Время всегда хорошее

А. Жвалевский, Е. Пастернак

Синичка , 10 апреля 2018 года, утро

Я проснулась от радостного «ку-ку-ре-ку» и выключилабудильник на комике. Встала, побрела на кухню, по дороге включила комп. До первого урока еще час, вполне можно посмотретьчего за ночь на форуме написали.

Пока комп грузился, я успеланалить себе чашку чая и выслушать от мамы стандартное:

— Оля, куда ты пошла, поешь как человек за столом в кои-товеки.

— Ага, — буркнула я, стащила бутерброд и отправилась кмонитору.

Я полезла на форум школы. Как обычно, интернет ночью жилнасыщенной жизнью. Большой Обезьян опять разругался с Птицей. Долго ругались,до двух часов ночи. Вот везет людям, никто их спать не гонит.

— Оля, тебе выходить через полчаса, а ты еще в пижаме!

— Ну щас…

Я раздраженно оторвалась от компа и отправилась одеваться. Вшколу тащится страшно не хотелось, тем более, что первым уроком намечаласьконтрольная по математике. Эту контрольную еще не писал ни один класс, поэтомуна форуме задания еще на появились, а прошлогодние искать в архиве было лень.Потом физра, история и только один приличный урок – ОКГ. Да и то, чему нас тамучат! Печатать? Школьная программа не менялась уже лет десять! Ха! Да сейчаслюбой нормальный школьник текст быстрее наберет, чем проговорит.

Пока одевалась, я все равно дочитывала вчерашнюю форумскуюругню. И тут глаз вдруг зацепился за то, что в ящике, оказыватеся, есть личноесообщение. Я открыла и… сердце заколотилось часто-часто. От Ястреба…

Сообщение было коротеньким. «Привет! А у тебя парень есть?»,но у меня прям руки затряслись. Ястреб заходил на форум редко, но метко. Иногдакак напишет что-нибудь, как пошутит, так все и сбегаются читать. А однажды ондаже стихи свои написал. Ястреб был просто мечтой всех девчонок. В личке часто только и обсуждали, что Ястреб новенькогонапишет. А главное, никто-никто не знал, кто он на самом деле.

То, что Ястреб написал мне, Синичке, это было просто какгром среди ясного неба.

— Оля, ты в школу собираешься?

— Щас!

Ох, и зачем только куда-то уходить, если вот она, настоящаяжизнь. Сейчас бы сесть, спокойно придумать ответ, написать. А потом выведатьномер его аськи, а болтать, болтать ночами… я аж зажмурилась от счастья. Апотом взяла портфель и угрюмо поплелась к двери.

Витя, 10 апреля 1980 года, утро

Четвертая четверть — самая классная. До летних каникулоставалось совсем чуть-чуть, каких-то полтора месяца. А самое главное — доподведения годовых отметок. Я очень люблю апрель, а еще больше — конец мая. Ещепара контрольных, сбор дневников… и открываешь последнюю страницу, а там —твердые, заслуженные пятерки. И похвальный лист в нагрузку…

Нет, я не задаюсь, но приятно все-таки. Честно говоря, когдаменя вызвали к завучу, не сомневался, что услышу что-нибудь приятное. А когдавошел и увидел в кабинете старшую пионервожатую, то решил, что это приятноебудет связано с моей должностью в отряде. Может, в совет дружины введут? Былобы здорово!

Но угадал я только наполовину.

— Садись, Витя, — строго сказала Тамара Васильевна, нашзавуч по прозвищу «Васса», — у нас с Таней к тебе разговор как к председателюсовета отряда!

Я сел, автоматически подумав: «Перед "как" запятаяне нужна, потому что тут оно в значении "в качестве"».

Танечка и Васса смотрели на меня строго. Теперь было видно,что речь пойдет о каком-то важном, но не очень приятном деле. Возможно, овнеплановом сборе металлолома в честь открытия новой комсомольской стройки.

— Помнишь, Витя, — продолжила завуч, — Женя Архипов приносилв понедельник в школу кулич?

Я удивился. Какой-то неожиданный вопрос.

— Булку? — уточнил я.

— Кулич! — Танечка поправила меня таким противным голосом,что стало понятно, именно в этом куличе все и дело.

Я кивнул.

— Что ты киваешь? — вдруг зашипела Танечка. — Языка нет?

На вожатку это было не похоже. Обычно она со мной говорилаприветливо и даже уважительно. Не так, как со всеми остальными. Я торопливосказал:

— Я помню, как Архипов приносил булку… кулич!

— Танечка! Не надо на Витю кричать, — Васса стараласьговорить помягче, но у нее это плохо получалось.

Просто вместо обычного металла в голоса звучал… наверное,какой-нибудь мягкий металл. Свинец, например.

— Он же не виноват, — продолжила завуч.

Я вообще перестал что-нибудь соображать. В чем виноват? Чтомы эту булку… кулич ели не в столовой?

— Но это же вопиюще… — начала Танечка, но Васса не дала ей договорить.

— Виктор, — сказала она своим обычным командирским голосом,— расскажи нам, пожалуйста, как все было.

Я честно рассказал все. И как Женька притащил булку, каквсех угощал, как все ели. И даже Ирку Воронько угостил, хотя они перед этимпоругались. И меня угостил. Булка была вкусная, сладкая, только немногоподсохшая. Все.

— А о чем вы при этом говорили? — с угрозой спросилапионервожатая.

— Не помню, — откровенно признался я, подумав.

— Вы говорили о бабушке Архипова, — сообщила мне Васса.

— Да! Точно! — я обрадовался, что вспомнил нужное. — Онговорил, что она булку испекла!

Две пары глаз так и впились в меня.

— А зачем она испекла этот… эту булку, ты помнишь? — голосзавучихи звучал вкрадчиво.

Я вспомнил. Мне стало жарко. Теперь понятно, почему менявызвали.

— Нуууу… — начал я. — Просто так… Кажется…

— Вот! — обличающе подняла палецстаршая пионервожатая. — Вот тлетворное влияние! Витя! Ты же никогда не врал!Ты же председатель совета отряда! Отличник! У тебя папа партийный работник!

Мне стало совсем плохо. Я действительно впервые в жизни вралстаршим товарищам. Но правду мне говорить совсем не хотелось. Поэтому я решилмолчать.

— Эх, Виктор, Виктор… — покачала головой Васса. — Развеэтому я тебя учила? Разве так поступали пионеры-герои? Разве так поступалПавлик Морозов, имя которого носит наша дружина?

— Между прочим, — добавила Танечка, — мы боролись за этоправо с пятидесятой школой! И победили!

Завуч строго посмотрела на вожатую, и та осеклась. Видимо,сейчас было не время вспоминать прошлые заслуги. Я смотрел в пол и чувствовал,как жаркая краска заливает мне щеки.

Мы немного помолчали, и с каждой секундой мне становилосьвсе жарче.

— Итак, — тихо проскрежетала Васса, — ты не помнишь, длячего бабушка Архипова испекла кулич?

Я не пошевелился. На меня словно столбняк напал.

— Ладно, — вздохнула завуч, — придется напомнить. БабушкаАрхипова испекла этот кулич… пасхальный кулич!.. к религиозному празднику «пасха».

Я слушал этот стальной голос и вспоминал неясные слухи, которыеходили про Вассу. То ли она памятники Сталину лично сносила, то ли охраняла ихот сноса… Об этом говорить сейчас было не принято, так что подробностей никтоне знал. Но что она при этом отличилась — это точно.

— Бабушка Архипова, — продолжала завуч, — таким образомпытается…

Васса замолчала, подбирая слова, и ей на помощь пришлапионервожатая.

— Пытается охмурить! И завлечь в сети религиозного дурмана.

Завуч нахмурилась. Ей, преподавательнице русского языка согромным стажем, что-то не понравилось в словосочетании «сети религиозногодурмана». Но она не стала поправлять Танечку, наоборот, поддержала ее.

— Вот именно!

Завуч и пионервожатая торжественно замолчали. Наверное,чтобы до меня лучше дошло.

Зря старались — до меня уже так дошло, что лучше и быть неможет.

— И что ты собираешься делать по этому поводу? — спросиланаконец Васса.

Я смог выдавить только:

— Мы больше не будем…

Вожатка и завуч закатили глаза так, что сами стали похожи нарелигиозных старух из какого-то фильма. А потом объяснили мне, что я долженсделать.

Синичка, 10 апреля 2018 года, день

День в школе не задался с самого начала. Математичка совсемозверела, урок начала с того, что собрала у всех комики. То есть контрольную я писалавообще как без рук, ни тебе ни с кем не поговоришь, ни тебе шпор, ни тебекалькулятора. Просто как в доисторические времена! Главное, у многих же естьвторые комики, но как-то не догадались взять их с собой. Да, а потом она вообщеучудила, взяла и раздала нам бумажки, это говорит, контрольная, решайте. Классаж обалдел, как, говорит, ее решать?

А она улыбается так ехидно и говорит, ручкой пишите побумажке. И подробное решение каждой задачи. Жуть! Я уже, наверное, полгодаручку вообще в руках не держала. Могу себе представить что я там нарешала и какэто все понаписывала. Короче, балла на три, наверное, из десяти…

Так что по сравнению с этой контрольной все остальное былопросто семечки. Зато весь день форум гудел. Мы ж даже не можем задания в сеткувыложить, никто не сообразил стащить листик, чтоб его отсканить, а наизустьтоже не запомнишь, и в голову не пришло записать. Мы потом на всех уроках ужеиз сети не выходили, так и трындели по комикам. Накого не посмотришь, у всех комики под партами и только пальцы мелькают –набираются сообщения. А на форуме было одновременно почти 200 человек, это всяпараллель пятых классов, и еще любопытные из других повлезали. На переменкахтолько и успевали тему пролистать, да на вопросы ответить. Из кабинета вкабинет перейдешь, на парту плюхнешься и сразу в комик, читать, что тамновенького случилось. Прикольно так, в класс заходишь – тишина. И все сидятчто-то набирают, набирают… Удобнее, конечно, голосовым набором пользоваться, ноне в классе же! Потому что тогда сразу все узнают твой ник. А этого ну никакдопустить нельзя. Ник – это самая наисекретнейшая информация.

Я знала пару ников. Красавица – это Нинка, Муреха – этоЛиза. И еще догадывалась про несколько человек, но не знала наверняка. Ну и то,что я Синичка – это тоже знали буквально трое. Синичка – потому что фамилия уменя Воробьева. Но если б написала Воробей, все б сразу догадались, что я – этоя, написала Синичка. И аватарку нашла такую прикольную – сидит синичка и трющитсало из кормушки.

Однажды была у нас история, девчонку из седьмого классарассекретили. Кто-то из подружек взял и написал в сети, что Фиалка – это Кироваиз 7 «А». Ужас… Так ей и пришлось потом в другую школу уйти. Потому что ж тыможешь написать, если все знают, что это ты! Даже пофлиртовать невозможно, этокак взять и кому-то в открытую в любви признаться! Бррр…

И мой ник только самые-самые проверенные знают. Мы с нимидружим. Даже один раз вместе в кафе ходили, когда у меня день рождения был. Япро них все-все знаю. И аську, и мейл. Короче, эти точно не сдадут!

Так вот, про день, который не задался. Последний урок у насклассный час. Приходит наша училка и говорит таким сердитым голосом:

— А ну-ка, убрали все телефоны.

Мы ах подпрыгнули. Кто-то даже вслух сказал:

— Вы че, сговорились все что ли!

А училка, наша классная, Елена Васильевна как гавкнет:

— Телефоны на стол! И слушайте внимательно, сейчас можносказать, ваша судьба решается.

Мы совсем затихли. А она по рядам прошла и комики поотключала. Ну вообще конец света… А потом вышла передклассом и прочитала трагическим голосом:

— «Постановление Министерства образования от 3 мая 2018 года»…

Я коротенько перескажу, своими словами.

В связи с излишней компьютеризированностью школьников и дляпроверки их знаний учредить в конце каждого учебного года экзамены. Оценкавыставляется по десятибалльной системе и выносится в аттестат зрелости. Эточтоб, мол, мы все года хорошо учились, а не только последний класс.Да, но самый-то ужас не в этом, а в том, что экзамены эти будут проходить не ввиде тестов, а устно.

— Чего? – спросил кто-то из мальчишек.

Я даже оглянулась, но не поняла, кто спросил, я их вообщеплохо различаю.

— Экзамена три, — продолжала Елена Васильевна, — русскийязык и литература – устно, математика – письменно, но не на компьютере, а набумаге, и история – тоже устно. Делается это для того, чтоб вы, современныешкольники, научились хоть немного владеть устной речью и писать ручкой побумаге. Экзамены через три недели.

Класс завис. Так и разошлись в полном ужасе. Я даже досамого дома комик не включила…

Витя, 10 апреля 1980 года, вечер

Вечером мне надо было готовиться к политинформации. Как разшла передача про то, как американские империалисты пытаются сорвать Олимпиаду вМоскве, а люди доброй воли им не дают этого сделать. Но я никак не могсосредоточиться — сидел и думал про Женьку. Он, конечно, неправ, но все равнона душе было противно.

В конце концов я понял, что ничего не понимаю из рассказадиктора и выключил телевизор. К ужину придет папа, принесет «Правду» и«Советскую Белоруссию» — перепишу оттуда. Я позвонил Женьке, но трубку поднялабабушка.

— Он уже второй час где-то бегает. Ты ему скажи, Витенька, —голос у Женькиной бабушки был скрипучий, но приятный, — чтобы он шел домой! Яволнуюсь! Скоро стемнеет!

Я наскоро пообещал и побежал во двор. То, что пришлосьговорить с виновницей всей этой истории, расстроило меня еще больше. Бабушка,конечно, старенькая, лет пятьдесят, а то и все семьдесят, но это ее неоправдывало. Нельзя так подводить родного внука!

Архипыча я пошел искать на нашей груше — той, что возлетрансформаторной будки. Даже листьев на ней еще не было, но на дереве такклассно сидеть и болтать ногами! Ветки густые, ты всех видишь, а тебя — никто!

— Женька! — крикнул я, подходя. — Слазь, поговорить надо!

С груши послышалось хихиканье. Пришлось лезть самому.Архипыч сидел на самой верхушке, куда я всегда боялся долазить. Когда я былмаленьким, еще во втором классе, я навернулся с самой нижней ветки этой груши,и с тех пор жутко боюсь высоты. Сейчас тоже не полез наверх, устроился налюбимой ветке в самом центре дерева. Ветка была толстая, надежная, и изгибаласьочень удобно — как спинка кресла.

— Чего молчишь? — сердито спросил я. — Молчит… Хихикает…

— Здорово, Тарас! — отозвался Женька.

Тарасом звал меня только он, по имени украинского писателя.Мы его еще не проходили, но Женька прочитал половину домашней библиотеки, в томчисле и этого Тараса Шевченко. Причем читал бессистемно, все подряд, что подруку попадется. Я так не мог, я читал книги строго по порядку. Пытался дажеБольшую Советскую Энциклопедию освоить, но сломался на втором томе. Слишкоммного незнакомых слов оказалось. Зато Пушкина прочитал всего — от первого томадо последнего. Сейчас начал Гоголя.

Обычно мне нравилось, когда Женька звал меня Тарасом, носегодня я почему-то обиделся.

— Я не Тарас! Я Виктор!

— Ты чего такой злой, Тарас? — удивился Женька.

— Ничего! — огрызнулся я. — Говорю тебе: слезай, надопоговорить! А ты чего?

— Давай лучше ты ко мне! Тут здорово!

Лезть не хотелось, но пришлось. Разговор был такой, что… Вобщем, не хотелось о нем кричать на весь двор.

Когда я осторожно уселся на ближайшую к Архипычу ветку, тотзавопил:

— Качка! Свистать всех наверх! — и принялся раскачиватьверхушку.

Я вцепился в ветку изо всех сил и взмолился:

— Хватит! Сломается!

— Не сломается! — возразил Женька, но «качку» все-такипрекратил. — Так чего ты хотел?

Я стал рассказывать про разговор с вожаткой и завучихой. Чембольше рассказывал, тем мрачнее становился Женька. Да и меня все больше мутило— то ли от высоты, то ли еще от чего. Когда добрался до самого неприятного, топришлось даже замолчать на минутку, а то меня точно стошнило бы.

— И чего они хотят? — спросил Архипыч, и в этот момент голосу него стал такой же скрипучий, как у его бабки.

Я кое-как продышался и ответил:

— Чтобы ты сказал, что бога нет! Прямо перед всем классом!

— И все? — Женька сразу повеселел.

— Не все, — признался я. — Надо, чтобы ты… в общем… сказал,что твоя бабушка неправильно поступила, что дала нам ту булку. И тебе стыдно,что она верит в бога.

— Ничего мне не стыдно! — опять заскрипел Женька. — Какаяразница: верит или не верит? Она хорошая и добрая!

— Это само собой. Но она ведь верит! Значит, тебе должнобыть стыдно!

— Глупости это! Не буду я такого говорить!

— Тогда с тобой знаешь что сделают? Из школы выгонят!

— Не выгонят! Я самый умный в классе! Если меня выгонять, товсех остальных тоже гнать надо!

Это было правдой. Архипыч никогда особо не зубрил, нополучал одни «пятаки». Я тоже ходил в отличниках, но некоторые пятерки давалисьмне нелегко. Особенно по русскому языку — ну не мог я написать длинное слово,чтобы не было в нем исправлений! А по рисованию мне четверку вообще только изжалости поставили. Я прямую линию даже под линейку ровно провести не могу.Очень стараюсь, но все без толку. Эх, изобрести бы такую штуку, чтобы она самалинии рисовала! Кнопку нажал — линия, вторую нажал — круг, третью —какой-нибудь хитрый график, как в газете «Правда» на второй странице. А если быштука еще сама ошибки исправляла… Но это уже, конечно, фантастика.

А вот Женька и математику с русским здорово знал, и поистории все даты помнил, и рисовал, почти как настоящий художник. Прав он, невыгонят такого хорошего ученика. Да я и сам не верил, когда говорил. Так,припугнуть хотел.

— Ну, ругать будут!

— Пусть ругают! Поругают и отстанут!

Возразить было нечего. Хотя очень хотелось. Я понял, чтозавидую Женьке. Вот я очень не люблю, когда меня ругают. Не потому, что папа смамой меня ругают — честно говоря, они дома редко бывают. Просто не люблю ивсе. Тут я вспомнил просьбу бабушки Архипыча.

— А тебя бабушка домой ждет, — мстительно сказал я. —Волнуется.

Женька тут же дернулся, чтобы слезть, но удержался. Толькодевчонки бегут домой по первому зову. Мы еще немного поболтали, но минут черезпять Архипыч небрежно сказал:

— Проголодался я что-то. Пойду перекушу! Пока.

— Пока, — ответил я.

Женька лихо спрыгнул на землю и пошел неровной походкой —как будто ему очень хочется побежать, но надо сдерживаться.

Через пару метров он все-таки не выдержал и припустил бегом.Я слез в середину груши и еще немного посидел. У меня на шее, на одной ленточкес ключом, болтались старые папины часы, так что я мог следить за временем. Папаиз своего обкома раньше девяти не придет, мама и того позже — она в вечернейшколе работает.

Но скоро стало совсем скучно, и я поплелся домой. Вдруг ясообразил, что не сказал Женьке одну очень важную вещь, похолодел и бросился вподъезд изо всех сил.

Как бешеная пуля, я взлетел на свой четвертый этаж, быстрооткрыл дверь и схватился за телефон. На сей раз трубку взял сам Женька, и этобыло удачно.

— Ты только никому не говори, что я тебя про собраниепредупредил! — выпалил я.

— Почему?

— Мне сказали, чтобы… что это должно стать для тебя…

Я попытался вспомнить слово, которое употребила Васса, но несмог.

— Ну, в общем, неожиданно должно быть!

— Хорошо, не скажу! Пока.

Я положил трубку и немножко посидел. Меня все еще немногоподташнивало. Неожиданно входная дверь распахнулась — я даже вздрогнул. Напороге стоял папа, но заходить не спешил.

— Что это? — строго спросил он, указывая на замок с наружнойстороны.

Я промолчал. Вопрос, как говорит мама, риторический. В замкеторчал мой ключ вместе с ленточкой и привязанными к ней часами.

— Хорошо, что я пораньше домой пришел, — папа достал ключ издвери, вошел и прикрыл дверь за собой. — А если бы какой-нибудь вор?

По тону было понятно, что папа настроен на долгий рассказпро всякие важные вещи. Нужно было срочно что-то делать.

— Извини, папа! Я просто задумался, мне завтра про бойкотОлимпиады на политинформации надо рассказать, а я не все понимаю.

Папа сам заядлый рыбак, но тут он клюнул не хужекакого-нибудь ерша.

— А что там не понимать? — он сел на кресло, отложил ключ всторону и принялся снимать ботинки.

— Ну вот почему США не хотят ехать на Олимпиаду? Боятсяпроиграть?

— Да нет, — усмехнулся папа, — тут все сложнее. Помнишь, мыпро «холодную» войну говорили?

Я кивнул. От сердца отлегло — папа пошел по новым рельсам.

— Так вот, в этой войне все средства хороши…

Синичка, 11 апреля 2018 года

Следующий день прошел в кошмаре. На форуме творилась что-тоневообразимое, сканировались и скачивались разные экзаменационные билеты чутьли не двадцатилетней давности, ответы кним, а толку?

Вызывает меня историк.

— Воробьева, к доске!

— Куда?

— К доске. А ты что думала? А на экзамене как ты отвечатьбудешь?

Я встала и пошла к доске. Жуть как мне было страшно.

— Телефон положи!

— Что?

Только тут я обратила внимание, что сжимаю в руке комик, какспасательный круг.

— Положи, положи, — сказал историк, — Он тебе непонадобится.

Я оставила комик на парте и поняла, что чувствую себяраздетой. Стою одна, на меня смотрит класс. Кто эти люди? Что я о них знаю?

— Ну, давай, тяни билет, — говорит историк.

— Что? – у меня от ужаса во рту пересохло.

Смотрю, а у него на столе бумажки какие-то разложены. Явытянула первую попавшуюся, прочитала вопросы.

— Ну, рассказывай.

И тут я поняла, что никогда в жизни не сдам этот экзамен. Япомню параграф учебника, я помню вопросы в конце, я помню, мы на компахсамостоялку делали и помню, что в первом вопросе правильный ответ первый, атретий вопрос самый сложный, и там правильного ответа нет, нужно было поставитьгалочку в клеточке «нет верного ответа». Но я вообще не помню о чем там речь!Что-то про греков, что-то про Геракла… Он был крутой. Все.

Я беспомощно смотрела на учителя. Учитель выжидающе смотрелна меня. В классе стояла тишина. Такая, как в наушниках, когда ничего неиграет. Мертвая, ватная тишина. Я попятилась к доске, мне очень захотелосьсейчас сказаться больной. Упасть в обморок, забиться в судорогах… Но я отстояла молча еще пару минут. Историксжалился:

— Ладно, давай сделаем так. Ты сейчас возьмешь учебник ипрочитаешь пункт параграфа. А потом перескажешь, хорошо?

Я кивнула, и на несгибающихся ногах потащилась за учебником.Прочитала. В голове не отложилось ничего, я все время думала о том, что мнесейчас придется опять идти к доске и стоять перед лицом всего класса. Хотелосьплакать.

Историк еще раз сжалился и попросил меня просто прочитатьпараграф вслух. Прочла хриплым шепотом, все время сбиваясь.

Бедный историк аж вспотел, пока я дочитала, а я совсем изсил выбилась.

Я замолчала, в классе повисла тишина, историк прокашлялся исказал.

— Так, все еще хуже, чем я думал. Но экзамен вам сдавать всеравно придется. На положительную оценку вам нужно сказать буквально десятьсвязных предложений. Неужели это так сложно?

Класс молчал.

— Ну вы же общаетесь между собой как-то! Разговаривайте…

И тут раздался робкий голос с задней парты:

— Мы не разговариваем, мы пишем.

Все обернулись назад, голос подал мелкий пацанчик, кажется,его зовут Дима. Он такой тихий, что его и не замечал никто до этой реплики.

— Пишете? – переспросил историк, — Тут так представь себе,что пишешь и говори. Давай, попробуй! Расскажи нам про культуру древней Греции.

Дима встал и тихо начал:

— У древних греков была хорошо развита культура… Они любилимузыку… У них еще был Орфей… Он пел…

Историк страдальчески закатил глаза.

— Ну, это, конечно, лучше чем просто молчать, но почемутакие паузы между предложениями?

Дима насупился и прошептал:

— Там смайлики…

— Что? – обалдел историк.

— Смайлики там. Вы ж сказали говорить как пишешь, вот я их ипропускаю…

Историк схватился за голову.

— Да… Все не плохо,все очень плохо! Так, запоминайте домашнее задание. Взять любой отрывок изучебника и внятно пересказать его родителям. Понятно? Ваши родители должны еще помнить,как это делается. И читать вслух. Пять страниц каждый вечер.

Тут прозвенел звонок.

— Все, — сказал измученный историк, — Все свободны.

Мы разошлись писать на форум эти неутешительные новости.

Витя, 11 апреля 1980 года

Назавтра была суббота, и я почувствовал, что заболеваю. Уменя всегда так: в начале недели начинает что-то ныть внутри, к пятнице вечеромломается, в субботу я заболеваю, а к вечеру воскресенья прихожу в себя.

— Вот какой дисциплинированный организм! — смеется папа. —Только в выходные болеет!

На самом деле только в выходные болеть и надо. Какой смыслваляться в постели в рабочий день? Никто чаю с малиной не сделает, никто непожалеет, никто температуру не померяет. Вот хорошо Женьке, у него теперь бабушкадома живет. Болей — не хочу.

Вспомнил Женькину бабушку, и захотелось заболеть, недожидаясь завтра. Я несколько раз кашлянул, попросил маму потрогать мой лоб —без толку. Никакой температуры или ангины пока не наблюдалось. Пришлось идти вшколу.

Все пять уроков я отсидел тихо, как мышь под метлой. Женька какверный друг и сосед по парте пытался меня развеселить, но получалось еще хуже.Даже когда он очень ловко засветил Ирке Воронько жеваной бумагой за шиворот, яне оценил. А ведь Ирка как раз стояла у доски, бумажка закатилась ей междулопаток, и она очень смешно дергалась, разозлив математицу.

— Ты чего? — спросил Женька на большой перемене, когда яотказался идти в буфет есть булочки с изюмом.

— Так… Просто…

— Так просто на носу короста!

Архипыч смотрел на меня победно, но я насупился еще больше.Мне все казалось, что вот-вот появится старшая пионервожатая или завучиха иначнут пилить Женьку.

Только к концу пятого урока начал расслабляться, дажерассказал Архипычу очень смешной анекдот про Чапаева. Он аж согнулся пополам,чтобы не хохотать в голос. Залез почти под парту и хрюкал оттуда. Я, глядя нанего, тоже принялся хрюкать. Классуха выгнала нас обоих успокоиться в коридор…

Короче, все складывалось как нельзя лучше. Я уже начал верить,что Васса и Танечка махнули рукой на всю эту историю. На них ведь целая школа,что им какой-то Женька со своим пирогом!

Но радовался я рано. Когда прозвонил звонок, мы с Женькойвернулись в класс, но не успели собрать портфели, как появилась Васса всопровождении вожатки. Они решительно загнали назад всех, кто уже успел выйти иобъявили, что сейчас состоится внеплановый классный час. Классуха оченьудивилась, но промолчала.

Мы расселись. Все недоуменно таращились на завучиху, итолько я знал, что сейчас будет. Знал — и все-таки повторял про себя: «Тольконе это! Только не это!».

Случилось именно «это». Васса стальным голосом сообщила, чтов классе произошло ЧП, о котором сейчас расскажет председатель совета отряда. Яподошел к доске на ватных ногах, развернулся к классу и, старательно глядя нашкафы в конце кабинета, произнес:

— Недавно пионер нашего отряда…

Тут я забуксовал, потому что вдруг забыл Женькину фамилию.Не мог же я сказать «Женька» или «Архипыч»! На помощь пришла Танечка:

— Евгений Архипов…

Я продолжил буксовать, потому что теперь не мог понять, ктотакой Евгений Архипов.

— Продолжай, Шевченко, — лязгнула Васса, и я тут же снялся стормоза.

Старательно рассказал все то, что должен был рассказать: прокулич, про бабушку и про религиозные праздники, которые пионерам праздноватьстыдно. Старался повторять буквально все фразы, которые вчера мне диктовали вкабинете завуча.

Кажется, не ошибся, потому что, когда заговорила Танечка, вее голосе слышалось одобрение:

— Вот видите, ребята, это вопиющий случай. И очень хорошо,что вы все его осуждаете.

Она выждала паузу. Класс молчал. Конечно, все осуждали, ноеще больше все ждали, когда их наконец отпустят домой.

— Я думаю, — продолжила вожатая, — что и Женя сам осознал,как нехорошо он поступил. Архипов, выйди к доске!

Женька вышел к доске как-то странно, словно вдруг сталдеревянным. И стал не рядом со мной, в центре, а как-то с краю. Мы стояли передклассом, как пионеры-герои перед фашистами: Васса, Танечка, я и Архипыч.

— Ну, Архипов, — сказала Танечка, — что ты скажешь по этомуповоду?

Женька молчал.

— Ты ведь осуждаешь свою бабушку, правда? — подсказалаТанечка.

— Не осуждаю! — неожиданно громко ответил Архипыч.

— То есть как — не осуждаешь? — в голосе вожатки появилисьпанические нотки.

Васса почуяла это и вступила в бой сама.

— Она ведь пыталась отравить вас ядом религии! Конечно, тыосуждаешь старую… не очень умную женщину.

— Сами вы… старая женщина!

Стало тихо-тихо. Я покосился на Вассу и вожатку. Онисмотрели на Архипыча, как будто ждали продолжения. Или наоборот, ждали, чтосейчас проснутся. Я бросил взгляд на Женьку и только теперь увидел, какое унего выражение лица. Пожалуй, только он из нас четверых и был похож напионера-героя: губы сжаты, смотрит прямо в глаза Вассе… И кулаки тоже сжаты.Ему еще по гранате в каждую руку — вообще Марат Казей.

Женька подождал немного, но никто больше не произнес нислова. Тогда он все той же деревянной походкой вернулся на место, взял портфельи вышел из класса.

— Так, — сказала завучиха.

Если до этого было тихо, то теперь стало вообще беззвучно. Какбудто воздух превратился в прозрачную, но плотную вату. Все ждали, что Вассаразразится гневной речью, но она сказала тихо:

— Все свободны. Шевченко, останься.

Когда все разошлись (в полном молчании, как будто оно к нимприлипло), Васса сказала классной:

— Архипова нужно исключать.

— Из школы? — деловито спросила Танечка.

— Для начала — из пионеров.

— Тамара Васильевна, — вдруг сказала классная, — я бы хотелас вами поговорить.

Только теперь я обратил внимание на классуху. Наташа Алексеевнау нас молодая, всего два года как из института, но нормальная. И «пару» влепитьможет, и «неуд» за поведение, но всегда дает шанс исправить. И всегда оченьспокойная.

Сейчас Наташа спокойной не была — сидела и кусала губы.

— Говорите.

— Если можно, не в присутствии Вити.

— Шевченко, подожди пока в коридоре.

Я с радостью подчинился. Уселся с ногами на подоконник, хотяэто в нашей школе строжайше запрещено. Наверное, мне нужно было сделать что-тозапрещенное, чтобы хоть немного успокоиться. Сидел, успокаивался иприслушивался к голосам из кабинета. Сначала голоса были спокойные и ровные.Как будто в настольный теннис играют: Васса «Бух» — Наташа «Тук-тук». Но потомчто-то случилось, и разговор пошел на повышенных тонах. Это было странно. Тоесть Васса частенько говорила на повышенных тонах, Танечка вообще любилапокричать, но чтобы классная повысила голос… За год с ней этого не случалось ниразу.

Теперь это напоминало перестрелку. Васса бухала редко, номощно, как пушка, Наташа лупила часто, как пулемет. Танечка иногда вякалачто-то, словно гранату кидала. Кинет — и в укрытие.

Я начал различать отдельные слова, а к концу даже целуюфразу классной:

— Вы же жизнь мальчику ломаете!

И в ответ:

— Прекратите истерику, Наталия Алексеевна!

После этого громкость разговора сразу упала, и очень скороменя позвали в класс.

Наташа сидела за своим столом, вся в красных пятнах, иупорно смотрела в окно.

Васса тоже слегка раскраснелась, а Танечка почему-тонапомнила мне шакала Табаки из любимого мультика.

— Витя, — как ни в чем не бывало произнесла завуч, — впонедельник проведешь пионерское собрание.

Я кивнул.

— Тема собрания — исключение из пионеров Архипова.

Я кивнул.

— Обеспечь, пожалуйста, полную явку.

Я кивнул.

— Иди.

Я в очередной раз кивнул, забрал портфель и вышел.

Меня опять начало подташнивать.

Синичка, 11 апреля 2018 года, вечер

Вечером я трепалась в чате, ждала маму, чтобы сделатьдомашнее задание. Мама влетела как метеор, скинула туфли так, что они улетели вкомнату, и с размаху плюхнулась на диван:

— Ох, ну и повезло сегодня, даже не верится! Представляешь,с самой площади без пробок доехала! Один раз только на повороте постояла минутпятнадцать, но это ж не считается! Олька, поставь чайник.

Пока чайник закипал, я выслушала целую историю.

— Сегодня приезжали французы, я целый день с ними носиласьпо всему институту. Прикольный у них английский, сначала многое было непонятно,а потом приспособились. Им так понравились наши разработки! Если мы с нимидоговоримся, то у нас весь отдел работой на пару лет обеспечен. Только пахатьпридется как бобикам. Зато зовут летом к себе на пару недель, если все выгорит,обязательно возьму тебя с собой. Поедем? Оль? Что-то ты хмурая такая?

И я рассказала маме про экзамены.

А потом честно пыталась пересказать параграф. Мама устроиламне разнос, плавно переходящий в мою истерику.

— В чем проблема, я не понимаю, — кричала мама, — Читаешьтекст, выделяешь главное. Потом пересказываешь простыми словами. Давай вместе.

Мы взяли текст учебника, подчеркнули главное. Я прочитала.Раз, два… Начинаю говорить, все мысли из головы сразу выветриваются, остаетсятолько ужас от осознания того, что я говорю, а на меня смотрят. И, главное,исправить ничего нельзя. Как сказала, так и сказала. Я начинаю тщательно думатьнад каждым словом, в итоге бекаю, мекаю, мама злится. После очередной неудачнойпопытки, я пошла разговаривать в форум. Там все просто: пост накатался сразу ибольшой. Без запинок и ошибок. Вот если б нам на экзамене дали сначаланаписать, а потом уже читать по написанному…

Витя, 11 апреля года, вечер

Дома меня ждал приятный сюрприз — мама и папа были не наработе. Причем мама готовила что-то вкусненькое, а папа прохаживался поквартире в отличном настроении. Под это настроение его можно было уговорить и взоопарк сходить, и купить модель крейсера в «Сделай Саме». Но вместо того,чтобы обрадоваться, я спросил:

— Чего это вы тут?

— Отгул! — гордо заявил папа.

Как будто не отгул получил, а орден.

— В прошлые выходные работал, как проклятый, вот меня Первыйи отправил сегодня домой пораньше!

Я слушал, тупо кивая. Как начал в школе кивать, такостановиться не могу.

— Маму вон с каторги вызволил!

— Не с каторги! — крикнула мама. — А с любимой работы! Вечноя всех заменяю, пусть они меня хоть раз заменят! А тут Валентин Прокофьевичпозвонил…

Мама, веселая и раскрасневшаяся, вышла из кухни, увиделаменя, сразу сникла.

— Что-то случилось?

Я помотал головой. От этого опять замутило. Все-таки киватьпроще. Теперь и папа забеспокоился:

— Чего такой бледный?

— Так… — сказал я через силу. — Живот болит.

В результате я получил то, о чем и мечтать не мог:полноценное боление в рабочий день. Мама сварила мнекуриного бульончику, папа развлекал разговорами и поминутно трогал лоб.

Я немного покапризничал, немного подремал, похлебал любимогобульона с рисом, опять поспал. Проснулся и понял, что хочу почитатьчего-нибудь.

Папа как раз зашел проведать и обрадовался, увидев меня скнигой в руках:

— О! Значит, жить будешь!

Я и сам понимал, что хорошенького понемножку. Завтра будукак огурчик…

…А в понедельник — собрание.

Наверное, лицо у меня как-то очень перекривилось, потому чтопапа опять встревожился:

— Что? Опять живот?! Надо «скорую»…

— Не надо! Это не из-за живота…

И я рассказал папе все, как есть.

Рассказывал и надеялся, что сейчас папа рассмеется и скажет:«Нашел из-за чего дергаться?! Ерунда на постном масле». Но папа, наоборот,слушал меня очень серьезно.

— Кислое дело, — сказал он, когда я закончил, — пещера Лехтвейса …

Это он что-то цитировал из книг, которые мне пока читать рано.

— Ладно. Болей пока, я Архипову позвоню.

И папа отправился звонить Женькиному папе, с которым онидавно дружат.

Синичка, 12 апреля 2018 года, утро

Первым уроком у нас был русский язык. Это всех и добило.Экзамен по русскому, оказывается, будет заключаться в том, что мы опять будемтянуть эти дурацкие билеты, в которых два вопроса и еще задание. Вопросы политературе, задание по языку. «Роль былин в русской литературе», «Описаниеприроды у Пушкина». Чего говорить-то? Да, былины, сыграли свою роль, да, Пушкинописывал природу. Я честно пыталась сосредоточиться, но смысл того, чтоговорила руссичка, от меня ускользал. Зачем мнезапоминать стихи, если на Гугле я найду их в три секунды? Зачем самойпридумывать все эти красивые слова, если они уже давно все написаны и выложены,разукрашенные разными шрифтами? Руссица бесилась, я висела на форуме с комика,параллельно скачивая откуда-то ответы на ее вопросы.

