«Азот и Селёдочкина». Ая Эн
Подходит читателям от 13 лет.
Ая эН
Азот и Селедочкина
Часть I
- Никакой стабильности
- Тревога! Тревога!
- Новенькая
- Как Маша подружилась с Кислородом
- Мама
- Папа
- Азот живет на первом этаже. Или не живет
- Акваланг для Селедки
- Футбол
- Папа и бритва
- Мама и пылающий меч
Часть II
- Азот, два нуля и телевидение
- Прогульщики
- Золото, такое Золото
- Макс и Маша
- Азот и Селедочкина
- Картинки половинка пускается в полет
- Азот онлайн
- Гарпун Селедочкиной
- Магний, Бериллий и… как же все запутано!
- В ожидании геометрии
Часть I
- Никакой стабильности
– Азот!
– Я!
– Водород!
– Тут!
– Кислород!
– На месте…
– Углерод!
– Я!
– Стоп! Стоп, стопусик, – шепчет-хмурится Светлана Евгеньевна, молоденькая и неопытная, проницательная и подозрительная. – Давайте-ка еще раз. А то что-то голоса Азота и Углерода похожи.
Она встает, чтобы лучше видеть каждого.
– Азот!
Тишина в классе. Азота нет. Ла-а-адненько…
– Водород!
– Тут.
– Кислород!
– Присутствую.
– Углерод!
И вновь тишина в классе. Углерода тоже нет.
Все остальные вроде бы на местах и заняты привычными делами.
Вода медленно испаряется.
Метан воняет одорантами.
Неон с Аргоном безучастно глазеют в окна.
– Что ж, перейдем к уроку. Открыли тетради… Золотце мое, вас с Серебром это тоже касается!
Когда настоящее тянется слишком долго, оно становится прошлым.
Начался урок, самый обычный урок.
И никто не знал, что в это самое время творили Азот с Углеродом, эти экспериментаторы-недоучки. А творили-сотворяли они не что иное, как самое, самое, самое нестабильное химическое вещество в мире. Два Углерода и четырнадцать Азотов взялись за руки, за ноги и за прочие свои электроны и… И у них все получилось.
Они назвали его Азидоазид Азид (Azidoazide azide) – самое, самое, самое нестабильное химическое вещество в мире. Даже крошечная крошка этого вещества оказалась источником очень мощной и «чувствительной» энергии.
Малыш Азидоазид Азид обладает ужаснейшим характером. Его невозможно ни накормить, ни перепеленать, ни сфотографировать. Он взрывается при любом воздействии: при легком касании, при купании, при укачивании в люльке и даже при взгляде на него (если резко повернуть голову и создать слабый поток воздуха).
«Химики считают его чудом, так как не могут собрать о нем никакой информации!» – сказано на сайте юных британских ученых.
- Тревога! Тревога!
– Азот!
– Я!
– Водород!
– Тут!
– Кислород!
Тишина в классе.
– Кислород! Кислород пришел? Нету? И в чате нету… Дети, кто знает, что с Кислородом?
Ртуть вскакивает с места:
– Вода, Вода знает!
– Да, точно. Вода, вы же дружите.
Вода:
– Не, Светлана Евгеньна, я без понятия. Может, заболел?
Светлана Евгеньевна:
– Вода, не говори ерунду! Чем может заболеть стабильный химический элемент с атомным номером 8?
Голос с задней парты (кажется, он принадлежит Йоду):
– Он опять со щелочноземельными металлами связался, Светлан Геньна!
Магний, Кальций и Стронций дружно возмущаются:
– А мы чо? А мы ничо, мы на месте! Ни с кем не связывались! Да у нас и температуры подходящей не было!
Всем известно: чтобы Кальций связался с Кислородом, нужна жара в 300 оС, а чтобы Магний – аж 600 оС.
Светлана – молоденькая совсем училка, позавчерашняя выпускница – строго смотрит в дальний угол. Действительно, Магний и Кальций, оба вполне себе вменяемые и неразогретые, чинно восседают за своим столом. А вот Стронций один, место рядом с ним пустует.
– Та-а-ак! – хмурится Светлана. – А Бериллий где?
Троица щелочноземельных переглядывается, затем Магний мямлит:
– Ну… Они там с Барием в баре… Тип того…
– Хорошо, что не с Радием на радио! – вздыхает Светлана.
Никто не смеется, все знают: нельзя Радию ни на радио, ни на телевидение, ни даже просто в магазин сходить. Радиоактивный Радий не появляется в школе, он на домашнем обучении.
– Бар, надеюсь, безалкогольный? – уточняет Светлана.
– Конечно, конечно! – дружно успокаивают ее мальчишки. – Обычный, для малышей. Ничего опасного. Посидят, похимичат, оставят по парочке электронов…
И начался-пошел урок.
Вода тихо испарялась.
Метан вонял одорантами.
Неон с Аргоном безучастно глазели в окна.
Ничего не предвещало.
Но примерно в середине занятия некоторые ученики начали покашливать. Некоторые почихивать. Некоторые плакать. А некоторые – все это сразу. Что такое?
– За дверью кто-то есть! – догадалась Светлана Евгеньевна.
– Наверное, это Барий с Бериллием, – предположил Йод.
– И Кислород с ними! – вздохнула Вода, пуская очередную слезную волну.
И точно: за дверью стояли бесцветные кристаллы Оксида Бария и белый порошок Оксида Бериллия, до одури ядовитые и токсичные.
– Тревога, тревога!!! – завопила Светлана Евгеньевна. – Все немедленно по домам! Испаряйся, кто может!
Азот испарился первым – он сидел ближе всех к окну.
- Новенькая
– Азот!
– Я!
– Водород!
– Тут!
– Кислород!
Тишина в классе.
– Кислород пришел? Нету. Да сколько же можно пропускать занятия! Дети, кто знает, что с Кислородом?
Тишина в классе, полная тишина. Ни у кого никаких предположений. Светлана Евгеньевна собирается поставить буквочку «н» в нужной строке, ручка наизготовку…
– Может, он опоздает? – останавливает ее Вода. – Не отмечайте пока!
Вода лояльна почти ко всем, а к Кислороду – в первую очередь.
– Ну да, ну да! Вот прямо сейчас и появится на пороге! – фыркает Аммиак (никто не любит, когда он фыркает). – Тук-тук! И пришел.
Класс смеется. Ртуть вообще покатывается с хохоту – с парты на пол покатывается.
– Тук-тук! – Стук в дверь.
Пока стучат и покатываются, настоящее неотвратимо становится прошлым, и входит, и уже вошла Машенька.
Она вошла и остановилась у самого порога. Юбочка, блузочка, носочки, шортики (под юбкой, чтобы, если задерется, не оконфузиться). Две косички. Три веснушки.
– Здравствуйте!
Косички веселые: «рыбий хвост» с яркими прядками.
– З-з-здравствуй, детка! – Светлана Евгеньевна даже очки спустила на нос, чтобы получше рассмотреть это чудо. – Ты… к нам?!
Косички кивают:
– Да. Я новенькая.
Ситуация настолько невероятная, что на возникшую в дверном проеме гору (это директор) класс не сразу обращает внимание.
– Здравствуйте все, это новенькая! – подтверждает невероятное директор. – Маша Селедочкина. Она будет учиться в вашем классе. Пожалуйста, не обижайте ее. Старайтесь не испаряться и не взрываться вблизи девочки Маши. Она – человек!
И гора директора исчезает, прикрыв за собой двери. Да уж… Если уж директор сам лично предупредил…
– Да ладно… Реально, человек? – удивляется Водород. – Хе.
Маша молчит. Закусила губу и смотрит с надеждой на учительницу.
Ртуть стекает с парты на пол и пытается слинять.
Метан воняет одорантами.
Сероводород воняет сам, без чьей-либо помощи.
Вода томно испаряется.
Золото блестит.
Тишина в классе такая, как в театре после фразы «К нам едет ревизор».
– Как – человек? – удивляется, наконец, кто-то.
– Как – девочка? – удивляются все.
Светлана Евгеньевна молчит, не представляет, что делать, какими словами сейчас про толерантность, терпимость, непохожесть и всякое такое.
– Подумаешь, девочка! – вспыхивает вдруг Натрий. – Чего вы на нее уставились? Ну, девочка. И пусть. Что мы, девочек, что ли, не видели? Будем дружить!
«Молодец Натрий! – тихо радуется Светлана Евгеньевна. – Надо поставить ему пять в четверти… И керосина подлить…»
Натрий не может находиться на воздухе, он приходит в школу в банке, под слоем керосина.
Все загалдели, и время в очередной раз оперативно и вынужденно перетекло из настоящего в прошлое. Класс выяснял, кто видел больше девочек в своей жизни, кого в девочках больше – Углерода или Водорода, и так далее.
Маша Селедочкина продолжала молчать, но уже не так отчаянно, ее немного отпустило.
Требовалось решить, куда посадить новенькую. Так, чтобы от Ртути и Сероводорода подальше. Мест свободных было мало, все давно парами, наплевав на валентности и прочее сродство. С кем же, с кем… С Йодом нельзя, с Криптоном заскучает, с Водой намокнет, с Серной Кислотой – ни в коем случае. «Кстати, надо будет в очередной раз поднять вопрос о переводе Кислоты в спецкласс, – подумала Светлана Евгеньевна. – Все-таки у нас в основном элементы и самые простые вещества, а не кислоты. Ой, а теперь еще и человек…»
Пока вещества с элементами галдели, а Светлана раздумывала, Маше поплохело. Судя по всему, ей было тяжело дышать. Губы ее посинели, а щеки посерели. Селедочкина была близка к обмороку. Что такое?
– Кислород!!! – завопил-догадался кто-то.
Точно! Кислорода-то в классе не было, а человек Маша никак не могла жить без него.
– Окна откройте, впустите Кислород!
Оказывается, Кислород все это время безмолвно и незримо висел за окнами.
Пока класс наполнялся Кислородом, пока Маша приходила в себя, пока все вопили и трепыхались, Ртуть благополучно утекла, просочившись в щель под дверью. «Ну пусть валит! – устало подумала Светлана Евгеньевна. – Сил у меня уже никаких на них всех нет!» Подумала про себя и решила вслух:
– Будем пересаживаться. Маша, ты садись сюда, на первую парту. Кислород, ты – рядом с Машей. Вода – на вторую парту, прикрываешь тылы. Неон и Аргон – в соседний ряд, поближе… А это что такое, Азот?
– Это вам записку передали, Светлан Евгеньна!
Светлана механически развернула записку. Неужели нельзя задать вопрос в чате?
В записке корявым почерком Азота было: «Светлана Евгеньевна, а вы – человек? Если да, то как вы тогда-когда без Кислорода?»
– На глупые вопросы не отвечаю! – отрезала Светлана Евгеньевна. – А «тогда, когда» пишется через запятую, а не через дефис!
И точным, нечеловеческим броском она отправила скомканную записку через все помещение, в мусорное ведро.
- Как Маша подружилась с Кислородом
– Азот!
– Я!
– Водород!
– Тут!
– Кислород!
– На месте.
– С ума сойти, Кислород в классе! Оу, и Озон с тобой! – Светлана Евгеньевна глазам своим не верит.
Озон – не ученик, а домашний питомец Кислорода. Он похож не на собаку, и не на кошку, и не на хомячка, а на невидимый воздушный шарик.
– Так у нас же теперь Селедка! – объясняет Кислород. – Куда ей без меня…
Маша Селедочкина немедленно заливается румянцем. Две косички (сегодня они французские), три веснушки, шортики под юбочкой – эх!
– Молодец, Кислород! – одобрительно кивает Светлана и улыбается Озону. – Я очень рада, что вы с Машей подружились.
Ей хочется почухать милашку Озона, почесать его за ушком, а лучше – побегать с ним по мокрому лугу, после грозы. Но она вовремя вспоминает о том, что она – преподаватель, а не школьница.
– Золото и Серебро! Перестаньте шушукаться!
На самом деле Кислород и Маша пока не подружились, хотя Кислород – честно! – пытался. «Поделись со мной двумя неспаренными электронами – и мы мигом задружимся!» – предлагал Кислород. Но у Маши не было никаких неспаренных электронов. «Понимаешь, мы всегда на почве общих электронов дружим. Таковы традиции!» – объяснял Кислород. Но Маша не умела дружить на почве электронов. Вот и сейчас Кислород шепнул, сделал очередную попытку:
– Ну что, нашла электроны?
– Не! В папином столе ничего похожего не было. И у бабушки в шкатулке тоже. Кажется, у нас в доме вообще совсем с электронами плохо. Ни одного нет!
– Эх… Ясно…
Светлана Евгеньевна окончила перекличку.
