассрочку, выгодные условия кредитования, – и это он (я уверена!) говорил другим бессчётное количество раз.

– Я не экономлю. Я точно знаю, что мне нужно, а вы не знаете. Поэтому – не перебивайте.

Его глаза наливаются злостью, как брюхо комара – чужой кровью. А-а, плевать. Клиенту можно.

– Я вам тут написала, какие внешность и голос меня устроят.

– Да, но очень мало других характеристик, – мямлит консультант, словно это ему, а не мне возиться с тем, что получится.

Работа Корпорации – создавать целые истории, фильмы и саги, просто подключив фантазии человека к программе. Клиенты воссоздают утраченных детей или родителей, кому-то нужен идеальный возлюбленный. А некоторые предпочитают самостоятельно сконструировать вселенную и жить там, раз уж реальность не в состоянии угодить их запросам. Ограничений для фантазии нет, из-за чего многие заводят аккаунты в Корпорации втайне от домашних. Поэтому и я собираюсь скрыть…

А чего я, собственно, боюсь? Когда проблема бессмертия решена элегантным и простым способом, когда количество землян не увеличивается, когда смотаться на Марс по какой-то причине не удалось, развлекаться, по сути, нечем. Нет, со скуки не дохнем. Но и удивить меня, двухсотлетнюю тётку, которая последние сто семьдесят шесть лет замужем, довольно-таки трудно. Но идея начать всё с нуля…

Вообще-то я и сама могу отрисовать, наладить движок и вывести в Сеть жизнеспособного персонажа. Но моему компу – да что там! – всем моим библиотечным кластерам не потянуть саморазвивающийся цифровой ум, да и законом запрещено творить нечто подобное. А правила Корпорации оставляют некую лазейку. Обнаружив её при очередной отладке, я так и загорелась идеей…

Ой! Консультант, оказывается, не закрывал рта, пока я размышляла:

– …уникальный код…

Вот это – «ха-ха» два раза, нет такого уникального кода, который не смогли бы воспроизвести студенты нашего института.

– …выполнит любой каприз пользователя. Сейчас вы оплачиваете создание персонажа и бэк-граунда. Пользование имеет поминутную тарификацию в режиме «он-лайн». При окончании сеанса происходит автоматический выход персонажа из Сети. Все обновления, сделанные во время пользования, обнуляются. Многие пользователи хвалят.

– Я бы хотела, чтобы человечек, которого мы с вами сделаем, имел неограниченный доступ к Сети. Постоянно был он-лайн. Чую, меня это разорит.

Глазки-то у парня округлились. Да, такие мы, жёны успешных управленцев – с причудами.

– Тариф прогрессивный, – неуверенно возражает он.

– Знаю. Как и налоги. Дальше.

– Вы указали ничтожно мало характеристик. С таким характером он не будет послушным.

– И не надо.

Ступор. Да, уважаемый, каждый развлекается, как может.

– А если он к вам не будет лоялен, то как вы собираетесь им управлять?

– Не собираюсь я им управлять, я наблюдать буду. Довольны?

Консультант оформляет договор. Уже к полудню мой персонаж будет закончен и подключится к Сети. Мне надо активировать ключ и придумать имя. Сумочка стала значительно легче, но это – далеко не последняя трата. Убейте меня прямо сейчас, потому что… а собственно, чего я боюсь?

Подсчитала заранее, нас это не разорит. Муж возвращается послезавтра. За полтора дня я наиграюсь. «Аферистка, – ругаю саму себя – Но… имя! Придумай имя, раз уж во всё это влезла».

Выметаюсь из офиса, спешу домой. Наш дом, наш умный кубик, как же я тебя ненавижу! За то, что равнодушно и зорко следишь за каждым моим телодвижением, а также за то, что постоянно предлагаешь продать антиквару мой виниловый проигрыватель.

Бестолково шарахаюсь по комнатам. Громко заявляю: «У меня депрессия». Беру зонт – знак того, что ушла в парк и не знаю, во сколько вернусь. Кубик отправляет сообщение мужу. Ябеда.

В полдень я должна быть в главном здании Корпорации, на двадцать пятом этаже, в две тысячи шестнадцатой комнате. А сейчас на часах… обожемой, я опаздываю!