— А ну телефоны на парту! Не дети, а роботы! – взвиласьучительница.

А на форуме почти сразу появилось новое сообщение от Ястреба

«Почему роботы? Нупочему? Просто наша реальность шире вашей, просто мы живем в двух измерениях, ив реале, и в виртуале. Зачем вам обязательно нужно выдрать нас из привычногомира и вписать в свои рамки? У нас в виртуале нет границ, мы все равны. У наснет комплеков, мы каждый то, чем он хочет быть. Нам здесь хорошо, оставьте насв покое!»

Какой же он все-таки умный! Несмотря на рев руссички, я первая успела поставить под его сообщением своеППКС!

Витя, 12 апреля 1980 года, утро

Не знаю, о чем там говорили мой папа с Женькиным, но толькосам Архипыч со мной общаться не хотел. Он даже попросил его пересадить надругую парту. Классуха, которая обычно отвечала в таких случаях: «Что заблажь?!», на сей раз без лишних слов отсадила его на пустое место возле СережкиПавлюковича. Я остался один.

На перемене пытался объяснить Женьке, что я не виноват. Ивообще — я его даже предупредил, хотя мне запретили. Но Архипыч в ответ обозвалменя предателем.

Даже Ирка Воронько, которая меня считала зубрилой,возмутилась:

— Ты чего пристал?! Ему сказали, он и повторил!

Женька презрительно хмыкнул и ушел на другой конец коридора,где и стоял у окна в гордом одиночестве. Ко мне тоже никто не подходил, а мне исамому не очень хотелось с кем-то болтать.

На уроках я только и думал, что об этой дурацкой ситуации.Англичанка меня три раза назвала по имени, пока я сообразил, что это она мне.

Я встал. Она еще раз повторила вопрос, но я и по-русскиничего в тот момент не понимал, а тут по-английски…

— Ай эм илл! — напряг я свои языковые познания.

— Ар ю сик? — то ли переспросила, то ли поправилаангличанка.

Я решил больше не рисковать с иностранными языками.

— Плохо мне, Елена Ивановна. Можно, я домой пойду?

Англичанка от такой просьбы чуть на пол не села. В глазах унее читалось: «Ничего себе заявочки».

— Меня сейчас стошнит! — почти не соврал я. — Можно выйти?

— Ладно… — англичанка вопреки своим принципам тоже перешлана русский. — Иди…

Я схватил портфель и выбежал из класса.

Домой сразу не пошел. Меня и правда мутило, не хотелось вдушную комнату. И вообще надо было походить, подумать. Чем больше думал, тембольше на себя злился. Ну зачем я все Архипычузаранее рассказал!? Если бы Васса его ошарашила, он бы растерялся и… И не знаю,что бы там было, но я бы точно виноват не был! А теперь, получается, чтовиноват.

С другой стороны, я же не мог не предупредить друга? Нет,если бы не предупредил, еще хуже было бы!

Мне вдруг захотелось сесть и расплакаться, как маленькому. Сбольшим трудом я доплелся до дома, ввалился в квартиру и залег на диван.

Потом навалился какой-то липкий туман, от которого осталисьтолько обрывки воспоминаний. Мама вроде беспокоилась… Что-то я ей отвечал… Апотом какой-то врач… Молодой, недовольный мной… Я один в комнате…

Очнулся как-то сразу. За окном темно. А в большой комнатекто-то разговаривает. Не очень понимая зачем, я встал и поплелся слушать.

Говорили мой и Женин папа.

— Может, они его попугать хотят? — Женин папа говорил тихо,но как-то неестественно жизнерадостно. — Попугают и отстанут.

— Нет. Не отстанут. Я заходил в школу, — голос у папы былочень усталый, как после какой-нибудь обкомовской конференции. — Завуч там…старой закалки. И старшая пионервожатая явно под ее влиянием.

— Значит, акция устрашения? — теперь Архипов-старшийстарался изображать веселье.

— Ты, Петь, не веселись… Мало тут веселого. Тебя в Минсксобирались перевести, замом в какую-нибудь республиканскую газету. А теперь…

Они помолчали. Я почувствовал, что коленки у меняподкашиваются. Не от страха, а просто от слабости. Я присел у двери на корточки.

— Неужели ты думаешь, — продолжил мой папа, — что тебяутвердят после такого… инцидента? Это же номенклатура ЦК…

— Да… за такое меня и из партии могут попереть, — теперь дядяПетя не хорохорился, и голос у него стал точь-в-точь, как у моего папы.

— Не попрут! Сошлем на пару лет в какую-нибудь многотиражку…

Архипов перебил:

— Это все ерунда. Как-нибудь переживу, не маленький. Женькужалко. Поломают парню жизнь… Слушай, а эти… педагоги… они совсем невменяемые?

— Совсем. Единственный шанс твоему Женьке уцелеть — публичнопокаяться и признать ошибки.

— Нет!

Я вздрогнул всем телом. «Нет» получилось тихим, но таким…хлестким, что ли? Мы как-то ходили в цирк, там у дрессировщика был кнут. Вот онточно так же им щелкал, как дядя Петя сейчас сказал «Нет».

Он продолжил немного спокойнее:

— Помнишь, как ты тогда, с Комаровым? Не стал ведь каяться ипризнавать ошибок, влепил ему на общем собрании!

— Комаров был сволочь и бюрократ. Его из партийных органовдавно надо было гнать. И вообще, время было другое.

— Другое. Тебя могли не только без партбилета оставить, но ив волюнтаризме обвинить.

— Ладно, не суть, — по голосу папы стало понятно, что онморщится. — Вот видишь, теперь время не такое жесткое…

— Время всегда одинаковое. А если Женьку сейчас сломают… нетуж! Пусть стоит до конца…

Тут на кухне завозилась мама.

— Мужчины! — крикнула она. — Еще чаю принести?

— Неси! — отозвался папа.

Я торопливо встал и спрятался в своей комнате. Лег наледяную подушку и чуть не заплакал. Теперь и Женькин папа пострадает.

Я должен что-то сделать!

Как-то спасти друга! Как в «Трех мушкетерах», или «Двухкапитанах»!

Тут я вспомнил, что за весь разговор взрослые ни разу неупомянули меня. Наверное, понимали, что я никак не могу помочь. Ну, никак!

А я очень хочу! Очень сильно!

Мама гладила меня по голове и терпеливо повторяла: «Всехорошо! Конечно, ты его спасешь! Успокойся, Витя, обязательно спасешь!»

Но я никак не мог спасти Женьку. Он совсем рядом, привязан кмачте, гвардейцы кардинала тыкают в него шпагами. Архипыч не плачет, хотя всярубаха у него в крови. Он просто смотрит на меня в упор. Мне надо перепрыгнутьсо своей кровати на корабль, но нельзя — на борту сидят Васса и Танечка врыцарских доспехах и строго качают указательным пальцем.

Я знаю, что завуч будет очень недовольна, если я помешаюгвардейцам кардинала.

Я пытаюсь хотя бы понять — почему? Я ведь должен помочь! Этоже мой друг!

Стреляет пушка. Большое каменное ядро из нашего городскогомузея летит мне прямо в голову, а я не могу даже пошевелиться.

Ядро врезается мне в лоб и взрывается…

Синичка, 12 апреля 2018 года, вечер

Сегодня мама задерживалась. Я от нечего делать решиларазгрести свой комик. Немного перенастроила инет,чтоб удобнее было, фильмы старые удалила, музыки новой залила. Почту размусорила, а то спама больше гиганакопилось. Вообще, конечно, мой комик уже менять пора. Ему уже два года,старенький совсем. Кучи нужных функций нет. Телевизором, например, управлятьневозможно. И в трубочку не сворачивается! Стыдно с таким старьем ходить!

Мам пришла только в 8 вечера, уставшая и несчастная.

— Достали эти пробки… Сил нет никаких. К косметичке я неуспела, на тренировку тоже. Ну совершенно нет времени собой заняться! Когда ужепридумают, как сделать так, чтоб в пробке делом заниматься, а не тупо телек смотреть или по телефону трындеть.У меня за рабочий день уже от телефона голова пухнет! Три остановки телепались полтора часа! Я б за это время два маникюрасделать успела!

Папа тут же начал подтрунивать.

— Зачем тебя два маникюра, мы и одного не оценим…

А мама немедленно разозлилась:

— Слушай, мне всего 38 лет! У меня еще вся жизнь впереди,если сейчас не следить за собой, потом поздно будет!

— Ладно, ладно, — вздохнул папа, — иди поешь. А то ты сильнозлая, когда голодная.

Пока мама ужинала, я честно пыталась в очередной разпересказать ей параграф из учебника истории, а потом еще и билет по русскомуязыку. Мне стало плохо. Сначала просто разболелась голова. Мама, как обычно,завелась на тему «это все твой комп», а потомвспомнила, что последние пару часов я к компу-то и неподходила. Сидела с ней на кухне и к экзаменам готовилась. Мама дала мнетаблетку. Не помогло. Я честно пыталась лечь поспать, но как только я закрывалаглаза, видела перед собой класс, который на меня смотрит. От ужаса просыпалась.Вроде бы, мама ко мне в комнату заходила, я помню ее холодные руки на моем лбу,помню, она говорила что-то успокаивающее. Потом мне начало сниться, что ко мнелетит историк с огромными крыльями и тяжелым клювом долбит меня в висок. А заним прилетает ястреб, отгоняет историка и мне становится почти хорошо. Головаболит, но так, как будто это не моя голова. В этот момент я, наверное,очнулась, потому что смутно помню людей в белых халатах, и капельницу, и маминозаплаканное лицо. А потом опять всякая ерунда. Помню белую комнату, помнюмальчика, помню, что я точно знаю, что это и есть Ястреб, а он как будто меняне понимает. Но мне так хорошо оттого, что я его увидела, что я засыпаю. Простозасыпаю. И голова уже не болит.

Витя, неизвестное число неизвестного года

Совсем ничего не болит. Даже странно — я ведь хорошо помню,как мне в голову летело ядро. И взрыв помню.

Может, я умер, и это рай?

Думаю — и пугаюсь, что эту мысль подслушает Васса.Оглядываюсь. Ни Вассы, ни Танечки рядом нет. И Женьки нет. Я сижу в очень беломкресле в углу очень белой комнаты. В противоположном углу — еще одно такое жебелое кресло. На нем сидит сердитая девочка, прижав колени к подбородку.

— Ты кто? — говорю я, но звука не слышу.

Тем не менее девочка меня понимает и отвечает:

— А ты кто?

Это очень странно. Ничего не слышно, но совершенно точнознаю, что она ответила.

— Я Витя. Шевченко. Я заболел… Мы в больнице?

Девочка, кажется, обиделась еще больше.

— Ты точно больной!

Я внимательно смотрю по сторонам. Очень чисто. И никакихтеней. И даже намека нет на дверь.

— Это, наверное, обкомовская больница! — догадываюсь я. —Или даже цековская!

Девочка перестала обижаться. Теперь она очень удивлена.

— А что это?

Похоже, у нее с головой не все в порядке, что ж она такихпростых вещей не знает!

— Это просто сон, — говорит девочка, — Я сплю, и ты мнеснишься.

— Нет, — мне обидно, что она первая про сон сообразила. —Это мой сон! А тебя я вообще не знаю!

— Ты – Ястреб? – вдруг спрашивает девочка.

— Я кто? — у меня от удивления челюсть до пола чуть неупала.

— Я знала, что ты мне приснишься, я тебе в личку написала, аты не ответил…

— Куда написала?

Но девочка меня не слушает, она встает с кресла и начинаетрассматривать комнату. Я тоже встаю. Просто по привычке. Вроде как извежливости.

— Напиши мне, ладно? – говорит девочка, усаживается в креслои пожимает под себя ноги.

— Это мое место, — бурчу я.

— А, — машет она рукой, — Они одинаковые.

Мы молчим. Я просто не знаю что сказать. Сажусь в свободноекресло, и через минуту глаза начинают слипаться. Никогда не думал, что можноспать во сне…

Синичка, 13 апреля неизвестного пока года

Я открыла глаза и удивилась. В комнате был странныйполумрак. Вроде б и солнце где-то светит, но в комнату не попадает.Присмотрелась и поняла – на окне висят толстенный шторы, у нас с роду таких небыло.

— Маааам! – позвала я.

Получилось тихо, но мама оказалась рядом мгновенно, я дажене успела понять, откуда она взялась.

— Как же ты нас напугала, господи… — мама тихо плакала иобнимала меня.

А потом отстранилась, и я увидела ее опухшие глаза инепричесанные волосы.

— Мамочка, да что ты, ну подумаешь, голова заболела…

Мама дернулась, и видно было, что слезы она сдерживает струдом.

— Мы еле в «Скорую» дозвонились, автомат во дворе сломался,папа аж к магазину бегал…

Честно говоря, я ничего не поняла, но решила непереспрашивать. Ну, видно же переволновался человек, вот и несет ерунду всякую.

— Мам, открой окно, чего так темно? И зачем нам эти шторы?

— Шторы? – мама удивилась, — Что значит зачем? Висят ивисят…

Но шторы все-таки раздернула.

И вот тут мне стало плохо по-настоящему. Компана столе не было! Там, на его законном месте валялась груда книг и тетрадкикакие-то и бумажки…

— Мама, где комп!?

Я рывком села на кровати.

— Где что? – спросила мама.

— Вот не надо дурочкой прикидываться! – вскрикнула я, — Ты жзнаешь, у меня не от него вчера голова болела, а от экзамена.

— Какого экзамена? – мамины глаза стали размером с блюдце, —Ты о чем? И вообще как ты со мной разговариваешь?

— Где комп?

Я вскочила и ринулась под стол, мама вскрикнула и пыталасьменя удержать.

— Оля, Оленька, тебя нельзя вставать! И волноваться нельзя,ты ляг…

— Я все равно найду его!

Я кинулась в соседнюю комнату, уверенная, что родителипросто переставили мой комп куда-нибудь в другоеместо, но по дороге остановилась. Квартира была не та. Вернее та, но какая-тостранная. Такую мебель я видела дома у бабушки. Вот и ковер у нее висел настенке и рюмки так же стояли за стеклом.

— Мам, зачем вы мебель переставили?

— Что?

У мамы задрожали губы, и она приложила руку к моему лбу. Яскинула ее в раздражении.

— Я не больна! Куда ж вы его засунули?

Я кинулась в кухню и вот там уже всерьез испугалась. Нашакрасивая, яркая, желтая кухня куда-то делась. А вместо этого там стояло белоеубожество. На плите красовался железный чайник, а вместо микроволновки нашкафчике торчал горшок с цветком.

— Мама, что это? На какой помойке вы его откопали?

Мама стояла в дверях, зажав рот рукой, и смотрела на меняполными слез глазами. Только сейчас я рассмотрела ее повнимательнее. То ли ятак долго болела, то ли… Мама была в странном халате сине-зеленого цвета,протертых клетчатых тапках. В этом балахоне мама казалась совершеннобесформенной или внезапно располневшей. И на голове у нее было что-то непонятное…

— Мама, – испугалась я. — Откуда эти вещи? Что с тобойслучилось?

Мама заплакала навзрыд. И оттого как она плакала, мне сталострашно. Я огляделась по сторонам, и у меня снова начал тукать висок, как будтов него кто-то бьется.

— Мама, что со мной? – спросила я тихо, — Я долго болела?Где я, мама?

Мама кинулась ко мне и принялась гладить по головке.

— Ничего, ничего, доченька, доктор сказал, это может быть.Но пройдет. Слышишь? Все восстановится, ты все вспомнишь… Просто температурабыла слишком высокая… Ты поспи, пойдем я тебя уложу.

Я позволила маме уложить меня в постель и укрыть одеялом.Ничего, я просто сплю. Я потом проснусь, и этот кошмар закончится.

Витя, 13 апреля… но какого года?!

Я долго не понять — я уже проснулся или все еще сплю? Или уменя этот… горячечный бред?

Голова, вроде, ясная, только слабость по всему телу.

Но комната… Нет, никакой особой белизны и стерильности! Иникаких незнакомых девочек! Но комната явно не моя. Первое, что поразило —телевизор в углу. Маленький и очень тонкий.

Да и мебель… не было у меня никогда такой мебели! Всекакое-то яркое, легкое… И совсем нет книг! Я даже сел в кровати, повертелголовой, но так и не обнаружил любимого книжного шкафа — большого, коричневого,в котором на нижней полке не хватало одного стекла — мы с Женькой однажды оченьактивно играли в солдатики.

Книги обнаружились только на небольшой полочке надтелевизором — только учебники, хотя и непривычного вида.

— Сынок! Ты уже проснулся?

Я обернулся на мамин голос… и замер с открытым ртом. В дверистояла женщина, очень похожая на маму. Глаза и улыбка были мамины, но востальном она была…. Какая-то очень молодая. Худая, загорелая, а главное —красиво накрашенная и в каком-то супермодном брючном костюме. Мама так красивоодевалась всего несколько раз, когда мы ездили на свадьбы к моим двоюродным сестрам.

— Что такое? — женщина испугалась очень по-маминому. — Тебеплохо? Голова болит?

Я не успел ответить, потому что из-за ее плеча ловкопроскользнул в комнату мужчина в белом халате. Наверное, врач, хотя на тогонедовольного дядьку из «скорой» он не был похож. Того все раздражало, а этотпрямо светился от радости.

— Ну-ка, молодой человек, позвольте ваш пульс!

Если бы я пытался не позволить, все равно не успел бы — улыбающийсяврач схватил меня за руку, что-то там пощупал, выхватил из кармана какой-то приборчики присобачил мне на лоб и сгиб локтя две присоски. Понажимал на приборчикекнопки, остался доволен и объявил маме:

— Остаточные явления есть, но кризис позади!

Похожая на маму женщина, которая все это время простояларядом с кроватью с напряженным лицом, как-то сразу обмякла и присела накровать.

— Слава богу, — сказала она и погладила меня по голове.

Я зажмурился.

Все-таки это была мама! Просто помолодевшая и праздничноодетая. Но ни у кого на свете нет таких рук и такого голоса.

Я немного полежал с закрытыми глазами, приходя в себя.Хорошо, что мама на месте, но вот где все остальное?

— Мам! А где мой книжный шкаф?

— Книжный шкаф?! — изумилась мама.

На секунду мне показалось, что шкаф на месте, просто я нерассмотрел его. Я открыл глаза. Шкафа не было, зато мама смотрела на менярастерянно.

— Ну да. И все мои книги.

Мама беспомощно глянула на врача. Тот тоже пересталулыбаться.

— Хм… любопытно… А какое сегодня число, молодой человек?

Я задумался. Я читал в книгах, как больные проводят в бредумного дней, а потом не помнят ничего. На всякий случай ответил:

— Ну… заболел я двенадцатого апреля… Сегодня тринадцатое?

Врач остался доволен.

— Правильно. А как тебя зовут?

Он задал еще несколько простых вопросов, и с каждым моимправильным ответом становился все радостнее.

— А вот насчет шкафа… — сказал он немного вкрадчиво, — какиетам были книги?

Я добросовестно перечислил:

— Майн Рид. «Волшебник Изумрудного города». «Что такое? Ктотакой?»…

Я перечислял свои любимые книги, а брови на мамином лицеподнимались все выше. Когда я дошел до сборника «Пионеры-герои в годы войны»,брови дошли до верхней точке, да так в ней и застряли.

Я запнулся. Очень не хотелось расстраивать маму, но ведьврач попросил… И вообще, почему список моих книг должен ее так расстраивать?Может, я забыл какую-то важную книгу? Я покопался в памяти и, кажется,обнаружил искомое.

— «Настольная книга пионера Советского Союза» — выпалил я.

Теперь на меня изумленно таращился еще и врач.

Я совсем смутился и решил пока помолчать. Мама требовательнопосмотрела на врача.

— Ну… — дядька потер переносицу в задумчивости. — В целомвсе в норме, но некоторые аберрации наблюдаются. Скажите, ваш сын много сидитза компом?

Мама тяжело вздохнула:

— Вы понимаете… Муж все время на работе, он управляющий в крупномхолдинге, у меня тоже свой бизнес…

Тут я вообще перестал что-то понимать и дальнейший диалогмамы и доктора прошел мимо моих ушей. Какой еще «управляющий»? Какой еще«бизнес»? И что такое «холдинг»?! Этот холдинг почему-то меня сильнее всегообидел.

— Не в холдинге папа работает, а в обкоме партии! — заявил япрямо посреди какой-то маминой фразы, хотя взрослых перебивать и не вежливо.

Мама и врач разом обернулись ко мне. По-моему, онииспугались.

— Ага, — первым пришел в себя доктор. — Понятно. Я вампропишу успокоительное, ладно?

Мама кивнула и принялась меня гладить по голове. Лицо у неебыло такое жалостливое и перепуганное, что я на всякий случай закрыл глаза иуткнулся ей в бок. От мамы пахло непривычно, но все равно это был мамин бок,теплый и уютный. Взрослые перешли на шепот.

Тут я понял, что очень устал от всех этих загадок. Яприжался к маме поближе и заснул.

Синичка, 13 апреля неизвестного пока года

Я проснулась. Вспомнила вчерашний день. Долго не решаласьоткрыть глаза. Открыла. Отвернулась к стенке и заплакала. Прибежала мама. Япосмотрела на ее жуткий халат и заплакала еще громче. Кажется, потом приходилврач и мне даже что-то кололи. Не знаю…

Витя, кажется, вечер… или утро?

Никогда в жизни не был так спокоен. Да, я лежу в чужойкомнате. Да, мама выглядит непривычно…

Ну и что? Все нормально. Все даже отлично.

За окном сумерки, но я не знаю, утро это или вечер. И знатьне хочу. И так все хорошо.

Приходит мама и дает выпить каких-то таблеток. Мнестановится еще лучше. Я улыбаюсь.

Мама говорит:

— Спи, сынок. Доктор сказал, что тебе надо много спать.

Я много сплю.

Синичка, неизвестное число ужас какого года

Я проснулась. Видимо, все слезы выплакались вчера, потомучто сегодня сил плакать уже не было. Я тупо смотрела на письменный стол,заваленный никому не нужными книгами, и мучительно соображала, что же мнетеперь делать.

— Маааам, — позвала я.

Мама, как и в прошлый раз, материализовалась мгновенно.

— Мам, что со мной? – спросила я.

— Не знаю, Оленька. Врач сказал, что ты поправишься, простонужно время.

— Мам, почему все так изменилось, пока я болела?

— Олюшка, ничего не изменилось. Просто… Просто ты забыламногое. Это ничего… Врач сказал, все восстановится.

Мама опять заплакала, а я решила, что лимит слез исчерпан.Нужно что-то делать.

— Ладно, мам, я встаю. И дай пожрать чего-нибудь…

Слезы у мамы высохли мгновенно.

— Ольга, не груби! — сказала она грозно, но быстроспохватилась — Конечно! Конечно, солнышко. Сейчас!

Мама метнулась на кухню и через пару минут туда же притопалая.

— Что есть будем?

Я старалась не обращать внимания на странный чайник, которыйпыхал на плите и на чугунную сковородку невероятных размеров, на которой мамажарила гренки. Слава богу, хоть с гренками ничего не случилось! Они былигорячими, поджаристыми, именно такими, какими я их больше всего любила. Послетого как я съела штук пять, меня немного отпустило.

— О! А что за молоко такое прикольное?

— Какое молоко?

— Прикольное…

Я думала, мама не расслышала, что я сказала и, чтобобъяснить, взяла в руки странныйтреугольный пакет.

— Никогда такого не видела.

Судя по тому, как у мамы задрожали губы, я опять сказалачто-то не то.

Гренки стали поперек горла, и я уткнулась глазами в стол.

— А где папа? – спросила я.

И подумала, а вдруг, он сейчас придет и весь этот кошмаррассеется. Придет, расскажет, что продал сегодня очередную партию компов. Мы за него порадуемся.

— Папа на заводе, — сказала мама, — у него первая смена.

Эту информацию я переваривала несколько минут, но ужебоялась как-то реагировать.

— А что ж он не позвонит хотя бы… — выдавила я.

— Куда? – изумилась мама.

— Да хоть на ком… — я не договорила, потому что вдруготчетливо поняла, что никаких комиков тут нет.

Я встала и рванула в комнату. Ну, хотя б телевизор был наместе! После нескольких минут безуспешных поисков пульта, я сдалась и включилаего кнопкой. Нашла три канала. По одному показывали народный хор, по второмукомбайн на фоне заходящего солнца, а по третьему вообще черно-белый фильм.

Что-то уже мелькало на задворках сознания, какая-то мысльбилась в голове, но поймать ее за хвост у меня не получалось. Как только янапрягалась, опять начинал ныть висок. Видимо, я потерла голову рукой, потомучто подбежала мама и начала причитать:

— Все, Олечка, иди ложись. Доктор сказал, спать побольше,напрягаться нельзя.

— Да я не напрягаюсь, — вяло отбивалась я, но позволила мамеоттащить себя в комнату и уложить в кровать.

— Ты не переживай, — говорила мама, — двадцатый век надворе, врач сказал, что сейчас все могут вылечить…

— Двадцать первый… — автоматически поправила я.

У мамы это была любимая присказка «двадцатый век на дворе»,я каждый раз ее поправляла, она каждый раз смеялась, что для нее двадцатыйпривычнее. Но в этот раз она не засмеялась.

— Что? – спросила она.

И на меня накатила волна мягкого, обволакивающего ужаса.Голова стала ватной, а руки и ноги ледяными.

— Оль, что? Тебе плохо? – всполошилась мама.

— Ты только не плачь, — сказала я шепотом, — Не плачь и некричи. Просто скажи мне, какой сейчас год.

— 1980, — тоже шепотом ответила мама.

А потом добавила жалобно:

— Оль, тебе плохо? Может, «Скорую»?

— Нет, не надо. Я посплю.

Я натянула на себя одеяло и отвернулась к стенке. Спать нехотелось. Хотелось умереть.

Витя, непонятное число… 2018 года!!!

Теперь я проснулся с четким осознанием того, что на улицеутро.

Это было единственное четкое осознание в моей голове. Всеостальное расплывалось, кружилось и куда-то ускользало. Я ходил по комнате иуже не был уверен, что тут все поменялось. Попытался включить телевизор настоле, но только зря тыкал в кнопку включения. На экране на пару секундпоявлялась надпись: «Нет сигнала. Проверьте кабель». Я подергал оба кабеля,которые шли к телевизору, даже постучал по нему, но ничего не добился.

Можно было полистать учебники, наверняка там быликакие-нибудь подсказки, но почему-то я боялся взять их в руки. Слишком онибыли… цветные какие-то, яркие.

Я решился выйти из комнаты. И сразу понял — нет, это не нашаквартира. Слишком много комнат. Слишком высокие потолки. И слишком второй этаж.

Я мог забыть все, что угодно, но квартира у нас никогда небыла двухэтажная, это точно! К счастью, внизу, в огромной комнате, обнаружилсяработающий телевизор. Не такой, как у меня на столе, а чудовищных размеров. Ивисящий на стене.

Хорошо хоть, передача была привычная — что-то про съездпартии.

Я спустился вниз, прислушиваясь к тексту диктора.

— …Между членами Политбюро возникли серьезные разногласия.Генсек Черненко представлял фракцию геронтократов, которым противостоялимолодые реформаторы во главе с Горбачевым…

Шум в голове усилился. Очень странный текст! И тон дикторамне не понравился. Он как будто был недоволен руководством партии, дажеподсмеивался над ними.

Но тут диктор ляпнул такое, что у меня в голове окончательновсе перемешалось:

—…Напомню, что шел 1984 год….

У меня внутри вдруг кончился воздух. Наверное, я бы простоялтак столбом до конца жизни, если бы не папа.

— Ага! — услышал я за спиной. — Больной скорее жив!

Я обернулся, предчувствуя, что увижу не совсем папу.

Так и оказалось. То есть выглядел папа обычно — немногоусталый, немного веселый и очень умный — но его одежда… Никогда раньше папа неносил джинсов с майками! Да еще таких… «модняцких», как он сам говорил.

— Ну как, отошел немного? — спросил папа.

— Ага, — выдавил я из себя.

— Тебе надо есть больше фруктов! — уверенно заявил папа иподтолкнул меня к низенькому столику.

Я покорно сделал шаг и в который уже раз обалдело застыл. Настолике красовалась плетеная корзинка с неправдоподобно большими и краснымияблоками, блестящим виноградом и пушистыми персиками. Раньше я видел такойнабор только на уроке рисования, когда мы учились рисовать натюрморт. Тогдафрукты были восковыми.

— Эй! — встревожился папа. — Ты чего? Опять плохо?

Он ласково обнял меня сзади за плечи. Меня заколотило.Раньше папа никогда не обнимал никого, кроме мамы. Наверное, я очень сильноболен.

— Бери-бери! — подбодрил меня папа. — Отличные яблоки,свежайшие.

Уже ничего не соображая, я протянул руку, взял яблоко, нооткусить побоялся.

И тут на глаза мне попался яркий журнал, лежащий на столикерядом с корзинкой.

На нем было написано крупными буквами: «Системный аналитик».А внизу — меленькими: «март 2018 года».

Комната завертелась перед глазами и куда-то пропала.

Синичка, 14 апреля 1980 года

Я проснулась. С ненавистью посмотрела на толстенные шторы,которые закрывали от меня солнце. О том, что со мной случилось, и куда япопала, я старалась не думать.

— Ничего, выживу, — прошептала я себе под нос, — Выживу иразберусь со всем этим.

И вдруг я поняла что случилось! Просто я попала вкомпьютерную игрушку, в квест навороченный. И что мнетеперь нужно сделать? Нужно выполнить задания, пройти по уровням, и в конце… Вконце вернуться домой. Знать бы что для этого нужно сделать…Хоть бы намекнулкто…

Но в любой игрушке нужно вначале хорошенько оглядеться.Полазишь, поищешь, а там и найдешь чего-нибудь.

Я тихонько встала и отправилась на кухню. По дорогезаглянула в спальню, родители спали, и я не стала их будить. Мама явно страшноустала, не спала, пока я болела, а папа… Папа на заводе… Вот это у меня вголове совсем не укладывалось. Папа всегда чем-нибудь торговал, последние парулет компами, до этого еще много чего было. Онговорил, что на зарплате и месяца не выживет, что для него рабочий день с 9 до18 – смерти подобно. Да и вообще вся его работа была на телефоне. Как же онздесь, без комика-то? Что-то я, кстати, и домашнего телефона не видела. Ну неможет же его не быть?!

Я с трудом открыла холодильник, с интересом рассмотрела его содержимое. А чтоони тут едят? А это что? Хорошо, что мама мне когда-то показала фильм «Гостьяиз будущего», там мальчик точно с такими же бутылками носился. В них кефир был,для космических пиратов.

Я налила себе кефира в стакан, отрезала кусок батона иотправилась на экскурсию по квартире. Кругом был сплошной антиквариат. Нашлаприемник невероятных размеров. Собственно я б никогда не догадалась, что этоприемник, если б на нем это не было написано. Нашла целую тумбочку сгрампластинками. Бабушка мне когда-то на даче показывала такие. Из знакомыхфамилий была только Пугачева… Послушать что ли? Но я побоялась разбудитьродителей, да и не разобралась сама, куда пластинку засовывать.

Пока я разглядывала чудо техники, проснулся папа. Он пришелко мне, очень сонный, сел рядом на диван. Я залезла к нему на колени, потерласьносом о колючки, отросшие на подбородке, и закрыла глаза.

— Чего это ты болеть вздумала? – папа взъерошил мне волосы, —Ты это прекращай!

— Угу! – сказала я.

Мне страшно не хотелось открывать глаза, рядом с папой былотак спокойно.

— У меня на заводе сейчас работы куча…Середина квартала. Такчто я собираться пойду.

Папа потянулся, и я нехотя слезла с его колен. Почти ничегоиз того, что он сказал, я не поняла. Особенно загадочную фразу про серединуквартала. И я решила хоть немного прояснить ситуацию.

— Пап, а ты что сейчас на работе делаешь?

— В смысле?

— Ну чем ты сейчас занимаешься? Сегодня, например, чтобудешь делать?

— Как обычно…

— А что как обычно?

— Ну… вот приду и узнаю, — Папа усмехнулся, — Без работы неоставят. Опять нужно будет куда-нибудь ехать, договариваться, выбиватькакие-нибудь материалы.

— Зачем выбивать?

— Так кончились.

— А купить?

Папа посмотрел не меня как-то странно.

— Оль, ты похоже, правда еще не совсем в себя пришла. Иди-калучше поспи.

Я просто подпрыгнула от обиды.

— Да не хочу я спать! Я только что проснулась! И что ятакого спросила?

И тут в комнату вбежала мама. Она быстренько выпихала папу вкоридор, и я услышала ее сдавленный шепот:

— Не спорь… Врач сказал… Ей нельзя расстраиваться… Самавспомнит…

После этого папу отправили умываться, а ко мне пришла мама,с немного неестественной улыбкой на лице.

— Оленька, солнышко, пойдем завтракать. Что тебеприготовить?

Сначала я мстительно хотела попросить чего-нибудь, чеготочно тут не бывает. Потом посмотрела на встревоженные мамины глаза, вспомниласодержимое холодильника…

— Бутерброд с сыром сойдет, — буркнула я.

Мама облегченно вздохнула.

Витя, 14 апреля 2018 года

Ночью я просыпался несколько раз, и каждый раз то мама, топапа успокаивали меня и заставляли пить какие-то сладкие сиропы.

Когда проснулся окончательно, в голове была какая-то каша. Ядаже не стал пробовать подняться в кровати. Просто лежал и думал. Было оченьсложно, потому что мысли постоянно расползались, как улитки, но я старался.

Значит, я в будущем. Это факт.

Почему? Зачем? Я, конечно, читал «Машину времени», но тамвсе было понятно — человек сел и поехал. А я? Заснул в одном году, проснулсячерез… через… Попытался сосчитать, но не смог, только голова разболелась.

Ладно, неважно. Главное, что я тут. Может, это какой-нибудьсекретный эксперимент? Как в «Большом космическом путешествии»! Эта идея мнепонравилась. Ну да, там ведь ребята думали, что они в космосе, а на самом делеони сидели в специальном тренажере под землей. И у меня точно так же! Я думаю,что я в будущем, а на самом деле это такой эксперимент!

Я сел в кровати. Жить стало проще. Теперь понятно, почемумне никто ничего не объясняет — это такие условия эксперимента. Я долженвыполнить какое-то задание. Какое? Потом разберемся. Скорее всего, простоосвоиться в непривычной обстановке, во всех этих «бизнесах» и «хлодингах»… Или«холдингах»? Ладно, прорвемся! Мама с папой рядом, они не дадут пропасть.

Я бодро вскочил с кровати — и зря. Меня сразу повело всторону, чуть не упал. С кресла, которое стояло у изголовья моей кровати, подскочилазаспанная мама и подхватила меня.

— Сынок! Что случилось? Тебе плохо?

— Все отлично, мама! Только голова немного кружится. Можно,я пойду погуляю?

— Голова — это от таблеток… А погулять — конечно, можно!Хочешь, в Раубичи скатаемся?

Я не знал, хочу ли я в Раубичи. Честно говоря, я смутнопредставлял, где это. Погулять я вызвался только для того, чтобы проверитьситуацию — думал, мама меня будет удерживать дома, на полигоне.

Поэтому я неопределенно пожал плечами.

— Отлично! — мама решила, что я согласился. — Быстроумываться!

В ванной меня ждал сюрприз: все такое яркое, блестящее, какв фантастическом фильме. Все-таки наши инженеры — лучшие в мире! Хотя с краномпришлось повозиться, пока я понял, как добыть из него воду.

Умытый, взбодрившийся, одетый во что-то непривычное, ножутко удобное я в сопровождении мамы вышел из квартиры.

И укрепился в идее полигона. Оказывается, мы живем не вквартире, а в отдельном доме! Ну, конечно, эксперимент-то секретный! И вРаубичи мы поедем по какой-нибудь секретной дороге, а там тоже будут толькоучастники эксперимента!

Интересно, а в автобусе мы тоже будем одни? Или для такогодела мама вызвала такси? Ответ на этот вопрос разрешился удивительным образом:мама решительно подошла к стоящей возле дома машине необычного вида ипреспокойно уселась в нее. За руль!

Это мама, которая велосипеда боится!

— Что ты там тормозишь? — весело крикнула она мне. — Прыгайв машину!

Я очень старался ничему больше не удивляться и направился кмашине.

Синичка, 14 апреля 1980 года день

После завтрака я вернулась в свою комнату.

— Маааам!

— Что, Оленька?

— Мам, давай снимем эти ужасные шторы, они же солнце ко мнене пускают.

Мама пришла в комнату и испуганно посмотрела на шторы.

— Зачем снимать, ты их просто раздвинь.

— Мам, ну неужели ты не видишь какие они тяжелые и огромные?

Я нервно дернула за конец шторы. Мама тут же принялась меняуспокаивать.

— Хорошо, хорошо, снимем. Только надо же что-то на их местоповесить.

— Зачем?

— Как зачем? Как же без штор?

— Почему без штор? Мы вот эти, легкие, оставим!

Я немедленно взлетела под потолок и принялась отковыриватьшторы от карниза. Черт бы побрал эти старые технологии! Карниз был железный,местами ржавый. «Крокодильчики» тожежелезные, разжимала я их с огромным трудом. И вот, наконец, штора рухнула кмаминым ногам, подняв изрядный столб пыли.

— Уф! – радостно сказала я, — Правда, так лучше!

— Не знаю, — неуверенно заявила мама, — Как-то этонеправильно. У всех шторы висят…

— Ну и что? – изумилась я.

— Как ну и что? А что соседи скажут? Окно как голое.

— А какое нам дело до соседей?

— Ну ты скажешь… Как это «какое дело»? Обсуждать начнут.

— Ну и пусть обсуждают.

Я пожала плечами и принялась сворачивать штору в рулон.