– Я вижу, все на месте, так что приступим, – сказала она. – Достаньте тетрадки, ручки и фломастеры – нам понадобятся красный и зеленый.
– Ой! – вздохнул Кислород, роясь в рюкзаке. – А я их дома забыл. Всю коробку. Селедка, у тебя не найдется лишних?
Лишних у Селедочкиной не нашлось, но ведь можно пользоваться вдвоем одними фломастерами – и красным, и зеленым. Они так и поступили.
– Внимание, внимание! Официальное заявление! – объявил Кислород после окончания урока. – Мы с Селедочкиной теперь дружим! У нас – во!
И он продемонстрировал всем их с Машей общие фломастеры.
– Поздравляем! – отозвались все.
И Азот тоже сказал:
– Мои поздравления.
- Мама
Мама Маши Селедочкиной учит английский. Всю жизнь. Мама выписывает в тетрадку фразы, которые ей могут пригодиться в общении, и зазубривает их, стараясь произносить «they» как американцы, а «Oh, no!» – как влогер Джастин. Мама несколько раз записывалась на разные курсы, и, как говорит папа, они здорово ей помогли продвинуться. Да, так и говорит папа – когда они едут за границу, и мама молчит, а папа говорит, говорит и говорит – с официантами, таксистами, попутчиками – со всеми подряд. А между делом и с мамой – о том, что она здорово продвинулась.
Сейчас мама чистит овощи и смотрит сериал «Детство Шелдона», с субтитрами. Маше нравится Шелдон Купер, она была бы не против сидеть с ним за одной партой. Маша точно нашла бы общие темы для разговора с Шелдоном – с Кислородом же нашла! В данный момент мама Шелли молится, и мама Маши тоже – вслух и на инглише.
– Ма! – прерывает молитву Маша. – А как ты думаешь, дружить на почве фломастеров – это нормально?
Мама кликает на паузу и переспрашивает:
– Что, ханни?
По идее, тут времени самое время стать прошлым, но оно тормозит.
– Мы с Кислородом дружим на почве фломастеров, – объясняет Маша, устраиваясь на высоком табурете и притягивая к себе вазу с конфетками. – Я одолжила ему два фломастера, и мы пользуемся ими по очереди. И дружим. А до этого не дружили. Это нормально, как ты думаешь?
– Оу, ноу! – отвечает мама. – То есть есс, есс! Вай нот? Конечно, это вполне нормально, одалживать своему другу фломастеры. Дружба так и начинается, с мелочей. …А Кислород – это имя мальчика, который сидит с тобой за одной партой? Маша, положи конфету, скоро обед!
– Не, ты же знаешь, у нас в классе нет мальчиков, Кислород – это элемент, ну, а еще и вещество… – Маша засовывает в рот сразу две конфеты и добавляет: – Ы-аз, ы-хаз. Я хотела сказать – газ. Он еще и газ.
– Маша, обед же! – злится мама, но тут же остывает, поскольку злиться на детей немодно и непедагогично. – А он тебе нравится?
– Батончик? Ну… да, но зефир больше. Или ты про Кислород?
– Про Кислород.
– Ой, ха! Буквально жить без него не могу! – смеется Маша и цапает третью конфету. – Ни минутки!
– Маша, обед!!!
Маша быстро разворачивает третий батончик:
– Ма, а какая у меня валентность?
И третий батончик отправляется в рот.
– Никакая, – пожимает левым плечом мама. – У людей нет валентностей. Ну и вопросики у тебя в последнее время! Мне кажется, надо перевести тебя в другую школу. Хочешь в другую?
Маша пожимает обоими плечами сразу. Проглатывает конфету и отвечает:
– Не, не надо. У нас Ртуть утекла, Сероводород на сборы уехал, а Серную Кислоту вообще перевели к бэшкам. Так что все нормально!
- Папа
Маша идет к папе. Пока идет, ведет пальцем по корешкам книг – она всегда так делает, сколько себя помнит. Чтобы дойти до папы, надо пройти много всего. Сначала пять выцветших томов «Биологии клетки». Затем три серых тома «Биохимии». Затем цветной забор большеформатного разнобоя, который заканчивается синей «Иммунологией». Не забыть перепрыгнуть с указательного пальца на средний – через укрепленный скотчем двухтомник «Квантовой хромодинамики». Щелкнуть ногтем по каждому толстому словарю, их штук десять. И среди словарей вдруг ткнуться ладонью в слепое счастье, в «Слепое счастье» Иоанны Хмелевской. Маша не знает, почему оно тут, но кто спрашивает у счастья, почему?
Книжный коридор плавно переходит в книжный дедушкин кабинет. Дедушка стал вишней вскоре после Машиного рождения. Но кабинет все равно называется – дедушкин. Папа в нем временно.
– Папа?
– Я!
Маша смеется:
– Ты прямо отвечаешь, как Азот на перекличке! С такой же интонацией. Бодренько.
В дедушкином кабинете книги занимают две стены до потолка, а третью – местами. Они, книги, почти все старые. Они пахнут мокрым деревом, миндалем, карамельным дымом и дымными травами, а еще уксусом, землей, грейпфрутом и каплями для носа… От носа… От насморка.
Маша валится на диван и забрасывает ноги на спинку. И начинает колошматить по ней пятками. С каждым разом делать это все сложнее и сложнее: Маша растет, а диван не желает увеличиваться в размерах. И уже не тот кайф и не тот эффект, что раньше. Ноги приходится сгибать, а голову свешивать почти до полу.
Диван ничем не пахнет.
– Па-а-ап?
– А?
– У меня вопрос.
– Валяй.
– Философский.
– Тогда не валяй.
Маша все-таки переворачивается головой вверх:
– Считаешь ли ты нормальным, что мы с Кислородом подружились после того, как стали пользоваться вдвоем одними фломастерами? Даже не совсем так. Не просто после, а из-за… Короче! Мы сидели неделю за одной партой и не дружили. А потом – бац! – и подружились. Как только я ему фломастеры предложила.
Папа молчит. Поэтому Маша уточняет:
– Красный и зеленый… Это нормально – дружить на почве фломастеров?
Папа вздыхает и задумывается, покусывая карандаш. На карандаш Маша когда-то надела резинку в виде черепа. Так что папа теперь фактически покусывает череп.
– Па-а-ап?
– Нет, – говорит папа. – Это ненормально. Это совсем ненормально.
– Да? А мама говорит, что в принципе дружба может начаться с чего угодно, с любой мелочи, и с фломастеров в том числе.
– Дело не в мелочах, – качает головой папа. – Вопрос глобальнее. Ты уже взрослая девочка и…
Маше недавно исполнилось одиннадцать.
– Вопрос в том, нормально ли это – дружить с Кислородом. И ответ один: нет! Это ненормально! Это вообще ни в какие ворота не лезет! Обычная девочка сидит за одной партой не с девочкой, не с мальчиком, не даже с представителем третьего пола – я бы это понял, а с… Ай, лучше не продолжать!
Он вскакивает, машет рукой, подходит к двери на балкон. Теперь он стоит к Маше спиной; к Маше спиной и смотрит на город; к городу лицом.
Суббота.
День.
Идет дождь. Еще полчаса назад никакого дождя не было.
Машин папа ненавидит московскую погоду.
– Но па, вы ведь сами отдали меня в эту школу! – осторожно замечает Маша.
– Ай! – отмахивается папа.
Маша не знает, как реагировать. Можно, например, уйти. Уйти просто так. Или уйти по корешкам книг, в обратном порядке: энциклопедии, словари, забор, хромодинамика, биохимия…
– Давай поговорим после обеда! – предлагает папа.
– Принято! – легко соглашается Маша. – А зоопарк?
– Какой зоопарк в такую погоду?
- Азот живет на первом этаже. Или не живет
Дождь лил весь остаток субботы и все воскресенье. Поход в зоопарк решено было заменить походом в планетарий. Планетарий так планетарий – тоже неплохо. Но, собираясь, Маша задела любимую родинку и почти содрала ее. Она и раньше ее задевала, но не так сильно, не так, чтобы до крови. Не так, чтобы две салфетки намокли.
– Ничего страшного! – сказала мама. – Рука не нога.
Она аккуратно заклеила ранку, и отменять планетарий не стали.
– Завтра после школы заскочим в поликлинику и решим проблему, – добавила она. – Заморозим твою роднульку, она и отвалится. Не бойся, это не больно, совершенно не больно.
Если взрослые говорят «не больно»…
– С такой ерундой можно не бежать к врачу, – заметил папа. – Зайти в салон красоты, в косметологический кабинет у нас на первом этаже – и готово. Ну что, пошли смотреть на звезды?
Вот какие звезды, когда тебе будут отмораживать любимую руку – так, чтобы от нее отвалился родимый кусок?!
В понедельник утром дождь перестал. А мама решила взять Машу и заглянуть к косметологу с утра пораньше, до школы. Ой.
Маша попробовала есть блинчики одной левой – надо учиться на случай, если правую переморозят, и она отвалится целиком.
– Мы только покажем, а делать ничего не будем, – пообещала мама. – Только покажем и спросим, это к ним? А то, может, к врачу лучше…
Маша не верит ничьим обещаниям. Поэтому идет как на казнь.
– Куда прете, не видите – закрыто!
Тетка, протирающая витрину, церемониться с посетителями не любила. Это не входило в ее должностные обязанности.
– Простите, но… Но открыто же… – разволновалась мама. – Было открыто, и мы подумали, что…
Мама Маши Селедочкиной не умеет противостоять хамству. Она и сейчас считала себя виноватой: закрыто ведь, а она… Прет, куда нельзя.
– А вот не надо думать, когда не просят! – отрезала уборщица. – Закрыто! Нет еще никого!
Мама поджала губы и повернула к выходу. Маша с облегчением засеменила следом.
Время расслабилось и решило перейти в настоящее, но в последний момент передумало.
– Маша?
Голос не принадлежал уборщице. Но ведь больше там нет никого. Значит…
– Эй, Селедка!
Маша все-таки обернулась.
– Азот?!
Ага, это был Азот.
– Ты что тут делаешь?
– А ты?
Мама тоже обернулась. И немедленно разозлилась:
– Вы сказали, что в помещении никого нет! А у вас посетитель! К тому же ребенок!!! Маша, я так понимаю, это твой одноклассник?
Маша кивнула.
– И-и-и??? И как это понимать?! Значит, мне с дочерью следует вытряхиваться, а…
– Так это же Азот! – захлопала глазами тетка-уборщица. – Он же из школы, которая теперь лицей! Он тут с разрешения директора. Живет. …Будь оно все неладно!
– Живет?! – удивилась мама. – Вот тут?! А спит где?
– Откуда я знаю! – взорвалась уборщица. – Он же Азот!!! Он же из придурочной школы, в которой все ненормальные!!! А директор – вообще псих конченый! А…
– Эй, а ну не гони на директора! – вспыхнул Азот. – А то…
– А то что? – Уборщица демонстративно макнула тряпку в ведро. – И ты давай мне не тыкай! А то не посмотрю, газ ты или гад!
Машина мама оперативно схватила Машу за рук, а Азота – за что пришлось, и вытолкала их на улицу. Только драки еще не хватало!
Несколько метров они прошли в полном молчании. Затем Азот принялся объяснять:
– Я в этом салоне красоты не сплю. Я там периодически нахожусь. В жидком состоянии. В сосудах Дьюара.
– А, – сказала Машина мама. – А.
А потом еще сказала:
– Ясно.
А потом она повернула направо, на работу. А Маша и Азот пошли прямо, в школу.
- Акваланг для Селедки
Очень сложно вести урок, если на первой парте, прямо перед тобой, сидит Селедочкина и беззвучно плачет. У неопытной, но строгой Светланы Евгеньевны такое впервые. Она все-таки решает не отступать от привычного распорядка.
– Азот!
– Я!
Маша Селедочкина сегодня сидит одна, а рядом с ней вместо Кислорода – акваланг. Небольшой. Детский, наверное.
– Водород!
– Тут!
Светлана Евгеньевна пытается вспомнить, что полагается делать, если в класс притащили акваланг.
– Кислород!
Тишина.
– Кто знает, что опять с Кислородом?
Никто не знает, никто не в курсе.
– Он же обещал не пропускать, раз у нас в классе теперь учится человек! – досадует Светлана. – Ну как же так можно! Вы должны заботиться о своих товарищах!
– Он… позаботился! – всхлипывает Маша. – Акваланг притащил заранее. С кислородом. И я не могу понять, тут он или это не в счет? …И записку оставил.
Маша протягивает учительнице записку. «Маша! В акваланге кислород! Кислород», – написано в записке. Второе «Кислород» – это, очевидно, подпись.
«Я с ними с ума свихнусь!» – думает Светлана Евгеньевна.
«Надо было идти работать в школу, где учатся обычные дети, а не вот это всё», – думает Светлана Евгеньевна.