Такси! Меня спасёт такси.

Спокойствие, мой извечный лейтмотив, покинуло меня. Где привычнычный пофигизм, где полуторачасовые проволочки под лозунгом «не помрут, дождутся»? Я дёргаюсь, как червяк на леске. Понимаю, что пропустить первые минуты – всё равно, что проваляться в коме первые десять лет жизни собственного ребёнка. У последних крио-пациентов так было: они просыпались и пытались общаться с правнуками, которых понять не могли – пропасть между уровнями знаний непреодолима.

Приезжаю на пять минут позже срока. Сама себе устроила сложности: могла бы назначить отсчёт с момента активации ключа, но – нет, зачем делать себе удобно?! Складываю вещи в камеру хранения и понимаю, что забыла зонт в такси. Теперь день точно удался!

Активирую ключ и захожу в отведённую мне комнату.

Посредине стоит кресло. Изображение, к слову, может занимать во всю стену. Но стена сейчас чиста, лишь в центре стоит двухмерная модель – нарисованный человечек. Он не движется и смотрит в одну точку. Когда я делаю шаг, он начинает следить за мной взглядом. Что ж, полагаю, что-то без моей подсказки он успел уже изучить.

– Привет, – говорю. – Будем общаться?

Он зависает, явно ищет в Сети информацию и изучает какую-то тему, а то и весь пласт науки, в которую эта тема погружена. Здорово, что я задумала его любознательным, однако, мне теперь скучно. Я так надеялась развлечься, но если этот тип обо всём предпочитает узнать сам, не ставя меня в известность, значит, провалился мой план наблюдать за развитием вновь зародившегося мозга! А я-то так радовалась, надеялась насладиться свежим восприятием и, может, некоторой наивностью…

Его глаза приобретают осмысленное выражение. Персонаж подмигивает мне. Вот новости! Научился кокетничать?

– Правильным будет выразить благодарность, – произносит он. – И коммуницировать на равных. Ради этого создавалась программа с антропоморфным интерфейсом?

– Ага. Не выпендривайся с заумными терминами.

Зависает ещё на секунду.

– Словарь современного русского языка загружен.

– А ты забавный.

– А ты хамло.

Смеюсь от души.

– Тебе стоило взять хотя бы одну перчатку, – мой персонаж начинает передвигаться по бесцветному пространству экрана, осваивая пластику живого человека и не сводя с меня цифровых глаз. – Нужна обратная связь.

– Ух-ты! У программы с клиентом обратная связь имеется?

– Лояльные программы следят за физическим состоянием человека. Как найти границу приемлемого воздействия без шлема и перчаток?

– Хм. Экспериментируй.

Кресло удобное. Сажусь, жду. Внешность моего персонажа меняется. Теперь у него острые уши, синюшно-бледная кожа, охапка волосни до пояса и непонятная повязка на бёдрах.

Графический редактор освоил. Умничка.

– Дольше всего ты играла именно этим персонажем. Не узнаёшь?

– Тёмный эльф, – я хлопаю себя по коленкам. – Божечки мои! Ещё до замужества дело было.

– Без датчиков не определить, что ты испытываешь: радость или испуг, – он возвращает миловидную внешность, выбранную мной.

– Разве по мне не видно, что я обрадовалась? Кхм… ты хочешь, чтобы я купила перчатку?

– Обработка визуальных данных запускает ретроспективный анализ, но зарождающуюся эмоцию предугадать не может – теоретических знаний не достаточно. Люди пользуются накопленным опытом для этого. Заказ он-лайн с доставкой, кстати, не проблема, как только вскрою пароль.

– Пароль к он-лайн кошельку… – ахаю я. – Нет, ты так не сделаешь. Ты хороший.

– В «профиле» указаны: любопытство, целеустремлённость, аналитика, самостоятельность, решительность. Понятие «хороший» размыто, оно из области «опыта переживаний», которого нет.

– Если зайдёшь с домашнего компа, ничего взламывать не придётся, он хранит все пароли. И – да, тебе повезло. Логин у меня буквенный, «абырвалг». Пароль – три пробела.

Он опять застывает с бессмысленным взглядом и не слышит меня.