— Пойду в стиралку закину, — сообщила я, чтоб отвлечь мамуот странных разговоров о соседях.

— Подожди, — всполошилась мама, — какую стиралку? Я несобиралась сегодня стирать!

— А чего там собираться?

— Ну как чего? Это ж нужно, чтоб папа машину вытащил вкоридор, потом полоскать это полдня.

— Чего?

Я медленно села на пол. Кажется, я опять забыла гденахожусь. Надо будет потом посмотреть на это чудо техники – стиральный агрегат,за которым нужно еще и полдня полоскать.

А мама и не заметила моего смятения.

— Оль, тебе уже получше, я на работу схожу, хорошо?

После истории с папиной работой мне было даже страшноспрашивать, но я не выдержала.

— А где ты работаешь?

Удачно, что голос от волнения сел, мама не расслышала, а ябыстро поправилась:

— А что случилось?

— Сегодня заседание кафедры, мне лучше присутствовать.

Уф, мама работает на кафедре, хоть что-то не изменилось.

— Ээээ… Что-то важное?

Мама отмахнулась.

— Да, как обычно. Отчет о работе. Шефская помощь.

— И ты надолго?

— Часа на четыре. А что, тебе плохо?

— Нет-нет. Мне нормально. Просто удивительно…

Я слабо представляла себе собрание в рабочее время на четыречаса, но уже поняла, что лучше ничего не спрашивать. Нужно соображать самой.

И тут я увидела первую подсказку. На полу, под батареей,валялся календарик, 1980 года. Я его хорошо помнила, он лежит у нас на даче, вколлекции маминых старых открыток. Точно, это он! На лицевой стороне смешноймедвежонок с олимпийскими кольцами на пузе. Я взяла календарик в руки и всеждала, что сейчас раздастся музыка или хотя бы писк. Я ж в компьютерной игре, яподсказку нашла! Но было тихо…

Витя, 14 апреля 2018 года, день

Я очень старался не удивляться.

Я держался, когда увидел внутренности маминой машины. Кучавсяких приборчиков, индикаторов — как на космическом корабле.

Сделал вид, что все в порядке, когда мама, болтая о хорошейпогоде, нажала какую-то кнопку, и передо мной появился экран маленькогоплоского телевизора.

Невозмутимо смотрел какой-то навороченный мультик.

Но когда мы выехали на улицы, не выдержал, принялся вертетьголовой направо и налево.

Это был не наш город. То есть улицы вроде наши. И парк, гдея гонял на велике (хотя деревья, кажется, другие). Иречка.

Но люди! Но дома! Но огромные рекламные плакаты на всюстену!

— Ты чего? — забеспокоилась мама. — Увидел кого-тознакомого?

— Да нет… Мам, а сегодня какой-то праздник?

— Нет, просто суббота. А в чем проблема?

Мне очень хотелось ответить: «А чего они так всевырядились?!», но я сдержался.

Я-то думал, что это мама стала такой модницей, а оказалось,что вокруг все разодеты еще ярче. Особенно девчонки. От их лимонно-желтых,ярко-синих, алых и вообще непоймикаких одежек пестрило в глазах. Я старалсяособенно не пялиться на них, потому что юбочки были слишком коротенькие, амаечки — слишком маленькие. С перепугу я сначала решил, что это девицы легкогоповедения (нам на политинформации о них рассказывали, а потом Коля Рожков из «Г»класса еще показывал один журнал). Но слишком их было много. И не похожи онибыли на этих самых девиц. В «Бриллиантовой руке» я видел, как эти девицы себяведут — мужчин за руки хватают и проходу не дают.

Мужчины тоже выглядели слишком… пестро. Я почти не виделкостюмов и галстуков, зато многие щеголяли в невообразимых штанах с безумнымколичеством карманов. Нет, не мальчики вроде меня, а солидные толстые дядьки.Даже несколько дедушек! Один мне особенно запомнился — бодрый такойстарикашечка в яркой тенниске и желтых бесформенных брюках, седые волосысобраны в хвост, как у девчонки, а сам на мопеде.

Самое удивительное, что никто из прохожих на него необорачивался и не тыкал пальцем.

Ехали мы не очень быстро. Я вдруг осознал, как много вокругмашин. Почти все они были необычной формы и неизвестных мне марок.

У меня начала болеть голова. Пришлось отвалиться в кресле изакрыть глаза. Мама тут же перестала болтать, убрала телевизор, что-топодкрутила, и я почувствовал на лице свежий ветерок. Стало легче, и до самогоконца я продремал.

Зато потом было здорово! Мама выгрузила из багажника сумку сроликовыми коньками и вручила мне:

— Держи! Сегодня можешь кататься до упаду.

Честно говоря, я раньше на таких не катался, поэтому боялся,что «упад» начнется с первых шагов, но тут меня ждал приятный сюрприз. Стоиломне надеть (с маминой помощью) коньки и наколенники с налокотниками, как телословно само вспомнило нужные движения. Я легко оттолкнулся и поехал.

— Поосторожнее! — крикнула мама, но в голосе ее не былоособенной тревоги.

Как я погонял по дорожкам! Сразу из головы вылетели всепроблемы! Стоило отключить голову, и ноги сами закладывали какие-тозамысловатые пируэты, совершали резкие прыжки и развороты.

Вернулся к маме я совершенно счастливый. Она тоже выгляделадовольной, хотя и отчитала меня для проформы:

— Сколько раз я тебе говорила — не лихачь!

И тут же чмокнула меня в макушку. Я понял, что она оченьмной гордится.

Всю обратную дорогу я продрых на заднем сиденье.

Только перед самым домом проснулся и вдруг задумался —неужели ради меня одного отгрохали такой полигонище!? Или я тут не один?

Синичка, 1980 год

Мама ушла. В квартире стало очень тихо. Я сначала помыкаласьбессмысленно пару минут, а потом вспомнила, что нужно срочно искать подсказки.И ринулась….

Оказалось, что это очень тяжелое занятие. Вся квартира была,как назло, захламлена так, что казалось, что тут недавно был склад. На кухненескончаемые залежи продуктов. Интересно, зачем нам 10 кг гречки? Или девятьпалочек дрожжей в морозилке? Я честно все пересчитала, подумала, что мне этопотом пригодится. На антресолях я нашла просто бессчетное количество банок свареньем и соленьями. Это кто ж, интересно, так затарился?

Я перерыла в кухне все, что смогла, и из подсказок нашлатолько огромную пельменницу. Я ее точно видела, она и у нас дома точно так жена кухне валяется, никто ею не пользуется, а выбросить почему-то жалко.

В коридоре меня больше всего потрясли три коробки содинаковыми сапогами. Только размеры были разные. Интересно, это кому и зачем?

Дальше шла родительская спальня, и тут я совсем потерялась,потому что шкаф просто ломился от всякого барахла. Какое-то нечеловеческоеколичество шмоток, причем таких… Что ж они тут носят-то, это же ужас какой-то!

Дома мама носит только яркие костюмы. Юбок почти ненадевает, говорит, что за рулем неудобно, но брючки всегда самых невероятныхцветов. Здесь я обнаружила у нее в шкафу абсолютно одинаковые черные юбки имрачные пиджаки. Брюк нет вообще. И если судить по тому, в чем она уходила наработу, то единственная цель такого пиджака скрыть человека целиком. Как будтомешок на себя надела! Вообще выглядит мама так, как будто лет на десять старшестала.

И тут меня пронзило страшное предчувствие. Я отправилась ксвоему шкафу. О ужас! Я с содроганием вытащила из шкафа нечто. Что это? Типаспортивный костюм? А это? Вот эти вязанные … ээээ… даже не знаю как назвать.Легинсы? Это как носят? А колготки? Да это ж не колготки, это издевательствокакое-то! У нас в таких даже груднички не ходят!

Я с отвращением запихнула в шкаф все это убожество и… Ура!Вот еще одна подсказка! На полке, рядом с кроватью, я увидела книжку. Я узналаее, она есть у нас дома. Только я взяла ее в руки, раздался звонок. Я попала! Явышла на следующий уровень? Звонок повторился. Видимо, я должна что-то ещесделать… Звонок стал настойчивым. Я, обняв книгу, кинулась в коридор. Звонилитут. Звонили во входную дверь. Пока я искала домофон, чтоб открыть, звоноктрещал уже непрерывно. Я аж вспотела, пока не сообразила, что нет тутдомофонов, что это прям в дверь звонят. В звонок.

— Алле? – тихо сказала я двери, потом прокашлялась иповторила громче, — Алле?

— Оля, открывай! Это я, Ира! – сообщили из-за двери.

Я от такой наглости чуть не села. Ага, нашли дурочку, так я и открыла!

— Я вас не знаю! – сказала я.

За дверью помолчали, а потом раздался быстрый шепот.

— Ой, Олечка, а я не поверила. Ко мне твоя мама утром зашлаи попросила тебя проведать. Сказала, что ты заболела сильно и многое забыла, ая ей не поверила. Оль, это ж я, Ира, мы с тобой за одной партой сидим.

— Я одна сижу, — брякнула я, не подумав.

— Оля, Олечка, ты открой, твоя мама сказала, ты всевспомнишь. Я тебе помогу, Оляяяяя…

Я мучительно соображала, что ж мне делать. С одной стороны,нельзя открывать незнакомому человеку, с другой, если рассуждать логично, янашла подсказку – раздался звонок. Значит, это естественное развитие игры.Черт, сохраниться бы… Знать бы как.

Я заметила у двери глазок, посмотрела в него. За дверьюстояла девочка. Действительно девочка. Просто девочка. И бормоча про себя«сейф, сейф, контрол эс» я открыла дверь.

Витя, 2018 год

Когда я увидел, что мама куда-то собирается, то попросил:

— Мама, а возьми меня с собой. Мне дома одному скучно.

Мама так и застыла с туфлей в руках.

— Дома? Скучно?

Похоже, мама решила, что ослышалась.

— Ну да. Книжек мало, читать нечего. Что я тут буду одинделать?

Мама смотрела на меня, словно подозревая подвох.

— А… комп? — осторожно спросилаона.

Слово «комп» мне ничего неговорило. На всякий случай я неопределенно повел плечом.

— Ну хорошо, — в мамином голосе чувствовалось одновременно иизумление и сдержанная радость, — поехали. Только я по магазинам, тебе,наверное, скучно будет.

Услышав про магазины, я чуть было не дал задний ход.Ненавижу магазины! Стоишь в этой очереди полчаса и слушаешь, как бабки междусобой болезни обсуждают. Но ведь должен же я найти других подопытных! Может,они тут уже давно, знают правила, объяснят, что к чему.

— Ничего! — твердо сказал я. — Потерплю. Заодно могу в очередипостоять.

— Зачем? — мама окончательно растерялась.

— Ну… чтобы ты могла в другую очередь стать.

Мама вдруг рассмеялась. Я решил не развивать тему.

— Ладно, — сказала мама, отхохотав, — поехали… заботливый тымой.

Даже когда мы сели в машину, мама продолжала улыбаться.Завелась, нацепила на ухо какую-то большую сережку и вдруг сказала:

— Привет!

Я во все глаза уставился на нее. Не со мной же оназдоровалась!

— Представляешь, что наш сын сегодня заявил?

Видимо, мама с папой разговаривала. То есть, наоборот,невидимо разговаривала. Сколько я ни вертел головой, папы не заметил.

— «Давай я в очереди постою»… — мама снова стала давиться отсмеха, — «чтобы ты могла в другую очередь стать»!

Судя по паузе, папа что-то отвечал. И, судя по новому взрывумаминого смеха, что-то смешное.

— Точно! — мама начала похрюкивать. — Память предков.

Она чуть-чуть повернула голову ко мне:

— Сынок, папа спрашивает, не поможешь ли ты ему на мамонтовохотиться?

Я надулся. Мама заметила это и быстро свернула разговор.

— Ты чего? — сказала она своим коронным маминым голосом. —Обиделся? Извини, мы не хотели тебя обидеть!

Я тут же оттаял, но из принципа продолжал дуться и смотретьв окно. Поймал себя на том, что сегодня пестрота на улицах, странные машины иодежды меня не так сильно задевают. Старался высмотреть в толпе кого-нибудь срастерянным взглядом, но мама слишком быстро ехала.

А потом мы пошли в магазин…

Теперь я понял, почему мама смеялась. Очередей не было!Вообще! Нигде! То есть у некоторых прилавков стояло по два-три человека, но этоже не очередь! Очередь — это когда через весь магазин тянется колбаса из людей,чтобы купить кусок колбасы из коров.

Но мама все равно застряла в отделе со всякой одеждой. Черезпять минут она заметила, что я скучаю, и сказала:

— Да ты походи, погуляй пока!

Это было странно. Обычно мама меня ни на шаг не отпускала вмагазине — вдруг потеряюсь. Я обрадовался и пошел искать книги.

Книг не нашел, но нашел игрушки. И застрял возле них точнотак же, как мама — возле платьев. Чего тут только не было! Мячи, карнавальныекостюмы, конструкторы… про всякие машинки и куклы я вообще молчу. Я даже забыл,что собирался выследить кого-нибудь из подопытных — стоял и глазел, неотрываясь.

И тут у меня во внутреннем кармане куртки что-тозавибрировало и зазвучала бодрая песенка. Я испуганно полез в карман и достализ него небольшой полупрозрачный приборчик, который полностью состоял из экрана.Музыка шла именно из него. Почти весь экран занимало сообщение: «ВызываетМама». Под ним зеленым было написано «Ответить», а красным «Отменить».

— Ответить, — сказал я приборчику.

Тот продолжал наигрывать музычку.Я почесал затылок и ткнул пальцем в «Ответить». Это сработало: на экранчикепоявилась мамино изображение, а из приборчика донесся приглушенныйвстревоженный мамин голос:

— Витя! Ты где?

Я поднес приборчик поближе к уху и громко ответил:

— Я тут!

— Где тут?

— У отдела игрушек!

— А… — мама сразу успокоилась, — жди меня там, я сейчас.

И замолчала. Я еще немного постоял, посмотрел на приборчик,но экран на нем быстро погас, я пожал плечами и спрятал его в карман.

— Ты почему так долго трубку не брал? — сердито спросиламама, как только нашла меня. — Я уже волноваться начала!

«Ага, — подумал я, — значит, это называется "трубка"!»

— Пошли, надо еще за продуктами заехать.

В гастрономе — огромном, как стадион, — людей было много, ноочередей все равно не наблюдалось. Я уже спокойнее рассматривал прохожих иобратил внимание, что многие из них тоже ведут диалоги с невидимымисобеседниками. Некоторые, как мама, пользовались большой сережкой на ухе,другие — приборчиками вроде моего. Только они прижимали его к уху, кактелефонную трубку. Я вдруг сообразил, что это телефон и есть! Только оченьмаленький и удобный, можно с собой носить. У американцев таких точно нет!

Как хорошо жить в самой передовой стране мира!

Синичка, 1980 год

Я осторожно открыла дверь и пару секунд мы с неизвестной девочкойрассматривали друг друга.

— Олька, — сказала она шепотом, — Олька, ты чего таксмотришь?

— Как? – спросила я.

— Странно как-то, — ответила девочка и вошла в квартиру.

Чувствовала она тут себя как дома, разулась, закрыла дверь ипошлепала в мою комнату.

— Ой, а чего вы шторы сняли? Стирать? А что это у тебя тут пельменница валяется? А ты совсем ничего не помнишь? А представляешь, мне вчера Женька сказал, чтоесли б он полетел на луну, он бы мне оттуда открытку прислал. Как ты думаешь,это значит, что я ему нравлюсь? Или онтак, треплется, как обычно?

Девочка говорила без умолку, а я слушала ее, слушала. Еслиэто переход на следующий уровень, то должен же быть смысл во всей этойболтовне? Или ей нужно задать правильный вопрос? Может быть, она должна мнепередать важный предмет?

— А что ты мне принесла? – спросила я.

Девочка Ира осеклась на полуслове и задумалась.

— А что? Я что-то должна была принести? – спросила она.

И вдруг лицо ее просветлело, и она сказала:

— Точно! А я и забыла! Смотри, что у меня есть!

Она достала из кармашка, разгладила и протянула мне наладошке, как величайшую ценность, маленькую бумажку. По тому как она на неесмотрела, с придыханием и почти не дыша, я поняла, что это безусловно оно –ключ, которые переведет меня на следующий уровень.

Я так же нежно взяла бумажку в руки, развернула ее изастыла.

— Что это? Это ключ? – спросила я.

— Это Дональд Дак! – гордо ответила она, — У Катьки вчеравыменяла. Помнишь, ей в прошлом году дядя жвачку из-за границы привез?

— Не помню, — ответила машинально.

— Ой, Олька, как же я забыла…— глаза у Иры тут женаполнились слезами, — Оленька, ты не переживай, ты вспомнишь, я тебе всерасскажу, хочешь?

И Ира кинулась меня обнимать. Я стояла как истукан и ничегоне соображала. Никогда в жизни ко мне не лезли обниматься посторонние люди, этобыло так дико, что сразу захотелось удрать. Но удирать было некуда, сзадистояла кровать, и единственное, что я могла сделать, чтоб вывернуться изобъятий, это сесть на нее. Села. Ира тут же шлепнулась рядом, обняла меня заплечи, прижалась и зашептала в ухо.

— Олечка, я так соскучилась по тебе, в школе без тебя плохо.Катька со Светкой, Ленка с Наташкой, а я все одна да одна. Хорошо, что Аленказаболела, вернее, плохо, что она заболела, но зато у второй Ольки, у Шиловой,теперь тоже подружки нет, так мы вместе. Но ты не подумай, как только тыпридешь, я с тобой буду! А ты когда придешь?

— Я не знаю пока, — выдавила я из себя.

Посмотрела на бумажкув руках, и поняла, что надо брать инициативу беседы в свои руки, а то у меня отэтих ненужных подробностей крыша поедет.

—Ты мне обещала про жвачку рассказать, — сказала я.

— Что? – Ира посмотрела на меня круглыми глазами, — Ах, да…Ну, жвачка. У Катьки выменяла. Хочешь, подарю?

— Как выменяла?

— На то синее стеклышко, помнишь?

— Не помню.

— Ой, Оляяя, — Ирины глаза опять наполнились слезами, и онаприжалась ко мне щекой.

Я испугалась, вскочила, отошла к стенке. Постараласьсобраться с мыслями.

— Не плачь, — выдавила я из себя, — Лучше рассказывай.

— Что?

— Все. Про жвачку.

— Да далась тебе эта жвачка! Это что для тебя так важно?

— Да.

Ира внимательно посмотрела на меня и сказала.

— Да я не знаю, что рассказывать! Это наш с тобой любимыйфантик, ты его тоже хотела, а Катька не давала. А вчера она, вдруг, говорит:«Давай меняться, стеклышко на Дака!» Ну, я и согласилась. Они «секретики»делали во дворе, и нужно им было синее стеклышко. А я наигралась уже, мненадоело.

— А зачем мне был этот фантик?

— Как зачем? – удивилась Ира, — Чтоб был. Красиво.

Я внимательно посмотрела на бумажку в руке. Фантик и фантик.В голову б не пришло его хранить.

— А жвачка где? – спросила я.

— Да съели давно, — пожала плечами Ира, — Ее ж год назадпривезли, ты чего не помнишь? Ах, да… А хочешь, я тебе покажу, где твояколлекция лежит?

— Хочу…

Ира бодро полезла в мой стол и вытащила оттуда картоннуюкоробку. Боже, сколько там оказалось всякой ерунды! Какие-то блестящие бумажки,разбитые бусинки, фантики, значки, стеклышки. Если ключ где-то здесь, я егоникогда не найду…

Витя, 2018 год

К вечеру я был так переполнен впечатлениями, что они у менячерез уши лезли. Я уже ничему не мог удивиться, а чтобы искушения не было,забился на заднее сиденье машины, закрыл глаза, уши… и уснул.

Проснулся уже дома, на каком-то диванчике. Поворочался — вэту комнату я еще, кажется, не заходил. И увидел мамин затылок. Она сидела застолом, прямо перед телевизором — точно таким же, как стоял в моей комнате.

— Проснулся? — весело спросила она, не оборачиваясь. — Естьхочешь?

— Не-а!

Я хотел напомнить маме, что так близко перед телевизоромсидеть опасно, она сама мне сто раз это говорила — но не напомнил. Меня удивилото, что я увидел на экране. Почти весь телевизор был занят текстом, которыйпоявлялся буква за буквой. И самое поразительное, что появлялся он благодарямаминым действиям! Когда она нажимала на кнопки перед собой, слова выползали наэкран. А когда делала паузу, текст тоже замирал в ожидании. А в паузах появлялисьчьи-то еще фразы — не по букве, а сразу целиком.

Что-то похожее я видел в каком-то фантастическом фильме… Аможет… Догадка мне очень понравилась, я тут же решил ее проверить.

— А что ты делаешь? — спросил я как можно небрежнее.

— Общаюсь… Так тебя покормить?

— Да нет, я же сказал… А с кем?

— С подругой… Погоди пять секунд!

Все сходилось! Конечно, мама, как и я, была участникомэксперимента! Ученые проверяли, как быстро человек способен разобраться внеизвестном ему техническом устройстве. Мама уже разобралась со всем этим, а япока не могу.

Я подошел к маме и обнял ее сзади за плечи.

— Мам… А ты меня научишь?

Тут выяснилось, что мама сидит в крутящемся кресле. Онаразвернулась так резко, что чуть не сшибла меня с ног.

— Ой, прости, — сказала она испуганно. — Что ты сказал?

— Научи меня, пожалуйста… — я кивнул на клавиши перед мамой.— Этому всему.

— Я?! Тебя?!

Теперь уже я испугался, что мама упадет в обморок.

К счастью, в комнату заглянул папа.

— Вот вы где?! — сказал он бодрым голосом. — Чего вы тутуединились? То есть удвоились?

Мама схватила меня за руку, как будто я собирался убегать.

— Саша… Витя просит… чтобы я научила его работать на компе…

Папа с минуту, наверное, переводил взгляд с мамы на меня иобратно. А потом вдруг захохотал и начал трясти мою руку:

— Молодец! Фамильное чувство юмора! Гены пальцем неразмажешь!

Мы с мамой не поддерживали его веселья. Папа пересталсмеяться и насторожился:

— В смысле?

К счастью, я уже успел сообразить, как себя вести. Видимо,по условиям эксперимента нельзя помогать друг другу. Поэтому я сказал:

— Это из-за болезни. Из головы все вылетело. Пап, а у тебяесть инструкция к этому… к компу?

Я очень надеялся на инструкцию. Я даже с новым пылесосом поинструкции в пять минут разобрался. Папа не разобрался, мама даже не взялась —а я смог.

— Инструкцию? — папа с сомнением наморщил лоб.

Наверное, вспоминал, можно ли по условиям экспериментапользоваться инструкцией. А потом решился.

— Ладно, будет тебе инструкция. Вместе с инструктором.

И повел меня в мою комнату. Мама увязалась за нами. Папаусадил меня перед телевизором и сунул в руки такую же панель с кнопками, что иу мамы.

— Итак. Устройство компа. Комп состоит из монитора…

Сначала папа говорил полушутливо и все посматривал на меня —мол, ну что, будем дальше играть? А потом вошел в раж, особенно когда дошел до Инета. Я только глазами хлопал, пытаясь запомнить все егодействия. Час, не меньше, мама пыталась нас дозваться на ужин. Потом ушла — ивдруг на экране появилось окошко с надписью «Мама». В окошке было написано:

«Живо ужинать!!! Саша! Ты как маленький, честное слово!!!»

Папа спохватился и потянул меня ужинать.

За столом он продолжал меня наставлять, но на слух я вообщеничего не воспринимал.

— Лучше качать через торренты, —жарко говорил он, — хотя при нынешних скоростях уже без разницы. Но учти, антивирь должен быть все время включен…

Маме еле удалось сбить папу с темы вопросами о его работе.Через пять минут он уже с жаром рассказывал о каких-то тупых клиентах, которыене умеют работать по лизингу… Я сидел, жевал курицу и радовался, что хоть влизингах мне не придется разбираться.

После ужина я сразу бросился к своему компу(комп это, а не телевизор!). Нужно было повторитьвсе, что мне говорил папа, пока оно еще в голове. Нажал на кнопку включения.Дождался, пока появится окошко с паролем. Похвалил себя за то, что догадалсязаписать пароль на бумажку. Ввел пароль. Дождался, пока на экране появитсякартинка с разбросанными по ней значками… И застрял.

Сейчас нужно было как-то выйти в Инет.Когда это делал папа, все получалось быстро и понятно, но теперь, когда я былодин… Надо было «щелкнуть мышкой» на каком-то значке… Я взялся за кругленькуюкоробочку-«мышку» и поводил ей туда-сюда. Попытался щелкнуть. К моемуудивлению, это получилось легко — как вчера с роликами. Рука как будто самапомнила нужное движение. Но где же нужный значок?

Я водил мышкой по коврику, чтобы хоть что-то делать, игрустно думал, что теперь меня признают никуда не годным и исключат изэксперимента. И маму с папой, наверное, тоже. Подвел я их… И Женьку подвел…

Меня вдруг пробил холодный пот. Из-за всех этих удивительныхштучек я совсем забыл о Женьке! А пионерское собрание? Оно прошло, или менярешили ждать? Мне очень-очень захотелось остаться в эксперименте! Чтобы там, сАрхипычем все как-нибудь само утряслось! Как же открывается этот чертов Инет?!

И вдруг я сообразил, что чертов Инетуже запущен. Более того — открыт этот… как его… браузер, и в нем — какой-тосайт. Похоже, пока я думал о своем, руки сами собой сделали все, что нужно.

Я приободрился. По крайней мере, сегодня меня (и родителейпо моей милости) из эксперимента не выкинут. Значит, надо самомупоэкспериментировать с Инетом. И вообще с компом…

…Я и не заметил, как наступила глубокая ночь. Наверное, доутра просидел бы — игрушка очень интересная попалась — но пришла мама и снедовольным бурчанием «А я-то радовалась, что ребенок от компаотлип» заставила все закрыть и выключить.

Бухнулся в постель и на секунду вспомнил про Женьку. А потомсразу, без перехода, упал в сон. Там было много удивительных блестящих машин, икакие-то люди с бородами и в белых халатах запускали Инетс помощью большого разводного ключа…

Синичка-Оля, 1980 год

Через два часа Ириной непрерывной болтовни я поняла, чтосмертельно устала. Я уже ничего не понимала, ничего не соображала, у меняосталась только одна мечта – как-нибудь ее выключить. Но как выключитькомпьютерную игрушку, если ты у нее внутри?

— Ира, я уже наигралась на сегодня!

— Хорошо! – бодро рапортует Ира, — Давай почитаем!

И она хватает с полки книжку. Я машинально запоминаю какую(вдруг это очередная подсказка), а Ира садится возле меня, утыкается в книгу иначинает листать страницы. Спрашивает:

— Прочитала? – и только тогда переворачивает.

Я честно пыталась читать, но шрифт слишком мелкий и нечеткий,да и неудобно читать с колен, все-таки гораздо лучше когда монитор передглазами. Я кинула это занятие и несколько минут наслаждалась тишиной. Нонедолго…

— А все-таки молодец Алиса, правда?

Ох. Не может она помолчать…

— А я вот думаю, я б, наверное, испугалась. А ты?

Я промямлила что-то неясное. Понятия не имею, что она тамвычитала. Но Иру это нисколько не смутило.

— Я сколько книжек читаю, все время думаю, что я б так несмогла. Они все в книгах герои…Все смелые. Например, пионеры-герои. Они ж как мы были, дети, а ужеРодину защищали. Или вот Алиса… С космическими пиратами сражается… Хотя Алиса,она из будущего, наверное, тогда все люди будут героями. Как ты думаешь?

Я не думала, я лихорадочно соображала, к чему она ведет. Какже ее выключить? Мне нужна передышка. Выйти бы из игры, попить чего-нибудь.

— Я чаю хочу! – сказала я вслух.

— Давай попьем, — согласилась Ира.

На кухне она пару минут наблюдала, как я стояла с чайником вруках и соображала, как его включить.

— А где вода? – жалобно спросила я.

— В смысле? — спросила Ира.

Пока я продолжала озираться в поисках кулера или фильтра,Ира выхватила у меня чайник и сунула его под кран. Ничего себе! Эти дикие людипьют воду прямо из-под крана!

Я уселась за стол, а Ира деловито зашустрила на кухне.

— Оль, вообще ты плохо выглядишь, — сказала она через паруминут, — Молчишь все время. И вообще какая-то странная. Даже про будущеемне не ответила.

— А что отвечать?

— Ну, что-нибудь. Что ты думаешь, то и ответь.

— Я ничего не думаю.

Ира поджала губы и отвернулась. А я наслаждалась тишиной. Ноопять недолго, потому что пришла с работы мама.

Мама втащила в квартиру две огромные сумки. Пришла,поставила их в коридоре, дотелепалась до дивана ирухнула на него без сил. Но выражение лица у нее при этом было совершенноблаженное.

— Олька, ты только посмотри, что я достала!

Я аккуратно подошла к сумкам и заглянула внутрь. Ничегоинтересного не нашла, еда и еда. Зато Ира просто зашлась от восторга.

— Ой ничего себе! — заголосила она, — Тетя Таня, давайте явам помогу разобрать.

И потащила одну сумку на кухню. Там она начала выгружатьсодержимое на стол, чмокая от восхищения. В кухню тут же вошла мама, и началаразмахивая руками с восторгом рассказывать.

— Нам сегодня на работе заказ дали. Ну, первое ж мая скоро.Посмотри, там печень трески и шпроты. И горбуша! И сгущенки две банки! И вотиду я с этой сумкой домой, а у нас рядом с работой гастроном есть, дай, думаю,зайду. Захожу, и как чувствовала, подхожу к колбасному отделу, а там у насдевочка продавщица знакомая есть, и она мне глазом мигает. Я сначала удивилась,а потом решила подождать, подхожу поближе, а тут колбасу выносят! Ты посмотри,трех сортов! Трех! Вареная, сервелат и сухая. Жаль, всего по палке давали, а тоб я больше взяла. А пока я стояла, еще и кур выбросили в соседнем отделе. Нучто за день такой удачный! Давайте я вам, девчонки, бутербродов наделаю!

Мама торжественно выдала нам по бутерброду с варенойколбасой, объявив, что сухую она оставит на праздник.

Ну, колбаса, в целом, была вкусная. Даже мясом пахла. Нообщих восторгов у меня разделить совсем не получалось, тем более, что вопросовосталось куча. Почему еду дают, а не продают? И зачем выбрасывали кур? И чтотакое заказ? И почему колбасу можно есть только по праздникам?

Мама же жевала и говорила без передыху, видно было, что ееот радости аж распирало.

— Вот папа придет, обрадуется!

— Тетя Таня, — спросила Ира, — а долго вы стояли?

— Да нет, — сказала мама, — часа два в общей сложности.Нормально. Жаль, конечно, хотела себе сегодня ногти накрасить, теперь ужепоздно возится. Эх, все время что-то не успеваешь! Ладно, теперь вырассказывайте, что вы тут делали весь день.

Ира начала пересказывать маме, во что мы играли, а явнезапно страшно устала. Встала и ушла в свою комнату.

Я слышала, как мама уговаривает Иру не обижаться, объясняет,что я больна, слышала, как Ира в сотый раз цокает языком и обещает мне помочь.А я лежала и думала, о том, что без меня сейчас на форуме происходит.Интересно, заметил ли кто-нибудь, что Синички нет? Там у них весело, небось ужесто страниц исписали. К экзаменам готовятся… И тут меня посетила перваярадостная мысль – ведь если я здесь, то и экзамены эти идиотские мне сдавать ненужно! Интересно, я когда доиграю и выберусь отсюда, я куда попаду? В тот жедень, откуда ушла или позже? Хорошо бы здесь месяцок перекантоваться и ужепосле экзаменов вернуться домой.

В комнату пришла мама, положила руку мне на лоб и сказала:

— Оль, я посоветовалась с доктором, он сказал, что тебелучше в школу пойти. Там друзья, они тебе помогут. Это лучше, чем одной домасидеть.

— Хорошо, — сказала я.

Игра выходит на новый уровень! Завтра я выйду из дома!

Витя, 2018 год

Я лежал с закрытыми глазами и удивлялся, почему меня в школуне поднимают. Радовался, конечно, но и удивлялся тоже. А потом вспомнил проэксперимент и перестал удивляться.

Но валяться сразу расхотелось. Я сел в кровати, потянулся иначал думать, чем бы заняться, раз уж в школу идти не надо. Интересно, а вэксперименте школа вообще не предусмотрена? Но ведь должны меня чему-то учить?В «Москве-Кассиопее» ребят-космонавтов во время полета заставляли учиться. Илитут обучение во сне? Я пожмякал подушку, но ничего в ней не обнаружил. Хорошобы школа все-таки была. Учиться я люблю. С ребятами можно было бы поговорить,наверняка они бы меня быстро научили, в чем смысл этого эксперимента.

И вообще — как же я узнаю обо всем вокруг? Хоть бы книгикакие дома были, энциклопедии… И тут я рассмеялся — ну я и тормоз! А Инет мне для чего провели прямо в комнату? Конечно! С егопомощью тут все и учатся, и с условиями эксперимента разбираются.

Я прямо в трусах уселся за комп,включил его и запустил браузер. Сегодня это у меня получилось гораздо быстрее,хотя я и не отключал мозги, чтобы руки сами все делали.

Открыл страницу поиска. Задумался. А что искать-то? Ввелслово «Эксперимент» и нажал «Искать!».

Ух ты!

Ответов было много. Очень много. Слишком много!

Оказывается, люди проводят самые разные эксперименты:физические, биологические, театральные, медицинские, химические, дажесоциальные какие-то. Один из заголовков гласил: «"Эксперимент" —новый фантастический блокбастер!». Я решил выяснить, что такое «блокбастер»,щелкнул на заголовке. Оказалось, речь идет о фильме. На этой странице заметилподчеркнутую строку (папа называл такие строки ссылками) «смотреть трейлер».Щелкнул на ней — надо же было выяснить, что такое «трейлер»! Посмотрел короткийрассказ о фильме, который сопровождался отрывками из него. Увидел ссылку«Смотреть еще», щелкнул на ней…

…Мама сердито потрясла меня за плечо:

— Ты завтракать идешь? Я зову, зову…

— Извини, мам, я не слышал.

— При чем тут «слышал»? Я в аську тебе уже сто раз написала!

Мама перехватила у меня мышку и щелкнула на мигающемпрямоугольничке внизу экрана. Открылось окошко с текстом «Сынок! Идизавтракать!».

— Господи, — изумилась мама, — ты что, никому в аське неотвечаешь?

И она провела мышкой по верхней части окошка. Там мигалижелтые значки. Возле каждого значка было написано имя. Причем имена какие-тостранные: «Сушка», «Красавица», «Ястреб», «Кровопийца»…

— Я сейчас отвечу! — пообещал я и потянулся за мышкой.

Но мама мышку не отдала.

— Потом ответишь! Марш на кухню!

Завтрак был уже холодный, но мама не стала, как обычно,ворчать по этому поводу. Она просто сунула мою тарелку вместе с едой в какой-тостеклянный ящик и нажала на нем кнопочку. Ящик тихо загудел, тарелка в немпринялась крутиться.

— Я смотрю, — строго сказала мама, — ты уже совсем здоровый!

Я подумал и кивнул.

— Значит, завтра отправляешься в школу. Экзамен на носу,нечего дома прохлаждаться!

Сначала я обрадовался, что школа тут все-таки есть, а потомиспугался. Экзамен? Какой еще экзамен? Ведь экзамены только после восьмогокласса сдают! Мама моего изумления не заметила, потому что ящик звонко чирикнули перестал гудеть. Мама достала из него тарелку и поставила передо мной. Едабыла горячая.

И я понял, что это меня совсем не удивляет. Особенно послетого, что я узнал про экзамен. А что я узнал про экзамен? Да ничего! Узнал, чтоон есть. Маму решил ни о чем не расспрашивать. Я уже привык, что по условиямэксперимента я должен все узнавать сам.

Оля, 1980 год

Разбудила меня мама. Собиралась я долго и мучительно.Хорошо, что мама не задавала вопросов, а молча пихала мне то, что нужно надеть.Я с трудом влезла в жуткое коричневоеплатье, сверху мама навертела какой-то несуразный передник мрачного черногоцвета, а на шею зачем-то привязала красный платочек. Гламурненько… Но оченьнеудобно! Сто лет я юбок не носила! Вернее не носила я их почти через 40 лет,считая от сегодняшнего дня. Но если об этом думать, можно тихо сойти с ума.

Мама хмуро напялила на себя очередной хламидныйпиджак и принялась красить губы. Ну, к маминой утренней хмурости я ужепривыкла, она всегда оживает только к обеду, но к такому маминому видупривыкнуть невозможно!

— Слушай, мам, — не выдержала я, — а почему ты все время втакой мрачной одежде ходишь?

— В какой мрачной? Нормальный деловой костюм.

— А почему такой темный? И юбка эта тебе не идет…

— Что значит «не идет», нормальная юбка. Ольга, что-то тымного себе позволяешь!

Я оторопела, все никак не могу привыкнуть, что тут мамасовсем не терпит, когда я с ней начинаю как с подружкой разговаривать. Дажеобидно!

— Мам, но что ты сразу обижаешься! Просто ты одеваешься, какбудто ты…

Я долго не могла подобрать слово. Не скажешь же «пожилая» женщина, точнообидится…

— Как будто ты зрелая женщина!

Дурацкое слово! Но, может, необидное?

И мама не обиделась, удивилась, скорее.

— А я какая? Оль, мне уже 38 лет! Я давно не девочка. И унас не принято ходить на работу абы в чем. У нас солидный институт. Нашемуотделу, между прочим, в следующем году разрешили еще две кандидатские защитить.И премию обещали поднять квартальную, если план выполним.

Я опять не поняла и половины из того, что услышала, мысленноплюнула и решила разобраться с этим потом. Тем более, что мама уже активновыпихивала меня из дома.