– И что будем делать? – спрашивает она.
Все переглядываются. Никто не понимает, в чем, собственно, проблема. Поэтому все переглядываются молча.
Вода испаряется…
Метан воняет…
Азот собирает разложенные на столе учебники и пересаживается к Селедочкиной. А акваланг переставляет со стула на пол.
– Азот?!
– В составе воздуха, Светлан Геньна, меня аж 78 процентов, – поясняет Азот. – Если Маша будет дышать аквалангом, то есть чистым кислородом, ей хана. А если я буду его разбавлять в нужной пропорции, то, глядишь, наша Селедка до конца дня и доживет!
Кто-то сзади фыркает. Кажется, это Аммиак.
Светлана вздыхает и продолжает перекличку. Пусть сидят, как хотят.
Пока урок толком не начался, Азот пишет Маше в вотсапе: «А ты чего утром в салон с мамой ходила?» – «Родинку морозить!» – отвечает Маша. «А! – отвечает Азот. – Значит, ко мне!» – «Как это???» – спрашивает Маша. «Я, когда жидкий, минус 100 градусов по Цельсию, даже меньше. Всех могу отморозить. Чес слово!» Маша не отвечает. «Не веришь – погугли!» – строчит Азот. Маша не отвечает. «Ты что, меня боишься? Я мирный!» – пишет Азот. Маша не отвечает. «Будем дружить?» – не унимается Азот. От Маши в ответ – смайлик с рожками.
«А у тебя где лишняя родинка?» – пишет Азот, но тут же стирает. Вдруг она под юбкой, под блузкой или еще где. Он начинает думать о родинках, о девчонках и о том, как если вдруг Селедочкиной станет плохо, и придется делать ей искусственное дыхание.
Азот – химический элемент. Он не умеет делать искусственное дыхание человеку. А кто в классе сможет спасти Селедку, если в акваланге кончится кислород, то есть Кислород? Наверное, только Светлана Евгеньевна, она человек. Хотя какой она человек, если спокойно обходится и без Кислорода, и без акваланга?
Все это очень, очень странно. Жизнь – невероятнейшая штука.
- Футбол
Сегодня после уроков – футбол.
– Идешь?
Маша не очень любит футбол. Хоккей и бокс, конечно, еще хуже… На бокс она точно бы не пошла.
– А кто играет?
– Команда лантаноидов против команды актиноидов. Там вся школа соберется, включая старшие классы.
Маша понятия не имеет, кто такие лантаноиды и актиноиды.
– О, это парни из нижних строчек таблицы Менделеева! – объясняет Азот. – Никогда не обращала внимания? Там все элементы в табличке по порядку, по номерам. Один-два-три-четыре, пятьдесят семь, а потом – опаньки! – семьдесят два! И та же ерунда после восемьдесят девятого номера. Ты не могла не заметить.
– Эмм… Гымм… Ну-у-умм… – Маша Селедочкина отрицательно мотает двумя косичками и тремя веснушками. – Слушай, мне раньше и в голову не приходило рассматривать таблицу Менделеева. Глобус – да. Карту созвездий – да. Журнал «HAIR’S How» – да. А таблицу – нет.
«Тогда что ты делаешь в нашей школе?» – хочет спросить Азот, но Маша такая беззащитная, такая нежная, такая особенная… Такая не похожая на Серу, Ртуть, Воду…
– Пошли, я тебе по дороге все объясню! – предлагает Азот. – Там будет ужжжасно интересно!
На трибунах стадиона ужжжасно тесно. Хорошо еще, что для каждого класса отведены места, и на места для малышей ни тяжелые элементы, ни сложные вещества не посягают.
Маша, Азот и их одноклассники – малыши. Есть еще и «совсем малыши», но они учатся в другом корпусе, через дорогу. Они не в счет.
Маша впервые видит всех учеников, собравшихся в одно время в одном месте. Это и впрямь очень любопытное зрелище.
– Вон там – кислоты, а во-он та кислота, во втором ряду – моя! – гордо сообщает Азот.
– Твоя?!
– Ну да! А что такое?
– Да нет, ничего.
Кто ревнует? Никто не ревнует! А Маша Селедочкина не ревнует вообще! Тем более что Азот – это просто Азот. Они даже за одной партой сидят временно, пока Кислород прогуливает.
– А почему эта твоя кислота в наряде флага России? – все-таки спрашивает Маша.
– А так уж сложилось, что определенные атомы обозначают определенным цветом, – объясняет Азот. – Водород белый, Кислород красный, а я синий. И в Азотной Кислоте как раз, получается, три цвета. Совпадение!
– Так она «твоя» только потому, что Азотная? – уточняет Маша.
– Ну да. А ты что подумала?
Хорошо, что дождь кончился, а солнышко успело подсушить поле и трибуны. Та, на которой сидят Маша и Азот, уже почти заполнена. А вот к противоположной медленно…
– А-а-а!!! А-а-а!!! Ма-ма-а-а!!! – Маша в ужасе отшатывается от огромных зеленых гусениц, которые неторопливо ползут по проходу между рядами, направляясь к противоположной трибуне.
Гусеницы состоят из шаров. Одна из них ярко-зеленая, с белым и черным. Вторая зеленоватая, блеклая, а пузико у нее черное. И они обе, реально, очень длинные.
– Ты чего, Селедочкина?! – обалдевает Азот. – Ты чего?
Машу трясет от страха. Нет, на той, дальней трибуне полным-полно причудливых монстров. Да и в коридорах школы всякое можно увидеть. Но вот так близко она впервые сталкивается с этой жутью.
– Маша, ты что? Тише! – умоляет Азот. – Это же обычные полимеры!
– Ккк… Какие еще полимеры?
Азот не может сказать точно, какие именно. Он не всех старшеклассников знает по именам. Он только может сообщить, что ярко-зеленые шары – это атомы Хлора, а блекло-зеленые – атомы Фтора. А черные – атомы Углерода.
Гусеницы-полимеры останавливаются.
Ярко-зеленая представляется первой:
– Поливинилиденхлорид!
А блекло-зеленая следом:
– Политетрафторэтилен!
Маша кое-как справляется с волнением и шепчет:
– Очень приятно… А меня Маша зовут. Селедочкина.
Полимеры уползают, а им на смену приходит Светлана Евгеньевна. И тут выясняется, что обычному человеку лучше такой матч смотреть по интернету. Потому что вся команда актиноидов жутко радиоактивная. Так что как на поле выходят самые популярные игроки – Уран, Торий и Плутоний, Маша Селедочкина уже не видит, ее уводят.
– Это нечестно, Светлан Евгеньна! – кричит вслед им Азот. – Пусть бы Селедка посмотрела. Жалко вам, что ли? Вы же понимаете, что ничего с ней не будет!!!
- Папа и бритва
Маша идет к папе. Пять выцветших томов «Биологии клетки». Три серых тома «Биохимии». Цветной забор разных больших книг. Прихваченные скотчем корешки «Квантовой хромодинамики». Толстые словари. «Слепое счастье». И еще один цветной разнобой. Черные папки. Лекции Фейнмана. Собрание сочинений Кастанеды.
Перед Фейнманом и Кастанедой стоят старинные пузырьки толстого стекла. Пробки их плотно притерты и укреплены металлическими ободками со специальными защелками. На первом пузырьке наклейка с надписью «Spiritus für jodlösung». Они не пыльные благодаря Машиной маме и клининговой компании.
Книжный коридор втекает в книжный дедушкин кабинет. Мокрое дерево, миндаль, карамель, дым, травы, уксус, земля, грейпфрут, лекарства.
– Папа?
– Я.
– Мы так и не поговорили, – напоминает Маша. – Ты сейчас можешь?
– А-а-э… Может, после обе… – предлагает папа, отрывается от компа, смотрит на дочь и… – Так. Могу, конечно. А что случилось? Фломастеры сломались?
– Хуже, – признается Маша. – Все намного хуже. Я сейчас расскажу, только пусть все поскорее станет прошлым, ладно?
Когда настоящее становится прошлым – легче. Ты можешь сказать себе: всё позади. Я это уже про-жил. Осталось немного пере-жить – и всё.
Ты можешь так сказать, выдохнуть и рефлексировать сколько влезет. Под свежий чай с пряниками.
Чай с пряниками и баранками бабушка принесла позже, когда на большой магнитной доске уже было написано «Дано», над ним – «Ситуация, как она есть» и приписка «факты», а под – «собственно факты». Бабушка три раза заходила.
В первый раз занесла только блюдечки и освободила под них место. И сообщила между прочим:
– Петровы в гриппе.
Маша не была знакома с Петровыми, но решила, что речь идет о бабушкиных друзьях из Петербурга. Информацию пропустила мимо ушей. Мало ли кто болеет гриппом.
Во второй раз бабушка занесла только чашки с чаем. Поставила на блюдечки и заявила:
– Человек – швейцарский ножик!
Маша вновь не поняла, но решила, что это аллегория. Они уже проходили аллегории – факультативно, в старой школе.
В третий раз бабушка занесла вазочку с баранками и пряниками. И волчок, такой, как в фильме «Начало». И молча ушла. Маша смотрела этот фильм дважды, и местами он ей понравился. В фильме говорилось, что волчок – индикатор реальности. Если его закрутить, и он остановится, значит, реальность реальна. А если будет вращаться, значит, ты спишь.
Маша закрутила волчок, а рядом закрутила баранку. Баранка рухнула первая, волчок продержался чуть дольше, завалился и замер.
– Не сон, – вздохнула Маша.
– Не факт! – возразил папа и написал справа на доске: «1. Сон».
К моменту, когда бабушка занесла пряники, Маша с папой уже успели сформулировать вопрос, мучавший Машу: что такое реальность, реальна ли она? Как-то примерно так сформулировали и теперь как раз переходили к версиям.
Ну ведь правда, вокруг нас столько всего странного и нелогичного, что поневоле можно начать сомневаться. Пока ты мал и не задумываешься, проблемы вроде и нет. Ты учишься читать-писать-считать, чистить перед сном зубы и кататься на гироскутере. И верить взрослым. Или ловить их на вранье. Учишься выкручиваться, приспосабливаться и строить разное из конструктора.
А потом – раз! И начинается. На ноль делить нельзя. Кислород тебе нужен ежеминутно, а он что – так, фитюлька невидимая. Память подводит: ты даже примерно не помнишь себя в годовалом возрасте, да было ли оно, твое прошлое? А есть ли ты сам, и кто ты, если внутри тебя – только атомы, а каждый из них – это, в основном, пустота между ядром и электронами? Тебя не было раньше, ты пустота сейчас, ты станешь вишней, как твой дедушка, потом. У них есть книга под названием «Чапаев и пустота», но Маша ее еще не читала, она пока и книжку про дедушку-вишню не пере-жила толком. Чапаев в ее жизни случится когда-нибудь позже, ну его!
Но даже не задумываясь о потом, даже оставаясь в сейчас… Кислород, который тебе нужен позарез, заменяет себя аквалангом, а Азот, который тебе то ли нужен, то ли нет, спит, оказывается, в салоне красоты, в сосуде Дьюара, в жидком и жутко холодном состоянии, а… Ой, всё! Не всё! И на ноль даже нельзя делить.
Вообще говоря, у Маши всего две фобии, и обе они не вполне сформированы: она боится гусениц и с опаской относится к настоящему. Но эти фобии-младенцы – ничто по сравнению с тем, что реальности может не быть вовсе.
– Вариант первый – сон, – говорит папа. – Да, независимо от волчка, есть вероятность того, что ты спишь, и все это тебе просто снится. Например, мы как в фильме «Матрица», на самом деле сейчас находимся…
– Папа, мы же договорились! – прерывает, умоляет Маша. – Никакого настоящего!
Папа кивает. Папа у Маши умный. Маше с ним повезло.
И вскоре настоящее становится прошлым, оставляя Машу Селедочкину в смятении чувств и мыслей. Папа возвращается в интернет. Маша отправляется барабанить по клавишам (она ходит на музыку, но, скорее всего, ей разрешат ее бросить). А на магнитной доске остается список:
- Сон. Мы спим, и нам все это снится.
- Шиза и прочие нарушения восприятия. Личные. Мир нормальный, а ты сама – нет.
- Нереал. Мы в игре, в фильме, в матрице. Или даже мы – герои книги.
Вообще-то на доске был список из восьми пунктов. Но остальные Маша не запомнила. Ее, если честно, и первые три напугали невероятно. Особенно второй.
После того, как доска была исписана, папа торжественно произнес, взяв губку:
– Ты знаешь, что это?
– Знаю! – важно, в тон папе, подтвердила Маша. – Это губка! Которой стирают написанное!