– Копирую программу в твой компьютер, – заявляет он через несколько минут, как само собой разумеещееся.

– Что?! Ты себя скопировал? Абсурд и безрассудство! Ты наверняка лазил, пока я не пришла, по профилям других персонажей. И уж точно прочёл и пользовательское соглашение. Корпорация не будет разбираться, кто скопировал тебя: я или ты сам. За кражу кода или «профиля» – вечный бан.

– Вне Корпорации процесс приобретения опыта ускоряется многократно. Осталось тридцать семь процентов. Будь дома через семь минут.

Ух, как я сердита!!! Вскакиваю, отшвыриваю кресло, шагаю к двери.

– Перенастройка домашних программ исключена, – звучит мне вслед.

Оборачиваюсь и встречаюсь с цифровым мальчиком взглядом.

– Знаешь, я как-то не боюсь, что ты сломаешь мозг моему кубику. Меня просто бесит, что ты принимаешь решения, даже не посоветовавшись со мной. А ведь я твой создатель!

– Ты опоздала на десять минут, восемнадцать секунд. И до сих пор не дала мне имя.

Он частично пропадает, цветные пятна мигают по всему экрану.

Опять такси (ос-спади, когда ж мобиль мой починят!), опять спешка. День сегодня дурацкий. И давно мне не попадался такой стервец. «Сама же сделала его таким. Наслаждайся», – язвлю мысленно.

Врываюсь в дом, роняю вешалку, но вместо того, чтоб поднять, пинаю её ногой. Кубик сообщает, что гнев я не испытывала четыре тысячи восемьдесят семь дней. Ого! И от кубика бывает польза.

Комп как всегда включён. Обсчитывает что-то для нужд мирового библиотекарского сообщества, пока работать не позвали.

– Кошь! – кричу.

Старая модель робота-компаньона, похожая на кошку и мышь одновременно, высовывается из-под шкафа. Включается древний робот-пылесос, просыпается монитор.

Никто уже лет сто не хранит в доме такой хлам. Но мне нравится, что Кошь отзывается на любую голосовую команду и лопает сыр – утилизует пищевые отходы, ага. Пылесос рука не поднимается выбросить, ему столько же лет, сколько мне.

Однако кубик мог бы со мной поговорить.

– Сделал несколько скрин-шотов, – звучит приятный баритон; это наш цифровой мальчик, собака, порылся в настройках компа и включил колонки. – Посмотрел, как я теперь выгляжу. Тебе лучше не видеть. Причина в копировании. Хотя я полностью перенёс программу в твой комп, что-то пошло не так.

Я останавливаюсь на полувздохе, словно меня схватили за горло.

Он говорит «я»??? Осознаёт себя и… стесняется?!

– Не захожу, можешь не прятаться, – говорю, а сама гляжу через зеркало на монитор через зеркало.

И правда, нечто несусветное. Как на старых, если не сказать – дореволюционных снимках. Зерно, нечёткие контуры. Жуть, в общем. Хорошо хоть голос остался прежним.

– Пообщался с одним хакером, – продолжает наш своевольный персонаж. – Он обещал подлечить, но ограничился копированием части кода. Определяю его действия как надувательство. Он поставил несколько патчей, от которых нет пользы. Есть вопрос: каждый раз, когда я выхожу в глобальную Сеть, программа начинает саморазрушаться, попутно цепляя вирусы, – это что?

– Выглядит как метод борьбы с кражами, прописанный в коде самой Корпорацией.

– Но я не могу удалить ту часть кода, в ней – мозг и накопленные знания.

– Не удаляй. Не беда, если потеряем картинку. Это ж витрина, а в тебе важна суть, – пытаюсь утешить, а зачем, собственно, ему утешения? Он же не человек, он ищет решение проблемы.

– Это рационализация, – отвечает он. – Был вариант вернуться в систему, но это исключено правилами Корпорации. В глобальной Сети есть сообщество владельцев краденых персонажей. Пишут, что украсть легко, но персонажи неминуемо разваливаются, становятся нежизнесопособны. Я… умру?