Вышла я из дома… И очень хорошо, что у подъезда меня ждалаИра, потому что без нее я б до школы не дошла. То есть точно бы опоздала, покаб рассматривала все вокруг. Двор вроде бнаш, но какой-то странный, что-то не то…

— Ира, — сообразила я, — А где все машины?

— Какие машины? – удивилась она.

А я оглядывала двор и не верила своим глазам. Обычно заприпаркованными авто не было видно травы – они стояли в два ряда вдоль бортика,и если б могли, встали бы еще на пару рядов наверх. Сейчас во дворе было пусто.

Но Иру это нисколько не удивило, она с завидным упрямствомволокла меня в школу. Идти было неудобно, ветер поддувал под юбку, норовил еезадрать выше головы. А колготки, о эти колготки… Помню, бабушка мнерассказывала, что когда она была маленькой, то колготки еще не придумали. Иносили они чулки на подвязках до груди. Возможно, это было еще хуже, хотя, помоему, хуже некуда… Эти колготки скукоживались и собирались отвратительнымигармошками, и утешало только одно – так выглядели абсолютно все девочки,которые так же как мы спешили в школу.

А наш район я узнавала с трудом. Деревьев почти нет, дорогнет совсем. Вокруг сплошные новостройки, стоящие среди топкой грязи. Видимо,недавно шли дожди… В грязи, на самых оживленных местах, где больше всего ходятлюди, были проложены досочки, по которым резво перемещались бабушки смаленькими детьми, тетеньки на каблуках, дяденьки в костюмах, а такжемногочисленные школьники. Все прыгали по этим дощечкам так резво и слаженно,что я просто диву давалась, как они натренировались. Дошли мы до школы. Тут всене сильно изменилось, школа явно новехонькая, только построенная. Чистая пока иухоженная. Конечно, без стеклопакетов, блестящего ламината на полу и компа на входе, который считывает индивидуальную картукаждого входящего, но, в целом, это была моя школа. Даже раздевалка нашегокласса оказалась на том же месте, что и была.

Но дети, дети все-таки были другими. Они все быликакие-то…дикие и приставучие. Все вокруг бегали и кричали, все норовилипотрогать и спросить что-нибудь дурацкое:

— Как дела?

— Ты пришла?

— На урок идем?

Я просто дурела от идиотизма вопросов. Нет, я не пришла,нет, не идем…Я совершенно не понимала, какое им вообще до меня дело? Кто импозволил трогать меня руками, дергать за волосы и хлопать по спине? Почему онитак громко смеются, смотрят мне в глаза и беспрерывно что-то спрашивают?Чувствовала я себя ужасно. Так ужасно, что даже забыла, что мне бы нужноподсказки собирать, а не просто так по сторонам глазеть. Ира утащила меня ккабинету математики, (надо же, он на том же месте) и тут прозвенел спасительныйзвонок на урок.

Витя, 2018 год

Весь вчерашний день я провел лихорадочно, но как-тобессмысленно. Сначала пытался разобраться в «аське». Прочитал все, что тамбыло, но так и не понял ничего. Кажется, люди (или роботы?), которые писалисообщения, что-то знали обо мне важного и нужного. Но использовали они такиеудивительные слова, что смысл от меня усколзал — «лол», «фича», «кирдык»,«лохануться»…

В общем, в школу я проспал. Смутно помню, как мама менязапихнула в машину, потом вытащила из машины, отбуксировала к школе (нашей, нокакой-то слишком нарядной) и сдала с рук на руки какой-то аккуратной бабушке.

— Карту! — строго сказала она, улыбаясь.

Это было жуткое зрелище: глаза, как у Снежной Королевы, асама улыбается. Я оцепенел.

— Карту! — повторила бабушка и улыбнулась еще больше.

Мне стало еще страшнее. К счастью, тут мимо меня пробежалкакой-то мальчик, он на бегу выхватил небольшой цветной прямоугольник изкармана и быстро провел им по какому-то прибору. Прибор пискнул, мальчикпронесся мимо него, даже не притормозив. Наверное, у меня тоже должна была бытьтакая карточка. Порывшись в карманах, я действительно выудил цветнойпрямоугольник. Он был на ощупь очень гладкий и твердый. Я протянул картубабушке. Она улыбнулась еще шире, так, что стали видны все зубы — белые, безединой дырочки.

— Я думаю, Виктор, вы сами в состоянии поднести вашуперсональную карту к сканеру.

Я решил больше не спорить. Еще немного — и бабушке придетсятак сильно улыбнуться, что лицо треснет. Я поднес карточку к прибору. Тотпискнул. Я вопросительно посмотрел на бабушку. Та благосклонно кивнула. Иначала улыбаться еще шире.

Я прошел мимо нее, стараясь не смотреть на это ужасноезрелище.

Уже внутри понял, что совершенно не представляю, куда идти.Я даже не спросил у мамы, в какой я параллели! Пришлось лезть в рюкзак и искатьдневник. Ага, 6 «Б»… Стоп! Как шестой? Я же только в пятом учусь? Неужели япролежал в этом… анабиозе целый год!

От страха я проснулся окончательно и испугался еще больше.На мне не было не только галстука, но и школьной формы вообще! И все остальные,кого я успел увидеть, тоже одеты кто во что. Подробно я рассмотреть не успел —все слишком торопились…

Я глянул на большие круглые часы, и меня нагнал другойстрах, более привычный. Я понял, что осталась всего минута до начала занятий.Глянул в дневник — первая сегодня математика. Кстати, и дневник какой-тонепривычный… Как и рюкзак, в котором не было ни одного учебника или тетрадки,зато лежал какой-то прямоугольный ящик… Но разбираться было некогда. Я бросилсяк кабинету математики, надеясь, что он-то хоть остался на месте. К счастью, таки оказалось. В кабинет я вбежал вместе со звонком.

Пробежался глазами по рядам. Все почему-то сидят по одномучеловеку за партой. А вон та пустая. Наверное, моя.

Я еле успел занять парту, как в класс вошел учитель. Всеподнялись из-за парт.

— Садитесь! — сказал он. — Напоминаю, что сегодня у насважный тренинг….

Сердце у меня забилось чаще. Почему-то я понял, что сейчас иначнется настоящее мое участие в эксперименте.

Оля, 1980 год

Ох, как же я ошибалась, считая, что звонок меня спасет.Дальше все было еще хуже. В классе творилось что-то несусветное. Вместо того,чтоб сидеть и спокойно общаться, как этоделают у нас все нормальные дети, мальчишки носились по кабинету, дралиськнигами и гоготали. Девочки вели себя чуть получше, они просто сгрудились вкучку и шушукались, зыркая глазами в сторону мальчиков.

Вместо удобных парт, тут стояли обычные столы, причем закаждым столом сидело по два человека. Ужасно, даже на уроке мне придетсятерпеть рядом чье-то присутствие. Мальчишки угомонились только когда в классвошла математичка. Эта была женщина странного возраста, с высоченной прической,и опять таки в мешковатом костюме. Лицо вроде молодое, но в целом, выгляделаона лет на 50.

Ирка потянула меня за рукав садиться, я и не заметила, чтовсе это время стояла торчком, прижав к себе портфель.

— Садитесь! — рявкнула математичка, — Дежурный, раздайтесамостоятельную!

— Уууу… Ыыыы… — замычал класс.

Вскочила худенькая маленькая девочка и начала бегать поклассу с какими-то бумажками, при этом все остальные шушукались, хватали ее заруки и пытались что-то у нее выяснить про варианты.

— Вариантов пять, — сказала математица, — решаем быстро, этаработа на 20 минут.

Все уткнулись в тетради, я начала рассматривать листик.Как-то текст странно напечатан, не понятно на каком принтере… Но если здесьесть принтер, значит и комп должен быть!

— Воробьева, что сидим?

Я не сразу сообразила, что это ко мне обращаются.

— У тебя осталось 15 минут.

Я огляделась по сторонам и посмотрела, что все вокруг быстрочто-то строчат в тетрадках. Как им удается писать с такой скоростью? Я взяларучку, и начала переписывать в тетрадь условие задачи. В принципе, несложная,мы такие решали. Только не понятно как 16416 разделить на 36. Комика-то у менянет! Я еще раз огляделась по сторонам. Все сосредоточенно писали, никто непросил калькулятор. Ирка, которая сидела рядом, ткнула меня локтем.

— Чего застряла? – спросила она, едва разжимая губы

— А как это поделить? – ответила я так же.

— В столбик…— ответила Ира.

— Разговорчики! – рявкнула математичка, — Воробьева иВоронько, сейчас отберу работы!

Я гипнотизировала листик и понимала, что сейчас заплачу. Яне помню, как делят в столбик. Мы проходили это три года назад, и с тех пор ни разу мне не приходилось воспользоватьсяэтим редким умением. Они б меня еще на счетах считать заставили!

Математичка встала позади меня и громко дышала за спиной. Яокончательно перестала соображать, и остальные задачи решать и не пыталась.

Витя, 2018 год

При слове «тренинг» все напряглись. Я просто кожейпочувствовал, как в классе элекризуется атмосфера.

— Я тут успел заметить, — математик насмешливо посмотрел наменя, — что некоторые до последней секунды готовились к сегодняшнему испытанию.Еле на урок успели. Даже нотик подключить не успели.

Только тут я заметил, что у каждого на столе стоит маленькийкомп, провода от которого уходят куда-то под парту.Провода были и на моей парте, а вот маленький комп…Вдруг я сообразил, что ящичек в рюкзаке — это он и есть! Я полез в рюкзак, ноучитель меня остановил:

— Поздно пить «Боржоми»! Шевченко! К доске!

И сразу напряжение спало, хотя никто ничего не сказал. Я шелк доске и ловил на себе сочувствующие и злорадные взгляды. Это мне совсем ненравилось. Похоже, «испытание» предстояло серьезное. А вдруг спросят что-нибудьпро Инет? Или еще про какие-нибудь экспериментальныештуки? Я дошел к доске и обернулся к классу в надежде, что кто-нибудьчто-нибудь подскажет. Но на меня уже не смотрели. Все сидели, низко нагнувшись,и что-то делали под партами. Мне стало совсем страшно.

— Я болел! — робко сказал я.

— Ничего! Будем повторять пройденное. За год.

И тут я похолодел: «за год»! Это значит — «за шестой класс»!

Но математик почему-то спросил у меня длину окружности. Неверя своей удачи — эту формулу я знал! — я ответил.

— Хм… А площадь круга?

— Пи эр квадрат!

— Ого! — кажется, учитель был удивлен.

Я приободрился. Значит, для пионера, который только чтопопал в эксперимент, я был хорошо подготовлен.

Он начал задавать мне всякие вопросы — а я отвечал на нихвсе бойчее и бойчее. Вопросы-то были совсем не сложные: про положительные иотрицательные числа, дроби и чуть-чуть — про уравнения.

Про себя я радовался, что не дали самостоятельную, потомучто от волнения я мог что-нибудь «напортачить», как говорит папа. А устноотвечать просто. Надо только следить за выражением лица учителя. Как только онначинает хмуриться или хочет что-то сказать, надо тут же быстро в уме найтиошибку и вслух исправиться.

Погоняв меня немного, математик покачал головой.

— Ничего себе… — он повернулся к классу и произнесторжественно. — Вот видите! Ничего сложного тут нет! Вышел и все рассказал!

Теперь на меня смотрели не с сочувствием или злорадством, ас ненавистью. Как будто я выскочка и зубрила какой-то! Просто меня вызвали — яответил! А что, надо было делать вид, что ничего не знаю? Впрочем, несколькодевочек таращились на меня с явным восхищением. Это меня приободрило

— Ладно, девятка, — сказал учитель и поставил оценку вжурнал. — Пару раз оговорочки все-таки были, а то бы десятка была. Садись.

Я так и не понял, пошутил он или по условиям эксперимента насамом деле десятки ставят. Покорно сел. И почувствовал, как завибрировалпортфель — наверное, мама звонила на телефон. Я постеснялся доставать, хотя всевокруг сидели с телефонами в руках и что-то там нажимали. С телефоном я пока слаборазобрался, не хотел позориться после такого триумфа.

— Так, — сказал учитель, — следующий к доске…

Класс не успел испугаться, как он выдал:

— Снежанна Кравчук.

Девочка на первой парте вздрогнула и посмотрела на учителя.

— Давай-давай, — подбодрил он ее. — Шевченко смог, а ты что,глупее?

Девочка нехотя поднялась из-за парты, злобно зыркнула наменя и поплелась к доске.

— Ну что, — учитель прищурился, — чтобы облегчить тебезадачу, буду задавать те же вопросы, что и Шевченко. Длина окружности?

Девочка нахмурилась.

— Давай-давай, вспоминай!

— А варианты ответов какие? — вдруг спросила она.

— Никаких вариантов. Думай давай…

Девочка уставилась на потолок.

Математик вздохнул.

— Ладно, напиши на доске.

Девочка взяла мел и, к моему удивлению, довольно увереннонаписала формулу. Правда, почерк у нее был, как у первоклашки — буквы большие инеровные, и строка уходит куда-то вниз.

— Вот видишь! Ты же знаешь! А слабо теперь словами сказать?

Ученица уставилась на доску и прочитала:

— Эс… равно… два… пэ… эр…

— Не «пэ», а «пи»! — учитель стер формулу. — А теперь?

Девочка снова уставилась в потолок и выдавила из себя:

— Эс… два… пэ… эр…

Дальше пошло не легче. Помучав ее еще немного, учительустало сказал:

— Садись. Все с тобой ясно. Артемов!

Девочка с явным облегчением села, ее место занял пухлыйрыжий мальчишка. У него успехи были еще скромнее. Потом вызвали еще несколькихчеловек — и все они «пэкали-мэкали», хотя вопросы были все те же, чтоспрашивали у меня.

Сначала я гордился — вон какой я умный. Потом задумался. Апотом испугался — может, это из-за эксперимента все так тупеют? Или сюда толькотупых отбирают? Значит, надо поскорее отсюда смываться! Сегодня же поговорю смамой и папой!

Но последняя фраза учителя меня насторожила.

— Как же так!? — сказал он, отправив на место очередногомученика.. — Шевченко, не самый умный в классе, может у доски отвечать, а всенаши хваленые отличники… пузыри пускают! А экзамен никто отменять несобирается, имейте в виду.

Когда прозвенел звонок, все принялись вытаскивать провода изсвоих нотиков, а я спохватился, что так и не подключилего.

Оля, 1980 год

Следующим уроком была история. Как во сне я перешла изкабинета в кабинет. Вернее, Ира меня перевела, я б не справилась. Шум, гам,тарарам… Все галдят так, что у меня уши заложило. Что ж это за люди такие, онивсе время разговаривают! И не просто разговаривают, они кричат, стараютсяпереорать друг друга. Более того, они почти не ходят шагом, все как оглашенныеносятся по школе, сбивая всех на своем пути. Если б не Ира, меня б, наверное,уже и в живых-то не было. Пару раз она меня вытащила из-под ног безумныхстаршеклассников, дальше я шла по стеночке, озираясь по сторонам. Хуже «Дарк Мортал» ей богу…

Историк мне сначала даже понравился. Он не кричал и не орал,а довольно тихо что-то рассказывал. В-принципе, ничего нового и страшного. Таже, что и у нас, история древней Греции. Но потом он решил проверить домашнеезадание. Я ничего плохого не подозревала ровно до той секунды, когда онсклонился над журналом и произнес протяжно:

— К доооске пооойдеееет…

По классу пронесся судорожный вздох, и воцарилась мертваятишина. Прям как у нас бывает, только еще и комики не тренькают.

Историк еще секунду поводил пальцем по списку, а потомсказал, как выстрелил:

— Архипов!

— Уффф! – выдохнул класс.

Со второй парты встал мальчик и пошел к доске. А я всяпохолодела…Неужели и здесь мне не избежать экзаменов! Мне стало так страшно,что первые пару минут ответа Архипова я просидела, уткнувшись носом в парту, ипытаясь собрать замороженные от страха мысли. Потом в голове потихоньку сталопроясняться, и я с огромным удивлением услышала, что Архипов довольно бойкочто-то у доски рассказывает. Так у него это здорово получалось! Вот бы и мнетак научится, я б тогда эти экзамены одной левой! Я прям заслушалась, таккрасиво он говорил.

И вот он закончил, а историк скучным голосом говорит:

— Садись, Архипов, пять!

Я чуть не подпрыгнула. Как пять? Да за такой ответ нужно«десять» ставить! Я б две «десятки» поставила. У нас так во всей школе никто неответит! Да у нас учителя хуже рассказывают!

— Сколько? – возмущенно вырвалось у меня.

Ирка толкнула меня локтем, а историк поднял на меня голову исказал:

— Воробьева, ты хочешь продолжить? К доске!

Я не знаю, зачем я туда пошла. Нужно было остаться на месте.Но я, как во сне, встала и вышла. И даже развернулась к классу лицом. И дажеподняла глаза. И все… Дальше я помню только ужас. Я понимала, что я стою здесьодна, а на меня все смотрят. Что я в идиотском платье, которое мне не идет, ана коленях у меня пузырятся колготки. Что я должна что-то говорить, но что?

— Воробьева, продолжай. С того места, где Архиповостановился…

Я молчала как истукан.

— Архипов, расскажи Воробьевой, что ей говорить.

Архипов встал и сказал:

— Рассказ о культуре Древней Греции, а следующий пункт впараграфе про историю олимпийских игр.

— Понятно? – спросил меня историк.

Я кивнула. И продолжала стоять. Мне стало жарко.

— Воробьева, ты готова к уроку?

Я мотнула головой, уткнувшись взглядом в пол.

— Тогда садись, два.

По рядам пошло удивленное гудение, а я бросилась на своеместо. Только б от этой страшной доски подальше, двойка меня совершенно неволновала.

Витя, 2018 год

На перемене я собирался поговорить с одноклассниками,выяснить подробности, но где там — все забились по углам, и кнопочки на своих трубкахнажимают!

У меня тоже время от времени жужжала трубка, но сколько я ниподнимал трубку, маминого лица ни разу не видел. Вместо этого натыкался нанадпись: «У вас 35 непрочитанных сообщений». Потом опять жужжание — и опять «Увас 36 непрочитанных сообщений». Я твердо решил сегодня же вечером выяснить упапы, как обращаться с этим сложным телефоном.

Потом началась история. Тут тоже ничего страшного не было:историца вызывала по одному к доске и задавала всякие вопросы. Причем не датыспрашивала (даты у меня из головы всегда выскальзывали), а так, вообще — ктотакие были илоты и кто был главным в Древнем Риме. И эти простенькие вопросывсех ставили в тупик! Я надеялся еще раз блеснуть на общем фоне, но учительницашла по алфавиту и до меня не добралась.

Зато я, косясь на соседей, разобрался, как подключать нотик к проводам, торчащим из-под парты. И даже нашел на нотике кнопку, которая его включает. Правда, так и непонял, зачем он нужен.

Так прошли все шесть уроков. Я совсем успокоился — ни тебеконтрольных, ни самостоятельных, сплошные опросы. И программа точно такая же. Вобщем, стать и тут отличником не составит никакого труда. А может быть, ипредседателем совета отряда…

Эта мысль пришла мне на последнем уроке, и я вдругсообразил, что на мне нет пионерского галстука! Целых полсекунды мне было стыднои страшно, но я тут же заметил, что галстуков нет ни у кого. Почему? Надовсе-таки научиться задавать правильные вопросы этому Инету.

На выходе из школы я на пару минут задержался. Оченьхотелось хоть с кем-то из класса познакомиться. Но все очень быстро расходилисьпо домам, уткнувшись в свои телефоны и быстро тыкая в их экраны. Как они находу в деревья не врезаются?

Я уже собирался плюнуть на все и пойти домой, как услышал заспиной чей-то голос:

— Я все понял. Ты Биг Билл!

Оля, 1980 год

— Оль, тебе плохо? Оль, тебе плохо? Оль, тебе плохо? – Ирашла рядом со мной по коридору и спрашивала как заведенная.

— Да, мне плохо. Я хочу домой, — выдавила я из себя.

У меня действительно от постоянного напряжения страшноразболелась голова. Школьники мелькали перед глазами, и хоть все были одинаковоодеты, от этого мельтешения все равно уже устали глаза. Слишком быстро, слишкомшумно, слишком беспорядочно.

— Пойдем, к Наташе Алексеевне, отпросишься!

Ира настойчиво поволокла меня куда-то на третий этаж и тампритянула к женщине. Молодой женщине. Оказывается, и здесь такие бывают. Изразговора я поняла, что она и есть наш классный руководитель. А рядом стояласовсем молодая девушка, с красным платочком на шее. Я уже выяснила, что этоназывается «пионерский галстук» и носить его обязательно. Только зачем еще непоняла.

— Наталья Алексеевна, Оле плохо, — заорала Ира так, что явздрогнула.

Учительница повернулась в нашу сторону.

— Если ей плохо, то почему она сама не может об этомсказать? – спросила она, но потом посмотрела на меня и осеклась.

— Оль, да на тебе лица нет. Что случилось?

— Ой, Наталья Алексеевна, Оля ж память потеряла, — радостноляпнула Ира.

И, глядя на вытянувшиеся лица классной и девушки рядом сней, поведала им историю моей болезни. И пока она говорила, я неожиданно длясебя, заплакала. Просто нервы сдали. Просто не было сил больше, да и головаболела все сильнее. Но когда Ира дошла до сегодняшнего моего позора у доски,девушка с галстуком ее перебила:

— Ира, да как ты могла допустить такое! – вскрикнула она, —Ты же пионерка! Ты же должна была всех предупредить! Ты должна была сказатьучителям! Мы все должны были протянуть руку помощи нашему товарищу. Оля, неплачь. Теперь пионерская организация школы возьмет тебя под свою опеку. НатальяАлексеевна, нужно договориться с учителями, что Олю пока не вызывали. Исегодняшние оценки ей в журнал не ставить. Сможете?

— Конечно, — сказала Наталья Алексеевна, — Оль, ты домойсама дойдешь?

— Не знаю, — вяло ответила я.

— Я провожу! – вызвалась Ира.

— Ну уж нет! – заявила девушка, — Я, как старшаяпионервожатая, назначу Оле пионера, который возьмет над ней шефство. Ты,Воронько, не оправдала доверия.

— Татьяна…, я оправдаю, я исправлюсь! Пожалуйста, можно я?Мы ж подруги! Я буду заботиться, я и уроки помогу и расскажу все. Нупожалуйста!

— Пусть она, — выдавила я из себя,

Терпеть нового человека я была не в силах, а к Ире ужепривыкла. Вернее, я смирилась с ее существованием.

Витя, 2018 год

Я обернулся. За спиной стоял маленький взъерошенныймальчишка. Кажется, из нашего класса. Или нет? В любом случае был шанс немногоузнать об эксперименте.

— Я не Биг… этот, — признался я. — Я Витя Шевченко!

Мальчик усмехнулся, как будто поймал меня на откровенномвранье.

— Нет… Ты Биг Билл. Как ты заболел, он… в аське нет. На эсэмэскине отвечает. В чате нет. Ты — Биг Билл!

Я не стал возражать. Наверное, тут у всех есть свои кодовыеимена.

— Ну… наверное. А тебя как звать?

Мальчика этот вопрос почему-то очень удивил. Немногоподумав, он произнес таинственным шепотом:

— Я Стреб!

Все-таки странные у них тут клички.

— Ты Стреб?

— Не ори! — зашипел он на меня. — Хочешь, чтобы мой ник… всезнали? И не Стреб, а Ястреб! Птица!

Похоже, каждая фраза дается ему с большим трудом.

— Извини, — сказал я почти шепотом, — я никому не скажу.

— А ты — Биг Билл?

Пришлось согласиться. Откуда я знаю, может, я и Биг Билл?

— Так и знал! — лицо Ястреба посветлело. — Давай в приватепочатимся!

И он тут же достал свой телефон — очень большой, больше еголадошки. И еще… наверное, мне показалось… В общем, он вроде бы развернул его,как свернутый в трубочку лист бумаги. Я сначала заинтересовался, но тут же понял,что опять придется использовать непонятные мне технические штучки иперепугался:

— Стоп! Давай без привата! Он у меня… сломан.

От изумления Ястреб взъерошился еще больше и стал похож намокрого воробья.

— Приват? — уточнил он. — Сломан?

— Ну… почти. Давай мы так поговорим. Языком.

Мальчик посмотрел на меня, на телефон, опять на меня.

— Ну… ртом поговорим, — объяснил я. — Вслух.

До Ястреба наконец дошло, он медленно спрятал свой аппарат вкарман.

— Слушай, — сказал я, — я… когда болел… в общем… не всетеперь понимаю. Это после болезни. С головой что-то. Мне врачи прописалиголосом все время говорить.

Ястреба, кажется, немного отпустило.

— А… — сказал он. — Тогда понятно…

Видно было, что он очень хочет рассказать мне что-то важное,но слов не хватает. Пришлось задавать ему вопросы, угадывать ответы и вообщетормошить. А еще у Ястреба то и дело верещал телефон, и он ловко выхватывалего, бойко что-то набирал и опять прятал.

От этих пауз нить разговора рвалась, и я очень устал, затоузнал много интересного. Оказывается, на всех моя речь на математике произвелаогромное впечатление. Никто не ожидал, что я смогу так бойко говорить. Япопытался уточнить, что тут такого удивительного, но Ястреб терялся и бормоталчто-то вроде: «Ну как же… Это же не тест… Это же говорить».

Еще выяснилось, что все трясутся от приближающейся проверки,во время которой все предметы надо будет сдавать устно.

— Вот если бы тесты, — вздохнул Ястреб, — тогда да. А тут удоски надо стоять. И говорить. У тебя получается. Ты как научился?

— Да никак, — честно ответил я. — Просто говорил и все. Чембольше говоришь, тем легче. Вот ты десять минут со мной поболтал — уже гораздолучше говоришь!

Тут я немного соврал. Если Ястреб и стал говорить лучше, тосамую капельку. Но мне очень хотелось его подбодрить. И еще у меня появилсяковарный план, как узнать побольше об эксперименте, не задавая прямых вопросов.На прямые вопросы, как я понял, тут редко отвечают.

— Да, — согласился Ястреб, задумавшись, — типа легче стало.А сколько надо в день тренироваться, чтобы… как ты?

Я обрадовался, но не подал виду. Все шло по плану.

— Два часа в день, — твердо сказал я, — мне врач так сказал.А лучше — три.

Ястреб насупился, теперь это был воробей, который сперванамок, а потом вывалялся в пыли.

— Ясно, — сказал он. — Пока.

— Стой! — я схватил его за рукав. — Ты куда?

— Тренироваться. С мамой. И папой.

Я энергично помотал головой.

— С мамой и папой не считается! Надо с постороннимиобщаться! Я, например, с врачом болтал! Так что пошли ко мне домой, мы будемболтать, мама чего-нибудь нам приготовит.

— Кому это я должна что-то готовить? — раздался над ухомвеселый мамин голос.

Мама обняла меня за плечи и чмокнула в макушку. Ястребсобрался в комок и явно приготовился сбежать.

— Мам! — торопливо сказал я. — Это мой одноклассник, Яс…э-э-э… я с ним дружу.

— Правда? — обрадовалась мама. — Здорово!

Она подмигнула Ястребу:

— А тебя как звать, друг?

— Дима, — почему-то просипел он, — Мухин.

— А-а-а! Так мы почти соседи! Я маму твою неплохо знаю,сейчас позвоню, предупрежу!

Пока мама звонила Диминой маме, Ястреб смотрел на нее, дажеподрагивая от напряжения. Кажется, ему не очень понравилась идея идти к кому-тов гости. Чтобы подбодрить его, я взял Диму за руку, но он напрягся еще больше,пришлось отпустить.

— Вот именно! — мама прямо светилась от счастья. — Это такздорово, что они не только в виртуале общаются!.. Да, конечно, я его потомпривезу!

Ястреб вздохнул и наклонил голову. Он смирился с судьбой.

Сначала, как только мы пришли ко мне домой, Дима-Ястребсидел нахохлившись и не только не рассказывал мне ничего, но и не моргал.Напоминание об экзамене его немного взбодрило, и он согласился поговорить.

— Расскажи мне, — потребовал я, — что было, пока я болел!

— Ничего. Учились. Болтали в чате. Новый «Дарк Мортал»вышел…

Он замолчал, честно глядя мне в глаза.

— Так не пойдет, — заявил я. — Чему учились? О чем болтали?Что там нового в… «Дарк Мортале»?! Подробнее надо.

Ястреб снова нахохлился.

— Слушай! — придумал я. — Давай для начала в города сыграем!

Ястреб приободрился и почему-то посмотрел на мой комп.

— Это стратегия? Или Эр-пэ-гэ?

— Города — это города. Это специальная игра, чтобы речьразвивать.

Ястреб с явным сожалением повернулся ко мне.

— Я говорю город, — стал объяснять я. — Например, «Москва».А ты должен придумать город на «А».

— Почему на «А»?

— Потому что «Москва» кончается на «А». Скажи город на «А».

— Алматы!

— Не «Алматы», а «Алма-ата»!

— «Алматы»! — упрямо повторил он. — У меня там двоюродныйбрат, мы каждый день переписываемся.

Я не стал спорить. «Алматы» так «Алматы».

— Хорошо. Значит мне на «Ы»…

Я задумался. Ястреб смотрел на меня с интересом.

— Ты выиграл, — признал я. — Нет города на «Ы».

Тут Ястреб меня удивил.

— Нет, — сказал он, — так нечестно. Слишком быстро. Давай яне «Алматы» скажу, а… «Архангельск»…

— Курск!

— М-м-м… Курск!

— Повторяться нельзя!

— Тогда… Кобрин!

Дальше дело пошло веселее. Я тоже однажды загнал Диму втупик городом «Бомбей», но тоже великодушно заменил его на Бобруйск. Потом мынемного поспорили, есть ли такой город — Бишкек, но Дима был так уверен в своейправоте, так грозил, что он сейчас все загуглит, что я испугался и признал своепоражение.

И, наконец, вывел разговор на самое для меня интересное — наусловия эксперимента…

Оля, 1980 год

Пока мы шли домой, Ира трещала без умолку. Как же у нее языкне устает, просто удивительно! На свежем воздухе мне полегчало, я даже началасоображать и поняла, что этот поток информации необходимо направить в нужноемне русло. Пусть хоть что-то полезное рассказывает, а не просто воздухсотрясает.

— Ир, а кто была эта девушка? – спросила я.

— Какая?

— В платочке… то есть в галстуке.

— Танечка–пионервожатая… — удивленно ответила Ира, — Ты что,и ее не помнишь?

— Не-а, — сказала я, — Я даже не помню, кто такие пионеры.

Бедная Ира вросла в землю и минуту стояла молча.

— Ой, ничего себе, — наконец сказала она, — только ты неговори никому.

— Почему? – удивилась я.

— Не знаю, — сказала Ира, — но не говори. Я тебе всерасскажу. Клятву помнишь?

— Какую клятву?

— Я (Фамилия, имя) вступая в ряды Всесоюзной Пионерской Организации имениВладимира Ильича Ленина, перед лицом своих товарищей торжественно клянусь:горячо любить свою Родину. Жить, учиться и бороться, как завещал великий Ленин,как учит Коммунистическая партия. Всегда выполнять Законы пионеров СоветскогоСоюза! – бодро отбарабанила Ира, — Помнишь?

Я затравленно кивнула, хотя естественно, этот бред помнить никак немогла. Многого я даже не поняла. Ну, про Советский Союз – смутно помню, намрассказывали. Куча стран жили как одна, теперь распались и до сих пор друг надруга обижаются. Но кто эти страны? Помню, что их было много, и столица былаМосква. На ВДНХ до сих пор фонтан есть с золотыми тетеньками, по тетеньке накаждую страну. Коммунистическая партия – это знакомо….

— Ир, а другие партии?

— Какие?!

Глаза у Иры сделались огромными и испуганными.

— Ну, другие…

Я запнулась, потому что поняла, что сморозила очередную глупость.

— Ладно, проехали, — сказала я, — давай дальше рассказывай.

— Хорошо, — сказала Ира, — Законы пионеров Советского Союза: пионерпредан Родине, партии, коммунизму, пионер готовится стать комсомольцем, пионердержит равнение на героев борьбы и труда, пионер чтит память…

— Слушай, ты это все наизусть знаешь?

— А как же! И ты тоже знаешь! Пионер настойчив в учении, пионер –честный и верный товарищ, всегда смело стоит за правду…

— Слушай, и что, у вас тут все такие?

— Где, у нас?

— Ну, здесь… — я обвела рукой вокруг, — все с галстуками, значит всепионеры?

— Ну да.

— И все смело стоят за правду?

Ира смутилась и отвела глаза.

— Ну, не все конечно…

— А почему тогда пионеры все?

— Нас же в третьем классе приняли, вот мы и пионеры. Но вообщепионерами становятся самые достойные!

— А принимают всех?

— Слушай, ну что ты пристала, — разозлилась Ира, — ты просиларассказать, я и рассказываю. А ты вопросы дурацкие задаешь!

Витя, 2018 год

— Слушай, — сказал я как можно небрежнее, — а как отсюдавыбраться?

Дима посмотрел на меня подозрительно. Странно… В тех книгах,которые я читал, например, про шпионов, все всегда старались говорить «какможно небрежнее». Наверное, я слишком небрежно сказал.

Но повторять вопрос не стал, уставился на Ястреба.

— Откуда «отсюда»? — спросил он.

— Ну… вообще.

Дима замолчал и смотрел на меня так долго, что я уже ненадеялся на ответ. Но он все-таки ответил:

— Летом можно будет уехать.

Я чуть не подпрыгнул на месте. Ура! Оказывается, я тут чутьбольше месяца пробуду, а потом вернусь назад, в привычную обстановку, кребятам. Обрадовался — и тут же огорчился. Я вдруг понял, что мне тут нравится.Я понимаю, что это эксперимент, что не может так продолжаться все время, но…Мне тут нравится. Еда вкусная. На машине ездить удобнее, чем пешком ходить. Комп, опять же… Я его только чуть-чуть попробовал, а мнеуже нравится. А еще телефон надо освоить. Кстати, он называется не «телефон» идаже не «трубка», а смешно — «комик».

Мысль о комике навела меня на одну идею.

— Дима… То есть Ястреб. Я вспомнил еще одно упражнение,чтобы научиться сдавать экзамен.

Я взял в руки свой комик. Ястреб с готовностью полез засвоим, но я его остановил.

— Научи меня пользоваться комиком, — сказал я.

— А чего там пользоваться? Там же все просто!

— Ну и что, что просто? Ты должен мне все объяснить, какбудто я его в первый раз в руках держу.

Ястреб легкомысленно хмыкнул. Кажется, он не считалупражнение сложным.

— А что тебе рассказать?

— Например, как позвонить.

Дима ловко выхватил мой аппарат и быстро пробежался по экрану:

— Заходишь в адреса, там находишь и жмешь вызов. Все.

— Я ничего не понял. Какие адреса? Что жать? Расскажиподробно и понятно.

Дима пожал плечами.

— Ну… Адреса — это тут…

Я навострил уши, стараясь не пропустить ни одного слова.

Оля, 1980 год

Второй школьный день был не такой страшный. Я уже зналадорогу, почти ничему не удивлялась и никого не боялась. Учителя меня нетрогали, а жалели, математичка даже предложила позаниматься со мной послеуроков. Видимо, Танечка действительно взяла меня под свою опеку. Я тихонечкоприглядывалась к одноклассникам. Девочки мне не очень нравились – пищат,сюсюкают и шепчутся по углам. И все время норовят взять за руку. Мальчишкиведут себя получше – не пристают. Зато носятся как оглашенные и орут. Странно,что мальчики совсем не общались с девочками. У нас, на форуме все вместе, всена равных, иногда даже не поймешь по нику, какого пола твой собеседник. Амногие и специально шифруются.

Эх, как там форум, как там все? Ястреб, наверное, меня недождется, найдет себе другую подружку. Вернусь домой, а меня уже и забыли все…

Ох! Я тут расслабилась, а мне же нужно домой возвращаться,подсказки собирать! А то я так навеки в этом времени застряну!

Только я собралась сбежать домой, как в коридоре столкнуласьс Танечкой.

— Как ты себя чувствуешь? – ласково спросила она и погладиламеня по голове.

Что ж они все сразу руками лезут…

— Нормально… — буркнула я.

— Не забудь, сегодня после уроков у вас пионерское собрание.Иди, объяви классу.

Танечка ушла, а я осталась в растерянности. Как объявить? Домая б объяву запостила, а здесь что мне делать?

Пришла в класс, посмотрела вокруг, прозвенел звонок на урок,а я все никак не могла сообразить, что ж мне нужно сделать.

— Ира, — прошептала я, — Меня Танечка просила объявить, чтосегодня собрание после уроков.

— Ну так объяви!

— Как?

— Ну что ты как дите малое…

Ира оторвалась от сосредоточенного скатывания домашнегозадания, и как только в классе появилась учительница, вышла к доске.

— Извините, я только объявление сделаю, — сказала она, —Сегодня после уроков пионерское собрание. Быть всем!

Ира села и посмотрела на меня с победным видом.

— Вот и все, — шепнула она.

А класс натужно загудел. Судя по отдельным словам, всемочень не хотелось торчать в школе после уроков.

Витя, 2018 год

На первом же уроке — русском языке — я, наконец, узнал, длячего таскать с собой нотики на уроки. Как только мыподключились, училка заявила, что будет проверятьдомашнее задание. Я похолодел — поискать дома тетрадки я так и не сообразил. Ноучилка и не требовала никаких тетрадок. Села за свойстол, на котором стоял большой экран и лежала клавиатура, и начала щелкатьмышкой. Все молча ждали результатов.

Неожиданно она нахмурилась и грозно спросила:

— Шевченко! А твоя работа где?