– Нет!!! – радостно сообщил папа. – Это, в нашем случае, бритва Оккама. Она отсекает все лишние объяснения и оставляет одно, самое простое и очевидное! Ну, какое оставляем?
Маша понятия не имела, какое объяснение самое очевидное. Поэтому она попробовала увильнуть:
– А кто такой этот Оккам? Может, у него и спросим?
– Ай, да какая разница! – отмахнулся папа. – Так, один философ. Он умер давным-давно. И вообще, своей головой думать надо! Так что ты подумай пойди. А потом договорим.
Отбрил так отбрил.
Мама и пылающий меч
Этюд не учился, гаммы тем более. Зачем терзать рояль, если у тебя шиза по воле сценариста, романиста или программиста, и при этом ты в любой момент проснешься?
Зачем все это, если тебя бросил Кислород, а Азот тебе не так уж и нравится, хотя ты его ревнуешь к его же Кислоте из шестого «а»?
Зачем, если распутать клубок нет никакой возможности?
– Маша, я тебя умоляю, не говори глупости и не тролль меня! – всплеснула руками мама. – Что с нашей реальностью не так? Что? Всё так! Про атомы мы с тобой двести раз говорили, и про ноль тоже. Да, наши ученые пока еще не все открыли, не все изучили, и что с того? Это что, повод меня доставать утром, днем и вечером вместо того, чтобы выучить гаммы и убрать в своей комнате?! Я больше слышать ничего не хочу про эти электроны и валентности! Я понимаю, что вы все это проходите в школе, что у вас там система полного погружения и так далее. Я не против. Но нельзя же только об этом и думать. И вообще! Не ешь! Конфету! Перед обедом!!!
Вот где справедливость? Маша не ела сейчас никаких конфет, она механически взяла одну из вазочки, крутит ее в руках, пока время становится настоящим.
– Хорошо, не будем про атомы, – примирительно говорит Маша, возвращая слегка помятый батончик в вазочку. – Но ведь есть и другие странности.
– Какие, например?
Мама – вся внимание, поскольку не учит английский, а только помешивает овощное рагу, чтобы не пригорело. Оно почти готово. Еще минута – и можно выключать.
– Перекличка, например! – говорит Маша. – Смотри, как у нас было в прошлой школе? Как во всех школах, по алфавиту. Антонова, Архипов, Беляева… Логично!
– Логично.
– А в новой как? Азот, Водород, Кислород, Углерод, – перечисляет Маша. – А потом только Вода и Бор. А Бериллий вообще в хвосте. Никакого алфавита! Я бы еще поняла, если бы список шел по номерам элементов в таблице Менделеева или…
– Маша, мы договорились! Никакого Менделеева!!!
– Ну хорошо, хорошо… Я просто к тому, что логика отсутствует. Если бы по партам, кто где сидит – первая, вторая… Или кто когда в школу поступил… Или кого когда открыли или синтезировали… Но нет! Нет логики! Как жЫ-ы-ыть?! – взвывает Маша и быстро засовывает в рот конфету – один батончик оказался без фантика, даже разворачивать не пришлось.
– Так самая простая же логика!
Мама помешивала рагу не ложкой, а ножом, тем самым, которым резала овощи. И теперь, когда плита отключена, а кастрюля переставлена, нож исполняет танец в ее руке – неосознанный и опасный джайв. А еще и слегка кровавый, поскольку орудие кухонного труда перепачкано томатным соком. Маша опасливо косится на нож, но молчит.
– Твой Азот – Максимка Аладьин, на букву «А». Водород – Белецкий Мишка, папиного коллеги сын, ты его разве не помнишь? На елках встречались. Углерод – Святик Волков, тети-Наташин внук. Что касается Кислорода, его я не знаю. Но раз он в списке после Белецкого и перед Волковым, значит, на «Бу» или «Ва»… И я уверена, что Бериллий ваш на самом деле Яшкин или, допустим, Яковлев, раз в хвосте. Или Якодзунов. Короче, все понятно и логично. А рассуждать о том, что все дико, странно, сон, или мы в игре, или где – глупо и незачем.
– Мама-а-а!!!
Боже, сколько в нем отчаяния, в этом «ма-а-ма»!
– Что такое?
Мама оглядывается в поисках возможной опасности. Плита выключена. Кастрюлька на месте. Потолок не треснул.
– Что такое, ханни?
Ничего. Ничего такого, ма. Ты только что починила мир, испортив при этом все до основания. И это необратимо.
А так – ничего, подумаешь.
– Что случилось, Машуль?
– Все в порядке, – вздыхает Маша. – Ты… положи нож, пожалуйста. Не надо им размахивать.
– Оу, ноу! – восклицает мама. – То есть есс, есс. Конечно. Ноу проблем.
Она кладет нож и, пока кладет, до нее доходит суть Машиного отчаяния. И она включается, она говорит:
– Только это не нож, это, в данном случае, – пылающий меч!
– Что?
– Пылающий меч Ньютона! – повторяет мама. – Правило такое. Если что-либо нельзя проверить экспериментально, то о нем лучше вообще не рассуждать. Отсечь пылающим мечом все глупости.
Томатная паста на ноже нисколько не похожа на кровь. Если бы это была свежая паста, то еще бы да, но она проваренная, потемневшая. Никакой крови, никаких глупостей.
– Давай я тебе прическу подправлю, растрепуха ты моя, красавица!
Папа отбрил, мама отсекла. Нормально.
Часть II
- Азот, два нуля и телевидение
– Азот!
– Я.
– Водород!
– Тут.
– Кислород!
Тишина.
– Элементы-вещества, ау! Кто знает, что с Кислородом?
Тишина в классе.
Маша Селедочкина открыла учебник, повторяет правила. Сегодня проверочная, надо получить хорошие баллы, чтобы не вылететь из школы. Школа элитная, вступительный тест позволяет посещать занятия до первых каникул, а дальше будут смотреть по результатам. В прошлом году среди пятиклашек был отсев более одиннадцати процентов, а в этом точно будет еще больше, так как набрали много «лишних голов».
– Сегодня проверочную не пишем, – сообщает Светлана Евгеньевна, окончив отмечать отсутствующих. Сегодня у нас – только не начинайте галдеть! – телевидение.
Все немедленно начинают галдеть. Впрочем, Вода при этом не забывает испаряться (компактный увлажнитель воздуха на ее парте работает без передышки), Метан – вонять одорантами (мужским одеколоном, сегодня с нотками моря), а Сероводород – вонять сам по себе (с этим были проблемы, в итоге дело окончилось бейсболкой с надписью: «Да, я – Н2S, запашок соответствующий!»).
Маша немедленно захлопывает учебник. Телевидение! Ура, вау, ого!
И – увы. Оказывается, это предварительная запись. На самом деле телевизионщиков интересует их знаменитый школьный БОБ – Большой Осенний Бал, который состоится нескоро, аж через три недели. Но, поскольку в этом году бал особенный, химический, и косплей обещает быть невероятный (кое-кто уже продемонстрировал наряды во время футбольного матча), надо как следует подготовиться, некоторые интервью снять заранее.
Для предварительного разговора требуются и пятиклассники, но не все. Пяти-шести достаточно. По какому принципу Светлана отбирает, непонятно. Но в актовый зал отправляются: Ртуть, Золото, Водород и Сероводород. И, на всякий случай, для массовки, еще Серебро и Магний.
Водород, наверное, потому, что это самый простой и первый элемент. Мишку Белецкого при всем желании нельзя назвать простым, а вот первым можно. Он отлично справляется со всеми заданиями, он мастер спорта по шахматам, он контактный и фотогеничный, у его аккаунта в инсте куча подписчиков. И он точно не вылетит ни после первой четверти, ни после.
Ртуть, наверное, потому, что она та еще актриса! Как она утекает под щель в дверях! Шоу, шоу! Маше не совсем понятно, что делать Ртути-Рите с таким талантом в их лицее. Ей в кино надо. Да вот ее, скорее всего, и выкинут. Рита явно не тянет математику.
Золото-Злата (фамилии ее Маша пока не знает), наверное, потому, что она красавица, и наряд у нее хоть и соответствующий элементу, не выглядит ни вульгарно, ни кичево. И волосы волнами по плечам – пшенично-кукурузные, потрясающие. На Злату смотришь и понимаешь: не ребенок, а Золото. Она умненькая и старательная. У нее есть все шансы продолжить обучение.
Сероводород, наверное, потому, что он открытый, нагловатый, рэпер и с бейсболкой. Возможно, он сам уйдет. Но пока, пока – его отобрали для съемки.
Серебро, наверное, потому, что они с Золотом подружки и неплохо смотрятся в паре. Маша до сих пор не знает, как на самом деле зовут Серебро. У Серебра короткая черная стрижка, и серебристый ободок ей идет. Серебро не гот, но готичная тема ей по душе, и ее прикид…
Магний, наверное, потому, что…
– Азот, к доске!
– Я?!
– Ты у нас один Азот.
Азот, он же сэр Макс, он же Максим Аладьин, вчера к урокам не прикасался. Поскольку сегодня планировал свинтить по дороге, дать круг по району, а затем в тишине и покое рисовать мульт 3D.
Мультик Макс ваял давно, еще летом начал. Фоны были готовы, персонажи-модельки тоже. В выходные он решил сделать первый итоговый пробник, секунд на десять, не больше. Но при рендеринге столкнулся с одной проблемкой. Проблема заключалась в том, что текстура глаз персонажей не отображалась, а вместо глазных яблок зияли черные дыры. Выглядело это довольно крипово и жутко. Макс бился над глазами-дырами два дня и две ночи. Какие там уроки?
Утром свинтить не удалось: мама подбросила до самой школы, до ворот. «А, ладно, что будет, то и будет!» – решил Макс и потопал на уроки.
И вот теперь бедолага Азот, невыспавшийся и жалкий, мнется у доски. Светлана Евгеньевна – вот умничка, вот умничка! – отходит к задним партам, ждет. Маша Селедочкина – вот это молодец, вот это друг! – открывает учебник и готова подсказывать. Может, обойдется?
– Тук-тук!
Гора директора возникает на пороге.
– Здравствуйте все! Прерву вас ненадолго, простите. Мария Селедочкина тут?
Директор-детектор вычисляет, кто Маша, и рукой показывает: давай ко мне, давай на выход.
– Телевизионщики очень хотят познакомиться с единственным человеком в школе и узнать, каково это: учиться с Ртутью и Едкими Натрами.
Едкие Натры – близняшки из шестого «а». Девчонки. Противные, хуже Азотной Кислоты. Одна называет себя Натрия Гидроксид, а вторая – Едкая Натра. Маше не очень хочется давать интервью вместе с ними, но лучше с ними, чем никак.
Машу уводят, а Азот получает… нет, не двойку, а ноль. Ноль баллов. Это провал.
На следующем уроке положение Азота ухудшается. Еще один ноль баллов.
Тем временем Маша Селедочкина дает большое интервью. Режиссер поражен эрудицией самой обычной пятиклашки, с легкостью оперирующей такими сложными понятиями, как пылающий меч Ньютона и бритва Оккама. Две косички, три веснушки и глубокое понимание нереальности нашей реальности. Или реальности нашей нереальности? «Надо найти денег и снять большую документалку…» – строит планы режиссер.
- Прогульщики
Машу «брали в кадр» сперва внутри здания, а затем вне. Деревья почти облетели, но игра света и тени, а также Машина яркая куртка оживляли картинку.
– Вон на той скамейке будет идеально, – заявил оператор.
– Та скамейка находится за пределами школы, – возразил режиссер.
– Но девочка же с нами… – заметил оператор.
– Давай не будем нарываться на неприятности! – вздохнул режиссер.
И оба с сожалением воззрились на малявку Селедочкину.
– Вы что, думаете, у нас тут тюрьма? – задрала нос Селедочкина. – Хочу – и выйду даже и без вас. У нас это можно! Вы что, еще не поняли, что у нас свои правила?!
И она направилась к воротам.
Парни-телевизионщики переглянулись и двинули следом.
И Азот за ними.
Маша заметила его только когда уселась.
– Эй, Азот! Давай к нам!
Азот как уходил, так и продолжил уходить.
– Азо-о-от!
Маша вскочила – и за ним.
– Девочка, стой! Маша!
– Селедочкина, вернись!
– Мы за вас головой отвечаем!!!
Ха.
Детская площадка в хорошую погоду – идеальное место для прогуливания уроков. Азот больше не Азот. Он Максим, Макс. Отныне и навсегда. Он уходит. Не будет дожидаться ни БОБа, ни момента, когда его исключат как самого отстающего. Маша слушает и проверяет рейтинги. Да, Азот на самом последнем месте.
– Тут есть ребята, у кого совсем мало оценок, – говорит Маша. – Если они все получат…
– Среднее арифметическое! – напоминает Азот. – Берутся все баллы и делятся на количество, сколько раз ты отвечал.