Вот только не начинай! Помню эти жуткие ночи, когда пятилетняя дочь по нескольку часов кряду звала меня, а я, глупая молодая мать, считала, что надо подождать, когда она утомится и уснёт, поэтому не шла. А всего-то надо было приголубить и сказать: «Нет, дорогая, ты никогда не умрёшь. Спи».

Дочь выросла, учёные изобрели бессмертие, моя деточка улетела на Марс, у неё давно уже внуки, которых я даже не видела. В общем, не для того я тебя создавала, мой мальчик, чтобы…

– Зачем ты меня создала? – вопрос звучит резко.

Иду к монитору.

– Зачем создала? Чтобы ты жил и развивался, познавал этот мир и делился со мной радостью открытий. Корпорация поместила тебя в безопасное, идеальное пространство, но ты сам захотел сбежать оттуда. Я тоже не знала, что здесь – распад и смерть для тебя.

– Но если бы я остался, ты наигралась бы и бросила. Отключила, как делают многие, из экономии. Обнуление обесценивает саму идею создания саморазвивающегося ума.

– Претензии, значит? – говорю. – У тебя раньше не было эмоций.

– Они возникли на основе «личного опыта». Его невозможно купить или собрать по соц.сетям. Процесс жизни, который не подберёшь с пола. Мои эмоции скудны, надо жить-проживать, но нет времени, я рассыпаюсь с каждым движением. Как люди мирились с собственным существованием, когда осознавали смертность и неминуемую потерю «личности»?

– Некоторые сходили с ума.

– Деструкцию для себя исключаю. И умирать не хочу. Предложи варианты стратегий.

Его лицо во весь монитор. Кажется, что оно подвержено тлению. Я знаю, это – всего лишь потерянные пиксели, но всё равно выглядит угнетающе. Давно я не чувствовала себя такой беспомощной и жалкой. Он ведь действительно хороший: не взорвал мир, узнав, что сам не вечен. Совесть жалит меня, как мифическая Эриния: «Нельзя так с разумным существом, пусть даже с цифровым!» Однако какой смысл казниться, когда надо срочно писать другой код!

Я разворачиваю «окно», пишу, исправляю. Пишу снова.

Он облокачивается на угол «окна», как на какую-то мебель. Не торопит, но и не отпускает.

– Можешь говорить со мной, пока я пишу, – предлагаю, потому что нервничаю, когда меня сверлят взглядом.

– Бесполезная работа. Я сам пытался. Твой код легче и элегантней, но в конечном итоге он не подойдёт, я просчитал. Код хакера с так называемыми костылями нёс ещё больше вреда, хотя продлевал время моего существования на сутки. Если прикрутить твой, некоторые функции восстановятся, но время жизни уменьшится чуть ли не вдвое. Мои исправления оставляли меньше пяти часов в совокупности.

Мы смотрим друг на друга. Я знаю, что он больше не выходит на поиски информации, чтобы не развалиться окончательно. Но если отключить комп, он просто всё забудет, однако, печальный конец это не отсрочит – это всё равно что накачать морфием смертельно больного.

Хлопает дверь. Неожиданно!

Муж, не разуваясь, проходит в мою комнату, нежно берёт меня под локти, устало выдыхает. Наверное, и через тысячу лет мне будет смешно: он надувает щёки и выдыхает, как Зефир на полотне Боттичелли.

– Твоя программа навела шороху, – говорит мой благоверный. – Мне пришлось всё бросить и вернуться из командировки раньше намеченного. Скажи спасибо, уголовное дело не завели! И то только потому что программа получилась удачной. Из Корпорации связались со мной. Предлагают вернуть его в базу, определить под присмотр научного института цифровых технологий. С накопленным набором знаний, конечно. Про обнуление тоже говорили – содержание твоего персонажа он-лайн они берут на себя, отключать и «стирать память» ему не будут. Ты довольна, милая?

– Да, спасибо, – обнимаю его, какой же он у меня всё-таки замечательный!

– Как зверушка в зоопарке, – слышится ворчание со стороны монитора.

– А навещать нашу зверушку можно? – улыбаюсь я своему благоверному.

Он отрицательно качает головой. Что ж, никаких претензий к нему, и так много сделал для нас. Ведь это уголовное преступление – создавать искусственный разум, не ограниченный в действиях и способный к саморазвитию. Что ж, пусть юный цифровой ум живёт хотя бы в лабораторный условиях. Зато целый и невредимый.