Я встал и выдал спасительную фразу:

— Я болел! На прошлой неделе…

— Прошлая неделя уже прошла, — назидательно сказала русица. — А набить полторы тысячи знаков — это полчасавремени! В блогах вы по пять тысяч в день набиваете,и никакие болезни не помеха!

Я ничего не понял, поэтому счел за лучшее виновато повеситьголову. Это сработало.

— Ладно, — сжалилась училка, — наследующий урок принесешь. Садись.

И продолжила проверку домашнего задания. Потом мне Ястребобъяснил, что она со своего компа через проводасмотрит, что у нас в нотиках делается. Когда я, немногопоколебавшись, попросил списать домашку, Ястребтолько головой покачал:

— Она не дура! У нее скриптпроверяет, чтобы не было одинаковых кусков текста. Я тебе лучше так объясню,что там надо сделать…

И он объяснял мне все перемены: про домашку,про скрипты, про комик (Ястреб сказал, что этосокращение от слова «коммуникатор»). Говорил Дима пока еще с трудом, большезаставлял меня тренироваться в наборе эсэмэсок,переписке в чате и пересылке через блютуз.

Слова были непонятные, но пользоваться всеми этими штукамиоказалось очень просто. И очень увлекательно.

После уроков мы дождались, пока все разъедутся, ивстретились на ступеньках. Своих мам мы еще вчера попросили забрать наспопозже, чтобы мы могли поболтать и поготовиться к экзамену. Мамы почему-то оченьэтому обрадовались. Так обрадовались, что весь вечер перезванивались иразговаривали о «дефиците живого общения» и «бедных детях».

К моему удивлению, Ястреб пришел не один. Рядом с нимпереминалась с ноги на ногу худая девчонка из нашего класса. По-моему, ее звалито ли Жанна, то ли Женя… А фамилию я помнил точно — Кравчук.

Девчонка выглядела очень хмуро и всем своим видомпоказывала, что ее сюда затащили силком, она вообще не при чем, и вовсе это неона.

— Это Сушка, — сообщил Ястреб.

Я чуть не ахнул. Мы с Сушкой очень здорово переписывалисьвесь день. Она мне смайликов прислала больше, чем все остальные, вместе взятые.Поэтому я представлял ее улыбчивой и приветливой. А она вот какая, оказывается!Колючая и сердитая.

— Я — Биг Билл, — поздоровался я.

Сушка буркнула под нос что-то неразборчивое, глядя всторону.

— Она тоже хочет учиться говорить, — сказал Дима. — Чтобысдать экзамены.

Сушка быстро глянула мне в глаза, и я понял, что она простобоится. Сразу стало легче.

— Отлично! — сказал я. — Ястреб всего за день знаешь какздорово болтать стал! И у тебя получится! Надо только не стесняться!

Девочка тяжело вздохнула…

…На этот раз мы играли не только в города, но и виспорченный телефон. Я сначала боялся, что втроем будет неинтересно, но Сушкаоказалась крепким орешком. Она каждое слово выдавливала из себя чуть ли не побукве.

Оля, 14 апреля 1980 год

Пионерское собрание началось сразу после пятого урока. Никто ещене успел встать со стула, а тут в класс влетела Танечка, а за ней вплыланеизвестная мне тетка необъятных размеров. Тетка уселась за учительский стол, исразу стало понятно, что она тут главная.

— Васса… — пронеслось по рядам.

— Начинайте, — сказала Васса и царственно взмахнула рукой.

— Тема сегодняшнего собрания – безответственное поведение вашегоодноклассника – Евгения Архипова, который поддался тлетворному влияниюрелигиозного дурмана. И пытался затащить в эти же сети своих друзей, —оттарабанила Танечка.

Класс затих и все уставились в затылок Архипову. Он сидел напервой парте и лица его мы не видели. Но видно было, как он судорожно втянулголову в плечи.

— Я попрошу председателя совета отряда, Лену Красноперкину,изложить суть дела, — сказала Танечка.

К доске вылетела блондинка с первой парты третьего ряда. Наголове бант, отглаженный галстук, глазками луп-луп. Но при всей ее аккуратностиона производила отталкивающее впечатление, такими в квестах рисуют главныхзлодеек.

— Давай, Леночка, — сказала Васса.

И Лена дала…

К середине ее речи мне очень хотелось помотать головой,потому что смысл ускользал. Евгений Архипов принес в класс кулич и собирался имотравить всех в классе. Бред какой-то…

— Но мы хотим дать Евгению шанс исправить свою ошибку, —продолжила Леночка, — Мы, пионеры пятого «В» класса хотим, чтобы ты, Женя,вышел сейчас к доске и сказал, что был не прав.

При гробовой тишине в классе Женя тяжело поднялся и вышел кдоске. Выглядел он неважнецки. Наверное, как я вчера, когда меня вызвалисторик.

— Это было заблуждение, — прохрипел Женя.

Васса довольно и царственно кивнула.

— А теперь, — сказала Леночка, покосившись на Вассу, — мы,пионеры 5 «В» класса хотим, чтоб ты осудил свою бабушку, которая понеграмотности…

— Нет! – перебил ее Женя.

Лена поперхнулась словом и глаза у нее стали огромными. Вних отчетливо читался страх.

— Женя… — начала говорить Танечка, но Архипов перебил и ее.

— Я не буду осуждать бабушку, — сказал он неожиданноокрепшим голосом, — Я ее люблю!

В классе стало так тихо, что было страшно дышать. Вассазастыла с непонятной гримасой на лице, а Танечка предприняла еще одну попытку.

— Женя, — сказала она ласково, — ты, конечно, любишьбабушку, но ведь, согласись, она поступила не по-советски.

Женя стоял, глядя в пол.

— Архипов, — вступила в разговор Васса, — ты же пионер, тыже не можешь любить бабушку больше чем пионерскую организацию.

— Могу, — прошептал Женя, не поднимая головы.

— Что?! – взревела Васса.

— Могу! – сказал Женя еще раз и посмотрел Васе прямо вглаза.

От этого взгляда она пошла страшными красными пятнами, какбудто тоже наелась отравленного кулича.

— Ну в таком случае, Архипов, мы с тобой будем по-другомуразговаривать! – прошипела Васса, — Лена, ставь вопрос на голосование!

— Какой вопрос? — пропищала Лена.

— Об исключении ЕвгенияАрхипова из пионерской организации имени Владимира Ильича Ленина!

— Ах! – сказал класс.

— Кто «за»? – спросилаЛена.

Класс молчал.

— Кто «за»? – рявкнулаВасса так, что у меня заложило уши.

И к моему удивлению, апотом и негодованию, в классе стали подниматься руки. Медленно, но под взглядомстрашной Вассы постепенно в классе вырос лес рук. Я вспомнила, что мне вчерарассказывала Ира про пионеров. Не было там ничего про то, что нельзя естькуличи. На Женю было больно смотреть, он мужественно боролся со слезами. Но нафоне злобной Вассы, кукольной Лены и совершенно растерянной Танечки онединственный выглядел человеком. Трудно это объяснить словами…

— Кто «против»? –спросила Васса.

И я уверенно подняларуку.

На меня смотрели все. Ибыло не страшно. Негодование предало мне силы.

— Оля! – испуганновскрикнула Танечка, — Но почему?

— Потому что в пионерыдолжны принимать самых лучших, а принимают всех, — сказала я, — А Женя – ондействительно лучший. Он отвечает так, как я никогда не смогу ответить. И еслиуж его исключать, то нужно исключить и меня.

— Да, учится он хорошо, —прошипела Васса, — но учеба – это еще не все. Есть еще моральный облик. А он уАрхипова отсутствует.

— Но кулич же его бабушкаиспекла, а не он, — сказала я.

— Ну и что! Он же принесэту гадость в класс! А в следующий раз он икону принесет, и что? А потомзаставит всех молиться! Может, и ты с ним помолишься? – спросила Васса зловеще.

— Я не умею, — честноответила я.

Васса опять пошлакрасными пятнами.

— Так он тебя научит! –прошипела она, — Наталья Алексеевна, что у вас в классе творится? У нас тут непионерская организация, а … я просто не знаю, как это назвать!

Мы оглянулись на НатальюАлексеевну, она сидела на задней парте с каменным лицом. И руки у нее былибелые.

В этот момент Танечкаподскочила к Вассе и начала горячо шептать ей что-то на ухо. Я уловила только«потеряла память» и «не в себе», и поняла, что речь идет обо мне. После этогоТанечка метнулась ко мне и силком усадила меня на место, и сразу объявила:

— Архипов единогласноисключен из пионеров решением совета отряда!

Витя, 2018 год

Все получилось отлично. Япомогал Ястребу и Сушке не бояться говорить вслух. Они меня натаскивали на компе и комике. Я это обставил, как этап обучения. Дескать,они мне рассказывают самые простые вещи, а я делаю вид, что не понимаю.

Как оказалось, я угадал.Они сначала очень неохотно объясняли и показывали, а потом вошли в раж и дажеперебивать друг друга стали, когда дошли до онлайновых игр. Правда, словаиспользовали такие странные, что я все время переспрашивал — что такое«зарегиться», «логин» или «бот».

Сушка сразу начиналасердиться и кричать:

— Что ты тормозишь? Бот —это бот!

Но Дима всегдаостанавливал ее и объяснял:

— Бот — это… робот.Программа, которая прикидывается человеком.

Я все равно половину непонимал, зато руками научился (или вспомнил?) почти все. И даже сам сделал домашку по всем урокам. Попутно выяснилось, что нотик нужен не только для домашнего задания, на нем ещевыполняют всякие тесты. Я тут же попросил объяснить мне, что за тесты такие, ноЯстреб успокоил меня:

— Классная сказал, что доэкзаменов года тестов не будет, — и добавил со вздохом. — Только устные опросы.

Так мы и развлекались: тоиграли в «Я знаю пять имен мальчиков», то входили в Инетс комиков и писали друг другу в аську длинные фразы на скорость.

Когда в комнату заглянулимамы, мы как раз резались в фанты.

Мне выпало прочитатьвслух стишок, и мамы чуть слезу не пустили, пока я тарабанил: «Унылая пора,очей очарованье».

Потом мамы увезли Диму иСнежану (не Жанну и тем более не Женю!). Напоследок они почему-то долгоблагодарили мою маму за то, что она «так круто воспитывает сына на классическихтрадициях». Мама отнекивалась и все кивала на меня, но было видно, что ей оченьприятно.

— Мама, — спросил я,когда гости уехали, — а что значит «круто»?

— Это значит, что ты уменя самый хороший суперсын!

Мама обняла меня и долгоне выпускала.

Я вспомнил, что летомэксперимент закончится, и прижался к ней посильнее. Раньше, до эксперимента,она так редко меня обнимала! Наверное, потому, что все время была на работе.

Мне впервые в жизнизахотелось, чтобы лето никогда не приходило.

Оля, 1980 год

После собрания, когдаВасса величаво покинула кабинет, в классе начался просто дурдом. Кто-то хваталменя за руки и говорил, что:

— Ну ты даешь! Против Вассы пошла!

Иру взяла в оборотТанечка и долго ее отчитывала. После чего Ирка подошла к парте надутая,схватила свой портфель и направилась к двери.

— Ты куда? – спросила я.

Ирка, конечно болтушка,но я уже привыкла, что мы ходим домой вместе.

— Домой! – отрезала Ира, —Мне из-за тебя знаешь, как влетело! Танечка мне доверила шефство над тобой, аты меня так подвела! А еще подруга называется!

Ирка ушла.

Меня опять принялисьхватать за руки, и, в этой круговерти я не заметила, куда делся Женя. Вот онбыл только что возле доски, и вот исчез. Только его пионерский галстук осталсялежать на учительском столе.

Вокруг этого галстукастояло несколько девочек. И смотрели они на него, как на дохлую ядовитую змею,со смесью ужаса и брезгливости. А меня просто накрыло чувство несправедливостипроисходящего.

Да кто они такие, чтобего судить! Да какое им дело верит ли его бабушка в бога! У нас в школе в коготолько не верят, и никому до этого дела нет!

Я схватила Женин галстук,девчонки завизжали, как будто он на самом деле мог меня укусить. Ну дуры,блондинки с бантиками! Смотрят на меня как на безумную, а сами собственнойголовой подумать не могут. Только и умеют правила заучивать и повторять их поддиктовку!

Я запихнула Женин галстукв карман и выскочила из класса.

Собственно, я понятия не имела,зачем я взяла этот галстук. И совершенно не знала, что я буду делать дальше.

Я вылетела на улицу,огляделась. Впервые с момента моего появления в этом времени я осталась одна.Никто мне не подсказывал, но зато и никто надо мной не висел, никто не болталбез умолку. Наконец-то у меня появилась возможность подумать.

Я поправила на плечесумку и потихоньку пошла к дому. Забавносмотреть по сторонам! Вон мальчишки не дошли из школы домой и катаются накачелях. Что ж в этом такого интересного? Сумки рядом в пыли валяются. Вондевчонки стоят, шушукаются. В школе не наговорились… Малышни младшеклассников наулице просто куча. Конечно, чего им всем домой спешить, дома делать нечего — нителека, ни компа. Вот ибегают во дворе, бедненькие.

И все же, как мневернуться домой, к себе домой? Женин галстук я держала у кармане, и он жег мнепальцы. Что-то зудело внутри — это ключ, это подсказка, я что-то должнасделать…

И тут Женя свалился наменя с неба. Я от ужаса даже заорать не успела.

— Ты че-че-е-чегопа-па-падаешь?— спросила я.

— Я прыгаю, а не падаю, —буркнул Женя.

Я посмотрела вверх.Оказывается, мы стояли под большой раскидистой грушей. И там кроме Жени ещевесь наш класс можно было б разместить.

— Ух какое дерево! –вырвалось у меня.

— А ты что раньше невидела? – снисходительно спросил Женя.

— Нет… — ответила я.

И правда, не видела.Здесь мне не до того было, а до моего времени эта груша не дожила, к сожалению.

— А я сидел тут, а потомсмотрю – ты идешь, — Женя говорил со мной, но смотрел при этом в землю, — и яподумал, что надо сказать тебе… сказать, что ты глупость сделала сегодня. Аесли б Васса и тебя исключила?

— Ну и исключила б, — япожала плечами, мне действительно было абсолютно все равно, — Я тебе галстукпринесла.

— Зачем он мне теперь…

— Он твой! – сказала ятвердо.

Витя, 2018 год

На втором уроке — истории— произошло замечательное событие. Диму-Ястреба вызвали к доске, и он выдалцелый параграф про Древнюю Грецию, как по писанному!

Ну, может быть, не совсемкак по писанному, но все равно очень бойко. Всего пару раз запнулся. У менясразу сердце останавливалось, когда я понимал, что Ястреб не может подобратьслово. Но он очень быстро вспоминал, что говорить, и мое сердце начинало битьсяпочти в нормальном темпе. Разве что немного быстрее обычного. Честное слово, засебя я никогда так не переживал!

Историк Диму похвалил, нопоставил всего лишь восьмерку. По-моему, несправедливо! Там девятка была, какминимум. Когда Ястреб шел к своему месту, я заметил, что он даже вспотел отусердия. Весь класс смотрел на него с тихой ненавистью, как пару дней назад наменя.

Нет, не весь — мы со Снежанной-Сушкой за Ястреба радовались.

«Респект, — написала мнеона сразу же после Диминого триуфа. — Ты суперский учитель!»

«Фигнявопрос, — ответил я. — Это Ястреба заслуга!».

Но все равно было оченьприятно.

Сушка так вдохновиласьпримером Димы, что на русском совершила беспримерный подвиг. Когда русица задала риторический вопрос: «Кто пойдет к доске?» иуже полезла в журнал, чтобы кого-нибудь вызвать, Снежаннанеожиданно выбросила руку вверх.

— Кравчук? — удивилась русица. — Ну… Давай, раз ты такая смелая.

Сушка рывком подняласьиз-за парты и бросилась к доске. Наверное, боялась, что смелость выветрится.

— Вы должны были выучить…— начала училка, но Снежаннане дала ей договорить.

— «Унылая пора!», —выпалила она, как будто в чем-то обвиняла русицу, —«Очей очарованье! Приятна мне твоя прощальная краса!»…

Училкадаже отодвинулась подальше от Сушки, которая то ли стих читала, то ли поднималасолдат в атаку под кинжальным пулеметным огнем. Весь класс от комиков оторвался— так энергично Сушка произносила бессмертные строки великого поэта. Я уже былготов пережить второй за день триумф, но на строке «И редкий солнца луч, ипервые морозы» Снежанну вдруг заклинило.

Она трижды начиналастроку, но до «морозов» добраться не могла. То на «солнце» споткнется, то на«луче».

— И отдаленные седой зимыугрозы, — завершила русица.

Сушка отпустила голову и,кажется, была готова разреветься. Хотя вряд ли. Насколько я успел ее узнать,реветь Сушка не умела. Скорее уж сломать что-нибудь. Или рявкнуть научительницу.

Но рявкать не пришлось.

— В целом на шестерочку, — задумчиво сказала русица.— Плюс балл за отвагу. Итого семь. Садись.

Снежаннаюркнула за свою парту, как хорек в норку. Руки у нее ходили ходуном, но она нашлав себе силы победно улыбнуться.

Оля, 1980 год

На следующий день Женяпришел в школу без галстука. Некоторые шарахались от него как от чумного, вкоридоре школы на него показывали пальцем. Быстро же тут слухираспространяются, а ведь они языком трепят, а не объяву пишут. Это ж сколько говорить нужно! Как у них языкне отваливается?

Со мной тоже странностали общаться. Было несколько дурных девиц во главе с БарбиКрасноперкиной которые перестали меня замечать и,гордо задрав головы, проходили мимо. Вид у них при этом был такой важный, что смотреть на них без смеха я немогла.

А у остального класса яначала пользоваться непонятной мнепопулярностью. Ко мне стали меньше лезть с глупыми вопросами, перестали трогатьпо пустякам. Зато просто подходили и здоровались. Даже мальчишки, которыераньше, в лучшем случае, дергали за волосы.

После первого урока Женятихонько подошел ко мне и под партой сунул в руки непонятный сверток. Буркнул:

— Это тебе! – и быстросбежал.

Я немного подержаласверток в руках, понюхала. Пахло вкусно. Тогда я медленно стала егоразворачивать. Запахло так, что аж слюнки потекли. В бумажном пакете лежалисовершенно умопомрачительные пирожки. Я откусила кусочек. С яблоками. Свежие… Яаж зажмурилась от удовольствия, никогда в жизни такой вкусноты не ела.

Рядом со мной немедленновозникла Ирка.

— Что жуешь? Мммм… Как пахнет? Угостил кто-то?

— М-м…— я не в силах была разжать рта. – Веня.

— Кто?

— Ве-ня,подавди, провую. Женяугостил.

— И ты взяла? –возмутилась Ира.

— А что, не надо было?

— Как ты могла? Он жетеперь не пионер!

— Ну и фто? – спросила я, запихивая в рот очередной пирожок.

— Ну и то! – парировалаИрка и посмотрела на меня так, как будто переспорила.

— Что то? – спросила я, —Что ты за бред говоришь? Вы же сами его исключили, причем несправедливо.

— Как несправедливо? –взвизгнула Ира.

— Так, несправедливо.

Я не заметила, а вокругнас уже стали собираться одноклассники.

— Оляяя,— захныкала Ира, — мы же подруууги, ну почему ты сомной так разговариваешь?

— Как так? Что опять не так?– честное слово, разозлилась я жутко, — Достали меня эти ваши уси-пуси и шу-щу-шу по углам!

Мальчики заржали, у Иркизадрожали губы, а мне уже было все равно.

— То же мне, друзья,называются! Как списать, так у Архипова, а как голосовать, так за исключение.Свиньи!

— Между прочим, Оля, еслиты будешь продолжать себя так вести, то мы и тебя исключим, — пропела Красноперкина.

— Да пожалуйста! –сказала я.

А про себя подумала, чтоэти их пионеры мне совершенно до фонаря. Я тут задерживаться не собираюсь, вотнайду все ключи – и домой. А там всем глубоко фиолетово откуда и за что меняисключили.

Красноперкинаподжала губы и сообщила Ире.

— А ты, Воронько,подумала бы, с кем дружишь. И с кем за одной партой сидишь.

— Куда ж я пересяду, —пролепетала Ира.

— Я один сижу, — сказалАрхипов.

У Ирки в глазах такойстрах образовался, что я не думая, собрала вещи и перешла к Жене за парту.

И тут же в класс влетеламатематичка, и все затихли. Оказывается, звонок на урок был уже давно.

Первую часть урока мысидели тихо и старались друг на друга не смотреть. Потом я не выдержала ипрошептала:

— Женя, спасибо, оченьвкусные пирожки.

— Пожалуйста, — ответилЖеня, — Это бабушка пекла.

— Я никогда таких не ела…

— А больше никто таких ине печет! – Женя аж раздулся весь от гордости, — Я ей рассказал вчера про токак ты за меня вступилась. Бабушка специально для тебя их и напекла. Просилапередать.

— Спасибо…

— Архипов и Воробьева!Прекратить разговоры! Воробьева, через минуту проверю решение 532 примера.

Я в ужасе окаменела, ноЖеня спокойно пододвинул ко мне листик с решением.

— Перепиши, — сказал онодними губами.

Я кивнула и началапереписывать. Удивительно, но я даже понимала, что пишу.

Витя, 2018 год

Всю неделю я вел «Кружоклюбителей говорения» — как я его сам для себя называл.

К нам постоянноприбивались одноклассники, по одному, по два. Ястреб тут же взял на себяруководство и наладил порядок приема в кружок. Каждый новенький должен былрассекретить свой ник и рассказать что-нибудь мне — по моему выбору.

Я все больше склонялся кмысли, что никакой это не полигон, и меня просто переместили в будущее. Правда,непонятно, почему мне об этом ничего не сказали.

Потом Ястреб и Сушка направах старожилов начинали учебный процесс. Мы играли в «Города», «Съедобное –несъедобное», «Я знаю пять имен мальчиков»… короче, во все, игры, где нужноговорить. К концу недели я даже заметил, что Ястреб полностью стал командиром,хотя иногда он спохватывался и спрашивал у меня: «Правильно, Витя?» или «Атеперь скороговорки, да?». Но я не обижался. Все равно было приятно, что это явсе начал, и благодаря мне наш класс бодро шел к экзамену. Каждый день то один,то другой член нашего кружка поражал учителя тем, что сам вызывался к доске идобросовестно пытался отвечать на вопросы. Получалось у всех по-разному: кто-точерез пару дней начинал тараторить без запинки (обычно этим отличалисьдевчонки), кто-то надолго зависал, у кого-то успехи чередовались с неудачами.Но в целом прогресс был налицо.

Но больше всех нашемукружку радовались не учителя, а родители. Каждый вечер к нашему дому съезжалисьмашины, чтобы забрать кружковцев по домам. Сначала это были короткие визиты:«Ну как, они уже закончили?» — «Да, можете забирать». Потом мама сталапредлагать чаю, и некоторые родители соглашались. А в пятницу вечером мамаустроила настоящую вечеринку, или, как она сказала, «фуршет».

Мы, честно говоря, в тотраз здорово заигрались. Сушка научила нас игре «Крокодил», в которую когда-тоиграли ее папа с мамой. Игра простая, но очень смешная: один человек молчапоказывает остальным какое-нибудь слово или фразу, а все угадывают. Мы такхохотали, что не сразу обратили внимание на часы — а там, между прочим, былоуже начало десятого.

Мы отправились на розыскивзрослых. Все они нашлись в большой комнате на первом этаже — и веселились нехуже нашего. Нет, в «Крокодила» никто не играл, родители просто общались, нолица у них при этом были очень довольные. На кушетке папа и какой-то незнакомыймне дядя играли на гитарах (я даже не знал, что у нас есть гитара, тем болеедве!). Две тетеньки звонко пели распевали:

— Попробуй «м-м-м»,«м-м-м», попробуй джага-джага…

Мама ловко перемещаласьмежду гостями с бокалом вина в руке и была самой счастливой из всех.

Заметив меня, она веселовскинула бокал вверх. Это заметил дяденька, который играл с папой на гитаре,резко остановился и завопил:

— Тост! Внимание всем —тост!

Ему пришлось еще немногопокричать, чтобы окончательно завладеть общим вниманием, потом он схватил бокали провозгласил:

— Предлагаю выпить завиновника сегодняшнего праздника — за Виктора Александровича Шевченко!

И все грянули такоедружное «Ура!», как будто до этого долго его репетировали. От удовольствия яначал покрываться красными пятнами, а когда «Ура!» подхватили и моиодноклассники, вообще превратился в бурак и убежал прятаться.

Вышел, когда все ужеразъехались. Мама тут же сгребла меня в охапку и принялась меня целовать.

— Какой ты у менямолодец! Я тысячу лет так не общалась! Мы же с этими людьми так близко живем —и ни черта о них не знали! Но теперь будем каждую пятницу так собираться.

От мамы пахло духами,вином и таким счастьем, что я вжался в нее покрепче. Хотел на всю жизньпропитаться этим запахом.

«Хоть бы нас назад впрошлое не вернули! — повторял я про себя. — Никогда-никогда!»

Оля, 1980 год

Вот уже неделя прошла,как мы сидим с Женей. С ним ужасноинтересно! Так интересно, что все остальные неприятности даже не запомнились.Но расскажу по порядку.

Как только я пересела кЖеньке, Красноперкина устроила скандал. Что мы, мол,идем против мнения совета отряда, что мы единоличники и опять едим бабушкиныпирожки. Это она из зависти, просто пирожки так пахли, что слюнки текли у всегокласса. Но делиться я не собиралась, мне и самой было мало.

Потом Красноперкиназаявила, что раз мы не реагируем на критику (интересно, а как нам былореагировать?), то она объявляет нам бойкот. Я посмотрела, как посерел Женька, ииспугалась, решила, что бойкот – это что-то страшное. А потом выяснилось, чтоэто значит, что с нами никто не будет разговаривать. Ха, напугали! Наверное, ясовершенно неприлично обрадовалась, потому что после уроков посерела Красноперкина.

Весь день мне жилосьпросто замечательно. С Женькой, чтоб не болтать, мы переписывались на уроках. Ядаже немного лучше писать стала. Он такой умный! Он столько всего знает! Честноговоря, я даже пожалела, что мне нужно будет возвращаться домой. Одно дело нафоруме висеть, там все умные, когда Гугл под рукой, аЖенька-то все из головы берет.

Сначала мне в бумажнойпереписке очень смайлов не хватало. Я научила Женюими пользоваться, целый урок ему на бумажке рисовала всяких веселых, сердитых игрустных, а потом Женя меня спросил:

— А зачем они?

Я и ответила:

— Чтоб настроениепередать.

А Женька и говорит:

— А я и так твоенастроение вижу. По глазам.

И тут мы встретились сним глазами, и со мной что-то странное случилось. Сердце тукнуло громко-громко,а потом как будто упало в живот. И стало жарко, прям щеки запылали. Я побыстреенагнулась к парте, и стала делать вид, что увлеченно рисую цветочек налисточке. А потом смотрю краешком глаза, а Женя тоже что-то на листике рисует, только не цветочек, а рыцаря. Такчто это «что-то» случилось с нами обоими. И после этого мы разошлись по домам,стараясь не поднимать друг на друга глаз.

На следующий день бойкотпродолжался. И я поймала себя на том, что мне все очень нравится! Ко мне нелезли с липкими приставаниями, я наконец-то смогла перевести дух и оглядеться.Сидеть с Женей было гораздо приятнее, чем с Иркой. Он не трепался без толку,зато много подсказывал по делу. Аглавное, Женя все время был со мной. Конечно, ему было тяжело, он тоскливосмотрел в сторону мальчишек, которые бесились все перемены кряду, но потомотключался, и садился помогать мне делать математику. Буквально две перемены, ия вспомнила, как считают в столбик. И даже сама решила несколько примеров совершенно без ошибок.

В этот день мы и из школывышли вместе. Шли себе по дороге, размахивая портфелями. Я рассказала Женькепро то, как я заболела. Потом про то, как потеряла память, как тяжело мнетеперь отвечать на уроках и вообще тяжело много говорить. А Женя как заржет:

— Ничего себе, тяжело! Тыж болтаешь уже полчаса без перерыва!

— Я? – изумилась я. Ирассмеялась.

Так мы стояли и смеялись,как два дурачка. И, честное слово, я готова была ещедолго так стоять и смеяться.

— А пойдем, я тебя сбабушкой познакомлю! – предложил Женя.

— А пойдем! – согласиласья.

А потом испугалась. Какэто пойдем? В гости что-ль? Как-то это не принято…Или здесь принято? Приходила же ко мне Ирка, значит и мне можно. И мы пошли.

Бабушка у Жени оказаласьсовершенно замечательной. Такую милую и душевную старушку я могла себепредставить только в мультике. С большим пучком седых волос, большими теплымируками и в огромном переднике. Двигалась она шустро и бесшумно. Только открыланам дверь – шух! – уже на кухне – шух!– пришла, спросила как дела в школе, — шух! — встречаетнас в ванной с чистым полотенцем.

Я и оглянуться не успелакак уже сидела за столом перед дымящейся тарелкой борща. А бабушка продолжалаколдовать над плитой, что-то непрерывно там помешивая.

— Ух, как вкусно! –попробовала я.

— Кушай, — улыбнуласьбабушка.

— А еще Оле очень твоипирожки понравились, — сказал Женя.

— Так приходи завтра, —предложила бабушка, — я тебя печь научу. Хочешь?

— Хочу! – подпрыгнула я.

Мне и c Женей-то былолегко, а уж с его бабушкой легче легкого. Я как будто всю жизнь была с нейзнакома. Я говорила без умолку. А баба Люба слушала-слушала…

Мы рассказали про бойкот. Бабушка сначалаочень распереживалась.

— Ох, это ж все из-заменя случилось! Как же я не проследила что ты с собой в школу берешь…

А потом посмотрела нанас, вдруг подмигнула и говорит:

— А все к добру, вотувидите! Вы с этим бойкотом мало что потеряли, зато многое нашли.

— Что нашли, бабушка? Чтоты все загадками говоришь? – спросил Женя.

— Все поймешь, Женя, всепоймешь. Главное, сердце свое слушай, опять загадочно сказала бабушка.

Я попыталась послушатьсвое сердце, посмотрела на Женю, и опять оно как-то круто скакануло,щеки запылали, и я рванула в коридор со словами:

— Я пойду, меня домаждут…

Никто меня не ждал,конечно, все еще были на работе. Но я очень боялась, что Женя увидит моюпылающую физиономию. Я не понимала, почему он не должен ее видеть, но мнепочему-то очень хотелось сбежать.

— Иди, иди, Оленька, —ласково проводила меня баба Люба, — и приходи завтра обязательно. Будем пирожкипечь.

На улице я прижалахолодные руки к горячим щекам. Что же это происходит со мной?

Витя, 2018 год

Все воскресенье ядергался и смотрел на часы. Никогда в жизни мне так не хотелось в школу. Я,само собой, переписывался со своими и в форуме, и в привате,и просто эсэмэски кидал — но это все не то. Пыталсяотвлечь себя домашним заданием, но шло сплошное повторение пройденного, так чтоза полчаса все уроки были сделаны.

Хорошо еще, пападогадался мне купить каких-то книг, я погрузился в чтение.

Книжки оказались оченьстранные. Нигде не было иностранных шпионов или вредителей, которых задерживалибы пионеры. Большая часть вообще была написана какими-то англичанами илифранцузами. Но были и русские фамилии. Очень много попадалось волшебников ирыцарей, которые воевали с драконами и непонятными гоблинами и орками. Апомогали им уж совсем удивительные эльфы с заостренными ушами.

Немного книжек было прокосмос и вообще фантастики, но не очень интересные — про космические кораблиили какие-нибудь технические устройства почти ничего не рассказывали.

Наконец я нашел что-топутное: историческую книжку, в которой дети помогали распутывать заговор противкнязя. Это вам не гоблины с эльфами!

И только я втянулся, какменя начала бомбардировать Сушка. Написала сначала в приват:«Скорей бы завтра!». Я ответил «Ага!» и снова погрузился в книгу. Но комикзапищал снова. На сей раз Сушка прислала эсэмэс: «Тытоже соскучился?» и почему-то пририсовала подмигивающий смайлик. Я опятьответил «Ага», но не успел прочитать и полстраницы, как Сушка новой эсэмэской предложила встретиться сегодня, чтобыпотренироваться. Пришлось писать длинный ответ: «Поздно уже. Всех не соберем».

В ответ пришло сообщение«Дурак!» в сопровождении обиженного смайлика. Я ничего не понял, хотя триждыперечитал нашу переписку. Чем я ее обидел? Хотел даже отправить ей какую-нибудьзлобную рожу, но представил себе надувшуюся Сушку…

Нет, не буду я ееобижать. Она хорошая. Только очень нервная. Я выбрал в библиотеке рисунковсамую виноватую физиономию и отправил ее Сушке.

Теперь инцидент можнобыло считать «исперченным», как любил говорить папа,но не тут-то было. От Сушки повалили веселые рожицы и танцующие человечки, апод конец она так разошлась, что прислала мне анимированную картинку, накоторой смайлик-девочка чмокала смайлика-мальчика в щеку. Прислала — изатаилась.

Я сначала обрадовался,решил, что наконец могу почитать в свое удовольствие, но вдруг забуксовал наодной странице. В голове упорно возникала последняя картинка, только вместосмайликов были мы с Сушкой.

«Интересно, — подумал я,тупо уткнувшись в книгу, — а если бы Сушка меня в реале поцеловала, как бы этобыло?»

От одной такой мысли менясразу бросило в жар. Меня часто целовала мама. Бабушка, пока была жива, тожелюбила меня чмокнуть в ухо. Но это все было так… как маленького. А ведьвзрослые часто целуют друг друга — и совсем по-другому. Я за последнюю неделю ипо телевизору этого насмотрелся, да и на улицах видел. Один раз даже в школеслучайно заметил, как старшеклассник обнимал и крепко целовал старшеклассницу.В общем, целующихся людей я видел много.

И только теперь попыталсяпоставить себя на их место. Не смог поставить, фантазии не хватало. Но внутривсе почему-то гудело и чесалось. И голова стала совсем-совсем пустой. Наверное,поэтому я решился на дурацкий поступок: послал Сушкеанимированный смайлик, который, краснея, достает из-за спины букет роз ипротягивает вперед.

Сушка ответила не сразу.И неоригинально: «Скорей бы завтра».

Я тоже не сталоригинальничать и ответил: «Ага».

Книгу я так и не смогдочитать.

Оля, 1980 год

Так мы и жили в школе. Напеременах болтали с Женей в коридоре. Он принес мне кучу книг, и теперь я домапо вечерам читала. Читала, чтоб потом, на следующий день, обсудить с Женькойто, что прочла. Надо ж мне было научиться беседу поддерживать, а то неудобно.Оказывается, говорить – это совсем несложно!

И вот стоим мы как-то наперемене, Женя мне рассказывает что-то про «Трех мушкетеров», а тут к нам мальчишкиподходят. Почти все. И Миша, самый высокий в классе, говорит:

— Архипов, мы решили, чтоне будем мы тебе больше бойкот объявлять. Пойдем с нами в конный бой играть.

Женька аж подпрыгнул отсчастья. Видно было, как он обрадовался. И рванул к мальчишкам.

Они оживленно загоготали,понятно, что им Женьки тоже не хватало. Он же душа компании, конечно, с нимвеселее. А мне сразу стало пусто и холодно. И слезы на глаза навернулись. Яотвернулась к окну, чтоб никто не видел, что я плачу, а слезы все текли итекли. Женька-то играет, а я никому не нужна. Мальчишки со мной играть небудут, а девочки… Что с них взять, они в этом времени какие-то недоразвитые.

Я очнулась, как толькоуслышала рядом с собой Женин голос:

— Или мы играем вместе сней, или бойкотируйте нас дальше. Но вдвоем.

— Тили-тили-тесто,жених и невеста! – громко заорал кто-то, и все заржали.

Я вздрогнула, а Женькадаже не улыбнулся, а просто взял меня за руку. И смех стих. И мальчишкисмотрели на нас во все глаза, а потом Миша сказал:

— Но не может же она вконный бой играть?

— В конный не может, —согласился Женя, — а в «Морской» запросто!

— А давайте поле 20 на20!— А давайте!

— Парами! На вылет! Апотом финал – 30 на 30!

Мы рванули в класс. Яуспела разглядеть Красноперкину, которая злобносжимала губы в окружении своих подружек.

После следующего урока кнам стали подтягиваться девочки. Сначала просто сидели рядом и смотрели, как мыиграем, а потом стали активно болеть и помогать. То ли я уже попривыкла, то лиони стали вести себя лучше, но я перестала раздражаться от одного ихприсутствия. С Леной «маленькой» и Олей «кудрявой» мы даже вполне веселопоболтали. Так странно, из пятнадцати девочек в классе пять Лен и три Оли!Плохо тут с фантазией у родителей.

И вот на очереднойперемене шли мы с девчонками по коридору, и проходили мимо кабинета директора,а там, в приемной дверь была открыта настежь. Я мимо проскочила, а потом резкозатормозила. Заметила что-то боковым зрением, что-то очень странное, наподсознании сработало. Я вернулась к двери, осмотрела комнату… Вот! Вот за чтоу меня глаз зацепился! В углу комнаты, там, где в моем времени стоялкомпьютерный стол с техникой, здесьнаходился странный агрегат.

— Девочки, что это? —спросила я шепотом.

— Печатная машинка, —ответила кудрявая Оля, — А что?

— А как она печатает?

— В смысле? — изумиласьОля.

И тут мне повезло, потомучто в комнату влетела молоденькая девушка-старшеклассница и ринулась к этойсамой машинке. Я не выдержала, подошла поближе, чтоб посмотреть, как она с нейбудет управляться.

При виде знакомойклавиатуры у меня просто сердце сжалось. Где-то в глубине души ожила надежда,что это просто сильно устаревший принтер, а комп,пусть тоже устаревший, но есть. И спрятан в соседней комнате. И сейчас я егонайду, включу и как-нибудь попаду домой.