– Да знаю я!
– Тогда к чему утешать? Два нуля – это неисправимо.
Маша вздыхает.
– И за прогул мне сбавят.
– Ну, это нет! То есть да, но ведь многие прогуливают.
Все просчитано: если прогулял, тебе вычтут 1 балл за урок. К тому же родители покричат-повопят, но, скорее всего, подпишут «уважуху». Кто из родителей хочет, чтобы их отпрыска отчислили? Так что потери невелики. А вот если тебя, как Азота сегодня, не вовремя спросят…
В их лицее десятибалльная система. Но итоговое среднее арифметическое может быть больше десяти, поскольку за разные разности начисляют дополнительные баллы. Вода получила два дополнительных балла за увлажнитель воздуха, Ртуть – за артистизм. Маша в первый же день срубила бонусные три балла за то, что оперативно включилась в игру и на первом же уроке изобразила обморок от нехватки кислорода, то есть Кислорода. У Азота был дополнительный балл за историю с самым нестабильным веществом в мире, Азидоазидом Азидом. А все его пропуски до сегодняшнего дня мама прикрывала «уважительными причинами».
Но два нуля за день…
– Смотри, у Кислорода из-за пропусков еще меньше.
У Кислорода навалом пропусков. Всю ту неделю он фактически прогулял. Но пока что его «минусовки» за пропуски отмечены серым, то есть под вопросом. Если он принесет «уважухи»…
– Не принесет он, столько заявлений от родителей не принимаются, ты что! – говорит Маша. – Его тоже сто процентов отчислят.
Да, вот это «тоже» было лишнее. Азоту, то есть Максу Аладьину, плевать на то, кого еще отчислят, а на Кислорода ему дважды плевать, и даже вообще не плевать, поскольку слюней на этого урода тратить не хочется.
Все это Азот выдает Маше, как есть, прямым текстом.
– Это кто урод, я?
Господи, откуда он взялся? В кустах сидел, что ли? Маша поняла, что сейчас будет драка. Потому что Кислород – красавец и хулиган, немного похож на Есенина. Он не качок, но от природы атлетического сложения, к тому же на год старше остальных. Азот, то есть Максим, рядом с ним выглядит жалким хлюпендриком.
– Ты первый, кто назвал меня уродом, с чем тебя и поздравляю! Какое-никакое, а достижение, – довольно миролюбиво и даже несколько равнодушно заметил Кислород, усаживаясь на карусельку, вмонтированную неподалеку от скамейки Азота и Маши.
Макс открыл рот, но Кислород опередил его:
– Нет, и с моральной точки зрения я тоже не. Не урод. Это факт. Так что если у тебя праблы и ты на вылете из-за двух нулей, – видит Лавуазье я ни при чем.
– А почему Лавуазье? – удивилась Маша.
– Так он меня открыл! То есть формально другие химики открыли, но он первым догадался, кто я. И вообще классный чувак был, хоть и жил еще до Пушкина… Йу-ху! – Кислород сделал оборот на карусельке, смешно поджав ноги.
«Кроссы на Кислороде зачетные!» – отметила Маша, а вслух сказала:
– Ты еще раньше вылетишь за пропуски. Такого второго прогульщика во всей школе не найти!
- Золото, такое Золото
Мама позвонила в тот момент, когда солнце скрылось за тучкой, а Кислород заявил, что ни одного дня не прогулял, поскольку у него есть справки от врачей на все пропущенные дни.
– Не верю ни разу! – скривилась Маша и поднесла мобилку к уху. – Да, мам!
– Я тебе тоже не очень верю, дорогая моя! – заметила мама. – Ты где? С тобой все в порядке?
Ой, как будто мама не знает, где Маша! Машин смарт оформлен на маму, и местоположение можно определить с точностью до метра. Конечно, если улететь на Марс или погрузиться на дно морское, или раскокать телефон в хлам, то нет.
– Со мной все в порядке! И даже лучше! – радостно сообщила Маша. – Меня снимали для телевидения, сначала в школе, а потом на улице, а когда будет БОБ, я буду его торжественно открывать, поскольку являюсь единственным человеком в школе! Единственным живым человеком! Так что мне нужно срочно искать бальное платье и учить вальс!
– Прекрасно! – сухо заметила мама. – Но пять минут назад мне звонила Светлана Евгеньевна. И сообщила, что ты сбежала от телевизионщиков и не явилась на последний урок. Так что у тебя минус один балл и минус одна игра в воскресенье.
– Минус виртуальный квест?! – заорала Маша. – Мы же месяц собирались! Ма-а-ам!!!
– Ага. Ты домой собираешься? У тебя сольфеджио через час.
– Через два.
– Через полтора.
– Ладно, скоро буду.
Умение портить настроение – встроенная опция всех мам. Она по умолчанию работает на полную катушку. Мало кто из мам ее отключает. Машина – уж точно нет.
Прошлое решает стать настоящим.
Маша убирает телефон в карман и вспоминает о том, что ее рюкзак остался в классе. Придется возвращаться, а значит, и со Светланой Геньной разбираться.
Кислород демонстрирует одну из своих справок, у него их аж три. «Павелен Васильев, пол – м, дата рожде…»
– Приятно познакомиться, Па-ве-лен! – фыркает Макс.
– Можно просто Павел, Паша… Все равно после БОБа все вынырнем и перезнакомимся…
– Ну да, – грустно кивает Маша. – Совсем скоро.
– Ничем ты не болеешь, твои справки – подделка, – говорит Максим Кислороду-Павелену.
– Может, болею? – уклончиво отбрехивается тот.
– Оно по тебе и видно, воспаление хитрости, классика.
– Может, мне операцию делать будут?
– На мозгах.
– А если на сердце?
Пашка молчит. Селедка молчит. Макс молчит. У всей троицы настроение ниже плинтуса. «У него точно справки паленые, потому и скис! – думает Маша о Паше. – Скорее всего, их обоих вытурят после первой же четверти…»
Ситуацию исправляет Золото. Золоту не разрешают ходить одной, ее почти всегда сопровождает дедушка. Вот и сейчас они появляются вдвоем, и у дедушки в руках… Машин рюкзак!
– Держи! – говорит Золото, передавая рюкзак Селедочкиной. – Я решила спасти тебя от выяснения отношений со Светлячком. Она там на рогах. Говорит, мол, от кого-кого, но от Селедки не ожидала. И всякое такое. Ай, проехали!
Дед деликатно отходит в сторонку. И даже за пределы детской площадки. У него дурная привычка, он играет «три в ряд». А это лучше делать подальше и понезаметнее, поскольку несолидно и плохой пример внукам. Внукам, вообще говоря, плевать. Внуки, вообще говоря, сами во все это иногда играют. Внуки, вообще говоря, люди нового формата и не считают, что следует стесняться таких штук, даже если ты кандидат наук. Но дедушку Золота уже не переделать.
– Берешь или нет?
– Ссс… Спасибо! – Маша поражена, ведь они с Золотом не подружки, не приятели, никто.
– Не то чтобы я такая заботливая, мне Светлячок сама предложила. Раз уж мы в соседних домах живем… – Золото делает паузу и продолжает: – Да ты меня и не могла видеть, не кругли глаза. Мы в августе там квартирку прикупили, и только в прошлые выхи переехали. И не думай, я бы не взялась тяжесть тащить, если бы не дедуль… Кому чипсы?
Золото достает из своей сумочки цилиндрическую упаковку. У Золота не школьная сумка и не дамская, а что-то среднее, такое, что и модное, и не слишком выделяется. Машин легкомысленный кавайный рюкзак рядом с сумкой Золота выглядит слишком несерьезно.
Все начинают хрустеть чипсами. Грязные руки? Нет, не слышали!
– А почему вы не спрашиваете, какого черта я поперлась беседовать со Светлячком?
– И какого черта?
– Почему?
– Азотика спасать!
– Меня?!
– Ага. Ну не Пашку же, Пашку врачи должны спасать, у него с сердцем праблы, но они его точно спасут, сто процентов, он живучий, можно не переживать. Вэ-Пэ-Вэ-синдром штука серьезная, но не смертельная, мне мама рассказала, она в курсе. Тебя, Кислородина, даже с плохими баллами не исключат! А вот тебя, Азотик… Но! Итог моего разговора со Светлячком – твои нули стоят на сером фоне, значит…
– Значит, их можно исправить? – шепчет Макс, лихорадочно перепроверяя рейтинг. – Значит, их можно исправить… Золото, ты… Ты просто Золото!
Время ставит себя на паузу, замерзает, замораживается, переходит в бесконечное настоящее. И в этом бесконечном, тягучем, настаивающемся настоящем Маша Селедочкина понимает вдруг разом столько всего… Как прозревает.
Маша видит, как меняется в лице влюбленный в Золото Кислород-Павел. Как он окончательно перестает быть Кислородом, потому что Золото предпочла вот этого жалкого неудачника Азотика, потому что выдала его тайну, потому что ему правда будут… на сердце…
Маша видит, как меняется в лице не влюбленный в Золото Макс, не влюбленный ровно до этого момента, но ведь все на свете с чего-то начинается, правда? Маша вспоминает слова мамы о том, что дружба вполне может начаться с фломастеров. Значит, любовь вполне может стартовать с двух серых прямоугольников в электронном журнале.
И еще в бесконечно продолжающемся настоящем Маша видит, как едва заметно меняется в лице Золото. Как мельком она скользит взглядом по Пашке-Кислороду, как остается довольна и его реакцией, и реакцией Макса, как чувствует себя хозяйкой ситуации…
Машина интуиция подсказывает ей: Золото не остановится на достигнутом, она должна еще каким-либо способом укусить Машу, чтобы стать полной хозяйкой. Но что готовит Золото, неведомо и невычисляемо. Может, обойдется принесенным рюкзаком?
Усилием воли Маша сдвигает капризное время с места, и пусть она в силах сделать его прошлым, она хотя бы запускает его, настоящее в настоящем.
– Ладно, мне пора, меня дедушка ждет, – говорит Золото. – Пока, мальчики!
И она уходит.
«Маль-чи-ки! – злится Маша. – Мальчики! А меня в игнор? Ну-у-у, гадина!!!»
– Чипсы забыла! – кричит Золоту вслед Макс.
Но Золото не останавливается и не оборачивается, только вяло машет рукой в ответ, мол, оставьте себе.
- Макс и Маша
Жизнь продолжалась, никого пока не исключили, поэтому ребята решили так: опять Азот, опять Кислород, опять Ма… Ах, да, Маша и так Маша, никаких изменений. Про сердце Азот все-таки спросил, но Кислород подчеркнуто-беззаботно пожал плечами и ответил, что операция, вообще говоря, одно название. Обычное шунтирование, а не операция, полчаса на все про все, не стоит внимания. Прекрасный повод попропускать школу, и только. И поднялся:
– Ну, я пошел. До завтра.
– Давай.
Не успел он уйти, как Машина мама опять позвонила.
– Ррррр! …Да, мам!
– Ты где?
– На детской площадке.
– Маша! Если ты хочешь окончательно со мной поссориться, мы можем сделать это немедленно.
– Мама! Одному мальчику в нашем классе предстоит операция на сердце. Мы не просто сбежали, мы его успокаивали. Я не могла тебе сказать все прямо, потому что он сидел рядом. А сейчас он отошел и не слышит. И…
– О, Господи… – прошептала мама. – На сердце… Прости, я же не знала… Конечно, конечно, сидите, сколько понадобится… А я могу помочь чем-нибудь? А давайте, приходите все к нам, прямо сейчас бери всех и…
– Не, мам, он не пойдет. Мы тут посидим еще немножко… Ма, ты не сердись, но я на сольфеджио сегодня вряд ли успею и… Ой, все, он идет обратно. Целую, пока!
Время внезапно становится настоящим, и Маша отключается.
– Лихо ты! – восхищен Азот. – Сочиняешь прямо на ходу.
– Приходится…
Маша задирает голову и смотрит вверх, на голые ветви дерева. То, которое над ней, полностью облетело. Почти все деревья вокруг уже голышом, а вон те кусты еще нет. Надо будет сфоткать и узнать, как они называются, почему не сбрасывают листву. Тема следующего погружения пока неизвестна, но по школе ходят слухи, что это будет ботаника. Так что пригодится.
Маша смотрит вверх, и ей хочется плакать. Маша не может разобраться в себе и понять, кого ей больше жалко: больного и красивого Кислорода, лузера Азотика или саму себя. Маша не может разобраться в себе и понять, кого она больше любит: красивого и сильного Кислорода, влюбленного в Золото, или Азота, все-таки влюбленного в нее, а не в Золото, или саму себя. Маша смотрит вверх и видит, что фактура верха прорисована отлично, – так, что сразу ясно: эта реальность сделана мастерски, на совесть. Каждый пиксел, каждая молекула.