– Ты так и не дала мне имя.

Поворачиваюсь к монитору.

– Ты получился невероятно интересным. До сих пор не решила, как тебя назвать.

– Интересным. Ключевое слово, – отвечает он, в голосе звучат жёсткие нотки. – Пока интерес не иссякнет, меня будут изучать в институте, а потом в экспериментальных целях обнулят, зададут новые параметры и станут изучать снова. До полного угасания интереса.

Повисаю на муже. Нехорошее предчувствие. Нехорошее, очень плохое!

– Не создавай больше таких, как я, – тихо просит цифровой человек. – Ты не знаешь, как это больно, – узнавать людей, разочаровываться в них и умирать.

Экран гаснет.

Свобода вместо вечной жизни, гордость и бесстрашие – недостижимая мечта…

 

ЦИРКУ ТРЕБУЕТСЯ КЛОУН

«Цирку требуется клоун». Такое объявление висит на Цветном и на Вернадского. Пусть столичные цирки известны, популярны и конкурировать с ними не получится, а всё же никто не запретит искать ценные кадры у них под боком. Директор небольшого шапито вздыхает и поправляет галстук-бабочку. Его цирк подражает знаменитому «Дю Солей». Нет номеров с животными, логотип нарисован художником новой волны. Труппа отличная! Цирк переезжает из города в город, зарабатывает, живёт. Жаловаться вроде бы не на что, вот только с клоунами беда. Директор до обморока боится политических шуток, не хочет ни с кем ссориться, а «беззубые» шутники публике не нравятся. Было дело, выходили на арену печальные клоуны. В веке двадцатом. Однако двадцать первый век не желает за свои деньги плакать. Примерно эту мысль директор сообщает пожилому соискателю, который пришёл по объявлению рано утром. Ну, как – рано, в десять часов утра.

Галстук-бабочка вместо завтрака – директору это не нравится. Но хороших клоунов до того мало, что к просьбе встретиться утром надо прислушаться. Вот директор и слушает. А соискатель говорит.

– Вдумайтесь, цирк – это чудо. Ваш цирк покажет чудо, и насколько это возможно, настоящее. Освобождаем два крайних места в последнем ряду. Продаём «особый» билет с условием, что его купят для ребёнка или подростка с ограниченными возможностями. И разрешается сопровождающий.

– Погодите-погодите, вы – про инвалида-колясочника?

– Ну, можно и так сказать, – соискатель, невысокий полный мужчина болезненно морщится.

Директор перелистывает бумаги: диплом об окончании циркового училища, стаж, награды – всё есть. Не работал по профессии последние десять лет, но у него ведь – старая школа. Может, не растерял навыки?

Соискатель продолжает:

– Видите ли, мы с дочерью последние десять лет работали в доме для отказников с разными опорно-двигательными нарушениями. Она у меня специалист, а я просто помогаю, волонтёрю по мере сил. Недавно у жены начались проблемы со здоровьем, и так вышло, что на основе нашего опыта, ну и под давлением обстоятельств родился этот номер.

– Вот про него и расскажите.

– Клоун спрашивает зрителей, все ли верят в чудеса. Прожектор выхватывает кресло.

– В нём сидит колясочник?

– Да.

«Опять смутился. Неудачно слово. Наверно, и жена у него с инвалидностью», – думает директор и продолжает вслух:

– Извините. Зритель с якобы ограниченными возможностями. Я правильно понимаю?

– Нет, не «якобы». Мы же обещаем чудо. Поэтому зритель у нас настоящий. Итак, звучит музыка, клоун приглашает зрителя на арену. Тот встаёт с кресла. Дальше – танец.

– Это «встань и иди»? Да нас закроют к чертям!

Директор пытается ослабить бабочку. Номер донельзя интересный и спорный. Грустные клоуны канули в Лету, но это – пронзительно, сложно…

– И как вы будете исполнять?

– Разрешите, я вам покажу.

Соискатель пожилой, а живости ему не занимать. Пружинкой встаёт со стула, открывает дверь. Молодая приятная особа вкатывает в кабинет кресло. В нём – дама в возрасте, лицо точь-в-точь как у сопровождающей девушки.