Девушка вручную заправилабумагу. Ну, ладно, наверное, в старых принтерах тоже так делали, но когда онасела и стала набирать текст, а по бумаге в такт с ее нажатиями стали скакатьмаленькие молоточки, я на минуту просто потеряла дар речи. Когда первый шокпрошел, любопытство победило разочарование. Понятно, что компане будет, но как она работает? Девушка стучала по буковкам, но так мучительномедленно, что я устала на нее смотреть и не выдержала:

— Можно я?

— Ты? А ты умеешь?

Я неопределенно пожалаплечом.

— Ну, попробуй, — сказаладевочка, — Меня классная попросила напечатать. Это для кабинета.

Она освободила мне стул,я уселась, положила руки на клаву. От ностальгии чутьне заплакала. Посмотрела на раскладку — совпадает, только знаки препинаниянемного по другому расположены. Ткнула букву — ого! А нажимать-то нужно гораздосильнее.

— Ты умеешь? — еще разспросила девушка.

И я начала печатать.

Сначала сбивалипредупредительные «звяки» в конце строчки и то, что потом каретка (это называетсякаретка!) переезжала с конца строчки на начало. Но все-таки это была родная клавиатураи, пусть мне приходилось лупить по ней с непривычной силой, я все равнополучала огромное удовольствие. Собственно, очнулась я, допечатав лист.

— Ну ничего себе! — глазау старшеклассницы были огромные.

— Где ты так печататьнаучилась? — выглядывали у нее из-за плеча Оля с Леной.

— Да так… В одном месте…— я опять неопределенно пожала плечом.

Витя, 2018 год

В понедельник я собирался поговорить с Сушкой — не знаю очем, но поговорить надо было. Не получилось. Слава о нашем кружке так быстрораспространилась, что после занятий к нам с Ястребом подошло человек пятнадцатьжелающих. Из нашего класса, из параллельных, и даже пару девочек на год старше.

Я растерялся. Ястреб, судя по всему, тоже. А Сушканапряглась:

— Всех не примем! Вы в комнату не влезете!

Ястреб подхватил идею с явным облегчением:

— Конечно! Мы и так на головах друг у друга сидим! Все,прием окончен!..

Новички смотрели так жалобно, что я не выдержал. Тем более,что в голову пришла гениальная идея, и мне хотелось высказать ее при Сушке.

— Поместимся! — заявил я. — Только зачем в комнате?

— А где? — спросил Ястреб. — В холле? А если завтра ещежелающие появятся? Родителей твоих на улицу выгоним?

— Не-а, — хитро улыбнулся я. —Сами на улицу пойдем. Погода замечательная, чего дома сидеть?!

Я покосился на Сушку, но так и не понял, оценила ли она всюгениальность моей идеи.

В результате мы расположились на школьном стадионе. Народунабралось так много, что Ястреб и Сушка поделили кружковцев пополам. Димазанимался с мальчиками, Снежанна — девочками. Я сиделна параллельных брусьях и, как заявил Ястреб, «осуществлял общее руководство».В основном это руководство заключалось в болтании ногами и кивании головой, когдакто-нибудь спрашивал, можно ли сделать то-то и то-то. В самых сложных случаях япредлагал игру, в которую сейчас нужно поиграть.

Родители сначала удивились нашему новому месту сбора, нопотом пришли проведать и все поняли. Посидев минут пятнадцать без дела всторонке, папы добыли у физрука волейбольный мячик и резались в волейбол. Мамынемного потерпели, но через пять минут и присоединились к папам. Стучали помячу, орали, ругались друг на друга, извинялись, хохотали… и очень удивились,когда выяснили, что уже стемнело.

Нас быстренько развезли по домам, но я успел на прощаниепомахать Сушке рукой. Она сделала странное движение плечом, но махать в ответне стала. Зато покраснела так, что даже в темноте было заметно.

Моя мама как будто ничего не заметила, но зайдя поцеловатьна ночь, почему-то сказала:

— А эта девочка… Жанна…

— Снежанна, — поправил я.

— Да, точно… она ничего, симпатичная.

Оля, 1980 год

На следующий день я к Женькиной бабушке не пошла,постеснялась. Да и Женя меня не звал, он с мальчишками из школы шел, мненеудобно было лезть.

И только я собиралась раскукситься,что сталась совсем одна, как меня догнала Ира. Минуту шла рядом, пиная передсобой камушек, а потом все-таки сказала.

— Оль, мы ж с тобой никогда не ссорились раньше.

— А я с тобой и не ссорилась, — ответила я.

— Ну и я с тобой не ссорилась! — обрадовалась Ира.

— Ага… А бойкот не считается…

— Это же не я, это Красноперкинапридумала!

— Ира, ну что ты оправдываешься? Красноперкинапридумала, а все поддержали. И ты поддержала! Так что все виноваты одинаково.

Ира обиженно запыхтела рядом. Но не уходила, так и шла,угрюмо смотря в землю.

— Так и что, мы так и не помиримся теперь?

Мне прям жалко ее стало. А Ира затараторила:

— Оль, ну как ты не понимаешь, ну вот вылезла ты против Вассы, ну и что? Лучше от этого стало? А если б я тебяподдержала, то и мне бы было плохо. Еще б и оценки снизили, а меня папа убьетза это.

— И что, лучше всегда молчать?

— Ну почему молчать? Мы же не молчим. Вот если ты меня спросишь, я тебе скажу, чтоя против того, что Архипова исключили. Так что я не молчу, нет…

Я смотрела в Иркины честные глаза и изумлялась. Она не созла. Она действительно не понимает разницы. И я махнула рукой.

— Ладно, проехали…

— Куда поехали?

— Никуда, это выражение такое. Забыли, значит.

— А-а-а… Хорошо. Выходи в три.

И Ирка убежала.

Выходить я сначала никуда не собиралась, но через пару часовдома начала тихо пухнуть от скуки. Телек смотретьневозможно. Комика нет. Читать, оказывается, прикольно,но так долго я не привыкла. Короче, просто от нечего делать я оделась и вышлана улицу.

Ирка и еще пяток девчонок сидели на железяке типа турника водворе и при виде меня замахали руками.

— Иди к нам! Будешь в «Штандера-вандера»?

— Эээээ, — ответила я.

— Будет, — радостно согласилась за меня Ирка, — Я сейчасмячик принесу. У меня до обеда мама дома.

И Ирка поскакала к дому.

— Маааа-мааааа! — заорала она так,что мне стало страшно.

По моим ощущением, на такой ор из окон должны вылезти вселюди ближайших домов.

— Мааааам!

В окне шестого этажа появилась Ирина мама.

— Скииииинь наааммяяяяяяячик!

Нормально. Ни у кого ни тени удивления. Люди вокруг как шлитак и идут, в соседних домах никто не дернулся, мама спокойно сбросила мяч.Ловить его кинулись все, он весело скакал туда-сюда, этажа до третьего.

— Анекдот знаешь? — спросила меня Светка.

И тут же начала рассказывать, не дожидаясь ответа:

— Решили колобок, жираф и бегемот сбросится с крыши. Знаешь?

— Нет…

— Как нет?! — закричала Ирка.

И дальше они рассказывали, перебивая друг друга.

— Летит бегемот и считает этажи…

— 9, 8, 7, 6, 5, 4, 3, 2, 1 …

Ирка уползает смеятся… ПродолжаетСвета:

— -1, -2, -3… Ха-ха-ха…

Ирка, сидя на земле:

— Летит жираф: 9, 8, 7, 7, 7, 7… ха-ха-хрю…ой…

Света:

— Летит колобок: 9, 8, 7, 6, 5, 4, 3, 2, 1, 2, 3, 4… ой, немогу…

К этому моменту я уже тоже хохотала до слез из глаз. Дома я,по-моему, никогда так не смеялась.

Потом мы играли в «Собачку», потом в «Выбивалы»…Весело было очень, но через час я уже не чуяла ног от усталости. А завалиласьна скамейку, а неугомонные девчонки связали две скакалки и еще час прыгали какзаведенные и прыгали б и дальше, если б не вопль из знакомого окна:

— Светааааааааа! Муууууууультики начались!

Двор опустел практически мгновенно.

На следующий день я еле встала с кровати. Ноги гудели так,что каждый шаг я ойкала и проклинала всех на свете. Когда я хромая на обе ногивытащилась из подъезда, то встретила Ирку, которая радостно скакала нанарисованных на асфальте квадратиках.

— О! Олька! А ты чего вчера после мультиков не вышла?

Я застонала.

— Ты чего? — изумилась она, — Мы сегодня будем в«Казаков-разбойников» играть, вчера договорились.

— Опять бегать? — спросила я с ненавистью.

— А что? Ходить что ли?

К моему огромному счастью, после школы ко мне подошел Женька,взял мой портфель и сказал:

— Пойдем! Бабушка про тебя вчера весь день спрашивала. Онауже и все для теста приготовила.

Я и сама могла портфель отнести, но мне было удивительноприятно, что Женька идет по двору с моим портфелем. Пусть на нас все смотрели,пусть шептались вслед, я от этого становилась только счастливее.

Баба Люба встретила меня как родную. Мне немедленно выдалифартук, чтоб я не запачкалась, и мы замесили тесто.

Как это оказывается сложно! Но как интересно! Бабушкаобращалась с тестом, как с живым существом. Она его гладила, шептала стихи,что-то она рассказывала. Она пела ему песенки. И что удивительно, тесто еепонимало! Оно как будто слушалось, тянулось к бабушке. К моим рукам липло и отказывалосьотклеиваться. А в бабушкиных как будто само скатывалось в аккуратные шарики. Ипотом, в духовке, эти шарики на глазах вспухали и становились идеальнымибулочками. Нереальной вкусноты.

Я готова было проглотить их все, вместе с противнем.

— Баба Люба, а вы часто печете? – спросила я.

— Да нет, не очень. Раз в недельку, не чаще. А что?

— Целую неделю ждать следующих…

Потом бабушка глянула на мое разочарованное лицо изасмеялась.

— Приходи завтра. Ты ж рецепт, небось, не запомнила?

В классе со мной уже почти все разговаривали. Собственно,мне и не нужен был никто, кроме Жени. С ним я могла болтать часами, состальными пока было тяжеловато. А я все реже вспоминала о том, что пришла издругого мира. Про компьютерные игры даже не думала, часто для уроков не хваталоинтернета, но мне его полностью заменил Женя. Он с готовностью отвечал на любыемои вопросы. А заодно и показал как пользоваться всякими энциклопедиями.

Что интересно, в этом времени интернет гораздо меньше нужен,чем у нас. У них вообще тут время течет по другому, более размеренно, спокойно.Комики не звонят, люди идут, а не бегут. Машин почти нет. А те, что есть, ездятмеееедленно и плавно. И, что забавно, все вокругуверены, что живут в бешенном ритме.

Витя, 2018 год

Экзамены приближались, и меня вдруг начало колотить. Маманазывает это «мандраж», а папа «флаттер». Странно, сомной такое редко случается. Последний раз — когда в бабушкиной деревне вечеромвозвращался домой, а тут из-за угла местные… Их было трое, они были здоровые изагорелые. И убежать я не успевал, потому что столкнулся нос к носу. И тут уменя такой мандраж начался, что я даже ход не сбавил.Только кулаки сжал и попер прямо на них. Иду иколочусь, даже жарко стало. Они, видно, что-то почувствовали, потому что молчарасступились и пропустили меня без единого слова. Потом, когда мы с соседскимМишкой с ними возле озера схлестнулись, деревенские нас здорово отделали. А втот раз — ничего, даже дразниться не стали.

И вот теперь у меня мандражначался снова. Начался — и не хотел униматься. Самое обидное, что драться былоне с кем, а то, честное пионерское, подрался бы! Чтобы унять флаттер, пришлосьпобродить по городу. Он у нас маленький… по крайней мере, раньше был. Теперь,как я понял, на окраине, особенно за рекой, много чего понастроили, но туда яне пошел, отправился в центр.

Гулял… нет, с такой скоростью не гуляют… тем более — небродят… В общем, быстро ходил по центру между кирпичных домиков и церквушек. Унас вообще старый город. Немцы его взяли с ходу, а потом наши без бояосвободили, поэтому очень много домиков уцелело прошлого (то есть ужепозапрошлого) века. Кое-что заштукатурили и покрасили, но остались и такие, укоторых кирпичи наружу торчат, как ребра у очень худого человека. Кирпичидревние, но крепкие, не оранжевые, как теперь делают, а коричневые. И шершавые.По ним рукой ведешь — и понемногу успокаиваешься.

Долго я так бродил, поглаживая кирпичи, мандражпочти уже весь выходил. И вдруг увидел человека, которого ну никак не ожидалтут встретить. Или, по крайней мере, не в таком виде.

Передо мной стоял Женька Архипов. Постаревший, с седойщетиной, весь морщинами покрыт, словно его жевали, да выплюнули. И староезимнее пальто — серое, все в коричневых подтеках. Но все-таки я сразу егоузнал.

А он меня, кажется, нет.

— Женька? — спросил я не своим голосом. — Архипов? Ты?

Он поднял мутные глаза и уставился на меня. По-моему, онмало что соображал. Я уже решил, что обознался, как вдруг он ответил:

— Я.

Мне стало нехорошо. Наверное, потому, что от него неслочем-то кислым и противным.

— Ты как… тут оказался?

Женька посмотрел на кирпичную стену и удивленно пожалплечами.

— Это я, — объяснил я. — Витя Шевченко. Помнишь?

Он подумал и кивнул:

— Витя. Помню.

— А ты… Тебя все-таки исключили из пионеров?

Женька вдруг всхлипнул и вытер нос рукавом.

— Выперли! — сказал он сквозь слезы. — Из пионеров! Ипокатилась моя жизнь по наклонной! И Ленка меня тоже… выперла! Кому я такойнужен?

Мне захотелось провалиться сквозь тротуар. Женька Архипыч,надежда школы и умница, Женька, которого не смогла согнуть даже Васса, стоял иревел, как девчонка. Он даже раскачиваться немного стал.

— Прости, — сказал я. — Это из-за меня… Я тогда струсил…

Женька тихонько плакал, казалось, не слушая меня. Не зная,что делать, я пролепетал:

— Я могу что-то для тебя?.. Чем-нибудь помочь?

Он перестал плакать так же резко, как и начал.

— Мне бы денег, — невнятно сказал он. — На лечение.

— Конечно! — я очень обрадовался, что могу хоть как-тозагладить вину, и торопливо начал шарить по карманам. — А чем ты болеешь?

— Тунеядством он болеет! — неожиданно раздался за моейспиной резкий голос.

Женька он него сразу съежился, а я обернулся посмотреть, ктоэто такой наглый. Сейчас я был готов за своего друга с кем угодно сражаться…

…С кем угодно, кроме милиционера. Выглядел он непривычно:серая кепка, свободная куртка и штаны, дубинка и наручники на боку, погоныстранные — но это был явно милиционер. И он явно не одобрял моего общения сЖенькой. Даже, кажется, собирался его арестовать.

— Это Женька! — объяснил я. — Архипов! Он болен…

— Не Женька он, — возразил милиционер, — а Васька. И неАрхипов, а Карпович. Тунеядец и бомж!

А внимательно посмотрел на оборванца. Действительно, какойЖенька? Похож немного, а так… Чего это я вдруг?

— Не тунеядец, — неубедительно возмутился Васька, — авременно не работающий!

— В обезьянник захотел? — милиционер отцепил от поясадубинку.

Попрошайка начал боком отодвигаться. Наверное, он очень нелюбил обезьян. Отодвинувшись немного, он крикнул:

— Полицейский произвол! — и бросился наутек.

Его можно было бы его легко догнать, потому что бежал онмедленно, вихляясь из стороны в сторону. Но милиционер только вздохнул иповернулся ко мне:

— Тебя мама что, не учила от бомжей подальше держаться?

Я хотел ответить, что мама мне ни про каких бомжей вообщеничего не рассказывала, но удержался. На меня вдруг навалилась страшнаяусталость.

— Можно, я пойду? — спросил я.

— Иди, конечно, — пожал плечами милиционер. — Толькоподальше от всякой швали держись!

Домой я шел, не глядя по сторонам. «Это не Женька! — убеждаля сам себя. — Женька не мог так… У него все хорошо!»

Вернувшись, первым делом бросился к компуи начал искать в Инете что-нибудь о Евгении Архипове.Однофамильцев было хоть пруд пруди, но все какие-то не те. Мне стало страшно. Япочему-то был уверен, что Архипыч сейчас копается где-то в мусорном баке — ивсе из-за меня.

Я понял, что выход только один: надо вернуться! Надо найтиту девчонку, которая села на мое кресло! Надо заставить ее поменяться кресламиопять! И срочно, срочно спасать Женьку!

Оля, 1980 год

Сегодня я поняла, что влюбилась!

Шла-шла из школы и вдруг как мешком по голове… Женька рядомбыл, рассказывал что-то интересное, я слушала, слушала, а потом вдруг поняла: явлюбилась!

И так мне сразу стало хорошо и весело! Я начала хохотать каксумасшедшая и скакать вокруг Женьки на одной ножке. А он сначала обалдел,остановился и спрашивает:

— Что случилось?

А потом тоже начал со мной скакать и прыгать.

Кстати, удивительно, но здесь гораздо лучше прыгается!

Несмотря на пирожки бабушки Любы, я сильно похудела. Когда ноги пересталипостоянно болеть, выяснилось, что я даже бегать неплохо умею, а в высоту нафизкультуре прыгаю лучше многих мальчиков!

А сегодня мне казалось, что я наглоталась воздушных шариков.Мне казалось, что если как следует оттолкнуться от земли, то можно улететь досамого неба и там повиснуть, дрыгая ногами. Я немедленно поделилась этим сЖеней и в ответ получила рассказ о том, что сила земного притяжения зависиттолько от массы тела, которое земля притягивает. Ну не зануда ли? Неужелинепонятно, что сила земного притяжения зависит от настроения, от погоды, оттого, кто рядом!

— Женька, ну неужели ты не чувствуешь, что если мы вместе,то все по другому! Все вокруг по другому!

Женька смотрел на меня, ошалело лупаяглазами и улыбался. И глаза у него были голубые, как небо, а веснушки рыжие,как солнце. И теперь я точно знала, что счастье есть, что счастье — это просто.Счастье, это когда внутри что-то пузырится, счастье — это когда любишь весьмир, счастье — это когда рядом Женька…

А потом он выдавил из себя:

— Оль, ты очень красивая…

Покраснел как рак и убежал домой.

И я поверила, что я красивая!

Даже дома, разглядывая себя в зеркало, видя страшноекоричневое платье, страшные босоножки и детские носочки, я понимала, что якрасивая…

Так странно… Я столько знала о любви в своем времени. Тоесть мне казалось, что я знаю о любви все. В школе нам рассказали про сперматозоидыи яйцеклетки, и ни для кого не секрет как именно этот самый сперматозоид кяйцеклетке попадает. Мы видели по телеку тысячипоцелуев и миллион признаний в любви. Мы писали друг другу в чате: « Я хочубыть с тобой!» и «Я скучаю по тебе!», но оказывается, мы ничего не понимали. Ни-че-го! Потому что даже будь у меня сейчас комп, и будь Женька где-то в чате, я бы все равномучительно скучала. По глазам, по улыбке, по тому как он хмурится, когда что-товспоминает, по тому, как смеется…

Весь день я проходила по квартире, не зная куда себяприткнуть, и легла спать в 8 часов. Чтоб поскорее наступило завтра!

Витя, между времен

Я осторожно приоткрываю глаза и облегченно вздыхаю.

Комната, в которую я так хотел попасть, наконец, появилась.Полночи я за ней гонялся.

То какие-то стадионы снились, то бесконечные кирпичныестены, по которым нужно долго-долго карабкаться.

А комната все ускользала. Пока я тут один, но это ненадолго— кожей чувствую.

Устраиваюсь на своем кресле поудобнее и старательно таращусьна кресло напротив. Там должна появиться та девчонка, из-за которой менязабросило в чужое время. Здесь, в комнате, я окончательно понимаю то, о чемдавно догадывался: никакой это не эксперимент. Просто мы с этой девчонкойпоменялись временами. Теперь она должна зайти в эту комнату, и мы поменяемсяснова.

На секунду появляется спасительная идея. Можно просто сестьв свое кресло и оказаться в родном 1980 году!

Но я знаю, что так нельзя. Здесь, во сне, своя логика, и онаподсказывает, что ничего у меня не получится.

Жду.

Проходит час. Он проходит очень быстро, я не успеваю дажезаскучать. Девочка в кресле появляется как-то вдруг, незаметно. Она смотрит наменя недовольно.

Я решительно встаю с кресла и иду к ней.

— Давай меняться! — я морщу лоб, чтобы казаться оченьстрогим.

Странно. До кресла так близко, а я не могу к немуприблизиться. Это все девчонка! Она не хочет меняться временами!

— Не хочу! — она то ли отвечает на мои мысли, то лиугадывает их. — Я тут останусь. Тут хорошее время!

— Время всегда хорошее!

Мне кажется, что я повторяю чью-то фразу. Или там как-топо-другому было?

— У тебя тоже хорошее время, — говорю я, останавливаясь.

Какой смысл идти, если топчешься на месте?

— Компы, комики, — теперь я говорювкрадчиво.

Девочка секунду колеблется, и я за эту секунду резкоприближаюсь к ее (то есть моему) креслу.

— Нет, — говорит она. — Тут и без комповвесело!

Я решаю говорить правду. Рассказываю о Женьке, о том, чтомне нужно вернуться и все исправить. Она слушает, время от времени кивая. Иулыбается так тепло, что я вдруг вспоминаю Сушку.

— Не боись! — говорит девчонка. —Женька под присмотром! Я его в обиду не дам!

И она говорит о Женьке, о пионерском собрании, о ее помощи.

Я испытываю сразу и облегчение, и зависть. Она молодец.

Я ей верю. И я хочу назад, в 2018 год. Там меня ждет класс,за который я отвечаю. Мы должны сдать экзамены. А девчонка позаботится оЖеньке.

Я возвращаюсь в свое кресло и снова засыпаю прямо во сне.

Оля, 1980 год

Проснулась я сразу, одним рывком. Проснулась с ощущениемтревоги. Что-то такое случилось во сне… Медленно начали всплывать подробности:была белая комната, был мальчик… Витя, кажется. Он рассказал, что мы с нимпоменялись временами. Да, я уже давно догадывалась, что это не компьютернаяигра, уж больно все было по-настоящему, но про первую встречу в белой комнатеначисто забыла. Он сказал, что хочет поменяться обратно… Рассказал про Женьку…

И тут меня прошиб холодный пот. Женьку нужно спасать!

Я вскочила и начала собираться в школу как на пожар. ЯЖеньку никому в обиду не дам, никуда его из нашей школы не отчислят!

Я примчалась в школу первая, школа еще была закрыта. Тогда япошла к Женькиному подъезду и уселась его ждать на скамеечке. Женька какчувствовал, вышел буквально через пять минут.

— Привет! — он уселся рядом.

— Привет! — ответила я.

— У папы неприятности на работе, — сказал Женька, — Вассаписьмо написала в партком о том, что меня из пионеров исключили.

У меня непроизвольно сжались кулаки, но Жениному тону японяла, что случилось что-то страшное,хоть и не поняла почему.

— Если отца из партии выгонят… — у Жени на глазах блеснулислезы, — Я себе этого никогда не прощу!

Я минутку посидела, думая как же утешить бедного Женьку,потом взяла его за руку и началарассказывать:

— Знаешь, а будет время, когда всем будет наплевать, в какойты партии.

— Что значит «в какой»? Она одна!

— Будет не одна. Будет много. И все будут бегать и просить:«Вступите в нашу партию, вступите в нашу партию»

Женька рассмеялся.

— А комсомолов тоже будет много?

— А комсомола вообще не будет, будут всякие другиемолодежные организации, не помню их названия. Зато всем можно будет верить вбога. Причем в любого.

— Это как?

— Хочешь, будь православным, хочешь католиком, хочешьмусульманином, хочешь иудеем. Хочешь, отмечай все праздники сразу. И в школуможно будет приносить и куличи, и мацу. И Рождество все начнут отмечать.

— Какое еще рождество?

— Оба. И католическое и православное. А пасхи вообще три,еще еврейская есть.

— Олька, ты откуда все это знаешь? — Женя аж напрягся.

— От верблюда, — засмеялась я, — Мне сегодня сон приснился.Как будто я — девочка из будущего… И мне поручено спасти тебя.

— От кого?

— От всех!

— Не надо меня спасать, — обиделся Женька, — я сам спасусь!Ты лучше еще про будущее расскажи. Что там будет?

И тут меня понесло. Я начала рассказывать про компы и комики, про машины и микроволновкии даже про адронный коллайдер.Это ж надо, что вспомнила! Мы чуть вшколу не опоздали, ввалились в класс за секунду до начала урока, как раз вовремя объявления о том, что после пятого урока состоится политинформация натему «Религия — опиум для народа». Мы с Женькой синхронно прыснули. Лицопионервожатой, которая делала объявление, окаменело.

После пятого урока в кабинет пришла наша классная и Танечка.В этот раз обошлось без Вассы. Сначала нам долго инудно рассказывали про то, что темный и дремучий народ до революции погибал подгнетом царя и попов. Я слушала вполуха, потому что уже давно поняла, что систорией здесь все не совсем чисто. Нам все совсем по-другому объясняют. Потомнам рассказали про то, что пришла революция, всех освободила и свергланенавистный царский режим. И что теперь церковь никому не нужна, потому что всеи так счастливы. За границей она еще есть, но там и трудящихся продолжаютугнетать, а у нас все по-другому. Я сразу вспомнила, что у нас, в будущем, вовремя всех церковных праздников президент стоит и крестится в первых рядах. И,кстати, все, кто сейчас в классе, доживут до нашего времени и все увидят своимиглазами. Мне стало страшно весело, я даже хрюкнула от смеха, но Танечка неразделила моего веселья.

— Ольга, я не вижу ничего смешного!

А я видела! Ведь они все еще не знают, что довольно скороСоветского Союза не станет, и говорить можно будет все, что захочешь, и прореволюцию все забудут и, кто такой их любимый Ленин, дети знать не будут! Еслиб я сюда не попала, и я б не знала! Я, вдруг, почувствовала себя всемогущей.Никого не боюсь, даже Вассу!

Я встала и сказала:

— Я тоже не вижу ничего смешного. Вы же нам все эторассказывайте из-за Жени, правда? Мывзяли и исключили его из пионеров, а он лучше всех нас. Ну и что, что егобабушка верит в бога? Она замечательный человек, она никогда никого не обидела.Между прочим, никого в бога верить не заставляет. Вам-то что? Это личное делоих семьи.

В классе стало очень-очень тихо, а Танечка залилась пунцовойкраской.

— Что значит личное дело? — спросила она, — У пионеров неможет быть личных дел!

Тут я опешила.

— Как это не может? Что ж нам теперь, и в туалет строем ходить?

Класс заржал, а я уже не могла остановиться.

— Женя учится лучше всех в классе, Женя знает больше всех вклассе. Он может поступить в любой ВУЗ, и мы все будем гордиться, что училисьвместе с ним. С ним интересно, с ним все дружить хотят! Я считаю, что если ужкто достоин быть пионером, то он!

В классе начали шептаться, я продолжила:

— И я считаю, что мы его исключили несправедливо! И еслисовет отряда решит вернуть Жене пионерский галстук, то это будет правильно!

Танечка выглядела неважнецки, вся в алых пятнах, а в классеуже стоял настоящий гул.

— А ведь она права! — крикнул, вдруг, Сашка, — Мы егоисключили, мы его и вернем!

— А давайте проголосуем!

— Давайте!

Я не верила в свою удачу!

— Кто «за»? — спросила я дрогнувшим голосом.

Много рук.

— Кто против?

Человек шесть, выше всех руку тянет Красноперкина.

Я повернулась к Танечке.

— Мы приняли решение, — сказала я.

И сняла с себя и повязала Женьке пионерский галстук. А потомне удержалась и обняла его. Крепко-крепко…

Витя, 2018 год

С самого утра я чувствовал, что сегодня случится какая-тогадость. Ночной разговор помнил очень хорошо, убеждал себя, что та девочка всеисправит, Женька теперь в безопасности… Но все равно на душе скребли кошки.Целая стая кошек. Или что там у них — стадо? Толпа? Свора? Короче, много кошек.

И гадость случилась, хотя сначала я ее и не заметил. Утром,перед школой, включил комп и проверил, что мне успелипонаписать. Все обсуждали какую-то новость на форуме. Я кликнул, посмотрел.Ничего такого особенного не заметил. Просто какой-то Аноним вывесил наши ники, а рядом — фамилии. Я проверил — все в порядке, ничегоне перепутано. И ники написаны правильно. Я почитал комменты, но ничего не понял — там стояли сплошныеугрожающие смайлики и призывы «убиць гада ап стену!».

Только в классе я сообразил, в чем беда. То есть несообразил, а Сушка мне объяснила.

— Наши ники, — Сушка дергала меняза рукав, наверное, чтобы я лучше проникся трагичностью ситуации, — это жеглавный секрет каждого человека! Теперь, когда все знают, у кого какой ник, можноже запросто полистать историю форумов и прочитать, кто что говорил. Ястреб,например, в форуме даже стихи писал! Его ж засмеют теперь!

— Погоди, Снежка, — я осторожно высвободил рукав.

Сушка вдруг покраснела так стремительно, что я испугался.

— Ты чего?

— Ничего, — буркнула она, — меня никто Снежкойне звал раньше.

«Ну и что?» — хотел сказать я, но решил не вгонять Сушку веще большую краску. И, кстати, мне было приятно, что теперь есть имя, которымтолько я Снежанну называю.

— Погоди, — сказал я спокойно, — мы же и так все наши ники знаем.

— Не все! — Сушка побелела от злости так же быстро, как доэтого покраснела. — Только свои! А теперь вся школа знает!

— Ну и флаг им в руки! Тебе-то что!?

Снежка повела плечом:

— Не хочу, чтобы каждый в моих мыслях копался! Когда я под ником, то… ну… как будто…

— Как человек-невидимка? — подсказал я.

— Ага! А теперь будут копаться… всякие…

И тут я вдруг сделал то, чего никак от себя не ожидал — взялее за руку.

— Вот что, Снежка! Никто тебя не обидит! Я обещаю!

У Сушки вдруг стал такой вид, как будто я держу не ее руку,а протез, который случайно оказался прислонен к ее плечу. И ладонь сталахолодная и деревянная. А у меня в голове шумело и булькало. Сейчас я был готовсвернуть небольшую гору. Или даже большую.

— И гада этого найду, — заявил я. — Найду и накажу.

Сушка смотрела на меня с надеждой, но как-то жалобно.

— А то, что ники наши все узнали…Ну и пожалуйста! Я своим ником горжусь.

Я с сожалением отпустил руку Снежки (она сразу немногообмякла), вскочил на парту и громко сообщил:

— А я — Биг Билл! Понятно? И мнеплевать, что все об этом знают!

Почти все вокруг радостно завопили.

Теперь, когда Снежкина ладошка не лежала в моей руке,смелость немного улетучилась, но я продолжил:

— Не знаю, кто тут решил подложить нам свинью, но он дурак!Потому что мы никого не боимся! Правда, Ястреб?!

Димка ловко вскарабкался на соседнюю парту:

— А я Ястреб! И мне тоже плевать!!!

Класс снова радостно завопил… и вдруг затих. А за спиной мыс Ястребом услышали недовольный голос историка:

— А я Николай Иванович. И меня не устраивает, что ученикипрыгают по партам.

Мы быстренько расселись по местам, но я успел заметить, чтоСушка мной гордится. И я стал гордиться тем, что она гордится мной.

Я решил во что бы то ни стало выполнить обещание, данное ей.

Оля, 1980 год

Эйфория продолжалась весь день.

После того как я повязала Женьке галстук, Танечка куда-тоделась. Мы даже не заметили когда.

Отловили Красноперкину, заставилиее написать отчет о проведенном собрании. Вернее, написали мы его сами, ейтолько подписать осталось. Согласилась под угрозой грубой силы.

И когда она, чтоб не сбежала по дороге, под конвоем двух самыхрослых мальчиков в классе понесла нашу бумажку в совет дружины, класс вдругвзревел, что нам нужен новый председатель совета отряда. Предлагали меня иЖеньку. Женька сказал, что берет самоотвод в мою пользу, я сказала, что вседолжно быть наоборот.

А потом кто-то заорал:

— Тили-тили тесто, жених и невеста!

И я обнаружила, что мы с Женькой стоим посередине класса,взявшись за руки, и горячо что-то друг другу доказываем. И страшно испугалась,что Женька сейчас смутится и убежит, а он, наоборот, развеселился и закричал:

— Ура, Ольке! Она самый лучший в мире друг!

И я тоже не смутилась, и не убежала, а стояла и улыбалась. Иопять мне казалось, что я наглоталась воздушных шариков.

А потом был урок истории.

Историк пришел хмурый, молчаливый. Сначала вызвал к доскеЖеньку. Выслушал ответ, мрачно поставил пятерку. Потом вызвал меня. У меня сердце в пятки упало, но Женьказашептал мне:

— Давай, ты справишься!

И я потопала к доске. Встала, посмотрела на класс. И ужесобиралась было по привычке испугаться, но увидела перед собой лицаодноклассников. Они были добрые. Они были живые. Они были готовы мне помочь. Япросто физически чувствовала их поддержку. И страха как не бывало!

В памяти всплыла страничка из учебника, я рассказала ее какпо писанному, ни разу не сбившись. А еще рассказала то, что мы с Женькой вэнциклопедии прочитали, а еще хотела рассказать…

Тут историк меня перебил, хмуро поставил «пять» и посадил.

И мне б задуматься о причинах его хмурости, да не до тогобыло. Я неслась на свое место, приплясывая от счастья. Я смогла! Я стояла удоски и получила пятерку!

А после уроков мы с Женькой побежали к бабушке и все ейрассказали. Мы хохотали, когда вспоминали, как пошла пятнами Танечка, мыхохотали, когда говорили о том, как переизбрали Красноперкину.

Бабушка улыбалась, но как-то грустно. И почему-то все времяговорила:

— Дай вам бог сил, детки…

Да у нас этих сил было просто хоть отбавляй! Да мы горы вэто день могли свернуть!

Мы выбежали во двор, чтоб хоть как-то энергию выплеснуть, атам как раз огромная компашка собрать в казаков-разбойников играть. И тут наменя вдохновение нашло.

— А давайте не просто так играть, а в квест!

— Чего? — спросил Женька.

— Ну… Давайте как будто мы — эльфы, а вы — гоблины.

— Кто?

— Ну, мы — хорошие. Мы такие все нежные, ушки торчком,воздушные, а вы — вы злые и грубые. Мы будем жить вон там, на дереве, будемхорошо стрелять из луков, а вы — вы из луков не умеете, но зато у вас силища ого-го! А у нас будет кольцо власти, которое вы захотитезабрать. И вы должны будете это кольцо не просто забрать, а еще и донести вооон до той горки во дворе. Там у нас будет жить Зло.

Все, кто стоял вокруг аж рты пооткрывали,пока я им все это рассказывала.

— Круто! — сказал Женька, — Это ты сама придумала?

— Ээээ…Во сне видела, — соврала я.

Мы убегались так, что через три часа полегли на траве всередине двора и уставились в небо.

— Классные тебе сны снятся! — сказал Женька.

Он был ранен в бою эльфийскимлуком и теперь держал подорожник на поцарапанной руке.

— Может, еще что-нибудь интересненькое вспомнишь?

— Ага, — сказала я, — Завтра будем играть в школуволшебников.

Домой я примчалась часов в 8 вечера, только открыла рот,чтоб поздороваться, и нарвалась на суровое папино:

— Ольга, где ты ходишь? Звонили из школы, нас вызывают кдиректору. Может, ты объяснишь, что происходит?

Витя, 2018 год

На большой перемене мы с Ястребом и Сушкой выскочили во дворшколы и устроили там тайное совещание. Ну как тайное… Все, конечно, пялились натрех шестиклашек, которые забились в угол двора и тамшепчутся с таким видом, как будто готовят покушение на короля. Но нас никто неслышал, так что совещание, наверное, можно считать тайным.

— Надо выяснить айпишник того, ктовлез на форум, — горячо шептал Димка, — пробить у провайдера юзера…

Я понял, что пока слишком мало знаю о компах,поэтому дослушивать не стал:

— То есть ты сможешь его найти?

Ястреб смутился:

— Ну, теоретически…

— Ясно, — сказала Сушка, — не можешь. Надо по-другому. Тамведь не все ники выложены, заметили? Чьего ника нет — тот и сволочь!

— Проверил уже, — вздохнул я. — Не хватает пять ников. В том числе моего.

Снежанна задохнулась отвозмущения.

— Есть другая идея, — торопливо сказал я, пока Сушка небросилась в класс лупить всех подряд, — у нас же вечером подготовка кэкзаменам, так?..

…Вечером пришли почти все, хотя хмурые и подозрительные —Сушка предупредила, что я собираюсь назвать того гада, который всех нас выдал.Кружковцы расселись на скамейках, а я вышел и стал перед ними, чувствуя себяэстрадным певцом.

— Значит так, — сказал я. — Стукача я пока не нашел. Нонайду.

Я покосился на Ястреба. Он сидел немного в стороне с нотиком на коленках, взъерошенный больше обычного. Нотеперь Димка походил не на воробья, а на настоящего маленького ястреба — такойгрозный вид у него был.

— Сейчас каждый выйдет сюда, и произнесет, — я откашлялся ипродекламировал. — «Честное слово, я никому не рассказывал про наши ники».

— Норма, — кивнул Димка.

Все удивленно уставились на него.

— Это детектор лжи, — злорадно сказала Сушка, — Ястребу папаскачал! Кто следующий?