– Дождик начинается… – говорит Азот.
– Ага, – соглашается Маша. – Пора по домам. Тебе матику учить, завтра исправлять. И историю.
– История у нас только в среду, время есть. А математику я успею, там легко.
Маша смотрит вверх и не удерживается.
– Селедка, ты чего? – пугается Азот. – Ты чего? Плачешь?
Маша смотрит на идеально прорисованные фоны небес и шмукает.
– Тебе Кислорода жалко? – догадывается Азот. – Мне тоже. Но у него все норм будет… Ты его лю… Он тебе нра… Послушай, это простая операция – шунтирование. Хочешь, погуглим?
– Да не люблю я его, – Маша сглатывает слюну и вытирает глаз, левый. – При чем тут Кислород?
Азот в замешательстве.
– Тебя дома… Бьют?!
– Ты что? Нет, конечно.
Селедочкина продолжает смотреть на ветки, а Азот испытывает почти непреодолимое желание слизнуть с ее щеки слезинку и… Желание это такой силы, что Азот понимает: кажется, он становится взрослым. Теперь по его щеке тоже катится капля, только не из глаза, а с виска. Капля пота. С одной стороны, слизнуть – это фу-фу-фу, что за идиотизм? С другой – если тихонечко, если как в кино, да, как в том фильме… Азот не вполне понимает, что с ним происходит.
– Я плачу из-за того, что ничего не вернуть, как ни договаривайся,– признается Маша.
– Что-о-о? Что не вернуть?
– Игру. Сказку. Погружение. – Маша вытирает слезы и перестает, наконец, рассматривать дерево, теперь она изучает свои ногти. – Понимаешь, это ведь вначале была настоящая химическая сказка. А потом, ты – Макс, Кислород – Павелен какой-то…
– Павелен – как павлин, ужасное имя, о чем только родители думали! – быстро соглашается Макс-Азот.
– Да я не об этом, я о реальности! – досадливо перебивает его Маша. – Так ведь не может быть, чтобы…
– Чтобы что?
– Не знаю, как объяснить… Просто в самом начале было как будто на самом деле. Как? Как? …Я иногда думаю: а может, мы спим? Или мы в игре?
Макс молчит, поскольку всерьез над этим никогда раньше не задумывался.
– Самое обидное, что ничего никогда не вернуть. Детство тоже не вернуть, – Маша кивает в сторону карусельки и продолжает: – Я, когда маленькая была, любила на таких кататься, а около нашего дома была совсем другая площадка, куча горок, домики и ни одной карусельки. Я маму вечно в соседний двор тянула, говорила: «Пошли круть-круть!» Но она не понимала. Или делала вд, что не понимает. А сейчас вон – катайся, но уже всё.
– Почему всё? А ну-ка… – Макс вскакивает. – Гоу круть-круть!
Он хватает Селедочкину за руку, и вот они уже на карусельке.
– Держись крепче!
И-и-и… И такое начинается круть-круть!
– А-а-о-у-а-а!!!
– Держи-и-и-ись креп-че-е-е!!!
- Азот и Селедочкина
– Йо-а-о-у-а-а!!!
– Держи-и-и-ись кре-е-е…
Бум!
Вот вам и круть-круть. Селедочкина сидит на земле и держится левой рукой за правую, чуть выше локтя. А земля, между прочим, хоть и не земля, а специальное пружинящее покрытие, уже влажная от дождя. Дождик почти незаметный, каждая капля – не больше молекулы синтетического полистирола. И когда оно все успело намочиться?
– Ссс… Сломала? Вывихнула?
– Не-а. Кажется, родинку содрала. Больно.
– Давай посмотрим.
Маша осторожно стягивает куртку, пытается закатать рукав кофточки, но он слишком узкий. Снимает через голову, старается не задеть. Хорошо, что под кофтой есть топик.
– Фух, ничего страшного, не содрала.
– Почему ты ее не сведешь? Ты же приходила в салон.
– Да, но мы с мамой после того раза как-то… Отложили и забыли. То есть не забыли, но…
Маша не может признаться в своих страхах. Ведь страхи не на пустом месте. А вдруг вся рука отмерзнет, а вдруг что.
– Надо пойти, но времени нет.
– Так, давай я тебе ее прямо сейчас заморожу! Я умею!
– Макс, ты больной?!
– Я не Макс, я Азот. Я не больной, я газообразный. А могу стать жидким. Прямо сейчас. Ты мне веришь?
Селедочкина, конечно, не верит.
– Точно больной.
– Закрой глаза.
– Зачем?
– Человеку нельзя смотреть, как я становлюсь жидким.
– Ты псих.
– А ты бояка. Больно не будет, только холодно, и то в одной точке.
– Ты врун и тролль.
– А ты бояка.
– Не бояка!
– Тогда закрой глаза и посиди минуты три. И убедишься, что я на самом деле Азот. И что сказку твою химическую можно вернуть, никуда она не девалась.
Селедочкина напрягает извилины. Ее разводят, это точно. Зачем? Как? Ведь понятно, что ничего за эти три минуты не изменится.
– А-а-а!!! Я догадалась! Ты хочешь снять дурацкое видео, как я сижу под дождем в топике с закрытыми глазами, а ты рядом рожи в камеру корчишь?
Азот потрясен:
– Ты что, Селедочкина?! Нет.
Он достает свою мобилку и отдает Селедке. Теперь точно не снимет никакого видео.
– Ладно, верю, – говорит она. – У тебя есть ровно три минуты! А то я на этом ветру без всякого азота в сосульку превращусь.
И она зажмуривается.
– Я быстро! – говорит Азот. – Может, и трех минут не понадобится!
Машина кожа вся в цыпках. То ли от страха, то ли от холода.
- Картинки половинка пускается в полет
– Азот!
– Я!
– Водород!
– Тут!
– Кислород!
– На месте…
– Углерод!
– Я!
– Стоп! Стоп! – Хмурится Светлана Евгеньевна. – Ты не Углерод!
Маша оборачивается и понимает: да, это не Углерод. У Углерода радиус каждого атома совсем иной, и количество электронов на внешней оболочке иное, и прическа не такая. Углерод – брюнет, как графит в карандаше, а этот парень белобрысый.
Вода медленно испаряется.
Метан воняет одорантами.
Неон безучастно уставился в окно во все свои восемь электронов на внешней орбите.
– Ты кто? – строго спрашивает Светлана незнакомца. – Ты из какого класса? Ты вообще из нашей школы? И вообще, встань, пожалуйста, когда разговариваешь с учителем!
Белобрысый начинает подниматься, и его становится все больше и больше. Он очень странный. Но он точно из их школы, ведь только в их лицее учатся химические элементы и разные вещества.
Пока он вылезает из-за стола, настоящее становится прошлым, но не полностью, а локально, местами, пятнами, лакунами. В одном из этих пятен Маша слышит разговор Магния, Кальция и Стронция, произошедший неделю назад.
– …А еще из наших, из щелочноземельных, – сказал тогда и говорит в пятне сейчас Магний, – есть какой-то субчик по имени Унбинилий, но его никто никогда не видел, и многие о таком даже и не слышали.
– Я лично про него не слышал, – признался тогда и продолжает признаваться Кальций.
А Стронций кивал и кивает, балансируя на самом краю пятна-воспоминания:
– Я слышал! То ли родители вынуждены содержать его в особых условиях, то ли этого Унбинилия вообще пока не существует. Он точно щелочноземельный. Его должны были зачислить в наш класс. Но в списке Светланы Евгеньевны он не значится.
Маша моргает, закрывая воспоминание и возвращаясь в настоящее. А в настоящем новенького пытаются растворить сестрой Азота, той самой, трехцветной Азотной Кислотой из шестого «а». Этого нельзя допустить!
– Это Убили! Убили! – кричит Маша. – Убинили… Унн-би-нили… Унбинилий!
Маша мечется, но ее никто не слушает.
Вода испаряется.
Метан воняет.
Неон с Аргоном бездействуют.
Дверь в класс открывается, и на пороге…
– О, Господи, Маша! Кого убили? Что с тобой? Дочка!!!
Мама вбегает в комнату Маши, включает свет. Мама не видит прошлого. Мама видит только настоящее, но и то не полностью, а как бы наполовину.
Дверь открывается, и на пороге должен появиться директор, но это не директор, а полимер Политетрафторэтилен по кличке Тефлон. Он вползает в класс бесконечной бледно-зеленой гусеницей, он извивается и ухмыляется – неизвестно чем, поскольку у него нет лица.
Маше страшно.
Маша даже в бреду помнит, что Тефлон ничем не остановить. По своей химической стойкости он превосходит все известные синтетические материалы и благородные металлы.
Золото бледнеет.
Серебро темнеет.
Метан воняет.
– Уйди, уйди! Уйди, Тефлон! – умоляет Маша.
– Артур! – кричит мама, – Артур, звони в скорую, у ребенка жар!
Мама не собирается уходить, она видит часть настоящего и думает, что Маша просит ее уйти и принести ей телефон.
– Арту-у-ур!!!
Папа уже тут.
– Уйййй…ди, Тефффф… лон!
Машу трясет. Маше раньше не верила в то, что можно умереть от страха.
– Назови мое полное имя, Селедка! – шипит Тефлон и тянется к Машиному лбу.
Но Маше не вспомнить слова «политетрафторэтилен».В одном из пятен прошлого она видит только страничку энциклопедии с информацией: «Не разрушается под влиянием щелочей, кислот и даже смеси азотной и соляной кислот».
Маша отбивается.
– Азот! – кричит Маша.
Но Азот не может ей помочь. Он не исправил два нуля, и его только что исключили и из школы, и из таблицы Менделеева.
– Кислород! – кричит Маша.
Но Кислород тоже не может помочь, ему завтра делают операцию на сердце, и два санитара выносят его в окно на каталке.
– Убили! – кричит Маша, понимая, что белобрысый Унбинилий – ее последняя надежда. – Унбили!
Папа вызывает скорую помощь.
Бабушка тоже уже давно тут. С мокрым полотенцем, смоченным в воде и уксусе.
– Уксус – верное, старое средство сбить температуру, – говорит-приговаривает бабушка. – Главное, чтобы уксус был слабенький, столовый, водой разведенный… Глазки беречь… Обернуть лодыжки и запястья… Вот так…
Бабушка бережно оборачивает щиколотки внучки мокрой марлей.
– Светлячок… – с нежностью шепчет Маша.
Светлячок, Светлана Евгеньевна пришла и отгоняет зеленую гусеницу от Машиных ног. Она протирает гусеницу тряпкой и та блекнет, тухнет, гаснет.
– Гаснет… — комментирует Маша.
– Свет, свет, светлячок! – соглашается бабушка, продолжая колдовать с марлями. – Все-таки Лев Рубинштейн был гений.
– Почему? – не понимает Машина мама.
И бабушка цитирует, тягуче-тревожно, устало-умиротворенно:
– А вы послушайте… «Вот свет повсюду га-а-снет, но виден его след. Нет ничего ужа-а-сней, прекрасней тоже нет. Слюною кисло-сладкой подушку окропи. Вот коврик над кроваткой срывается с цепи. Вот медленная свинка колышется, поет. Картинки половинка пускается в полет. Другая половинка то тлеет, то горит. И Африка, и свинка, и доктор Айболит. И свет повсюду тухнет. И в горле ватный ком. И радио на кухне… О чем-то о таком…»
– А-а-а, стихи о ребенке, который болеет свинкой, – догадывается-вспоминает мама. – А «картинки половинка в полет» – это они страницу книги переворачивают, наверное… Господи, неужели у Маши свинка? Нет, нет!
А никто и не говорит, что у Маши свинка.
Скорая пока не приехала. Хотя чего там, и пяти минут еще не прошло.
Сейчас приедет.
Маме плохо. Маме страшно. Маша ее единственная дочка, ее жизнь, ее всё. Две косички, три веснушки… Может, не надо уксусом?
– Надо, – убеждена бабушка. – Теперь протереть тихонько руки…
– Осторожно, у нее там родинка. То есть папиллома.
Бабушка, конечно, очень осторожна. У нее опыт. У нее «лихие девяностые» за спиной, там, меж лопатками, где могли бы быть крылья.
– Ой… Артур! Настя! Где ваши глаза, какие же вы родители?! Смотрите, что у девочки с родинкой!!!
- Азот онлайн
Мама бежит смотреть, что с родинкой. Смотрит. И падает в обморок. Так что подоспевшие врачи со скорой в первую очередь бросаются к маме.
Спустя пару часов, в середине ночи, всё устаканивается, все утихомириваются. Маша спит. Бабушка спит в кресле (в детской). Участковый врач вызван.