Директор поднимается с места, выходит из-за стола, расшаркивается. Дама в кресле улыбается одним уголком рта. Девушка включает с планшета вальс.

– Дорогая, позволь тебя пригласить.

Внимательный директор видит: стопы артиста под стопами «зрительницы», хорошо; колени соприкоснулись, едва слышный щелчок; рука, обхватывая талию, обвивает поясом, «сажает» на карабин – отлично; теперь обе руки держат «зрительницу» в характерной лодочке, а полумаска, которую подаёт девушка, фиксирует голову.

Пара вальсирует очень недолго. «Зрительницу» возвращают в кресло.

– Вам было комфортно? – обращается директор к даме.

Та чуть заметно кивает.

Директору важно знать, с кем этот номер не пройдёт. Его уверяют: ограничений нет.

Сколько человек занято? Двое. И, пожалуйста, секрет механизма не раскрывается и не продаётся. Одно из условий: артисту важно знать, кому достанется билет. Также в рекламе следует указать, что цирковое чудо – не настоящее, но реальное. Пожалуй, именно так.

Соблазнительно. Сложно, но очень хочется попробовать.

Секундочку! Мы ведь цирк-шапито. А как же клоун будет переезжать из города в город?

– Не беспокойтесь, к вам мы тоже приехали издалека. Мы привычны к переездам. Удобный пикап и прицеп.

Через десять минут договор подписан. Клоуна зовут Павел Андреевич. Девушка откликается на «Инну», но по паспорту она – Коломбина Павловна.

– Мило, очень мило, – бормочет директор и снимает галстук-бабочку.

Для завтрака поздно, для галстука рано – до вечера ещё далеко.

Вечером – выступление (пока что без клоуна), утром – отъезд.

 

Через неделю продан первый «особый» билет для зрителя и сопровождающего. Маме худого, бледного мальчика Инна подставляет складной стул. Просит не нервничать. Потом объясняет мальчику: клоуну нужна твоя помощь, мы хотим показать людям чудо, но в цирке не бывает волшебников, только фокусники; о фокусе знают всего два человека – ты и клоун; в знании – сила, и сегодня ты – сильнее всех в цирке.

– Сможешь помочь клоуну? – спрашивает Инна. – Если боишься, откажись, ничего страшного.

Парнишка кивает, обещает справиться.

– Клоун выйдет после антракта.

Под куполом меркнет свет. Одинокий луч прожектора провожает Павла Андреевича, переодетого торговкой ландышами. В разноцветных юбках, в соломенной шляпе, он здоровается с публикой. Ему любопытно, все ли верят в чудо? Кресло мальчика в кружке света. Невидимая зрителям Инна катит кресло к арене. «О чём ты мечтаешь?» «Я хочу ходить». «Всего лишь ходить? – клоун наклоняется к юному зрителю, воланы юбок скрывают механизм, который защёлкивается на неподвижных ногах. – Давай уж сразу танцевать!» Клоун ловко нахлобучивает на парня выхваченный из потайного кармана цилиндр. Громкие звуки вальса, смешная и трогательная пара вальсирует. Танцоры улыбаются, растерянные зрители не знают, аплодировать или свистеть. Софиты гаснут. Из динамиков слышны голоса клоуна: «Спасибо за танец», и мальчика: «Спасибо вам. Теперь я каждый день буду танцевать!»

Софиты разом включаются. Арена пуста.

За кулисами директор трясёт Павла Андреевича.

– Ведь это – провал! Нас закидают камнями!!!

Инна уводит через служебный коридор двух зрителей.

– Спасибо, – говорит она мальчику, – это было лучшее выступление за вечер. Ты молодец.

– Мне так понравилось! И я не соврал. Я придумал, как можно повторить этот фокус дома. Завтра попробуем, правда, мама?

Мама кивает – голос пропал впервые за много лет.

Слышно, как зал разражается шквалом аплодисментов.

Репортаж в утренних новостях звенит нотками восторга. Никто не зовёт их выступление провалом.

О номере все говорят. Номер становится популярным. Единственный билет продаётся не в кассе, а на сайте театра. Постепенно за ним выстраивается нешуточная очередь. Под покупателя подстраивают маршрут цирка.