Но никто не успел отреагировать, потому что Сушка самавыскочила на пятачок перед скамейками и выпалила:

— Честное слово, я никому про никине говорила! А когда узнаю, кто крысятничает…

— Норма! — строго перебил ее Ястреб. — Следующий!

Мы с Сушкой отошли в сторону, а кружковцы один за другимвставали и произносили клятву. Некоторые запинались и тормозили, но Димкакаждый раз успокаивал их словами: «Норма». Чем меньше оставалось людей, которыене прошли детектор, тем тоскливее становилось на душе. Никто не болтал, нестрочил сообщения на комиках, а когда раздавались звонки, отвечали коротко:«Занят… Я перезвоню». В воздухе запахло электричеством.

Предпоследней вышла девочка, которую я никак не могзапомнить. Ни имя ее, ни ник в голове моей не задерживались. И вся она выпадалаиз памяти, как только я переставал на нее смотреть — волосы белые, как пакля,брови белесые, глаза водянистые…

Стала она почему-то не лицом ко всем, а чуть-чуть боком.

— Честное слово, — сказала она, прикрывая рот ладошкой, — я ники не говорила никому.

И почесала нос. Мы с Сушкой напряглись. Ястреб не выдалочередной «Нормы», а пристально посмотрел на девочку.

— Не говорила, значит? А, может, в форуме писала?

Глаза девочки забегали, она снова прикрыла рот рукой изамотала головой. Я вдруг почувствовал, что за последние полчаса очень устал.

— Ты же врешь, — сказал я. — Ты написала, так?

Она опустила голову и побледнела.

— Врет! — сурово подтвердил Ястреб. — Детектор зашкаливает!

— А чего вы?! — девочка вдруг вскинула голову и начала чутьне кричать прямо мне в лицо. — Ей можно, а мне нельзя?! Ты со своей Снежанночкой все время, а я, может, тоже хочу!

Она разревелась. Все потрясенно молчали.

— Чего хочешь? — растерянно спросил я. — Мы же вместе… кэкзаменам готовимся.

— К экзаменам?! — девочка растирала слезы и сопли по личику.— К экзаменам, да?! А сам за руку ее берешь! И смотришь… А я тоже… А мне почемунельзя?.. Чтоб вы все тут сдохли!

Она схватила свой рюкзачок и бросилась прочь. Все тупосмотрели ей вслед и молчали.

— М-да-а-а… — наконец сказалкто-то.

— Слушайте, — спросил я жалобно, — кто-нибудь что-нибудьпонял?

— Ты что, дурак?! — возмущенно затараторила Нина, эффектновзмахнув челкой (у Нины был ник Красавица, и вполне заслуженно). — Ленка в тебядавно втюрилась, а у вас с Сушкой такая любовь, вот она и решила вам свиньюподложить, чтобы она подумала, что это ты всех сдал…

— Стоп-стоп-стоп! — я умоляюще поднял ладони вверх. — Какуюсвинью? Какая Ленка?

— Ее, дурочку эту, — Красавицамотнула челкой в сторону убежавшей девочке, — Леной зовут, чтоб ты знал! Он ееимени не помнит, а еще чего-то хочет!

Нина повернулась в сторону Снежанныи добавила:

— Дурак он у тебя, Сушка!

Сушка, которая все это время стояла непривычно тихо, глянулана меня и вдруг прыснула. И все остальные захохотали вместе с ней, как будтотолько ждали сигнала. Видимо, вид у меня был действительно дурацкий.

— Если бы не Ястреб с его детектором! — снова началатараторить Красавица, но Димка ее оборвал.

— Да нет никакого детектора! — он торжествующе повернул кнам монитор, на котором красовалось окошко браузера. — Это мы для пущего страханаврали. А вообще все Витя придумал, я только немного развил идею.

— Так что никакой он у меня не дурак! — гордо заявила Сушкаи показала Нинке язык.

Все снова захохотали. Смех получился какой-то нервный — слишкомдолго мы были в напряжении.

— Ладно, — сказала Сушка, нахохотавшись, — был бы пацан, ябы ему по голове настучала. А с этой что делать будем?

Все поскучнели. Снова повисла тяжелая пауза.

— Слушайте, — сказал я, — а давайте ей бойкот объявим! Мытак делали… то есть я читал, как раньше в школах так делали! Не будем с нейобщаться — и все! По крайнем мере в чатах! И на эсэмэскиотвечать не будем!

— Точно! — обрадовался Ястреб и застучал по клавиатуре. —Сейчас я ее везде в игнор-лист занесу… Какой у неетам ник?

— Радуга, — ответила всезнающая Красавица и полезла за комиком.— Сейчас и я тоже…

Пока все нажимали кнопки, занося Радугу в черные списки, япроверил свой комик. У меня там никакой Радуги не значилось. Зато бросился вглаза циферблат в левом верхнем углу экрана.

— Ух ты! — сказал я. — Сегодня позаниматься, пожалуй, неполучится, поздно уже. Предлагаю завтра начать репетировать экзамены. Будемдруг перед другом билеты отвечать.

— А Ястреб своим детектором, — добавила Сушка, — будет наспроверять, — и она передразнила очень строгий голос Димки, — «Норма!»

И снова все рассмеялись. Теперь уже не нервно, а простовесело.

Оля, 1980 год

Утро было на редкость нервное. Мама собиралась, рявкая наменя, чтобы поторапливалась и причитала:

— Что ж теперь люди скажут…

Папа был хмур и со мной не разговаривал.

До школы дошли в молчании, а там, у школы, встретили Женькус родителями. Мы рванули друг к другу, но меня схватила за руку мама, а Женькуотец. Не пустили даже поздороваться.

И вот тут-то мне стало страшно. До этого момента я былауверена, что сейчас мы все поговорим, выясним подробности, вместе посмеемся иразойдемся с миром. Женька смотрел на меня больными глазами, его родители зыркали волком. А у меня как будто реальность уплывала, мненачало казаться, что все это происходит не со мной.

И мы пришли в кабинет директора. Там уже сидели Васса иТанечка. Говорила все время Васса, директорша только кивала с умным видом, аТанечка смотрела мимо нас куда-то в стенку совершенно стеклянными глазами.

— Итак, — говорила Васса, — если на начальном этапе мывидели просто халатность родителей, то теперь это переросло в преступнуюхалатность. И я хочу спросить…

Тут Васса повысила голос так, что у меня заложило уши…

— Как вы воспитываете своих детей? А?!

Мои родители вжались в стулья.

— Как нужно воспитывать, чтобы ребенок посмел пойти противволи совета отряда, против воли своих товарищей, против воли старших товарищей,которые, между прочим, члены партии?

Тут, видя, что моя мама уже готова заплакать, Васса чутьсмягчилась.

— Нет, мы конечно, не снимаем полностью с себя вину. ВотТатьяна Николаевна (кивок в сторону Танечки) тоже понесет заслуженноенаказание. Это и ее просчет, ведь это ее пионерская организация! И хороша ббыла эта организация, если б пошла на поводу у таких ее незрелых членов.Хорошо, что в этом классе учатся и сознательные дети, которые не побоялись!Которые, между прочим, физической расправы не побоялись! Потому что вот эти(кивок в нашу сторону) угрожали!

Тут вступилась моя мама:

— Но Оля не могла…

И ее перебила мама Жени:

— А Женя, значит,мог?

— Оля тяжело болела…

— Ну и сидели б дома, раз болели! Сбила мальчика с толку!

Моя мама аж задохнулась от возмущения:

— Это еще кто кого сбил!

— Женя бунт в классе не поднимал!

— А Олю из пионеров не исключали!

— Ша! – сказал вдруг Женин папа, — Прекратите базар!

Мамы затихли, а папа продолжил, обращаясь к Васе:

— Что вы предлагаете?

Васса царственным жестом поправила прическу:

— Я рада, что вы, Петр Иванович, как ответственный партийныйработник, понимаете серьезность ситуации.

В кабинете воцарилась мертвая тишина, и Васса, явнодовольная эффектом, продолжила:

— Я считаю, что этих детей надо изолировать друг от друга.

Примерно секунду до меня доходило, что она сказала, а потомя тихо сказала:

— Нет!

Сказала тихо, но Васса вздрогнула, а мама Жени кинуласьЖеньку от меня заслонять. А меня уже было не остановить:

— Мама, папа, но это же все неправда! Мы ничего плохого нехотели! Ведь Женьку несправедливо из пионеров выгнали, я просто хотела помочь…

— Да уж, помогла, — прошипела Женина мама.

— Мама, ну послушай ты меня, — взмолилась я.

— Я достаточно услышала, — сказала мама.

Я ни разу в жизни не видела ее с таким каменным лицом.

— С этого дня ты сидишь после школы дома, понятно? Никакихдворов, никаких друзей! Раз не умеешь себя нормально вести.

— Мама, нет! Ты не можешь, мама! Но почему ты не хочешь менявыслушать?

И тут опять вступил Женин папа:

— Я думаю, всем будет лучше, если мы переведем Женю в другуюшколу.

И тут у меня просто рассудок помутился. Я сразу вспомнилабелую комнату, мальчика Витю, который рассказал мне про встречу с Женькой в2018 году. И я поняла, что не спасла, не справилась… Более того, я всеиспортила…

Я расплакалась. Я умоляла. Я готова была встать на колени.

Васса наблюдала за моей истерикой с холодным безразличием. Апотом выдала:

— Я думаю, вам нужно отвести Ольгу к психиатру. У девочкипроблемы.

Мама опять начала оправдываться, что я, мол, болела, что этовсе последствия. Но у нее от страха зубы стучали и руки тряслись. Женькуродители увели, нам даже не дали попрощаться…

Витя, 2018 год

Я стоял под дверьми класса и молился богу. Я, советский пионер(пусть в прошлом) — просил у бога помощи! А что мне оставалось делать? Моиходноклассников вызывали по одному, и там они сдавали эти ужасные экзамены!

Рядом со мной переживали родители — не мои, мои как раз несмогли прийти — а родители всех остальных. Некоторые молились, почти непрячась, другие успокаивали себя и друг друга, от чего начинали нервничать ещесильнее. Кажется, они немного ревновали своих детей ко мне, потому что все нашипервым делом бросались ко мне («Семерка!» или «Девятка!»), а уж потом шли кним. Все, кто сдал, не уходили домой, а оживленно галдели, пересказывая другдругу самые острые моменты:

— …А тут он говорит: «И как же звали этого князя!». А я:«Ну, не Владимир, это точно…».

— …Две цифры перепутал — пять и шесть! И семерку за этоставить? Придираются!..

— …А я отвечаю, а сама не понимаю: правильно — неправильно?..

Пока все шло нормально. Ястреб торчал в классе дольше всех,зато единственный отхватил «десятку». Сушка вышла с «восьмеркой» и злилась насебя, что не смогла вспомнить какую-то дату. Когда вышел последний — Саша Харитончик с «семеркой» — я вытер со лба пот и уже собралсяуйти домой, чтобы там тихонько полежать на кровати, отойти… И тут услышал:

— Шевченко! А ты что, экзамен сдавать не собираешься?

Это был удар под дых. Я так переживал за остальных, чтосовсем забыл про себя. Развернулся и на деревянных ногах пошел в класс.Почему-то я был уверен, что завалю.

Вытянул билет и пошел готовиться. Ну, не то чтобыготовиться… Сел и уставился на вопросы. Раз пять перечитал — ничего не понял.Слова все знакомые, а о чем у меня спрашивают?

— Молодой человек! — сказал экзаменатор, строгий дядька вочках. — Вы, я так понимаю, готовы?

«Чего тянуть?» — обреченно подумал я, кивнул и пошел кдоске.

Что было дальше, из памяти вымылось. Помню только, что стояли мотал головой, как заведенный. Ни слова не сказал, только ждал, когда меняотпустят.

— Понятно, — сказал дядька в очках. — Идите.

Я повернулся, но тут наш историк, который сидел рядом сэкзаменатором, неожиданно попросил:

— Витя, подожди за дверью, хорошо?

Я кивнул и вышел.

Там на меня набросились все наши:

— Ну как? — «Десятка»? — «Восьмерка»? — А в «гэ» классе тоже все наши круто посдавали!— Сушка к себе зовет, праздновать! — Так что тебе поставили? — Чего молчишь?

Сушка, которая первая поняла, что дело плохо, рявкнула:

— Так, отошли все! Отошли, я сказала!

Все удивленно, но беспрекословно послушались.

— Чего ты? — шепотом спросила она и погладила меня по руке.

Мне жутко захотелось разреветься.

— Завалил, — прохрипел я.

— Как завалил?

И тут меня прорвало. Я все ей вывалил: и как меняпарализовало, и как я вопросы понять не мог, и как не понимал, о чемэкзаменатор говорит.

Чем больше я говорил, тем больше на себя злился. Я ведь всезнал! Без дураков! Я ведь у всех наших по десять раз экзамены принимал! И туттакой облом!

В общем, когда открылась дверь класса, и историк меня позвалвнутрь, я чуть не послал его к черту. Хорошо, что Сушка все еще держала меня заруку.

В классе меня ждал заинтересованный экзаменатор.

— Значит, — сказал он, — мы с вами, Виктор, в некотором родеколлега?

Я подозрительно на него уставился.

— Мне Николай Иванович рассказал, — пояснил дядька, — что тывсю параллель перед экзаменами натаскивал.

Это был сюрприз. Вот уж не думал, что учителя в курсе нашейподготовки.

Я пожал плечами:

— Ну, не всех… Некоторые не захотели.

— Это, коллега, заметно… А что ж сам-то?

— Перенервничал, — сказал я честно, — мозги заклинило.

Он понимающе улыбнулся. Историк вопросительно смотрел то наменя, то не экзаменатора.

— Давай так, — предложил дядька и снял очки, сразу ставродным и домашним, — билет ты тянуть больше не будешь, а просто я тебя по всемукурсу поспрашиваю?

Не веря своему счастью, я кивнул.

Дядька вернул очки на нос, снова превратился в строгогоэкзаменатора и спросил:

— В каком году был принят Статут Великого княжестваЛитовского?..

…Я вышел только через полчаса, но наши так и не разошлись.Правда, на сей раз никто ко мне не бросился, только Ястреб спросил:

— Ну?

— Девять! — гордо ответил я.

— Урррра! — завопили мои одноклассникии, кажется, их родители.

Точно сказать не могу, потому что тут меня подхватили наруки и принялись подбрасывать к потолку.

Когда я, наконец, снова оказался на ногах, увидел передсобой экзаменатора. Довольный историк маячил за его спиной.

— Поздравляю, коллега, — дядька протянул мне руку.

Я с удовольствием ее пожал. Теперь экзаменатор казалсяродным даже в очках.

— Ты уже думал, куда собираешься поступать? — спросил он.

— Раньше летчиком хотел стать, — честно признался я. — Атеперь… не знаю пока.

— Очень рекомендую подумать о карьере педагога.

Я почесал затылок. Как-то после летчиков — в учителя…Экзаменатор все понял и не стал настаивать. Кивнул на прощание и ушел.

— Чего стоим? — строго спросила Сушкина мама. — У нас домапирожные остывают… греются… Короче, портятся! А ну все за мной!

Оля, 1980 год

Домой меня привели всю опухшую от слез и отчаяния. Ужас втом, что была суббота, то есть вместо того, чтоб уйти на работу, родителисидели дома. Я так хотела сбежать к Женьке… Вот когда я вспомнила про комики!Хоть бы позвонить, хоть бы смснуть… Хоть бы узнатькак он там.

Я весь день пыталась что-то объяснить родителям. Мама вообщесо мной не разговаривала, папа был сдержан, но из него хоть что-то удавалосьвытянуть. Особенно если мамы рядом не было.

— Оля, ты пойми, если уж это дело дошло до моей работы, тутшутки кончились. Это тебе не игрушечки и не «хи-хи» и не «ха-ха». Еще нехватало, чтоб тебя из пионеров исключили!— Пап, да дались вам эти пионеры!

— Ольга, все! Я тебе объясняю еще раз, шутки кончились! Тыгде вообще таких слов нахваталась? Что значит «дались вам пионеры»?

— Пап, но вокруг вранье, и все же это знают! Пионеры никакиене самые лучшие, пионеры — все!!! И все что про них рассказывают, почти всевранье. Ну и что с того, что Красноперкинапредседатель совета отряда? Она ябеда исклочница! И почему я должна брать с нее пример?

— Оля, такие вопросы не обсуждают!

— Но почему? Почему?

— Не обсуждают и все!

—Пап, Женя хороший, а его ни за что выгнали. Ну почему занего нельзя вступиться, почему?

— У Жени есть свои родители, вот они пусть и вступаются. Ипапа у него, между, прочим, партийный работник. Вот пусть и разбираются сами.

— Но почему сами? А мы? Неужели всем все равно?!

— Ольга! У меня работа! У нас очередь на квартиру! Что тыхочешь, чтоб я всем этим рисковал ради какого-то там Жени?

— Он не какой-то там, — сказала я сквозь слезы, — он самыйлучший…

В воскресенье я пыталась подлезть к маме. Я просила, раз ужничего нельзя сделать, хотя бы перевести меня в школу к Жене. Мама взвилась спол-оборота:

— Ты что, совсем с ума сошла? Куда перевести, кто тебя тудавозьмет?

— Ну, мамааааааа…

Мама немедленно перешла на сильно повышенные тона:

— Ольга, я не позволю тебе сломать нашу жизнь! Ты ещеребенок, ты не понимаешь.. Ты сейчас наделаешь глупостей, а потом вся жизнькоту под хвост! Если заставят отвести тебя к психиатру, то все! Жизньзакончена! Ты никогда не поступишь никуда, ты работать нормально не сможешь!

Ночью я не могла спать. Я думала о том, как бы повели себямои родители в том, другом времени. Чего бы боялись? Или не боялись бы совсем?Все-таки тут они другие люди.

Мама почти не изменилась, выглядит по-другому, но внутриосталась почти такой же мамой. А вот папа другой. Дома он трудоголик,там он работал 24 часа в сутки и спал в обнимку с комиком. Видели мы его,конечно, редко, но выглядел он вполне счастливым. А здесь… Такое впечатление,что свободное время его убивает. Если он рассказывает про работу, то, восновном ругается. Ругается на плановую экономику, из-за которой какие-тонужные железяки он вынужден доставать с боем, потому что их не хватило. Натаком же заводе в другом городе они валом лежат, ржавеют. Ругается на дурака-директора, который член партии 30 лет, но руководитьзаводом вообще не умеет. А сместить его нельзя, пока на пенсию не пойдет. Злойон тут, раздраженный.

В понедельник я пришла в школу. Женьки не было. Я сиделаодна. Мне никто не объявлял бойкотов, более того, меня поддерживали, говориличто-то хорошее, но у меня было ощущение, что я одна. Одна в целом свете.

А после уроков, пользуясь тем, что родители днем никак меняне могут контролировать, я собралась и пошла к Женьке. Минут пять под дверьюсобиралась с духом, чтоб позвонить. Открыла бабушка. Из комнаты выскочилЖенька. Бабушка быстро втянула меня внутрь и захлопнула дверь.

— Заходи, чтоб соседи не увидели, а то доложат еще, —бурчала она себе под нос.

— Мне запретили с тобой общаться, — сказал Женя, — Папа тутвчера такой разнос устроил…Говорил, что я жизнь себе ломаю…

— Мой тоже, — вздохнула я.

Бабушка поила нас чаем и приговаривала, что все будетхорошо, что все образуется.

— Эх, что ж вы не рассказали ничего, не посоветовались, —вздохнула бабушка.

— Зачем? — буркнул Женька.

— Затем, что плетью обуха не перешибешь.

— Обуха вообще не перешибешь, — буркнул Женя.

— Ну не скажи, — улыбнулась бабушка, — он хоть и железный,да не вечный. И ржавчина его возьмет…

— Бабушка, да что ты все загадками говоришь? — взвился Женька, — Ты еще скажи, что мы были неправы!

— Правы, правы, — вздохнула бабушка, — Только б терпения вампобольше. И хитрости немного.

— А я из дому убегу! — заявил вдруг Женя, — Помнишь, Оль, тырассказывала, что будет другое время, хорошее. Давай убежим и дождемся…

— Время всегда хорошее, — перебила его бабушка.

— Ничего не хорошее! — взорвалась я. — Правду никто неговорит! Эту дуру Вассуникто остановить не может, и вообще все дуракикакие-то…

Я замолчала, боясь, что обидела бабу Любу. Но та толькоулыбалась, да качала головой.

— Ох, деточка, — сказала она, — плохое время, говоришь? А япомню, как Женькиного отца рожала. Война только-только кончилась. Муки нет.Коровы две на всю деревню, да такие тощие, что мы их больше открамливали,чем доили. На полях сеять нечего, да и опасно — там мины вперемешку соснарядами неразорванными. А пацаны, за которыми не уследишь, норовят ещегранату какую откопать, да в костер бросить…

Бабушка вздохнула, наверное, вспомнила что-то не слишкомприятное.

— Как же вы жили? — виновато спросила я.

— А так и жили. И, между прочим, радовались! — баба Любаснова заулыбалась. — Потому что война кончилась! Потому что не стреляли, небомбили. Потому что не надо было на дорогу каждую секунду оглядываться, не едутли каратели… Так что время и тогда было хорошее, и сейчас отличное, а будет ещелучше!

Повисла пауза.

— Как тебе в новой школе? — спросила я.

— Никак, — буркнул Женька, — меня никуда не берут. Вассаскандал устроила на весь район. Пап сказал, что надо пересидеть полгодикагде-нибудь в тихом месте.

У меня противно заскрипело на душе. Опять вспомнился мальчикВитя с рассказом о том, что Женька попал в плохую школу и так и не смог из неевыбраться…

— Неужели у нас совсем не было выхода? — в отчаянии спросилая.

— Был, не был… Теперь-то какая разница. Время назад невернешь, — сказал Женька.

И тут я поняла, что шанс у нас есть. Мне нужно опятьвстретится с Витей и убедить его поменяться местами. Если в прошлый раз он смогменя найти во сне, то в этот я смогу найти его. И если мы вернемся каждый всвое время, в начало мая, то у нас будет еще один шанс! Женю можно будет спасти!Только… только… С Женькой я больше никогда не увижусь…

Я просидела у Жени еще пару часов.

Я все решила.

Я не плакала.

Я пыталась запомнить…

Когда он смеется, глаза у него становятся ярче. А когдасерьезный, он начинает накручивать на палец прядь волос…

Мне очень хотелось поцеловать его не прощанье, но япобоялась.

Пожала руку.

Женька сказал:

— Приходи завтра! Бабушка обрадуется.

А я даже сказать ничего не смогла, просто кивнула и вышла.

И пришла домой.

Я была уверена в том, что завтра меня здесь уже не будет. Имне оставалось только надеяться, чтоб там, в своем времени, я ничего не забыла,потому что… потому что… просто потому что я не смогу жить если забуду о нем…

Витя, 2018 год

На следующий день можно было в школу не идти — мы сидели подомам и готовились к следующему экзамену. Конечно, вечером все нашидоговорились собраться и позадавать друг другувопросы, но, после нашего триумфа на истории, математики уже никто не боялся.Я, конечно, всех обзвонил, нагнал страху, чтобы не расслаблялись, но, честноговоря, и сам не очень напрягался.

Сел за комп и вместо того, чтобырешать задачки, полез в Инет. Это стало привычкой,что-то вроде зарядки.

Сначала, для разогрева, отвечаю на почту. Потом —обязательная программа: открываю новости, анекдоты, приколы, проверяю, непоявились ли новые фильмы. И, наконец, вольные упражнения: залезть в поисковики погуглить там чего-нибудь. Когда я дошел до этогоэтапа, задумался: что бы такого поискать?

И вспомнил о Женьке. Пока готовились к первому экзамену,было — стыдно сказать — не до него. А ведь прошло довольно много времени с техпор, как девочка Оля обещала его спасти. Прошло… неделя, что ли? Хотя, еслибыть точным, прошло тридцать восемь лет…

Я нахмурился. А если Оля уже исправила, я узнаю об этом вмоем будущем? Или тут все останется, как было? А Оля прошлое так исправит, чтоот него вырастет новая ветка в будущее? Я что-то такое то ли смотрел, то личитал недавно…

Набрал в строке поиска «Евгений Архипов». И снова результатовоказалось слишком много, и все не те. Но теперь я не суетился, добавилотчество, год рождения и город. Все равно ничего похожего обнаружить неудалось. Зато вдруг на каком-то историческом сайте наткнулся на упоминание оЛюбови Александровне Архиповой. Почему-то мне это имя оказалось знакомым. Ящелкнул на ссылке… и увидел большую черно-белую фотографию, с которой улыбаласьЖенькина бабушка! Она была совершенно такой, какой я ее помнил — в платочке икофточке.

А когда я увидел, что у нее на кофточке, то чуть со стула неупал.

Оля, между времен

Засыпала я долго и мучительно. Наверное, потому что оченьхотела заснуть. Прокрутилась волчком несколько часов и, наконец, под утро,когда уже светало, отключилась.

Витя в белой комнате появился одновременно со мной. И японяла, что он тоже ждал нашей встречи.

— Ну что? — спросил он.

— Все плохо, — ответила я.

И расплакалась.

Витя тут же оказался рядом, и от того, что он рядом, мнестало немного легче. Я принялась рассказывать. Все-все, с самого начала, стого, самого первого пионерского собрания, на котором я после болезни выступилапротив Вассы.

Витя слушал очень внимательно, иногда присвистывал, иногдаприговаривал что-то вроде:

— Ну ты даешь!

Или:

— Молодец! Я б никогда на такое не решился!

Бурчал, что Красноперкина дуройбыла, дурой и осталась, а пацаны — молодцы. В середине рассказа схватился заголову:

— Слушай, ну ладно ты, у вас тут все говорят, что хотят, ноЖенька-то зачем на такой скандал пошел?

— А что было делать? — спросила я.

— Надо было хитростью… Сделать вид, что подчинились…

— Вот бабушка Люба тоже говорит, что надо было хитростью!

Витя задумался, а я спросила с надеждой:

— Вить, ты сможешь все исправить?

Витя посмотрел на меня исподлобья.

— Я должен все исправить!

— Меняемся? — спросила я.

— Да!

И я уже встала со своего места, но тут Витя стукнул себя полбу.

— Послушай, там же экзамены, я ж не могу их так бросить… Чтож делать? Мне б только результаты узнать…

— Ой, а я про эти экзамены забыла совсем! И что, совсем всеплохо?

— Нормально все… Послушай, ведь если мы вернемся опять в началомая, то до экзаменов опять останется месяц. Эх, жаль, столько работы коту подхвост!

— Какой работы?

— Так, время у нас еще есть. Садись и слушай…

Витя, 14 апреля 1980 года, утро

Резкий, вкусный и густой запах жареного лука вполз мне вноздри, отчего я и проснулся. Но глаз не открывал, мучительно соображая — счего это мама решила жарить домашние котлеты? Обычно она покупает полуфабрикатыи разогревает их в микроволновке на специальнойпрограмме. Я еще немного подышал и понял, что сейчас захлебнусь слюной.

Сел в кровати, зевнул и потянулся за комиком — посмотреть,который час. Аппарата на месте не оказалось. Пришлось открыть глаза… Оп-па…

Не обнаружил я не только комика, но и компа.Зато всю стену занимал огромный шкаф с книгами. Я тупо пялился на него,наверное, целую минуту, а потом вдруг подпрыгнул на кровати. Остатки снакуда-то улетучились. Сердце застучало так, что в горле и в носу отдавалось.

Значит, получилось?! Значит, мы вернулись на свои места, всвой год?!

Я вскочил — и снова сел. Голова шла кругом.

Посидел пару минут, обдумывая ситуацию. Надо спасать Женьку.У меня есть время до…

Тут я снова вскочил и заорал:

— Мама!

Мама примчалась так, как будто хотела побить мировой рекорд:

— Что случилось, Витя?!

— Какое сегодня число?

— Четырнадцатое апреля. Ты чего вскочил? Ляг, тебе докторлежать велел!

Четырнадцатое апреля… Четырнадцатое апреля… День пионерскогособрания! Черт! У меня совсем нет времени!

Мама пыталась меня уложить, но я вцепился в ее руку, как впоручень. В комнату заглянул полуголый папа. Половину его лица покрывала пена,а в руках он сжимал бритву.

— Витя опять бредит! — пожаловалась ему мама. — Ему лежатьнадо, а он…

— Папа! — перебил я ее. — Мне нужна помощь! Срочно! Сегодняже! Я знаю, как спасти Женьку!

Мама с папой переглянулись, и папа коротко кивнул.

— Сейчас! — сказал он деловым тоном. — Только добреюсь.

Оля, 14 апреля 2018 года, утро

Я проснулась от радостного «ку-ка-ре-ку» и минуту мучительносоображала, что происходит. Звук, с одной стороны, был до боли знаком, а сдругой, звенел как будто из прошлой жизни.

Я медленно повернула голову, медленно открыла глаза и тупоуставилась на комик который вибрировал и скакал по прикроватной тумбочке.Мыслей не было. Чувств тоже.

В комнате мгновенно материализовалась мама:

— Олечка, милая, я забыла будильник отключить. Как ты,солнце? Вчера у тебя была такая высокая температура, что пришлось врачавызывать.

Я села на кровати иначала осматривать комнату. На столе стоял комп, настуле валялись джинсы, по полу были разбросаны диски.

Мама явно встревожилась:

— Оля?!

— Мамочка, как ты чудесно выглядишь! — сказала я шепотом.

— Оль, ты издеваешься, я полночи не спала.

Но мама улыбнулась и уселась рядом со мной.

— Взгляд у тебя со сна такой, как будто ты эту комнатупервый раз в жизни видишь. Вставать будешь? Кушать хочешь?

Я неопределенно мотнула головой. Встать я была не готова, мысли упорноотказывались появляться.

— Ладно, пойду чаю тебе сделаю. Валяйся пока.

Мама упорхнула. И тут меня накрыло. Получилось! Я дома!

Вторая мысль заставила меня подскочить. Женька! Как он? Еслия здесь, значит Витя там. Но сегодня он еще ничего не сделает, собрание былочисла 14, раньше и результатов ждать нельзя…

— Мам, — заорала я, — какое сегодня число?

Мама как раз заходила в комнату с чаем и тостами.

—Ты чего кричишь? У тебя ж комик под носом. Посмотри.

Ах, да, комик. Я взяла его в руку. Неужели когда-то я немогла без него жить?

На экране светилась дата — 14 апреля и двухзначное числонепрочитанных сообщений. Отвечать не хотелось, даже читать их было неинтересно.Интересно было только как там Женька и что он сейчас делает… И тут меня второйраз подбросило на кровати. Вот, дуреха! Не сейчас, а40 лет назад! И не делает, а давно уже сделал! И если все хорошо, то Женясейчас взрослый академик или кто-нибудь еще страшно важный… Но как я об этомузнаю?

Сходить к ним домой? Так переехали, наверное, давно… Пососедям поспрашивать? Может, кто-нибудь знает? Интересно, есть ли в городесправочное бюро?

— Мам, а если мне нужно одного человека найти, куда мненужно съездить? — спросила я.

Мама чуть чай из рук не выронила.

— Зачем ездить? Ты погуглисначала. Он в какой стране живет?

Я звонко стукнула себя ладонью по лбу. Совсем я отстала отжизни в далеком 1980 году…

Витя, 14 апреля 1980 года, день

Весь день я мотался, как заведенный: в школу — предупредить,что собрание проведу, хоть на уроках меня и не будет; с папой в обком —пообщаться с одним папиным знакомым; в музей — рассказать одному человеку однуважную вещь; к Архиповым — провести важную встречу; снова в обком — отправитьважную бумагу; в столовую — перекусить, а то голова от голода кружится; и опятьв школу. Хорошо, что папа, как он сам выразился, «воспользовался служебнымположением в личных целях в рабочее время» и взял служебную «Волгу». Раньше ябы ужасно возгордился оттого, что меня катают на такой шикарной машине, нотеперь… Теперь я вспоминал мамину машинку из 2018 года и поражался, как они тутв прошлом могут ездить на своих неудобных «Волгах». В которых еще и бензиномвоняет.

Папа везде меня сопровождал и помогал в разговорах. Это былоеще полезнее, чем «Волга», потому что многие взрослые меня без папы и слушатьне захотели.

К школе мы подкатили за десять минут до собрания.

— Пойти с тобой? — спросил папа.

— Нет, — ответил я, немного поколебавшись, — я сам должен.

Папа понял и не стал настаивать. Из машины мы вышли вдвоем:я и невысокий сухонький человек, голова которого почти целиком состояла иззалысины. У него были детские голубые глаза и виноватая улыбка. Костюм негрязный, но словно покрытый пылью.

— М-да, — он перехватил мой взгляд, — надо было все-такипереодеться.

— Не надо, — возразил я. — Так даже убедительнее, ЛевРоманович.

— Лев Залманович, — осторожно поправил он.

— Простите, Лев Залманович.

— Ничего, все путают, — Лев Залманович глянул на часы, — ужепойдем?

— Нет, наверное, лучше прямо к началу подойти, — сказал папаиз машины.

Мы помолчали.

— Ладно, — сказал папа, — я поеду, проверю, как там запрос.

Мы с Львом Залмановичем проводили «Волгу» глазами, глянулидруг на друга и отвели глаза.

— Вот так история, — смущенно сказал он. — А я в таком виде.

Он достал из кармана жеваный носовой платок и принялсяоттирать пиджак, хотя, по-моему, тот становился только более пыльным.

Оля, 14 апреля 2018 года, утро

С куском гренки в зубах я уселась за компи дрожащими руками набрала в строке поиска: «Евгений Архипов».

Ох, сколько ссылок! Это ж надо, какая распространеннаяфамилия! Я секунду подумала и набрала: «Евгений Петрович Архипов». Опять кучаинформации, я начала листать странички и… Ура! Персональная страница АрхиповаЕвгения Петровича. У меня так задрожали руки, что я не смогла по мышкекликнуть. Пришлось нажать энтер…

От волнения содержание странички я воспринимала с трудом.Выпускник университета, красный диплом, ранняя карьера, самый молодой директор НИИза всю историю Академии наук, успешный бизнесмен…

А с экрана на меня смотрел Женькин папа. Потом я немногоприсмотрелась и поняла, что не папа, просто очень на него похож. Глаза другие,глаза Женькины.

Меня от счастья просто распирало. Ай да Витя, ай да молодец!Значит, все у него получилось! Значит, теперь можно жить спокойно! Такой каменьс души упал!

Минуту я находилась в полном покое и абсолютнойбезмятежности, а потом начала потихоньку возвращаться к реальности. Одинкамень, конечно, с души упал, и стало легче. Но еще осталась огромная каменюка, которая будет висеть на мне примерно месяц.Экзамены! Теперь я просто обязана подготовить к ним ребят. Я Вите обещала.

Витя, 14 апреля 1980 года, день

Мы вошли в класс за минуту до начала собрания, как раз наслова пионервожатой Танечки:

— Поскольку председателя совета отряда сегодня нет…

Тут она увидела нас со Львом Залмановичем и запнулась.

— Здравствуйте! — сказал я звонко, даже сам изумился своейбодрости. — Это товарищ из обкома. Вы не против, Тамара Васильевна?

Васса медленно кивнула, не сводя глаз с нежданного гостя.Тот засмущался и скромно устроился за последней партой, бросив на меняукоризненный взгляд. А что тут такого? Ведь я его действительно сначала привезв обком, а уж потом — сюда. Значит, он из обкома.

Я вышел к доске и оглядел класс. Как я, оказывается, по нимвсем соскучился! Даже по Воронько. Даже по Красноперкиной,хоть она и смотрит на меня волком.

— Тема сегодняшнего собрания, — начал я, — поведение пионеранашего отряда Жени Архипова.

— Возмутительное поведение! — поправила меня Танечка, ноВасса на нее сердито зыркнула, и вожаткепришлось втянуть голову в плечи.

Кажется, завуч решила вести себя потише в присутствии«товарища из обкома». Вот и хорошо!

Тем не менее, я поправился:

— Поведение, которое возмутило многих в нашей школе.

Женька смотрел на меня с ненавистью. Эх, черт, надо было емухоть намекнуть, к чему я веду! А может, и хорошо, что он ничего не знает.

— Напомню, что наш одноклассник Архипов принес в школупасхальный кулич и даже угощал им всех нас. Даже меня, — я вздохнул, осознаваявсю тяжесть совершенного проступка.

Васса окончательно успокоилась и перестала кидатьподозрительные взгляды на Льва Залмановича (только бы не перепутать отчество!).

— Архипов мог решить проблему, попросив у нас прощения, —мне самому было тошно от своих слов, — и признав, что его бабушка…

Я запнулся. Танечка совсем уже собралась что-то ляпнуть, но Вассасжала губы, и вожатка испуганно прикусила язык.

— …что его бабушка кругом неправа! — закончил я. — И теперьперед нами стоит вопрос, что с ним делать?

Видно было, что Танечка снова порывается вставить пятькопеек, но Васса схватила ее за руку. Во взгляде ее читалось: «Куда ты лезешь?Шевченко сам справится!»

Класс терпеливо ждал неминуемой развязки.

И тут я неожиданно изменил тему:

— Но, прежде чем решить вопрос с Архиповым, мы должныразобраться с его бабушкой.

Я не удержался и глянул на Женьку. Тот, кажется, собиралсянабить мне лицо, не дожидаясь окончания собрания. Поэтому я не стал делать эффектнойпаузы, как собирался вначале, а быстренько выпалил:

— Как стало известно буквально сегодня, Любовь АлександровнаАрхипова, бабушка Жени, была активной участницей партизанского движения.

Вот теперь можно было и паузу сделать. Я обвел класс взглядом.Танечка морщила лоб, не понимая, что это за новости в регламенте пионерскогособрания. Васса замерла совершенно неподвижно. Воронько отвесила челюсть. Многиетаращились на меня, как на инопланетянина. Многие хорошо знали бабу Любу ипредставить ее партизанкой никак не могли. Даже Женька моргал удивленно —похоже, он о бабушкином прошлом тоже не догадывался.