Артур и Настя – мама и папа – сидят на кухне.
Папа пьет кофе.
– Зачем она отправилась прижигать азотом в салон, когда мы с ней договорились, что поедем в пятницу в поликлинику и сведем лазером? – не понимает мама. – Зачем она гуляла под дождем без куртки и даже без кофты?
Папа пьет кофе, дождь стучит по карнизу.
– А к чему была эта ложь про то, что они успокаивали Павелена? А пропущенное сольфеджио? И еще, еще… Вдруг свинка? Вдруг будут осложнения?
Дождь стучит по карнизу.
Папа пьет кофе.
– Давай заберем ее из этой школы!
Папа пьет. Дождь стучит.
– Я завтра напишу заявление, раз ты тоже не против, – решает мама, надо ведь что-то делать!
– Я не за и не против. Я считаю, что не стоит пороть горячку, потому что…
– Потому что у ребенка у-же-е горячка! В самом прямом смысле! Может, свинка, может, коклюш! А может, может… – Это слово маме страшно произнести, и она его не произносит, оно само вылетает: – Онкология!!!
Папа и дождь оторопевают и перестают пить и стучать.
– Настя, ты сумасшедшая?! Что ты говоришь? Что за бред? У тебя что, паническая атака? Так вот отчего ты в обморок грохн… упала.
Многие мамы накручивают трагизм на пустом месте, это вторая опция, встроенная в них по умолчанию. Если у ребенка жар – значит, коклюш, корь, свинка, холера и чума. Папиллома волдырем вспухла от жидкого азота – рак, проказа, гангрена. Ах, еще и аллергия вокруг, покраснела кожа – ну все, саркома в последней стадии. Пошел на новый кружок, гуляешь в новой компании – ужас, его заманили в секту! Разговаривает со случайным прохожим – о, нет, это же маньяк! Получил четверку – все, покатился по наклонной, сейчас пойдут тройки, двойки, сигареты, водка, наркотики. …Как только мамы массово выживают с этой опцией?
– Настя, у девочки простуда. У нее ведь и раньше высокая температура бывала. Особенность реакции организма.
– Но не до галлюцинаций же! Такое впервые!
– Так она младше была, мы внимательней следили, вовремя замечали, сразу принимали меры.
– А рука вся опухшая, это тоже бывало?
– Это азот. У меня такое впечатление, что прижигала ей эту папиллому какая-нибудь неопытная практикантка. Но тоже ничего страшного, не рак никакой. Максимум – останется небольшое белое пятнышко, рубец.
– С твоей точки зрения, уродливый рубец у юной девушки – это «ничего страшного»? И ты можешь вот так спокойно пить кофе и всерьез говорить мне, что…
– Так не на лбу же рубец!
– Еще не хватало, чтобы на лбу!
– Да не останется ни следа!
– Откуда ты знаешь?
Следующие полчаса они ищут в сети подробности о всевозможных последствиях. Папа не перестает пить кофе. Мама не перестает недоумевать и удивляться его спокойствию. Дождь просто не перестает.
Куда столько воды с небес? К чему третья чашка кофе среди ночи? Что толку стенать на тему «зачем она одна пошла в этот клятый салон»?
– А может, она и не ходила никуда, – предполагает папа. – Может, это ее дружок услужил, он же Азот!
Мама отмахивается. Она верит, что после четверки неизбежно пойдут тройки с двойками, а следом водка. Она боится чумы и свинки. Она допускает, что каждый, абсолютно каждый мужчина может быть маньяком и грабителем. Но в то, что Машин одноклассник может быть одновременно и человеком, и химическим элементом? Никогда!
– Давай посмотрим его страничку, – говорит папа.
Папа в друзьях у Маши, Маша в друзьях у Азота, а Азот онлайн. Такая вот сказка «Репка».
«Здравствуйте, я отец вашей одноклассницы Маши Селедочкиной. Маша заболела и завтра в школу не придет».
Минута. Две. Дождь. Азот не отвечает.
– А на что ты рассчитывал? – пфыкает мама. – Вот в какой школе теперь наша дочь! Ученики играют в игры сутками, родители спят.
«У Маши была очень высокая температура, пришлось вызывать скорую помощь. Кроме того меня волнует один вопрос, на который, возможно, вы знаете ответ. У Маши волдырь и воспаление на руке…»
Минута. Дождь.
– Да играет он, ясное дело.
– Может, просто не вышел с сайта.
«Здравствуйте! Надеюсь, с Машей ничего серьезного! Мы ничего плохого не делали, мы просто сводили ее паппилому жидким мной. То есть Азотом!»
– Ничего плохого?! Он даже не знает, что папиллома пишется с одним «п» и двумя «л»! Все просто, проще некуда, ага! А у нас дочь погибает! Поколение самоуверенных недоучек!
– Настя, я тебя умоляю.
«Вы ходили в салон красоты?»
«Не! Мы на детской площадке были. Катались на карусели. А потом она ударилась родинкой, и ей было больно, а я говорю: зачем ты не удалишь ее? А она: времени нет. А я говорю: давай раз я Азот, то могу же стать жидким. И вот…»
«Что – и вот?»
«Ну я как бы стал жидким… И вот!»
Мама и папа в шоке. Мама и папа не отвечают.
Время замерло.
Дождь завис.
«Жидкий азот имеет очень низкую температуру…» – пишет папа.
«Да-а-а!!!» – отвечает Азот. И смайлик привешивает.
«Вы сидели на детской площадке, и хотя уже холодная осень, но…»
«Так у меня в термосе с собой было!!!»
Мама готова второй раз упасть в обморок:
– Они еще и пили алкоголь!!! Что у него было с собой в термосе???
«Жидкий азот можно переносить с собой в термосе, только термос должен быть хорошего качества, а в пробке надо сделать небольшую дырочку, а то разорвет капсулу!»
– Боже, лучше бы они пили! – мама бледнеет и точно сейчас упадет. – Их могло разорвать!!!
«Вы только меня не выдавайте, пожалуйста, потому что детям же нельзя с таким все возитца а родители за нас рассписки давали перед погружением, а сестра, которая у меня в салоне работает и мне азот наливает, она ее тоже уволят. А я только хотел Маше помочь! Как она сейчас жива?»
– Я готова его убить!!! – шипит мама. – Ну-ка, пусти меня к клавиатуре!
– Настя, не надо!
Поздно. Третья встроенная опция мам – иногда их не остановить.
«Здравствуй, Максим! Это уже Машина мама. Маша жива, сейчас спит, но ей было очень плохо. Утром я обязательно свяжусь с твоими родителями, поскольку они должны быть в курсе того, чем занимаются их дети. Как вам с сестрой могло прийти в голову баловаться такими опасными вещами?! Допустим, ты еще ребенок, но она – совершеннолетняя!»
«Ну я виноват, да. Но я же только помочь хотел и еще сказка чтобы вернулась!»
«Максим! Прежде, чем помогать другим, помоги себе! Займись учебой, а не глупостями. Ты даже пишешь с кучей ошибок. «Возитца», «рассписки», «паппилома»… Не говоря уже о знаках препинания!»
«Да, да, я буду заниматься, я знаю, что у меня с русским так себе. Ну вы хотя бы про сестру маме не говорите!»
- Гарпун Селедочкиной
Мама Маши Селедочкиной учит английский. Мама выписывает в тетрадку фразы, которые ей могут пригодиться в общении, и зазубривает их. И ей уже удается произносить «Oh, no!» точно копируя влогера Джастина. Сейчас мама выбирает Маше прическу на английском. То есть прическа, конечно, ни на каком, просто фотография. Но описания, сайт – все это американское.
Маше сейчас не до прически. Но не потому, что она все еще болеет, а потому, что у нее есть дело поважнее. Маша разбирает коробки со своими детскими игрушками, которые ей больше не понадобятся. Она хотела просто все выбросить, но бабушка предложила вариант получше: разобрать, отправить на свалку то, что сломано, а остальное аккуратно сложить, отвезти на дачу и сохранить для истории. Для Машиных детей, бабушкиных правнуков. Маша вообще-то не собирается никогда заводить детей, потому что… Потому что! Она давно и твердо решила: будет чайлдфри. Но ведь с этим делом как бывает: ты планируешь одно, а (если твоя жизнь не реал-реал, а реал-игра, например) выбор за тебя сделает программа. И нате, приехали. Вот на такой всякий случай игрушки на чердаке вполне могут пригодиться.
Короче говоря, с утра, по факту: мама перебирает прически, Маша – игрушки.
С куклами все просто, но долго. Их надо сберечь всех до единой, поскольку жалко, а недостающие руки-ноги будущие бабушкины правнуки легко распечатают на 3d-принтере. Но каждую куклу, прежде чем уложить в анабиоз, следует причесать и принарядить. А это дело не на полчаса.
С конструкторами и настолками тоже просто и долго. Каждую коробку полагается открыть. Проверить, все ли карточки и детали на месте. А то как бабушкиным правнукам в них играть потом?
Хуже всего с отдельными игрушками, которых полно. Вот, например, прекрасный гарпуномёт. Он целехонький, но сами гарпуны с присосками почти все растерялись. Остался один нормальный и второй без присоски. Что делать, хранить для потомков или потомки пальцем у виска покрутят?
Маша решает не сохранять, а сейчас немножко в него поиграть, а потом выбросить. Те более что играть больше нечем, ее, по случаю болезни, отгоняют и от компа, и от смартфона тем более.
– Маша, как тебе this?
Маша смотрит:
– Слишком детская!
Разделочная доска в прицеле… Пли!
– Дзиньк!
– Маша!!!
– Да ладно, ничего же не разбилось.
Гарпун прочно присосался к бокалу. «Отлично работает, не буду пока выбрасывать!» – решает Маша.
– And this one?
– Слишком старомодная.
– Дзиньк!
– Маша!!!
– Не паникуй, опять ничего не разбилось.
– Хорошо, а вот эта? Окей?
Маша смотрит. Эта прическа хуже всех предыдущих в триста тридцать раз.
– Окей, окей, перфект, сделаем эту!
Все равно до БОБа еще триста двадцать девять раз все изменится.
– Дзиньк!
– Так, с меня хватит! Иди отсюда, пока всю посуду не переколошматила!
Время на секундочку замирает, раздумывая: не стать ли прошлым.
Не становится.
Маша идет к папе и дедушке. Папы нет, он сегодня на работе. Дедушки тоже нет, он давно – вишня.
Пока идет, ведет пальцем по корешкам книг. Она всегда так делает, сколько себя помнит. Пять выцветших томов «Биологии клетки», три серых тома «Биохимии», цветной забор всего подряд, двухтомник «Квантовой хромодинамики», толстые, никому не нужные словари…
Библиотеку эту начал собирать еще ее прадедушка. Для истории, для потомков, для Маши.
А Маше она, наверное, не нужна. Потому что у нее есть интернет, и прадедушка не мог этого предвидеть.
Наверное, с ящиками игрушек будет та же ерунда. Никто в будущем не будет стрелять присосками.
А среди словарей – «Слепое счастье».
А может, потомки будут играть присосками?
Время пытается стать будущим, но у него не получается.
В папино-дедушкином кабинете посуды нет, но есть множество статуэток и других изящных вещичек.
– Внимание, внимание! Объявляется гарпунная опасность! – предупреждает их Маша. – Всем хрупким срочно эвакуироваться!
Несознательные хрупкие не сдвигаются с мест, не реагируют, словно не слышат. Хм. Кто б сомневался…
– Ладно, стойте, что с вами поделать? Буду стрелять в магнитную доску! – вздыхает Маша.
На доске все еще видны следы вариантов. Что есть наша жизнь? Сон, личная шиза, игра, книга, мультик, грубая материальная реальность… Что есть наша жизнь?
Папа прошелся по всему этому бритвой, бритвой Оккама, а мама – мечом, пылающим мечом Ньютона. А Маша…
Маша целится в жизнь гарпуном.
– Это будет Гарпун Селедочкиной! – решает Маша. – В какой вариант угодит присоска, то у нас и есть на самом деле!
Самый верный способ. Потому что других способов нет, доказать все равно ничего невозможно.
Попадает в полустертое «герои книги».
– Ха-ха! Значит, сегодня я – герой чьей-то книги, – говорит Маша. – Ну и ладно. Кстати, надо дописать еще один вариант: жизнь – это болезнь, галлюцинации при высокой температуре.
Она дописывает: «болезнь».
Отлепляет гарпун. Теперь его точно надо сохранить, теперь это не просто игрушка – это реликвия!
– Ма-а-ам! Мне срочно нужна красивая коробочка, а лучше небольшой сейф!
- Магний, Бериллий и… как же все запутано!
Прошло полторы недели.