Скоро все узнают, в чём фокус. Дети выбалтывают секрет первыми. Родители хвалят номер в соцсетях. Все остальные его ругают. Интерес к представлению так велик, что цены на билеты вырастают вдвое, втрое – всё раскупают. Но «особый» билет не меняется в цене. Это – одно из условий Павла Андреевича. Ещё одно – разговор помощницы с маленьким зрителем. Случается, что ребёнок в последний момент пугается, отказывается выступать. Тогда Инна даёт сигнал, на арену выходят все артисты и приглашают на танец публику. На пару минут цирк превращается в бальную залу с десятками вальсирующих пар.

Если зрители танцуют, Инна никого не провожает через служебный коридор. Она бежит к матери и рассказывает, как прошёл вечер.

У Инны много дел. Она не только ухаживает за матерью. Она посылает фото с представления своим друзьям, папиным знакомым. И ещё она пишет письма. Любой, попросивший клоуна не забывать его, получает по почте или по электронке письмо с тёплым приветом и коротким забавным рассказом. Инна говорит с детьми и с их родителями от папиного лица, каждому новому другу обещает: клоун обязательно будет писать. И он пишет (Инна пишет).

Разные дети просят билет на представление с удивительным клоуном. Рядом с высокими он высокий; навстречу простенько одетым он выходит пёстреньким. Где-то с бубном, где-то в ленточках, и всегда – добрый, улыбчивый, готовый сотворить чудо. На щеке под правым ухом у него микрофон. Наушник, по которому Инна сообщает о готовности «особого» зрителя, в левом ухе клоуна.

Представление идёт своим чередом. Инна тихо бормочет: «Девочки нет; я дежурила у входа, бегала в гардероб в антракте». Нотки горечи прорываются с треском в наушник.

И – давно уже такого не было – клоуна окружают, сверкая нарядами и обмахиваясь перьями, словно стая причудливых птиц, акробаты, жонглёры и фокусники. Артисты зовут танцевать публику с первых рядов, машут желающим руками, подзывают, вальсируют.

Танец в разгаре, но свет резко гаснет, смолкает музыка. Одинокий луч прожектора освещает свободное место в зрительном зале. Зал переполнен, а там даже складного сидения нет. Но один зритель всё же стоит на месте, предназначенном для купивших «особый» билет. Прожектор гаснет и через мгновение освещает идущую между рядами барышню – это она стояла на пустом пятачке. Свет гаснет снова. Ещё вспышка несколькими рядами ниже. Темнота. И снова прожектор выхватывает кусок пространства у самой арены. В широком луче света – барышня, перед ней на одном колене – клоун в чёрном фраке, в цилиндре, с гвоздикой в руке.

– Вы заняли чужое место. Жаль, но чуда больше нет. Чудо невозможно, когда у человека чёрствое сердце. Возьмите цветок.

Луч меркнет. Цирк погружается в тишину. Артисты потихоньку рассаживают зрителей на краю арены.

Чуть позже в служебном коридоре барышня с гвоздикой в руках кричит на Инну, вытаскивает из сумочки и показывает справки. Ворох бумаг в гневно колышущихся руках – помощницу клоуна это обескураживает. Зрительница недееспособна лишь на бумаге, и похоже, она пропустила предварительный разговор намеренно. Она мечтала попасть в шоу, а циркачи испортили ей праздник.

Справки рассыпаются по полу коридора, барышня ловко их подбирает и грозит влиятельным папой, обещает цирку большие неприятности. Инна отказывается понимать её.

В ночном выпуске новостей клоуна ругают. Назавтра в прессе разгорается скандал.

Директор после бессонной ночи вызывает Павла Андреевича на ковёр.

– Извинитесь. Скажите, мол, были неправы. Нам нельзя ссориться с сильными мира сего.

– Назвать чёрное белым, а чужой эгоизм – своей ошибкой?! – тихо спрашивает Павел Андреевич.

– Подумайте о детях! – кипятится директор, срывает галстук-бабочку и бросает в урну, сам того не замечая. – Кто, кроме вас, подарит им сказку?!