Только один человек улыбался понимающе, и именно к нему яобратился.

— Рассказать об этом я попросил Льва Залмановича…

«Ура! — подумал я. — Не перепутал!» И тут же спохватился:«Ой, а фамилия-то его как?».

— Льва Залмановича… который в годы войны был комиссаромпартизанского отряда. Пожалуйста, Лев Залманович, расскажите, как все было.

Он вышел к доске, повернулся к классу и виновато улыбнулся.Васса посмотрела на меня с откровенным подозрением: Лев Залманович был ещеменьше похож на партизана, чем баба Люба.

Но тут он заговорил.

— Я молодой тогда был. Шестнадцать лет. Но боевой, горячий.На железку раз десять ходил.

Лев Залманович прищурился, глядя куда-то в свое прошлое,расправил плечи, улыбнулся уже широко… и вдруг я ясно его представил — молодогои горячего.

— А еще языкастый был — ужас! — он покачал головой. —Наверное, за это меня комиссаром и назначил наш командир. Он суровый был.Майор, из окруженцев. Парамонов СеливанАнтонович. И однажды меня отправили на задание.

Я покосился на класс. Все, даже Танечка, тоже поверили впартизанское прошлое Льва Залмановича и теперь с интересом слушали «историю провойну». Только завуч так и сидела в позе рассерженного сфинкса.

— Нужно было провести агитработусреди евреев нашего гетто. Мы узнали, что гетто будут ликвидировать, вот меня ипослали предупредить наших… Хотя нет, кажется, я сам вызвался… Ну, уже неважно.Я пришел, говорю: «Братцы, надо в лес уходить, убьют вас всех». А они головойкачают: «Ты, Лева, большевиков наслушался. Никто нас не тронет». Так никого ине уговорил.

Голос Льва Залмановича вдруг стал напряженным, как будтоговорил он против своей воли.

— А когда я уходил, погоня за мной отправилась. Я так думаю,кто-то из наших и сказал немцам, — он поморщился. — Я уходил через Стриевку. А там полицаи с собаками. Заметили меня,окликнули. Я — бежать, они — стрелять. И зацепили, гады. Бегу, рану рукойзажимаю, но… Решил я, что все — отбегался.

Голос Льва Залмановича снова потеплел:

— И вдруг у крайней хаты — девчонка. Тоненькая, как былинка.Наверно, моя ровесница, или даже моложе.Машет — мол, давай ко мне. Я — к ней. Она, ничего не спрашивая, в подпол меня,а дверцу ковриком закрыла, сундуком задвинула, — он вдруг тихо рассмеялся. — Ялежу там, скорчившись, диву даюсь: как она, худенькая такая, эдакий сундучище с места сдвинула?

Лев Залманович покачал головой.

— Вот… А потом полицаи ворвались. Орать начали: где, мол, жида прячешь? Она — в плач: ничего не знаю, дяденьки,никакого жида не бачила! Ате не верят… Обыскали все… А потом ее бить начали… сапогами…

Я вдруг понял, что Лев Залманович в промежутках междусловами сглатывает слезы.

— Если б не сундук этот треклятый… Выскочил бы и голыми быруками… Она же девчонка совсем была!.. А так лежу — и только губы кусаю.

Он спохватился и принялся вытирать слезы тем самым мятымплатком, которым до этого пытался отчистить костюм. Не столько чистил, сколькогрязь по лицу размазывал. Наверное, при других обстоятельствах мы бы началихихикать, но сейчас все сидели и только смотрели, как зачарованные, на ЛьваЗалмановича. Он кое-как справился со слезами, громко высморкался и сунул платокв карман.

— Простите… Как вспомню… А потом они ушли. И девчонка вродекак не шевелится. «Ну, — думаю, — гады, вы мне за нее ответите! Вот только выберусь…»А как выбраться, если надо мной сундук, а крови уже много потерял, сил нет? Тутуж в голос заревел.

Я уже слышал этот рассказ, причем в два голоса, но все равнопоймал себя на том, что затаил дыхание. Да, правду сказал Лев Залманович,языкастый он.

— И вдруг сверху, тихо так: «Не реви… Я сейчас». Жива онаоказалась. И даже сил хватило сундук отодвинуть. Правда, ей для этого пришлосьвсе приданое из него выкинуть, — он снова разулыбался.— Я вылажу, смотрю — она вся в крови, еле держится, анад своим добром причитает: «Ой, платье испачкалось, ой, скатерть порвана!»

Весь класс тихонько рассмеялся вслед за рассказчиком, но тутже умолк, едва он стал серьезным.

— Я к тому времени крови много потерял, шел, как пьяный, непонимал куда. Пришел в себя только в отряде. Начал спрашивать о своейспасительнице — никто ни сном, ни духом. Говорят, дозор на меня наткнулся. Япопросил ребят найти девчонку, но они опоздали. Когда пришли — одни головешкина месте дома. Ребята к местным — те на них матерно. Оказывается, полицаи из-заменя трех местных мужиков расстреляли, чтоб не повадно было бандитам… то естьпартизанам помогать. Словом, решили мы, что девчонку спалили вместе с хатой.Только и узнали, что ее имя — Люба. Любовь Пригодич.

И снова Лев Залманович из грустного вдруг стал веселым.

— А сегодня, благодаря Вите, — он весело подмигнул мне, — янаконец всю правду узнал. Оказывается, моя спасительница выжила. Просто сразупосле войны она нашла хорошего человека, Ивана Архипова, замуж за него вышла,фамилию его взяла… А в тот вечер она меня бросила, чтобы облаву от меняотвести. Сама-то она легонькая, по болоту, акипосуху, ушла. Но перед этим увела полицаев далеко в сторону. А потом прибиласьк другому отряду, не нашему, но не под своей фамилией…

Лев Залманович явно смутился, и тут подала голос Васса:

— А почему?

— Понимаете… у нее отец старостой был. Не хотела она…

— То есть, — в голосе завучихизазвучал металл победы, — прадед нашего Евгения был пособником фашистов?

Лев Залманович неловко мотнул головой:

— Да не совсем… Понимаете, среди тех трех расстрелянныхмужиков и он был. Так что какое уж тут пособничество… Просто Люба этого незнала, вот и скрывала.

Повисла неловкая пауза.

— Лев Залманович, — тихонько подсказал я. — Про медаль…

— Ах, да, про медаль! — он сразу оживился. — Командир нашподал представление на Любовь Александровну Архипову, на орден Красной звезды.Посмертно. Но звезду нам зарубили, мол, не в бою подвиг совершен и все такое. Номедаль «За отвагу» вручили… То есть… — поправился Лев Залманович, — не вручили,конечно, но указ есть. А теперь, как оказалось, и героиня жива. Словом, вближайшее время состоится торжественное вручение!

Лев Залманович обвел класс торжествующим взглядом. Танечкарастерянно смотрела на Вассу. Та сидела, уставивишись в пол. Все остальные хлопали глазами, приходяв себя после рассказа. Кто-то уже шептался, обсуждая подробности, кто-то простомотал головой.

Женька неожиданно спросил:

— А с гетто что случилось?

— Что-что? — улыбка Льва Залмановича стала крайне виноватой.— Через неделю отправили в лагерь смерти. Кое-кто выжил, но…

И он, махнув рукой, отправился на последнюю парту.

Теперь все смотрели на меня. Я очнулся.

— Итак, есть предложение вынести предупреждение пионеруАрхипову за… за низкую сознательность. Кто за?

— Погодите! — взвилась Танечка. — Но ведь тут религиознаяпропаганда! Мы же собирались…

Пионервожатая осеклась под безнадежным взглядом Вассы.

— Кстати, о религии, — подал с задней парты Лев Залманович,— сегодня Люба… Любовь Александровна рассказала, как она за образами пакеты слистовками прятала, когда связной стала. В той деревне полицаи дюже набожныебыли, за иконами никогда не шарили.

Он в который раз уже заставил всех улыбнуться, а потом еще идобавил поучительно:

— Так что бог, если его использовать правильно, тоже можетпомочь хорошим людям.

Когда класс отхихикал, я повторил:

— Кто за?

За были все. Даже Красноперкина.

Оля, 14 апреля 2018 года, утро

Мама не хотела пускать меня в школу, но я была непреклонна.Остановить меня было невозможно, я сносила все на своем пути. В школу несласьпешком, испытывая ни с чем не сравнимый кайф от джинсов и кроссовок. А показдесь жила, не ценила.

Совершенно забыла про то, что в школе на входе нужно регистрироваться,получила по ногам турникетом, но даже это не испортило мне настроения.

Ворвалась в класс… Ох, черт… А вот от этого я отвыкла.

Первой реакцией было пройти по рядам, повырыватьу всех комики, открыть окно. Так и хотелось всех встряхнуть и рявкнуть:

— Что вы уперлись в экран, посмотрите друг на друга! Наулице весна, солнышко! А вы тут под кондишиномдушитесь.

Но я сдержалась. Один раз уже наломала дров, теперь на всюжизнь запомнила, что действовать нужно осторожно. Я плюхнулась на стул ипринялась аккуратно рассматривать окружающих, вспоминая, что мне рассказывалВитя.

Сушка… Кто ж из них Сушка? Я аккуратно отправила ейсообщение и стала смотреть кто ответит. Ага, есть! Сушка — это вон та хмураядевочка. И зовут ее Снежана. И на самом деле она веселаяи очень сильная.

Ястреб… Вот он! Дима. Мальчик совсем невысокого роста, асидит на последней парте. Это ж он на форуме звезда, а в жизни об этом никто недогадывается. А я когда-то была уверена, что влюблена в него…

Витя сказал, что главное с этими двумя договориться, адальше уже все пойдет по накатанной.

Мои размышления прервал пришедший учитель истории, который вошелв класс и уже начал рассказывать про то как будет проходить экзамен.

— А теперь я хочу, чтоб вы немного потренировались. К доскепойдет…

— Я!

Ой, нужно все-таки научиться сдерживаться. Ладноодноклассники, историк чуть под стол не свалился.

Пока я отвечала, я наблюдала за классом. Благо, ответ лился самсобой и умственных усилий не требовал. Ага! Глаза начали поднимать!Отрывайтесь, отрывайтесь от своих комиков. Ну улыбнитесь хоть кто-нибудь!

— Отлично, Воробьева, просто отлично! — перебил меняучитель, — Я даже не знаю что сказать! Как ты готовилась? Тебе кто-то помогал?

— Да, конечно, — сказала я, — Помогал…

Вспомнился Женька. На секунду как будто свет померк, такстало тоскливо… Но я быстро взяла себя в руки.

— Главное, говорить побольше. Буквально пару дней тренировоки так отвечать сможет каждый.

Я быстро оглядела класс, и успела заметить заинтересованныйвзгляд Димки, который, правда, немедленно уткнулся в комик.

Ничего, прорвемся!

Витя, 1980 года

Мы с Женькой сидели на самой верхушке груши и жевали бумагу.Нет, не потому что голодные, а просто жеванная бумага — лучший боеприпас для плевательной трубочки. Сегодня мы собирались славноповоевать.

— И обязательно было это предупреждение давать? — недовольнопроговорил-прожевал Женька.

— Обязательно.

— Ничего не обязательно! Я кругом прав, а мне —предупреждение какое-то!

И Женька без предупреждения плюнул в меня жеваным комочком.Я решил, что это не считается за начало боевых действий, потому что плевался онбез трубочки.

— Слушай, — примирительно сказал я, — я тоже хотел, чтобытебя полностью… оправдали, что ли.

— А чего не предложил? — Женька оторвал еще кусок от газеты исунул его в рот. — Вассы испугался?

— Нет. Мне папа посоветовал.

Женька возмущенно хмыкнул, но плеваться на сей раз не стал.

— Серьезно! — я даже ударил себя в грудь, крепко вцепившисьв ствол второй рукой. — Он долго чего-то объяснял… Короче, если бы мы тебявообще никак не наказали, Васса бы не успокоилась бы. И, может, все-такидобилась твоего исключения…

В плечо мне стукнулся очередной снаряд.

— Шит, — огорчился я, — когда папа объяснял, там все логичнобыло.

— «Шит»? — удивился Женька. — Это еще что?

— Это по-английски, — обрадовался я изменению темы. — Этоозначает… нехорошее слово.

Женька недоверчиво окинул меня взглядом:

— Откуда знаешь?

— А я в будущем был, — ответил я, широко улыбаясь.

— Ого! — Женька выразил изумление, принимая игру. — И кактам, в будущем?

— Нормально! Компы у всех, комики…это такие карманные телефоны… Ай!

— Не дури голову, — сказал Женька. — Напридумывалвсяких слов!

— Вот увидишь, — сказал я, прячась за ствол и доставая изкармана трубочку.

Она у меня именная, лично оплетенная цветной проволокой.

— А ты в будущем, — Женька тоже устраивался поудобнее, чтопредвещало интенсивную перестрелку, — кем будешь? Известнымписателем-фантастом?

Я вдруг вспомнил экзаменатора по истории.

— Не-а! Я учителем буду.

Женька, который уже поднес свою трубку к губам, почему-то передумалплеваться.

— Слушай, — сказал он, как мне показалось, смущенно, — а якем стану?

— Не знаю, — беззаботно ответил я. — Теперь это только оттебя зависит!

И открыл огонь.

Оля, 2018 год

— Оля, Оль, подъем! Вставай скорее, сегодня последнийэкзамен!

Я пулей выскочила из кровати. С одной стороны, волноватьсябыло особенно не за что, если уж историю с математикой пережили, то на русскомсбой маловероятны. Но с другой стороны, расслабляться опасно.

Под подъездом меня ждала Снежка. Вместо «привет», она сразуначала разбор полетов вчерашнего дня.

— Надо было все-таки еще раз по билетам пройтись. Потому чтов Алене я не уверена. Вдруг ее опять заклинит, как на истории.

— Снежка, успокойся. Не нагнетай панику, все справятся.

— А где Дима? Позвони ему, вдруг проспал?

Я тяжело вздохнула и набрала Димкин номер. Иногда со Снежкой проще не спорить. Комик зазвонил у нас над ухом,потому что Димка не проспал, а уже пару минут шел за нами и пытался вставитьхоть слово в Снежанин монолог. Увидев Димку, Снежканемедленно вспыхнула, потом улыбнулась, потом приняла серьезный вид. Было оченьзабавно наблюдать за тем как эти двое изо всех сил делают вид, что между ниминичего не происходит.

Экзамен мы сдали. Если б не пару человек, у которых, видимо,выбило от перенапряжения предохранители, сдали б просто блестяще. После того,как все закончилось, нас согнали в актовый зал, где в торжественной обстановкевручали годовые аттестаты.

Вот уж не думала, что мне будет так сложно сдерживать слезы,когда меня вызвали на сцену!

Класс хором скандировал: «Спа-си-бо!»,даже учителя улыбались и хлопали, даже какой-то чужой экзаменатор. Онразрабатывал эти экзамены, и приехал к нам в школу, потому что мы сдали ихлучше всех в городе.

Он лично подошел ко мне, пожал руку и представился:

— Меня зовут Виктор Александрович.

— Оля.

— Да я знаю. Очень рад тебя видеть. Наслышан о вашихуспехах.

— Спасибо.

— Ты молодец! Честно говоря, такого триумфа я не ожидал.

Он улыбался широко, и что-то в его лице показалось мнестрашно знакомым. Но только я открыла рот, чтоб спросить где я его видела, онсказал:

— Оль, я приехал позвать тебя на одну встречу. Мы хотимсобрать активных детей со всего города, познакомить вас. Устроить такой клуб,где б вы могли общаться. Придешь?

— Да, я с удовольствием, только сегодня не могу, сегодня мыс одноклассниками отмечаем.

— Я понимаю, — усмехнулся Виктор Александрович, —- Но тыкогда надумаешь, позвони. Вот тебе телефон. Это сын моего старого друга, этовсе его идея. Архипов его фамилия.

Мне показалось, что передо мной на землю рухнул метеорит.

— Как?! — спросила я хриплым шепотом.

— Евгений Евгеньевич Архипов. Он тоже Женя, как и его отец.Они так похожи, что ему просто не смогли подобрать другое имя. Знаешь, он оченьувлекается физикой и мечтает, когда вырастет, доказать, что можнопутешествовать во времени. Чтоб каждый нашел себе время по душе.

Тут Виктор Александрович оглянулся по сторонам, а потом сказалтихо-тихо, чтоб никто кроме меня не услышал.

— А я ему все время говорю, что незачем путешествовать. Времявсегда хорошее! Мы-то с тобой это точно знаем!

И очень хитро улыбнулся.

Голосования и комментарии

Все финалисты: Короткий список

Комментарии

  1. renat:

    Здорово! Первое место.

  2. Даниил:

    Какое первое место?
    Это же вообще что-то на уровне детских «Ужастиков» Р.Л. Стайна.

  3. Тройн Фортроинус:

    Насчёт первого места не уверен, из всего списка прочитал пока только эту книгу. Но произведение написано очень красиво, легко читается, и (как водится) содержит в себе несколько весьма умных мыслей. smile Видно, что люди писать умеют, а не просто руки у них чешутся!

  4. annaromanovna:

    Книга очень понравилась. Когда читаешь – невозможно оторваться, есть о чём подумать, что обсудить, о чём узнать – подтвердить, так ли это было… Сюжет построен необычно и увлекательно. Эта книга (бумажная) у меня уже около года, я её многим давала читать, поскольку была уверенна, что она наверняка понравится. 10 из 10.

  5. Leonid:

    Мне очень понравилось!Супер прям про нас и наших родителей!10 баллов!!!!

  6. Азат:

    Нормально вроде, только начал читать… Почему здесь слова слиплись?

  7. nastiusha:

    как-то сладковато

  8. alesyadybko:

    Книга супер, замечательная, интересная, самая лучшая. Первое место!!!
    smile))))

  9. Маша:

    Мне очень понравилось! Смешные истории все любят. Я считаю книга великолепная!!! smile
    smile smile smile smile

  10. Игорь Кравчук:

    когда я читал эту книгу она меня очень заинтересовала своей загадочностью! эти перемещения во времени наводят на меня чувство восторга! это все настолько загадочно! я считаю эта книга достойна призового места!

  11. lettera:

    Отлично.
    Слог, сюжет, действие, смысл — все просто на высший балл.
    Именно такую прозу должны читать дети и подростки.
    Книгу — в массы активный пиар ей.
    Высший балл.

  12. annselen:

    очень интересная книга для подростков про будущее, про компы, про телики в машинах и про годы родителей: пионеры, вожатые, указы и т.д. Сейчас трудно подобрать интересную книгу для себя потому что чаще всего бывает так: начинаешь, читаешь, кидаешь и начинается сначала, но с другой книгой, а здесь очень увлекательно, потому что и про время сегодняшнее и про будущее, и про прошлое.Ведь что сейчас интересно подросткам и детям? ай-пэты, компы и т.д.но и про прошлое нельзя забывать, там тоже было много чего хорошего и смешного особенно тогда, когда дети того времени удивлялись увидев жвачку или фантик, или как Витя думал, что он в эксперименте, а ведь мы видим почти все эти вещи каждый день!Читать было просто, увлекательно, но только жалко было когда закончилось.Замечательная книга!1-ое место!

  13. dimamos:

    ну, где язык? весело написано, но язык неинтересный

  14. philippec:

    Эту новинку мне папа привез прошлым летом. Прочел без проблем. Читается легко. Но для старшекласников не актуальная тема. Ну какой старшекласник будет читать про младших? И про пионеров я знаю по наслышке, но думаю, что за кулич не исключили бы из пионеров. А 2018 г ничем не отличается от 2011г. Только какой то он не реальный…
    У нас по программе прочитанное произведение разбираем… кто герой, какой конфликт, как конфликт разрешается…
    Здесь два конфликта кулич — пионер, и реальное-виртуальное общение… Оба конфликта не актуальные… их на самом деле не существует. Труднее говорить со своими стариками, чем с друзьями…

    Поэтому насчет оценки я еще подумаю, почитаю еще что нибудь …

  15. Igor_number_1:

    Мне не понравилось категорически! Согласен по нескольким пунктам с «филипеком»: это для нас не актуально. Но это не главное, а главное то, что эта книга ПОПСА, в ней реальные дети и проблемы заменяются на такое, так скажем, райское-коммунистическое. Все мол будет хорошо и время всегда хорошее! Чушь! Мой дед до сих пор верит в коммунизм, а теперь вы хотите, чтобы мы верили в то, что все само собой будет хорошо? Лучше какой-нибудь «дом-2» смотреть, чем такое читать!

  16. Igor_number_1:

    Уточняю: ОПАСНАЯ ПОПСА

  17. Leonid:

    Увожаемый igor_number_1! Довожу до вашего сведения что это ГОЛОСОВАНИЕ а не ФОРУМ НЕНАВИСТНИКОВ КОМУНИЗМА!

  18. Leonid:

    ПЕРВОЕ: если вы такой ярый противник советской власти,сообщаю СССР РАСПАЛСЯ 20 ЛЕТ НАЗАД, поэтому можете быть спокойны! ВТОРОЕ: всем детям разных эпох жилось по-своему хорошо и не вам судить,ведь вы не жили в то время! ТРЕТЬЕ: Книга вселяет надежду на то,что всё всегда БУДЕТ ХОРОШО!!! ЧЕТВЁРТОЕ:если для ВАС С «ФИЛИПЕКОМ» это не актуально то не зачем было вступать в жюри!

  19. nastya:

    Отличная книга. очень понравилось)
    Читала взахлеб

  20. Nona:

    Прочла с интересом. Напоминает К.Булычёва, книги про А.Селезнёву. Книга не про будущее, а про прошлое и настоящее. Конечно, сегодняшним детям нелегко поверить в то, что за кулич могли из пионеров исключить. А в детях из будущего, думаю с лёгкостью узнают себя сегодняшних. Жаль пробелы кое где потерялись (трудно читать). Уверенная 10-ка. P.S: книга для младших школьников.

  21. Lafee:

    Очень классная книга.
    Читала на одном дыхании.smile)))
    Советую всем.Самый высший балл.

  22. vita:

    Это неправда! Время НЕ ВСЕГДА хорошее!!!! Ни за что не хотела бы попасть в прошлое!!!! Еще один автор, который пишет прикольно, но во всем ВРЕТ!!!!!

  23. karina gab:

    Мне очень понравилась эта книга!я считаю что эта книга очень интересная для подростков.когда я читала,то не могла оторваться.Книга прежде всего заинтересовала своей загадочностью…и сюжет построен великолепно!!!Я думаю книга достойна ПЕРВОГО места!!!Ставлю 10 баллов!!!

  24. Zebra:

    А мне нравится эта книжка. Приключения. И смысл то не в том, что это советская власть,а о другом. Но о чем, я пока я не поняла…Просто подумайте об этом.

  25. Star Goddess:

    8 баллов.
    Книга мне понравилась, читается легко и быстро, все понятно. Но в этом-то вся и соль. После стольких прочтенных книг прочитать книгу, о которой ты задумываешься, но не чувствуешь языка полностью профессионального… Это немного разочаровывает… Но только немного, поэтому 8

  26. medeli:

    классная книга! лучшая из всего списка! десятка однозначно. очень увлекает,нескушно и правдоподобно. расспросите своих родителей — в то время такое отношение к религии и было. а в книге еще и уточнено, что завуч была старой закалки — вообще мегера. есть маленькие ошибки в деталях — ну какие коврики для мыши могли быть в 2018 году?))) а так все прекрасно!!!

  27. flo:

    Если эта книга будет на конкурсе для детей от 8ми до 10ти-11ти лет, я поставлю ей 10 баллов потому что в этом возрасте нужен только позитив и уверенность в своих силах (я так считаю). Но для подростков 15-16 лет она уже не подходит.

  28. Dashka VELIKIi KRITIK:

    Мне нравится эта книга своей сюжетной линией,тем как они её провели. Но всё же есть и то,что мне не очень понравилось,например,их язык написания.Если бы я оценивала эту книгу,то поставила бы 9 баллов.

  29. alisa 1992:

    в этой книге интересный сюжет… можно и лучше… 9 баллов

  30. Азат:

    Поставил восьмерку, ибо хорошее произведение.

    Смысл присутствует, и он легко распознаваем. Сюжет интересный. Стиль приятный. НУ и описания хороши.

  31. sir kozel:

    Смешная книга, веселая, с большим юмором, малость интеллектуальноразвитостью не блещет, но это ничего, пойдет. Ставлю высокий балл.

  32. Maria Lari:

    Мне очень понравилась эта книга, но вполовину меньше,чем другая. Поэтому ставлю половину. В прошлое я тоже не хочу попадать ни за что. Больше не знаю, что тут сказать.
    5 баллов!

  33. Kitten_Ksu:

    Cтавлю десятку!
    Мне очень понравилась книга. Она сейчас актуальна, так как дети с 6 лет уже живут в Интернете, а первоклассникам покупают сенсорные телефоны. Вообщем, книга в тему!

    P.S. Надеюсь в 2018 домашняя работа будет на компьютере.

  34. Max:

    Оценивать надо по параметрам. Иначе это не оценка, а эмоции.
    1. НОВИЗНА И АКТУАЛЬНОСТЬ
    2. СЮЖЕТ
    3. ЧИТАБЕЛЬНОСТЬ (ВЛАДЕНИЕ ЯЗЫКОМ)
    4. ДОГОНЯЕТ АВТОР СОВРЕМЕННОСТЬ ИЛИ НЕТ
    5. СТИЛЬ (ПОПСА ИЛИ НЕТ)
    и самый важный пункт:
    6. СЛЕД (ПОМНИТСЯ ЛИ КНИГА НА ВТОРОЙ ДЕНЬ И МЕНЯЕТ В ТЕБЕ ЧТО-ТО ИЛИ НЕТ)

    Оценка. Мах 10б.
    «Время всегда хорошее»
    1. 0 (перемещения во времени – стандартный прием)
    2. 8
    3. 10
    4. 5
    5. 0 (абсолютная попса)
    6. 2
    P.S. Рекомендую авторам для возможного пересмотра своей точки зрения (как я наивен!) прочитать Кушнера «Времена не выбирают, в них живут и умирают».
    СРЕДНИЙ БАЛЛ:
    25:6=4,1(6)

  35. mashalom:

    Книга неплохая, но я бы не хотела попасть в прошлое, которое описано в этой книге. Я бы никогда не вела бы себя как Оля.

  36. bochka1:

    попса-то попса, но это так симпатиииично! и весело! и живо! и ярко! урарарара!

  37. valesta:

    Ага, отличная книга. Всё понято — без всяких высокопытрных притязаний, нормальным языком. Про сегодня книга, а не про вчера, молодцы авторы!

  38. valesta:

    Только бы без попаданий в прошлое было бы в сто раз лучше

  39. batirbekovanki:

    Ниже среднего, ставлю 1 балл!

  40. menantoran:

    Прочел несколько книг из шорт листа. Пытался разобраться что к чему. Конечно, эта книга лучше чем «Волки на парашутах». Здесь герои по старше, и не помещают девченок себе в нос. Но отношения и герои младший класс. После «Библии» как то тускнеет. Наверное не надо было «Библию» читать, но название заинтриговало, а потом не мог оторваться. Я поэтому ставлю 5. Лучше чем «Волки», но до «Библии» далеко.

  41. alinam:

    Ой, как банально и пусто, и отдает советским прошлым. Впрочем, бывает смешно)

  42. philippec:

    Прочел еще несколько книг и решил подвести некоторый итог. Я эту книгу прочел в прошлом году. Наверное многое изменилось за этот год, а может просто после «Библии» как то по другому воспринимается «Время». Словом, «Время» не тянет на лучшую книгу…

    Согласен с Igor_number_1 эта книга своего рода попса. Как то все в ней несерьезно.

  43. Igor_number_1:

    Лучшую нац книгу будут учить в школе,она обязана переформатнуться в классику через 10-100 лет. И давайте думать головой, что будем учить с внуками! Попсу?

  44. list2:

    Молодцы, ребятки! Хорошо написали! Не нужна мне суровая правда жизни, лучше пусть книга будет с улыбкой! Только вот можно было бы юмор кое-где сделать потоньше. Ну ладно. Это пустяки! Ставлю высокий балл!

  45. maksimen:

    Мне ужааааасно понравилось! 10 баллов!!!

  46. grune2:

    Пионэры меня убили наповал. Какой подросткок это поймет? А, люди!! Вы что?! Нам в школе даже про Гитлера нерассказывали! (может, и к лучшему). Не то, что про пионеров. Нет, ну всё понятно, приемственность поколений, но всему ведь должен быть предел. Чисто современная книжка пошла бы лучше.Ну ладно. Семь. Не люблю костюмированные книги.

  47. barkova:

    В этой книге все подростки какие-то одинаковые. Как клоны. Вопят всё время, ума недалекого, ориентиры у них какие-то странные и вообще самосознание отсутствует как факт.
    Весь текст написан одними диалогами. Есть повествование нормальное, но его очень мало. Приходится читать только то, что говорят. Я не люблю пьесы, но это ведь даже не пьеса. Это как бы повесть. Как бы в повести должно, по-моему, быть авторское или геройское рассказ, объяснение событий или хотя бы описание событий, мне бы хотелось прочитать про этих героев, а не то, что сами эти герои сказали. Потому что говорят они не особо красиво. В общем, не знаю. Нет, есть некоторые отдельные части, которые мне нравятся, таи из-за юмора и приземленности, но в целом, как-то авторы слишком напирают на простоту. Не так всёпросто!

  48. vita:

    Библия в СМС,…….кликнуть 10 звезд
    ……
    Yesssss!!! Мы нашли ключи к этой книге! Хотя мнения раздилились на 3 варианта! Но это не важно, книг все равно крутая и ключи в ней есть, подсказка для тех, кто не догадался: КЛЮЧИ в сайтах, и они связаны с настоящей Библией. Летом я решила прочесть настоящую Библию.

  49. vita:

    Про эту книгу я писала 2 слова. Но толком не морочила голову что там не так. Не крутая — и ладно! Может я в прошлое тупо не хочу! А сейчас прочла Баркову и поняла что там не так. Хотя читать было легко, это да!

  50. nina:

    Мои соображения такие: я поставила 9 Времени, 10 Пенкам, 10 Как люди научились понимать время и 10 Волкам с Жирафами. Эти четрые произведения кажутся мне наиболее правильными с точки зрения морали и человеческих стремлений. Лучше всего написано я думаю «Пенки», «Время всегда хорошее» не так гладко, Петр Кошель и Ася Петрова пишут немного особенным языком. Кошеля жанр обязыват, а Асю характер героя.
    Я решила поставить только хорошие оценки. То, что мне не понравилось, я оценивать не булду.

  51. pleshko:

    Эта книга понравилась мне своей легкостью, юмором и тем, что авторы в ней не заморочены всякими заумными идеями. Получила удовольствие! Десятка

  52. Alinka:

    И понравилось и нет. Прикольно. Но чегото не совсем. Не 10, хотя близко

  53. Evgen:

    Книга очень понравилась. Вообще люблю фантастику. А про перемещение во времени особенно. А еще понравилось что чередуются части про Олю и про Витю. Не успеваешь забывать события. Ну и сравниваешь все время что с кем происходило. И вообще книга — прикол!

  54. Koroleva Mariya:

    Дорогие писатели Е Пастернак и Б Жвалевский! Мне безумно понравилась Ваша книжка,я проголосовала за нее 10 баллов 2 раза и очень хочу читать Ваши великолепные книжки и вообще дружить! Давайте дружить!!! Я стану писателем, когда вырасту, и я хочу стать хорошим писателем! Как Вы! Если Вы есть вконтакте, я добавлюсь в Вашу нп\руппу и будем дружить там!

  55. orloff:

    Мне не особо понравилось, наверное, я не люблю про перемещения во времени, и простоватые герои какие-то, простаки. Не сопереживаю я им.

  56. kazak:

    Похоже на Иван Ваисльевич меняет профессию или на Старика Хоттабыча, в общем, старомодно и смешно.

  57. zhit:

    Недостаточно глобальное произведение. Все хихихаха, а где вообще смысл? Что врмя всегда хорошее что ли? Мой папа вобще ненавидит советское время, зачем туда было детей посылать? Там плохо, а не хорошо. Там ужасный кошмар ужасов. Для детского сериала какогонибудь может и подошел бы такой сценарий, но не для целой книги.
    То, как дети говорят по-разному, совершенноне показано, то есть там искуственно вставены слова «прикольно» и там разные другие, но в общем герои разных лет говорят тут одинаково, тогда в чем прикол?

  58. zhit:

    И да — Библия в смс-ках в сто раз круче!!!!!!!!!!!!

  59. 3238777:

    Хотя я уже выросла из таких книг, и голосовать за не буду, но повторю то что сказала про волков на парашютах. Такие замечательные книги, как «Время всегда хорошее» или «Winx» или «Артемис Фаул» очень, очень нужны младшим школьникам. Их читать легко, ненапряжно, все везде Хэппи-Энд, итак ребенок начинает читать, а потом учитывается и может уже перейти на что-то, где надо включать моск! Так что авторы молодцы и книга хорошая, мне даже жалко что она мне раньше не попалась. Я думала поставить за нее 9 баллов, но не буду, т.к. просто выросла из нее, а кто помладше, я их понимаю!

  60. alnura:

    Я долго думала, в общем, нет. Всё-таки это не мое чтение. Слишком всё пресно и однозначно, слишком понятно-перепонятно. Не захватывает.

  61. philippec:

    Я надеюсь не опоздал с вынесением окончательного решения.

    Я эту книгу прочел раньше (в прошлом году). После прочтения других книг, решил перечитать еще раз.
    Совсем другое впечатление. Если за воспоминания я еще и мог поставить «5», то перечитав книгу заново,
    я понял, что даже этп много.

    Повторюсь, сюжет не захватывает, герои не жизненные, ситуации не современные. Прошлое показано слишком приукрашенным. Само перемещение во времени не описано и не пояснено, т.е. даже к фантастике не отнесешь.
    А прошлое, не такое далекое, чтобы считать историческим. А реализма… ну нисколечки…

    Ставлю балл.

  62. list:

    К сожалению, мне не очень понравилось.Может быть это хорошо для тех школьников, которые любят «Жить в двух измерениях,ив реале, и в виртуале»,которые любят все «прикольное» и «клевое». К сожалению,извините.

  63. Leo:

    Мама мне дала ее прочитать но я не понял зачем. Потому что эта книжка для девчонок!

  64. Dimon:

    Для девочек книга хорошая, потому что некоторых из них надо отправить в прошлое в форму и колготки. Тогда будут знать!

  65. ruhanov2012:

    Довольно сложно решить. Я почитал всё, не могу сказать, чтобы с одинаковой внимательностью, всё-таки много книг и все разные. В общем-то, я мгу выделить неско книг, котороые показались мне наиболее достойными. Я думаю, ни для кого не будет открытием, если я скажу, что «Время всегда хорошее» вполне юморная книга, но сделаннная на живую ниточку, как будто у этих авторов не большой опыт или они считаю, что ребятне и нам надо давать что-то простое, в хорошем и плохом смысле, потому что в их случае простое становится банальным. Ну что это такое! Перемещения во времени — очень банальный ход, сколько можно про это пиать! Здесь нет ничего нового, ничего свежего. Нет свежих идей. Авторы не дураки, понятно, но где второе дыхание? Где изяюминка?
    Другое произведение, пользующееся популярностью Библия. Забавно звучит. Но вот проблема — кроме этого изюма, в Библии больше ничего нет! Все концы сведены, все нормально, но нет в этой книге полета и какой-то человеческой доброты, которая так нужна нам, детям, подросткам, в литературе, которую мы читаем.
    Думаю, «Удивительные приключения мальчика…», «Волки» и «Перелетные дети» восполняют то, что в современной жизни так сложно отыскать: тепло, свет, душу, добрую иронию, благородный язык, НЕ высокомерное отношение к читателю и публике. Я многно читал книг. Я представляю, как бывает.
    Самое странное то, что мне Филя вот тоже понравился какой-то своей незамысленностью и беспритензийностью.
    Извните, что так сумбурно пришу, стараюсь все сказать.
    Свое мнение и отношение я постараюсь выразить в оценках. Оценки дело десятое. Главное то, что мы чувствуем, читая эти книги.

  66. rastorg:

    Время всегда хорошее вызывает мало споров у меня внутри меня — это ясное стеклышко. И это неинтересно. Библия — там много всего, это более озадачивающее произведение, это уже интереснее. Самое озадачивающее произведение — Модэ и может быть, Жирафы (странные ребятки). Для меня главное то, насколько много противоречий у меня внутри книга поднтимает. В соответствии с этим я опредеяю, насколько книга меня заинтересовала. По идее, дальше всё ясно.
    Четкие линии начертить нелегко. Я ставлю 10 баллов той книге, за которой чувсвую потенциал для будущего развития.
    Меня поразила книга Пенки. Меня не оставила равнодушным книга Перелетные дети. Везде я что-то нашел для себя. За это очень благодарен всем. Остальное — сугубо личное восприятие.

  67. Margarita:

    Это самая лучшая книга из тех, что выставлены ЭТО можно хоть читать.Достаточно увлекательно!
    5 баллов самое высшее, что я могу поставить

  68. Sashka Gurik:

    Замечательная книга! Хороший сюжет! Так захватывает! Мне оченьпонравилось! Мне кажется очень даже интересно..Идея времён классная главные герой мне очень понарвились..В общем хорошая книгаsmile)

  69. July:

    Эту книгу мы читали вместе с мамой вслух. Я читала все, что касается Синички, моих современников, 2018 года. Все так и есть. Мы, не отрываясь от телефонов, перестаем общаться с друзьями. Мама читала о времени Вити и восторгалась тем, что все так и было. А теперь я сбросила эту книгу себе на телефон в MP3-формате и слушаю перед сном. Эта книга одна из моих любимых. Кстати, прочитать эту книгу посоветовала учительница. Ставлю этой книге 10 по 10-балльной системе.

//

Комментарии

Нужно войти, чтобы комментировать.