Маша поправилась. Она решила больше не носить шортики под юбкой. Во-первых, ей не нравится бабушкино слово «оконфузиться». Во-вторых, это еще больший будет конфуз, если юбка задерется, а под ней – шорты! Есть и еще изменения. Маша больше не боится гусениц. Если Тефлон подползет к ней на БОБе, она даже не вздрогнет! А вот что касается времени… Тут никаких подвижек. Сейчас оно – прошлое.
– Азот!
– Я!
Его никто пока не исключил, хотя за нарушение школьных правил могли. В рейтинговой таблице Максим Аладьин по-прежнему телепался в хвостовой части. С Машей они теперь почти не разговаривали. Он ей звонил, писал, просил прощения. Она уверяла: все в порядке, извиняться не за что. Он спрашивал, как рука. Она успокаивала: нормально. Он пытался поговорить о другом. Она отвечала, но кратко и словно из вежливости. Он думал, что у нее остался шрам на всю жизнь и что она его никогда не простит. А у нее в голове крутились на детской осенней карусельке мамины слова: «Как ты могла начать раздеваться потому, что тебе так сказал одноклассник?! Как ты могла? Хоть родинка, хоть не родинка, хоть что! Даже если бы ты руку сломала! Как! Тебе! Это! Могло прийти в голову!!!» Слова крутились, мамино заплаканное, отчаявшееся лицо, висело в ветвях облетевшего дерева, отдельно от слов и прямо над ними. Маше было стыдно, неприятно, неуютно. Ей не хотелось общаться с Азотом, хотя она его ни в чем, ни в чем не обвиняла.
– Водород!
– Тут!
Вот кто молодец, так это Миша Белецкий. Пока Селедочкина болела, он успел слетать в Венгрию и принять участие еще в одном международном шахматном турнире. А число его подписчиков в Инстаграме возросло почти на сотню. Он не возглавляет общую рейтинговую таблицу, но входит в десятку лидеров. Это успех-успех, ведь рейтинг общий, на три больших класса.
– Кислород!
– На месте…
Он тоже молодец. Пропуски Павелена все до единого оказались уважительными. Шунтирование решили отложить до следующего года, а пока наблюдать. По баллам он в середине, если не лажать, можно не волноваться. А с чего Пашке лажать? Он герой, раскисать не привык и не будет. У него большие и очень конкретные планы на будущее. А на БОБе, на открытии, они с Селедкой – Кислород и Девочка – вальс танцуют, вот!
В какой момент время стало настоящим? Маша не заметила… Раньше она почти всегда замечала. Но после болезни все немного изменилось.
– Углерод!
– Я!
Маша плохо помнит Святослава Волкова по дошкольному детству, хотя его бабушку Наташу помнит отлично. Святик странный. Он вроде умный, вроде общительный, вроде как все. Но Маше кажется, он – странный и особенный. Может быть, он, когда вырастет, откроет что-то этакое. За что дают нобелевки. Теперь, когда окончательно выяснилось, что у нее и с Кислородом всё, и с Азотом всё, Маша ловит себя на том, что чаще думает об этом… Углероде.
– Сегодня Магний и Бериллий подготовили для нас что-то интересное, – объявляет Светлана Евгеньевна. – Прошу!
Маша знает, что Магний, то есть Айдар Тугулов, один из кандидатов на исключение. Он не то, чтобы глупее других и не то, чтобы ленивее. Вовсе нет! Но как-то так получается, что он то не выучил, то ошибок наделал, то в тесте ответы не туда вписал. Бонусных баллов у него почти нет, а зато пропуски-«неуважухи» имеются. И тоже по глупости. Ладно бы дома сидел, потом можно упросить родителей подписать. А то смоется с физры и пойдет тусоваться на третий этаж, туда, где готовят стенды к химической конференции. Туда, где ты на виду, где полно учителей.
Бериллий, кстати, не парень, а девушка. Женя Новак. Еще одна кандидатка на вылет. Тоже пропускает, тоже может не выучить, тоже неглупая, тоже дерзкая.
– У-у-у, это же просто презентация! – разочарованно басит Йод.
Маша силится вспомнить, как его зовут на самом деле.
– Ну и что, что презентация? – вполголоса возражает Сера. – Не мешай!
Маше кажется, что тихая Сера-Полина мечтает подружиться с оторвой Бериллием-Женькой. С одной стороны, Маша понимает, почему они не дружат: чтобы Сера с Бериллием подружилась, требуется температура в тысячу градусов Цельсия, и даже больше. Но это если в химической сказке, которая есть, но которую уже не вернуть. А в обычной скучной жизни, то есть с другой стороны, Полина-Сера не нужна Женьке-Бериллию.
Женька и Айдар начинают.
– Речь пойдет о телепортации! – заявляет Айдар.
– У-а-у!!! – воодушевленно восклицает класс.
– Телепортировать будем логический вентиль! – продолжает Женька. – С одного иона меня на другой ион меня!
На первом кадре презентации нарисован логический вентиль. У него рожица, рожки и ножки. Также тут два иона бериллия, и в центре каждого – фотографии Женьки. Слов никаких нет.
«Интересно, как они обыграют телепортацию?» – думает Маша. Полкласса думает об этом же.
На втором кадре картинок нет, есть фотография какого-то здания и много текста. «Команда ученых из Национального института стандартов и технологий США телепортировала логический вентиль между двумя кубитами иона бериллия, расположенными на расстоянии свыше 340 микрометров в отдельных зонах ионной ловушки!»
Третий кадр. На нем непонятные схемы со стрелочками, непонятные слова «кубит» и «суперпозиция». Маша пытается вникнуть.
Но не судьба. Сидящая сзади Вода Валя передает ей тычок в спину и записку:
– Селедка, держи! От кого бы это?
Звучит издевательски, и кэп абсолютный. В их классе только один человек пишет записки на бумаге: это Азот-Макс.
Маша разворачивает. «Я знаю точный ответ на вопрос Что Такое Жизнь! Никаких гарпунов не надо! На перемене скажу!!!»
Маша закусывает губу: зря она выкладывала фото Гарпуна Селедочкиной. Думала, будет прикольно, многие вроде лайкнули, но… Теперь не отцепятся, будут троллить. Или просто приставать…
Четвертый кадр презентации. Он попроще: стрелочки и цифры. Цифры только 1 и 0. Маша уже не улавливает суть, но вроде как этот «логический вентиль» может телепортировать эти цифры то ли друг в друга, то ли в самих себя. Селедочкина пытается сосредоточиться, но объяснение она прослушала, а по картинке смысла не разобрать, стрелочки слишком запутались.
Вода Валя передает ей еще один тычок в спину и новую записку:
– Селедка, держи еще!
Маша разворачивает. «Селедочкина, давай дружить всегда! Я больше не буду становиться жидким, обещаю! Азот».
Пятый кадр. Много текста. «В основе данного процесса телепортации лежала запутанность, которая связывает квантовые свойства частиц. В качестве «гонцов» между ионами бериллия использовались ионы магния».
Маше уже не до презентации. Она сама запуталась, хлеще этих логических вентилей. Она сличает своих двух «гонцов» – две записки. Они на разной бумаге. Они – разными ручками. Они – разными почерками. Зачем это Азоту было делать?!
Шестой кадр презентации. Немного текста и два смайлика – веселый и грустный. Текст такой: «Ученые обнаружили, что процесс запутывает ионы магния с вероятностью успеха 95%. Вероятность успеха всей операции заметно ниже…»
На перемене Маша берет записки и подходит к Азоту, который уже успел вылететь-испариться в коридор.
– Давай дружить всегда! – говорит Маша. – Я что, против? Мы вроде и так уже дружим. Не ссорились.
Азот растягивается в улыбке:
– Фу-у-ух! Ну да, не ссорились, но я подумал… Ты как-то… То есть раньше мы болтали часами, а как ты заболела, так… Да–нет, привет–пока… Точно все в порядке?
– Точно, точно!
Маша пытается прогнать с карусельки мамины слова о том, что…
– А можно, я тогда на БОБе тебя после Кислорода на вальс приглашу? Там все расписано уже, но когда составляли пары, я не умел танцевать, а сейчас во, смотри! Раз-два-три, раз-два-три, ути, кря-кря!
Азот танцует, Маша смеется, аж за живот держится от смеха:
– Какие еще «ути кря-кря»?
– Из старого мульта, про Мюнхгаузена! – кричит Азот. – Давай в паре попробуем!
Он хватает Селедочкину, и они кружат, налетая на всех и наступая всем на ноги.
– Раз-два-три, раз-два-три, ути, цып-цып!
– Цып-цып-то откуда? – Маша смеется, не может остановиться.
– Эй, вы, полегче!
– Чеканутые…
В конце концов они останавливаются.
– Ну что, нормально я вальсирую?
– Отлично! Теперь говори, что такое жизнь!
– Эмм???
– Ну, ты же в первой записке другой ручкой написал, что знаешь точный ответ, скажешь на перемене.
Азот растерян.
– Я только одну записку тебе писал…
Маша показывает ему записку про жизнь и про то, что гарпун не нужен. Но уже понимает, что это и вправду писал кто-то другой. Водород Миша? Углерод Святик? Йод… как его зовут на самом деле?
Вокруг них полным-полно всевозможных элементов – вся таблица Менделеева. И веществ разных навалом. И кто писал – уже не узнать.
И про жизнь уже тоже правды не узнать.
Это, конечно, обидно.
Но у нее зато есть Азот.
И Гарпун.
Так что…
- В ожидании геометрии
БОБ позади.
Магнитная доска оттерта. Папе вечером проводить скайп-семинар, она будет нужна. Гарпун Селедочкиной пока что торчит посреди белоснежной пустыни. Но его надо будет убрать.
Вчера ночью выпал снег – и лег. Первый снег обычно не лежит, и этот, наверное, к последнему уроку растает.
Маша Селедочкина – две косички, три веснушки – сидит на первой парте, чертит механически снежинки в блокноте.
– Аладьин Максим!
– Я!
– Белецкий Михаил!
– Тут.
– Васильев Павелен!
– На месте…
– Волков Святослав!
– Я.
До каникул еще далеко. Еще никого не исключили. И уже известна тема следующего погружения – «геометрия».
Все финалисты: Короткий список
Если честно, при чтении у меня возникли проблемы.
Я никак не мог представить, как может выглядеть Азот, Кислород, Метан и другие «ученики» класса, в котором учится главная героиня Маша Селёдочкина. Я учусь в 6 классе и химии у нас пока нет, большая часть химических названий мне вообще не знакома. Читаешь, а действие и герои представляются с какими-то пустотами и пробелами. Одним словом – взрыв мозга! 
Но, я всегда стараюсь дочитывать книги и мой принцип меня не подвёл и в этот раз. Книга оказалась – супер! В ней, как в детективе, ничего не понятно, а концовка неожиданная и гениальная! Такого поворота я не предполагал. Вот бы нам таких учителей с такой выдумкой. Не хочу писать в чём суть книги… пусть другие тоже помучаются. 
А мне понравилось. Спасибо.
Ая Эн- первый в моей жизни автор, которому удалось поставить меня в тупик. Прочитав «Мутангелы.Уровень Пи», я впервые не смогла предсказать, что же будет дальше. И это было потрясающее ощущение. Полный взрыв мозга. «Азот и Селедочкина», конечно, гораздо проще и понятнее, но и по-хулигански веселее. Тот, кто когда-нибудь был в летних образовательных лагерях, меня поймет. Там тоже очень часто практикуется погружение в предмет,а в день Эратосфена даже и у математиков. «Азот и Селедочкина» чем-то отдаленно похожа на «Мир Софии» Юстейна Гордера, ну а «Начало», о котором упоминают герои, один из самых моих любимых фильмов. Отдельное спасибо за «бритву Оккама» и » пылающий меч Ньютона». Действительно интересные штуки и можно попробовать их поприменять.
Очень необычно. Читать было трудно, потому что я ещё не изучал химию, но очень занимательно. Теперь я точно уяснил что такое аналогия и погружение в предмет. Интересно, конечно, но как же хорошо, что у нас в школе всё проще. Хотя в остальном отношения очень похожие. Уже представляю, что же будет, когда герои книги начнут погружаться в геометрию, это мне хотя бы представить легче! Эту книгу я точно запомню!
Тут уже написали в комментах, что книга просто взрывает мозг, и я спешу присоединиться к ним! Абсолютно справедливое замечание! И это одновременно и хорошо, потому что захватывает и заставляет читать дальше. И в тоже время немного затрудняет чтение.
В начале я думала, что Маша действительно попала в волшебную школу химических элементов. Только потом стало понятно, что Маша просто большая фантазерка, и придумала себе такую игру, но я не очень поняла, где правда а где ее придумки. По-моему, там немного смешано, одно с другим. И из-за этого немного непонятно к концу, но все равно очень интересно, спасибо!