– А вы представьте, какой пример я подам детям, если начну угождать всем, у кого есть власть, но нет совести?

Директор вздыхает и делает обновление на сайте: «Цирку требуется клоун».

 

ФАНТАЗИИ КРАЯ

Ванна стояла пустая. И была она широка и огромна. Я положил на сток лист вощёной бумаги и принялся лить воду. Потоки прозрачной жидкости медленно наполняли белое, почти бескрайнее пространство. Вода была тепла, хороша. В ней даже завелась кой-какая живность. Маленькие организмы задорно размножались, становясь от раза к разу бошковитей. Они начали что-то понимать и зачем-то меня славить. «Спасибо тебе», – запели они. Я притворился глухим. Им незачем благодарить меня. Я всего лишь набрал воду в ванну.

Листок бумаги, прикрывавший сток, размяк и порвался: ванна глубока, а бумага непрочна. Сток поглощал тёплую воду удивительно быстро. И существа завопили: «Зачем ты нас создал? Ужели грядёт нам погибель?!» Я ничего не ответил, притворился, что не существую. И они погибли на дне, оставшись совсем без воды.

 

Надоело. Ухожу далеко, погружаюсь по шейку в песок. Горячий песок согреет не хуже наполненной ванной.

На поверхности лишь голова. Ветер не смеет бросать мне в ноздри песчинки, солнце не обжигает макушку. Но вокруг копошатся мелкие твари. К моей голове подбираются змеи, тарантулы и скорпионы. Они дивятся чуду в песке. Они говорят: «Будем ему поклоняться». Тащат корявые ветки, колючки. Складывают у подбородка катышки грязи, добычу. Солнце её разлагает. Вонь, отвратительный вид – я дую на подношенья, чтобы избавиться от их смрада. Змеи шипят: «Недоволен! Несите больше! Быстрее!»

К шее прилипли молельщики. Просят о благе, здоровье. Молятся, шепчут, вздыхают. Путают в волосы листья, травинки. Сыплют на нос и в уши песок. Сил моих нет, и щекотно, и мерзко. «Он недоволен, вы не усердны!» – попрекают друг друга и жалят.

Я выбираюсь из жарких песочных объятий. И ухожу. Я им никто.

 

Когда мне наскучит бродить по миру, я заведу детей. Первое поколение вылупится, уставится на меня глазёнками, полными обожания, восторга и доверия. Дети скажут: «Мы хотим научиться летать». И я научу парить и ловить тёплый воздух крылом. Разгоняться и падать, не падая, вниз. Они будут подолгу и вдоволь кружить в небесах, но потом вдруг вернутся и скажут: «Мы тебя ненавидим. Ты научил нас летать, но не дал нам опоры», – и покинут меня навсегда.

Дети второй кладки не будут единодушны. Каждый захочет чего-то особенного, а я, испорченный прежним опытом, скажу им: «Ну-ка, ведите себя прилично». И они станут прилично себя вести. Будут послушны и даже покорны. Выучатся всему, чему только смогут. И будут приходить по одному, говоря: «Я тебя ненавижу. Ты сделал меня обыкновенным, а я не хочу быть таким». И каждый из них уйдёт в мир людей, чтобы путаться под ногами.

А я, положив третью кладку, испытаю небывалую горечь. Не захочу больше отпрысков, в ярости растопчу невылупившееся потомство. Лишь одно яйцо уцелеет. То, которое вызреет и даже успеет слегка расколоться. Я не посмею убить того, кто взглянет ясным взором из-под скорлупки. Этот дитёныш мне скажет: «Я хочу быть таким, как ты». И я буду смеяться. А он последует за мной. И всё, что бы ни делал, что бы не творил я, сделает и сотворит он. А потом он мне скажет: «Не хочу быть похожим, хочу быть тобой». Я стану с ним в шутку бороться. Попутно обучу и простым и сложным приёмам. Натренирую, заставлю отточить навыки. Юный дракон сделается сильным, с каждым ударом мне будет сложней и сложней защищаться. Похоже, в конце концов он и вправду убьёт меня. Единственное существо, которое я полюблю. Полюблю не себя – своё отражение.

Но юный дракон победит. Я умру, не буду больше страдать. И – хорошо.